Текст книги "Земля королевы Мод"

Глава 6. Совет в Филях

Судили да рядили, перезванивались как бы не сто раз, а в конце концов собрались у меня – в коммуналке. Светка, которой это было более всего не по ранжиру, выглядела при том решительнее всех:

– А чего? Какие проблемы?! – агрессивно полемизировала она непонятно с кем. – Еду готовую сейчас купить можно где угодно – хоть нарезки, хоть салатики, в общей кухне толпиться не надо…

Теперь Светка стояла возле стола и выгружала на него лоточки, мисочки и контейнеры из двух огромных бумажных пакетов.

Неугомонная Ирка, нарезав зеленый лук и заправив его сметаной, своими короткими пальцами доставала из трехлитровой банки огурчики домашнего засола и солнышком выкладывала их на тарелке.

– В середину что-нибудь копчененькое положишь, а вот сюда – ту остренькую морковку, – распорядилась она. Светка молча кивнула.

Любаша почти незаметно вела носиком в сторону Светкиных разносолов – видно было, что такое великолепие на ее собственном столе оказывается нечасто. Да чего там – вообще никогда не оказывается.

Ленка сидела в кресле, пыталась поддеть тапком кого-то из морских свинок и в открытую облизывалась.

– Вот и ладненько, – удовлетворенно сказала Светка, оглядывая внушительную кучу выложенных на стол припасов.

Меня в последнее время старые добрые славянские традиции стали откровенно раздражать. Почему, собственно, собравшись для общения, надо непременно усесться за стол и жрать в три горла до отрыжки? Объяснений у такой смены позиции могло быть два. Благородное: по складу души я тяготею к Европе и аристократической сдержанности. Прозаическое: к старости стал хуже работать желудок и традиционная славянская обжираловка организму уже в тягость.

– Селедочница у тебя где? – спросила Ирка.

– В шкафу снизу, слева. И да чего вы суетитесь? – в такт своим мыслям я не удержалась от брюзжания. – Мы чего, жрать сюда собрались, что ли? Вполне можно было бы обойтись сухим тортиком, коробкой сока и бутылкой вина.

– Ну не скажи! – вступила в разговор Ленка, не принимавшая в организации стола никакого участия. С собой она принесла бутылку шампанского, коробку кофе и торт из взбитых сливок. – Кто у нас психолог? Ты же понимать должна: традиции – великая сила. У нас, знаешь ли, с прежних времен установки остались и организмы так устроены: пока оливьюшечки в миску не насыпали – процесс общения не начался. А организм – он един, все связано. Пока команда не поступила, ничего работать не станет. Никакого тебе мозгового штурма…

– Ой, не надо! Твои дилетантские выкладки, почерпнутые из дешевых эклектических книжонок… – начала я, но на помощь Ленке неожиданно ринулась Светка, вообще-то теоретических споров избегающая давно и категорически.

– Лена права! – заявила она. – Мы все зомби с единой базовой программой. Стол с оливьюшечкой – ее часть. И изменить этого никто в силах. Только время, да и то не у нас уже, а у следующего поколения. А нас, как бы жизнь ни вертела, но на некоторые ключи, включающие программу, мы реагируем одинаково, даже против сознательной воли. Хочешь, Анджа, докажу прямо сейчас?

Я кивнула. Как исследователю по природе и воспитанию, мне стало интересно.

– Покажи ей! – сказала Ленка.

– Это вы про чего? – Ирка заинтересованно подняла голову от тарелок. – Опыты, что ли, делать хотите? Так может закусим сперва, а потом…

– Смотрите, – начала Светка. – Вот мы здесь и теперь все разные по жизни и убеждениям. Любаша – социалистка и твердая государственница. Я – проклятая буржуинка. Анджа – наблюдатель и циник, обезьяна вне иерархии. Ленка – вечная диссидентка, ни социализм ее не устраивал, ни демократия. Ирина – православная христианка, церковь за последнюю утеху почитает. И вот я вам теперь, ничего не скрывая, говорю: полет Юрия Гагарина – ерунда собачья и богопротивная. Никому он ни тогда, ни уж тем более теперь, когда холодная война окончилась, не нужен. Чистый пропагандистский ход – запихали паренька в консервную банку с электроникой, прополоскали над землей и обратно скинули. Пустая трата народных денег и никакого смысла. В колхозах в те времена люди досыта не ели…

На лицах Ирки и Ленки практически одновременно появились возмущенно-недовольные гримасы, надо думать, повторяющие мою собственную. Любаша выпрямилась на стуле и звонко произнесла:

– Что ты говоришь, Света? Космическая программа имела большое научное значение…

Светка расхохоталась.

– Попались! – в унисон сказали мы с ней.

– Это шутка, что ли? – Ирка неуверенно улыбнулась.

Любаша и Ленка продолжали хмуриться еще довольно долго.

– Все зомби не любят, когда попусту ковыряются в их замочных скважинах, – пояснила Светка.

– … Так давайте же кушать скорее! – Ирка по-своему очень хорошо понимала идею об универсальных программах.

Все, наконец, уселись за стол. Ленка сидела рядом со мной, держала на коленях морскую свинку и по очереди совала ей ингредиенты салатов. Свинка либо съедала предложенное, либо отказывалась. «Отказные» кусочки Ленка выкладывала в ряд, на салфетку возле тарелки. Вид у обеих при этом был крайне сосредоточенный – как в научной лаборатории.

– Это которая из них? – спросила меня Ленка.

– Я думаю, Флопси, – ответила я. – Она тебе явно подыгрывает.

* * *

Когда я ознакомила всех с «материалами дела», включая несложившуюся беседу с Алиной и компьютерную распечатку моих собственных классификаций, на некоторое время за столом воцарилась тишина. Слышно было только довольное пофыркивание Флопси и бурчание в чьем-то, кажется Иркином животе.

– Я думаю, надо все-таки обратиться в милицию, – нарушила молчание Любаша. – Пусть они найдут этого «человека из мерседеса» и допросят его.

– Если я это сделаю, никто и никогда не узнает того, о чем хотела рассказать мне Алина, – сказала я. Вроде бы никакой логики, но почему-то я была в этом твердо уверена.

– Я думаю, что ты ее так и так больше не увидишь, – заметила Светка. – Она испугалась твоих психологических приемов. Если она сама выбирает: что сказать, о чем умолчать – это одно дело, а если выбираешь ты – на это она никогда не пойдет.

– А что она собиралась дальше тебе рассказать, как ты думаешь, Анджа? – спросила Ирка. – Ты же с ней долго говорила. Что она за человек?

– Алина – типичный утешительный приз для мужика, слегка преуспевшего в жизненной гонке, – ответила я. – Так когда-то определял подобных женщин один наш с Любашей знакомый.

– Вадим? – полуутвердительно сказала Любаша.

Восемь лет назад бывший сослуживец Любаши Вадим проявился в моей жизни одним из тех немногих мужчин, с которыми у меня могло бы что-то случиться. Но ничего не случилось. Можно считать, что ни моей, ни Вадима вины в этом не было. Кто из нас не лгал ближним, а уж тем более дальним своим? Так, чуть-чуть, для их же пользы? И откуда Вадиму было знать, что я так неадекватно на это отреагирую?… Тогда Вадим работал в органах, а о его теперешней судьбе мне было ровным счетом ничего не известно. Я совершенно не вспоминала о нем уже несколько лет. Отчего же теперь? Какая-то не уловленная сознанием ассоциация? Странно, можно будет потом подумать об этом на досуге…

– Именно, – кивнула я. – Именно Вадим… Я думаю, дальше Алина рассказала бы мне о том, как ее приметил и купил на аукционе красоток какой-нибудь немолодой папик не самого высокого звена…

– Почему не самого высокого? – уточнила Ленка.

– Потому что сама девушка довольно умна и мила, но – не высший класс.

– А ты почем знаешь? – с какой-то непонятной ревностью в голосе осведомилась Светка.

– Не столичный выговор, чуть-чуть ударное следование за модой, неумение скрывать свои подлинные чувства, очень поверхностная воспитанность, о правилах которой надо постоянно себе напоминать… Достаточно?

– Вполне, – согласилась Ленка. – И дальше?…

– Дальше она должна была поделиться со мной своими подозрениями касательно убийства Федора, тщательно дозируя то, что она действительно знает, и то, что она может и хочет мне сообщить. Вероятно, во всей этой истории есть какая-то опасность и для самой Алины. Я не верю, что такая девушка стала бы суетиться из-за убитого алкаша. Но что у нее за информация по содержанию – я не могу себе даже представить.

– Кто же все-таки беседовал с Федором? Муж Алины?

– Не знаю. Но все время помню, что тот человек ни от кого не скрывался.

– Да, это важно, – согласилась Ленка. – Значит, он либо ни при чем, либо ситуация обострилась уже после этого разговора.

– Мне интересно другое, – заметила Светка. – Кого, собственно, эта Алина ждала, сидя в мерседесе. Коляна? Анджу? Еще кого-то? Какая у нее была цель?

– Узнать, видели ли ее мужа вместе с Федором, – предположила Любаша.

– Нет, скорее всего, она хотела поговорить с кем-то, кто Федора знал и в курсе всей этой истории, а потом – либо опровергнуть свои подозрения, либо укрепиться в них.

– Попасть в квартиру, – неожиданно сказала Ирка. – Она хотела попасть в квартиру.

Все замолчали, как будто дискуссию обрезали ножом.

* * *

У каждого человека в жизни есть свой талант. Хорошо, если он находит применение, плохо, если, согласно библейской притче, его зарывают в землю.

Иркин талант заключается в том, чтобы – верить. Как все талантливые люди, которые никуда свой талант не зарывали, а, напротив, десятилетиями неустанно развивали его, Ирка верит виртуозно. Во что угодно.

Многолетнее наблюдение за ней могло бы поразить воображение неподготовленного человека. Когда мы учились в третьем классе, Ирка верила в то, что во всех книжках написана только правда и так, как написано, все и было. Она рыдала над судьбой погибающих положительных героев с таким отчаянием, как будто все они были ее родственники. Читать Ирку приучила я, и потому чувствовала свою ответственность. Но моих сил не хватало, чтобы убедить ее, что в книжках все понарошку, и однажды я даже тайком просила библиотекаршу в районной библиотеке не давать Ирке книг с плохим концом.

В последующие годы Иркин талант развертывался и совершенствовался в основном в реальной жизни.

Жоре, отцу своего сына Никитки, она верила беззаветно, хотя он был прохиндей и мошенник. Весьма, впрочем, обаятельный. Когда он попал в тюрьму, он уже три года как бросил Ирку беременной его сыном. Она доучивалась в вечерней школе, работала мотальщицей на фабрике «Возрождение» и каждую свободную минутку бегала навещать Никитку в ведомственные ясли-пятидневку. Бывший возлюбленный написал ей из тюрьмы, что невиновен, она, естественно, ему поверила и полгода тратила ползарплаты на передачи, стояла в очередях, обивала пороги, и, говорят, даже судью почти убедила в том, что он – не причем и его оговорили. Талант, что тут поделаешь. Жалко, что у нас тогда еще не было суда присяжных. Полагаю, они бы не устояли.

Если бы Жора не погиб в тюрьме, кто знает, как бы все обернулось. Может быть, она взялась бы его ждать и все такое… Но Жора умер от перитонита, развившегося после удара ножом в живот. Ирка до сих пор считает его невинной жертвой, обихаживает могилку, плачет на ней светлыми слезами и зачем-то таскает туда Никитку. С Никиткой я никогда на эту тему не говорила, но мне кажется, что он имеет по поводу абсолютной безгрешности кровного отца какое-то свое мнение.

Удивительно, но почти параллельно с историей с жориным заключением за решетку развивалась история с Володей. Он трудился тогда на той же фабрике, что и Ирка. Был молод, кудряв, прозрачен взором, происходил из семьи потомственных рабочих, и был алкоголиком по крайней мере в третьем колене. Отец его к тому времени уже сгинул где-то под забором, но Ирка застала еще в живых Володиного деда, трясущегося маразматического старичка, который расхаживал голым по коридору коммунальной квартиры и просил у всех встречных полтинник на опохмелку. В Ирку Володя влюбился еще до начала жориных тюремных злоключений. Влюбился застенчиво и нежно, долго не решался подойти, обнять, поцеловать. Замотанная работой, учебой и ребенком Ирка очень долго попросту не замечала его чувств. Потом заметила, взяла инициативу в свои руки и у них начались «отношения». Тут как раз посадили Жору. С тревогой и парадоксальным сочувствием Володя наблюдал за тем, как хлопочет о другом мужике его возлюбленная, внимательно выслушивал все ее рассказы, давал советы, сидел с Никитой и иногда даже сам стоял вместо нее в бесконечных очередях.

Через полгода после смерти Жоры Ирка с Володей поженились. На свадьбе Ирка почему-то была в зеленом платье. «Ирка, давай сошьем белое! – умоляли мы с Любашей. – Давай мы тебе денег дадим, давай сами материал купим…» Ирка так и не согласилась, купила только белые босоножки. Володя в новом песочном костюме казался импозантным и счастливым. Новобрачная напоминала молодой, упругий кочан капусты. Никитка, за которым никто не приглядывал, слизал розы с праздничного торта и зачем-то, наверное, в знак протеста, написал в миску с заливным.

Выпивал Володя всегда, сколько себя помнил. Где-то к рождению Люськи стал настоящим кондовым алкоголиком, а на пятилетний юбилей дочери словил первую «белочку».

Он постоянно обещал, что «завяжет», и Ирка ему, естественно, верила.

После особенно отвратительных запоев Володя испытывал сжигающее его чувство вины, целовал Ирке ноги, плакал и просил: «Спаси меня!»

И Ирка его спасала. Сначала лечила, подшивала, кодировала. Потом снимала порчь и родовое проклятие. Потом корректировала карму и латала дыры в биополе. В каждую следующую панацею она верила так, как будто не было двух десятков предыдущих. Володя, заражаясь ее верой, некоторое время верил вместе с ней. И, кажется, только поэтому окончательно не сходил с катушек.

Некоторые эпизоды этой отчаянной и безнадежной борьбы вызывали оторопь у плохо знавших Ирку людей. Например, такой, из начальных этапов. В молодости, наряду со всем прочим, Ирка верила в грядущее построение коммунизма, о котором ей говорили со всей сторон, и, имея шесть лет рабочего стажа, единственная из всей нашей компании легко вступила в коммунистическую партию Советского Союза. Некоторое время спустя она заставила вступить в партию и Володю, искренне веря в то, что ответственность перед грядущими коммунистическими поколениями может удержать от пьянства наследственного алкоголика и привести его к полной и счастливой трезвости. Когда Ирка на голубом глазу излагала все это мне, я старалась смотреть в сторону и даже зажимала себе рот рукой.

К тому времени я уже знала, что иркина вера – неколебима ничем, даже самой реальностью.

Кроме всего прочего, Ирка, по-видимому, была судьбой обречена на параллели. Довольно скоро вместе с Володей она начала «спасать» Никитку, который отчетливо тяготел к асоциальному подростковому поведению и с 12 лет стоял на учете в детской комнате милиции. Учился он из рук вон плохо, школу прогуливал, но мать свою знал на пять с плюсом. Накуролесив очередной раз, он снисходительно принимал все материнские хлопоты и обещал, что это в самый последний раз, и он немедленно, вот прямо сейчас, не сходя с места, берется за ум. Ирка, как вы, конечно, уже поняли, каждый раз ему верила. Ленка тогда работала инспектором по делам несовершеннолетних и много раз пыталась объяснить Ирке действительное положение вещей. Ирка в ответ объясняла Ленке, что душа у Никитки добрая и нежная. Тогда мы с Ленкой буквально сатанели от иркиной непробиваемости, но сейчас мне кажется, что если что-то и уберегло Никитку от каких-то действительно страшных и необратимых вещей, типа решетки и наркотиков, так вот именно эта упрямая иркина уверенность в том, что в нем есть что-то хорошее. Даже против своей воли, Никитка все время помнил об этом и удерживался на краю…

Так же безусловно Ирка верила всем остальным. Сколько раз ее надували и обманывали, по мелочи и по-крупному, сосчитать нельзя. «Ну, наверное, у них случилось что-то, – невозмутимо рассуждала Ирка после очередного „кидка“. – Всякое же у людей бывает. Страшное даже. И предупредить не смогли. Мне-то что? Я жива, здорова. А вот у них как?»

Понятно, что при таком положении вещей иркин, в общем-то вполне приличный интеллект являлся плохим помощником в ее повседневной жизни. Выживала она только благодаря великолепно развитой интуиции…

Когда-то меня все это попросту бесило, а теперь я думаю, что безбрежная иркина вера за много лет спасла не меньше людей, чем знаменитый сенбернар Барри.

* * *

Раздался осторожный стук и сразу вслед за этим в дверь комнаты просунулась взлохмаченная голова Аркадия.

– Анджа, у тебя соли нету? Извини, что беспокою, но Наталья с Русланой ушли куда-то, а Фрося, видать, заснула… Ой, у тебя гости?! Прости…

Светка, которая понаслышке знала всех насельников моей коммуналки, тепло улыбнулась Аркадию.

– Я думаю, что, несмотря на гостей, Анджа легко может ссудить вас солью, – сказала она.

Я тяжело вздохнула и вышла из-за стола, а отзывчивый сумасшедший радостно заулыбался в ответ.

– И как это всё такие красивые женщины, и сидят одни, без мужчин? – кокетливо заметил он.

– А у нас тут, понимаете, военный совет, – продолжила беседу Светка.

– Для военного совета нужен хоть один стратег, – весьма логично заметил Аркадий. – Стало быть, мужчина.

Интересно, это он себя, что ли, предлагает? – мысленно ухмыльнулась я. Все-таки Светка необыкновенно ловко это делает… Наверное, потому, что тренируется постоянно, оттачивает навык…

– В нашем совете в Филях стратег – Анджа. У нее ум как раз мужской, – вполне серьезно объяснила Светка.

– Это точно, – с ноткой угодливости согласился Аркадий, и его немедленное согласие восовокупе со светкиными словами почему-то вызвали во мне довольно сильное раздражение. Которое, в свою очередь, указывало на ум женского типа, и вышеупомянутое утверждение опровергало начисто.

От промелькнувшей в голове казуистики я ухмыльнулась и стратегически успокоилась.

– Аркадий, вот соль, забирайте, – сказала я.

Квартирный сумасшедший намеки понимал хорошо, и немедленно испарился.

– Ну чего ты с ним так, – сказала Светка. – Он милый и забавный.

– У него шизофрения, – объяснила я. – Если бы он сейчас сел и начал говорить, то вошел бы в поток. А мы бы его потом все равно обязательно прервали и выгнали. А у него осталось бы возбуждение, которое могло привести к обострению. Ты этого хочешь?

– Нет, конечно! – возмущенно открестилась Светка и добавила. – Ну до чего ты все-таки логическая, тошно даже. Если всегда рассчитывать, какая пакость из чего может проистечь, то вообще ничего делать не станешь.

– Я и не делаю. Ты же знаешь, – заметила я.

– Ужасно! Умная, красивая баба, а живешь, как шуба в нафталине, – передернула плечами Светка. – Я тебя иногда жалею, иногда бешусь.

– Брось, – предложила я. – Побереги цветы своей селезенки…

– Девочки не ссорьтесь! – воскликнула почуявшая конфликт Ирка. – Мы же собирались про эту Алину говорить и про бедного Федора!

– Правильно! – поддержала Ленка. – Ира! Как ты думаешь, зачем Алине нужно было попасть в квартиру?

– А я почем знаю?! – искренне удивилась Ирка.

Ее интуиция с интеллектом почти никогда не сцеплялись между собой, что тоже создавало определенные затруднения. На практике ее поступки чередовались таким причудливым образом, что сторонний наблюдатель никогда не мог решить наверняка, умная Ирка или круглая дура. Эта неравномерность очень помешала ей в карьере. Ирка была прекрасным специалистом, и по своим знаниям и возможностям давно могла бы стать главным бухгалтером какой-нибудь фирмы и получать весьма приличные деньги. Но начальники, собирая сопутствующую информацию и наблюдая ее в жизни, просто не решались доверить ей этот пост.

– Я думаю, она хотела посмотреть, где жил Федор, может быть, поговорить с его женой, – предположила Любаша.

– Никаких попыток в этом направлении, – проинформировала я.

– Может быть, все-таки при следующей встрече? В этот раз ты ее напугала, а теперь она подготовится, все продумает…

– Ну в любом случае это регулирую не я. Если Алина захочет, она сможет меня отыскать.

– Но ведь и ты сможешь – ее, – заметила Ленка. – Номер-то мерседеса наверняка запомнила.

– Разумеется, – кивнула я.

– Ну вот, первый шаг есть, – сказала Ленка. – Про мерседес я узнаю. А значит, и про девушку тоже. И, возможно, про мужика, если он там, конечно, один.

– Милиционеры держат меня в курсе расследования, – сказала я.

– С чего это?! – удивилась Любаша.

– Я им колдую, – невозмутимо пояснила я.

– Как это?! – Ирка щелкнула челюстью, а Любаша поглядела на меня с явным подозрением.

– Да, ерунда, потом объясню, к делу никакого касательства не имеет, – отмахнулась я. – Издержки времени… Но там, в милиции, все глухо, как я понимаю. Опросили окрестных алкашей, бабушек, которые бутылки собирают. Никто ничего якобы не видел. Но если уж мерседес от них ускользнул, то чего тут… Зою опрашивали всего один раз, с детьми, как я понимаю, вообще не разговаривали.

– Да, – сказала Любаша. – Если бы Федор депутатом был, или хоть толстосумом каким, они бы землю рыли…

– Да что-то и толстосумных убийц не вдруг находят, – возразила Светка. – Просто шуму больше. А от шума – какой толк?

– Надо узнать, куда Федор ходил в последние дни перед смертью, и что там делал, – сказала Ирка, явно руководствуясь последним просмотренным по телевизору детективом.

– Я тебе и так могу сказать, – заметила я. – В жилконтору на работу и в магазин за выпивкой. Ну и домой, естественно. Пару раз, может быть, на балкон выходил.

– Все равно надо поспрашивать у Зои, у Коляна, у Кирилла, – согласилась с Иркой Светка. – Вдруг чего-то упустили?

– Зоя на работе, а Кирилла можно хоть сейчас, – сказала я. – Он – лицо, в расследовании заинтересованное. Только сидите тихо, все равно он с вами разговаривать не будет.

– Стесняется, да? – понимающе спросила Ирка.

Стеснительной росла младшая дочь Ирки – Люся. Никитка с самого рождения никогда и никого не стеснялся.

– Нет, просто не обучен разговаривать, – я шагнула в коридор и притворила за собой дверь, намереваясь отыскать и позвать Кирилла.

Внезапно дверь комнаты Натальи слегка приоткрылась и оттуда выскользнула Машка, прижимающая к груди какой-то небольшой пестрый сверток.

– Ой! – пискнула она, увидев меня, застывшую в изумлении.

– Маша! – отчеканила я. – Немедленно положи на место!

Вместо того, чтобы послушаться, Машка стремительно прошмыгнула по коридору и скрылась из моих глаз вместе со свертком. Я тяжело вздохнула. Воровства в нашей квартире доселе не водилось. Но… подрастает новое поколение, все когда-то происходит в первый раз… Странно, что Наталья, уходя, не заперла комнату. Обычно она не забывает это сделать, а у Русланы есть свой ключ. Ну что ж…

Я вздохнула еще раз. Ловить Машку и искать в огромной квартире уже припрятанный непонятный сверток я не собиралась. Конечно, когда Наталья вернется и обнаружит пропажу, все равно придется устроить громкое разбирательство. Не могу же я промолчать о том, что видела своими глазами. Бедная Зоя, мало ей всего…

В комнатах Кривцовых Машки, естественно, не было. Наверняка прячется в одной из кладовок. Кирилл в одиночестве слушал музыку и после короткого объяснения охотно пошел за мной. Проходя вместе с ним мимо комнаты Натальи, я дернула за ручку. Дверь была заперта на ключ. Все страньше и страньше… Но об этом я подумаю завтра… В крайнем случае, сегодня вечером.

Из кратких ответов Кирилла неожиданно удалось выловить нечто вроде бы интересное. За несколько дней до разговора с человеком из мерседеса, свидетелем которому был Колян, Федор зачем-то ездил или ходил пешком на Сенную площадь. Кирилл знает об этом потому, что накануне просил у отца денег на кассету с записями какой-то музыкальной группы. «Напиши на бумажке, – велел Федор. – Вот буду завтра на Сенной, если все сложится, сам тебе куплю. А то дашь тебе, стервецу, денег, ты опять все на сигареты потратишь. А мать меня потом пилить будет…»

Сенная площадь – это такое место в Петербурге, где издавна, еще с начала 19 века продают все и вся. Ее уже много раз пытались реконструировать, пытаются и сейчас. Но суть Сенной от этого не меняется.

– Ну и что же, купил отец тебе нужную кассету? – спросила я.

– Даже три, – сглотнув, ответил Кирилл. – Все, какие они вообще записали. Я удивился. Батя не жадный был, но у него просто денег никогда не было.

– Помнишь что-то еще? – спросила я, внимательно глядя на мальчика.

– Да. Батя с Сенной трезвый пришел. Ну, почти.

– Ну что ж, спасибо. Я думаю, то, что ты сказал, это важно, – сказала я и отпустила мальчишку.

– Что бы ни делал Федор на Сенной, это ему удалось, – сказала Светка. – У него появились деньги, и он купил сыну не только заказанную кассету, но и еще две.

– На Сенной не нанимаются на работу, – уточнила Ленка. – Там только продают и покупают. Федор – продавал.

– Точно. Но что он мог продать? У него ничего не было, – сказала я. – А если бы и было, он продал бы это и пропил гораздо раньше.

– Я знаю! В вашей квартире хранится древнее знание! – вдруг вскрикнула Ирка. По видимому, ей на ум пришел еще один просмотренный по телевизору детектив. На этот раз – мистический. – А Федор его нашел!

– И продал на Сенной площади, – закончила я. – Ирка! Немедленно влезь обратно на то дерево, с которого ты упала, и не говори ерунды.

– Почему это ерунда?! – обиделась Ирка. – Вот я в одном журнале читала…

– Ириша, в древности действительно существовало тайное знание. Но теперь его проходят в старших классах школы и на первых курсах институтов.

– Как это? – удивилась Ирка.

– А вот так. Тайным знанием египетских жрецов было умение предсказывать солнечные и лунные затмения, вычислять время разлива Нила. Жрецы греческих тайных культов знали о бесплодном периоде в женском менструальном цикле. Карлу Густаву Юнгу индуистский жрец под большим секретом рассказал, что камни на подъездной аллее к храму символизируют фаллос Шивы. Юнг, приехавший как раз за тайным знанием, очень удивился, так как изучал эту «тайную» символику, обучаясь в университете в Европе. И так далее… Понимаешь? К тому же наш дом был построен в 1902 году. Какое здесь может быть тайное знание?

– И все равно… – упрямо начала Ирка.

– Это придется тебе, – сказала Ленка, наставив на Ирку указующий палец.

– Чего – мне?

– Идти на Сенную площадь и пытаться узнать, что именно продавал Федор. Там множество завсегдатаев, а Федор был всего один раз, его могли заметить. Так что у нас есть шанс.

– А почему именно Ирка? – удивилась я.

– Потому что тебе, мне или Светке никто ничего не скажет. От меня до сих пор ментовкой несет. Ты с народом говорить не умеешь, Любаша не умеет врать, а Светка уже слишком пропиталась своим богатством, чтобы ей кто-то поверил. А вот Ирка придет с такой легендой: муж-алкаш снес на Сенную любимые сережки от прабабушки. Память рода, хранила для дочки, тайное знание, несчастье принесут… В общем, чем глупее, тем лучше. Хочу вернуть во что бы то ни стало! А-а-а! Помогите, люди добрые! Ирке поверят. Может быть, даже постараются помочь.

– Что-то этом есть, – согласилась я.

– А откуда сережки-то возьмутся? – спросила Ирка. – У меня сроду дорогих не было. Да и уши уже заросли…

Любаша хмыкнула и пожала плечами.

– Ирочка, я тебе потом отдельно все объясню, – проворковала Светка.

– Мне кажется, что все это какая-то ненужная и глупая игра, – сказала Любаша. – Чтобы искать преступников, существует милиция. Ты же, Анджа, не возьмешься вместо меня за чертежи и расчеты, а я не возьмусь вместо Иры за бухгалтерский учет. Почему же вы думаете, что Ира справится с работой оперативного сотрудника милиции лучше самих сотрудников?

В словах Любаши несомненно присутствовала определенная логика. И все, даже Ирка, это понимали.

– Вы всегда упрекаете меня в излишней рассудочности, – сказала я. – Ну так вот: сейчас, если хотите, меня ведет чувство. «Делай, что должно, и будь, что будет».

– Странные у тебя, однако, чувства, подруга, – заметила Светка.

– Да уж какие есть, не обессудьте, – я пожала плечами.

– Кажется, это английская пословица, – сказала Ленка.

– Скорее, девиз одного из английских рыцарских домов, – уточнила Любаша.

– Послушайте, а кто-нибудь из вас помнит: кто были родители Джульетты – Монтекки или Капулетти? – спросила Светка.

– Скажите, девочки, а мы чай пить будем? – почти жалобно сказала Ирка. – А то торт, смотрите, уже заветрился…

* * *

Когда подруги взялись расходиться, уже давно стемнело. Светка обещала развезти всех по домам на машине. Я вышла их проводить. В коридоре придержала Светку за рукав.

– Послушай, – сказала я. – Вот ты говорила про установки. Это здраво. А как ты думаешь, не может ли все это, – я большим пальцем указала себе за спину на полки с детективами. – Не может ли оно незаметно сформировать еще одну установку и по механизму обратной связи начать действовать на саму жизнь? И тогда Любаша права – мы сами, не замечая того, начинаем жить, действовать, говорить в атмосфере легкой и непринужденной дебильности, поневоле подражая вот этим героям и героиням… Ведь, право, наш сегодняшний разговор органично вписывается как сцена в любой из стоящих здесь романов…

– Не знаю, – Светка пожала плечами. – Но если признать твою правоту и одновременно вспомнить, что последовало за серьезной и качественной литературой критического реализма 19 века, то нам, кажется, можно особенно не волноваться. Лучше уж легкая дебильность…

* * *

Вернувшись в комнату, я попыталась читать свежую газету, которую оставила мне Ленка. Наткнувшись на объявление: «Ясновидящий психолог структурирует судьбу и исправляет карму», отложила ее в сторону. Обожравшаяся за ужином Флопси сосредоточенно тошнилась под этажеркой. Я решила не беспокоить ее, пока не закончит. Долго смотрела в беспросветное окно, а потом, сдавшись, снова вышла в коридор и взяла первую попавшуюся книжицу, привлекшую внимание романтичностью названия: «Танцующая в одиночестве». Хотелось читать о любви.

После первых же страниц я включила компьютер. Десятая занесенная в файл цитата выглядела так:

«Она начала стрелять глазами в хозяина гостеприимного дома».

Остальное тоже было о любви. Настроение немного улучшилось.

* * *

До самой ночи я с замирающим сердцем ждала скандала в исполнении давно вернувшейся домой Натальи. Все было тихо. Применяя метод дедукции по Шерлоку Холмсу, я восстановила события следующим образом. Наталья, уходя, заперла дверь и забыла в ней ключ. Машка не удержалась от соблазна, вытащила ключ и, дождавшись подходящего момента, проникла в комнату. Украла она, вероятнее всего, какую-нибудь шмотку Русланы или самой Натальи. Будучи пойманной на месте преступления, девчонка испугалась, вернула все на место, а ключ бросила под дверь или даже отдала в руки забывчивой Наталье.