Текст книги "Круговорот чужих страстей"

– Алёна, пойдём мультик смотреть! Мне одному скучно.

Она вздохнула, секунду ещё смотрела вдаль, никак не могла взгляд отвести, потом всё же повернулась к мальчику.

– Иду, Вань.

– А конфету можно? Мы же уже пообедали?

Алёна улыбнулась в ответ на его умоляющий взгляд.

– Можно. Сбегай в столовую. И мне возьми, – добавила она.

Телефон снова звонил. Негромко, но настойчиво. И напоминал сигнал будильника. Вот подойдёт она к нему, ответит на вызов, всё равно чей, и тут же проснётся, сон развеется в одно мгновение, и всё тут же станет сложно, даже неосуществимо. А телефон звонил, с утра звонил уже трижды. Рыбников, Тарас, даже Серёга Бурдовский попытку предпринял. Но ни с кем из них Алёна говорить не хотела.

– Не хочешь отвечать, выключи его совсем, – немного ворчливо проговорил Павел, появляясь в детской вслед за сыном.

Ванька уселся на кровать, к Алёне под бок, протянул ей конфету. Алёна негромко его поблагодарила, взгляд перевела на телевизор, на Кострова не смотрела. Но понимала, что он ждёт ответа, и что он недоволен. Вряд ли тем, что она к телефону не подходит, скорее самим фактом, что ей кто-то звонит. Что ей звонит Тарас, Рыбников и какой-то неведомый Серёга. Что им всем от неё надо?

Его слова, не её.

– Так они знают, что я жива, – сказала она, в конце концов.

– Правда? Из чего это следует?

Алёна растянула губы в вынужденной улыбке.

– Я же заряжаю телефон.

– Логично.

Павел на детскую постель прилёг, Алёне подвинуться пришлось, руку за голову заложил и тоже уставился в телевизор. Все молчали, только Ванька спросил:

– Пап, ты хочешь конфету?

– Нет.

Алёна свою развернула, откусила половину, а другую половину к губам Павла поднесла. Чтобы видеть его лицо, пришлось голову ему на плечо откинуть, встретилась с ним взглядом, и от его пристальности пришлось мысленно дух перевести. Костров же головой мотнул, по-прежнему от конфеты отказываясь, зато его рука легла на её плечо, и сразу стало спокойнее. Дождь барабанил по карнизу, и снова, как две недели назад, казалось, что дождь отрезает Алёну от реальной жизни, там, за территорией усадьбы.

Ванька уснул через полчаса. Поначалу ещё брался что-то рассказывать отцу, вопросы задавать, даже на руки к нему перелез, потом ёрзал долго, и, наконец, заснул, прижавшись щекой к подушке. Алёна укрыла ребёнка мягким пледом, а Костров тут же потянул её прочь.

– Оставь его, пусть спит.

В комнате, из-за мрака на улице, практически стемнело. И это в три часа дня. Зато не пришлось задёргивать шторы. Павел выключил телевизор и вышел из детской, плотно прикрыв за собой дверь. Прошёл в свою комнату и увидел, что Алёна стоит у окна и расплетает волосы, забранные с утра в небрежную косу. Она смотрела за окно, а может, на капли дождя, что сбегали по стеклу, и казалась задумавшейся.

– О чём ты думаешь сегодня? – заворчал он, просто не мог сдержаться. Её молчание от чего-то выводило из себя. Когда Алёна думала о своём, она казалась далёкой и расстроенной. И это тоже ему не нравилось. Хотя, ждать от неё довольства и бесконечной радости, также было глупо. Чему ей особо радоваться? Как ни крути, а он её здесь насильно держит. Или уже не насильно? Просто неделю назад он запретил ей и думать о побеге или работе. И больше они об этом не говорили.

Он подошёл, обнял её, даже чуть навалился на Алёну, отчего они вместе покачнулись, а она схватилась за его руки. Зато улыбнулась.

– Честно?

– Хотелось бы.

– Смотрю на лес и думаю, что сейчас ни за что бы в него не зашла. Мне ощущений на всю жизнь хватило.

– Я и говорю: дурочка. – Он пальцами расчесал её волосы, потом в кулак их собрал.

– Паша.

– У?

– Тебе из Следственного комитета звонили?

Он вздохнул.

– Алён…

– Я не из любопытства спрашиваю, я беспокоюсь. Что им нужно от тебя?

Он тихо рассмеялся.

– Помню, недавно ты чётко представляла, что именно им от меня нужно и что мне за это светит.

Она погладила его руку, которой он её обнимал, а пока Павел не видел, зажмурилась. Наверное, молчала дольше, чем надо было, и этим себя выдала, потому что Павел обнял её крепче, голову наклонил и прижался губами к её шее.

– Ладно, не думай об этом. Тебе вообще об этом думать не нужно.

Этот ответ ей не понравился. Возможно, Павел имел в виду что-то иное, но Алёну его слова обидели. Будто он предлагал ей не думать о его проблемах потому, что её это совершенно не касалось. Но повернулась к нему лицом, когда он этого захотел, подставила губы для поцелуя, и даже ответила на его поцелуй с удовольствием, за шею обняла. А Костров, осознав степень её податливости, даже зарычал ей в губы. Алёна же рассмеялась. Потом оттолкнула его, а пока она расстёгивала молнию на длинной юбке, и та скользила по её ногам вниз, Павел отошёл к двери и запер её на ключ. Пара часов для себя, пока Ванька спит.

Сегодня всё было неспешно, наверное, испортившаяся погода так действовала. Стук дождя по карнизу задавал ритм, заставлял дышать с ним в унисон, и время стало тягучим и приятным. Алёна обнимала Кострова за шею, двигалась, как он хотел, подчиняясь его рукам, целовала сама, тянула за волосы, заставляя его откидывать голову на подушку и закрывать глаза. А сама вглядывалась в его лицо, потом прижалась губами к его израненной щеке и провела языком по сеточке шрамов. Павел не возразил и не оттолкнул, слишком занят был собственными ощущениями, чтобы контролировать её. Его ладони гладили Алёну по бокам, по животу, поднимались к груди, потом спускались на бёдра и тогда принимались управлять и задавать новый ритм. Полумрак в комнате, дробный стук дождя, срывающееся дыхание, накатывающее волнами наслаждение, Алёна в какой-то момент глаза закрыла, окончательно теряясь в звуках и ощущениях, упёрлась руками в подушку и опустила голову, укрыв Павла своими волосами. И даже не сразу поняла, что он снова её целует, причём всё настойчивее. Наклонилась к нему, на поцелуй ответила, потом застонала ему в губы.

– Паша, Паша, – зашептали губы.

Он что-то шепнул ей в ответ, а может, и не шепнул, Алёна на какое-то мгновение перестала соображать и что-то слышать, только почувствовала, как он прижает её к себе, потом ловко перекатился с ней по постели и снова впился в её губы. А она раскинула руки в стороны и счастливо вздохнула. Правда, долго ей отдыхать не дали, Павел её за подбородок взял, требовательно сжал, и Алёна глаза открыла, посмотрела на него. Встретила насмешливую улыбку.

– Не притворяйся, я тебя знаю. Ты ещё со мной.

Алёна руки подняла, чтобы обнять его, а когда он наклонился, поцеловала в подбородок.

– Я с тобой.

Просто лежать с ним после, тоже было приятно. Алёна любила такие моменты. Когда к Павлу можно было прижиматься, когда они оба молчали, переводя дыхание, или просто думали каждый о своём. Алёна уже привычно закидывала на него ногу, водила пальцем по его груди или рёбрам, а иногда и улыбалась в темноте. Сегодня не улыбалась, не настолько темно было, щекой к плечу Кострова прижалась и грелась. Спине было немного прохладно, пока там его рука не оказалась. В её жизнь возвращались звуки. Внизу залаял Роско, потом за стеной послышалась мелодия её мобильного. Алёна в досаде вздохнула, даже предприняла попытку носом в подушку зарыться, но Костров ругнулся сквозь зубы, шевельнулся, потом на постели сел, повернувшись к Алёне спиной. Она потянулась к нему рукой.

– Паш.

Он не откликнулся, поднялся и пошёл в ванную, а Алёна вновь обратила внимание на шрам на его бедре. Он выделялся на фоне более смуглой кожи. Павел включил в ванной свет, дверь не закрыл, но это ничуть не успокоило. Алёна на подушки откинулась, убрала с лица волосы. А руку положила на соседнюю подушку, которая ещё хранила тепло чужого тела.

Их уединение прервал короткий стук в дверь. Алёна как раз застегнула юбку, расправила её и поторопилась дверь открыть, но, наверное, зря надеялась, что сможет кого-то обмануть порядком в своей одежде, уж точно не Альбину Петровну. Та только устремила на неё свой проницательный взгляд, как тут же стало стыдно, за всё, особенно за запертую на ключ дверь, явный намёк на то, что за ней происходило.

– Хотела сказать, что Ваня проснулся, – оповестила экономка спокойным голосом. – Спрашивал… где вы и Павел Андреевич. И ещё звонила Регина Родионовна.

Алёна кашлянула в лёгком смущении.

– Хорошо, спасибо, Альбина Петровна. Мы… Сейчас спустимся.

– Ваня внизу, пьёт молоко с печеньем, – добавила домоправительница, развернулась на каблуках и поспешила прочь по коридору. А Алёна закрыла дверь комнаты, обернулась на Кострова, который только появился из ванной, с полотенцем на шее после душа. Она же дверь закрыла и в досаде проговорила:

– Ну, вот, теперь меня однозначно записали в проститутки.

Павел усмехнулся.

– Не бери в голову. Альбине не положено судить и что-то думать.

– И, по-твоему, её или кого-то другого в этом доме это останавливает? Я просто не понимаю, чем так её раздражаю.

– Альбину пригласили в этот дом, чтобы она не кухней управляла, а за Ваней присматривала. Пока в этом необходимости нет, он занимает всё твоё время.

– Ах, вот в чём дело. Она ревнует.

Павел кинул на неё удивлённый взгляд.

– Она боится лишиться работы.

Алёна растеряно моргнула.

– Глупость какая. А кто будет домом заниматься?

Костров пожал плечами, по его лицу было заметно, что ему, по сути, всё равно, кто будет заниматься домом – Альбина или кто-то ещё, лишь бы всё шло, как положено и делалось в срок.

– Я пойду, переоденусь, – сказала ему Алёна, решив закончить непонятную для них обоих тему. Подошла, дотронулась до него, потом в голое плечо поцеловала. – Ваня внизу уже.

– Хорошо.

Дверь в свою спальню Алёна намеренно прикрыла. Снова сняла юбку, открыла шкаф, но потом, позабыв об одежде, присела на кровать, взяла в руки телефон. На сердце стало тяжело. Пять пропущенных вызовов, и самое плохое то, что два от Дуси. Конечно, тётке можно было перезвонить, Алёна, кстати, звонила ей три дня назад, поболтала ни о чём, выслушала семейные новости, а вот о себе ничего не сказала. С Дусей они договорились созвониться в субботу, и тот факт, что тётка вдруг её хватилась посреди недели, ничего хорошего не сулил. Особенно, если принять во внимание то, что до этого она два дня не желала отвечать на звонки Рыбникова. Она сказала об этом Павлу вчера, точнее, осторожно поинтересовалась, что он там «решил». Он в очередной раз успокоил, что всё устроил, но Рыбников сегодня звонил снова.

Он точно Дусе обо всём доложил. Алёне захотелось кулаком по подушке стукнуть. Самое плохое, что могло было случиться, по всей видимости, случилось. Конечно, Павел ведь знать не знает, что Рыбников является не просто её непосредственным начальником, который вечно ею недоволен и подгоняет, у него ещё и моральное, так сказать, право на это есть, индульгенция, выданная самой Дусей. Дело в том, что когда-то, очень давно, когда Дуся была молода и наивна, как она сама описывает те времена, она умудрилась выскочить за Рыбникова замуж. Брак этот был скоропалительный, по страстной и безумной любви, и закончился также внезапно, как вдруг и приключился. Всего через год после свадьбы. Но они остались в хороших отношениях, что и помогло однажды Алёне устроиться сначала на практику, а потом и на работу в главное новостное издание области. Хотя, сама Алёна родственником Петра Алексеевича не считала, даже дальним. В те времена она и понятия не имела о жизни Дуси, даже о её существовании знала по скудным рассказам отца. А уж тем более Дусины мужья её никак не касались. Но Рыбников, помня о прошлом, терпел её, Алёны, неудачи, фокусы, как он говорил. И даже ответственность чувствовал, иногда. Как в данной ситуации, надо полагать. И не смотря на то, что Павел, как считал, «всё уладил», Пётр Алексеевич не успокоился, и сдал Алёну тётке со всеми потрохами. И теперь Дуся звонит и пишет грозные смски. Как раз угрозой можно было посчитать сообщение о том, что она срочно приезжает и требует, чтобы Алёна ждала её дома. Иначе…

Так и было написано: «Иначе…», и уже становилось страшно.

Алёна повалилась на постель, закрыла глаза и так лежала некоторое время. Кажется, сон всё-таки заканчивается.

Весь вечер Алёна об этом думала. Старалась, чтобы её невесёлая задумчивость в глаза не бросалась, Ване улыбалась, ко всем словам Павла прислушивалась, и даже молоденькую домработницу из столовой за ужином буквально выгнала, решив, что они вполне способны поесть сами, без того, чтобы им подносили тарелки. В конце концов, это странно и сильно напрягает. Хотя, видимо, только её.

Позже, когда Ваня вдоволь набегался с Роско наперегонки по дому, из-за невозможности выйти на улицу, чтобы как-то мальчика успокоить, Павел усадил его в детской за письменный стол и предложил заняться прописями, которые выдали в садике на лето. Чёрточки, кружочки, закорючки… Ванька долго вздыхал, канючил и даже трагично ронял голову на сложенные на столе руки. Алёна сидела рядом, всё это от ребёнка выслушала, потом предложила быстренько сделать, что просил папа, и продолжить играть.

– Всего одна страничка. Давай, ты быстро справишься, я уверена. Пиши.

Ваня наморщил нос, но взял ручку и открыл тетрадь.

– Только старайся, – попросила Алёна, – потом мне покажешь.

Он кивнул, нос потёр, а Алёна из детской вышла, решив ребёнка своим присутствием не отвлекать. Из комнаты, в которой находились спортивные тренажёры, слышались характерные звуки. Алёна знала, что Павел там, он каждый вечер около часа занимался, упорно, без лишних эмоций и раздумий, просто тягал тяжеленные диски на силовом тренажёре. Он даже больную ногу качал, и когда Алёна в первый раз это увидела, с трудом в себя пришла. Но её просто развернули в сторону выхода и сказали, что она ничего не понимает. Спорить она не стала, на самом деле не понимает, и уж точно не может видеть, как он, морщась от боли, выжимает ногой достаточно большой вес. Поэтому на этот час она оставляла Павла в покое. Но сегодня её потянуло к нему со страшной силой. Павел был один, сосредоточен, а у неё кончилась выдержка, необходимо было с ним поговорить.

Она в комнату вошла, остановилась в дверях и с минуту наблюдала. Костров в её сторону не смотрел, был занят тем, что следил за дыханием и правильностью выполнения упражнения. Дыхание было тяжёлым, он громко выдыхал, вены на шее вздулись. Алёна смотрела на него, потом присела на пуфик у двери. А как только Павел руки опустил, поднялась и подала ему полотенце, он лицо вытер.

– Ну, и что ты хочешь мне сказать? – спросил он, усмехнувшись.

Она оглядела страшный тренажёр, даже дотронулась до него.

– Паша, мне нужно вернуться в город.

– Серьёзно? – его тон был полон сарказма.

Алёна губу закусила.

– Очень серьёзно. То есть, очень надо.

– С ума сойти.

– Паш, ну, перестань. То, что ты язвишь, ничего не решает.

– А я не язвлю. Поезжай. – Он открыто и до противного спокойно посмотрел на неё. – Ты ведь не успокоишься? А бегать за тобой по лесу я больше не буду. Поезжай в город.

И что надо было ему сказать? Что это последнее, чего она в эту минуту хочет? Не хочет в город, не хочет думать о работе, она влюбилась в эту усадьбу, по щелчку пальцев влюбилась, как только увидела этот дом, через пелену дождя, заснувший и тихий. Сказать, что она просто влюбилась… и её отъезд – это конец самого фантастического её сна? И сейчас кажется, что за забором пустота, ничего нет.

– Рыбников Дусе всё рассказал. Она звонила сегодня, а я не ответила. И она написала, что срочно приезжает. И если я не появлюсь… Мне нужно вернуться в город, понимаешь? Я не могу так с ней поступить, заставлять её волноваться. Просто не могу.

Павел молчал, молчал долго и оттого очень тревожно, затем поднялся.

– У Рыбникова длинный язык, как понимаю.

Алёна сокрушённо вздохнула.

– И длинные руки. На него, как на бывшего мужа, возложена обязанность за мной присматривать. Он не слишком ответственный контролёр, но… ситуация располагает на этот раз.

– Он был женат на твоей тёте?

– Это было очень давно, они тогда ещё оба учились. Студенческий брак. Но он всё равно обязан.

– Ясно. – Павел снял футболку, из комнаты вышел, зашёл в ванную, что была напротив. Умылся, а футболку кинул в корзину для грязного белья. Алёна за ним наблюдала. Потом осторожно позвала:

– Паша.

Он обернулся через плечо, наградил её тяжёлым взглядом.

– Я уже всё тебе сказал, поезжай. Завтра утром, пока Ванька спит. Прощания нам ни к чему.

Он отвернулся, а Алёна поспешила уйти в свою комнату, чтобы он не видел её предательски затрясшихся губ.

10

Вернуться в город показалось странным. Алёна подумала об этом в тот же момент, как со всех сторон её обступили высотные дома. Всю дорогу до города она была занята другими мыслями, ощущала нешуточную горечь и мысленно с Павлом разговаривала. Хотя бы мысленно, слушать-то он её не стал. Он просто её отпустил. И, наверное, тот факт, что её с утра пораньше не выставили за ворота усадьбы, можно счесть везением и доброй волей Кострова. Он ведь добрый? Добрый! Он проявил великодушие и просто отпустил её, даже пригрозить забыл. Мол, рот поменьше открывай. А убеждать его в том, что она и не собирается, было бессмысленно. Алёна вечером попыталась, а Павел только понимающе покивал, затем улыбнулся… Многозначительно так. И Алёна плюнула. И на него, и на попытку что-то до него донести, и, вообще, на всё взаимопонимание, которое между ними было в последние дни. Или это ей казалось, что оно было? Наверное, так и есть. Тот самый, единственный аргумент, который объясняет всё, и Павел, кстати, его не раз озвучивал: она дура.

Алёна думала об этом по дороге в город, смотрела в окно автомобиля, совершенно не обращая внимания на водителя, и, признаться, за полтора часа пути накрутила себя так, что почувствовала нешуточную злость. Он не дал ей проститься с ребёнком! Конечно, Алёна не знала, что бы Ване сказала на прощание, как бы объяснила свой отъезд, почему-то хотелось верить, что ему было бы жаль с ней расставаться. И, возможно, в этом моменте Павел был в чём-то прав, но просто исчезнуть из дома в одно прекрасное утро тоже было не слишком удачным решением. По её мнению. Но её мнение никого не интересует.

Деспот.

Тиран и деспот.

А потом они въехали в город, и Алёна поймала себя на мысли, насколько успела отвыкнуть и от шума, и от людей на улицах, от огромного количества машин. Люди жили в привычном им ритме, спешили по своим делам, на работу, им некогда было остановиться и оглядеться по сторонам, а она… она думала о том, что сегодня с Ванькой некому будет гулять после завтрака. Или Альбина Петровна, наконец, займётся своими прямыми обязанностями? И вскоре никому не станет дела до того, что она уехала.

– Вам помочь донести вещи до квартиры?

Автомобиль подъехал прямо к подъезду, водитель даже не спросил ни разу, по какому адресу ему ехать и где лучше свернуть. Чемодан с её вещами из багажника достал, и Алёна теперь смотрела на него, затем головой качнула.

– Нет, спасибо.

Забрала у мужчины свой чемодан, коротко улыбнулась в знак благодарности и направилась к подъезду. Дверью хлопнула, но всё равно услышала, как отъезжает автомобиль. Всё, усадебная история закончена.

Достала из сумки ключи от нового замка, но воспользоваться ими не пришлось, дверь оказалась открыта. Алёна её толкнула, переступила порог, а свою ношу тут же опустила на пол и даже ногой поддала. Она снова злилась. Но только до того момента, пока из комнаты не показалась Дуся, устремила на неё огненный взгляд и грозно упёрла руки в бока.

– Ты, блин, где была?!

Алёна замерла перед ней, понимая, что в этот раз встреча с объятиями ей не грозит. Дуся была вне себя, смотрела на неё убийственно, хмурилась и страшно поджимала губы. И всё это казалось очень серьёзным и страшным, да к тому же тётка, за то время, что они не виделись, успела из рыжей перекраситься в жгучую брюнетку, и теперь напоминала цыганку, причём цыганку в гневе. А ведь все знают, что это опасно, да? Темпераментом Дуся точно не уступит.

– А ты уже приехала? – Алёна сделала шаг и споткнулась о свой же чемодан, чертыхнулась в полголоса. А вот тётку постаралась задобрить: – А я собиралась на вокзал, тебя встречать.

– Меня не надо встречать! Меня надо вовремя предупреждать, куда ты направляешься, чтобы я не срывалась среди ночи за триста километров!

– Ну, прости. – Алёна совершенно искренне вздохнула, посмотрела на Дусю, извиняясь. – Я совершенно не думала, что так получится.

– Вот в это я как раз верю! Что ты не думала!

Алёна обернулась на дверь.

– А как ты вошла? Замки же… я поменяла.

– Я что, по-твоему, в свою квартиру не войду? Если понадобится, я эту дверь взорву! А вдруг ты тут лежишь?

– А всё-таки?

– Вызвала мастера. И хватит заговаривать мне зубы. Где ты была?

– За городом. – Алёна скинула босоножки, прошла в комнату, провожаемая горящим, возмущённым взглядом. – И волноваться было совершенно ни к чему.

– Серьёзно? – Дуся взмахнула руками и страшно рассмеялась, демонстрируя издёвку. Вот после этого Алёна взглянула на неё с откровенным укором.

– Перестань. Я понимаю, что виновата, что надо было тебе рассказать правду, но…

– Что «но»?

– Ничего. Тебе Рыбников проболтался, да?

– Он не проболтался! – в возмущении воскликнула Дуся. – Он вовремя сигнализировал!

– Конечно, – пробормотала Алёна, садясь на диван. Села и откинулась на диванные подушки. Тётка возмущалась, и, без сомнения, имела на это право, но Алёна чувствовала странную апатию, и оттого реагировала не столь эмоционально, как Дусе, наверное, того хотелось бы. Не принялась оправдываться и сыпать подробностями.

Дуся же руки опустила, на племянницу взглянула с претензией, но уже не с такой всепоглощающей, как несколько минут назад.

– А ты мне ещё и врала. Звонила и говорила, что у тебя всё в порядке, как всегда и ничего не происходит.

– Дуся, – Алёна умоляюще взглянула на неё. – Ну, не мучай ты меня. Я и сама знаю, что виновата. И прости, что тебе пришлось приехать, но, правда, ничего страшного и ужасного не происходило.

– Да что ты говоришь? – Дуся вспыхнула моментально. – Ты пропадаешь где-то, тебя нет дома, ты не появляешься на работе!..

– У меня отпуск!

– Что ты мне врёшь? Какой ещё отпуск? Знаю я всё про твой отпуск!

Алёна глаза в сторону отвела, головой качнула и пожаловалась:

– Ну, Рыбников…

– Оставь Петю в покое! Он всё сделал так, как должен был! Правда, поздно! Если бы он мне сразу всё сказал, я бы… я бы…

– Ну, что ты бы? – передразнила тётку Алёна, вступив на опасную дорожку. – Что бы ты сделала? – И спокойнее, примирительнее добавила: – Так сложились обстоятельства.

– Алёнка, скажи честно, ты во что-то влезла?

Алёна на Дусю молча смотрела, не отрицала и не соглашалась, если честно, сама сейчас уже не знала, во что же она влезла, главный повод как-то позабылся за последнюю неделю, а вот тётка глаза к потолку возвела.

– Я так и знала.

– Что ты знала?

– Что тебя нельзя одну оставлять! Что ты обязательно найдёшь приключение на свою задницу!

– Господи, сколько экспрессии.

– Ты пошути, пошути. – Дуся сжала кулак и примерилась к её лбу, но Алёна вовремя уклонилась, хотя и знала, что Дуся не стукнет, только грозится. Вот и сейчас лупить её передумала, вместо этого с усталым вздохом присела на диван рядом с ней. Покосилась. – Ну, – начала она со всей серьёзностью, – и где ты была?

Алёна руки на груди сложила, смотрела прямо перед собой.

– А что тебе Рыбников сказал?

– Какие-то небылицы насочинял. Про Артюхова, что тот тебя втянул в какую-то тёмную историю, чуть ли не с Костровыми этими. Но запугать сумел. Что я, Артюхова не знаю?

– А откуда ты его знаешь? – заинтересовалась Алёна.

Дуся удивлённо глянула.

– Как откуда? От тебя. Ты же в него влюблена, вечно про него болтала, обо всех его похождениях и статьях.

Алёна чуть слышно фыркнула, отвернулась.

– Вот ещё.

– Что? Скажешь не так?

Алёна помолчала, обдумывала, затем плечом дёрнула.

– Не знаю. Я сейчас вообще ничего не понимаю.

– Что это?

Алёна снова молчала, нос потёрла, а Дуся толкнула её локтем.

– Говори. Что он тебе сделал?

Алёна даже рассмеялась после её вопроса.

– Кто? Тарас? Ничего он мне не сделал.

– Вообще?

– Ну… Я с ним целовалась. И всё.

– Хоть что-то. А то даже странно. Столько лет вздыхать по мужику со стороны.

– Да не вздыхала я по нему, – заспорила Алёна. – То есть, вздыхала, но скорее по его работе, чем по нему самому. – На тётку посмотрела. – Знаешь, он не такой уж и интересный. Как человек. А вот как журналист… Как выяснилось, умеет из всего пользу извлечь.

– Та-ак. Значит, он тебя всё-таки во что-то втянул.

– Да нет, я сама втянулась. Так получилось.

– Только не говори, что полезла в политику. Это такое неблагодарное дело. Даст тебе ещё кто-нибудь по носу.

– Кто?

– Кто-нибудь, – весомо повторила Дуся и сделала страшные глаза. – Думаешь, некому? Мне вот Петя рассказывал, один знакомый его решил написать про гаишников, всю правду, так сказать, так те обиделись, и потом полгода штрафовали его на каждом углу. Так и пришлось ему на автобусе целый год ездить. Вот и ты, – Дуся постучала ей пальцем по лбу, – думай, прежде чем куда-то влезать. Сколько раз тебе говорили?

– Можно подумать, меня кто-то всерьёз воспринимает.

– И, слава Богу, я тебе скажу! – Дуся выдохнула, головой покачала. – Не бережёшь ты меня. Я с ума с тобой сойду. Есть будешь, несчастье моё?

– Буду, – Алёна мрачно кивнула. – Одна отдушина осталась.

– О, ну, это ты перебарщиваешь. Пельмени будешь?

Алёна хмыкнула.

– В десять утра? Конечно.

– Я, между прочим, со вчерашнего дня ни кусочка проглотить не могла, – вновь возмутилась Дуся. – Думала, что тебя убили! Похитили и убили. Как я могла есть?

– Действительно.

– Хватит там бубнить! – крикнула Дуся с кухни. – Иди сюда и рассказывай мне всё в подробностях.

Алёна поднялась и нехотя последовала за ней на кухню, села на диванчик у окна и ноги под себя поджала.

– Я уверена, что дядя Петя тебе всё в подробностях рассказал.

Дуся обернулась на неё от плиты, взглянула с ужасом.

– Я каменею, когда ты его так называешь.

Алёна рассмеялась.

– Поверь, он тоже. Я только пару раз этот номер проделала, он потом со мной неделю не разговаривал.

– Ужас, – подтвердила Дуся. – И толку от него особо не было, я ничего в его криках не поняла. Он всё повторял, что ты его головная боль, что ты вечно лезешь, куда тебя не просят, но в этот раз ещё и Артюхов помог, и вот – тебя умыкнули в неизвестном направлении. А всё из-за Кострова. Из-за той пресс-конференции. – Дуся снова на неё посмотрела. – Кстати, а ты молодец была. Так смело смотрела на этого Кострова.

– Правда? – Алёна этим словам удивилась. – Я внутри тряслась, как заяц.

– Незаметно было, – авторитетно заявила тётка. А Алёна подумала, что раз так, может, Павел поэтому и решил её в усадьбе на некоторое время запереть, уж слишком уверенно она выглядела, будто что-то знает? – И что у тебя с этим Тарасом?

– Ничего. Кажется, он на самом деле меня подставить пытался.

– Правда? – Дуся расстроено хмыкнула. – Попадаются же такие… – Рукой решительно взмахнула. – Не встречайся с ним больше.

– Вряд ли получится.

– Тогда не целуйся.

Алёна грустно улыбнулась.

– Не буду.

– И где ты пряталась?

Алёна посмотрела за окно.

– Я не пряталась. Меня на самом деле… умыкнули.

Дуся повернулась к ней, замерла с шумовкой в руке. Нахмурилась.

– Кто? – Потом рот открыла, ахнула. – Значит, Петя не соврал? Костров? Вот тот вот… опасный тип? Господи, почему ты мне по телефону не сказала?!

– И что бы ты сделала?

– Уж поверь, я что-нибудь бы да сделала! Я бы всю милицию, я бы… Мало его следователи ищут?! А он такое творит?

Алёна прикусила губу.

– Дусь, его никто не ищет. То есть, сейчас. Они прекрасно знают, где он и… Они ничего не докажут, – закончила Алёна в некоторой панике.

А Дуся брови нахмурила, сдула тёмную прядь волос со щеки.

– Что не докажут?

– Да ничего… Я так думаю. По крайней мере, Паша так говорит, и он уверен в своих словах.

– Паша?

Алёна примолкла, взгляд забегал по кухне, но тётка так пристально её разглядывала в этот момент, что она поневоле начала наливаться краснотой. Затем рукой взмахнула, попыталась найти правильные слова:

– Это совсем не то, что ты думаешь.

– Да ты даже не знаешь, что я думаю! – И Дуся тут же перешла на изумлённый крик. – Костров? Вот тот самый? С папочкой-ворюгой и сроком за плечами?

– Дуся, это одна из самых уважаемых семей в нашей стране. Была, по крайней мере.

– Вот именно, что была! Их сейчас на каждом углу обсуждают! И этого Павла в первую очередь! А ты являешься неизвестно откуда, через две недели, и называешь его Пашей?! Ты с ним спала?

Алёна рот открыла, после чего отчаянно замотала головой. А Дуся закатила глаза в манере благородных девиц из старых фильмов.

– Господи, какая же ты дура!

А у Алёны снова губы затряслись, совсем, как вчера.

– Да, я дура! Дура! И что мне теперь делать? – Слёзы, как назло, потекли, Алёна принялась их вытирать, а они всё текли, а Дуся смотрела на неё в полном молчании, потом на стол тяжело оперлась.

– Алюш, как тебя угораздило?

Алёна горько всхлипнула.

– Не знаю.

– Ему лет-то сколько?

Алёна молчала, царапала ногтём вышивку на набивной подушке. Потом глянула в сторону плиты.

– У тебя пельмени убегают.

Дуся кинулась выключать газ, полотенцем над кастрюлей замахала, разгоняя пар.

– Вот ведь несчастье.

– Это ты о чём?

– Обо всём! Садись за стол, горе.

Всё-таки организм её устроен странно, наверное, в тысячный раз за свою жизнь подумала Алёна. Нормальные женщины в расстройстве кусочка проглотить не могут, вот как Дуся, а она вздыхает, слёзы льёт, а ест. Пельмени с майонезом в начале одиннадцатого утра. Паша бы посмеялся. Мысленно произнесла его имя, и слёзы снова потекли, Алёна поторопилась их вытереть, сунула в рот ещё один пельмень. А потом, не прожевав толком, жаловаться принялась:

– Он меня из дома буквально выставил. Прямо с утра. Всё хорошо было, а потом я сказала, что мне нужно в город, и… и всё.

– Он что, неадекватный?

– Нет. Просто он ненавидит журналистов. Он так и говорит. А я… Мне же Рыбников звонил, и Тарас… Звонят, и звонят, – с тихой злостью проговорила Алёна. – Вот он и решил, что я из-за работы… Дуся, неужели он думает, что я Тарасу что-нибудь расскажу? Про него, про усадьбу, про Ваньку?

– Откуда я знаю, что думает Павел Костров? Он мне и по телевизору-то не слишком душевным показался. Мрачный тип.

– Он не мрачный.

– Конечно. Тебе лучше знать, – съязвила Дуся. – Блин, я опять аппетит потеряла. Я из-за тебя умру голодной смертью, так и знай!

– Извини.

– Ладно уж. Дальше рассказывай.

– Что?

– Что-нибудь! Рассказать нечего?

Алёна принялась рассказывать ей про усадьбу, про Роско, про Ваньку. Только имя самого Павла стороной обходила. Даже спотыкалась на нём. Как собиралась что-то о нём сказать, сразу обидно становилось, и слёзы подступали. Приходилось их заедать или запивать. Да, если Дуся из-за неё умрёт от голода, то она, судя по всему, из-за Павла Кострова растолстеет, как корова.