Текст книги "Круговорот чужих страстей"

– Значит, у него ребёнок. Теперь понятно.

– Что тебе понятно?

– На какой почве вы сошлись.

– И вовсе нет.

– И вовсе да, – передразнила Дуся, поднимаясь из-за стола и убирая свою тарелку в раковину. – Даже самые монолитные и мрачные мужики тают, когда любят их чадо. Так устроен мир.

– Я не специально! Я же… от души. Ванька замечательный.

– Верю, верю.

Алёна лицо руками закрыла, потом головой помотала.

– Хотя, сейчас-то уж чего. Я в городе. Всё вернулось на круги своя.

– Ага, скрасила загородную жизнь барина. Молодец, девочка.

– Ну, зачем ты так?

– А как? А у него совести нет! Видит, что девчонка совсем, а он и рад стараться.

– Дуся, ты забыла, сколько мне лет?

– Толка от твоего возраста! Растаяла в один момент! – Дуся вновь расстроено качнула головой. – Прав был Олег, надо было тебя замуж выдать, а потом уже уезжать.

– За кого?

Дуся руку в бок упёрла, подумала, затем кивнула.

– Ты права. – И тут же ткнула в Алёну пальцем. – Переедешь ко мне в Ярославль. Хватит с меня твоей самостоятельности. Мне ещё инфаркта не хватало.

– Дуся…

– Переедешь, и не спорь. Устроишься там в газету, сменишь приоритеты, поменяешь настрой, и всё будет хорошо. Ярославль тоже город не маленький. Это даже полезно – переезжать.

Алёна щёку рукой подпёрла, отвернулась к окну. Тётка планы строила на её жизнь, а она молчала. Правда, потом спросила:

– Дусь, что мне делать?

– На работу съездить. Петя кричал что-то про заявление на отпуск, что тебе его подписать надо. Я так и не поняла, ты в отпуске или нет?

– Не знаю. Паша что-то там решал.

Дуся руками в досаде всплеснула.

– Снова Паша! Чёрт бы его взял, твоего Кострова! Развратник старый!

– Дуся, он не старый. Ему тридцать восемь.

Тётка замерла, затем осторожно поинтересовалась:

– Ты на что-то намекаешь?

Алёна тут же выпрямилась и посмотрела на неё честными глазами.

– Нет. Говорю, что молодой.

– Ага, – с угрозой отозвалась Дуся, после чего ещё и кулак ей продемонстрировала.

Дуся время от времени возобновляла свои поучения, ходила по квартире и возмущалась. То на Кострова, то на её, Алёны, доверчивость, то на бывшего мужа, который не соизволил доложить о происходящем сразу, в общем, на всех и сразу возмущалась. А Алёна, тайком от неё, квартиру осматривала. И что странно, никаких признаков того, что в квартире был кто-то чужой, да ещё шарил по полкам шкафов, не замечала. Всё аккуратно, всё на своих местах, кажется, ни на сантиметр не сдвинуто. Ну, Негожин, опасный тип, ничего не скажешь. И в компьютере у неё полный порядок, ничего не нарушено и не удалено. Да и что было удалять? Никаких фактов и записей по поводу Кострова не было, только то, что касается усадьбы, а это, по всей видимости, визитёров мало заинтересовало.

Пользуясь тем, что у неё снова появился неограниченный доступ к интернету, просмотрела все интересующие её новости. В основном, они касались Костровых, и не были чересчур познавательными. Практически ежедневно Следственный комитет отчитывался о списке допрошенных лиц, но подача информации была до того скудная, что сделать какие-то выводы возможным не представлялось. Куда больше было опять же слухов, домыслов и пустых рассуждений непонятно откуда повылезавших экспертов. Несмотря на то, что всерьёз их принимать не стоило, Алёна прочитала всё, что нашла, и спокойнее себя не почувствовала. Пока была в усадьбе, даже забывать стала, почему она там оказалась, что за повод, да и Павел о проблемах не говорил, а когда она пыталась расспросить, предпочитал отмахиваться или переводил разговор на другую тему. И Алёна поверила, что всё само собой утрясётся, и, вообще, ничего страшного не происходит. А вернувшись в реальный мир, поняла, что скандал ещё и не думает затихать. Пресса гудит, люди обсуждают, а самое главное, осуждают. В конце концов, компьютер она выключила, переполнившись уверенностью в том, что всё плохо. Ну, или почти плохо. Все знакомые, однопартийцы и друзья, старательно открещивались от тесных связей с Андреем Костровым, а кто мог ещё и переваливал на него свои грехи. Правильно, он ведь не возразит и за себя не вступится, попробуй сейчас разберись, кто больше виноват. А Павел по-прежнему был скуп на объяснения и оправдания, и это натравливало журналистов и обывателей против него. Копались в его жизни, в его финансовых делах, особого успеха не добивались, и это лишь разжигало домыслы и пересуды. Правильно, очень правильно, что он поторопился спрятать сына от чужих глаз, в усадьбе, за высоким забором. Да и сам за последнюю неделю лишь дважды выезжал за её пределы, попросту прятался от мира. И теперь Алёна его готова была понять в этом вопросе, почитав всю несусветную чушь…

– Твоя доверчивость тебя в яму загонит, – сказала Дуся, когда Алёна попыталась ей объяснить, насколько не стоит верить всему, что говорят про Кострова. – И я даже удивляюсь, откуда она вдруг взялась. Тебя ведь хлебом не корми, дай отрыть какую-нибудь пакость. А тут ты разом ослепла, оглохла и уверовала.

Алёна обиженно поджала губы.

– Я ничего не знаю про Кострова-старшего и его дела, и как среднестатистический гражданин, пребываю в неприятном удивлении, но Паша… Дусь, он был в плохих отношениях с отцом, и очень сомнительно, что тот его посвящал в свои делишки.

– Всё-таки в «делишки»! – усмехнулась Дуся.

Алёна в раздражении прикрыла крышку ноутбука.

– Не лови меня на слове. Я говорю тебе, что знаю.

– Что чувствуешь. Это разные вещи.

– Может быть, – пришлось согласиться Алёне. – Но не вздумай ни чем с Рыбниковым делиться. Не стоит ему знать.

– Пусть думает, что тебя похитили?

– Он так не думает. – Алёна даже поморщилась. – А если думает, то не всерьёз.

– Конечно, тебя лишь увезли с охраной в неизвестном направлении! Подумаешь, диво!

– Дусь, а ты надолго приехала?

В неё швырнули тряпкой, которой Дуся пыль протирала, и обвинили:

– Ты маленькое, неблагодарное чудовище. Ничего, в Ярославле я займусь твоим перевоспитанием, вплотную.

– Мне уже страшно.

– И правильно.

В редакцию Алёна отправилась только на следующее утро. Знала, что Дуся предупредила Рыбникова о её возращении, они даже обсудили, насколько она беспечна и наивна, что странно для девушки её возраста, к тому же её профессии. Алёна их разговор прекрасно слышала, потому что находилась с Дусей в одной комнате, и знала, что тётка старается специально для неё. Чтобы слышала и на ус мотала. На ус не получалось, но Алёна стыдилась из-за того, что заставила людей волноваться. Дуся же говорила, что она вместе с головой совесть потеряла. Может быть, она была права.

Вечером они отправились в ресторан. После уединения в усадьбе, где Алёна виделась и общалась лишь с ограниченным кругом людей, ей необходимо было выйти в свет. Это опять же была инициатива Дуси, хотя Алёна предпочла бы остаться дома и поискать в интернете ещё информацию. Уже не о Кострове-старшем, Бог с ним, она никогда с ним не встретится, её интересовал Павел. О нём было очень мало известно, и его бизнес Алёну тоже не слишком интересовал, куда любопытнее было узнать о его личной жизни. Она всё ещё очень хорошо помнила фотографию девушки в купальнике в его телефоне, а сам Павел назвал её своей бывшей.

– Ты представляешь, – в полголоса говорила она Дусе, грызя чесночную палочку, что подавали в плетеных корзинках в итальянском ресторанчике в центре города. – Там буквально порнозвезда. – Алёна даже на себе попыталась продемонстрировать. – На таких, как она, в мужских журналах большой спрос.

– Значит, не промах твой Костров.

– Перестань называть его моим. – Алёна с печалью во взгляде осмотрела ресторанный зал и напомнила, в первую очередь себе: – Он меня из усадьбы выставил.

– Прямо-таки выставил?

– Даже до свидания не сказал. И с Ванькой проститься не дал… Хотя, это, может, к лучшему? Что бы я ему сказала?

– А где у мальчика мама?

Алёна плечами пожала.

– Паша настоятельно просил не спрашивать.

– И ты послушно прикусила язык. – Дуся даже языком цокнула, головой покачала. – Загипнотизировал он тебя, что ли.

Алёна подумала, отпила из бокала с вином, после чего покивала.

– Если честно, то он может. Видела, как он пресс-конференции держался? Будто каждый день перед журналистами ответ держит.

– Ага. А с лицом у него что?

От этого вопроса стало немного не по себе, даже обидно, и Алёна с достоинством проговорила:

– Это просто травма… Авария.

Дуся скептически хмыкнула.

– Авария? Если честно, Алюш, у меня от твоего… от Кострова, мурашки размером с кошку.

Алёна вздохнула, немножко мечтательно.

– У меня тоже. – Встретила выразительный Дусин взгляд, заставила себя встряхнуться, даже выпрямилась, и требовательно вопросила: – Где наш ужин?

В общем, весь день прошёл в разговорах о Павле, и это вместо того, чтобы с порога собственной квартиры начать о нём забывать. Но вопреки здравому смыслу полночи старалась выяснить, был ли он женат, и что вообще о его личной жизни известно. И ничего кроме нескольких скандальных фактов, не обнаружила. Его имя пару раз всплывало в компании с известным в России шалапутным олигархом, и бальзам на Алёнину душу это совсем не пролило. Сведения были более чем пятилетней давности, но разве от этого хоть немного спокойнее? Разве что Ванька за это время появился, и Павлу пришлось делать выбор. Наверное. Но отец он замечательный, и Ваня всегда много рассказывает о том, что они с папой вместе делали. То есть, ребёнку он уделяет всё свободное время и надолго его не оставляет, ни с Региной, ни с нянями. Но Дуся права, это совсем не объясняет, где мама мальчика. Ведь если бы с ней приключилось что-то трагическое, хранить тайну не имело бы смысла, правильно? По крайней мере, Алёна считала, что ей бы Павел сказал. А тут поступил чёткий приказ не расспрашивать. Но и сама вряд ли она сможет что-то узнать. Всё-таки нет у неё способностей Артюхова и его нюха на сенсацию.

Только подъехав следующим утром на такси к зданию редакции, Алёна вспомнила про свой автомобиль. Он так и стоял на стоянке и грустил. Конечно, нерадивая хозяйка и думать про него забыла. Соседей каждый вечер забирали домой, их заправляли и мыли, а мимо него проходили люди, его поливало дождём, и никто о нём не вспоминал. Алёна к машине подошла, для начала осмотрела, после чего погладила по капоту.

– Сегодня я тебя домой заберу, не переживай, – сказала она ему. Потом на свою руку посмотрела, ладонь была грязная. Вздохнула, и первым делом отправилась в туалет, мыть руки, а уже после в кабинет Рыбникова. Шла по коридору, здоровалась с попадающимися встреч коллегами, и отмечала, что поглядывают на неё странно. Всё-таки журналистская братия совершенно не умеет хранить секреты, им всё нужно обсудить и высказать своё собственное мнение.

– Золотарёва! – Бурдовский окликнул её через весь коридор, Алёне пришлось оглянуться и махнуть ему рукой. Но Серёга на этом не успокоился, догнал её и обнял за плечи, как лучший приятель. – Золото, ты где пропадала?

Алёне пришлось голову закинуть, чтобы в его улыбающуюся физиономию посмотреть.

– Тебе правду сказать или соврать?

– Правду, конечно.

– У меня отпуск, Серёж, я отдыхаю.

– С какого это прибабаха у тебя ещё один отпуск?

Алёна хмыкнула.

– Заслужила. Я бесценный сотрудник. – Попыталась отпихнуть его от себя. – Что ты навалился на меня? Тяжёлый, как тюлень.

Бурдовский отодвинулся, а её разглядывал с недоверием. После чего сказал:

– Всё ты врёшь. Как только не стыдно.

Алёна моргнула, притворяясь оскорблённой.

– Чего это я вру?

– Да всё. Эх, ты, Золотарёва, зазналась, да?

Вот тут Алёна уже искренне удивилась.

– Я? С чего бы это?

Серёжка по сторонам зыркнул, как заправский шпион, после чего негромко, но весьма впечатляюще проговорил:

– Признайся, ты с Артюховым вместе эту историю раскручиваешь?

Алёна подошла к нему вплотную и шёпотом переспросила:

– Какую историю?

Серёга презрительно скривился, но ответил:

– С Костровым. Об этом все говорят.

– Что, и Тарас что-то говорил?

– Скажет он, как же, – вроде бы обиделся Бурдовский. – И ты тоже, ни на один мой звонок не ответила.

Алёна отступила от него и улыбнулась.

– А вдруг я была на задании, под прикрытием? Как бы я ответила?

Серёга сверлил её взглядом.

– Я и говорю, зазналась.

В знак примирения Алёна подхватила его под руку, потянула за собой по коридору.

– Не зазналась, просто не могла говорить, – успокоила она его. – Но мне приятно, что ты беспокоился. Ведь беспокоился?

Бурдовский шёл рядом и сопел, потом всё же кивнул. А Алёна попросила:

– Расскажи, что тут было без меня?

– Да чёрт его знает, что было, – сдался он. – Рыбников сам не свой ходил, Тарас всё бегом бегал, с телефоном у уха. В первые дни только раз двадцать за день заглянет, спросит: «Не звонила?», и опять убегает. А потом перестал. Алён, скажи честно, ты что-то раскопала? Какую-нибудь сенсацию?

Алёна головой покачала.

– Нет, Серёж, даже не думала. Я, вообще, думаю, что меня уволят.

Бурдовский остановился, вытаращился на неё.

– За что?

– За прогулы.

– Что ты заливаешь?

– И ничего не заливаю. И ничего я не раскручиваю, Серёжа, тем более с Артюховым. Я просто… влюбилась и сбежала в несанкционированный отпуск.

– Ты? Влюбилась?

Алёна напустила в глаза побольше возмущения.

– А я, по-твоему, влюбиться не могу?!

– В Тараса?

Алёна окончательно оттолкнула его руку.

– Господи, что ты пристал ко мне со своим Тарасом?

Алёна отвернулась от него и зашагала по коридору, бодро цокая каблуками, по направлению к кабинету Рыбникова. Тот, кстати, её появлению не обрадовался. Наверное, его ещё и Дуся изрядно накрутила, беспокоиться за подчинённую Пётр Алексеевич перестал, а вот праведным возмущением переполнился. Конечно, никаких интимных подробностей Дуся ему не поведала, и, наверное, Рыбников сделал собственные выводы, потому что встретил Алёну обвиняющим взглядом. И даже пальцем погрозил, как маленькой. И что это ей все грозят?

– Ты… – начал он и тут же замолчал, буравил её взглядом. Затем пальцем в стул ткнул. – Сядь.

Она села, окинула взглядом его кабинет, только чтобы на Рыбникова не смотреть. Хватит того, что он её разглядывает.

– Ну, Золотарёва, – привычно завёл он, – такого я даже от тебя не ожидал.

– Какого такого?

– Не ёрничай. Мне ещё не хватало нелепо погибнуть от рук бывшей жены! А она может, ты знаешь. А получается так, что это я всё проморгал, недосмотрел, и вот – пожалуйста, её любимую племянницу паук в своё логово уволок. Прямо у меня из-под носа!

– Вам бы, дядя Петя, любовную прозу писать, а не журналистикой заниматься.

Рыбников по столу ладонью стукнул, и Алёна послушно примолкла.

– Ты чего вернулась?

После такого Алёна откровенно ахнула.

– А не вы ли меня Дусе сдали?

– Я не сдал, я в известность поставил. Обязан был. – Алёна в печали кивнула, а Пётр Алексеевич продолжил: – И я не об этом. Я вообще… – Он руками развёл, после чего прямо поинтересовался: – Что там с Костровым?

– Ничего, – хмуро отозвалась Алёна. – Здоров и весел.

– Серьёзно?

Она плечами пожала, совершенно не собираясь вдаваться в подробности и откровенничать с ним. И, наверное, Рыбников это понимал, потому что сказал:

– Мне всё равно, что ты там с ним крутишь. – Алёна рот открыла, чтобы возразить, но он жестом попросил её помолчать. – Я уже сказал, что мне всё равно. Но пока эта история не утихнет, тебе лучше отдохнуть. Подальше от редакции. Тарас вон, как ворон крови ждёт твоего возвращения. У него нюх знаешь какой?

– Знаю.

– Вот именно.

– Я только не знаю, на что жить буду, если буду всё время отдыхать.

Рыбников поморщился.

– Не прибедняйся. К Дусе съезди, она тебе мозги-то вправит. А я знакомому позвоню, он в областной больнице отделением заведует, какой-нибудь больничный тебе напишет, ещё на пару недель. А дальше видно будет. Тебе что больше нравится – гастрит или сотрясение мозга? – Присмотрелся к ней, усмехнулся, но тут же посерьёзнел и даже крякнул. – Хотя, что я спрашиваю?

Замечательно, она ещё и умственно отсталая. Не просто дура.

В общем, возвращение к реальной жизни проходило не особо радужно. Перед тем, как Рыбников её отпустил, заставил подписать заявление на отпуск, причём, оформленный задним числом. А пока Алёна подписывала, стоял над душой и бубнил что-то про то, что Костров только распоряжения отдавать хорошо умеет.

– Оформите ей отпуск, – расслышала Алёна в его исполнении в издевательской манере. – А потом придёт какая-нибудь проверка и по шапке мне дадут, не ему.

Ну вот, теперь она официально в отпуске, а после на больничном. По состоянию здоровья.

– Ты представляешь, – жаловалась она позже Дусе, – он сказал, что я на голову больная.

– Так и сказал?

– Намекнул.

Дуся хмыкнула, к Алёне присмотрелась пристальнее, та даже стукнула её несильно по руке. Потом Дуся подошла, прижала её голову к своей груди, и даже поцеловала в макушку.

– Ребёнок мой. Поедем в Ярославль, а?

– Завтра? – Алёна, признаться, ужаснулась.

– Купим тебе билет. Или мой сдадим, и поедем на машине. – Дуся даже за плечи её потрясла. – Алюш, поедем!

Алёна на секунду зажмурилась, потом головой качнула.

– Не поеду, Дусь.

– Ну, вот что ты упрямишься! – вышла тётка из себя. – Что ты здесь делать будешь? На больничном!

Алёна дотянулась до вазочки, взяла баранку, с трудом откусила. Помнится, эти баранки она купила ещё до своего отъезда.

– Буду думать. У меня кризис.

– Творческий?

– Хуже, кризис личности. Я должна принять решение.

– Боже, как всё серьёзно. – Дуся, кажется, разозлилась на это её решение, но говорить больше ничего не стала. И откладывать отъезд не стала, и Алёна её понимала, Дусю дома ждал муж, любимый, и сидеть рядом с ней, ждать, какие выводы она вынесет из всей этой истории, для себя, для своей будущей жизни, Дуся совсем не обязана. К тому же, непонятно, как долго Алёна будет принимать это самое решение.

– Надеюсь, ты больше никаких установок Рыбникову не давала? – вприпрыжку следуя за Дусей по перону вокзала, спросила Алёна.

– Не давала, – ответила Дуся. Остановилась, сверилась с указателем платформ, а на племянницу взглянула с намёком. – Ему прежних за глаза хватит.

– Дуся!

– Цыц, мне лучше знать. – Они остановились у столба, Дуся сумку с вещами на асфальт опустила, а на Алёну взглянула с печалью. Даже за руку её взяла и ближе к себе притянула. – Алюша, пообещай мне, что будешь мне звонить. И если ты, зараза такая, не ответишь хотя бы на один мой звонок, я приеду, упакую тебя в этот чемодан и увезу в Ярославль. И я это сделаю, ты меня знаешь.

Алёна улыбнулась.

– Перестань угрожать людям. Тебя даже Рыбников боится. И, по-моему, куда больше, чем свою нынешнюю жену.

Дуся фыркнула.

– Ты видела эту его жену? Их мопс умнее её.

Вот тут Алёна рассмеялась и тут же уличила:

– А ты её видела? – Изобразила удивление. – Он тебе жаловался? Господи, Дуся!

– Молчи, не учи тётку жить. Это я о тебе забочусь, а не наоборот.

У платформы тормозил поезд, вагоны медленно тянулись один за одним мимо них, Алёна провожала их взглядом. А Дуся снова за руку её взяла и сжала, а когда Алёна взгляд на неё перевела, проницательно прищурилась.

– Что ты будешь делать?

– Я же тебе сказала, думать.

– Не ври. Ты всё уже придумала.

Алёна вздохнула, увернулась от её взгляда.

– Как только я сяду в поезд, ты ему позвонишь, да?

– Нет. Не буду я ему звонить. Могу я тоже обидеться?

– Конечно, можешь. И даже будешь права. Потому что твой Костров мне определённо не нравится. Вот только проблема.

– Какая?

– Как он узнает, что ты обиделась?

Алёна на тётку посмотрела, встретилась с ней взглядом, и они вместе рассмеялись. Потом Дуся притянула её к себе и расцеловала.

– Будь умной, – сказала она напоследок. – И звони мне каждый день!

– Каждый день? – ужаснулась Алёна.

– У тебя испытательный срок! Не позвонишь или не ответишь, я примчусь на следующий день!

Потом Алёна махала ей рукой, поезд набирал скорость, а Алёна чувствовала себя так, будто провожает Дусю в какие-то далёкие края, хотя, на самом деле, ехать ей было всего несколько часов.

Вот и всё, она одна. Алёна шла через вокзал, смотрела на людей, которые куда-то уезжали и откуда-то приезжали, некоторых встречали и обнимали на радостях, а она шла и думала о том, что она теперь одна. И у неё даже работы нет. Только мнимое сотрясение мозга.

Благодаря Дусе холодильник дома оказался забит до отказа. Тётка с утра даже сырников и котлет нажарила, видимо, живёт в уверенности, что любимое чадо без неё голодает. Стало немножко стыдно, потому что Дуся, в принципе, была права, на одну себя готовить всегда было лень, и Алёна зачастую жила на полуфабрикатах. А сейчас, глядя на полки холодильника, из уважения к Дусе, поклялась, что будет отныне вести здоровый образ жизни. Будет ходить в магазин, и покупать всё свежее, готовить себе и есть.

Очень весело, готовить для себя одной и есть одной. Алёна дверцу холодильника закрыла. Совершенно не знала, чем себя занять. Ни одного дела в голову не приходило, кроме генеральной уборки, а убираться было жутко лень. И из дома выходить было лень, и думать о будущем. Вообще, никакого будущего не виделось. Кажется, на своей карьере ей можно ставить крест. После случившегося, Рыбников ни за что и никогда ей ничего серьёзного не доверит. Каждый раз будет припоминать… сотрясение мозга.

Может, и, правда, в Ярославль переехать? Начать с чистого листа…

По телевизору шли сериалы. Алёна устроилась на диване, в обнимку с миской клубники, и переключала каналы. Время домохозяек. Тут Рауль, на другом канале Рамон, а вот просто Рома, симпатичный блондин с прикольной татуировкой на спине. Все герои, все спортсмены и, несомненно, душевные и чуткие. Такие только в кино бывают.

Алёна откусила от крупной ягоды, наблюдала за блондином с татуировкой, и замерла, когда телефон зазвонил. Признаться, в первый момент, на одну секунду, она поверила… понадеялась… нафантазировала себе… В общем, чёрт с ним, звонил Артюхов, а совсем не тот, кто должен был. Алёна на самом деле ждала, что позвонит и извинится. Что хоть немножко, но скучает, что Павлу её не хватает. Но Дуся права: он абсолютно мрачный тип.

Телефон звонил, а она думала, ответить или нет. Потом всё-таки вызов приняла и сказала:

– Привет.

– Привет, привет. – Голос Тараса звучал задумчиво. – Говорят, ты вернулась.

– Я же не с Луны вернулась. И не через двадцать лет. Прошло всего две недели.

– И что?

Алёна решила прикинуться дурочкой.

– Что?

– Не расскажешь, где была?

Она даже хохотнула.

– Тарас, ты прекрасно знаешь, где я была. Поэтому и звонишь.

Он тоже хмыкнул. Они вместе помолчали. Потом он предложил:

– Давай встретимся. Посидим в ресторане.

Алёна на диване вытянулась, уставилась в потолок.

– Нет, Тарас, мы не встретимся.

– Золотарёва, ты сбрендила?

– Тебе так кажется?

– Ты понимаешь, что это твой шанс?

– Нет у меня никакого шанса. И делиться мне нечем.

– Серьёзно?

– Тебя интересует восстановление усадьбы? Могу рассказать про строительство конюшни.

– Дура ты, Золотарёва.

– Сами вы все дураки, – всерьёз обиделась она.

– Ты что, запала на Пашку? Ты серьёзно? Ё… – Он некрасиво выругался, даже смеяться начал, а Алёна обозвала его идиотом, и телефон отключила. Потом даже кинула его на другой конец дивана и ногой под подушку задвинула.

На душе была маета. Телевизор раздражал, а без него, в тишине, становилось тоскливо, Алёна лежала, уставившись в потолок и понимала, что ещё немного и начнёт реветь. Просто так, без повода, просто потому, что одна. И телефон молчал, больше никто не звонил. Костров не звонил. И это, кажется, как раз было поводом для слёз.

Но сама она звонить не станет. Она Дусе обещала, да и вообще… Вдруг он не ответит, или скажет что-то не то, или не захочет с ней разговаривать. Что она тогда делать будет, одна? Выть в темноту или в подушку рыдать?

Решение пришло само собой, на следующее утро. Как говорится: утро вечера мудренее. Правда, Алёна совсем не была уверена, что это верное решение, просто нужно было что-то сделать. В конце концов, она немного приврала, самой себе, из-за обиды в какой-то момент захотелось поглубже разбередить рану, и она наговорила Дусе, что Павел выставил её из дома. Но это ведь не совсем правда. Он явно был недоволен тем, что она захотела уехать. И совсем неважно, по какой причине. Проведя ночь в пустой квартире, в осознании того, что ей теперь совершенно нечем заниматься, что после отъезда тётки она в этом городе, по сути, никому не нужна, думать получалось только о том, что есть на свете человечек, которому она нужна точно. Ваня. А с его отцом она разберётся позже. Если ей дадут шанс. Но Ване она нужна, и он, наверняка, по ней скучает. В это очень хотелось верить. А ещё хотелось… очень хотелось совместных завтраков, прогулок после, солнца и шума сосен за окном. И пьяных, невероятных ночей. Это сказочно и, наверное, призрачно, и верить в эту сказку всей душой, конечно же, не стоит. Но так хочется.

Смешно, но ей даже позвонить и посоветоваться не с кем. Дуся домой добралась ближе к ночи, звонила уже в начале двенадцатого, а в девять утра, наверняка, ещё спит. И беспокоить её Алёна не хотела. Да и опасалась, если честно. Того, что Дуся ей если не посоветует, то скажет. Снова назовёт её дурой. Они все считают её дурой. Наверное, это правда. Со стороны ведь виднее.

Но в постели уже не лежалось. Молниеносно приняв решение, Алёна только взгляд на часы кинула, а затем вскочила. Невероятно, но вместо беспокойства, настроение исправилось. Заправила постель, тщательно разгладила покрывало, подсознательно настраивая себя на то, что ей долго не придётся в ней спать, затем открыла дверцы шкафа. Чемодан был открыт, и она принялась придирчиво просматривать свои вещи. Больше недели ходила в усадьбе в одной длинной юбке да в шортах, и несколько футболок на смену. Необходимо было разнообразие.

Единственное, прежде чем отправиться в Марьяново, нужно кое-что купить. «Кое-что» уместилось в пятнадцать пунктов на блокнотном листке. И потратила на покупки Алёна не один час. В итоге, домой приехала с несколькими пакетами, и опять же принялась всё перекладывать, из сумки в сумку, поклажа получилась внушительной, хорошо, что таксист попался услужливый и не поленился подняться с ней в квартиру, чтобы помочь с чемоданом. Два пакета с покупками были не такими тяжёлыми, а вот чемодан был забит под завязку.

Алёна мужчину благодарила, улыбалась, обещала чаевые, а когда, наконец, вышла за порог и запирала замки, на секунду остановилась, и даже зажмурилась. Вот тут страх попытался прорваться наружу, в голову полезли нехорошие мысли. А что если она приедет, а её не пустят на территорию усадьбы?

Головой качнула, заставила себя сделать глубокий вдох. В конце концов, на эти переживания и плохие мысли, у неё часа полтора есть. Поэтому сейчас нужно запереть дверь, спуститься вниз и сесть в машину. И через полтора часа она узнает… что её ждёт. И ждёт ли вообще.

– За город решили уехать? – попытался разговорить её таксист после довольно долгого молчания. Алёна что-то неопределённое пробубнила, а мужчина покивал. – Правильно, говорят, жара ещё недели две простоит. Вам в Марьяново куда? Какой номер дома?

– Э-э… – Алёна смотрела за окно, они уже сворачивали с трассы непосредственно к Марьяново. – За центральной площадью будет дорога через лес. К усадьбе.

– Вам в усадьбу?

– Да.

– Так нас не пустят, говорят даже, что там охрана с оружием.

Алёна на сидении откинулась, опустила на глаза тёмные очки.

– Вот и проверим, пустят или нет.

Чем ближе они подъезжали к воротам, тем явственнее у неё начали дрожать пальцы. Наверное, внешне она выглядела спокойной, но смотрела вниз на свои руки, и видела, что пальцы подрагивают. Пришлось их сцепить.

Калитка открылась прежде, чем такси успело затормозить перед воротами. Вышел дюжий охранник, придирчиво щурился, разглядывая автомобиль, потом обошёл его, наклонился, чтобы видеть лицо водителя, а тот, кажется, занервничал, потому что заёрзал на сидении. Кинул на Алёну взгляд в зеркало заднего вида.

Она же стекло опустила, выглянула, совсем не уверенная, что охранник её узнает. Но, на всякий случай, улыбнулась.

– Добрый день. Павел Андреевич не уехал?

Охранник всмотрелся в её лицо, ни тени узнавания, ни добродушия в его глазах не мелькнуло. Но выпрямился и коротко сказал:

– Ждите.

Вот так, «ждите». Алёна даже губы облизала и снова руки сцепила. А таксист всё косился на неё, хорошо хоть она в тёмных очках, не так заметно, что она нервничает.

Те две-три минуты, что они сидели перед закрытыми трёхметровыми воротами, показались Алёне вечностью. Хотя, скорее всего, и водитель был не в восторге и уже не радовался выгодному заказу на границу области. Но вот ворота дёрнулись, зашумели и стали медленно отъезжать в сторону. Алёна даже не знала, что почувствовала в этот момент. Вряд ли это было облегчение, слишком незначительное объяснение. Ей просто захотелось глубоко вдохнуть и в этот момент полностью перезагрузить своё сознание. Всё, отставить плохие мысли. Ничего хорошего ещё не случилось, зная Павла, с распростёртыми объятиями он ей навстречу не выйдет, но её не развернули прямо от ворот, а это явно знак.

Такси проехало на территорию, охрана на них больше не взглянула, а вот таксист без конца крутил головой, осматриваясь. Ещё и смотреть-то не на что было, но он смотрел.

– Ничего себе дача.

– Это не дача, – не удержалась Алёна. – Этой усадьбе почти три столетия.

– Да? – в голосе мужчины слышался здоровый скептицизм. Но как только они повернули, и из-за деревьев показался дом, таксист откровенно присвистнул. – Ни хрена… настроили.

– Этому дому триста лет! – повторила Алёна, на этот раз с нажимом. – Не хотите вложиться в реставрацию? Здесь работы не початый край.

Мужчина хмыкнул.

– Пусть вкладывает тот, у кого бабки бесятся.

Алёна откровенно разозлилась. Посверлила взглядом затылок незнакомого, не такого уж и вежливого, как на первый взгляд показалось, мужика, и поспешила выйти из автомобиля. Вышла и остановилась, глядя на крыльцо. Павел стоял, опираясь на каменные перила, и даже не думал улыбаться. Просто смотрел на неё, но, надо сказать, что с интересом. Алёна заставила себя выдержать его взгляд, правда, в голове мелькнула мысль о том, что, возможно, вытаскивать вещи из багажника ей не стоит. Они смотрели друг на друга две секунды, три, потом Алёна вспомнила, что на ней тёмные очки, и подняла их, убрала ими волосы со лба. Голову вскинула, пытаясь продемонстрировать решительность. И эта ситуация обязана была как-то разрешиться, по-другому не могло быть, Павел бы наверняка что-нибудь сказал ей, но в этот момент из дома выбежал Ванька, остановился на мгновение, увидев её, глазёнки вытаращил, а потом расплылся в радостной улыбке и даже подпрыгнул.