Текст книги "Круговорот чужих страстей"

– Чья лодка? – спросила Алёна, когда они вернулись с удочкой и каким-то ящиком.

– Максимыч живёт в деревне на другом берегу. На лодке куда быстрее, чем пилить в объезд тридцать километров.

– А кто такая Фаина?

Павел посмотрел на неё и усмехнулся.

– Любимая женщина. Наверное.

Алёна улыбнулась ему в ответ.

Сама по себе рыбалка вышла замечательная, правда, богатым уловом не порадовала. Павел с Ванькой поймали двух рыбин, не маленьких и не больших, и на этом успокоились. Ванька набегался, накричался, Роско ему вторил утробным басом, в таком крике даже глухонемые рыбы обязаны были попрятаться или убраться восвояси, так, в итоге, и вышло. Но это уже никого не расстроило. И Алёна пресекла все разговоры об ухе, рыбы (Павел знающе утверждал, что это окуни) были определены в ведро, и ни о какой их гибели Алёна слышать не хотела.

– Мы отпустим их в пруд за домом, – сказала она, имея в виду лужу три на три метра недалеко от крыльца. Павел красноречиво закатил глаза, но ничего не сказал, а Ваня пообещал приходить и кормить рыб хлебом, и даже имена им дал. Но тут же опечалился, что не знает, кто из них кто.

Костёр всё же разожгли, пожарили принесённые специально сосиски и съели холодную курицу. Роско достались сосиски, и он казался довольным. Шнырял по кустам и камышам, и нарывался на то, чтобы по возвращению домой быть вымытым с особой тщательностью.

– Отличная получилась рыбалка, – сказала Алёна, встречая Павла на пирсе после купания. Полотенце ему протянула, и даже сама краем плечи ему промокнула, пока он лицо вытирал.

– Это не рыбалка, – проговорил он с лёгким сарказмом, – это пикник. Твоими усилиями. На рыбалке едят то, что поймают.

– Глупости. Мне жалко рыб, и Ване жалко, а уху он всё равно есть не будет.

– Сплошные женские отговорки.

– Папа, тебе не холодно?

– Не холодно, – отозвался он.

Роско тоже из воды выбрался, огляделся, потом принялся отряхиваться. Закрутил обрубком хвоста и довольно оскалился.

– Я смотрю, мальчики, все довольны, – улыбнулась Алёна, наблюдая за ними.

Ванька подпрыгнул.

– А на лодке покататься?

Пришлось покататься на лодке. Роско и тот предпринял попытку забраться на борт, но Алёна эту попытку пресекла. Испугалась, что лишние пятьдесят килограмм судёнышко не выдержит. Пришлось псу метаться по берегу и скулить. Слушать это было невозможно, поэтому они довольно быстро вернулись на берег. Роско запрыгал вокруг них, будто не видел неделю, просто заходился от радости, что Кострова смешило.

Домой возвращались куда медленнее. Ваня держался за руку Алёны, а когда начал зевать во весь рот, Павел его на руки взял. Ванька обнял его за шею, свесил голову отцу на плечо и почти тут же заснул.

– А ты, – шёпотом проговорил Павел, глядя на Алёну, которая несла ведёрко с рыбами, – устала?

– Хочешь и меня на плечико?

– Чуть позже.

Рыб выпустили только перед ужином. Специально дождались, пока Ваня проснётся, и Алёна вместе с ним отправилась к пруду. Прудик был заросший осокой по берегам, но на воде плавали несколько листьев кувшинок, что говорило о чистоте воды. Правильно, долгие годы здесь никто не мусорил и гадость в воду не лил, с чего ему быть грязным. Окуни освоились тут же, один мгновенно скрылся на глубине, а вот другой не забыл покрасоваться, навернул круг, прежде чем последовать за приятелем. Ваня ещё булку в воду покрошил, но рыбы не вернулись.

– Они потом всё съедят, – успокоила его Алёна. – Пойдём в дом, дождь собирается.

После ужина Ваня снова сел за прописи, это было единственное, что могло удержать его от беготни по дому, что после еды было вредно. Мальчик снова надулся, поворчал, но за стол сел и взял ручку. Правда, попросил попить, потом заявил, что снова хочет спать, затем поинтересовался, где папа.

– С дядей Вадимом в кабинете, – ответила ему Алёна, разворачивая мальчика обратно к столу. – Папа работает, и ты немножко поработай. Тебе за лето нужно все прописи закончить. По страничке в день. Давай, мы с тобой договаривались.

– Ты со мной посидишь?

– Нет. Ты должен делать это в тишине и покое. А я потом посмотрю.

– А может, я беспокоюсь, – пробубнил Ваня, наваливаясь на стол. Алёна сделала вид, что не слышала этих слов, из детской вышла, правда, дверь закрывать не стала. Прошла в комнату Павла, собираясь посмотреть телевизор. В усадьбе у неё совершенно не находилось времени на внешний мир. Сразу перестало существовать телевидение и даже интернет, реальная жизнь вдруг оказалась интереснее. И пока выдалась свободная минута, Алёна и решила разузнать, что в мире делается. Ванька занимался домашней работой, Павел после ужина заперся с Негожиным в кабинете, и они решали какие-то вопросы, хотя, Алёна подозревала, что дело скорее было в бутылке виски, которую Костров почему-то в сейфе хранил. А Алёна устроилась на широкой постели в спальне Павла, включила негромко телевизор, чтобы Ваня не отвлекался, и достала из кармана припасённую конфету. Вздохнула, чувствуя довольство всем днём в целом. Телевизор включился на любимом Павлом новостном канале, мужчина в стильном костюме бодро вещал о котировках и акциях, и Алёна канал переключила. Конфету в рот сунула и перещёлкивала каналы. Добралась до федеральных, и когда увидела известного на всю страну ведущего вечернего ток-шоу, остановилась на нём. Шоу было разноплановым, иногда откровенно скандальным, но порой там обсуждали известных людей или какие-то события в стране. Поэтому она пульт отложила, решив дать шоу шанс в этот вечер. К этому моменту уже шло бурное обсуждение в студии, знаменитые гости качали головами и ахали, и ведущий взял слово.

– Давайте не будем торопиться с выводами, и выслушаем Ирину до конца. Думаю, это только начало истории, и здесь всё далеко неоднозначно. Ирина, продолжайте.

Камера взяла крупный план, сидящей на диване гостьи. Её лицо показалось Алёне знакомым, она жевала конфету и вспоминала. Актриса, певица? Наверняка, расскажет что-нибудь душераздирающее, как её кто-то бил, обокрал или морально издевался. В последние годы на телевидении появилась мода пиариться подобным образом. А девушка и выглядит подходяще для этого: скромное тёмное платье, скорбный взгляд и нервно стиснутые руки.

После предложения ведущего продолжить рассказ, девушка тяжело качнула головой, от чего тяжёлая копна волос едва не вырвалась из-под заколки.

– Я не знаю, что сказать, не знаю, куда мне ещё идти. Я понимаю, что у меня нет ни сил, ни средств судиться. Меня заклеймят позором, такое уже было. И я сына не увижу. Я не знаю, как разговаривать с этим человеком. У меня была единственная надежда… на свёкра. Конечно, вы можете говорить, что он был плохим человеком, коррупционером, я об этом ничего не знаю. Но Андрей Константинович был единственным человеком, который мог хоть как-то повлиять на ситуацию. Он хоть что-то старался сделать. Павел человек трудный… если он сам не хочет идти на компромисс, то добиться от него этого невозможно. Поверьте, я через многое прошла…

Девушка снова стиснула руки, посмотрела сначала вверх, как бы сдерживая слёзы, а потом в камеру. А Алёна, которая последнюю минуту лежала и, кажется, не дышала, только чувствовала, как сердце колотится одуряюще, вдруг поперхнулась конфетой и резко на постели села. Вот сейчас, когда девушку в очередной раз показали вблизи, она её и узнала. Хотя, надо признать, сделать это было трудно. До этого Алёна её только на фотографии видела, и тогда у брюнетки была другая причёска, другое выражение глаз, куда меньше одежды, и её руки, соблазнительно касающиеся полной груди, не были нервно стиснуты. Но это была она. Она. И сейчас она на всю страну говорит о Павле и сыне…

Алёна посмотрела на открытую дверь спальни, за стеной Ванька старательно писал закорючки в прописи, а тут… Алёна в панике выключила телевизор, с кровати вскочила, и как была, босиком, кинулась бегом по коридору. Только мимо детской на цыпочках прокралась, а дальше побежала сломя голову. Без стука дверь в кабинет распахнула, мужчины на неё обернулись, а она никак с дыханием справиться не могла. Павел брови вздёрнул.

– Ты чего?

– Там такое… – выдохнула она. Схватила с полки телевизионный пульт, и только повторяла: – Паша, там такое… Господи, это федеральный канал…

Экран, наконец, вспыхнул, Алёна нажала кнопку нужного канала, а сама на Павла смотрела. Видела, как вытягивается его лицо, тяжелеет подбородок, а глаза сужаются. Он впился глазами в экран и слушал.

– Я просто оказалась не нужна, – лился с экрана печальный голос. – Я знаю, что Паша меня никогда не любил, но он хотел ребёнка, он сына хотел. Я ему была не нужна. Да и наши отношения к тому моменту окончательно испортились, я ему надоела, и я приняла решение оставить его в покое. А тут беременность, и я… Признаться, я думала об аборте. Потому что знала, что с этим человеком будет очень сложно. Но я хочу повторить, Паша хотел сына. И поэтому выбора мне буквально не оставили.

– Что это значит? – спросил ведущий. – Можно заставить женщину родить?

– Знаете, можно. Если лишить её возможности выходить из дома, общаться с родными и друзьями, хоть у кого-то попросить помощи. А мне, если честно, и просить было не у кого. Родители далеко, в Новосибирске, хороших знакомых в Москве нет. – Она всхлипнула. – Поверьте, я ведь на самом деле считала, что встретила того самого мужчину. Надёжного, обеспеченного, который никогда не обидит.

– Вот ведь коза, – с чувством проговорил Негожин, отхлебнул из бокала и откровенно поморщился. Но на его высказывание никто внимания не обратил. Алёна привалилась спиной к стенному шкафу и, не отрываясь, смотрела в телевизор. На Павла больше не смотрела, почему-то уверена была, что он этого не хочет. И без того слышала, как он дышит и зубами скрипит.

– Думаю, если бы родилась девочка, всё было бы по-другому. Но Паша очень хотел сына.

– И что случилось после родов?

Последовала пауза, ещё всхлип, после чего девушка сделала глубокий вдох, собираясь с силами.

– Я стала не нужна. Ребёнка у меня просто забрали.

Вадим выпрямился на стуле, недовольно покосился на Кострова. Ткнул пальцем в экран.

– Ну, ты посмотри, что делает, зараза. Паш, она тебя на всю страну позорит!

– Помолчи, – сказал тот, и Алёна нервно сглотнула, тон был глухой и страшный, такого она ещё не слышала. И так и не осмелилась на него взглянуть.

– Что значит, вы не нужны? – послышался чей-то вопрос, интересовалась и негодовала женщина. – Вы мать! Вас лишили прав?

Ирина отчаянно замотала головой.

– Я ничего не подписывала! Я не отказывалась от сына! Бумаги мне показали уже после, я ни на одном суде не была!

– Вот ведь… – Вадим еле слышно, но выругался, а Алёна всё же голову повернула и на Павла посмотрела. Почему-то ждала увидеть его бледное лицо и панику в глазах, а он сидел, откинувшись на кресле, сложив руки на груди, и на экран смотрел со зловещей, едва заметной усмешкой.

– Вы не знаете, что это за человек! – Кажется, Ирина вошла в раж. Слёзы высохли, а в глазах появился пожар. – Он очень скрытный, и очень опасный. Меня все предупреждали. Говорили, что ему никого не жаль. Даже отца не было жаль, они всегда общались сквозь зубы. Паша как видел его, у него сразу настроение пропадало. И все близкие знакомые знают, что, точнее, кто тому причиной! Это уже давно не секрет! Только я долго верить отказывалась!

– Ирина, о чём вы конкретно говорите? Расскажете?

Она негодующе сверкнула глазами, плечи расправила. Потом важно кивнула.

– Расскажу. Я пришла сюда, чтобы всё рассказать. Чтобы, наконец, начать бороться. За себя и своего ребёнка. В последние недели много чего произошло, и Андрея Константиновича грязью полили обильно. И его любимые родственники в том числе. Я не знаю ничего про его работу, но то, что говорили они… Это просто бесчестно и бесчеловечно. А все, кто хорошо знаком с семьёй Костровых, знают, кто разрушил семью. Она изнутри разрушена. Павлом и Региной.

Повисла тишина, и в студии, и в кабинете. Алёна дыхание затаила, невольно вспомнила Регину Ковалец и как всегда восхищалась ею – умом, красотой и статью, и захотелось поморщиться. А Павел, наконец, рыкнул:

– Удавлю эту тварь.

– Если поспеешь вперёд Регины, – невесело хмыкнул Негожин. – Но это, конечно, аттракцион самоубийцы. Нельзя быть настолько дурой.

– Вы хотите сказать, что Регину Родионовну с пасынком связывают особые отношения?

– Да. И, поверьте, это заметно всем, кто оказывается рядом. Думаете, почему Павел никогда не появлялся в обществе вместе с отцом и мачехой? Господи, да он к сыну ни одну женщину, кроме Регины, не допускает. Андрей Константинович терпел, сколько мог, а теперь его обвиняют бог знает в чём. Это, по меньшей мере, несправедливо. А он не может за себя ответить, его больше нет. – Ирина слёзы вытерла. – Он жил ради семьи. Он так любил Регину.

– Он говорил Вам об этом?

– Да. В последний год мы часто общались. Он старался помочь мне… договориться с Павлом. Даже адвоката оплачивал. А после того, как они с Региной… решили разъехаться, ему просто не с кем стало поговорить. Видимо, на работе начались сложности, семья окончательно распалась, а единственный сын не имел желания с ним встречаться лишний раз. А потом, когда Андрей Константинович попытался поговорить с Павлом обо мне, он и с внуком ему видеться запретил. Понимаете, человек остался один.

– Ирина, но вы сюда не просто так пришли. Не просто рассказать свою историю, вы хотите чего-то добиться этим поступком. Должен сказать, очень смелый поступок. Костровы в нашей стране – это не просто фамилия, и не просто должность, эта семья очень долго являлась примером семейных ценностей. А сейчас выясняется всё больше подробностей, не лицеприятных.

– Мне наплевать на это, на то приятно кому-то или нет, я хочу, чтобы мне вернули ребёнка! – Ирина лицо руками закрыла, плечи затряслись.

– Сколько вы не видели сына? – спросил кто-то весьма проникновенно.

Ирина вытерла слёзы. А Алёна краем сознания отметила, что тушь на её глазах не потекла, не смотря на обилие влаги.

– Его забрали из роддома.

– Какой кошмар. Вы пытались его найти?

– Конечно! Но это невозможно сделать. Паша – очень богатый человек, он занимается гостиничным бизнесом, в том числе, и за рубежом. И где в данный момент ребёнок – знать невозможно. Думаю, многие и о его существовании не знали. У Костровых много недвижимости, к тому же, Павел единственный родитель, он в праве в любой момент вывезти сына за границу.

– А суд?

– У них есть мой отказ от родительских прав, и я не могу ни на что претендовать. Его нужно оспаривать, доказывать, и мой адвокат старается, но… Нас просто игнорируют. Я поэтому и пришла сюда, чтобы меня услышали! – Она поднялась и прижала руку к груди. – Я, клянусь, на всю страну, я ничего не подписывала! Или была в таком состоянии после родов, что не помню этого. Но это ведь не считается законным, это… это практически похищение!

Дверь кабинета чуть скрипнула, открываясь, и, кажется, вздрогнула не только Алёна, но и мужчины. Ванька заглянул, озабоченно, но их всех увидел и разулыбался.

– Зачем вы спрятались? Что вы без меня делаете?

Алёна в панике бросила взгляд на мрачного Павла, и поспешила мальчику улыбнуться, подошла и развернула к выходу, под несчастный голос Ирины, что ещё лился с экрана.

– Ты всё доделал?

– Да, написал. Знаешь, как я устал?

– Правда? – притворно ахнула она и взяла Ваню за руку. – Пойдём, я тебе молока налью с печеньем. Хочешь?

Ванька деловито кивнул.

– Хочешь.

Алёна, не смотря ни на что, рассмеялась, получив такой ответ.

– Очень хорошо. Ты хорошо поработал, можно вкусно покушать.

– А папа? Придёт?

Алёна погладила мальчика по голове и незаметно для него вздохнула.

– Придёт. Сейчас решит проблему, и придёт.

12

Пока Ванька пил молоко на кухне, скандальное ток-шоу закончилось. Алёна мрачно смотрела на часы, наблюдать за продолжением передачи ей не хотелось, просто по движению стрелки отслеживала, сколько ещё минут прошло. И думала, какое количество гадостей за эти минуты Ирина ещё могла рассказать с телеэкрана. На Ваньку смотрела, через силу ему улыбалась и кивала, когда он ей новый мультик пересказывал. Потом руку протянула, пригладила ему волосы.

– Вкусно?

Он кивнул, молоко допил и вытер губы ладошкой, даже не вспомнив о салфетке. Но Алёна лишь улыбнулась.

– Пойдём, я тебе почитаю?

– А папа? Он обещал почитать сегодня.

– Он занят, солнышко. Он почитает тебе завтра, хорошо?

Ванька демонстративно надул губы, но ничего не сказал, с табуретки спрыгнул. В дверях кухни им попалась повариха. И по тому, как она поспешно отвела глаза в сторону, Алёна поняла, что не она одна сегодня смотрела эту дурацкую передачу. С трудом, но пришлось подавить вздох. Необходимо было выглядеть бодро и спокойно.

– Вам что-нибудь ещё нужно? – спросила женщина, но Алёна качнула головой и поспешила вывести мальчика с кухни.

Этот вечер был самым тяжёлым, так Алёне казалось. Бесконечно длинный, наполненный тревогой и ожиданием чего-то неприятного. Ещё более неприятного, выводов и решений, которые могут не порадовать никого. Но лично от неё ничего не зависело, на долю Алёны выпало лишь ожидание, и она занимала время тем, что читала Ване на ночь. Он слушал внимательно, книжка ему нравилась, красочная, тяжёлая, с несчётным количеством страниц, в ней были собраны истории и про Вини-Пуха, и про Карлсона, и про Пеппи. Ваня особенно любил проделки Пеппи Длинный чулок, искренне смеялся и даже пытался что-то повторить, за что получал на орехи от отца, уже не раз и не два. Но мальчик не унывал, и Алёна подозревала, что мысленно вычёркивал из одного ему ведомого списка очередную попытку или проделку. И переходил к обдумыванию другой. Вот и сегодня внимательно слушал, даже вопросов не задавал, чему Алёна, признаться, была рада. Читала, старалась делать это с выражением, но голова была занята совсем другим.

Но засыпать без отца Ваня отказался. Умылся, после короткого пререкания почистил зубы и лёг. Но ворчал и ворочался. Алёна сидела рядом с ним на кровати, но, в конце концов, сдалась и пошла за Павлом. За дверью кабинета слышался его голос, она даже разобрала вполне конкретное и резкое:

– Я всё устрою. Тебе не надо волноваться по этому поводу… А она заткнётся.

После этого жёсткого «она заткнётся», Алёна дверь и открыла. Остановилась в дверях, прислонилась спиной к дверному косяку, отворачиваясь от Кострова, чтобы не терзать его своим взглядом, потом руки на груди сложила в ожидании. Он всего несколько секунд на неё смотрел, после чего положил трубку. Сказал только короткое:

– Я завтра позвоню, – и трубку положил.

Алёна не смотрела на него и ничего не спрашивала. И без того знала, кому он звонит. Регине. И это было неправильно, было ужасно, но в душе шевельнулся червячок. Сомнения? Это скорее напоминало ревность. Хотя, откуда ей знать это доподлинно? Она никогда никого не ревновала. Но что-то с ней случилось, внутри случилось, и пока Алёна старательно прислушивалась к себе.

– Что? – довольно резко спросил он.

– Поднимись к Ване. Он не хочет засыпать без тебя.

Секундное молчание, потом Павел поднялся из-за стола, и звук отъезжающего назад кресла прозвучал, как гром. Предупреждение о надвигающейся грозе. Костров даже прошёл мимо неё молча, Алёна смотрела ему вслед, как он поднимается по лестнице, потом опустила руки. Чувствовала себя полностью беспомощной. Прошла в кабинет и села на кожаный диван. Там и дождалась Павла. Он спустился минут через двадцать, и, судя по взгляду, не ожидал застать её в кабинете. Губы недовольно поджал, прошёл к столу и сел. На кресле развалился, вытянув ноги. На краю стола стояла ополовиненная бутылка виски, рядом бокал, и Костров залпом допил то, что в нём оставалось.

– Я её узнала, – сказала Алёна, так и не дождавшись от него ничего.

– И в каких из своих образов она понравилась тебе больше?

– А тебе она в каком больше нравится?

Он пренебрежительно фыркнул.

– Думаю, ты и так догадываешься.

Алёна кивнула. Смотрела не на него, в стену напротив, казалось, что от возмущения, особенно после его последнего замечания, задохнётся.

– Ты прав, разница разительная.

Павел устало навалился на стол, Алёну разглядывал в явном недовольстве.

– Перестань стену взглядом сверлить. Скажи, что думаешь. Ведь справедливость – наше всё, да?

– Моё всё, – поправила она его сухо.

– Конечно.

Алёна голову повернула, посмотрела на него.

– Паша, что теперь будет?

Он плечами пожал, изо всех сил старался казаться равнодушным.

– Новый виток скандала. Ещё пара десятков подобных шоу, теперь уже с моим именем. Где будут переживать за участь моего сына. Говорить, что я монстр, что я украл ребёнка у матери, что я лишаю его детства… Ну, помоги мне, ты же журналист, что ещё говорят в таких ситуациях?

Алёна оперлась локтями на колени и закрыла лицо ладонями.

– Кошмар какой.

Павел не ответил, откинулся на спинку кресла, чуть крутнулся из стороны в сторону.

– Я думала, она умерла. Поэтому ты не хочешь о ней говорить.

– Можно было сказать, что угодно. Её никогда не было, это считается смертью?

– Она собирается судиться, Паша!

Он в нетерпении взмахнул рукой.

– Алёна, не неси чушь! Она не собирается судиться, и никогда не собиралась. Иначе она пошла бы в суд, а не на телевидение. Ей скандал нужен, и поддержка, которую она получит вследствие этого. Она же несчастная мать! У которой забрали ребёнка! Ты сама всё видела и слышала, всё, что творилось в студии. А это пошло на всю страну!

– Она его ни разу по имени не назвала, – проговорила она негромко, пока Костров кипел от возмущения. И, наверное, он этого не ожидал, этих слов, потому что переспросил:

– Что?

– Она не называет его по имени, – повторила Алёна. – Я специально следила. У меня ощущение было, что она не знает, как его зовут.

Павел смотрел на неё в упор и молчал. После чего упёрся лбом в свой сжатый кулак, даже поморщился. Повисло молчание, Алёна наблюдала за ним, уже почти собралась встать и подойти, но в ту секунду, когда она решилась, Костров снова потянулся за бокалом. Сделал глоток, после чего сказал:

– Иди спать.

– А ты?

– Мне надо подумать.

Он развернулся на кресле к окну, Алёна видела, как поднялась его рука, пальцы потёрли подбородок, и Костров вздохнул. Он уже не мог рассуждать здраво, вне зависимости от того, что выглядел абсолютно трезвым, бутылка виски на столе говорила сама за себя. И поэтому она решила оставить его сегодня. Поднялась, поборола желание подойти к нему, и из кабинета вышла. В доме сегодня было слишком тихо, даже мрачно, как в её первую ночь здесь. Роско спал на диване в гостиной, наплевав на все запреты, поднял голову, когда услышал шаги Алёны. Посмотрел настороженно, наверное, тоже чувствовал напряжение, появившееся в доме. Но Алёна ничего не сказала, с дивана не погнала, и когда она стала подниматься по лестнице, он снова опустил голову на лапы. Шумно вздохнул и закрыл глаза.

Павел так и не пришёл. Алёна долго не могла уснуть, думала обо всём, что сегодня узнала, крутилась с боку на бок, то и дело на часы смотрела. Время хоть и медленно, но шло, а Павел в спальню так и не поднялся. В какой-то момент показалось, что задремала, но потом неожиданно глаза отрыла, снова на часы посмотрела и поняла, что уже третий час ночи. Вот тут уже нервы сдали, и Алёна с постели поднялась. Накинула на себя махровый халат Павла, который был ей почти до пят, и пошла вниз. Роско на диване в гостиной не было, зато дверь в кабинет была открыта, и пёс лежал на полу, вытянувшись на дорогущем ковре. Когда Алёна в кабинет вошла, Роско тут же голову поднял, проявляя бдительность, но расслабился, только наблюдал. А Алёна подошла к дивану. Павел спал, положив голову на мягкий округлый подлокотник, ноги на другом подлокотнике, ему явно было неудобно, но будить его Алёна не решилась. От Кострова пахло виски, бутылка на столе была пуста, а он спал, закинув одну руку за голову. Алёна постояла над ним в сомнениях, потом сняла с себя халат и осторожно Павла им укрыла.

Наутро Костров выглядел разбитым. Он был без настроения, как впрочем, и все в доме, даже обычно улыбчивые девушки, накрывающие на стол, сегодня были тихи и практически незаметны, передвигались по дому, как тени. Альбина Петровна без конца шикала на них, а хозяину этим утром даже улыбаться не рисковала, чтобы, не дай Бог, не вывести его из себя. Казалось, что достаточно одной капли, одной искры, и Павел взорвётся. Убрать с лица выражение недовольства его заставил только сын. Павел растянул губы в улыбке, взял Ваньку на руки, подкинул, но тут же болезненно скривился, когда ребёнок ухватил его за шею. Поставил мальчика на ноги, и потёр ладонью шею.

Алёна наблюдала за ним, потом решительно подошла, заставила сесть и убрала его ладонь от шеи. Сначала погладила, потом принялась осторожно разминать шею и плечи, Павел голову опустил и даже застонал.

– Подняться в спальню сил не хватило? – чуть ворчливо проговорила она, чувствуя, насколько он напряжён. Ванька от них отвлёкся, теперь вис у Роско на шее, и слышать их не мог. Павел в ответ что-то пробубнил, но зато вздохнул довольно, когда Алёна ещё раз с нажимом потёрла шейные позвонки. – Я тебя полночи ждала.

– Угу.

Алёна разминала ему плечи.

– Лучше?

– Так – да.

– Теперь буду ругать себя за то, что решила не будить. Видела же, что тебе неудобно. Кто купил этот дурацкий диван?

– Регина.

– А, ну тогда это замечательный выбор. Без сомнения.

– Алён, не сходи с ума, – попросил он негромко.

Ей пришлось выдохнуть. Она даже волосы на его затылке пригладила, покосилась на Альбину Петровну, которая принесла тарелку с оладьями. Ещё раз провела ладонями по плечам Кострова, он голову поднял и осторожно повернул её сначала в одну сторону, потом в другую. На Алёну посмотрел. В его взгляде был определённый намёк и в то же время задумчивость. Алёна всё это прочитала, осознала, пропустила через себя, но решила проигнорировать. Не сейчас, явно не сейчас.

– Ваня, снова руки мыть и за стол.

Ванька посмотрел на свои ладони.

– А чего их мыть?

– Я, конечно, понимаю, что Роско у нас самый чистый пёс на свете, мы его лавандовым шампунем моем, но всё равно нужно мыть руки. Бегом, оладьи уже принесли.

– Блинчики!

– Блинчики, – согласилась Алёна.

Ванька из столовой выбежал, и Алёна с Павлом ненадолго остались одни. Альбина Петровна тоже вышла, без её вездесущего пригляда дышалось куда легче. Алёна за стол села, чувствовала, что Павел на неё смотрит. А потом он ещё и попросил:

– Скажи что-нибудь.

Она оглядела накрытый стол, в приступе нервозности подвигала тарелки. И повторила, как ночью:

– Она ни разу не назвала его по имени. Поэтому я ей не верю. Но ты…

– Что?

Это был самый трудный момент, но Алёна всё-таки заставила себя встретить его взгляд.

– У тебя её фотография в телефоне. – И с нажимом добавила: – Ты хранишь её фотографию.

– Нет, солнце.

Она руку вскинула и попросила:

– Молчи. Ваня идёт.

Мальчик сам влез на стул, продемонстрировал влажные ладони, а Алёна протянула ему тарелку с несколькими оладьями и свежим клубничным вареньем. Ванька улыбался, и Павел согласиться:

– Да, давайте позавтракаем спокойно.

Спокойствия хватило, как раз на завтрак. После появился Негожин, и Алёна хоть и увела Ваньку от взрослых разговоров, но напряжённость всё равно чувствовалась. Она таилась в каждом углу дома, а уж когда Павел повышал голос, каждое его слово, казалось, отскакивало от стен и увеличивало негатив в разы. Даже закрытая дверь в кабинет не спасала. Да ещё взгляды и перешёптывания домработниц на нервы действовало, лишь Альбина Петровна хранила стойкое молчание, и даже сердилась, услышав посторонние разговоры. Но хуже всего было то, что при появлении Алёны все разговоры смолкали, а на губах появлялись смущённые, а порой и притворные улыбки. Работников в доме было немного, но и от них не было никакого спасения.

– Я хочу «Сникерс», – в какой-то момент вздохнул Ваня.

Он катался на качелях, Алёна сидела неподалёку на одеяле и пыталась читать, краем глаза приглядывая за мальчиком. Но тому её помощь не требовалась, он раскачивался сам, и только когда Алёна понимала, что он готов с качелей спрыгнуть, нарушая все запреты, грозила ему пальцем, и Ваня от этой идеи отказывался. Но прыгнуть ему хотелось, не понятно, откуда взялось это желание, наверное, в детском саду у кого-то подсмотрел, но все без исключения взрослые его за это ругали.

– С чего такое желание? – удивилась Алёна. – Ты не вспоминал о шоколадках ни разу.

– А сейчас хочу. Очень. Когда мы поедем в город?

Алёна плечами пожала. Потом вспомнила.

– В деревне есть магазин.

– И там есть «Сникерс»? – У Ваньки глаза загорелись.

– Возможно.

В общем, после недолгих раздумий, было принято решение, пойти к Павлу и попросить разрешения съездить в деревню. Костров, услышав об этом, непонимающе посмотрел.

– Зачем?

– Ваня хочет шоколадку. – Алёна вошла в кабинет, прошла к столу и присела на край стула. На Павла посмотрела. – Паша, ему надо отвлечься. Хотя бы на полчаса. Он всё равно чувствует, что что-то не так. И ты кричишь.

– Я не кричу.

– Ты кричишь.

Он на кресле откинулся, посмотрел недовольно, но потом потёр лицо.

– Ладно, поезжайте. Только недолго, Алёна.

– Недолго. До магазина и обратно, полчаса. – Она улыбнулась ему. – Что тебе вкусненького привезти?

– Бутылку виски, и побольше.

– Обойдёшься.

Павел усмехнулся.

Поездке в деревню Ванька обрадовался. Забрался в высокий автомобиль, Алёна только немного его поддержала, уселся на сидение, и по всему было видно, что очень доволен.

– Далеко ехать? – спросил он.

– Нет, всего несколько минут. – Алёна по волосам его погладила. – Ты заскучал?

– Просто хочу шоколадку. – Ванька выглянул в окно. – Смотри, Роско за нами бежит! – Он помахал псу рукой. А Алёна окно приоткрыла и на собаку рукой махнула.

– Домой, Роско.

Тот ещё бежал за машиной, потом остановился и залаял им вслед. А Алёна к водителю обратилась:

– В деревне ведь есть магазин?

– Да, на площади. И не один.

– Вот и хорошо.

Площадь в Марьянове была совсем маленькая, пара магазинов – продуктовый и хозяйственный, крохотное отделение почты, газетный киоск, а рядом автобусная остановка. Но Ваня и эту малость разглядывал любопытными глазёнками, указал на подъехавший автобус, потом потянул Алёну в магазин. Конечно, оказавшись у прилавка, глаза у него разбежались, и помимо «сникерса» он назвал ещё пяток своих желаний. Чипсы, вафли, леденцы на палочке и «киндер-сюрприз». Алёна исполнила половину, купила пару «киндеров», «Сникерс», как обещала, и вафли. Ванька расстроено развёл руками.

– Мне никто не покупает чипсы.

Продавщица ему улыбнулась, поневоле умилившись: