Текст книги "Игры судьбы (сборник)"

Апгрейд на счастье

– Доктор, мне очень нужна ещё одна процедура, – твёрдо сказала Инга. – На кону моя карьера, я не за тем так долго трудилась, чтобы сейчас всё потерять.

– Я понимаю вас, но результаты обследований однозначны. Ваш мозг достиг своих пределов, и дальнейшее вмешательство может привести к плачевным последствиям.

Инга вздрогнула, но голос прозвучал спокойно:

– Каким именно?

– При самом лучшем раскладе у вас появятся головные боли, мигрень, тошнота, возможны различные невралгии. При другом развитии событий – полная или частичная деградация, утрата контроля над одной или несколькими сферами управления личностью. Вы понимаете, каков риск?

Девушка забарабанила ухоженными ногтями по поверхности стола и задумалась:

«Перспективы пугают, но особого выбора нет. Ритка, зараза, дышит в спину, ещё одна разгонка мозга – и она в кресле замдиректора, а я в заднице… Карьера – это всё, что у меня есть!».

– Если я подпишу, что понимаю опасность и не имею к вашей клинике претензий, операция возможна?

Доктор пристально посмотрел на постоянную клиентку и ответил:

– Мне интересна работа на грани возможностей, поэтому я соглашусь… Только оплата пойдёт по повышенным расценкам.

– Деньги – не проблема, ещё заработаю с вашей помощью, – усмехнулась Инга. – Операция должна пройти до конца месяца, в первых числах октября у нас тестирование.

Он кивнул и сделал пометку в блокноте. Когда за посетительницей закрылась дверь, устало прикрыл глаза и подумал: «Хороший экземпляр для докторской… Думаю, скоро их много повалит. Надо бы «апгрейдиться», а то столько всего придётся проанализировать».

* * *

В аналитическом отделе местного филиала международной торговой корпорации царило оживление. Сотрудники, взбудораженные новостью, обсуждали подробности и строили догадки:

– Вы слышали, что с Ингой?

– Ага. Говорят, с ума сошла.

– Ерунда, сама себе уровень интеллекта понизила, чтобы личную жизнь наладить.

– Бред! Никто на такое не отважится. Просто врачебная ошибка.

– А может она просто устала и послала эту работу? – неожиданно вступила в разговор практикантка, стажирующаяся в офисе вторую неделю.

Ответом ей послужили изумлённые взгляды.

– Милочка, о работе так думать не стоит, – нравоучительным тоном начала Зинаида Степановна, старожилка отдела. – Без неё ты никто. Нет работы – нет жизни. Кредит не взять, зуб не вылечить, на отдых не съездить. Да и какая личная жизнь без карьеры? Кто обрадуется приживалке? Только такой же оболтус. И будут они жить в шалаше и питаться с помойки. Кстати, данное социальное явление набирает обороты, забыла, как по-умному этот сдвиг по фазе называется… Дауншифтинг, кажется.

Практикантка смущённо покраснела и принялась с двойным усердием читать лежащие перед ней документы.

Хлопнула дверь, и на пороге появилась Рита Николаевна, уже два дня как новый замдиректор филиала.

– Опять сплетничаем? – презрительно фыркнула она. – Может, пора начать работать? Иначе, боюсь, кто-то без премии останется.

– Извините, а правда Инга Валерьевна сама уволилась? – не выдержала одна из сотрудниц.

– Да, – кивнула Рита Николаевна и по лицу пробежала тень. Она не чувствовала радости, что соперница ушла. Скорее её это напугало до чёртиков. Воспоминания услужливо подсунули улыбающееся лицо Инги и её восторженную болтовню о дальнейших планах. Риту до зубного скрежета мучили два вопроса: «Что произошло? И не случится ли это со мной?».

«Да уж, не хотелось бы из умной и красивой женщины превратиться в жизнерадостного дауна», – хмуро подумала она, закрываясь в кабинете и погружаясь в привычное течение жизни.

* * *

Инга стояла на поляне и щурилась от яркого солнца. Каждая клеточка тела, казалось, пела от счастья. «Как я раньше могла не выезжать на природу? – удивлялась она. – Здесь так свободно дышится, а тишина просто завораживает… Не верится, что две недели назад я думала только о карьере». Сейчас, как никогда ранее, она чувствовала себя полноценной. «Доктор бы с тобой не согласился, да и не только он, – Инга усмехнулась, вспомнив реакцию знакомых, когда она сказала, что собирается продать квартиру и перебраться жить за город. – Всё-таки у судьбы странное чувство юмора: собиралась разогнать интеллект и дальше развивать карьеру, а получила удивительную способность – видеть реальность такой, какая она есть. И пусть все считают меня сумасшедшей, а я буду счастливой!».

Игры судьбы

В наушниках гремела музыка, а Лина, пританцовывая, заканчивала мыть общественный туалет на первом этаже офисного небоскрёба «Эльмир». Два часа назад прозвучал сигнал конца рабочего дня белых воротничков, и настало её время. Лина предпочитала считать себя важной гайкой обслуживающей системы, чем гражданкой третьего класса, как утверждалось коалицией Империи.

После третьей мировой войны, оправившись от последствий разрушительных амбиций Северной Кореи, США и Израиля, человечество создало новый мир, где правит Совет, выбираемый раз в десять лет из числа Миротворцев, отдавая дань уважения нациям, спасшим всё от забвения. Люди первого класса были элитой и занимали наиболее значимые посты в Империи. Страны, сохранившиеся нейтралитет в то тяжёлое время, сейчас исполняли роль второй скрипки. Жителей стран-агрессоров объявили низшим слоем, их вину должны искупать будущие поколения до тех пор, пока Совет, провозгласивший себя Разумом и Совестью Земли, не решит отменить наказание.

Лина почувствовала, как чьи-то руки скользнули ей на талию и резко развернулась.

– Чёрт, Миша, ты меня напугал! – возмутилась она, снимая наушники, но тут же счастливо улыбнулась и бросилась мужчине на шею. – Я так сильно соскучилась!

– И я, – отозвался он и поцеловал её.

Лина до сих пор не могла поверить в то, что они вместе. Миша был симпатичным русоволосым стройным тридцатилетним мужчиной среднего роста с добрыми серыми глазами. Рядом с ним сердце замирало от счастья, она чувствовала себя лучшей. Лина понимала, как это опасно: запретные мысли на благодатной почве прорастают быстрее, стирая грани правил и законов. Она могла забыть своё место, а такое не прощалось.

– Ты не представляешь, как я боюсь тебя потерять, – прошептала Лина, сильнее прижимаясь к Мише.

Мысли о будущем делали их отношения острее и ярче, но только когда внутри неё зародилась новая жизнь, Лина по-настоящему поняла весь ужас и безысходность сложившегося мезальянса. Мужчины второго класса никогда не берут в жёны девушек из третьего, они могут лишь проводить с ними время в публичных домах, даже лёгкие интрижки и то порицались.

«Если ребёнок унаследует больше генов отца, чем моих, тогда его приравняют ко второму классу, и он будет жить, как человек… Только сомневаюсь, что они дадут ему появиться на свет. Сейчас кровосмешение неприемлемо. Раньше такое могло случиться, но сейчас нас скорее обоих убьют», – с горечью подумала Лина, теснее прижимаясь к Мише. Его тепло согревало её душу, и страх чуть отступал.

– Лина, я должен кое-что тебе сказать, – еле слышно прошептал Миша, отстраняя её от себя.

Её сердце замерло, а предчувствие беды пробежало по телу ледяной волной.

– Милый мой цветок, меня переводят в другой офис. – Он тяжело вздохнул. – Поверь, я пытался сказать, что не достоин повышения и хочу остаться здесь, но начальник выразился категорично.

Лина ошеломлённо замерла, пристально вглядываясь в его лицо. Под его глазами залегли тени, а взгляд стал печальным и растерянным. Михаил был старше её на двенадцать лет, умнее и образованней, но характер имел чересчур мягкий. Она часто говорила ему, что в жизни стоит быть твёрже, наглее, стараться урвать свой шанс и место под солнцем. Вот, например, её родителям пришлось подставить знакомого, чтобы устроить её на такую хорошую работу, не слишком тяжёлую и прилично оплачиваемую. Многие девчонки, с которыми Лина закончила обязательные образовательные курсы, положенные им по праву, устроились в публичный дом, более щепетильные выбрали тяжёлую физическую работу – швеи, фасовщицы, сортировщицы. Лишь некоторым посчастливилось устроиться уборщицами в офисные и административные здания, а одна даже умудрилась попасть в консьержи.

– Миша, скажи твёрдо, что не поедешь! Ты же принадлежишь ко второму классу, и тебе всё можно!

– Глупышка, – он горько усмехнулся. – Мы почти такие же рабы системы, как и вы, только имеющие чуть больше. Я не могу отказаться, иначе потеряю работу, а без неё стану никем.

– Ерунда! Ты просто решил избавиться от меня.

Лина решила сначала устроить ему скандал, потом бурное и страстное примирение, а потом огорошить своей беременностью, как Михаил неожиданно сказал:

– Знаешь, что мой прадед принадлежал к первому классу?

Лина удивлённо округлила глаза. Для неё они были почти богами, недостижимыми, могущественными, свободными и счастливыми.

– Ты русский? – почему-то шёпотом спросила она.

– Нет, я – полукровка, у меня лишь тридцать процентов генов соответствуют эталону нации. Мой прадед влюбился в девушку второго класса, они зарегистрировали брак, потом его сместили с должности и отправили в маленький городок. Несмотря ни на что, они были счастливы, и мама родилась и росла в любви… Но ей сразу присвоили второй класс.

Лина обняла Михаила и подумала: «Я бы с ума сошла от огорчения. Иметь возможность принадлежать к сильным мира сего и так пролететь. Наверное, ему до слёз обидно… А ведь история повторяется. Только нашему ребёнку дадут третий класс».

– Миша, нам надо бежать!

Она сама не понимала, как и, самое главное, куда бежать, но сдаваться без боя не желала.

– Лина! – испуганно воскликнул Михаил. – Брось такие мысли. Это опасно, и вообще…

– Что?! – сорвалась она на крик. – А что ты предлагаешь? Елозить мокрой тряпкой по полу, трахаться с тобой в подсобке и знать своё место? А я не хочу так жить! – Она всхлипнула. – Тем более, я беременна.

Его мышцы напряглись, а лицо превратилось в маску. Лина мечтала, что её любимый обрадуется, потом испугается за них, а затем найдёт какое-нибудь решение. Она вырвется из затхлой маленькой коммуналки и переедет в собственный дом. Пусть ей не быть его женой, но для нормальной семьи не обязательны эти условности. Она слышала, что у мужчин второго класса редко, но бывают любовницы из низших, которые живут ничуть не хуже дам из среднего общества.

– Ты же сказала, что предохраняешься? – спросил он обвиняющим тоном.

– Ты считаешь, я врала?! – взвилась Лина. Последнее время её настроение менялось, словно погода на их родном Урале. – Идиотская таблетка не сработала.

Она видела, что Миша скептически нахмурился, но ничего не сказал, лишь смотрел на неё.

– Что молчишь?

– Это всё слишком неожиданно, – сказал он, нервно взъерошив волосы. – Мы были так счастливы… а теперь я уеду в Москву, а ты ждёшь ребёнка.

– Слабак, – гневно прошипела Лина. – Несправедливо, что мы должны убирать за теми, кто ничем не лучше нас. – Она стремительно отошла от него и пнула стоящее неподалёку ведро с водой. – Решил ехать, катись. Ненавижу вас всех! Убирайся!

Лина была уверена, что он кинется её утешать, скажет, что скоро всё решит, и она заживёт лучше всех… А Михаил просто ушёл, не сказав даже прощай.

* * *

На горизонте забрезжил рассвет. Лина стояла в длинной очереди, растянувшейся почти на сотню метров, держа за руку трёхлетнюю дочку Соню, и молилась, чтобы сегодня они попали на приём. Она приходила к зданию Управления миграцией третий раз, но пока не удавалось добраться даже до входных дверей, несмотря на то, что она имела городскую прописку.

Последнее время Лина во всём винила людей из второго класса: за то, что чиновники слишком мало работали; за то, что для них везде приоритетные очереди и запись по интернету; за то, что ей приходится работать ночью, чтобы их не беспокоить; за то, что она одна воспитывает ребёнка.

За четыре года Михаил ни разу с ними не связался. Сначала Лина страдала, пыталась его разыскать, но кто она такая, чтобы ей дали сведения о нём, а потом оставила попытки, обозлившись на весь и мир и лелея в сердце лишь одну мечту: вырваться из этой трясины.

Именно поэтому, когда объявили набор граждан третьего класса на участие в программе переселения, она загорелась этой идеей. Новая планета, другая жизнь, равенство всех людей и полная свобода. Тем более Империя обещала каждому предоставить участок земли, быстровозводимый дом со всем необходимым, и полугодовой запас продовольствия в придачу. Есть ради чего рискнуть.

– Говорят, с чёрного хода талоны на приём продают, поэтому очередь и не двигается, – неожиданно заговорила стоящая рядом тучная женщина лет сорока с неопрятными серыми волосами.

– Позвоните в центр жалоб, – холодно посоветовала Лина.

Её всегда раздражали подобные личности, способные лишь сотрясать воздух разговорами и ничего не делать.

– А толку? – возмутилась женщина. – Чиновникам всё с рук спускается. Это же люди второго класса, а не отбросы, вроде нас… Вы по поводу переезда в другой город или по новой программе? – не отставала тётка.

– Второе, – сухо ответила Лина, всем видом демонстрируя, что не рада общению.

– Да куда же вы с девочкой полетите! – всплеснула руками женщина. – Там ведь в искусственный сон погружают, а мало ли какие последствия… Мне вот одна знакомая рассказывала…

– Мне это неинтересно, – резко прервала её Лина, заметив, что Соня прислушивается к разговору. Она, конечно, слишком маленькая, но способна запомнить какую-нибудь гадость про перелёт, и пересказать потом бабушке с дедушкой, а они и так ей всю плешь проели.

Тётка недовольно фыркнула и больше не пыталась наладить общение.

На улице светало, очередь ползла, а Соня капризничала. Лине, казалось, что всё вокруг обозлилось на неё. Кто придумал, что на приёме обязательно личное присутствие всех переезжающих? Почему синоптики обещали хорошую погоду, а стал накрапывать дождь? С каждой минутой её мыслями одолевала решимость пойти на всё, лишь бы прекратить эту медленную пытку. Наверное, поэтому, когда через пять часов Лина наконец-то попала в кабинет к инспектору, она не глядя подписала кипу бумаг и, удостоившись фальшивого поздравления, ушла с карточкой назначения на новое место жительства – планету Пальмира из ближайшей галактики.

* * *

– Соня! Ким! – позвала Лина, открывая окно дома. – Идите обедать!

На крыльце послышались тяжёлые шаги, скрипнула дверь, и в коридор зашёл среднего роста коренастый сорокалетний мужчина с тёмными волосами и чуть раскосыми карими глазами. На лице Лины расцвела улыбка. Как же она его любила! Он был самым лучшим на свете: добрым, заботливым, понимающим, работящим, Соньку любил, как родную… Жаль, что Бог им больше детей не дал. На Пальмире можно было троих родить, спокойно вырастить и воспитать… Хотя поначалу они так не думали, несмотря на то, что Империя выполнила условия договора. По прилёту всем пришлось несладко, они остались один на один с незнакомым, временами враждебным миром. Лина считала, что этот переезд представлял собой масштабный эксперимент Империи.

В первый год число переселенцев сократилось почти наполовину: кто умер от отравлений, укусов насекомых и змей, кто от нападения саблезубых собак, кто от переохлаждения – зимы тут суровые и длятся почти семь месяцев из тринадцати. Потом приспособились, и жизнь потекла. Нельзя сказать, что они стали абсолютно свободными, Империя активы на ветер не бросает, но здесь люди вольны распоряжаться своей судьбой, а работа по сбору информации и образцов для лабораторий Земли не являлась непосильной платой за новую жизнь. Согласно подписанному договору, переселенцы, а также их потомки должны выполнять задания, присылаемые из Центра: составлять каталоги растений и животных, присылать образцы, описывать повадки, вести метеожурнал, и тому подобное. На Земле их к такой работе бы и близко не подпустили, а сейчас даже образовательные видеокурсы присылали.

– А где Сонька? – удивилась Лина. – Неужели опять с огорода смылась?

Ким хмуро кивнул и сказал:

– Кажись, опять в лес убежала…

Они до сих пор проецировали земные понятия на новый мир: так легче привыкнуть.

Два блекло-розовых светила именовали солнцем, птицами называли всё, что имеет перья и крылья. Лес тоже был странным: высокие мощные деревья с гладким тёмно-фиолетовым стволом и светло-коричневой кроной, густой подлесок из колючих чёрных кустарников и мягкий ковёр из кремовой травы.

Здесь растения не знали о таком понятии, как фотосинтез, и спокойно обходились хемосинтезом и переработкой тепловой энергии… С определением ядовитости местной флоры и фауны возникали большие сложности, так как здесь яркие цвета не являлись чем-то необычным.

Хорошо хоть Империя продолжала помогать, высылая краткие заключения после анализа присланных ранее образцов: чего стоит опасаться и что можно есть.

– Сколько раз ей говорить, что это может быть опасно. А её рассказы о местных… До сих пор надеюсь, что Сонька всё выдумывает, – расстроенно выдохнула Лина.

– Когда вернётся, выпорю, чтобы целый день на жопу было больно сесть, – сказал Ким.

Аборигены Пальмиры оказались большим сюрпризом для переселенцев, впрочем, возможно, и для самой Империи. Худые под два метра гуманоиды с непропорционально маленькой головой, лишённой волос. Их телосложение напоминало анорексиков: большие суставы, скелет, обтянутый чуть синеватой кожей, через которую проступают вены с фиолетовой кровью. Но худоба не мешала им передвигаться с феноменальной скоростью и обладать большой силой.

Первое знакомство состоялось через год после прилёта: на окраине разбитого поселения появилась группа из шести особей, они, не издавая ни звука, осмотрелись и вновь исчезли.

Так происходило каждый год на протяжении семи лет. Несмотря на опасения переселенцев, аборигены никаких неудобств не доставляли и не пытались выйти на контакт. Найти их жильё пока тоже не удалось, как и узнать о них что-нибудь конкретное. Густой лес умел хранить секреты и обороняться от чужаков.

– И в кого она такая неугомонная уродилась, – расстроенно сказала Лина. – Я с ней поседею раньше времени.

– Думаю, в маму, – усмехнулся Ким, обнимая жену. – Ты же не побоялась сбежать с Земли.

– Это не побег, а переезд… Хотя страшно было до чёртиков, но и жить, как навозный жук, больше не могла.

Говорят, после них ещё было несколько подобных программ переселения граждан третьего класса. И куда более масштабные… Во всех отношениях удобный ход. Во-первых, убирают с Земли тех, кто недоволен сложившимся положением вещей. Во-вторых, разведывают новые территории. В-третьих, делают возможным и почти безболезненным для Совета жест красивой воли – амнистию…

Сложно описать те чувства, которые всколыхнулись в душе Лины, когда до них, как обычно, с двухнедельным опозданием дошла новость об отмене наказания. Удивление, радость, огорчение, лёгкая печаль… Нет больше деления на классы. Теперь они все равны между собой… Теоретически. На практике долгое время всё будет оставаться, как прежде.

– Если бы амнистия случилась раньше… – тихо сказала Лина, вновь погружаясь в размышления о превратностях судьбы.

– А что это меняет? Ничего, – усмехнулся Ким. – Сначала им надо было сбагрить большую часть третьесортников на другие планеты, загребать жар их руками, а потом с барского плеча подарить прощение. Тьфу! Даже говорить об этом противно! Неужели ты хотела бы что-то изменить?

Лина покачала головой. Пусть сначала было очень тяжело, но тут она обрела настоящее счастье, семью. Просто обидно, что пришлось пережить.

– Кстати, а что решили с семенами? – спросил Ким, садясь за стол.

Они пообедали, обсуждая предстоящую работу по засеванию теплиц присланной с Земли пшеницей, потом сходили к старосте, чтобы он выделил для этого людей.

Вернувшись домой, с удивлением обнаружили, что Соня не приходила.

– Уже скоро вечер, а её всё нет, – обеспокоенно сказала Лина. – Вдруг что-то случилось? Надо было сразу пойти её искать…

– Прекрати! – нахмурился Ким. – Помнишь прошлый скандал? Она просила нас не контролировать каждый её шаг.

– Ей всего десять!

– Ей уже десять! Другие дети спокойно ходят по посёлку и окрестностям, а они младше Сони.

Лина раздражённо махнула рукой и сказала:

– Как бы об этом не пожалеть… Пойду к её подружкам, может, она у них, просто заигрались.

Сониных одногодок почти не было, мало кто решился лететь на Пальмиру с трёхлетним ребёнком. Чаще всего она гуляла с двумя близняшками, Милой и Гердой, первыми детьми, родившимися здесь. На Линин вопрос: «Где Соня?», обе испуганно переглянулись и потупили взгляды.

– Если что-то знаете, то говорите, – строго сказала Лина, перебарывая огромное желание вытрясти из них правду.

– Скорее всего, она у оврага, – еле слышно сказала Мила.

– Они там встречаются с нами, разговаривают и играют. Не бойтесь, они её не обидят, – торопливо добавила Герда.

В груди Лины кольнуло, а сердце забилось, словно пойманная птица.

– Про кого вы говорите?

– Про Грахов, – хором отозвались девочки.

«Грахи? Соня так называла гуманоидов… Неужели всё, что она говорила, правда? Они телепаты и общаются с нашими детьми. А зачем?» – Её мысли скакали, словно напуганные блохи.

– Вы можете показать, где вы с ними встречаетесь? – торопливо спросила Лина.

Девочки кивнули. Мила неуверенно сказала:

– Туда около часа идти по лесу, а скоро темнеть будет… Но они не покажутся, когда вы с нами.

Лина не стала продолжать бесполезные разговоры: надо собирать людей и идти на поиски Сони. В её мыслях витал страх за дочку: «Только бы эти твари ничего ей не сделали?».

Группа из семи взрослых и одной девочки (вызвалась Мила) осторожно шли по указанной ею тропинке. Оба солнца почти склонились к горизонту, погружая мир в полумрак и холод. На Пальмире разница дневных и ночных температур была ощутимой, от десяти до двадцати пяти градусов.

Люди напряжённо прислушивались к раздающимся повсюду шорохам, крикам птиц и пронзительным свистам какого-то животного.

– В темноте мы ничего не сможем найти, надо возвращаться, – еле слышно сказал староста. – Здесь ночью небезопасно.

Все боязливо переглянулись, вспомнив Альберта, который под воздействием конопли, которую он вырастил у себя в палисаднике, ушёл в лес охотиться. Наутро рядом с посёлком нашли его обезображенный труп без ног, словно кто-то специально решил показать, что будет с теми, кто недостаточно серьёзно относится к этому миру и чужим законам. После того случая старались лишний раз ночью не выходить, а все исследовательские экспедиции проводились днём и большими группами.

– Нет, мы не бросим мою дочь! – сказала Лина с нотками отчаяния в голосе.

Она видела, что никто, кроме Кима, не верит, что удастся найти Соню живой, и не желает рисковать. Несмотря на то, что они на Пальмире провели чуть больше семи лет, их познания об окружающем мире были не слишком обширны, они не стремились путешествовать, подвергая себя неоправданному риску. Выполняли лишь вынужденные вылазки, продиктованные заданиями Империи. Хотя в последнее время таких становилось всё меньше.

– Осталось совсем немного, – тихо сказала Мила.

– Ладно, – нехотя согласился староста. – Но если через час мы не найдём её, то прекратим поиски.

Притоптанная высокая трава показывала направление движения не хуже их маленькой проводницы.

– Вы часто сюда бегали? – спросила Лина.

– Почти каждый день, – еле слышно ответила девочка. – Пожалуйста, не говорите моим родителям!

– Я не хочу, чтобы случилась беда.

– Поверьте, они добрые и никого не обидят, – заверила Мила, клятвенно сложив ладони около груди. – Честно-честно.

– Надеюсь, что так.

– Это правда. Их все звери и птички не боятся и любят. Они нас с ними знакомили, – восторженно затараторила девочка.

Лес закончился, и они вышли на огромную поляну, пересекаемую неглубоким оврагом с мелкой речкой на дне. В сумерках вода, струившаяся внизу, казалась чёрной и пугающей.

– Мы встречались тут, – сказала Мила, оглядываясь. – Но сейчас их нет.

– Откуда ты знаешь? Может, они просто прячутся? – спросил староста раздражённо.

– Я… мы научились их чувствовать, – еле слышно ответила девочка, опустив глаза.

Лика вздрогнула, ей хотелось закричать от ужаса. Как она могла не замечать того, что происходит с дочкой? Ведь Соня самое дорогое, что у неё есть, и единственное чудо, связанное с прошлой жизнью.

– Смотрите! – закричал один из мужчин, показывая в сторону реки.

В поле зрения появился плот, больше похожий на половину скорлупы гигантского ореха.

– Посветите! – сказала Лина. – Там что-то лежит. Соня! – Она кинулась спускаться вниз, молясь всем богам, чтобы дочка была жива.

Спуск был чересчур крутой, а в темноте мог обернуться сломанными конечностями или свёрнутой шеей.

– Стой! – заорал Ким, бросившись следом за женой.

Лина сама не поняла, как смогла быстро и без увечий попасть на дно оврага. Она чувствовала, что Ким рядом, но не могла позволить промедление. Ещё чуть-чуть – и плот уйдёт за скалу. Вода, несмотря на тёплое лето, оказалась ледяной. Ноги тут же свело судорогой, и Лина упала.

– Соня! – истошно закричала она, сидя в воде.

– Я за ней. Иди на берег, – бросил на ходу Ким и нырнул.

Лина послушно выползла из воды и села, прижав колени к груди и вглядывалась в темноту. Сумерки перешли в черноту ночи, лучи фонарей разрезали пространство, выхватывая лишь отдельные картины. Она видела то уплывающий плот, то плывущего кролем Кима. Она ничем не могла помочь, её ноги подвели, а сердце сковал страх.

«Если погибнут и Соня и Ким, то и я не хочу жить… Нет, этого не случится. Это несправедливо», – думала Лина, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Он в плоту! – закричал кто-то из мужчин.

Лина вздрогнула, вырываясь из странного полузабытья, полного надежд и отчаяния.

– Его продолжает сносить течением. Надо кинуть верёвку…

– Она слишком короткая!

– Беги вперёд, там перехватим.

Потом наступила тишина. Лина судорожно вздохнула и поползла наверх. Она не смогла помочь тем, кого любила больше жизни: «Лучше бы я осталась на Земле мыть туалеты… Зачем мне эта свобода, если моих любимых не станет? Там о нас заботились, а тут… Выпустили, словно подопытных крыс, и наблюдают, как и отчего мы тут сдохнем. Ненавижу! Как бы мне хотелось отомстить этим зажравшимся уродам из высших классов, вообразивших себя Богами!».

– Вы в порядке?! – радостно воскликнула Мила, когда Лина выбралась из оврага. – Меня тут одну оставили, вас дожидаться, а сами туда побежали. – Она махнула рукой с фонариком вправо. – Пойдёмте к ним.

Лина чувствовала, что девочка испугана, но в душе всколыхнулось злорадное удовлетворение: «Так тебе и надо! Может, хоть в следующий раз станут головой думать… Лишь бы Сонька была жива».

Окружающее пространство окончательно потонуло в темноте, синеватый свет местной луны особенно не помогал, лишь оживляя всё призрачной дымкой. Если бы не фонарик и не звуки голосов, они бы заблудились, и к утру тронулись умом.

– Соня? Ким? – еле слышно спросила Лина, подходя к мужикам, столпившимся на песчаной косе рядом с огромной скорлупой.

«Ему удалось её вытащить, – подумала она, сгорая от страха увидеть виноватые взгляды и услышать слова утешения. – Только бы всё обошлось… Но где же они?».

Заметив приближение Лины и Милы, мужики чуть отошли, и в рассеянном свете фонарей она наконец-то увидела его.

– Лина, – облегчённо и в тоже время как-то напряжённо сказал Ким.

Она порывисто всхлипнула и бросилась к нему. Лина прижималась к мужу, не обращая внимания на то, что её одежда промокает.

– Ты в порядке? Я так испугалась… Тебе надо переодеться, простудишься, – тараторила Лина, ощупывая его плечи и рёбра.

– Соня…

Её сердце ухнуло вниз, и она, вцепившись в мужа, спросила:

– Она жива?

– Да… только без сознания…

Лина дальше не слушала, выхватила из его рук фонарик, и кинулась к скорлупе. Соня лежала, укутанная в листья папоротников и смотрела на небо. Её глаза были открыты, но расширенные зрачки не реагировали на свет.

– Девочка моя, солнышко, проснись, – шептала Лина, обнимая безвольное тело дочери. – Я чуть с ума не сошла, когда ты пропала. Никогда больше так не делай… Милая моя, очнись. Ну что с тобой?!

– Лина, давай я её возьму, – сказал Ким, отодвигая жену. – Нам надо возвращаться.

Она не спорила, просто пристроилась рядом с ним и всю дорогу гладила дочку по волосам и разговаривала с ней. Ей казалось, что если она замолчит, то потеряет Соню навсегда. Остальные шли значительно впереди, словно боялись заразиться сгустившимся над чужой семьёй горем.

* * *

– Лина, – тихо позвал Ким, дотрагиваясь до плеча жены, сидящей рядом с постелью дочери, – тебе надо отдохнуть.

Лина отчаянно тряхнула головой. Ким тяжело вздохнул, он прекрасно понимал её чувства. Она боялась отойти от Сони даже на несколько минут, не говоря уже о часах. Местные врачи и учёные так и не пришли к единому мнению, что случилось с их дочерью. Ким и Лина надеялись, что Соне помогут на Земле, но те запросили все анализы и наказали подробно конспектировать любые изменения, чтобы в будущем разработать вакцину, если вдруг это окажется вирусом. Для них это маленькая проблема, а для них – смысл жизни.

– Ты не спала трое суток. Нельзя столько употреблять этого кайфе.

Лина не стала с ним спорить. Недавно найденный аналог земного кофе был значительно сильнее собрата, и до конца не изучен… Но разве такая малость могла её остановить?

– Я боюсь… – еле слышно прошептала Лина.

– Знаю, – вздохнул Ким, чуть сжав её плечи. – Соня обязательно очнётся, вот увидишь… Она сильная.

Последние несколько дней Ким чувствовал себя участником кошмара, всё внутри разрывалось от страха за близких людей.

– Ей всего десять… Это я во всём виновата!

– Перестань! – чуть прикрикнул на неё Ким. – Ты – прекрасная мать.

– Я должна была знать о каждом её шаге, о мыслях и увлечениях… А я в это время старалась свою жизнь устроить.

– И её, между прочим, тоже, – категорично отозвался Ким. – Нет ничего в том, чтобы быть счастливой и добиваться хорошего места в новом мире. Тем более Соня была всем довольна.

– И теперь вот лежит… почти неживая, – всхлипнула Лина. – Лучше бы это случилось со мной.

Раздался шумный вздох, и тело девочки резко изогнулось. Ким вздрогнул и напрягся, а Лина испуганно вскрикнула, а потом замерла, глядя, как Соня осторожно поворачивает голову в их сторону.

– Сонечка! – Лина бросилась к дочери, ощупывая её, целуя и постоянно бормоча, как сильно она их испугала.

«О Боже, спасибо», – подумал Ким, сглатывая вставший в горле ком. Он нежно гладил Соню по волосам и улыбался, а в глазах стояли слёзы. Она давно была ему как родная дочь. Пальмира подарила ему не только свободу и шанс начать всё сначала, но и счастье. Если бы он остался на Земле, то весь отмеренный ему срок провёл бы в портовых доках, разгружая бесчисленные коробки. Одинокий третьего класса мужчина, у которого все родственники погибли, когда он был старше Соньки лишь на один год. Его жизнь напоминала зацикленный чёрно-белый фильм без вкраплений ярких чувств и привязанностей.