Текст книги "Коло Жизни. Зачин. Том второй"

– Ты уже нас поприветствовал, малецык, – нескрываемо тепло отозвался Седми и легохонько повел правым плечом, откуда враз скатилось несколько песчинок оставшихся от горящего кома.

Круч еще сильней расплылся улыбкой, его кожа заиграла красно-золотыми переливами так, что всякая смуглость в ней иссякла, и он довольно откликнулся:

– Значит, тебе понравилось?

– Мне то да, мой милый… А вот мальчику, каковой прибыл от людских поселений, чтобы получить дары от тебя, похоже нет! – молвил Рас и слегка отступил в бок, тем самым выставляя напоказ Ратшу.

– Нет?! – дыхнул Круч и засмеялся так нежно, словно застучал звонкой капелью давеча рожденный дождь. – А почему нет? Испугался, что ли? – Этот вопрос Атеф блистая своими карими очами, обратил уже к юноше. – Ратник с мечом на поясе и испугался моего дракона?.. А ты бы взял да срубил ему голову, верно жаждал… желал… Ратша, – миг погодя дополнил он, будто надавив своим взором на голову отрока. – Что значит твое имя?

– Ратша, это значит ратник, воин, – торопливо отозвался юноша и на этот раз его голос звучал очень четко и бодро.

– Ну, вот ратник, воин, разве он может бояться какого-то зверя… змея… дракона. Он должен никого и ничего не страшиться, преодолевать любой испуг, сомнение. Таков должен быть воин. – Круч видимо и не говорил мальчику, неотступно глазеющему на него, а просто повторил для себя, по всему вероятию то, чем еще недавно жил и дышал.

Волнение какое-то несвойственное Расам нежданно наполнило плоть Круча и он вдруг резко весь сотрясся, вроде его в один миг пробил озноб. Седми торопливо протянул в сторону стоящего Атефа руку и ласково приголубил его волосы на голове, а засим огладил щеку, на чуток задержавшись кончиками перст на бледно-алых, полных губах. Круч незамедлительно облобызал их и тем самым, несомненно, снял с себя всякое колыхание плоти и напряжение, уже много ровнее вопросив у Седми, судя по всему, дотоль выдернув всю надобную информацию из Ратши:

– А почему прибыл воин… Войвода на обмен, а не глава центрального поселения?

Рас медлительно убрал руку от лица Круча и мягко ему улыбнувшись, молвил ответ мысленно, не размыкая уст… и посылая его лишь Богу:

– Потому, мой бесценный малецык, как в главе Лесных Полян обитает лучица нашего дорогого Отца Першего. Ты ведь об этом ведаешь? Уверен, Асил, о том тебе сказывал, – нежность в голосе Седми плыла… Он однозначно относился к юному Атефу, как-то по особенному. И это не только озвучивал, но и явственно демонстрировал. – И плоть с лучицей, мой милый, отправилась, намедни, на встречу с Димургами.

– С Димургами, – проронил Круч, произнося величание печищи с трепыхание, каковое также послал мысленно, нешелохнув губами.

– Да, мой любезный Круч, с Димургами. Потому девочка и не смогла прибыть на встречу с тобой, прислав взамен своего войводу, – додышал умягчено Рас и вновь приложил теперь уже ладонь к щеке Атефа.

Круч также трепетно и плотно прислонился к руке Седми и широко, как и было дотоль, улыбнулся.

– Тебе понравился мой ойкос? Это лишь пробный вариант, посему такого малого размера… Если он оправдает мои чаяния, я повторю его в масштабном виде, – вопросил Атеф обращаясь к Расу и то уже значимо озвучил шевелением губ.

– Превосходный корабль. Представляю, как мощно он будет смотреться в своих истинных размерах. Ты сам его придумал или помог Асил? – не только похвалив, но и проявив зримую заинтересованность, молвил Седми.

– Помогал и Асил, и Перший… – пояснил не очень жизненно, как говорил дотоль Круч и туго вздохнул, словно его, что-то тяготило. – Отец ревнует меня, когда я встречаюсь с Першим. Я это чувствую… Но я без тех встреч не могу. Они мне нужны, необходимы… Понимаешь Седми.

– Понимаю, мой милый, понимаю, – ответил Рас. И по красивому лицу Бога с прямыми границами и вроде квадратной линией челюстей подобно судороге пробежала малая рябь, исказив его на маленько. Впрочем, Седми спешно взял себя в руки, и, погасив негодование, много теплее заметил, – я поговорю малецык с Першим… Уверен, Отец сможет повлиять на Асила. И тот более не будет тяготить тебя своей ревностью. Мой драгоценный, бесценный малецык… Наша драгость… – полюбовно почитай пропел Рас… Вложив в ту молвь всю свою любовь, такую, какую, кажется, дарил лишь Владе и Дажбе. Он наново приголубил перстами жесткие волосы на голове Атефа, и, стараясь отвлечь его от легкой смури, добавил, – быть может, мы уже начнем, то зачем прибыли…

Круч медлил совсем маленько, несомненно, наслаждаясь близостью этого Раса, такого же родного ему как и Асил, а затем порывчато кивнув, развернулся и направил в сторону змея руку, едва зримо шевельнув перстами. И враз на лестницу ступили и вовсе дивные создания. Тела их походили на людские, да все же своим внешним обликом весьма разнились с ними. По росту это были не высокие создания, едва доходившие Ратше до груди. Однако их малые короткие, и чем-то напоминающие бурые пеньки, туловища с исковерканной, порепанной кожей, местами отвалившейся и тогда кажущей белые пежины, поместившиеся на долгих ногах весьма корявых, изогнутых и также как руки похожих на сучковатые ветви, имеющих выступы, словно оставшиеся от поломанных отростков, были сверху обмотаны тонкими стеблями трав. Боляхные и мощные стопы, переплетенные меж собой тонкими кореньями деревов, инолды и вовсе нитевидными растениями, ступая, гулко отдавались раскатами по земле. Округлые головы у этих духов один-в-один, как капли воды вставленные острием в туловище, впрочем, не свершали круговых движений. Они и вовсе не могли поворачиваться, ни вправо… ни влево, потому, чтоб развернуть голову, духу надо было вертаться всем телом. На голове почти не проступали лица, оно как та бурая капля была округлой со всех сторон, одначе, виделись там крупные в пол ладони зеленые очи с таким же каплевидным зрачком и без склеры. Не имелось у духов волос, бороды, усов, рта, ушей али носа. Зато были короткие рожки, вернее две сучковатые веточки, вставленные в навершие головы недалече друг от друга. Такими же сучковато длинными были и пальцы существ.

Средь духов были и несколько иные создания, весьма худющие и долгие так, что рост их несколько превышал Ратшу. Эти духи были прозрачными и единожды сизо-серыми. Короткое туловище супротив нестандартно долгих рук и ног, зато на каплевидных головах просматривались косматые с седым отливом волосы, пепельная борода и усы, дюже длинные. Через ту сизость и прозрачность Ратша явственно разглядел угловатые кости на руках, ногах, ребра и позвонок на туловище. Однако, как и первые, эти духи не имели лица, носа, рта и ушей, лишь крупные темно-бурые очи.

Последних духов высыпало на землю больше чем первых, но к Богу Кручу подошли всего-навсе по одному представителю от каждого племени. Тот, что походил на пенек и сизоголовый, остановившись подле младшего Атефа, разком низко склонились перед Седми. Круч неспешно взял из рук второго духа покато-удлиненный ларь, с крышечкой, и, подняв ее, протянул мальчику со словами:

– Это семена: пшеницы, ржи, овса, ячменя, гречи, проса подаренные вам, детям людских поселений планеты Земля, Богом Асилом, оные вас научат взращивать, – и он качнул головой в сторону сизо-голового. – Духи из племени Полевиков.

Ратша торопливо шагнул вперед, и низко преклонив голову пред Зиждителем, принял в руки ларь, в оном в разных отсеках как он успел заметить, прежде чем закрылась крышечка, лежали всякие по форме семена, не менее зычно ответив:

– Благодарю за дар от имени людских поселений Бога Асила и Бога Круча!

Атеф довольно улыбнулся, и немедля развернувшись к тому, что походил на пенек, взял из его рук совсем маленький, скажем даже, миниатюрный плуг, представляющий из себя раму и держащую в себе вертикально закрепленный кусок дерева, и, передав его Ратше, не менее торжественно произнес:

– И плуг, оный вас научат творить, а потом пахать… орать почву духи из племени Спорыньев, – и кивнул на схожего с пеньком.

– Благодарю за дар от имени людских поселений Бога Асила и Бога Круча! – скоро откликнулся юноша.

Седми легохонько взмахнул рукой и духи, которых привез Круч молча, лишь порой похрустывая своими сучковатыми ногами и руками, направились в устройство из коего вышли допрежь того гомозули и Ратша, а творения Расов тотчас двинулись в раззявленную пасть змея.

– Так, а что насчет гомозулей? – стоило только началось перемещение духов, вопросил Круч и суетливо потер меж собой ладони.

– Не тревожься так, малецык, – нежно проронил Седми и перевел взор с исчезающих в устройстве духов на младшего Атефа. – Двужил, – сие он молвил, вновь недовольно обращаясь к главе гомозулей. – Ты слышал, Бог Круч желает с тобой потолковать.

Двужил не менее торопливо ступил под ноги Атефа и остановился в шаге от них так, что Кручу пришлось резко накренить голову. Бог еще, будто морг оглядывал, стоящего внизу гомозуля, а посем стремительно опустившись на присядки, хоть и остался нависать над Двужилом, все же несколько распрямил свою долгую шею.

Глава двенадцатая

Владелина пробыла у Димургов много дней и чем дольше она там гостила, тем сильнее привязывалась к этим Богам и их печище. Вернее не привязывалась, а прикипала и не только к Першему, но и к каждому из Зиждителей в отдельности, каковые умели и любили смеяться, улыбаться, шутить. Однако лучица, обитающая в человеческом теле, выполняющем определенные этапы ее взросления, не должна была жить среди Богов. Бывать, общаться – да! и то так тесно как ноне всего-навсе в первой жизни, но увы не жить… Ведь плоти нужны были люди… Люди, такие разные, добрые и не очень, веселые иль смурные, не ординарные иль посредственные… словом люди!

Об этом, конечно, знал Небо, Дивный, Асил и без сомнений Перший, самый старший и мудрый Бог, быть может иноредь нарушающий закон Родителя, но ведающий про путь пролегший перед Крушецом.

Все эти дни Перший и девочка не расставались. Владелина доверила старшему Димургу все свои мысли, переживания, чаяния… Поведала о тоске, боли и любви к нему, о близости с Огнем. Если же они не беседовали, то Зиждитель уносил на руках юницу, словно малое дитятко, прижимая трепетно к груди и целуя в макушку, в иную комнату, где казалось, кроме безбрежного космоса и кружащих многоцветных световых облаков ничего не было. Девочка смотрела на эти дымчатые облака и отдыхала, всем своим истосковавшимся естеством и трепетной плотью. Бог кормил девочку в зале, где для того был поставлен низкий столик какими-то неведомыми блюдами, не похожими на то, чем подчивал ее Выхованок. Это было хоть и мясо, и овощи, но приготовленные как-то по-особенному, а потому имело другой вкус. Жареные кусочки баранины перемешивались в одних блюдах с овощами, полоски вареной курицы наполняли густые супы. Протертые холодные закуски из овощей были наполнены жареными орехами. Много было жареной рыбы завернутой в тонкие лепешки хлеба. Влада по первому отказывающаяся от еды погодя под настойчивыми уговорами Першего принялась кушать, с аппетитом нагребая ложкой мясо с овощами с глубокой, стеклянной тарелки. На удивление за эти дни девушка не видела подле себя каких-либо созданий, тех самых, что окружали Расов, точно и еду готовили Димурги, и уход за ней доставлял радость Першему.

Сыны… ибо Перший, как и Небо, Асил, Дивный таковыми считал и своих братьев, приходили очень часто, порой все вместе, а иноредь по одному. Они, всяк раз ласково прикладывались губами ко лбу Владелины, и, разговаривая, вызывали в ней такое счастье и теплоту, что хотелось петь от той любви. Неможно было выделить из них кого-то больше. Все Димурги понравились Владе, ко всем хотелось прикоснуться, посидеть на коленях и обнять. Быть может лишь Стынь, своей легкостью и юностью показался девочке ближе так, что его иногда хотелось поцеловать в губы. Чем дольше отроковица находилась у Димургов тем более страшным ей казалось расставание с ними и возвращение к таким, как стало ей чудиться, суровым Расам. И если бы не телесное желание быть подле Огня… Владелина, несомненно, осталась бы с Димургами и несмотря на уговоры Першего никуда бы от них не ушла.

Впрочем, старший Димург приметил эту мощную тягу девушки к его печище. И зная, понимая, что возвращения к Расам не избежать, своей нежностью, поцелуями и разговорами снимал томление и успокаивал ее, обещая встречу. Может и не столь скорую, но обязательно состоявшуюся. Положенный Законом Бытия срок пребывания девочки в иной печище подошел к концу, и когда ей о том в вельми мягкой форме объявил Перший, Влада горько заплакала. Она прижалась к груди Бога, неподвижно застыв, не в силах не то, чтобы уйти, не представляя себе, как теперь узнав Першего и его сынов сможет жить от них вдали… ожидая встречи.

– Ты хочешь увидеть малецыков? – нежно вопросил девочку Перший.

И Владелина почувствовала, как туго вздохнув, затрепетала грудь Зиждителя, словно он сдерживал рвущиеся из него рыдания.

– Скоро придет Огнь за тобой, – добавил он, немного погодя так и не дождавшись ответа.

– Нет, я не смогу с ними проститься… Не смогу… особенно со Стынем, – наконец с трудом выдавила из себя отроковица и протяжно хмыкнула носом. – И ты… ты тоже уйди, чтобы когда… Когда Огнь меня уводил, я тебя не видела и могла уйти.

– Хорошо, – прошептал Перший, и прикоснулся губами к макушке головы Влады.

– А можно, чтобы я не пошла с Огнем, – с горячностью в голосе отозвалась она, и, отпрянув от Бога, заглянула в его карие очи, схоронившие в своем свете всю белую склеру. – Скажу, что не пойду и все. Огнь не сможет меня заставить… Не пойду и все! – теперь девочка и вовсе выкрикивала слова. – Я ведь знаю, я не ихняя… я ваша… Все… все во мне связано с вами. И этот свод в зале, и та комната, куда ты водил меня отдыхать… все! Почему Стынь меня отдал, зачем?

– Стынь ошибся… ошибся, – ласково протянул Господь, меж тем голубя локоны вьющихся волос юницы перстами. – Если кто и виноват в том, что ты живешь с Расами – это я. Но это ничего не значит, моя бесценность, ничего. Я ведь тебе уже говорил, сие все временно. Придет время и пред вами будет выбор, в какой печище остаться. А сейчас надобно вернуться. И я прошу тебя, никак не вреди себе, никак. – Старший Димург густым взором вонзился в глаза отроковицы и легохонько улыбнулся ей. – И никаких убегу, уйду… и всего того, что ты только днесь перебрала в своей любезной головке. Расы тебя очень любят, недопустимо их огорчать. И потом, – Бог нежно провел кончиком пальца по тонкой нитке венка пролегающему по ее лбу. – Ты должна себя беречь. Ты мне это обещала, а звездочка, что я тебе подарил, будет всяк раз освещать твою избу, когда ты меня вспомнишь.

– Я не смогу теперь без тебя… без вас, – Влада то дыхнула и притулилась к подбородку Зиждителя лбом и единожды черной, тонкой бровкой в каковую в самый краешек подле переносицы Стынь вставил фиолетово-красный маленький, круглый камешек берилла.

– Сможешь… Расы окружат тебя еще большей любовью, не тревожься, – успокоительно молвил Перший и змея в навершие его венца, почти все время, что гостила девочка, не размыкающая очей, резво открыв их, блеснула изумрудностью цвета. – Огнь прибыл, ты готова его увидеть?

Девочка отрицательно закачала головой, но Бог с еще большей нежностью прижал ее к себе, и, поцеловав в лоб, бережно спустив с колен, поставил на пол. Засим он медленно поднялся со своего стула и сразу же в залу вошел Огнь в белой рубахе, обшитой по подолу и краю рукавов золотыми узорами, и, кивнув старшему Димургу замер подле стены.

– Любезная моя девочка, я не прощаюсь, – с отцовской теплотой произнес Перший, и, выпустив из руки ее сомкнутую в кулак ладошку, хоронящую внутри звездочку, направился вон из залы. Он лишь на миг задержался подле Раса, и мягко проведя перстами по его очам, дополнил, – Огнь, милый малецык, погодя увидимся на хуруле, надо потолковать.

И вже мгновения погодя исчез в зеркальной стене. И тогда юница, уткнув лицо в раскрытую правую ладонь, зарыдала в голос. Тягостно сотрясаясь всем телом, чувствуя, что еще доли секунд, и, она разорвется от тоски на части, развалится ее плоть, а лучица… Крушец навсегда останется жить в этом зале, только бы не расставаться с таким дорогим им обоим Першим.

Огнь стремительно сорвался с места, и, подскочив, что было ему несвойственно к девушке, торопливо подняв на руки, прижал к груди, принявшись осыпать поцелуями, жгуче прикасаясь устами к ее волосам заплаканным глазам, губам, щекам.

– Ну, что ты, что ты? Милая моя, желанная, ладушка, – пылко проронил Огнь, сказывая то не как Бог, а как возлюбленный. – Не плачь, прошу тебя.

Влада перестала стенать, и, положив голову Расу на плечо, замерла, сомкнув очи и изредка пуская сквозь прикрытые веки крупные слезинки. Бог немедля развернувшись, поспешил из залы вглубь зеркальных стен, где как говорил Стынь происходило «вечное творение». Девочка никак не отреагировала на перемещение из залы Першего в восьмиконечный с множеством завес, и также оставалась недвижной, когда Огнь, войдя в серебристую завесу, сменившую по мере движения в ней цвет на желтоватый, внес ее в белый зал Расов, неспешно двинувшись к одному из кресел. В зале капища кроме Небо, восседающего на своем кресле никого не было, он тревожно воззрился на не падающую признаков жизни, замершую в объятиях Огня юницу и торопливо поднявшись, ступил к ней.

– Драгость моя… Владушка… милая моя девочка, что… что случилось? – в голосе старшего Раса было не меньше любви, чем в голосе Першего, но теперь отроковица поняла в нем не было родства с ее естеством… с лучицей… с Крушецом.

Она не могла не откликнуться на это проявление любви. Не могла не любить в ответ, потому как была сущностью этого чувства… чувства… явления дарующего как рождение, так и продолжение жизни, смерть и сызнова ни на миг не останавливающего движения круга… коло.

Небо нежно провел пальчиками по лбу юницы, на миг остановился на фиолетово-красном берилле в ее левой бровке и нежно просияв, благодушно молвил:

– Это тебе Стынь подарил?

– Да, – прошептала, туго шевеля губами Владелина. – Это подарил Стынь.

– Очень красиво, – все также по-доброму протянул Небо.

Он неторопко наклонился к отроковице и поцеловал ее в лоб, тем самым возобновляя связь между собой и ней, одним махом разрушенную родственностью лучицы и Димургов.

– Ты побудешь со мной или с Огнем? – тревожно вопросил старший Рас и слышимо дрогнул его бас-баритон единый с голосом брата.

Небо всеми силами старался отвлечь девочку от неудержимой тоски, оная вроде витала внутри этого мощного белого зала и ударяясь в голубизну свода расталкивала сгущенные там в комки белые облака.

– С тобой?.. Да, я побуду с тобой, – ответила Владелина, при том ощущая потребность быть рядом с Огнем… Огнем, каковой чем-то напомнил ей Першего. Такой же родственной близостью, кою раньше девочка не ощущала. – Только Огнь пусть не уходит. Я за ним соскучилась. – Она чуток медлила, а после протянула руку погладила старшего Раса по белой коже, подсвеченной изнутри золотыми переливами и добавила, – и за тобой тоже. Ты очень похож на Першего, так-таки одно лицо. Ты его брат, – это она не столько вопросила, сколько утвердила.

– Брат, – негромко отозвался Небо, и, поймав руку юницы, прикоснулся к кончикам ее пальцев, также нежно как то делали лишь младшие члены божественных печищ в отношении старших.

И тотчас по телу Влады пробежала легкая рябь волнения, и она вспомнила прежнюю свою тоску успокоенную Небом. Вспомнила Вещунью Мудрую, Выхованка, Двужила… мальчиков, в общем, она вспомнила свою прежнюю жизнь ту, что была до встречи с Першим и в которой было так много чудесного. Голубое небо, солнце, луг, любовь, тепло, забота и море…

– Море, – озвучила девочка свои мысли вслух. – Отец, хочу увидеть море, такое же голубое как небосвод и твои глаза.

– Конечно, – в голосе Небо просквозила нескрываемая радость. – Как только пожелаешь, как только захочешь.

– И одноглазых ориков, – дополнила она свою просьбу и сызнова провела дланью по щеке Бога. – Перший так на тебя похож… А Дивный не так, почему?

– Потому как мы с Першим родились почти одновременно. Мы близнецы, – незамедлительно пояснил Небо и поцеловал теперь ее ладошку. – Он лишь на малость раньше меня. Потому как прежде была тьма, и только потом родился свет.

– Значит нельзя говорить, чтобы свет побеждал тьму, а день-ночь. Это не правильно, – отметила девочка, и старший Рас торопко, что в целом ему было не присуще, кивнул. – Надобно о том сказать Ратше, да? – вопросила она.

– Обязательно, – одновременно, откликнулись Небо и Огнь.

Девушка, наконец, легохонько шевельнувшись, попросилась вниз. Огнь медлительно раскрыл объятия и заботливо спустил ее на ноги на пол залы.

– А море? И орики? – поспрашала юница, вздев голову и воззрившись в лицо Небо.

– И море, и орики, – ответил старший Рас и ласково приголубил дланью ее волосы на голове. – Все, что захочешь, лишь бы не грустила… не тосковала. Моя драгоценная, драгоценная девочка.