Текст книги "Принцесса для плохиша"

Глава 21

Алиса

Андрей не спешит отстраняться. Продолжает с жадностью исследовать губами мою шею, оставляя на ней засосы. И я вновь падаю в сладкую негу, из которой с особой жестокостью меня выдергивает на поверхность настойчивый звонок в дверь. Тот, кто стоит в подъезде даже пальца с кнопки не убирает. Звонит настойчиво, желая попасть в квартиру.

– Андрюша, – сипло говорю я, ладонями надавливая на грудь парня, пытаясь отстранить его от себя хоть на пару сантиметров. Но парень будто не слышит меня.

Наоборот. С ещё большей жадностью набрасывается на меня. Кусает подбородок. И впивается поцелуем в губы. Мне приходится с силой сомкнуть зубы на его нижней губе, чтобы привести хоть капельку в чувства. Чтобы самой вновь не отрешиться от окружающего мира.

Мрачный шипит и отстраняется. Смотрит на меня непонимающим, полным животной страсти и желания взглядом.

– В дверь звонят, – выдавливаю я, пытаясь восстановить дыхание. – Нужно открыть.

Парень головой трясёт, как зверь.

Вскакивает с кровати и в коридор уходит. Только спину широкую вижу.

Оглядываю комнату и вещи свои ищу в бардаке, который мы устроили. Успеваю только свитер натянуть, когда в комнату врывается на всех парах Леська. Практически сметает меня с ног. Сжимает до боли. До хруста костей. И я чувствую, что подруга плачет.

– Лесь, ты чего? – испугалась я. – Что-то случилось? Ты с Ромой поругалась?

– Ты бессовестная, Алиса! – вдруг вскрикивает она, отпихивая меня. – Ты знаешь, что я пережила за эти полчаса, пока не нашла тебя? – упирает руки в бока, смотрит исподлобья. Невероятно зло. – Хорошо Ромка догадался, что ты здесь можешь быть.

– Зачем ты меня искала? – я никак не могу уловить суть обвинений. – Мы с тобой вроде виделись сегодня, – шарю взглядом по комнате в поисках джинсов.

– Зачем? – Леська истерично верещит. – Твоя мать позвонила мне в слезах, сказала, что дозвониться не может уже полдня! Она заявление в полицию подавать собралась! Телефон у тебя выключен. На звонки, естественно, никто не отвечает. Твоя мать в истерике. Вот-вот объявления по всему городу развешивать начнёт.

У меня подкашиваются ноги, и я рухаю на пол, ударившись больно спиной об угол кровати.

– Она что собиралась делать? – шепчу неверяще.

– Алиса, – Леська смягчается, но я вижу, что она всё равно злится, – тебе совсем от любви крышу снесло?

– Чёрт, – закрываю лицо ладонями. – Я собственными глазами увидела, как она изменяет отцу. В нашей квартире. На кухонном столе. Знаешь с кем? – Леська только отрицательно машет головой, с сочувствием смотря на меня. – С Димочкой, которого мне сватали. Он ей в сыновья годится. Ты понимаешь, Алиса? Она хочет и денег получить, и молодое тело Димочки. Она настолько ненавидит меня, что уже до свадьбы стала спать с тем, кто почти стал моим женихом. Она будто всё самое лучшее забрать у меня хочет. Когда бабушка умерла, она даже попрощаться не дала. Даже на похороны не отпустила. Папины подарки отбирает, если я спрятать их не успею. И сейчас… Сама его сватает, но уже наперёд решает присвоить и Диму себе. Мне плевать на Димочку… но папа… мне папу жалко… и так за него больно…

– Почему мне не позвонила? – присаживается на корточки рядом со мной Леська.

Смотрит уже без обиды и злости. Только сочувствие.

– Не хотела тебя отвлекать. С таким бельишком, что мы тебе купили, думала, что Ромка тебя не выпустит из дома долго, – нахожу в себе силы на то, чтобы улыбнуться. Замечаю, как подруга заливается густым румянцем. Кажется, парню сюрприз пришёлся по душе. – Я не знала, кому ещё позвонить кроме Андрея, – пальцем собираю мелкие мусоринки с пола. Хорошо бы здесь уборку сделать. – Он приехал почти сразу. Предложил у него переночевать.

– По твоей шее вижу, что ночёвка набирала жаркие обороты, – хмыкает Леська.

Теперь приходит моя очередь краснеть. Потому что кожа на шее ещё влажная от поцелуев Андрея, а на руках остались пылающие следы от прикосновений его ладоней.

– Я люблю его, Лесь, – шепчу едва слышно, не поднимая глаз. – Люблю просто безумно сильно. Мне кажется, что если я не буду видеть его глаза, то просто задохнусь.

– Знаешь, что самое забавное? – Леська руку мою берёт и ладошки наши соединяет. Наш жест безграничного доверия. – Ты для меня как сестра. Роднее моей собственной. И Ромка с твоим Андреем как братья. Знаю, что Ромочка верит Мрачному как себе. Судьба решила подарить нам подарок. Помнишь, как мы желание загадывали в Милане?

– Чтобы мы с тобой встретили братьев, в которых влюбимся. И чтобы мы никогда не расставались, – я говорю так же шёпотом, прокручивая в голове одно из самых ценных воспоминаний своей жизни.

– Получается, что желания сбываются, – Леська хлопает в ладошки, совсем как маленький ребенок. – Лиса? – видит, что я не спешу радоваться. – Что не так?

– Я чувствую, Лесь, что мать не даст мне быть с Андреем, – я поднимаюсь с пола и начинаю натягивать джинсы. – Она всё сделает, чтобы нас рассорить. Она не хочет, чтобы я была счастлива. И Андрей… как же ненавижу это говорить… но у него нет наследства и богатых родителей… у него вообще никого из родственников нет. Двойная преграда.

– Тебе через три дня восемнадцать, Алиса. Ты можешь уезжать куда угодно. Мать уже ничего не скажет.

– Лесь… Ты знаешь её прекрасно! Неужели ты думаешь, что тотальный контроль прекратиться по щелчку пальцев после того, как мне исполнится восемнадцать? – качаю головой.

– Прекратится, Алиса. Прекратится, если ты сама этого захочешь. Ты взрослый человек. Ты сама вправе распоряжаться своей жизнью. Тебе стоит сделать единственный шаг – переступить через свой страх и просто уйти из дома, где тебе так плохо. Но ты слишком трусливая, – говорит прямо, как это умеет делать только она, не пытаясь юлить, – чтобы сделать этот шаг. Ты до сих пор остаёшься той забитой маленькой девочкой, которая рыдает из-за каждой четвёрки и боится пропустить хоть один урок. Потому что знает, что дома её ждёт тёмная комната, голодовка и ремень.

– Ты не понимаешь! – я начинаю беситься. Потому что чёртовы слова попадают в точку. Правда всегда выводит из себя.

– Всё я понимаю, Алиса! Не я ли была тем самым человеком, который наблюдал за тем, как из счастливого и жизнерадостного ребёнка, ты превратилась в собственную тень? Как ты пыталась и до сих пор пытаешься играть из себя пофигистку? Как ты сгрызала ногти до мяса? Не я ли потащила тебя насильно к психологу, когда у тебя начались панические атаки после того, как твоя мать заперла тебя в кладовке на всю ночь? – Леся злится и повышает на меня с каждым словом голос. – Я всё прекрасно знаю. И всё понимаю. И знаю, что ты боишься. Понимаю тебя. Но я хочу, чтобы ты была той отважной девочкой, которая, не раздумывая, прыгнула в ледяную воду, чтобы вытащить меня. Которая, без какого-либо страха, бегала по крышам гаражей. Я хочу видеть ту смелую девчонку, которая могла дать отпор любому задиристому мальчишке из нашего двора. Да даже ту, что Ромке гадости говорила, защищая своего любимого человека. Ты должна защищать сейчас самого любимого человека. Любимее которого нет никого. Саму себя, Алиса. Только ты можешь сделать себя счастливой. Ни я, ни Андрей, ни кто-то другой. Только ты главный секрет своего счастья. А кто останется рядом решать только тебе, – выдыхает и переводит дыхание. – Мне легко говорить, потому что я не на твоём месте. И сама вела себя как идиотка с Ромой. Но… в своё оправдание могу сказать, что родители были против Ромы. Когда я привела знакомиться его, отец даже руку не пожал ему. А мне заявил, что его дочь не будет встречаться с парнем, у которого за спиной приводы в полицию. Про то, что он сирота отец тоже не забыл упомянуть. Знаешь, что я сделала? – я головой качаю отрицательно. – Я Ромку за руку взяла и из дома ушла, оставив ключи от машины на столе папином. Было ли мне страшно? Да! Сомневаюсь ли я сейчас? Честно говоря, да. Я боюсь, что Ромка найдёт другую. С характером покладистым. Боюсь, что мы не вытянем, ведь я никогда не работала. И придётся совмещать учёбу и работу. Но всё это только укрепит наши чувства. Надеюсь… – шепотом.

– Ты же только сегодня на машине была, – цепляется мой мозг за эту деталь.

– Сегодня мы и пошли знакомиться. Я всё иначе представляла, правда говоря. Ведь мама тоже не из богатой семьи была, когда отец на ней женился. Думала, что он одобрит мой выбор. Но, – разводит руками, – вышло как вышло. Зато… Зато, Ромка окончательно убедился в том, что ради него я готова сделать всё. И если ты любишь Андрея, то ты должна, наконец, собрать вещи и уйти. И если ты отца своего любишь, то скажи ты, наконец, что мать ему изменяет. Открой человеку глаза. Покажи, какую змею он пригрел и кормит. Он ведь пашет так ради вас. Чтобы вы ни в чем не нуждались. А она всё спускает на любовников.

– Я боюсь огорчать папу. Он так сильно её любит…

– Снова боишься… Он имеет право знать правду. Рано или поздно он узнает об этом. Увидит так же, как увидела сегодня это ты. Он красивый и видный мужчина. Такой долго один не останется.

Я только плечом веду. Леська слишком давит на меня. Да и сил на разговоры нет. Потому что знаю, что вернувшись домой я попаду в самый настоящий ад.

Я носочки надеваю, когда Андрей в комнату заглядывает.

– Оделась? – спрашивает очевидное. – Я тебя домой отвезу, – он такой замкнутый, что мне становится не по себе.

Всего полчаса прошло, а он будто совсем чужим мне стал. Хочу его обнять, спросить, что случилось, но присутствие Леськи меня смущает. Не привыкла я свои чувства выставлять напоказ. Даже перед самыми близкими мне людьми. Поэтому молча переделываю хвост и иду в коридор надевать верхнюю одежду.

Чтобы через пять минут уже еду позади Андрея в сторону дома. И только у ворот, осмелюсь спросить, пряча глаза, чтобы не увидеть в любимом взгляде отрешённость и холод:

– Я тебя чем-то успела обидеть?

– Что? – приподнимает мой подбородок прохладными пальцами. Я всё же осмеливаюсь заглянуть в его глаза. И тут же утонуть в нежности.

Ошиблась.

Показалось.

– Ты просто… не важно… – мотаю головой.

– Чтобы не было недомолвок. Чтобы ты, принцесса, снова не надумала себе глупостей, скажу. Я не хочу тебя отпускать домой. И я жду, когда пройдут три чертовых дня, и я заберу тебя к себе. Молчи, – пальцами накрывает губы, когда я открываю рот. – Выслушай. Не возражай. Я заберу тебя, потому что сама ты не осмелишься уйти. Ты переедешь ко мне, Алиса. И будешь жить со мной. А когда пройдёт месяц, ты мне сама скажешь – счастлива ты рядом со мной или нет. Хочешь ты остаться моей или… – больше он ничего не говорит. Для него это и так слишком много.

– Я уже хочу…

– Скажешь мне это через месяц, – усмехается криво. – А сейчас… как бы мне не хотелось тебя увезти обратно… Тебе пора домой, малыш. Я тебе позвоню, – целует. И по традиции ждёт, когда я скроюсь в подъезде.

Мать встречает меня на лестничной клетке. Едва лифт открывается, отвешивает мне пощёчину и ,вцепившись в волосы обеими руками, тащит меня молча в квартиру.

Глава 22

Алиса

Мать захлопывает входную дверь и с силой толкает меня на пол. Не удержавшись на ногах, падаю на четвереньки. Влажные от страха ладошки скользят по начищенному паркету, и я падаю плашмя на пол, ударившись больно подбородком и клацнув зубами.

– Вставай, – бьёт носком тапка по ноге, когда я не спешу подниматься. – Вставай, кому сказала, – снова дёргает за волосы наверх.

Глотая слёзы боли и унижения поднимаюсь. Смотрю в ненавистное лицо матери, которое сейчас перекошено от злости. И снова всё тело сковывает страх. Каждую клеточку. Он пронизывает меня с ног до головы. Не даёт возможности пошевелить даже пальцем. Выдавить хоть звук, похожий на писк. Я могу только смотреть широко распахнутыми глазами на то, как мать заносит руку для нового удара. И почувствовать, как по подбородку начинает течь что-то горячее. Кровь из рассечённой губы, поняла я, почувствовав металлический привкус.

– Где ты была? – визжит громко, ударяя голосом по нервам.

После сильного удара голова раскалывается на части.

Я морщусь от нестерпимой боли, чем вызываю ещё большую агрессию с её стороны.

– Со своими подружками рожи корчить будешь! – берёт за воротник пальто и встряхивает с силой.

Пара пуговиц отлетает. Я слышу только их стук по полу. Все остальные звуки будто выборочно отключили. Вижу, как широко раскрывает рот мать, как краснеет от натуги, крича что-то мне в лицо, не забывая дергать меня, как тряпичную куклу. А мне только пальто жалко. Папа его из Парижа привёз. Лимитированная коллекция. Мать бы и его забрала, благо я намного меньше её.

Треск отрываемого рукава заставляет меня вернуться в реальность. Я всхлипываю, когда вижу, подкладку пальто, которая торчит наружу.

– Ты что сделала? – шепчу я, сжимая кулаки.

А она назло дёргает другой рукав. Раз. Другой. Пока не отрывает. Я плакать горько начинаю. От обиды. От злости на этот мир. За то, что она испортила подарок отца. За то, что эта женщина моя мать. За то, что у меня никогда в жизни не было нормальных отношений с матерью. Я никогда не могла и не смогу доверить ей свои секреты.

– Это подарок папы! – выкрикиваю, со злостью отпихивая её. Мать пятится, не ожидая от меня ответа. – Подарок папы мне! Единственная вещь, которую ты не забрала! Ты крадешь у меня всё! Внимание отца. Его подарки. Его любовь! Ты даже с женихом моим тр*халась на кухне. За что ты меня так ненавидишь? Что я тебе сделала? – кричу громко, срывая голос. – Что я сделала?

– Ты сломала мне жизнь, тварь, – мать орёт, а в её глазах я замечаю слёзы. – Я жалею только об одном, – пальцы с длинным маникюром вцепляются в мой подбородок. – О том, что я не сделала аборт!

Это хуже, чем все те побои и унижения, которые я терпела. Больно. Настолько больно, что я начинаю задыхаться. Мне кажется, что в окружающем меня пространстве резко кончился весь кислород. Исчез. И вкупе с тем, что я не могу дышать, в мою душу всадили кинжал. Огромный. Самые широкий. Потому что мне казалось, что слова пронзили меня насквозь. Прошла каждая буква через душу и сердце, оставляя глубокие кровоточащие рубцы.

Я сбрасываю безнадежно испорченное пальто на пол и иду в комнату. Дверь с силой захлопываю и на кровать собираюсь упасть, когда замечаю, что все ящики в моём столе выдвинуты. А шкаф распахнут настежь, и все вещи валяются на полу. Чёрт! Меня молнией будто прошибает. Я бросаюсь к полке, на которой стоит шкатулка с моими сбережениями. Она пуста. Даже копейки не осталось. Шкатулка выпадает из ослабевших рук. На эти деньги я собиралась снять квартиру, едва мне исполнится восемнадцать.

– Где мои деньги? – я в ярости выскакиваю в коридор и смотрю в, просто до тошноты, ненавистное лицо.

– Твоих денег здесь нет. Ты не заработала ни копейки.

– Твоих денег тоже здесь нет! Все деньги в этом доме, как и каждая вещь тут, принадлежат моему отцу, – понятия не имею откуда берётся смелость, чтобы выкрикивать эти слова ей в лицо.

– Твоему? – странная ухмылка. Змеиная. Злобная.

– Отдай мне деньги! – упрямо твержу я, сжимая кулаки. Я вспоминаю слова Леськи. Хватит! Хватит терпеть её издевательства!

Мать только губы кривит и мимо меня проходит, плечом зацепив. И тут я в её руках замечаю свой телефон. Бледнею. Чувствую, как кровь от лица отхлынула. Бросаюсь к ней и пытаюсь телефон выхватить из её рук. Но мать уворачивается. И новую пощечину отвешивает, которую я уже не чувствую онемевшими от ударов щеками.

– Отдай, – шиплю, не прекращая предпринимать попытки отнять телефон.

В этот раз она не церемонится. Толкает меня, отчего я спиной в косяк двери влетаю, ударяясь затылком.

– Пошла в свою комнату, потаскуха! И чтобы я тебя не видела! Выйдешь, я на твоего уродца заявление в полицию подам.

– На каком основании? – я подхожу к ней ближе, сжимая зло кулаки. Андрея я не позволю сюда приплетать!

– На том основании, что он совратил несовершеннолетнюю. И насильно принудил к сексу, – змеиная ухмылка. – Синяки и ушибы имеются.

Я даже дар речи теряю.

– А если Миша что-то узнает про то, что ты сегодня увидела, я твою жизнь превращу в ад.

– Я и так живу в аду, – выплевываю я.

– Нет, моя хорошая, – меня даже передергивает. – Ад тебе даже и не снился. А сейчас пошла в комнату, – отворачивается, потеряв ко мне интерес.

– Телефон верни, – я даже с места не сдвинулась.

– Я считаю до трёх. Если через три секунды ты будешь стоять здесь, то уже утром на столе нашего прокурора будет лежать заявление об изнасиловании.

– Мразь! Сучка *бливая. Потаскуха, – выплевываю я презрительно ей в спину. – Правильно тебя бабуля ненавидела. Видела твою гнилую натуру. Видела, что ты обычная шл*ха.

Я хлопаю кухонной дверью так, что стекло разбивается. Мне плевать, что руку обжигает впившийся осколок. Плевать, что мать следом бросится. Комнату на ключ закрываю и на кровать падаю.

Три дня осталось подождать.

Только три дня.

Меня тошнит. Тянусь за бутылкой на тумбочке и залпом выпиваю.

Я никогда не могла назвать эту женщину мамой. Никогда. Для меня слово "мама" – нечто тёплое и родной. Мама – та, с которой секретами делишься, та с которой на кухне сидишь, та, которая твоими делами интересуется и заботится о тебе. А мать… мать сухое слово, которое применимо к той, что родила. Дать жизнь вовсе не значит стать хорошей мамой. Этого недостаточно.

Но сейчас я даже матерью не хотела называть ту, что в комнату ломилась. Сегодня она умерла для меня. Просто перестала существовать. После того, что я на кухне увидела. После слов о том, что я нежеланный ребёнок. Это была последняя капля, которая переполнила чашу.

Я продержусь в этом доме ещё три дня. Потому что знаю, что эта женщина сделает всё, чтобы вернуть меня домой. Не потому что я ей нужна, а для того, чтобы мне насолить и причинить как можно больше боли. Чтобы изгадить мне жизнь.

Но после наступления совершеннолетия она не будет иметь надо мной власти. По крайней мере, я сделаю всё, чтобы в моей жизни её больше не было.

С этими мыслями я проваливаюсь в сон.

Глава 23

Андрей

Кажется, уже в сотый раз набираю номер телефона своей принцессы. На телефоне скоро кончится заряд, а малышка не отвечает. Ни на звонки, ни на сообщения. Смотрю в её окна, где горит свет, но знакомого силуэта там не вижу. Чёрт. Нервы натянуты до предела. Ещё и дождь пошёл. Чувствую, как куртка промокла насквозь, а в кроссовках хлюпает вода.

А я мл*ть не знаю, что мне делать. Замёрз пи**ец. И в горле боль появилась. Давненько я не болел. Но уехать не могу. Я мл*ть даже вспомнить не могу, чтобы за кого-то так переживал. Потому что мл*ть знаю, что мразотная мать принцессы довела её до слёз. Я чувствую это. Чувствую, что моей принцессе хреново сейчас. И мне еще херовее от того, что я не могу ничего сделать. Нас разделяют три гребанных дня. Три дня. Будто целая вечность.

Когда вибрирует телефон, у меня внутри всё от радости сжимается. Провожу пальцами по мокрому экрану и тихо матерюсь, когда вижу, что звонит Ромыч.

– Чего? – буркаю в трубку, не сводя взгляда с окон кухни принцессы, где появляется силуэт. Вглядываюсь до боли в глазах, не обращая внимания на то, что дождь заливает рожу. Мать её. Стоит и нервно курит. В руках держит телефон.

– Андрей, это Леся, – шёпот из трубки. – Ромка спит, а я не могу… Андрей, я не могу дозвониться до Алиски. Телефон не отвечает. И в соцсети не заходит. Она дома уже?

– Дома, – говорю хрипло, чувствуя раздирающую горло боль. Кажется, скоро слягу с ангиной.

Мать принцессы отходит от окна. Свет на кухне гаснет. Но не в комнате Алисы. Мл*ть. Я же не могу начать ломиться к ней в дом среди ночи. Или могу?

– Всё хорошо? – искренняя тревога заставляет меня улыбнуться, несмотря на то, что время и ситуация не располагает. Мою малышку искренне любят. И заботятся. И это меня радует.

– Не знаю, – говорю честно. – Я под домом её. Свет в окне горит уже давно. Алисы не видно.

– Ты под её окнами сидишь? – выдыхает изумленно. – Давно?

– Часа четыре, – напрягаюсь, когда в окне принцессы вижу движение. Руку к глазам прикладываю, чтобы от дождя защитить глаза. С трудом разглядел малышку. И выдохнул с облегчением. Будто пружину отпустило.

– Ты её настолько сильно любишь? – на том конце трубке подозрительно громко сопят и шмыгают носом.

– Ты там рыдаешь? – с подозрением в голосе спрашиваю я.

– Нет… просто… береги её, ладно? Я клянусь тебе, что таких не бывает добрых и наивных людей.

Я молчу. А что мне нужно ответить? Что я мл* это и так знаю? Что её свет меня манит к себе? Что я боюсь испортить её? Научить плохому?

Что у меня крышу рвёт от малышки? Что я уже жизни не мыслю без неё? Что каждый, каждый чертов день я должен видеть её, чтобы дышать нормально? Что у меня будто кислород кончается, все силы и дееспособность, если её долго не вижу?

Можно бросить курить. Можно бросить пить. Но хрен знает, как избавиться от зависимости от человека. От зависимости видеть. От зависимости запахом дышать. От зависимости голос слышать. От необходимости улыбку видеть.

– Буду, – выдавливаю всё же я, когда молчание затягивается.

– Спасибо, – отвечает шёпотом Леся и сбрасывает вызов.

Собираюсь вновь набрать номер принцессы, когда совершенно неожиданно на плечо ложится чья-то ладонь. Я вздрагиваю от неожиданности. Разворачиваюсь резко. Позади меня стоит женщина лет тридцати в дорогом пальто и с зонтом в руках. Я сразу понимаю, что эта женщина мать моей девочки. Слишком сильно похожи. Овал лица, разрез глаз.

– Езжай домой, мальчик, – зато голос не похож. Отвратительный. Писклявый. – Езжай. И чтобы больше я тебя не видела возле этого дома. И возле моей дочери.

– По какой причине? – я ерошу волосы на затылке, смахивая воду.

– О, мой дорогой мальчик, – женщина подходит ближе и кладёт руку мне на плечо. – Причин много. Очень много, – я дергаю плечом, сбрасывая чужие цепкие пальцы с мокрой куртки. – Во-первых, она малолетняя глупая дура, которая решила, что любит детдомовца. Ты ей не пара, мальчик. Конечно, стоит признать, – пальцами проводит по моей щеке, – я её понимаю. Влюбиться в такого раз плюнуть. Какие скулы, какие глаза. Ммм… А какие мускулы. У моей дочери есть вкус. Жаль только, что не на богатых, – хмыкает.

Мл*ть. Как же мерзко! Будто жаба касается. Грубо сжимаю её запястья, из-за чего она шипит.

– Во-вторых, что ты можешь дать моей дочери? Что? Мой милый мальчик, у тебя даже денег на нормальную одежду себе нет, – окидывает меня взглядом с ног до головы. – Тебе нужна девочка попроще. С другими запросами. Поменьше. В-третьих, Алиса скоро выходит замуж. И я не позволю тебе помешать этому браку. Ты совсем не вовремя появился мальчик. Разрушил все мои планы. Вскружил голову этой дуре.

– Мне глубоко наплевать на твои доводы, – мать принцессы вскрикивает, когда я с силой сжимаю её запястья. – Алиса моя. Я её не отпущу. И тебе не позволю её у меня отнять, – я выплевываю слова ей в лицо. С ненавистью рассматривая столь схожие с Алисой черты лица её матери. Но кроме отвращения и желания пару раз вмазать по холеному лицу этой женщины, она не вызывает у меня больше никаких эмоций. Бить женщин плохо? Нихрена! Ни-хре-на! Если эта женщина последняя мразота, которая лупит незаслуженно своего ребёнка. Если она превращает жизнь собственной дочери в ад.

– Через три дня Алиса переедет ко мне. И никто не сможет меня остановить. Никто, – я встряхиваю её с силой.

– Я её мать, – выплевывает, вскидывая подбородок. Но я вижу, что она испугана. – И Алиса будет делать так, как я ей скажу.

– То, что ты её родила, не даёт тебе права распоряжаться её жизнью. Не даёт, – рявкаю громче положенного. – Ты ничего для её счастья не сделала. Вся заслуга лежит на плечах её бабушки.

– Не зарывайся, щенок! Молоко ещё на губах не обсохло, чтобы меня жизни учить, – бьёт носком сапога по ноге. – Я тебя по-хорошему предупреждаю, чтобы ты к моей дочери не приближался. Если ты сейчас же не уедешь, я подам на тебя заявление в полицию. А у меня там много связей. Ой, как много! – ухмыляется самодовольно. – А у моей любимой дочурки засосы на шеи и побои по всему телу. Губа разбита. Нужные люди подтвердят за хорошую сумму денег, что было изнасилование. Как думаешь, на чьей стороне будет суд? На стороне изнасилованной и несчастной девушки? Или на стороне детдомовца, который участвует в нелегальных боях? Красавчику боксёру, который привык к тому, что девушки сами раздвигают ноги, снесло крышу, когда он получил отказ впервые в жизни, – с воодушевлением рассказывает она.

Мать малышки думает, что мы переспали. Хотя к этому всё шло. И я бы не смог остановиться. Не смог. Если бы не звонок в дверь, то малышка бы окончательно стала моей. Хотя я обещал себе, что подожду. Хотя бы месяц.

Разубеждать мать принцессы не стану. Её незнание ситуации может сыграть на руку.

Молча сажусь на байк и уезжаю, с наслаждением слыша возмущённый крик, когда окатываю эту тварь водой из лужи.

Не приближаться к моей девочке? Держаться от неё подальше? Хрена с два. Хрен я кому-то позволю её коснуться. Хрен я отдам её Димочке. Или кому-либо ещё. Алиса моя. Моя. Я вижу это. Я знаю это. Вижу по глазам. По стеснительной улыбке. По реакции её тела на меня. По тому, как она вздрагивает, стоит мне её коснуться. По тому, как бьётся быстро жилка на её тонюсенькой сладкой шейке. Сладкой. Как же мне нравится языком проводить по её коже. Чтобы пробовать тонкую бледную кожу на вкус. Всасывать в рот. Оставлять красноватые пятна. Свидетельствующие о том, что эта малышка моя. Малышка. Потому что Алиса совсем маленькая. И хрупкая. Её макушка с трудом до подбородка дотягивается. Когда касаюсь её, боюсь ненароком сжать слишком сильно руки на тонкой бледной коже. Оставить синяки. Причинить боль. Увидеть слёзы в её глазах.

Знакомо чувство, когда на столе стоит благоухающее любимое блюдо, на которое хочется наброситься. Съесть всё до последней крошки. Но нужно подождать. Потому что праздник ещё не наступил.

Так и с малышкой. Каждый раз, каждую минуту проведённую рядом с ней, я с огромным трудом сдерживаю себя. Обещал ведь ей, что в постели мы окажемся лишь тогда, когда она этого захочет. Но руки держать при себе не получается. Как можно удержаться, когда она такая растерянная, такая красивая навстречу идёт? В курточке короткой розовой, которая лицо делает румяным. И ножки длинные худенькие, которые в чёрные джинсы облачены, подчёркивает. Волосы тёмные собраны в высокий хвост на макушке. Открывают жадному взгляду овал лица. Длинную шею.

Когда принцесса замирает нерешительно на пару минут, я руки сжимаю с силой. С места готовлюсь сорваться, если Алиса передумает ехать со мной. Если решит сбежать. Отвожу взгляд. Чтобы не видеть, как она уходит.

Но и здесь моя девочка меня удивляет. Я даже опомниться не успеваю, как она возле меня оказывается. На носочки привстает. Губами полными прижалась к уголку моих. Я застонал. Глаза на минуту от кайфа прикрыл. Даже мечтать не смел, что она вот так первая поцелует. Совсем неумело. И все те сотни поцелуев, которые были до, будто по щелчку пальцев из памяти стерлись. Потому что ни один из них не шёл в сравнение. Ни от одной меня так не вставляло. Ни от одной так крышу не рвало, не сносило. Чтобы от одного только взгляда.

Беру инициативу на себя. Сжал талию руками, чувствуя какая она тоненькая. Чуть постарайся и двумя ладонями талию обхватишь. Чтобы целовать её нормально, приходится сутулиться. Голову низко опускать до дискомфорта в шее. Но на это плевать становится, когда тонюсенькие холодные пальчики на шею ложатся. Вздрагиваю. Отстраняюсь. В глаза заглядываю. Синие. Глубокие.

Подхватываю на руки, вновь поражаясь тому, насколько она лёгкая. Невесомая.

Усадил на байк, чтобы было удобнее ласкать пухлые губы. Чувствуя вкус клубники. Кажется, моя малышка только недавно ела летние ягодки.

Руками под куртку, под свитер ныряю, ямочек на пояснице касаюсь. А малышка ножки закидывает мне на бёдра. Пальцами до боли сжимает волосы на затылке.

Алиса совсем неумело на поцелуй отвечать начинают. Исследовать в ответ мои губы. И я позволяю ей вести. О чём тут же жалею, когда зубы на нижней губе смыкаются.

Что молнией в пах бьёт. Прошибает желанием.

Чёрт. Малышка моя неискушенная. Глупышка моя. Даже представить не можешь, как ты влияешь на меня. Как совершенно невинными прикосновениями заводишь меня с полуоборота.

Отстраняюсь и везу свою принцессу туда, где она сможет почувствовать свободу. Это первый шаг к тому, чтобы Алиса поняла, что может управлять своей жизнью точно так, как управлять байком. Чтобы почувствовала тот кайф, который испытываешь, сидя за рулём байка. То чувство свободы.

И я мл* так счастлив, когда малышка на шею мне кидается. Когда целует лихорадочно лицо. Куда губами попадёт. Гладит лицо. И шепчет сбивчиво благодарности.

Да, мл*ть. Да!

Моя девочка окончательно открылась. Распахнула мне душу.

Но принцессе звонят. И мигом счастье на её лице сменяется растерянностью и расстройством. Отходит. Тихо говорит по телефону, слов разобрать не могу.

Она ходит туда-сюда, нервно кусая ногти.

Везу её домой, мысленно проклиная принцессину мать, которая сорвала свидание.

Отвожу, но уехать не спешу. Не знаю. Чувствую что-то. Чувствую, что малышка не находит себе места.

"Выгляни в окно".

Отправляю сообщение и жду. Принцесса появляется в окне практически сразу. Отпускаю небесный фонарик, который купил за каким-то хером. Просто… просто мл* увидел его в магазине и тут же представил, как она ослепительно мне улыбается, отпуская его в небо. Я мл* идиот. От тех романтичных бредней, которые в голове роятся, тошнит. Романтик херов.

Алиса сама позвонила. В трубку выдохнула с благодарностью:

– Спасибо.

А я другую ситуацию представил, когда она таким голосом моё имя произносить будет.

– Улыбнись, принцесса.

Не вижу, но чувствую, что она улыбается. И от этого становится легче. И я со спокойной душой уезжаю домой. Чтобы мл*ть всю ночь видит сны, где я не отпускаю принцессу домой. Где она засыпает в кольце моих рук, утомленная моей страстью.

Сегодня она выглядит ещё прекраснее, чем вчера. Такая нежная, сосредоточенная. Я даже с шага сбиваюсь, когда вижу её, сидящую на подоконнике и читающую учебник. А потом к ней подхожу. Руки на острые коленки кладу. Мл*. Как же хочется их раздвинуть ещё шире. И чтобы ткани джинсов не было. Мл*. Аж искры из глаз.

Под водолазку ладонями. Чтобы кожу почувствовать. Горячую. Шелковистую. Нежную.

– Вчера снова Димочку привели. Решили за него сосватать, – железная рука сжимает сердце. Ревностно сжимаю зубы. – Я его немножко… украсила. Он ко мне полез. Лапал. Ну… Я ему нос разбила.

И взгляд отводит. Улыбается смущенно.