Текст книги "Земля королевы Мод"

Несмотря на уже возникшие сомнения в моей умственной дееспособности, участковый оставался человеком основательным, и потому серьезно задумался над моим предположением. Потом вдруг лицо его просветлело, а морщина между бровями почти разгладилась. Окунув жилистый кусок мяса в ярко-алый кетчуп, размазанный по краю одноразовой тарелки, он неторопливо положил его в рот, прожевал, потом подмигнул мне и спросил:

– А состав-то какой?

– Убийство… даже два… и еще – предотвратить следующее, – ответила я, надеясь, что правильно поняла вопрос.

– Серийное, что ли? – деловито продолжал допрос Карп Савельевич. – Маньяк там у тебя, так? А кого убивает-то? Блондинок? Или, лучше, пусть вон, мальчишек-подростков, беспризорников…

– Ч-что?! – опешила я. – В каком это смысле – лучше?!

– Да на жалость больше бьет. Дети все-таки. А блондинки – чего их жалеть?

Я подавилась печеньем, закашлялась, затрясла головой, попыталась высосать через соломинку сока, но только еще больше задохнулась. Карп Савельевич встал, деловито обошел стол и сильно постучал по моей спине жесткой, тяжелой ладонью. Удивительно, но кашлять я перестала. Участковый вернулся на место, я проводила его настороженным взглядом. На сумасшедшего маньяка немолодой милиционер не походил совершенно.

– Ну так чего, – Карп Савельевич прожевал еще один кусок шашлыка, шумно отхлебнул пива из кружки и потер ладони одна об другую. – Кого убивать-то будем? И какова, согласно замыслу, роль участкового?

– П-простите, Карп Савельевич, – выговорила я, с трудом отведя взгляд от его сильных рук, поросших рыжими волосками. – Я что-то не понимаю…

– Чего ты не понимаешь? – удивился в свою очередь Карп Савельевич. – Как я тебе сказать могу, пока этого… сюжета не знаю?

– Какого сюжета?! – воскликнула я, кажется, впрочем, начиная о чем-то догадываться.

– Ну ты же книжку пишешь, правильно я понял? – сказал участковый. – Ничего такого – я одобряю. Человек ты умный, одинокий, образованный, книжек этих из вашего коридора перечитала чертову уйму. Вполне можешь и свою написать, ничуть не хуже. Я, если хочешь знать, в тебя верю. И молодежь наша из отделения тебя уважает, не знаю уж, чем ты их там приворожила, они темнят что-то… А! – Карп Савельевич хитро улыбнулся в усы. – Догадался! Ты у них тоже чего-нито выспрашивала и обещала потом в книжку включить. Так? Признавайся – я старая ищейка, меня не обманешь!

Я жалко улыбнулась и сильно растерла ладонями виски и надбровные дуги. Очень хотелось просто молча встать и уйти. Обижать участкового не хотелось совсем.

– Карп Савельевич, я не собираюсь писать детектив про маньяка. И вообще ни про что. И сейчас я спрашиваю вас абсолютно серьезно и без всякого подвоха: выгодно ли участковому милиционеру самому раскрыть серьезное уголовное преступление, совершенное на его «земле»? Или, кроме хлопот, ничего не будет, а вся благодарность ограничится грамотой и отметкой в приказе?

Карп Савельевич надолго задумался. Видно было, как в его голове тяжело ворочаются булыжники готовых схем. Наблюдая за ним, я почему-то вспоминала, как, готовясь к конференции, носили информационные стенды по коридорам научно-исследовательского института, в котором я когда-то работала.

– Почему же ограничится? – размышляя вслух, сказал наконец Карп Савельевич. – Такое редко бывает, конечно, потому что там все-таки бригада, и все такое… Но… звание могут дать… или жилищные условия улучшить… Что еще?

– А вам что нужно, Карп Савельевич? Звание или жилищные условия? – быстро спросила я.

– Полуполковником мне уж не бывать, наверное… Майора только недавно, считай, дали… Старый я и не карьерист… А вот квартирку нам с женой на старость… Дочки-то взрослые уже… – вздохнул Карп Савельевич. Как я и надеялась, оперативная сообразительность участкового не сильно отличалась от таковой у Дашки. Думая о чем-то одном, важном для него, он не мог одновременно анализировать другое и удивляться третьему. – Да… Мечтать, как говорится, не вредно…

– Карп Савельевич, если вы меня теперь выслушаете и мне поможете, то квартирка от вашего Управления – не мечты, а вполне возможна. И не на старость, а прямо сейчас.

– Чего это ты, интеллихенция, несешь? – строго спросил участковый, нахмурив брови. Выпав из розово-мечтательных сфер и осознав весь наш дурацкий разговор разом, он, как я и ожидала, сразу рассердился.

– Карп Савельевич, вам, наверное, надо будет кое-что записать, – предупредила я.

Милиционер, продолжая хмуриться, достал потрепанный блокнот, обернулся в сторону таракана за стойкой и крикнул:

– Равен, еще пива! И сока для женщины!

* * *

Мягкий снег падал на деревья и дорожки. На двух легковых машинах и одном микроавтобусе, припаркованных по краю аллеи, лежали толстенькие пушистые одеяльца. Молодые елочки поуютнее укутывались в снежные пелеринки. Перед крыльцом маленькая дворняжка кружилась в такт снежинкам и пыталась поймать себя за хвост.

Пасторальность пейзажа отнюдь не гармонировала с моим внутренним состоянием. Состояние было напряженное и взвинченное. Я сама себе не нравилась.

Толстая, добродушная и умеренно пропитушная на вид нянечка вежливо поздоровалась в ответ на мое приветствие. Смотрела она на меня с явным любопытством – случайные люди сюда не забредали, а постоянных посетителей знали наперечет.

– Могу ли я увидеть Полину Прохоровну Нестерову? – спросила я.

– Полину-то? Как же, как же… – женщина захлопотала и смешно зашевелила курносым носом, прячущимся между округлых, с прожилками, щек и напоминающим пятачок. – А вы, простите за любопытство, кем же ей приходиться станете?

– Я ее знакомая, – объяснила я. – Не уверена даже, что Полина меня помнит. Но у меня к ней поручение…

– Сейчас дохтура позову, – нянечка ощутимо насторожилась. – С ним говорите. Сюда вот пройти можно, здесь – пальто-шапку… И сумку… Гостинцы здесь? Спиртное у нас нельзя, знаете?

– У меня нет спиртного, – я представила, что действительно привезла в дом престарелых бутылку водки в подарок девяностолетней Полине и улыбнулась. – Сладкое и фрукты.

– У нас тут кормят до отвала, – проворчала нянечка. – И добавку – бери не хочу.

– Не сомневаюсь, – заверила я. – Я просто как знак внимания…

– Ишь ты… – нянечка тяжело поднялась и прошлепала куда-то вглубь здания.

Я присела на кресло под фикус, у которого был какой-то непостижимо казенный вид. Хотя как казенный вид может быть у комнатного растения? Но так и было.

Через некоторое время ко мне спустился по лестнице высокий, худощавый мужчина в белом, расстегнутом халате. На шее у него висел стетоскоп.

– Это вы насчет Нестеровой? – строго спросил он, хотя, кроме меня, не только в холле дома престарелых, но и, наверное, в километре вокруг не было ни одного незнакомого ему человека.

– Да, – покладисто кивнула я и привстала ему навстречу. – Как чувствует себя Полина Прохоровна?

– Ну как… – окинув меня быстрым и цепким взглядом, врач немного расслабился и опустился в кресло напротив. – Как вы думаете, если человеку десятый десяток? – он позволил себе слегка улыбнуться краешком хорошо очерченных губ. – Альцгеймер, конечно, ишемия, остеопороз, катаракта на левом глазу… Хотите дальше слушать? Вы ведь не врач?

– Не врач, – подтвердила я.

– А кто? – требовательно спросил мужчина, подавшись вперед и уцепившись обеими руками за отвороты халата.

– Я – соседка подруги Полины, – честно объяснила я. – Полина и Фрося дружили больше полувека. Теперь Фрося умерла и перед смертью просила меня известить об этом Полину. Я хотела позвать ее на похороны, но не сумела вовремя разыскать. У меня был только телефон, он не отвечал, и ушло время…

– Вот еще не хватало – на похороны! – недовольно поморщился врач. Я пригляделась и увидела, что он значительно моложе меня. Стетоскоп, халат и профессиональная гримаса добавляли ему лет десять. Интересно, что он делает в доме для престарелых? Какие здесь возможности для карьерного роста? Или научные интересы? Или, проще, – платежеспособные старички и приличная зарплата?

– Вы можете с ней повидаться, – принял между тем решение врач. – Но, честно сказать, не знаю, как она вас встретит, и захочет ли вообще с вами разговаривать. Характер у Полины Прохоровны – не сахар. Например, родную внучку она и вовсе не пускает. К тому же Альцгеймер, сами понимаете. Может быть, она сегодня эту самую Фросю и вовсе не вспомнит. Хоть и дружила с ней от царя Гороха…

– Ну что ж, – философски заметила я, пожав плечами. – Попытка – не пытка.

– Это – да, – согласился молодой врач и покосился на мою сумку. – Тяжелой пищи у вас там никакой нет? Сами понимаете, в таком возрасте желудок и кишки уже почти не работают… Недавно вот, приехали старичка навестить молодые родственники из Сибири, привезли от всей души что-то тамошнее – какое-то мясо, рыбный пирог, соленую рыбу, кедровые орехи. Дедушка раздухарился, даже песни с ними пел… Через три дня в нашей часовенке отпевали. Не выдержал желудок. У нас-то здесь специальная диета…

– Да ладно вам страшилки рассказывать! – отмахнулась я. – Ничего у меня там нет, кроме печенья и фруктов.

– Ну, тогда проходите наверх. Второй этаж, комната 204. Сейчас у нас как бы тихий час, так что Полина Прохоровна наверняка у себя.

На стук откликнулся тот же скрипучий голос, который я помнила.

– Зайдите.

Я вошла. Полина, подложив под спину три больших подушки, полусидела на аккуратно застеленной кровати и смотрела телевизор. В небольшой, довольно уютной комнате еще присутствовали столик, кресло, стул и стенной шкафчик для вещей и одежды. Неплотно затворенная дверь вела, должно быть, в санузел.

На столике стояло красивое старинное зеркало в металлической, может быть, бронзовой раме. «Неужели Полина в него смотрится?!» – мысленно ахнула я.

– Здравствуйте, Полина Прохоровна, – вежливо произнесла я. – Простите, что я вас побеспокоила… Не знаю, помните ли вы меня…

– Что, Фроська концы отдала? – ворчливо осведомилась Полина. – Так ее мать, … , не могла меня дождаться, …

Мат в устах старухи слышался каким-то на удивление органичным. Однако, эпитафия Фросе получалась достаточно оригинальной.

– Да ты присядь, – велела между тем Полина. – Чайник поставь. Вон он, на подоконнике, за занавеской, вода там есть. Ветчины не догадала принесть?

– Нет, простите, – удивилась я.

– Ну, – утвердила Полина. – Где тебе с пониманием. Здесь врачи кормят поносом каким-то и говорят: диета, диета… Сами бы ели… Но водки-то хоть принесла? Фроську помянуть?

– Нет, только сок.

– Тьфу на тебя! Кто это покойницу, да еще шлюху – соком поминает?!

Я окончательно смутилась. Мне вдруг показалось, что Полина в чем-то по большому счету права, а я – ни черта не понимаю в жизни.

– Ладно, – смилостивилась старуха. – Я же вижу, ты не из тех, у кого шкалик всегда с собой для жизни припасен. Но могла бы и догадать… Рассказывай.

– Что? – в разговоре с Полиной я никак не могла поймать нужный тон. Наверное, она все-таки слишком старая – подумала я.

– Как – что? – удивилась Полина. – Как Фроська помирала. Чего говорила, чего врачи. Как потом. Чего в гроб надели. Как вообще все прошло… Ты ж понимать должна – это для меня теперь самая важная тема осталась. Мы тут со стариками только о том и беседы ведем…

Мне тут же вспомнился молодой врач и его – «сами понимаете». Я вздохнула. Ну что ж, если я должна все за всех понимать, значит, так тому и быть.

– Ну что ж, слушайте, Полина Прохоровна…

По окончании моего рассказа Полина велела налить ей в пластиковый стаканчик апельсинового сока и истово, в одиночку, глядя вглубь себя, выпила его. Занюхала печенюшкой.

Помолчали.

– Полина Прохоровна, – осторожно начала я, ожидая немедленного наступления предсказанного молодым врачом Альцгеймера. – Фрося перед смертью сказала, что вы, якобы, знаете о ней что-то важное. Что, о чем – никто из нас ничего не понял. Вполне может быть, что это было уже предсмертным бредом… Простите… То есть, я хотела сказать…

Говорить о смерти в присутствии такой глубокой старухи казалось мне просто вопиюще неприличным. Почти как о веревке в доме повешенного.

– Да ладно тебе приседать, я-то жива покуда, – Полина с досадой отмахнулась от моей рефлексии. – Никакой это не бред, конечно. Да только не знаю я, что ты с этим делать станешь…

– С чем, простите?

– Да с тем! – Полина, кажется, не на шутку разволновалась и разозлилась. Я сразу вспомнила про ишемию. – Если я тебе теперича все расскажу… Зачем оно? Кому на пользу… Хотя она, конечно, именно тебе и велела. Сказала: в тебе корысти нет. Вот, Фроська!… Сучка … ! … …! Втравила меня, сама смылась, и решай сейчас, когда мне уже о червяках думать надо!

Я не выдержала и улыбнулась.

– Но вы все-таки решите, Полина Прохоровна! – сказала я. – Раз уж Фрося назначила вас своим душеприказчиком, надо думать, у нее были для этого какие-то основания…

На самом деле, я уже поняла, что не буду дальше настаивать. Обе старушки – материалистки и атеистки. Жизнь Фроси не была гладкой. Желание нравственно очиститься перед смертью присуще материалистам также, как и верующим людям. Фрося облегчила душу – рассказала Полине. Теперь Полина сохраняет какую-нибудь «ужасную тайну» Фроси, которую обычно говорят попу на исповеди. Если она решит унести ее с собой в могилу, исполать ей. Непонятно только, причем тут мое бескорыстие…

– Да я не сегодня-завтра в ящик сыграю! – рявкнула Полина, явно нешуточно взбеленившись. – И ты сама ентим… приказчиком останешься.

– Ну-у… – я пожала плечами.

– Так, – Полина внезапно успокоилась и, потянувшись, сама налила себе еще сока. Рука ее, серая, похожая на высохшую ветку, почти не дрожала. – У тебя, значит, образование серьезное?

– Да, два высших, оба – в Университете, – я решила не вдаваться в подробности.

– Изрядно. Грамотная, небось. Не то, что у меня – два класса и коридор. Значит, по сути – чего там, кому, куда – разберешься.

– Чего? Кому? Куда? – переспросила я.

– А тому, – передразнила Фрося. – Что в вашей квартире еще с войны золото лежит!

– Как лежит? – тихо спросила я, слыша не только свой голос, но и стук собственного сердца. – Где?

– На балконе, в старой Фроськиной комнате, – сказала Полина, откинулась на подушки и прикрыла глаза.

* * *

В коридоре под вешалкой Кривцовых незнакомый мне ребенок лет двух отроду играл в мяч с Кирой. Кира катила к нему большой мяч с ярким рисунком, а потом сама же отнимала. Ребенок почему-то соглашался и отдавал.

Раздевшись, я прошла на кухню. На кухне Дашка и Ксения пили чай с пирогами.

– Здравствуйте, Анжелика Андреевна! – Ксения со знакомой улыбкой поднялась мне навстречу.

– Здравствуйте, Ксения, – откликнулась я. – Как у вас дела?

– Спасибо, хорошо, – улыбнулась женщина.

– Это ваш сын?

– Да, его Пашка зовут, – Ксения кивнула.

Я перевела взгляд на Дашку и поразилась. Ее улыбка по обаянию и жизнерадостности едва ли не перешибала ксенину. Интересно, что произошло?

– Даша, а я что-то давно Любу не видела? – со значением спросила я. – Вы что, поссорились?

– Нет, что вы! – Дашка повела рукой, потом поднялась, подошла к плите и налила себе в тарелку супа. Мне показалось, что и ее пластика как-то изменилась. – Просто у Любочки сейчас дел много. Она, вроде бы, клуб решила поменять, в квартире ремонт и все такое…

– Ах, вот как… – протянула я.

– Ага! Анжелика Андреевна, можно я к вам потом загляну?

Нет, ну в чем дело-то?! Как будто бы Дашка слопала чью-то сметану!

– Конечно, Даша. Заходи, я буду дома весь вечер.

– Анжелика Андреевна! Я все забываю… – крикнула Дашка мне в спину. – Вы Полину-то нашли? Сказали ей про Фросю?

– Да, Даша, – машинально ответила я. – Нашла. Сказала. И она сама рассказала мне много всего интересного…

В комнате я включила компьютер, вошла в рисовальную программу и попыталась мышкой нарисовать нужную мне схему. Ничего у меня, естественно, не получилось. Тогда я взяла лист бумаги и карандаш.

Теперь вроде бы все сходилось.

* * *

– Здравствуйте, Вадим…

– Мы разве опять на «вы»?

– Как хочешь, можно на ты. Хотя ты знаешь, что мне на «вы» удобней.

– Мне, если честно, тоже. Но Анджа, это же смешно… после…

– Конечно, ты прав… Может, мы куда-нибудь сходим?

Безмерное, прямо таки безбрежное удивление на том конце провода. За все время своего знакомства с Вадимом я никогда не выступала инициатором наших встреч. Все инициативы исходили от него. Обычно в таких положениях я дико стесняюсь и испытываю сильную неловкость. Сейчас – только спокойствие и сосредоточенность.

– Разумеется, Анджа. Когда, куда? Я могу взять билеты… Назначай время… Я… я безумно соскучился по тебе.

Неужели он и вправду хочет только меня видеть? Ничего, скоро все станет ясным. Не сегодня-завтра, как сказала бы Полина, рыбка должна была клюнуть. Живцом была я сама, и это казалось мне вполне справедливым.

* * *

Тяжелый театральный занавес медленно пополз вниз, актеры, взявшись за руки, вышли на поклон на авансцену. Кто-то бросил букет к ногам главной героини. Я смотрела на их лица, мигом позабыв и название, и сюжет просмотренного спектакля. Лица актеров все еще сияли вдохновением только что законченной игры. Их движения были излишне порывисты, как будто невидимый кукловод где-то под потолком дергал за нитки.

– Все те же вечные персонажи – Коломбина, Арлекин, Пьеро… – прошептал Вадим мне на ухо и сжал мою руку.

– Угу, – прошептала я в ответ, поражаясь тому, что он опять угадал мои мысли. – Игра…

На улице пахло весной. Проходящий мимо трамвай весело раскачивался, как будто бы приплясывал на бегу.

– Что у вас нового, Вадим?

– Можно сказать, ничего. Скучные дела, никакого полета фантазии. А вы, Анджа? Чем вы занимались все это время?

– О! – я попыталась изобразить лукавство. Не думаю, что у меня получилось что-нибудь достойное. – Вы просто не поверите, Вадим, но я опять, как и восемь лет назад, ищу сокровища…

– Да неужели? – его удивление выглядело несколько наигранным. – Какое трогательное постоянство увлечений. И что же – нашли?

– Да нет пока, но все говорит за то, что вот-вот…

Мерседес приветственно вякнул, завидев хозяина.

Всю дорогу до моего дома Вадим был молчалив. Зайти выпить кофе отказался, неубедительно сославшись на головную боль. Мне казалось, что я угадала действительную причину его отказа. Она была смешной и неприличной.

В комнате я, отпихнув Флопси, надела тапки и увидела, что свинка сожрала половину помпона. От этого незначительного события меня разобрал почти истерический смех. Услышав, что я смеюсь, в дверь поскреблась Дашка, которая, должно быть, отслеживала мое возвращение из театра, но тактично не вылезала в коридор, дожидаясь, пока я разденусь, вымою руки, переоденусь и так далее.

– Анжелика Андреевна, можно? Вы «смехопанораму» смотрите, да? Мне тоже нравится…

– Входи, Даша. Я ничего не смотрю, просто так…

Дашка вошла и застыла на пороге, глядя на меня с нескрываемым торжеством. Ее обычная униженная заторможенность куда-то подевалась. Увеличившиеся как бы не в два раза глаза сияли прохладным бирюзовым огнем.

– Даша, что? – уже догадавшись, спросила я.

– У меня будет ребенок! – сказала Дашка.

– Я тебя поздравляю! – искренне ответила я, поискала еще каких-нибудь торжественных слов, не нашла и добавила. – Постарайся теперь не простужаться на рынке.

– Уж постараюсь! Не беспокойтесь!

– А как ты себя чувствуешь?

– Уж лучше и некуда! – рассмеялась Дашка и я впервые увидела, какие у нее ровные – один к одному – зубы.

Я видела, как Дашке хочется все обсудить, и хотя буквально валилась с ног, да и голова у меня была забиты совсем другими вещами, не решилась отправить ее восвояси. Беременных женщин нужно баловать, тогда ребенок родится здоровым и веселым. А кто будет баловать Дашку?

Некоторое время мы беседовали. Дашка, увлеченная своим новым состоянием, по-видимому, не замечала того, что я отвечаю ей практически на автопилоте.

– Ксения мне все обсказала, и вещички Пашины обещала отдать, прямо в коробке. Она их туда сложила, и теперь…

– Хорошо…

– В консультации так и сказали: хорошо, что у тебя таз широкий, рожать будет легко…

– Это да, это важно…

– Булки сказали есть поменьше, налегать на витамины. А как же я без пирогов…

– Это хорошо… То есть – раз надо, как-нибудь полгода обойдетесь… А Виктор Николаевич-то знает? – наконец сосредоточилась я.

– Не-а, – безмятежно ответила Дашка. – А зачем ему знать?

Впервые за все время я пожалела не Дашку, а Виктора Николаевича. Хорошо, если он так никогда и не поймет, что упустил в своей жизни. А если поймет?

* * *

Я бы хотела напоминать сама себе военного стратега – того самого, о котором говорила Светка Аркадию. И про свой мужской ум тоже себе напоминала. И про собственную «замороженность», и про жизнь на Земле королевы Мод. Но люди, их чувства и поступки, даже самым трезвым и холодным расчетам поддаются лишь до какого-то, вполне определенного предела. Дальше – нет. Дальше вступает в действие фактор неопределенности. Вроде бы тысячу раз все проверила и перепроверила. Но чувствовала себя все равно препаскудно – последней дурой.

И, как оказалось, не напрасно.

* * *

Телефон зазвонил где-то в первой половине дня, и я его на свой счет сначала не приняла совершенно, и даже не шевельнулась поднять трубку. Сидела за компьютером и медитировала над своими, гроша не стоящими, выкладками.

– Анджа, тебя! Возьми трубку! – крикнула Зина из коридора, приоткрыв дверь.

В коридоре громко звучало радио. С самого своего приезда Зина непрерывно слушала радиостанцию «Маяк». Приемник она привезла с собой из деревни. И когда выходила на кухню готовить еду, брала его с собой.

Пожав по привычке плечами, я подошла к телефону, который примостился на моей универсальной этажерке.

Едва я подняла трубку, как она брызнула словесным кипятком. Я не успела сказать ни слова, даже «алло».

– Анжелика Андреевна! Сережу убили!!!

Несколько секунд я переваривала информацию, соображая, насколько это событие все меняет. Все это время трубка однообразно визжала возле моего уха. Наконец я обрела дар речи.

– Как? Кто? Когда? Говорите четко и коротко.

– Вчера… Вчера нашли…

– Как вы об этом узнали?

– Мне его приятель позвонил, с которым он учился. Мы знакомы, ходили вместе в клуб, в бильярд… К нему из милиции приходили.

– Где нашли… Сергея?

– Где-то за городом, он не запомнил.

Я снова замолчала, обдумывая уже полученные сведения.

– Анжелика Андреевна, они меня тоже убьют! Я чувствую! Сейчас! Я боюсь!!!

– Алина, слушайте меня, – руки у меня тряслись так, что я с трудом удерживала трубку. – Кто такие – они? Вы что-нибудь о них знаете? Они – это ваш муж и его люди?

– Нет! – взвизгнула Алина. – Нет! Причем тут Вадим! Нет!

– Почему вы уверены? Ведь вы говорили мне…

– Потому что! Это я, я сама… Я врала вам!

– Какое отношение ко всему этому имеет Люба, инструктор из спортивного клуба?

– Откуда вы знаете?… А… Анжелика Андреевна! Меня же убьют! Ладно… Это она ваше пальто…

– Господи! Причем тут мое пальто?! С кем она связана, кроме вас?

– Да ни с кем она не связана!… Ну… с этой толстой дурой, которая у вас… Они с Любой, кажется, в одном классе учились… Да про что вы! Вас же тоже убьют! Я потому и хотела… Но я же не зна-ала-а!

– Алина! – я изо всех сил пыталась сдерживать себя. На фоне непрерывной истерики на том конце провода это давалось мне не слишком легко. Если бы она стояла рядом со мной, я могла бы успокоить ее хорошей оплеухой. Но сейчас такой возможности у меня не было. – «Это было у моря, где ажурная пена, где встречается редко городской экипаж. Королева играла в башне замка Шопена и, внимая Шопену, полюбил ее паж»…

– Что?!! Что вы говорите?!

– То самое. Перестаньте орать. Теперь слушайте меня. Возьмите денег, сколько у вас есть, совсем немного вещей и немедленно, первым же поездом или самолетом уезжайте в ваш рязанский Соловей, к маме, сестре и ее семье. Скажете, что соскучились, приехали погостить. Сидите тихо по крайней мере две недели. Понятно?… Тогда – собралась и поехала! Не визжать, не орать, не плакать! Не терять ни минуты!

– Хорошо, – почти спокойно ответила Алина. – Только вот что я вам скажу, Анжелика Андреевна: вы тоже спрячьтесь. А то и вас убьют.

Положив трубку, я опустилась на стул и несколько минут сидела неподвижно, стараясь дышать глубоко и равномерно. Но даже в хорошо проветренные мозги не приходило ни одной связной, и, главное, полезной мысли.

В общем-то, в сложившихся обстоятельствах совет, который я дала Алине (а потом она вернула мне), представлялся самым разумным. Благо, мне было где спрятаться, скрыться, отсидеться и так далее, и тому подобное.

Закавыка оставалась только одна. Квартира и ее насельники. И это многое меняло. А если совсем честно, то это меняло абсолютно все.

Подумав еще, я позвонила в отделение милиции. Там мне сказали, что майора Спиридонова нет на месте и посоветовали перезвонить в районе пяти часов, когда он, скорее всего, «забежит на минутку».

Потом я позвонила Светке, втайне рассчитывая застать Леонида. Леонид оказался в Польше на переговорах.

– Что-то случилось? – спросила Светка.

– Ничего срочного, – ответила я. – Хотела посоветоваться по одному юридическому вопросу.

Браток должен был вернуться с работы где-то около семи. Если, конечно, где-нибудь не задержится, что с ним, естественно, случалось, так как дома его никто и никогда не ждал.

Самым разумным было бы надеть пальто, сапоги и уйти.

Вместо этого я сидела в кресле и ломала пальцы. А еще говорят, что во мне нет ничего женского!

Уже потом, много позже, я сообразила, что можно было бы просто велеть соседям не открывать никому дверь. Хотя… из школы приходили дети, они вечно теряют ключи… приятели Семена… И, самое главное, – ведь мне пришлось бы им всем что-то объяснять…

* * *

Трудно объяснить словами, какое именно решение я приняла. Но к тому моменту, когда в дверь позвонили, решение было уже принято и никакому обжалованию не подлежало. Кажется, я вычитала его в каком-то приключенческом романе. Но не из современных (там подобные решения были не в чести), а в романе классическом.

Дверь открыла я сама, так как не сомневалась, что в случае чего они ее просто сломают. Одного из четверых людей, которые сразу же, оттеснив меня, прошли в коридор, я узнала почти сразу. Мы с ним уже встречались восемь лет назад. Высокая, странная, как будто бы сломанная по линии талии фигура. Бандит, то ли по имени, то ли по кличке Алекс – охотник за сокровищами. В общем-то, могла догадаться и раньше, когда на сцене появился Вадим. Все те же люди снова стягиваются в круг…

Но теперь все это было уже неважным. Главная моя задача – убедить их и увести из квартиры. Естественно, они уйдут только вместе со мной. Но это – нормальная плата за мои самонадеянность и скудоумие. В конце концов, даже если все обернется самым плачевным образом – в чем беда? Антонина давно взрослый, самостоятельный человек. В моей собственной жизни вроде бы уже случилось все основное и значительное – и радости, и беды. Что остается? Стареть, с каждым годом что-то теряя, и, как в зеркале, наблюдать эти потери в друзьях и знакомых? Такая ли это великая ценность?

Главное, чтобы в коридор сейчас не вылез кто-нибудь из детей. К счастью Зинин «Маяк» почти заглушает все, даже звонки и голоса. По «Маяку» передают старые песни композитора Александры Пахмутовой. Наверное, это ее юбилей, или юбилей ее мужа, поэта Добронравова, который писал стихи к ее песням. Главное, чтобы не вышли дети. Сколько их там, за моей спиной? Лучше не вспоминать… да, еще же есть Дашкин неродившийся ребенок, которого она вымаливала у всех святых во всех церквях. Если кто-нибудь из них выйдет, интересно, смогут ли эти отморозки догадаться, что… что за безопасность любого ребенка… Не думать!!! Я не знаю, как устроен этот мир, но вполне допускаю, что в некоторых обстоятельствах человеческие мысли имеют тенденцию материализоваться. Лучше всего думать о том, что я человек холодный и равнодушный. Я не люблю людей вообще и особенно – пролетариат. Эти дети для меня – абсолютно чужие. Их в любом случае не ждет ничего хорошего в этой жизни, для них не предусмотрено в ней места, так как уже их родителей отменили как класс, а до следующей революции еще далеко. Я выросла на Земле королевы Мод, среди вечных сиреневых ледяных гор, под серебряным яблоком равнодушной Луны. Мне плевать на всех и на все, включая мою собственную жизнь…

– Ну вот и встретились, – сказал Алекс. – А я ведь знал…

– Показывай быстро, где, тогда останешься живая, – сказал второй, широкоплечий, с бегающими глазками. Удивительно, но мне показалось, что и его я тоже откуда-то знаю. – Если будешь молчать, конечно.

Разумеется, я знала, что он врет. Оставлять в живых меня нельзя было ни в каком случае. Когда речь идет о таких деньгах, живые и хорошо информированные свидетели попросту исключаются.

По счастью, оба бандита говорили приглушенно.

– Здесь, в квартире ничего нет, – негромко сказала я. – Не думаете же вы, что я такая дура… А пластинка вообще – у специалиста из Эрмитажа (я не думала, что они станут искать помпейскую пластинку, но на всякий случай поменяла место работы Петра Григорьевича).

– Где остальное? – быстро спросил Алекс.

– В надежном месте, – усмехнулась я. Кажется, именно так отвечали бандитам многочисленные герои многочисленных прочитанных мною детективов.

– Сейчас ты быстро что-нибудь накинешь, поедешь с нами и это место покажешь…

– Мне надо сначала позвонить.

– Обойдешься.

– Там закрыто…

– Сломаем!

– Там люди.

– Будут молчать, как и ты, и не станут рыпаться, останутся живы.

Я вдруг осознала, что тяну время. Зачем? На что я надеюсь? Ведь ничего не произойдет. Не прибежит отряд доблестных спецназовцев. Не приедет на газике родная милиция. Увы! Все подобные вещи случаются только в дешевых потрепанных детективах, стоящих на полках наших коридорных шкафов. Даже пожилой, доверившийся мне участковый Карп Савельевич Спиридонов узнает обо всем только сегодня вечером. Да и что он смог бы один против четверых? Еще, чего доброго, получил бы пулю в лоб вместо обещанной «квартирки на старость»! Нет, все правильно. В конце концов, каждый платит по своим счетам.

– Хорошо, едем, – сказала я.

– Давай оборачивайся поживее!

…

Лица вошедших в квартиру отморозков менялись, должно быть, на протяжении минуты, но я этого не заметила, так как в комнату они меня не пустили, и я рылась на вешалке в поисках старой куртки.

– Это куда это вы ее везти собрались? Никуда она с вами не поедет!

– Это вы?!!

Оба возгласа прозвучали одновременно. Я обернулась и, уронив найденную наконец-то куртку, выпрямилась во весь рост.

Прямо за моей спиной, в коридоре, сгрудившись, как на старой фотографии, стояли все имеющиеся в наличии насельники нашей коммуналки. Причем, что самое потрясающее, они все были вооружены!