Текст книги "Россия и Европейский Союз в 2011–2014 годах. В поисках партнёрских отношений V. Том 2"

Quelques exemples de plus. Je me limiterai à celles de l’Union européenne. Sur le plan de l’élaboration et de la réalisation de la politique économique à l’égard de Moscou, les dossiers russes dont s’étaient occupés jusque là les départements de la Commission européenne chargés de la CEI et de la politique de voisinage, ont été transférés dans les structures chargées du G20.

La Commission européenne propose de cesser de prêter l’assistance technique à la Russie, à la Chine et à l’Inde (aux pays du G20 en général). L’ère de l’aide technique est révolue. Les anciens bénéficiaires sont suffisamment autonomes et riches. Ils disposent de leurs propres ressources de développement. Ils n’ont plus besoin d’aide sous les formes d’antan. Et l’UE ne peut plus se la permettre. A partir de 2014, de nouveaux instruments de financement des projets de coopération avec BRICS doivent être adoptés simultanément avec l’adoption des repères de formation du budget de l’UE. Il s’agira exclusivement de la coopération.

L’Union européenne renonce au système des préférences dans ses échanges de commerce avec la Fédération de Russie. Formellement, cela ne résulte pas des problèmes économiques de la région, ni de la volonté de faire porter partiellement son fardeau économique à quelqu’un, mais fait suite à l’intégration russe dans l’OMC. On s’attendait à ce que Moscou réagisse à cette initiative de Bruxelles qui entraîne de sensibles pertes pour les sociétés russes et pour le budget national. Mais rien ne s’est produit.

Enfin, un exemple le plus éloquent, peut-être: l’Union européenne se débat dans le carcan des dettes souveraines. Il paraît que les mesures qu’elle a élaborées, commencent à donner des fruits. La situation se stabilise. Mais on apprend vite que les efforts accomplis ne suffisent pas.

Face à cette situation, l’UE, l’Allemagne surtout, voudraient atteler BRICS au chariot de sauvetage de la zone euro. Il s’agit concrètement d’une augmentation des sommes que l’on met à la disposition du FMI. Des dizaines, voire des centaines de milliards de dollars. Le schéma dont la promotion est faite par l’Allemagne, est le suivant. Elle a peur de prêter ses fonds aux pays en détresse directement par le biais de la Banque européenne. Elle a peur que cet argent ne disparaisse dans le trou noir. Berlin veut des garanties d’un FMI plus riche et plus influent. Si les autres géants mondiaux délient leurs bourses, l’UE révisera à son tour à la hausse son apport au FMI et l’Allemagne avalisera l’augmentation de fait du «fonds de réserve «de l’UE.

Ces exemples doivent suffire. Il est temps de passer aux conclusions. Elles sont évidentes. En ce qui concerne la politique pratique, le reste du monde commence à prendre BRICS pour un acteur international influent. Un acteur international qui est sur le point de s’affirmer, mais qui est déjà vigoureux et de la part duquel on peut s’attendre à beaucoup de choses.

Глава 5.17. От романтизма к реализму в интеграционном развитии[46]46
  Журнальная версия выступления на круглом столе «Системный кризис и эволюция интеграционных теорий XXI века» международной научной конференции «Актуальные проблемы глобальных исследований-2012: современный системный кризис и проблемы глобального развития», организованной Московским государственным университетом им. М. В. Ломоносова на базе Факультета глобальных процессов и Учебно-научного центра экономической интеграции и системного анализа ЕС. Москва, 21 мая 2012 г.


[Закрыть]

Интеграция – сложный, многоплановый, неоднозначный процесс. Всюду и всегда, вне зависимости от набора участников интеграционного проекта, его осуществление сталкивается с большим числом самых разнообразных трудностей и проблем. Оно идет зигзагообразно. От успехов к провалам. От бесконечных кризисов к их более-менее удачному сглаживанию. Разрешению. Преодолению.

Однако до последнего времени преобладали победные реляции. Интеграцию представляли как чуть ли не линейный процесс. Как безусловный успех. Если и не панацею от всех бед, то, во всяком случае, нечто очень похожее. Позволяющее снимать былые противоречия между нациями. Обеспечивать прогресс. Сбалансированный рост экономики. Высокий уровень благосостояния. Политическую и социальную стабильность и безопасность.

Лишь с недавних пор заявления и выводы критически настроенных исследователей перестали предавать анафеме. Выяснилось, что интеграция, даже в ее самых совершенных, просвещенных и продвинутых формах, неплохо уживается с экономической стагнацией. Безработицей. Свертыванием социальных программ. Что она может сопровождаться чрезмерной политизацией принимаемых экономических решений, чреватой грубыми ошибками и просчетами. С самыми негативными последствиями, от которых страдают фактически все. И население стран, вовлеченных в интеграционный процесс. И национальный бизнес. И соседи.

Исправлять же допущенные ошибки и отыгрывать назад, чтобы минимизировать потери от просчетов, очень непросто. Охвативший весь мир глобальный экономический кризис оставил страшные незаживающие раны. Они будут кровоточить еще очень и очень долго. Да и выход из него пока отнюдь не так убедителен, как хотелось бы. Среди его жертв оказались Европейский Союз, еврозона, страны региона. Все они пережили особенно болезненный удар. И осуществляемый ими интеграционный проект послужил спасательным кругом лишь вначале.

Однако ни шельмовать достижения ЕС (их много, они по-настоящему весомы), ни перегибать палку, акцентируя внимание скорее на недостатках интеграции, нежели на ее достоинствах, нет никаких оснований. Нужен научно обоснованный, выверенный, сбалансированный анализ. Необходимо беспристрастно разобраться в том, что ввело ЕС в штопор суверенной задолженности, парализующей все усилия. Почему меры, предпринятые ЕС, не дали желаемой отдачи. Что не сработало в той модели интеграционного процесса, который выбрали государства-члены. Какие коррективы потребуется вносить в практическую политику всем тем, кто верит в интеграцию. Надеется на нее. Считает, несмотря ни на что, что за ней будущее.

Пора, вслед за Владимиром Маяковским, сказать: «Профессор, снимите очки-велосипед». Пусть непосредственные участники событий, «мобилизованные и призванные» кризисом, разъяснят логику своих действий. Пусть традиционные экзальтированные апологеты западноевропейской интеграции несколько потеснятся, отойдут в сторону и пропустят на подиум тех, кто воспринимает происходящее в ЕС со здоровой долей скептицизма.

Тогда мы сможем с уверенностью сказать: «Да. Эра романтизма в оценке классических интеграционных процессов и, в частности, западноевропейского интеграционного проекта ушла в прошлое. Наконец-то появилась возможность перестать все происходящее в ЕС рассматривать через розовые очки. Наступила эра реализма. Эра, когда все видится без прикрас. Когда «за» и «против» взвешивают по конечному результату, а не по заранее анонсированному прорыву в светлое будущее и всеобщее единение».

В предлагаемом вашему вниманию эссе разбираются лишь три из всего многообразия элементов, характеризующих эру реализма в оценке западноевропейского интеграционного проекта. Но они достаточно показательны и позволяют хотя бы схематично представить себе общую картину. Каждому из них посвящен отдельный раздел. Дал этим разделам символические названия, вызывающие вполне определенные ассоциации. Первый озаглавил, пользуясь Тургеневскими образами, «Отцы и дети». Второй – более заземленно: «Мухи – отдельно, котлеты – отдельно». Третий – популярным советским лозунгом «Построение коммунизма в одной отдельно взятой стране».

Нынешнее отношение к Евросоюзу очень напоминает отношение молодого поколения к образу жизни предшествующего, так хорошо описанное в одноименном романе. Есть революционный замах. Есть желание спать на гвоздях. Нигилизм. Стремление на все взглянуть по-другому. Иначе. Не так как в прошедшие десятилетия. Все пересмотреть. Переиначить. Сделать с большим размахом. Более твердо. Последовательно. Решительно.

Но не очень понятно, что в действительности предлагается взамен тому, от чего призывают теперь отказаться. Чем это лучше. Какую даст отдачу. Чем будет полезно. Каковы предполагаемые издержки. И почему ими можно пренебречь. Почему раньше все возражали, не хотели, сопротивлялись. А теперь вдруг осознали, что нужно именно так, и никак иначе.

Буквально еще несколько лет назад Европейский Союз рассматривался как эталон. Просто эталон. Или почти эталон совершенства. Да он и сам навязывал себя всем остальным в качестве образца. Нормативистской силы. Примера для подражания. Центра, из которого исходят новые идеи, касающиеся внутреннего демократического развития государств. Господства права. Ценностных ориентиров. А равно международной повестки, включая устойчивое развитие, «зеленую» экономику, обусловленную помощь, спасение климата, вмешательство во внутренние дела тех или иных стран в целях защиты населения. И вообще, исходят рецепты решения большинства глобальных проблем. В какой-то степени Евросоюз пытался осчастливить всех своих партнеров проекцией своего внутреннего развития на весь остальной мир. Или убедить конкурентов в том, что от этого все выиграют.

Те «благодатные» времена прошли. В нынешних условиях любые предложения, которые исходят от Европейского Союза, воспринимаются критически. Опыт Европейского Союза тоже оценивается несколько иначе, чем в прошлом. Одно дело, когда вы на коне, и у вас все получается. Остальные завидуют. Думают, вот бы нам что-то подобное. Желательно в связке с теми, кто уже преуспел. Не получится, то хотя бы благодаря привилегированным отношениям со столь успешным и влиятельным интеграционным объединением. И совсем другое, когда все сыплется. Международная конкурентоспособность падает. Нужно всем давать разъяснения. Хуже – обращаться за помощью и пониманием. Так, все последние саммиты Россия – ЕС начинаются с попыток представителей Брюсселя убедить Кремль в том, что им предпринимаются достаточные и адекватные меры по преодолению кризиса суверенной задолженности, коллапса зоны евро не произойдет, и от евро бежать не надо.

В этих условиях опыт интеграционного развития, накопленный Евросоюзом, все его свершения оцениваются отдельно, а нынешнее состояние ЕС отдельно. Все кому не лень заявляют о том, что основная угроза дестабилизации мировой экономики исходит именно от Евросоюза, и что Брюсселю нужно срочно предпринять ожидаемые от него решительные меры. Дальше – больше, поучают Брюссель. Выговаривают. Читают назидательные проповеди.

Складывается впечатление, что все крупнейшие мировые игроки и не только они радостно бросились спекулировать по поводу нынешних трудностей интеграционного объединения и сами же поверили в сказочки, распространяемые ангажированными экспертами и публицистами. Мол, Европейский Союз слабеет. Он уже не тот, что раньше. Ему не угнаться за более молодыми, шустрыми и амбициозными конкурентами. ЕС и входящие в него государства сдают позиции. С учетом демографической ямы, в которую они объективно проваливаются, превращаются в музей под открытым небом. Красивый. Богатый. Благополучный. Благоухающий. С тысячами великолепных, сказочных, красивейших экспонатов, но музей. То есть в нечто такое, куда другие будут приезжать, чтобы насладиться искусством, комфортом, познакомиться с историей. А вот возможность творить эту историю оставят за собой.

Много уничижительных соображений высказывается по поводу того, что ЕС, дескать, сам спровоцировал тот жесточайшие кризис суверенной задолженности, который он сейчас переживает. Будь он порешительней, сумей вовремя прийти на помощь Греции, оказавшейся в преддефолтном состоянии, развитие событий пошло бы по принципиально иному сценарию. Чтобы спасти Афины до того, как на них накинулись валютно-финансовые спекулянты, а доступ к дешевым заимствованиям на открытом рынке оказался перекрыт, достаточно было нескольких десятков миллиардов евро. Теперь спасение обойдется ЕС и уже обходится в сотни миллиардов. Добавьте к этому распространение аналогичной «болезни» на соседей Греции по Средиземноморью – Испанию, Италию, Португалию (четверка, обозначаемая аббревиатурой ПИГС – свинья, в переводе с английского). И вообще, что это за мощнейшая экономическая группировка из 28 преуспевающих богатых государств, которая на протяжении уже нескольких лет демонстрирует полную неспособность вытащить из кризиса одного из слабейших своих участников. Нонсенс. Исключи другие страны Грецию пару лет назад из еврозоны быстро и решительно, никто бы уже не вспоминал какой-то там кризис суверенной задолженности.

Целый ряд инвектив связан с провалами ЕС в смежных областях внутренней политики и рисуемым другими якобы неопределенным будущим интеграционного объединения. Ведь согласно прогнозным данным, публикуемым экономическими оракулами, пользующимися заслуженным международным авторитетом, включая, в том числе, и Евростат, ЕС не приходится рассчитывать на высокие темпы экономического роста. Низкими темпами на уровне буквально нескольких процентов ЕС придется расплачиваться за выход из кризиса суверенной задолженности на протяжении еще целого десятилетия. За это время конкуренты, развивающиеся намного более динамично, успеют сравняться с ЕС по многим показателям, оттеснить Брюссель и даже выйти вперед.

Необходимость же экономить, придерживаться бюджетной дисциплины, расплачиваться по долгам и т. д. существенно ограничит возможности для маневра и в социальной сфере. Жизненный уровень населения будет падать. В лучшем случае, о его росте на некоторое время придется забыть. Масштабная безработица сохранится. Она будет зашкаливать. Социальное недовольство начнет прорываться наружу. Прежде всего от него пострадают мигранты, которым уготована роль громоотвода. Хотя на орехи достанется, конечно, и властям, и крупному капиталу. От терпимости, мультикультурализма, снисходительности к политическим, религиозным и иным меньшинствам придется отказываться. ЕС и страны региона ждет политическая радикализация и все более активное вовлечение в политический процесс крайне правых со всеми вытекающими отсюда не очень приятными последствиями. Они уже сейчас заметны невооруженным взглядом – посмотрите на итоги последних выборов во Франции, Бельгии, Нидерландах, Северной Европе. В общем, крокодиловы слезы проливаются охотно и в больших количествах. Безотносительно к тому, есть для этого реальные основания или нет.

Ведь утерев их, можно приняться за самое приятное и сладостное. За то, чтобы поучать ЕС. Ставить ему в пример других. В частности быстро растущие экономики. Советовать заняться реиндустриализацией и возвращением тех или иных производств, перенесенных в Азию, Африку и Латинскую Америку, обратно на свою территорию. Повышенное внимание уделять инновационному развитию. Больше тратить на научные исследования и разработки, создание и освоение новых технологий. Указывать, что решения надо принимать быстро, ответственно, воздерживаясь от того, чтобы перекладывать бремя своих забот на чужие плечи. А такие речи слышны из самых разных уголков планеты. Из Вашингтона, Москвы, Пекина, Дели, Сингапура. На самом деле список гораздо длиннее.

Обычно корректные постоянный глава Европейского Совета Херман ван Ромпей и председатель Европейской Комиссии Мануэл Баррозу даже взбеленились. Коллеги, – повторили они несколько раз на различных пресс-конференциях, – не зарывайтесь. Хватит. Достаточно. Сравните качественные и количественные показатели экономики, жизненного уровня населения, потенциала ЕС с тем, что есть у вас, и все встанет на свои места. И действительно, «хоронить» ЕС, сетовать по поводу того, что интеграционное объединение сдает позиции, и его ждет незавидное будущее, явно преждевременно.

Во-первых, все страны, не входящие в ОЭСР, включая все быстро растущие экономики, сильно отстают от ЕС и его государств-членов по всем заслуживающим внимания параметрам. Доходам на душу населения. Уровню жизни. Благосостоянию. Развитости социальной сферы. Производительности труда. Технической и энерговооруженности. Тому, в какой степени экономика диверсифицирована. У кого сконцентрированы патенты на большинство значимых, с точки зрения мирового развития, технологий и ноу-хау. Кто осуществляет прорывные эпохальные научные проекты.

Во-вторых, качество жизни в еврозоне на порядок выше. Под углом зрения жилого фонда. Социальной защищенности населения. Накопленного странами богатства. Сглаживания противоречий между городом и деревней. Чистоты воды и воздуха. В целом, охраны окружающей среды. Рукотворного ландшафтного, природного и любого другого разнообразия. Исторических, архитектурных и иных памятников и т. д.

В-третьих, за исключением распавшегося Советского Союза, никому и никогда не удавалось добиться такого единения ранее враждовавших между собой народов. Интеграционный проект, осуществленный государствами – членами Европейского Союза, позволил им создать общее пространство в полном смысле этого слова. Общее пространство благополучия, стабильности и безопасности. Да и такой уровень солидарности в решении общих проблем, ставшей для ЕС нормой, никому в прошлом не удавалось демонстрировать.

В-четвертых, Европейский Союз и его государства-члены уже внесли серьезные коррективы в осуществляемый ими интеграционный проект. В результате интеграции станет на порядок больше. Брюссель получит дополнительные полномочия. Наднациональные механизмы станут работать эффективнее. Из Брюсселя будут диктовать национальным государствам, в том числе, и какую экономическую политику проводить, и как расходовать бюджетные средства. Причем под недремлющим оком все новых контролирующих органов. В целом, закручивание гаек в том, что касается соответствия требованиям пакта стабильности, продолжится. Будет усилен также надзор за соблюдением дисциплины в финансовой и банковской сфере.

В-пятых, своих проблем хватает у всех мировых игроков, лезущих в критики и наставники Европейского Союза. Суверенная задолженность стран ЕС не идет ни в какое сравнение с долгами, накопленными США или Японией. Коррумпированность китайской и российской экономик стала притчей во языцех. Во всех третьих странах разрыв между бедными и богатыми гораздо глубже, чем в ЕС. Абсолютно всем надо проводить болезненные структурные реформы. Всем предстоит модернизировать социальную сферу. А некоторым вообще только еще заняться ее созданием.

Общий вывод. Да, в оценках опыта ЕС и потенциала интеграционного проекта сейчас гораздо больше реализма, чем раньше. Но к оценке тех трудностей, с которыми столкнулся ЕС, следует подходить очень и очень взвешенно. Какое-либо шапкозакидательство недопустимо. Социально-экономическая модель, выпестованная ЕС, несовершенна. У нее много слабостей. Их нужно видеть. Обязательно. В ней много прорех. Но ничего лучшего никто и нигде на настоящий момент не предложил. Все полностью аналогично тому, что говорится по поводу демократических форм общественного устройства. Их эффективность низка. Недостатков – море. Но ничего лучшего на сегодня истории не известно.

Хотите чего-то другого, чего-то большего, тогда дайте ответ на все или хотя бы большинство из упоминавшихся выше вопросов. Вот они. Какая модель экономического развития лучше, нежели та, которая предлагается Европейским Союзом? Какая модель построения общества по сравнению с неэффективной, устаревшей, никому не нужной демократией, лучше, нежели эта демократия? Где эксцессы капиталистического общества более сглажены, чем в Евросоюзе? Где разрыв между простыми гражданами и элитой меньше, нежели в Европейском Союзе? Пока они не прозвучат, мы с вами будем оставаться в логике противостояния отцов и детей, когда новые поколения отвергают прежний опыт и прежние устои просто потому, что они прежние, а не по каким-то иным причинам.

Можно, конечно, учить ЕС, как ему жить дальше. Можно объяснять, каких стандартов ему следует придерживаться, в том числе в области защиты прав человека, прав потребителей, ограничения вредных выбросов, темпа перехода на рельсы «зеленой» экономики, вмешательства в дела других стран и пр. Можно. Но лучше, по всей видимости, подтягиваться к этим стандартам, не забывая, естественно, о том, что кто конкурентоспособнее, тот и прав, в конечном итоге.

Полемизируя по поводу настоящего и будущего Европейского Союза, эксперты и политики как у нас, так и за рубежом склонны забывать о том, что ЕС крайне сложное социально-экономическое и политическое образование. Подходить к анализу процессов, разворачивающихся в ЕС, с традиционными мерками нельзя. Или, во всяком случае, крайне нежелательно. Мы можем прийти к заведомо ошибочным выводам. Поддаться соблазну «мерить среднюю температуру по больнице». Что означает этот образ, всем хорошо известно.

Итак, Европейский Союз – это сверхсложная система многоуровневого управления. Она складывается из государственного управления на уровне всех субъектов, входящих в интеграционное объединение, со всеми присущими им спецификой и самобытностью, и наднационального управления. Они дополняют друг друга. Накладываются друг на друга. Находятся в постоянно меняющемся динамическом равновесии.

Какие-то функции и полномочия национальное государство передает на более высокий уровень. Какие-то обратно себе возвращает. При определенных условиях взаимодействие национальных и наднационального уровней управления дает синергетический эффект. При каких-то других достичь такого эффекта не получается. В тех или иных сферах человеческой деятельности в отношениях между ними превалирует тенденция к сотрудничеству со строгим следованием установленной иерархии. В других она уступает место соперничеству. В третьих движение вперед вообще оказывается заблокированным.

А ведь нужно еще учитывать крайне сложное устройство общественной жизни в государствах, сделавших ставку на объединение своих ресурсов и достижение согласованных целей. Плюс парламентское измерение многоярусного управления. Подключение социальных партнеров к процедуре формулирования политики, выработки общих правил игры и принятия решений. Подтягивание гражданского общества и гражданских инициатив. Разнонаправленный лоббизм и много другого прочего.

Значит, нужно совершенно четко различать, кто за что отвечает. Что к чему относится. За что хвалить или ругать тот или иной уровень управления. Что «инкриминировать» институтам Европейского Союза и самому ЕС, а что входящим в него национальным государствам. Какие претензии в связи с кризисом суверенной задолженности предъявлять и какому или каким слагаемым многоуровневого управления. Какие его элементы менять, модифицировать, совершенствовать, модернизировать и как, каким образом, в какой последовательности. Какие новые черты система многоуровневого управления, образующая ЕС, может или должна приобрести в результате реформ.

При таком подходе выясняется, что нынешний провал ЕС, утрата валютно-финансовой стабильности, лихорадка, охватившая биржи из-за неспособности правительств самостоятельно размещать суверенные заимствования под низкий процент на открытых финансовых площадках и соответственно своевременно обслуживать свои долговые обязательства – это кризис не столько европейского интеграционного проекта, сколько национального государства в эпоху глобализации. Делается очевидным, что прежде всего отдельные государства-члены оказались не готовы к резкому изменению экономической конъюнктуры, вызванной глобальным экономическим кризисом, схлопыванию рынков, падению спроса и т. д., а не ЕС в целом. Хотя и он тоже. Национальные финансовые институты отдельных стран, системообразующие банки, инвестиционные фонды, страховые и прочие компании, а не ЕС в целом, накопили колоссальное количество обесценившихся активов, вынудив национальные государства брать на себя их обязательства в целях спасения национальных финансовых систем. Экономика главным образом отдельных стран, а не ЕС в целом, нуждается в ускоренном проведении давно назревших структурных реформ и коренной модернизации.

Осуществление европейского интеграционного проекта на предыдущем витке развития Европейского Союза позволило ускорить экономическое развитие региона. Обеспечить трансграничный перелив современных технологий, политических, социальных, управленческих, информационных, производственных. Подтягивание относительно отсталых стран к уровню развития более передовых. Помогло расширить зону процветания, вовлечь в нее все новые и новые страны, вне зависимости от того, в какой степени они были к этому готовы или этого «заслуживали».

Но оно не привело к созданию гомогенного экономического пространства. К унификации очень несхожих моделей экономического развития, используемых в разных странах. К выработке и осуществлению единой экономической политики. До кризиса такая задача не ставилась. Соответствующие полномочия у ЕС отсутствовали. По большому счету интеграционный проект на это и не был рассчитан. Ведь тогда бы речь шла уже не об интеграции, а, по сути, о тех или иных формах федерализации Европейского Союза, утрате его субъектами характера независимых суверенных образований в гораздо большей степени, чем сейчас. Многими членами ЕС подобное развитие событий воспринималось и воспринимается по-прежнему как невозможное, нежелательное и недопустимое. В какой мере – другой вопрос.

В любом случае по состоянию на настоящий момент в масштабах континента используется с полдюжины различных модификаций европейской модели социально-экономического развития. Строятся несовпадающие типы социального государства, отличающиеся между собой по многим очень важным, узловым параметрам. Применяются индивидуализированные схемы вовлечения мигрантов в жизнь общества. Проводится экономическая политика, ориентированная на решение задач, специфических для каждого государства или групп государств. Учитывающая уровень их экономического развития, исторически сложившиеся традиции, менталитет, национальные особенности и предпочтения.

С некоторой долей условности можно говорить о германской модели социально-экономического развития или, иначе, модели, принятой в Германии и ряде тяготеющих к ней стран. Североевропейской или скандинавской. Британской. Средиземноморской. Модели, которая сформировалась за последние годы в странах Новой Европы. Ведь новички ЕС, будь то отдельные страны Центральной и Восточной Европы или страны Балтии, не ограничились тем, что взяли на вооружение трафареты догоняющего развития. Они сумели сыграть на опережение и заранее осуществить ряд насущных структурных и социальных реформ, долгие годы стоящих в повестке дня старожилов ЕС, – таких, как в первую очередь Греция, Италия и другие страны Средиземноморья.

Так вот, кризис суверенной задолженности в той форме, в которой его переживает Европейский Союз, вскрыл слабости и продемонстрировал сильные стороны различных моделей. Фактически он означает фиаско средиземноморской вольницы, тренд к игнорированию национальной специфики и отказу от ее учета в качестве чего-то краеугольного и победу германской и североевропейской модели над всеми остальными. Да и как иначе можно охарактеризовать ситуацию, когда все остальные вручили Германии заботу о спасении и выживании зоны евро.

Превращение Германии, единственного европейского тяжеловеса, в «европейского тигра», восходящую экономику, столь же динамичную, как Китай, Индия и другие быстро растущие центры, произошло на наших глазах. Еще недавно Германию объявляли больным человеком Европы. Она пренебрежительно нарушала пакт стабильности ЕС. Казалось бы, впустую тратила десятки миллиардов евро бюджетных денег на переналадку хозяйственного механизма и обустройство своих восточных земель. Была парализована противостоянием федеральных и местных органов власти и управления, контролируемых конкурирующими политическими партиями. Не могла даже подступиться к осуществлению серьезных социальных и структурных реформ, требуемых жизнью. И, тем не менее, правящий класс Германии нашел в себе силы сплотиться, пойти на создание коалиционного правительства, вобравшего в себя представителей противостоящих политических партий, и запустил реформы. Судя по тому, насколько уверенно Германия встретила глобальный экономический кризис, справилась или справляется с его последствиями, подчиняет другие страны зоны евро своим экономическим интересам, наращивает экспортные поступления, они оказались успешными. Более того, именно они обеспечили Германии, германским фирмам, германской промышленности, германским товарам лидирующие позиции на европейском и мировом рынках. Это уже потом Германия, как пылесос, стала высасывать из других стран ЕС бегущие оттуда капиталы. Их сделалось на порядок выгоднее размещать и вкладывать именно здесь.

Коли так, давайте вместе посмотрим, в чем опыт Германии имеет универсальное значение. В чем он подтверждает или опровергает классические представления о факторах конкурентоспособности, рачительного и рационального ведения хозяйства. Каким императивам экономического развития, отстаиваемым Берлином, впредь придется следовать большинству стран континента. Назовем только главные, на многие из которых до сих пор в ЕС смотрели сквозь пальцы. Теперь ситуация меняется. Новым руководством Испании, Италии и всех тех, кто слишком сильно пострадал от кризиса, они воспринимаются как своего рода катехизис. Эксплицитно или имплицитно (в зависимости от обстоятельств и политической конъюнктуры).

Для решения задач обеспечения конкурентоспособности необходимо повышать производительность труда. Иного не дано. Это определяющий фактор. От него зависит все остальное. Производительность труда на производстве. В сфере услуг. На отдельных предприятиях. В экономике в целом.

Для этого делать ставку на инновационный тип развития. На постоянное обновление основных фондов. Надежность институтов государственного управления и гражданского общества и их ориентацию на поощрение инновационного поведения как неотъемлемой части политической, экономической и бизнес-культуры. Стабильный рост капиталовложений в разработку и усвоение новейших технологий.

Сохранение и постоянную модернизацию национальной промышленности. Обеспечение ее достаточно весомого удельного веса в ВВП. Представления о том, что в постиндустриальном обществе значение материального производства падает, что наступает эра безраздельного господства сферы услуг, что она будет оттягивать на себя основную часть трудовых ресурсов, похоже, оказались ошибочными или неправильно понятыми. Точно так же как и представления о том, что для обеспечения социального мира и стабильности необходимо растворить рабочий класс в других слоях общества, перевести его на положение маргинала, сделать так, чтобы в силу своей малочисленности он не мог оказывать серьезного влияния на формирование и проведение экономической политики.