Текст книги "Земля королевы Мод"

Зина, занимавшая большую часть ширины коридора, держала в руках молоток для разделки мяса. Аркадий сжимал побелевшими пальцами ручку топора, который, как я знала, хранился в кладовке, и принадлежал покойному Федору Кривцову. Дашка там же вооружилась новенькой ножовкой. Машка стояла рядом с огромным гвоздем. У Натальи были в руках великанские портновские ножницы, Руслана сжимала тяжелую раковину, которую я же и привезла ей в подарок из Италии. А Семен, опираясь одной рукой на костыль, держал в другой, вытянутой вперед руке пистолет (или револьвер, или маузер – я совершенно ничего не понимаю в оружии!).

«Булыжник – оружие пролетариата!» – вспомнила я и едва удержалась от улыбки.

Некоторое время длилась немая сцена, а потом между ног Зины протиснулась вперед Кира и звонко и чисто произнесла:

– Пошли вон, суки позорные!

Из комнаты летел и мелодическими Пахмутовскими клубами завивался вокруг всей сцены «Маяк»:

 
«Пока я ходить умею,
Пока любить я умею,
Пока я дышать умею
Я буду идти вперед!
И снег, и ветер, синих звезд ночной полет,
Меня мое сердце в тревожную даль зовет.»
 

Глава 16

– Анджа, это было потрясающе! – сказал Вадим.

Он сидел в кресле, а я лежала на тахте, опираясь на локоть и подогнув колени. Глаза у меня слипались. Очень хотелось чая с лимоном и с вишневым вареньем. Да где же его взять!

– Просто великолепно! Хоть сейчас снимай художественный фильм. Вы… и все эти люди за вами… вы смотрелись просто как агитационный плакат времен Советского Союза – интеллигенция ведет пролетариат и крестьянство к светлому будущему.

– Ага, особенно уместны в этом контексте были пистолет и костыли Семена, – проворчала я. – Откуда, кстати, он его взял? Кажется, у нас хранение оружия запрещено. Или я чего-то не отследила в российском законодательстве?

– Большинство бывших афганцев имеют оружие. Все, кому надо, об этом знают.

– Замечательно. А сколько у нас в стране бывших афганцев? И, еще раз кстати: вы-то откуда здесь взялись?

– Моя жена Алина, убегая в спешке по вашему совету, оставила мне сообщение на автоответчике, из которого я понял только то, что вам, Анджа, угрожает какая-то опасность. Я взял пару своих охранников, которые подвернулись, и поехал сюда.

– То есть, милицию вызывали не вы? Ведь Карп Савельевич должен был позвонить мне только вечером…

– Разумеется, не я. Я же ничего не знал. Что я мог им сказать? Милицию вызвал мальчик из вашей квартиры, который спустился из окна кухни по веревке и водосточной трубе. Они вместе с каким-то другим мальчиком (который уже стоит на учете в милиции и все там знает) прибежали в отделение, и подняли там большой шухер. Сначала им не очень-то поверили (бандиты, пистолеты, похищение и все такое!), но когда они назвали адрес, по которому уже числилось два убийства… Почти одновременно сюда подоспел и участковый, который, по-видимому, нюхом что-то почуял… ну, есть же у старых милиционеров какая-то интуиция, вполне материально обоснованная. Как у пожилых врачей, или ученых, или спасателей…

– Их арестовали?

– Ну разумеется! Другое дело, как все повернется на суде. Тут все будет зависеть от доказательной базы… Кстати, ваш участковый настроен очень решительно, ходит гоголем, у него, как я понял, масса какой-то информации, которой почему-то не располагает следствие…

– Угу, эту информацию он получил от меня.

– От вас, Анджа?!

– Да. А мы с вами опять на «вы»? … Нет, нет, не трудитесь! Мне тоже так удобнее. А все-таки скажите, Вадим: зачем вы виделись с Федором Кривцовым?

– Я отыскал его по просьбе жены и узнавал у него насчет золотой пластинки. Он сказал мне, что выменял ее на бутылку у кого-то из собутыльников. Обещал поспрашивать и рассказать мне. Я хотел оставить ему визитную карточку, но он сказал: не надо, жена найдет, и запомнил мой телефон наизусть. Я, помню, еще тогда посмеялся. Но я ничего не знал о том, что Федор погиб практически сразу же после разговора со мной! …

– Почему вы не сказали мне?

– Я не хотел впутывать вас в это дело, не хотел усложнять наши и без того непростые отношения. Я же не знал, что вы и без того увязли в нем по уши. Не знал, что вы встречаетесь с Алиной… Я нашел ваше имя в списках жильцов тогда же, когда искал продавца пластинки. И, право, эта находка заинтересовала меня куда больше, чем все золото на свете…

– Вадим, умерьте, пожалуйста пафос, – скромно попросила я. – А то как-то…

– Хорошо, пожалуйста, – вежливо согласился он. – … На меня сразу же нахлынули воспоминания. Я понял, что должен увидеть вас, но долго не решался, не мог сообразить, как это сделать. Боялся быть неуместным. Ведь я же не знал – одна вы или не одна. Сами понимаете, по прописке это не выяснишь…

– Но ведь вы-то не один, Вадим.

– Вы знаете, мой второй брак давно, почти сразу, превратился во что-то такое, чему даже я сам затрудняюсь дать наименование. Наверное, я сам виноват в том, что это случилось, потому что с самого начала я Алину не любил. И она меня, кажется, тоже. Теперь во всех пособиях по супружеским отношениям пишут, что это – не проблема, вот, мол, в позапрошлом веке все так женились, и ничего – жили прекрасно. Стерпится-слюбится. Может быть, это и так, но в нашем случае как-то не сработало. Возможно, надо было развестись, но я как-то не видел в этом смысла. В каком-то смысле я за нее отвечал. Разведемся – и куда она пойдет? На что будет жить? И что делать мне? Искать следующую жену? Доживать жизнь одному? Вот вы общались с ней, с Алиной, и вы – психолог, Анджа. Что вы мне скажете? Почему так получилось?

– По первому образованию я биолог, Вадим. Нет вашей вины и (в этом! о других вещах умолчим.) нет Алининой. Вы оказались – вполне успешный самец, биология предписывает вам иметь как можно больше самок, находящихся в репродуктивном периоде. Это выгодно для процветания вида. Почему у вас с Алиной не было детей?

– Я не хотел. Помнил про Гуттиэре и боялся. (см. «Забывший имя Луны»)

– Тогда вина все-таки – на вас. Ребенок, дети могли бы все изменить. Хотя… Кроме всего прочего, есть и еще одна причина – тоже отчасти биологическая. Есть старые люди, Вадим, и есть молодые. Мы с вами – старые, а Алина и ее погибший любовник Сережа – молодые. Одним не понять других. Мы говорим цитатами из других книг и кинофильмов, по-другому двигаемся, по-другому развлекаемся, едим и любим. В конце концов, от вас пахнет по-другому, чем от юноши. Все это можно простить за талант, за творчество, за полет – поэтому у артистов, певцов, талантливых ученых и прочих творцов никогда не будет недостатка в искренних молоденьких любовницах, поклонницах, аспирантках и т.д. Но вот за деньги, квартиру, машину, косметические салоны и пр. позабыть обо всем этом, увы, нельзя. Смириться да, можно, но внутреннее ощущение «купилась» всегда имеет оборотную сторону – презрение к тому, кто купил. И это утверждение я бы включила в памятку для немолодых бизнесменов, которые бросают старую жену и женятся на молодых и красивых…

– Вы меня, можно сказать, уничтожили, – Вадим опустил голову. – Особенно про запах… Вообще-то я и сам думал приблизительно об этом, но как-то, видимо, не решался сформулировать…

– Ну что ж, я сделала это за вас. Ведь вы сами называли меня жестокой.

– Тогда вы думали, что Федора убил я?

– Да, каюсь, именно так я и думала.

– А теперь, как в старом еврейском анекдоте: «То ли он украл, то ли у него украли, но… нехороший душок остался».

– Увы, да, Вадим. Вы не могли довериться мне, я не могла – вам. И это уже не в первый раз. И, разумеется, неспроста. Мир устроен довольно рационально, и все, происходящее с нами, – его послания. Надо только уметь их читать…

– А вы никогда не делали ошибок при чтении?

– Вообще-то нет. Когда я пошла в школу, то читала лучше всех в классе…

– Обидно. Вы… вы сожалеете о том, что между нами…?

– Нет! Разумеется, нет! – искренне воскликнула я. – Все было замечательно. И не думаете же вы, в конце концов, что моей жизни много таких… приключений…

Вадим грустно улыбнулся и покачал головой.

– Вы дрожите, Анджа. Можно, я накрою вас пледом?

– Наверное, это нервное… Пожалуйста!

– Я слышал, что человек вполне осознает произошедшее с ним только через некоторое время. И тогда наступает реакция.

– Да.

– Может быть, мне остаться с вами, Анджа? Хотя бы на эту ночь? Я буду сидеть здесь, на кресле…

– Нет, Вадим. Простите, но – нет. Все дело в том, что вы… вы со мной еще происходите, а мне уже пора перейти в это самое последействие, в реакцию, как вы выразились. Сейчас я выпью чая и усну. Вы позволите?

– Разумеется. Простите, – Вадим встал и церемонно поклонился мне. – Не вставайте, Анджа. Я сам оденусь и найду выход.

– Да, – сказала я и зажмурилась, чтобы не видеть, как он уходит. – Вы его обязательно найдете.

Когда хлопнула входная дверь, я поднялась, разобрала кровать, надела ночную рубашку, шерстяные носки, выключила свет и свернулась под одеялом, подтянув колени к груди. Какое-то шебуршение внизу, возле кровати привлекло мое внимание. Я высунула голову и с трудом разглядела в сумерках Флопси, которая стояла на задних лапках и скребла передними по ножке тахты. Я взяла ее за мягкий загривок и посадила к себе на постель.

* * *

– По совести говоря, отныне я должна была бы прервать с тобой всяческие отношения, не подавать руки, и все такое, – мрачно заявила Ленка.

– Так прерви, если считаешь нужным, – вяло отозвалась я. – А чтобы ты мне когда-нибудь руку подавала, так я как-то и не припомню…

– Лена, ты что, хочешь с Анджей сейчас поссориться? – тревожно спросила Ирка, отрываясь от доски, на которой она резала принесенную Светкой сырокопченую колбасу. – Как тебе не стыдно! Человек такое перенес…

– Если бы у нее в голове были мозги, а не опилки, как у Винни-Пуха, ей бы и не пришлось ничего переносить! – прошипела Ленка.

– Ну, это же от самого человека не зависит, – тут же отпарировала Ирка. – Кому чего в голову положили, у того то и лежит.

Ленка буквально зашлась в бессильном шипении.

– Хватит вам собачиться, – лениво сказала Светка, покачалась на стуле, потом выхватила у Ирки из-под ножа сразу несколько кусочков колбасы, свернула их в трубочку и засунула себе в рот. Следующие ее слова прозвучали несколько невнятно. – Неужели вам не интересно, что это все-таки было? Анджа, ты не обращай на них внимания и рассказывай.

– Сейчас, я только колбасу дорежу, – попросила Ирка.

– Ты ее никогда не дорежешь, – философски возразила Светка. – Так и будешь – резать и резать… колбасу. Знаете, в филологии есть такое понятие: частотность сочетания слов. Так вот, если отбросить всяческий милитаризм, то в письменной речи глагол «резать» в восьмидесяти процентах случаев употребляется со словом «колбаса».

– Интересно, – заметила Любаша, которая в последние годы декларировала свою тягу к вегетарианству.

– Так вы будете слушать или резать колбасу? – спросила я.

– Конечно, слушать, – сказала Ирка, присела на стул и сложила руки на коленях. Зная Ирку чертову бездну лет, я увидела, что Светкино замечание про филологическую частотность почему-то очень сильно подругу задело.

Ленка взяла первую подвернувшуюся под руку свинку, села на тахту и демонстративно отвернулась к окну.

– Вся эта история началась в 1941 году, – сказала я. – Накануне установления блокады Ленинграда. В нашу квартиру, к «красной проститутке» Фросе неожиданно явился один из ее многочисленных возлюбленных по имени Лев Шеин. Внизу его ждал грузовик, в кузове которого лежало что-то, укрытое брезентом. Фрося в то время колебалась, не зная, уезжать ей из уже осажденного города или нет. Явление Льва Шеина и его неожиданная просьба перевесили чашу весов в пользу – остаться. Просьба заключалась в следующем: приютить до лучших времен («до нашей победы над проклятым фашистским отродьем!» – так патетически сказал молодой Фросе молодой Лева.) то, что лежало в кузове грузовика. Лева и еще один человек, который за все время не сказал ни одного слова («может быть, он немой был?» – думала Фрося впоследствии.), быстро перетаскали в опустевшую – большинство соседей уехали в эвакуацию – квартиру несколько деревянных, оббитых железной лентой ящиков. Под конец принесли еще один – железный и вроде бы даже запаянный. Фрося никогда не была болтливой и многие годы жила по принципу: «меньше знаешь, дольше проживешь». К тому же времена тогда были достаточно сложные, да и еще и война. В общем, она даже ничего у Левы не спросила и удовлетворилась его задыхающейся скороговоркой. В самом общем виде инструкция выглядела так: «Ящики не вскрывать, отдать самому Леве, когда он вернется, или его брату Илье Шеину, если предъявит документы, да он, вообще-то, и так похож, но документы все-таки спросить. Если за ящиками не явятся ни Лев, ни Илья, нужно просто забыть о них и жить дальше. Может быть, когда-нибудь потом их востребует человек, у которого будет вот такая татуировка (тут Лев показал Фросе хорошую фотографию довольно странного шестиконечного креста).» Надо сказать, что грамотная Фрося прочитала довольно много приключенческих романов, и очень любила ходить в кино, не пропуская ни одного нового фильма. Кое-какие, в том числе и западные фильмы ей удавалось посмотреть и на закрытых просмотрах. То есть, воображение у Фроси было вполне инициировано. После слов о татуировке и демонстрации необычного креста она почему-то сразу решила, что Лева – член какой-то религиозной секты и теперь спасает от фашистов принадлежащие ей сокровища. Скажем сразу: никакими тайными обществами, религиозными сектами и ничем подобным дело не пахло. До начала войны все сокровища хранились в Могилевском обкоме партии. После войны считалось, что они попали к немцам и исчезли. Видимо, на что-то подобное и рассчитывал Лев Шеин.

Но ни блокады Ленинграда, ни собственной гибели он, конечно, предвидеть не мог.

Во время блокады Фрося сожгла в буржуйке деревянные ящики и, по-видимому, обменяла кое-что из ценностей на еду. Запаянный металлический ящик она не трогала, а прочее обернула клеенкой, плотно зашила в брезент и хранила сначала в кладовке, а потом, уже после войны, когда после снятия блокады в Ленинград начали возвращаться выжившие насельники квартиры, догадалась спрятать свертки на балконе. Когда-то там было лепное украшение, потом оно отвалилось, а еще позже на его месте образовалась довольно обширная ниша. Фрося спрятала туда все, что поместилось, а снаружи заложила кирпичами. Балконом давно никто не пользовался, а ни о каком наружном ремонте уцелевшего после бомбежек дома речь, естественно, не шла.

После войны ни Лев, ни Илья Шеины за своим имуществом так и не явились. И Фрося выполнила инструкцию бывшего возлюбленного буквально – попросту забыла о сокровище.

– Почему же она сама им не воспользовалась? – спросила Ирка.

– Дело было после войны, – попробовала объяснить я. – Никто не знал, кто и на кого стучит. Как бы Фрося, в случае чего, объяснила соответствующим органам происхождение этих ценностей? А если бы она попробовала реализовать что-то через воровские структуры, то, конечно же, рассталась бы и со всем остальным и не прожила бы после этого больше недели. Нет, Фрося была слишком умна и слишком любила жизнь, чтобы со всем этим связываться. Сокровище не беспокоило ее совесть. Оно тихо лежало на балконе. Ящик из оцинкованного железа стоял под кроватью. И однажды за ним пришли…

– Да ты что! – не удержавшись, воскликнула Ирка. – Неужели Лева все-таки выжил? А, поняла! Наверное, он был в плену или в лагере!

– Нет, Ирочка. За ящиком пришли спустя почти четверть века после окончания войны. Но это уже совсем другая история (см. «Забывший имя Луны»). По-видимому, верительные грамоты пришедшего к ней человека не вызвали у Фроси никаких вопросов. По-прежнему чувствуя себя хранительницей тайн какой-то секты, она, не словом ни возразив, отдала пришельцу железный ящик (так и не узнав, что в нем находилось). «А как же то, другое?» – спросила она, указывая пальцем на балкон. – «Все сразу взять не могу, слишком опасно. За тем потом придут,» – уклончиво ответил незнакомец. – «Кто придет-то? – решила все же уточнить Фрося. – Ты сам или кто другой?» – «Крест видела? – Пришелец указал пальцем себе на грудь. Фрося утвердительно кивнула. – Вот у кого такой будет, тому и отдашь.» – «А коли я раньше помру?» – «Значит, так Богом суждено. Сокровища сами свой путь найдут». – «Точно – секта», – окончательно уверилась Фрося.

Можно сказать, что хранящиеся на балконе таинственные свертки даже украшали жизнь одинокой, стареющей, а потом и дряхлеющей женщины, делали ее какой-то значительной, вносили в нее интригу и загадку.

Чем больше проходило лет, тем более Фрося уверялась в том, что сокровища так никто и не востребует при ее жизни. Только один раз, восемь лет назад, ей что-то такое показалось… Да, видно, не склеилось, не сошлись нитки-дорожки… Что там будет дальше, после ее смерти, Фросю не слишком волновало, так как она была материалисткой, а пока она уже по праву считала загадочные свертки своими, а себя и свою жизнь – причастной к удивительной тайне.

Отдавая разросшейся семье Кривцовых свою комнату, Фрося с самого начала настояла на том, чтобы выход на балкон заколотили наглухо. Она легко убедила Зою, не чаявшую получить большую светлую комнату вместо маленькой и темной, что это необходимо для обеспечения безопасности детей.

Единственное, чего не учла Фрося, так это неуемной лени и предприимчивости Федора Кривцова. Курить в комнате Зоя ему не разрешала, да и к тому же он быстро сообразил, что балкон – лучшее место для хранения «заначек», совершенно необходимых в быту каждого действующего алкоголика.

Таким образом, Федор посещал балкон, когда считал необходимым, а Зоя закрывала на это глаза, так как детей на балкон по-прежнему не пускали.

Брезент и клеенка, как всем известно, материал отнюдь не вечный. Неизвестно, приходило ли это в голову Фросе, и что она предпринимала по этому поводу, но…

В общем, однажды Федор по своему обычаю курил на балконе, или прятал от Зои очередную чекушку и вдруг увидел на грязном полу балкона какую-то тускло блеснувшую штуку. Не знаю, что он подумал о ее происхождении. Но мысли про клад на балконе в его голову не приходили. Квартира, в которой жила семья Кривцовых, не место для клада – это Федор знал наверняка. Скорее всего, он решил, что пластинка каким-то образом упала на балкон откуда-нибудь сверху или, наоборот, ее забросили снизу. Припрятав находку, Федор некоторое время выжидал и обдумывал ситуацию. Он владел несколькими рабочими специальностями и, я думаю, легко мог отличить золото от других металлов. В конце концов, самым безопасным местом для прояснения обстановки показался ему Сенной рынок. Там много народа, там продают и покупают все, что угодно, в том числе и золото.

На рынке Федор обратился за советом к завсегдатаям. Ему, конечно, давали самые противоречивые заключения и рекомендации. Он никуда не торопился, потому что не знал, что на рынке всегда присутствуют люди от средних и даже крупных криминальных структур. Эти люди могут что-нибудь понарошку продавать или покупать, но главной их задачей является наблюдение и доклад наверх обо всех неожиданностях и непонятностях, которые происходят на рынке или вокруг него.

Естественно, что Федора с его загадочной золотой пластинкой заметили сразу. Однако, случай, как это часто бывает, решил все. Сережа по кличке Студент, нищий сын нищих родителей, едва ли не с детства, со времен прочтения «Тома Сойера», бредил идеей найти клад и разом разбогатеть. Именно эта мечта привела его на исторический факультет Университета. Сережа с детства подвизался на рынке и, едва увидев, купил у Федора его пластинку. Он нюхом почуял в ней свой шанс!

В отличие от Федора, Студент прекрасно знал о существовании «наблюдателей» и после покупки пластинки на рынке не появлялся. Будучи хоть хилым, но все-таки профи, он зарылся в литературу, пытаясь понять, что именно попало ему в руки.

Единственным человеком, которому Студент решился доверить свою находку, а вместе с ней свои мечты и надежды, была его любовница – Алина. Алина, судя по всему, действительно была в него влюблена, а ему лишь льстила ее влюбленность – она была старше, она была красивой, в конце концов, она была замужней женщиной. Во всяком случае, приводить ее в коммуналку на Петроградской, где он сам жил с родителями, Сережа не собирался категорически. Алине же, в первую очередь, было ужасно скучно. Роман с Сережей придавал ее жизни хоть какую-то остроту. В общем, можно считать, что на каком-то этапе молодые люди нашли друг друга.

За дальнейшее мне трудно поручиться, так как я не знаю доподлинно, кто и сколько мне врал и врет сейчас. К тому же дальше психология в общем и целом заканчивается и начинается сплошная уголовщина, в рамках которой все рассказы превращаются в показания, а это тоже, согласитесь, накладывает свой отпечаток.

Где-то в литературе или в собственной интуиции Студент отыскал намек на то, что пластинка существует в истории не сама по себе, а является частью довольно обширного списка пропавших в Великую Отечественную могилевских ценностей. После этого он поставил Алину в известность о том, что осуществление их совместных мечтаний стремительно приближается и попросил Алину помочь ему отыскать Федора. Впрямую об этом не говорилось, но подразумевалось, что Алина использует для этого связи своего мужа. Совместными интеллектуальными усилиями любовников для Вадима была сфабрикована какая-то легенда. Я думаю, что он на раз раскусил бы ее и непременно насторожился больше, чем это произошло в действительности, если бы в процессе поисков не наткнулся на ФИО вашей покорной слуги, проживающей в той же квартире, где и искомый им Федор Кривцов. Это мистическое совпадение восовокупе с мужским климаксом выбило его из колеи и несколько ослабило способность мыслить логически. На какой-то момент времени ему на полном серьезе казалось, что вся эта история с пластинкой существует во времени и пространстве только для того, чтобы снова свести нас вместе. Считается, что испытываемые чувства поглощают и ослепляют людей молодых. Но, если учитывать нарастающую с годами вязкость мышления, склонность к пустому «рассуждательству» и образованию псевдологических взаимосвязей между предметами и явлениями, то следует признать, что с людьми немолодыми это случается не реже, а, пожалуй, и чаще. Просто это меньше заметно в практике жизни, так как люди немолодые не так склонны к ярким поступкам.

Отыскав Федора и встретившись с ним по просьбе Алины и из собственного любопытства, Вадим довольно рассеянно расспросил пьяницу о проданной им пластинке. Федор сначала вообще все отрицал, а потом, когда со слов Вадима понял, что его вещица оказалась в руках жены этого вполне респектабельного господина, сочинил (кстати, не выдав любовников и согласившись с тем, что пластинку у него покупала дама) в меру невнятный ответ: досталась, дескать, случайно, по пьяни, выменял на бутылку, а поскольку самому не надо, пошел продавать. Для очистки совести Вадим попросил Федора отыскать того, у кого он якобы выменял пластинку, и спросить, нет ли у того еще чего-нибудь в этом роде. Оставил свои координаты и ушел.

Вадим рассказал все Алине, Алине – Сереже, и все это вместе стоило жизни несчастному Федору.

Трудно сказать, насколько изощренными с самого начала были планы, родившиеся в голове Студента. Собирался ли он убить Федора или, наоборот, надеялся с ним договориться? Или хотел его просто запугать? Имел ли он в виду в случае чего подставить правоохранительным органам Вадима или даже Алину? Одно можно сказать наверняка: Студент очень торопился и нервничал, прекрасно понимая, что подобный шанс дается человеку только раз в жизни. Но в отличие от Алины, Вадима, меня и Федора он точно знал, что по следу пластинки могут двинуться куда более серьезные, чем он, люди. Настоящие сокровища никогда не исчезают, не оставив никаких следов. Всегда где-нибудь обязательно имеется пиратская карта с черепом и костями в углу листа и крестиком на месте клада. Еще со времен человека, забравшего у Фроси железный ящик, имелся такой след и такой крестик и среди питерских воров, бандитов и прочей шушеры. Известно было даже и то, что крестик стоит где-то в районе Лиговки.

И вот пока Студент искал Федора, другие люди, с намерениями весьма недоброжелательными, искали не только Федора, но и самого Студента.

Как сложился, а точнее не сложился, последний разговор Студента и Федора, мы теперь не узнаем никогда. Скорее всего, Студент все-таки не планировал убийство заранее, но подсознательно был готов к нему. Может быть, тут присутствовал аффект, может быть, наоборот – трезвый расчет (пьяница, оставшись в живых, наверняка разболтает обо всем). Понятно только одно: Студент ничего не узнал о сокровищах, так как и сам Федор ничего о них не знал. Но из полученных сведений опытный теоретик кладоискательства Студент сделал вывод: если сокровища и существуют, то они находятся в квартире, где жил Федор.

И здесь в игру опять вступает Алина.

Знала ли она с самого начала о том, что Федора убил ее любовник? Здесь – ключевой момент психологической интриги, но это же, как ни странно, ничего не меняет с точки зрения фактологии. Не знаю, как обойдется со всем этим следствие. Алина, естественно, утверждает, что ничего не знала. Сережа даже не сказал ей, что встречался с Кривцовым, продолжая настаивать на том, что ему нельзя показываться Федору на глаза, чтобы не насторожить последнего. Но при этом сообщил любовнице свое умозаключение относительно расположения сокровищ и призвал ее действовать. Действовать, означало – проникнуть в квартиру. И только потом, по словам Алины, она узнала, что Федор убит, и ужасное подозрение закралось в ее душу. Она кинулась к любовнику за объяснениями, а Сережа ни в чем не признался, но намекнул ей, что Федора зачем-то убил Вадим. Все это выглядит в достаточной степени шитым белыми нитками. Гораздо проще допустить, что Алина, хотя и испугалась содеянного любовником (подобный исход явно не оговаривался), но узнала об убийстве от Сережи и сразу после того, как оно было совершено. Ее невроз по поводу близких отношений с убийцей выглядел вполне подлинным с моей (то есть профессионала) точки зрения.

Итак, Алина знакомится со мной и начинает со мной «дружить». И неожиданно встречает в нашей квартире знакомого человека: Любочку, подругу Даши. Любочка работает инструктором в спортивном клубе, который посещает Алина. Сначала Алина собирается использовать Любочку в своих и Сережиных целях и интересах, но понимает, что та весьма себе на уме и отказывается от этого плана. Слишком опасно, ведь Любочка легко может сопоставить два и два и – обо всем догадаться. Однако, контакт уже установлен. Смышленая Любочка догадывается, что ее куда-то не пустили, и со временем со злорадным удовольствием доносит Алине о моем романе с ее мужем Вадимом.

– А разве не Любочка открыла дверь убийцам Зои? – спросила Любаша.

– А разве был роман? – спросила Светка.

Проигнорировав оба вопроса, я продолжила свой рассказ.

– Тем временем бандит Алекс, идущий по следу наших сокровищ, тоже проводит свое расследование и тоже ищет «своих людей» в ближайшем окружении. В самой нашей квартире он их не находит (Браток уже давно и благополучно выскользнул из объятий этих структур), но зато… Теперь, после смерти Федора Алекс рассматривает всего два варианта. Первый – сокровища уже у Студента. Задача: найти Студента и отобрать у него все ценности. Второй – Студенту не удалось ничего выяснить у Федора, потому что последний сам ничего не знал. Задача: попасть в квартиру, обыскать ее и забрать сокровища. Чтобы ее выполнить, необходимо хорошо знать привычки насельников квартиры и точно уловить момент, когда в квартире никого не будет. Идеальным человеком для отработки обоих пунктов оказалась наша соседка Ксения.

– Ксения?! – ахнула Ирка. – Но у нее же ребеночек!

– Если бы наличие детей гарантировало человека от совершения противоправных поступков, в милиции никого бы не осталось, кроме инспекторов по делам несовершеннолетних, – вздохнула Ленка. В процессе моего рассказа она перестала смотреть в окно и развернулась к нам лицом. Свинка на ее коленях от интенсивного поглаживания впала в транс и теперь лежала на боку, закатив глаза.

– Муж Ксении, механик автобазы, в течении многих лет имел какие-то криминальные приработки от группировки Алекса. Перекрашивал краденые машины, перебивал номера – я не знаю, что там еще делают по этому поводу. Деньги он зарабатывал очень неплохие, но пил и много тратил на женщин. Его брак с Ксенией и раньше трудно было назвать счастливым. Но когда родился не совсем здоровый ребенок, и Ксения занялась им, ее муж вообще перестал себя сдерживать. Ксения не знала, куда податься и кому жаловаться (она приезжая и живет на его площади, кажется, их брак даже не зарегистрирован). От переживаний у нее обострилась хроническая болезнь сердца. «На хрена мне больная баба с больным ребенком!» – высказался любящий муж.

В этот момент на горизонте разваливающегося семейства появился Алекс. Он обещал механику, механик обещал Ксении. Если она согласится поставлять по данному ей телефону сведения о жизни и так хорошо известной ей квартиры, то – любовь и верность мужа и отдельная квартира в перспективе. Как она могла поверить в такое – не спрашивайте. Отчаявшиеся женщины, всем известно, хватаются за соломинку. Тем более, что по твердому наущению Алекса, муж начал проявлять внимание сразу же после того, как Ксения дала согласие следить за тем, что у нас происходит. Здесь надо отметить то обстоятельство, о котором я сама долго не могла догадаться: окна собственной комнаты Ксении выходят на Лиговский проспект и из своего окна она хорошо видела всех тех, кто выходил из подъезда…

– Так, значит, квартиру действительно открывали отмычкой? – поинтересовалась Любаша.

– А как же Семен? – спросила Светка. – Откуда она могла знать, что он тоже ушел?

– Семену просто повезло, – объяснила я. – Он остался в живых случайно. Его в расчет не брали. Что взять с одинокого пьяницы-инвалида? Стукнули бы головой об стенку – и все.

– А насчет Любочки как же? – снова влезла Светка. – Зачем она потом пришла о ней докладывать?

– При обыске убийца никаких сокровищ не нашел. Включился следующий виток плана. Ксении велели втереться в доверие к Дашке или к кому-нибудь другому из жильцов квартиры. Что она и проделала довольно успешно. Действительно ли в тот день она видела забегавшую в квартиру Любочку или все это ее импровизация (посеять недоверие между Дашкой и ее ближайшей подругой) – бог весть. Если честно, я даже не хочу об этом думать.