Текст книги "К морю"

Глава 5

– Мне нужно уехать, бабуль, – Сиэль машинально поправила в очередной раз упавшую на лицо чёлку. – После того, как мама с папой расстались, в этом городе мне было хорошо только с тобой. Он давит на меня, я… Я, конечно, увезу с собой себя, я знаю, от этого никуда не денешься, но вдруг у моря я смогу собрать себя заново? Ты ведь понимаешь меня, бабуль?

Она посмотрела в добрые глаза улыбающейся бабушки. Бабушка теперь всегда улыбалась, отчего из уголков её глаз разбегались лучики-морщинки. Она была такая милая, уютная, со смешным пучочком на макушке и с неизменной яркой шалью, накинутой на плечи. В безмолвной улыбке Сиэль увидела одобрение – ничего другого в ней быть не могло.

– Спасибо, бабулечка, – внучка с нежностью провела рукой по фотографии. – Спасибо, что ты всё ещё рядом.

Голос Сиэль дрогнул, и она опустилась на колени у могилы, не сдерживая покатившихся из глаз слёз.

Перед тем, как прийти на кладбище – навещать родную бабушку, – Сиэль целую неделю следовала совету бабушки Олы: ходила по Ормигону, вспоминала свою жизнь и прислушивалась к ощущениям. Сначала – по району, где жила до десяти лет: по парку, который тогда был обычным пустырём, по бетонной набережной узкой реки, по двору у дома, в котором росла. По этим местам она когда-то гуляла с мамой и папой, хваталась за их руки, отталкивалась от асфальта и взлетала над землёй; в этот двор выходила гордой первоклашкой с огромными бантами, смешно прыгающими на голове.

Сиэль остановилась под окнами квартиры, в которой теперь жили чужие люди, и память вернула её в день, который перечеркнул беспечность счастливого детства. Из-за событий того дня всё, что было до него, теперь отзывалось в сердце Сиэль не светлой ностальгией, а щемящей тоской. Слишком рано развалилось счастье, казавшееся непоколебимым, надёжным и вечным.

Было самое начало сентября. Прошло около двух недель с тех пор, как папа уехал в очередную командировку. Перед его отъездом Сиэль, как всегда, просила взять её с собой: в таких поездках всегда происходило что-то интересное, но главное – папа был рядом, а не за сотни и тысячи километров. Почему-то именно в тот раз Сиэль как никогда сильно не хотелось расставаться с папой, но на слёзные мольбы дочки папа ответил:

– В следующий раз возьму обязательно, а в этот останься, пожалуйста, с мамой. Я уезжаю надолго, а тебе уже скоро в школу.

Но следующий раз не случился. Зато случился отвратительно солнечный, как будто злорадствующий сентябрьский день, когда Сиэль отпустили из школы пораньше. Она несла в руках поделку, которую сама смастерила на уроке труда, и мечтала, как порадует маму подарком, незаметно пробравшись в квартиру.

В прихожей стояли большие мужские ботинки – дурацкие ботинки: не появись они тогда, ничего бы не произошло. Сиэль сначала подумала, что это вернулся папа. Потом вспомнила, что на кухне сломался кран, и папин друг должен был зайти его починить.

– Нет, ты представляешь, такая ерунда наснилась про друга твоего, – донёсся с кухни шутливый мамин голос. – Как будто он изменяет мне с какой-то бабой по имени Жанни (звучит-то как, фу) … Чего ты на меня уставился?

Потом Сиэль услышала мужской голос, глухо произнесший нецензурное слово и добавивший:

– Её ж реально так зовут…

Сиэль не сразу поняла смысл этих слов. Мама, казалось, тоже: она очень долго молчала, и её молчание становилось всё более нестерпимым. В нём было что-то леденящее и роковое. Девочке захотелось прервать эту пытку, ворваться на кухню, протянуть маме подарок, увидеть, как она смеётся… но что-то не давало ей двинуться с места.

– Кого – её, – это не было вопросом, и голос был как будто не мамин. Слишком бесцветный и безжизненный – Сиэль ещё не слышала, чтобы мама так говорила. С губ мужчины сорвалось очередное ругательство.

– Вот я идиот, – он швырнул на пол какой-то инструмент и шумно вздохнул.

– Как долго это продолжается, – снова без вопросительной интонации произнесла мать. Сиэль преодолела оцепенение, сделала пару шагов по коридору и в приоткрытую дверь увидела маму. Та сидела на краешке стула, прямая, бесстрастная, только руки сжимали друг друга так сильно, что казалось, её пальцы вот-вот хрустнут.

– Да это просто одноразовая интрижка, чисто ради секса, он тебя любит, правда, – мужчина, стоявший напротив мамы, казался слишком сильно выросшим ребёнком, которому страшно хотелось стать маленьким и незаметным.

– Ты-то за него не оправдывайся, – после паузы сказала мать. И спросила всё тем же чужим, мёртвым голосом: – Чаю выпьешь?

От чая гость тактично отказался. Сиэль так и стояла посреди коридора, чувствуя, что с этого момента всё не будет, как прежде, но ещё не понимая, что именно изменится. Ей хотелось, чтобы время остановилось и пошло вспять, чтобы этой странной ситуации просто не происходило. Но она уже произошла.

Дверь открылась, и мама вздрогнула, увидев Сиэль.

– Ты что здесь делаешь? – спросила она совсем не так, как должна была спросить мама. Сиэль испуганно смотрела на неё и молчала.

– Ты руки мыла?

Сиэль помотала головой.

– Давай в ванную, быстро.

Пока Сиэль мыла руки, мама провожала гостя. За шумом воды Сиэль не могла расслышать его слов, но по интонациям поняла, что он вернулся к теме, к которой не стоило возвращаться. Мамин ответ прозвучал устало. Дверь захлопнулась, и наступила тишина. Когда Сиэль вышла из ванной, мама сидела на полу в прихожей, и по её лицу катились слёзы.

Единственное, чему можно было порадоваться в этой ситуации – тому, что Сиэль с мамой переехали к любимой бабушке. Её добрые сказки и песенки на ночь, разговоры и прогулки с ней помогли Сиэль пережить разрыв родителей. Разрыв был затянутым и мучительным для всех: если мама приняла решение сразу, то отец долго не мог поверить, что всё закончилось. Сиэль помнила, как он приходил к ним домой, как со слезами просил прощения, как вылавливал её после уроков и как злилась мама, если узнавала об этом. Помнила, как бабушка уговаривала отчаявшуюся дочь не настраивать Сиэль против отца, как пыталась объяснить девочке, что папа и мама любят её одинаково, и что она должна относиться к ним так же, что бы ни происходило между ними. Но будучи ребёнком, Сиэль не могла понять маминой боли, а папину – могла. И только спустя девять лет, когда её саму предал любимый человек, она вдруг почувствовала укол совести. Ей захотелось пойти к маме, обнять её и расплакаться, но годы непонимания слишком отдалили их. Сиэль выстроила стену, защищавшую её от маминых эмоций, которые не получалось принять, и разрушить эту стену казалось уже невозможным.

Следующим пунктом в маршруте Сиэль был бабушкин дом, который мама начала сдавать, когда переехала к новому мужу. В знакомых окнах теперь всё было по-другому: зелёные шторы сменились бездушными полосами жалюзи, с подоконника исчезли цветы, а застеклённая лоджия из уютного уголка превратилась в кладовку. Зато во дворе дома всё осталось, как было. Сиэль долго покачивалась на скрипучих качелях, не отводя глаз от лавочки, на которой бабушка сидела во время своей последней прогулки. Через несколько дней её увезли в больницу, откуда она уже не вернулась, несмотря на лекарства и врачей, которых оплачивала Сиэль: так и не справившаяся с депрессией мама зарабатывала копейки, их едва хватало на еду.

Сиэль вспоминала своё одиночество, усугублявшееся осознанием, что скоро она потеряет самого близкого человека. Вспоминала, как мечты о встрече с отцом сменились злостью на него: ей казалось, что, если бы не его измена, все они по-прежнему были бы счастливы, и бабушка не умирала бы так рано. Разве есть место смерти в том счастливом мире, где мама с папой остались вместе? Она вспоминала, как возвращалась из больницы и подолгу сидела на этих самых качелях, глотая слёзы, которые не хотела – или не умела – показывать матери.

Сиэль смотрела в своё прошлое и видела беспросветную ледяную тьму, в которой бессильно тонули крупицы светлых воспоминаний. Чтобы не добить себя окончательно, она не пошла в тот район, где провела последний год. Эта рана была ещё слишком свежа, чтобы её бередить. Сиэль и без этого успела понять, что Ормигон стал для неё склепом, полным призраков прошлого, и оставаться в нём – значит не давать себе жить дальше. Она спрыгнула с прощально скрипнувших качелей и пошла изливать душу на бабушкиной могилке.

***

– Мам, я могу занять у тебя немного денег?

– Ты можешь просто взять, ты же знаешь, – мама отвлеклась от журнала, который листала, и повернулась к стоящей в дверях Сиэль.

– Ну нет, мне неудобно… – потупилась та и поспешно продолжила: – Мне работу предложили. Там, где я отдыхала. Нужно билет купить, чтобы вернуться.

Мама отложила журнал.

– Какую работу?

Сиэль уселась напротив мамы, обхватив руками колени, и вкратце рассказала о Руслане и бабушке Оле – о том, что первая отправилась исполнять мечту, а второй нужна помощь. Рассказала про то, какое уютное место этот «Маяк», какие хорошие там отдыхают люди. Не стала говорить только о том, как ей самой это нужно, как важно ей вернуться к морю – это было слишком личным.

Выслушав дочь, мама пожала плечами.

– Ты уверена, что тебе это нужно? Думаешь, горничной просто быть?

– Не думаю. Но хочу.

Мама вздохнула.

– Ну, поезжай, раз так хочется. Но пообещай вернуться, если тебе там будет плохо, ладно? Нэд тебя в свою компанию устроит, а места в этом доме на всех хватит.

– Да, мам. Спасибо, – Сиэль шагнула к двери, но остановилась: ощущение, что она не сделала, не сказала что-то очень важное, не давало уйти. Скупое дежурное «спасибо» не могло выразить даже малой части чувств, которые испытывала Сиэль. Она была благодарна маме за принятие, небезразличие и помощь, знала, что та по-настоящему её любит и сама, конечно же, любила её, но не могла ни сказать об этом, ни хотя бы молча обнять. Скоро Сиэль придётся надолго уехать и забрать с собой всё невысказанное, так и не преодолев разверзшуюся между ними пропасть – от этой мысли становилось невыносимо.

– Ты что-то ещё хотела? – участливо спросила мама, и Сиэль поняла, что вот-вот расплачется.

– Да нет, я так, задумалась, – она торопливо помотала головой и шмыгнула за дверь.

Глава 6

Дьюван сидел в офисе и барабанил пальцами по столу. Привычный порядок кабинета нарушила маленькая деталь: рядом с фотографией Вельты теперь лежала чёрно-белая ракушка. Собирая вещи в «Маяке», он оставил её в кармане пиджака, а когда она попалась ему под руку в офисе, машинально положил на стол, и теперь смотрел на неё и злился на себя за то, что не может сосредоточиться на делах.

Уже больше двух недель Дьювану не давали покоя мысли о Сиэль, то и дело возникавшей в его памяти ясным лучиком. Он по привычке прятался от них в работу, но они всё равно находили лазейку в его сознание. Дьюван обнаруживал себя то глупо улыбающимся своим воспоминаниям, то злящимся на себя за собственные чувства. Ему не хотелось признавать, что за такой короткий срок эта девушка почему-то стала для него важна.

В день её отъезда Дьюван решил открыть купальный сезон. Холодные волны освежили и взбодрили его, тяжёлые мысли рассеялись, и он поднялся к «Маяку» в отличном настроении. Заметив Руслану, Дьюван окликнул её и спросил:

– Будете сегодня вечером концерт давать?

– Так Сиэль домой уехала, – вздохнула Руслана. Дьюван с досадой отметил, что эта новость его расстроила, но виду не подал.

– Но ты же не уезжаешь, – заметил он.

– Не, одна я точно не буду, – отмахнулась Руслана.

Нужна я тебе, как же.

Оставшись один, Дьюван принялся было ругать себя за то, что не взял контактов Сиэль.

Дурак, ты же решил с ней не контактировать.

Он махнул рукой и пошёл в номер за книжкой, надеясь отвлечься.

Оставшиеся два дня пребывания в гостевом доме Дьюван говорил себе, что думает о Сиэль только потому, что здесь всё напоминает ему о ней. Решил, что уедет домой, начнёт работать, и всё станет нормально. А пока можно и помечтать.

Домой Дьюван уехал, а мечтать не перестал. Как ни отгонял он мысли о девушке, живущей своей жизнью за много километров от него, желание ещё хоть раз прогуляться с ней по берегу моря, пусть даже ни о чём не разговаривая, а просто ощущая её успокаивающее присутствие, возвращалось вновь и вновь.

Взгляд Дьювана в очередной раз упал на ракушку. «Почему бы не находить хотя бы по двадцать минут в неделю, чтобы просто доехать до моря и посидеть рядышком? Ты же это любишь», – прозвучал у него в голове голос Сиэль.

– Действительно, почему бы и нет! – Дьюван порывисто встал, схватил ракушку и сунул её в карман. – Доеду, тем более что мне давно пора кое-что ему вернуть.

Дьюван стоял на набережной, не обращая внимания на толпящихся вокруг людей. Он смотрел и смотрел на врезающиеся в бетон волны, словно знал, что они пытаются что-то сказать ему, и пытался понять их язык. В офисе идея избавиться от подарка Сиэль и таким образом поставить точку во всей этой истории показалась ему прекрасной. Теперь же он стоял в нерешительности и вертел ракушку в пальцах. Шум моря успокаивал его, замедлял поток мыслей и очищал душу. Дьюван освобождался от всего лишнего, оставаясь наедине с тем, что было действительно важно на данный момент: с мыслью о Сиэль. Он задумался о том, чтобы всё-таки дать себе шанс и пообщаться с ней.

Вдруг ей нравится эстетика бумажных писем, и мы сможем отправлять их друг другу?.. Да откуда во мне эта дурацкая романтика?! Просто пойди и найди её, сколько можно вздыхать, как малолетка!

Дьюван застал бабушку Олу на скамейке, где она обычно провожала закат. Солнце опустилось в полоску белых облаков и собиралось сверкнуть на прощание у самой воды. Ола сидела, как всегда выпрямив спину и сложив руки на коленях, словно отсутствовала в реальном мире, оставив здесь только телесную оболочку.

Дьюван негромко кашлянул. Бабушка Ола обернулась, одарила его лучистым взглядом и кивком головы пригласила сесть. Никакого удивления, никаких вопросов, словно он и не уезжал на две недели.

– Я к вам по делу, – Дьюван не стал садиться. – Помните, здесь останавливалась девушка по имени Сиэль?

Она улыбнулась, и эта улыбка почему-то показалась Дьювану торжествующей. Он счёл её утвердительным ответом и продолжил:

– Понимаю, информация конфиденциальная, но мы общались – вы видели – и я… В общем, мне нужно с ней поговорить, но контакты я не взял. У вас остались, наверно?

– Ишь, деловой какой, – бабушка Ола хитро посмотрела на него. – На закат бы сначала посмотрел, потом чаю выпил…

– Я бы с удовольствием, – Дьюван взглянул на часы, – но некогда мне, дела.

– Дела, дела, – пробормотала бабушка Ола себе под нос. – А где на девушку время брать собирается…

– Кто вам сказал, что… – начал вскипать Дьюван, но Ола перебила его с ласковой улыбкой:

– По вам, по влюблённым, всё и без слов видно, – она поднялась со скамьи. – Ладно уж, подождёт меня закат по такому случаю.

Не удивлюсь, если солнце действительно сядет позже только из-за того, что она не будет на него смотреть.

– Вы что, каждый день вот так закатом любуетесь? – спросил он.

– Для меня это вместо свидания, – улыбнулась Ола.

Дьюван удивлённо посмотрел на неё, но промолчал.

Они зашли в прихожую, хозяйка посмотрела наверх, и Дьюван проследил за её взглядом. На лестнице, держа в руках стопку простыней и полотенец, стояла Сиэль. Бабушка Ола тепло улыбнулась и незаметно скрылась, а Дьюван так и остался неподвижно стоять, утопая в водовороте чувств. Он не ожидал, что встретится с ней так скоро. Ему страшно и хочется убежать. Он счастлив, что она снова рядом. Он хочет так много сказать ей. Он понятия не имеет, как начать разговор.

– Привет, – просто сказала Сиэль.

Они молча брели по песку вдоль наполненного закатными красками моря. У обоих в головах вихрями носились мысли, но никто не решался их озвучить. Наконец Сиэль собралась с духом, чтобы задать вопрос.

– Ты здесь… – начала она, но Дьюван как будто только этого и ждал.

– Из-за тебя.

Сиэль бросила на него удивлённый взгляд, а Дьюван достал ракушку и улыбнулся:

– Ты на память дала, вот я и не смог забыть.

Потом он остановился и повернулся к ней. За её спиной в тихо плещущихся волнах тонуло солнце, обнимая фигурку Сиэль нежно-малиновым ореолом. Непослушная прядка волос упала ей на лицо, но Сиэль не поправляла её, выжидающе глядя на Дьювана. Она пыталась казаться спокойной, но её сердце колотилось с сумасшедшей скоростью.

– Ты уехала, не попрощавшись, – заговорил Дьюван, – и я мог бы догадаться, что это значит… Но все две недели меня мучал вопрос: а если бы я попробовал, согласилась бы она продолжить общение? Да, не знаю, как так вышло, но я думал о тебе всё это время, – он провёл рукой по лбу. Ему казалось, что он сказал недостаточно, но слова в его мозгу превращались в кашу, из которой никак не получалось выудить суть, сформулировать вывод, просьбу, вопрос… И пока он силился сделать это, заговорила Сиэль:

– Я не стала прощаться, потому что… Ну, мне кажется… Казалось… Кто я такая. К тому же, я не знала, что вернусь так скоро…

Дьюван почувствовал, как внутри него словно развязался туго затянутый узел, и дышать, думать и говорить стало легче.

– Кто ты такая? – улыбнулся он. – Знаешь, мне тоже хотелось бы это узнать. Поэтому я здесь. Позволь мне узнать тебя ближе.

***

Новая жизнь Сиэль не была идеально лёгкой и безоблачной. Прошло несколько недель, прежде чем новоиспечённая горничная перестала теряться при общении с гостями и панически бояться сделать что-то не так. Но в правильности своего решения Сиэль не усомнилась ни разу. Под наплывом новых впечатлений размеренная жизнь в Ормигоне начала казаться ей сном. Сиэль чувствовала, что наконец проснулась, и с каждым днём ей дышалось легче, глаза горели ярче, голос звучал звонче.

У неё была своя комнатка на первом этаже, которую Сиэль постепенно наполняла близкими ей деталями: тёплыми гирляндами, ароматическими свечами, суккулентами и плющом в глиняных горшках, любимыми книгами и мягкими подушками. На пол она постелила пушистый белый ковёр из искусственного меха – сидеть на нём ей нравилось гораздо больше, чем на стуле или кровати. По утрам Сиэль, не тратя времени на двери, выбиралась на улицу через окно и бежала танцевать у прибоя и кормить чаек с рук.

Помимо моря, в котором тонули все страхи и переживания, у Сиэль теперь были долгие телефонные разговоры с Русланой, поддержка весёлой, разговорчивой и понимающей Ирэн, свидания с Дьюваном и, конечно, бабушка Ола, которую Сиэль считала настоящим подарком судьбы.

– Она относится ко мне, как к родной внучке, – как-то раз поделилась Сиэль с Дьюваном. – Я её сначала стеснялась ужасно, а сейчас расслабилась и чувствую, что привязываюсь. Надеюсь, моя бабушка не обидится, что я нашла ей замену…

– Конечно нет, глупенькая, – заверил её Дьюван. – Это никакая не замена, ты ведь не перестала её любить. К тому же, твоя бабушка точно была бы счастлива узнать, что кто-то заботится о тебе так же, как она.

Сиэль посмотрела на него с благодарностью. Они сидели на своём любимом камне, вокруг плескались смирные зелёные волны. Их руки лежали совсем рядом: чтобы соприкоснуться мизинцами, им не хватало буквально сантиметра, – но этой близости было достаточно.

Несмотря на то, что вся жизнь Сиэль круто изменилась, именно появление Дьювана почему-то казалось ей чем-то совсем уж нереальным. Но он был, и это делало её счастливее. Сиэль по-прежнему боялась сближения, страхи и сомнения нередко одолевали её, но каждый раз, когда Дьюван появлялся рядом, все опасения исчезали, и на её лице загоралась улыбка.

Никто из них не торопил события. Они наслаждались обществом друг друга и разговорами, которые могли вести часами. Иногда они с жаром спорили о книгах, иногда вместе задавались философскими вопросами, иногда рассказывали друг другу о своей жизни. Выяснили, что их отношения с матерями во многом похожи, – да и сами матери, пожалуй. Поделились любимыми писателями и певцами. Сиэль узнала, что Дьюван учился на полицейского, но разочаровался и предпочёл более творческую профессию; узнала о трудностях, с которыми он сталкивался и продолжает сталкиваться в своей работе, и о его долгой дружбе с Николасом. О своей семье Дьюван почти ничего не рассказывал, только иногда вспоминал сестру, и как-то раз упомянул, что его отец умер вскоре после его рождения.

Дьюван всегда приходил с букетами: ромашками, тюльпанами, колокольчиками, розами – и они ещё сильнее оживляли комнату Сиэль. Вазы стояли на подоконнике, на столе и на прикроватной тумбочке, и каждое утро Сиэль начиналось с улыбки цветам.

Иногда Дьюван возил Сиэль в Приморский, всегда придумывая, чем бы удивить и порадовать её на этот раз. То они катались на катере, то на лошадях, то снова смотрели понравившееся Сиэль фаер-шоу, и всякий раз Дьюван с удовольствием наблюдал за её всё более бурным восторгом. Она привыкала к обществу Дьювана, переставала бояться проявлять эмоции и становилась подвижной, живой девчонкой, которая смотрит на мир с неизменным восхищением. А Дьюван смотрел на неё и удивлялся: как ей удаётся на ничем не примечательных для него улицах находить что-то красивое? – и старался потихоньку перенимать у неё это искусство. Кошка на заборе, птичье гнездо на ветке и скорлупка под деревом, рисунок на асфальте, обнятые виноградными лозами сосны, труба на крыше дома, напоминающая присевшего отдохнуть дракончика… Они обращали внимание друг друга на эти мелочи, и вместе придумывали им истории.

– Пора мне ехать, – Дьюван спрыгнул с камня и подал руку Сиэль. В тот день он заглянул к ней утром, чтобы потом с чистой совестью погрузиться в работу до вечера, и теперь на часах было всего одиннадцать. Сиэль проводила Дьювана до калитки и возвращалась, согретая его прощальными объятиями – короткими, но крепкими. В саду цвела весна, уже устремившаяся к лету, и точно так же цвела, пробуждаясь к жизни, душа девушки.

Навстречу напевающей что-то светло-романтичное Сиэль шла бабушка Ола с полотенцем в руках.

– Поплаваю пойду, – сказала она с таким сияющий видом, словно речь шла об одном из самых важных событий в её жизни. Сиэль с улыбкой кивнула, облокотилась на перила крыльца и полюбовалась тем, как плавно и по-юношески легко скользнула бабушка Ола в объятия волн.

Пора было приниматься за дела, и Сиэль с головой погрузилась в хлопоты. Когда кто-то из гостей попросил её позвать хозяйку, было уже около двух часов дня. Сиэль обежала весь дом, но бабушки Олы нигде не оказалось. В закоулках сада и на скамейке у обрыва её тоже не было видно, зато отчётливо виднелось лежащее на пляже полотенце, оставленное там Олой перед купанием. Сиэль постаралась подавить накатившую волну испуга и со всех ног помчалась на пляж. Там было пусто. Бабушка Ола не отдыхала в тени камней и не показывалась над водой. Три часа назад она ушла плавать и больше не вернулась. Осознав это, Сиэль замерла, не отрывая взгляда от искрящихся на солнце волн. Она понимала: нужно что-то сделать, позвать на помощь, но внутренний голос упрямо твердил, что ничего тут уже не поделаешь. Если пожилая женщина три часа не выходила из моря, скорее всего, она не выйдет уже никогда.

– Нет, нет, пожалуйста, ты не можешь, не можешь так со мной поступить! – крикнула Сиэль морю, наконец выйдя из оцепенения, и бросилась к дому, ещё надеясь, что там найдётся кто-то умнее её и подарит ей надежду. Море мягко выплеснуло на берег большую волну, словно попыталось остановить Сиэль, но та даже не обратила внимания на промокшие ноги. Взобралась на холм, на секунду прислонилась к тёплой зелёной стене, чтобы отдышаться, с болью в глазах обернулась на море… И увидела бабушку Олу, спокойно подплывающую к берегу.

Через минуту Сиэль плакала в её объятиях.

– Прости меня, моя милая, – бабушка Ола гладила девушку по голове, – не догадалась, глупая, тебя предупредить. Я совсем не замечаю времени, когда плыву. Я чувствую себя… даже не рыбой – волной. Частью моря, частью природы, частью вселенной.

– Я испугалась, что потеряла тебя, – всхлипнула Сиэль.

– Родная, рано или поздно я всё равно уйду, пойми. Я так долго живу, что всё больше желаю покоя. Однажды я буду вот так же плыть, и сама, наверно, не замечу, как окажусь на той стороне – и это будет для меня счастьем, поэтому я не боюсь уплывать за горизонт.

– Но не так рано… Я не готова опять остаться одна.

– Нельзя быть готовой к смерти. Но сейчас я точно не оставлю тебя: мой маяк ещё не вывел тебя из бури.

Сиэль подняла заплаканное лицо и посмотрела на Олу.

Кажется, она знает обо мне гораздо больше, чем я сама.

– И помни, что ты не одна, – продолжала та. – Со мной или без меня – у тебя есть ты и другие близкие, которые никогда не оставят. И ты себя тоже не оставляй.

***

Бабушка Ола работала в саду, напевая себе под нос. У её ног сидела пушистая Дымка и вторила хозяйке мурлыканьем.

– Здравствуйте, – послышался сзади знакомый голос, и Ола обернулась к тихо подошедшему Дьювану. – Отпу́стите свою прекрасную горничную проводить со мной закат?

– Закат это святое, – улыбнулась бабушка Ола. – Идите, конечно, Си наверняка уже управилась с делами.

Так оно и было: из столовой доносились звуки фортепиано и чистый голос Сиэль. Дьюван прислонился к дверному косяку и с улыбкой прислушивался к песне, переполненной светлой надеждой на скорое исполнение мечты, сладостным ожиданием чего-то давно желанного и уже совсем близкого. Когда песня закончилась, Дьюван негромко позвал Сиэль.

– Почему я не знал, что ты ещё и на пианино играть умеешь? – спросил он, обнимая её.

Сиэль забежала к себе в комнату и вышла с кофтой в руках – с той самой, в которой она встречала рассвет на маяке, – и Дьюван невольно улыбнулся воспоминанию.

– Ты чего? – заметила его улыбку Сиэль.

– Просто настроение хорошее, – ответил он, и они вышли на улицу.

– Мы случайно не на маяк идём? – спросила Сиэль по дороге.

– Я подумал, что там на закате не менее красиво.

Когда маяк вынырнул из-за сосен, Сиэль прищурилась, показала рукой на смотровую площадку.

– Что это там?

Дьюван лишь загадочно улыбнулся и жестом пригласил войти. Изнутри маяк преобразился: здесь было гораздо чище, чем в прошлый раз, с потолка свисали бумажные журавлики на тонких нитях, сверху доносилась нежная музыка.

Смотровая площадка утопала в цветах; небольшой столик, накрытый на двоих, и два соломенных стула превращали её в настоящий ресторан.

– Красота какая, – выдохнула Сиэль.

– Возможно, ты самый первый посетитель ресторана на маяке, который может тут возникнуть, – сказал Дьюван, когда они уселись. Сиэль ещё никогда не видела, чтобы его глаза так сияли.

– Ты серьёзно хочешь сделать тут ресторан? Но это же… Чья-то собственность, наверно.

– Чья-то собственность всегда может стать чьей-то ещё, – пожал плечами Дьюван. – Пока что у меня есть… – он запнулся и покусал губу, – другие цели в жизни. Но в перспективе, если всё тут как следует отремонтировать… Думаешь, людям понравится ходить на свидания в такой обстановке?

– Ещё бы! А если узнать историю этого маяка и на одном из ярусов сделать что-то вроде музея, будет ещё интереснее!

– Ты поосторожнее с такими идеями, – засмеялся Дьюван. – А то мне ведь тебя в партнёры брать придётся.

Они болтали, смеялись, ели фрукты и успели придумать огромное количество чудесных услуг, которые можно было бы предложить посетителям ресторана на маяке. Когда от садившегося в море солнца осталась только золотистая полоса над горизонтом и начали спускаться сумерки, Дьюван запустил руку в цветочные заросли, и раздался еле слышный щелчок. В ту же секунду засветилась незаметно обвивавшая цветы и ограждения гирлянда. Сиэль вскрикнула и захлопала в ладоши: Дьюван явно попал в цель.

– Потанцуем? – спросил он, вставая, и сердце Сиэль тут же застучало быстрее. Она поднялась и протянула руку Дьювану. Их пальцы переплелись, его ладонь бережно коснулась её талии. Они медленно кружились на узенькой площадке, а далеко внизу одобрительно шумело море.

– Несколько лет, – заговорил Дьюван почти шёпотом, – я не разрешал себе влюбляться и был уверен, что совсем разучился чувствовать. Но потом появилась ты, такая… живая. И меня заразила жизнью.

Сиэль подняла глаза, и их взгляды встретились. Он почувствовал, что она дрожит, и привлёк её к себе. Провёл рукой по волнам её волос, наклонился, прошептал:

– Я люблю тебя, – и коснулся губами её губ.

Пройдёт несколько долгих мгновений, и они оторвутся друг от друга, спустятся с маяка, возьмутся за руки и медленно пойдут к дому. Они осмелятся озвучить друг другу то, о чём раньше молчали. Она расскажет ему о своей недавней ране, о страхах, долго тревоживших её, о своём желании справиться с ними, чтобы быть рядом с ним. Он будет спрашивать и слушать, наслаждаться её доверием, а она будет радоваться своей смелости доверять. Они успеют вспомнить первую встречу, рассвет на маяке, молчаливое прощание у моря – и посмеяться над своими сомнениями.

Но всё это будет потом, а пока они стоят, слившись в поцелуе, как будто иначе не способны дышать, и растворяются в моменте. Тёплый майский ветерок перебирает их волосы, а ласковое море плещется под загорающимися на небе звёздами.