Текст книги "Коло Жизни. Зачин. Том второй"

– Вот о том я всегда и говорю, – мягко заметил Перший, тембр его голоса неназойливо поучал брата. – Нельзя такое творить… надобно уметь уступить, забыть. Не подобает братьям, сынам взращивать в себе досаду… А теперь, мой любезный малецык, тебе придется договорится с нашим младшим… Договорится с Асилом.

Старший Димург медленно перевел взгляд, с дрогнувшего лица Раса, на Владу, и с теплотой воззрился на нее. Сияющее, верно, не только для Богов лицо юницы ноне перемещало по своей поверхности множество чувств. Полные, алые губки девушки нежданно изгибались, живописуя то улыбку, то вспять огорчение, а после, также внезапно презрительно пучились. Слегка подергивались тонкие, черные бровки, а вместе с ними покачивался берилл, вставленный почти в переносицу, трепетали прозрачные веки.

– Надобно, милый малецык, надобно договориться с братом, – вкрадчиво продолжил наставлять Небо, Димург. – Покажи ему девочку, здесь в капище. Ему одному, пусть прикоснется, побудет и тогда он выполнит все… все, что ты предложишь для блага лучицы. А мы столкуемся так, кто первый ее найдет, тот и будет вести жизнь, создавая необходимые условия, ровно поколь плоти не исполнится пять астей и только после этого начинаем соперничество.

– Не знаю, мне не хочется, чтоб Асил ее видел и прикасался, – в лице Раса явно сквозила уязвленность достоинства всей его печище, оттого, судя по всему, изогнулись дугой губы, и кожа лица перестала золотиться, будто потухнув. – Хочется, чтобы он на себе испытал то, чему подверг нас всех с Кручем. И потом я никак не могу забыть, как переживал Седми. Если бы не ты, малецык, моя драгость… драгоценность.

– Оставь в покое малецыка, – весьма властно произнес Перший и не только он, но и змея в навершие его венца гневливо глянули на Небо. – Седми это пережил, ноне примирился с Асилом, забудь о том. Не смей разжигать в нем досаду, ибо мне и так вельми сложно ее тушить. А по поводу того, что хочется тебе, мой милый, так сие меня не интересует… Быть может я прислушался к твоим желаниям, коли бы оно не касалось благополучия и жизни лучицы. Особенно этой лучицы, каковая мне так дорога. Прошу тебя, мой любезный, подумай ноне не о своих желаниях, а о ней. Если лучица не укрепится в новой плоти и срок ее пребывания в ней будет коротким, отключения могут повторится. И, тогда мы можем потерять ее навсегда… Так, что как хочешь там, а договорись с нашим младшим братом, обязательно. И сделай это до нашей общей встречи… до рождения искр.

Небо никак не откликнулся на слова старшего брата, потому как понимал, что ради жизни лучицы, коя ноне таится в голове Влады надобно договариваться с Асилом. Он даже купно свел вместе свои изогнутые, слегка вздернутые вверх брови так, что меж них пролегла глубокая бороздка и туго выдохнул, может, жаждая тем не прикрытым расстройством, уговорить Першего столковаться с Асилом самому.

– И еще… Наверно Кали сказывала тебе, – отметил медлительно старший Димург, точно не придавая значения вздохам брата. – У лучицы особая чувствительность, ей необходима встреча с Асилом.

Перший легохонько провел перстами по подбородку, шейке девочки и двинулся по телу вниз на морг, застыв над бьющимся внутри груди сердцем, словно прислушиваясь к его жизни, столь надобному всем Зиждителям.

– Зачем, – с невыразимой болью в голосе проронил нежданно Небо и глаза его, как и вся кожа, заискрились переливами света, одни небесно-голубыми, иные золотым. – Зачем не пойму только Родитель даровал ей такую слабую плоть? Раз изъял… неужели не нашел лучшего, пусть даже в поболдырях.

По-видимому, от Раса не ускользнуло желание брата услышать биение сердца Владелины.

– В том, что лучица болела повинны мы с тобой, – чуть слышно отозвался Перший и точно страшась, что юницу днесь у него отымут, спешно приподняв ее голову с облокотницы прижал к своей груди. – Я потому как сделал все без согласия вашего и Родителя. И ведая, что первое вселение лучицы происходит по указу Родителя, примерил на себя Его полномочия, желая видеть ее в определенном роду моих отпрысков, а после пропустил появление в поболдырях. А ты, потому как был всегда невнимателен к своим детям и не заметил томления Дажбы. – Господь смолк. Похоже, этот вопрос Небо поднимал при нем не впервой, но Перший все время отмалчивался, а нынче все же решил пояснить, не взирая на то, что высказанные им слова заденут чувства столь любимого им брата. – Ты сам говорил, что Дажба сразу обратил внимание на этого ребенка, и сие без сомнения ему на него указал Родитель, как он почасту делает с нами. Но Дажба, как и Стынь с лучицами не общался. Круча они не видели до перерождения, не прикладывались к нему… Потому и не понял бесценный наш малецык, что перед ним не просто сияющая искра, а нечто иное. Тебя же в хуруле не было, поколь он летел из Золотой Галактики в Млечный Путь. Не было Дивного и Седми, а драгость Воитель, на какового ты возложил обязанность присматривать за Дажбой, не так нежен и хрупок, как иные наши сыны. Ты и сам знаешь, он вельми редко кого приголубит, аль обнимет, – весьма мягко отозвался о «дубокожести» Воителя, Бог.

Перший туго вздохнул и плотнее прижал к своей груди крохотное тельце Влады, в сравнении с ним смотревшееся куколкой… таковой тряпичной, с повисшими ножками и ручками, каковую по малолетству, чтоб порадовать вскормленников творил Выхованок.

В зале, лишь Зиждитель замолчал, поплыло густое отишье, будто в помещение никого и не было. Не только Небо и Першего, Творцов систем и всего живого на них, но и столь малого их создания человека, столь бесценного их произведения лучицы. В своде, кажется, даже замерли пузырчатые облака, они полностью изменили свой внешний вид, схоронив спинки барашков в крупных, спаянных меж собой водяных пузырищах.

– Я засим, когда лучица подала зов, выяснял каким образом, девочка попала к вам, – заговорил погодя Перший. – Оказалось, Керечун обходя детей рожденных в ожидаемый нами срок на Зекрой, частью пометил мои искры в болдырях и поболдырях, как просил его Вежды: мальчиков и достаточно светлых. Малецык потом сказывал, что и сам не понял, зачем о том попросил Керечуна и зачем вообще задумал спасение тех искр… тем паче поболдырских… Ведь в телах метисов почти не рождаются искры, да и нам было не до того. Мы были заняты и не собирались, совершенно не собирались не то, чтобы спасать искры, но и в целом кого вывозить с Зекрой. Одначе, судя потому сколько в твоих поселениях оказалось поболдырей, можно предположить, что кто-то распорядился по-другому. И мои искры были нарочно посланы в поболдырские тела. Верно, не надобно пояснять, кто так распорядился. – Небо малозаметно качнул головой. – Вежды посылал и чуть позже Керечуна на поиски лучицы. И сызнова тот ничего не нашел али пропустил. Вельми странно, что такое могло случится с ним. Скорее всего, девочка была от него укрыта. Вне сомнений Родителем, чтобы Керечун ее до срока не нашел. После, когда ваши цверги стали изымать детей с Зекрой, Вежды послал курентов, чтоб те собрали помеченных Керечуном отроков… Одначе, этой девочки в тех избранных детях не должно было быть. Потому как она, во-первых женского пола, во-вторых была очень больна, а отбирал Керечун одних здоровых. Это генетическое изменение зекрийцев особенно коснулось поболдырские семьи.

– Да, водовики мне говорили, – вставил в речь брата Небо, и, вздев руку, перстами огладил книзу волоски усов, концы коих точно впорхнули в приоткрытый рот Бога. – Когда я с ними давеча толковал, что девочке судя по шрамам на груди, каковые исчезли после кувшинки и их лечения, еще там, на Зекрой, лекари осуществляли вмешательство, чтобы продлить… хоть как-то продлить жизнь. Видимо ее семья была достаточно значимой в том обществе, если могла себе такое вмешательство позволить, ибо ты ведь знаешь Отец, расслоение на Зекрой достигло ошеломляющих размахов.

– Видимо, она из той прослойки поболдырей, что правили на острове, как его там величали, – задумчиво протянул Перший, и вновь пристроив тело девушки себе на колени, подложил ей под голову свою правую руку. – Самый крупный, что еще вел опустошительные войны с твоими отпрысками… Мне о нем Дажба сказывал… А Хингхитерр. Наверно, она оттуда… Лихновец, а это именно он принес ребенка, так и не смог мне пояснить, откуда ее забрал. Он единственно, сказал, что пришел в том дом узрев оставленную Керечуном метку… даже не приметив, что пред ним девочка, не мальчик. Лихновец говорил, ребенок так сиял, этот свет наполнял всю комнату, выбивался из окон, щелей, дверей и он не смог противостоять такой мощи. Естественно, это были замыслы Родителя… И похищение лучицы, и смена ее кодировки, и вселение в поболдыря… и Вежды, и Стынь, и Лихновец. Родитель предпринял все, чтобы наказать меня за своевольство и при этом спасти лучицу от гибели на Зекрой. Потому она и оказалась на хуруле Дажбы, и ваш дух Выхованок утаивал ее пол от собратьев и вас, своих Творцов, оно как не мог противостоять мощи Родителя. – Перший прервался и тягостно вздохнул, таким побытом, что сияние оное исторгала его кожа, заколебалось, точно пламя костра от дуновения порывистого ветра. – Родитель ждал, что я приду и повинюсь пред ним, Он мне об этом после сказывал. Но я был разбит потерей лучицы и долгое время не мог собраться с мыслями, взять себя в руки… Скорее всего Родитель такое предполагал, потому решил, что поколь я собираюсь с мыслями, ты поддержишь лучицу. Но ты, Небо, порой сам бываешь столь грубым, что не примечаешь ничего кругом… Ни томления малецыков, ни сияния лучицы. Если бы там еще на хуруле, ты побыл с Дажбой, почувствовал его тягу к ребенку, и прикоснулся к нему. Несомненно, ты понял бы кто в той плоти. И ты бы, непременно, это утаил от меня, и Асила. – Рас обидчиво дернулся в кресле. Сотряслось не только его тело, конечности, но и тягостно качнулась голова, вместе с миниатюрной Солнечной системой в навершие, словно собираясь упасть с венца аль лишь оторваться и закружить подле. – Да… да… скрыл, и не зачем строить на своем лице досаду, – очень нежно отметил Перший. – Это знал не только Родитель, это знаю и я… Но на тот момент… когда дитя было малое, бесицы-трясавицы могли перенести из сего дряхлого тела мозг и лучицу в любое другое… жизнеспособное… здоровое… сколько их там было на хуруле. Тысячи… тысячи мальчишек и наша бесценная лучица была бы в крепкой плоти. Она была бы любима вами Расами, оберегаема, защищена. Я уверен, ты бы создал условия для плоти и лучицы. И пусть бы не имелось наставника, но не было бы такого напряжения для плоти и надлома для лучицы.

– Все время. Все время, – и вовсе не открывая рта, выдохнул Небо, соглашаясь со словами брата, и сейчас по лицу его пробежала зябь досады, но уже направленная только на себя. – Родитель мне указывал на этого ребенка… Я все еще хотел побыть в хуруле, поколь он летел из Золотой Галактики в Млечный Путь, но так и не выбрался. Пообещав малецыку Дажбе прибыть сразу на Землю. Хотя и тут задержался, уже вся печища находилась на Земле, и меня им пришлось ждать. Седми после высказывал мне, свое недовольство тем, что я невнимателен к Дажбе. И потом когда на девочку напал энжей я ругал Воителя, что они приложился к ней… ох! – туго вздохнул Рас и нескрываемо горестно продолжил, – никто ведь кроме Дажбы не касался девочки. Ни Воитель, ни Огнь хотя и взял ее удел в свои руки, потому и не поняли, что пред нами лучица. А Седми все это время так досадовал на меня и тебя, по поводу отказа во встречах, что и вовсе жаждал уничтожить девочку. Лишь бы содеять в противовес нам, благо, что Огнь за Владу тогда вступился, а то мне б пришлось уступить Седми. Так же он сам отказался от тех претензий, не желая расстраивать Огня. Знаешь, Перший, Седми уже погодя, как раз пред тем как открылось, кто обитает в плоти, общался с девочкой и просил меня прикоснуться к ней, ибо она тогда так ярко засияла под его рукой, что ослепила его своим светом. Но, я сознаюсь честно… вряд ли бы сие сделал… Уж больно холоден к племени людей.

– Этим вы с Кали-Даругой вельми схожи, – умягчено проронил Перший, и, вздев взгляд с умиротворенного лица юницы, воззрился на брата. – Она тоже холодна к племени людей. Но ее можно понять… Живица никак не может им простить того, что в своем время пережила ее любимая лучица от их действ… чуть было не погибнув. Но твою холодность я не понимаю, мой милый. Это часть тебя… Это ты не только творишь, но и впитываешь. И ты, бесценность, не должен, так относится к человеческому племени. Сие не верно, малецык. – Димург на малость прервался теплотой своего взора, будто огладил брата и нежно ему улыбнувшись, дополнил, – а по поводу данной плоти, – он нежно провел перстами от лба по телу вплоть до серебристых сандалий Владелины. – По замыслу Родителя лучица и мозг должны были прибывать в нем короткое время… А там бы плоть сменили на здоровую, сильную твоих отпрысков. Потому не помогают ей ни жертва Воителя, ни Дивного. Это тело генетически слабое, неспособное существовать и рождать новое. А менять его ноне уже невозможно. Поелику мозгом на данный момент столько пережито и накоплено, что недопустимо потерять эту бесценность, о том мне вельми императивно, еще при первом толковании, молвил Родитель. Потому я и настоял на Кали-Даруги… именно на Кали. Так как только ей, с таковыми уникальными способностями и знаниями удалось бы и удастся оградить от гибели лучицу и продлить срок жизни этому распадающемуся, не жизнеспособному телу.

Глава тридцать девятая

Батанушко низко склонился пред сидящим в кресле напротив него Огнем. Зала капища ноне соответствовала сиянию кожи Бога, и не только в зеркальных стенах, но похоже и в своде, и на кипельно-белом полу поблескивая, переливался золотой свет. Освобожденный от облаков свод, заглянув в помещение, к той позолоте прибавлял насыщенную голубизну, коя легчайшим маревом плыла по залу. Огнь, восседающий в белом скомкано-сложенном облачном кресле, обряженный в белое долгополое с длинными рукавами сакхи выглядел днесь много степеней, ибо гнев покинул его тело… оставив всего-навсе на впалых щеках значимую усталость.

Стоящие супротив него представители племен: Батанушко, Вещунья Мудрая и Двужил неподвижно застыв, молча, слушали неторопливую, можно даже молвить ленивую, речь Зиждителя.

– Итак, Батанушко, все понятно, – серебристо-нежный тенор, теперь колыхаясь плыл по залу, и словно ласкал и стены, и существ находящихся в нем. – Исполнять все требования Кали-Даруги и выполнить все как можно в более короткий срок. И, конечно, предупредишь Выхованка, по поводу изменившихся замыслов в отношении божества.

– Слушаюсь, Зиждитель Огнь, – коротко откликнулся дух и понятливо засветился зеленоватым светом, низко склонив голову… вернее, свернув ее куда-то на сторону.

– Ну, раз, слушаешься, ступай и выполняй указанное, – дополнил уже много бодрее Рас и едва зримо шевельнул вытянутыми вперед ногами так, что гомозуль и альвинка склонились еще ниже.

Оба представителя племен уже ведали, что нынче в капище побывал Господь Перший. О том царице молвила рани Черных Каликамов, когда Вещунья Мудрая помогала ей укладывать в зыбушу все поколь спящую госпожу. Царица не решилась спросить Кали-Даругу, чем закончился осмотр божества Господом Першим и его разговор с божественным братом. Но сейчас выслушав повеления Зиждителя Огня догадалась, что коль жилище демоницы собираются достроить и Выхованка туда переселить, значит божество у Расов не изымут.

– Так теперь Двужил, – на удивление начал с гомозуля Огнь. – Хочу. Очень хочу, Двужил, чтобы в этот раз ты провел беседу так. Словом так как надо. Чтобы эта беседа была последней и окончательной. Свидетели нападения Кали-Даруги на мальчишку были?

– Были, – гулко дыхнул гомозуль и для верности кивнул, но так как он весьма страшился гневливого Бога, еще ниже склонил голову и таким образом, схоронил бороду, и часть своего поросшего волосней лица на выпуклой, мышцастой груди, а точнее в рыжей материи рубахи.

– Значит надо, чтобы они умели молчать, – продолжил теперь вновь ставшим сонно-недовольным голосом Огнь и порывисто вздохнув, прикрыл свои очи. – Отец Перший решил не изымать у нас девочку, а, следовательно, надо сделать так, чтобы она о нападении не узнала. Это просто недопустимо… Уж, будь мил, Двужил разреши эту проблемку так, чтобы мне не приходилось уничтожать детей. Ты понимаешь меня, Двужил? Я говорю внятно?

– Да! Да, Зиждитель Огнь, мне все ясно, – весьма бойко пропыхтел глава гомозулей и резко вздев голову, уставился на Бога.

Шибутно заколыхались волосы Двужила, будто на них кто порывчато дунул, а кончик мясистого носа купно покрылся махими капельками пота. Еще мгновение и те крупинки воды усеяли и саму браду, и усы, и всю поверхность волос на голове, вроде гомозуля окатил ситничек, мельчайший таковой дождь.

– Замечательно, раз все ясно, – отметил, вновь меняя тембр голоса Зиждитель, и теперь сказывая много благодушнее, легкая ухмылка тронула его огненно-красные уста. – Теперь ты, Вещунья Мудрая. Надобно разрешить вопрос с этим мальчишкой, как там его…

– Братосил, – подсказала царица имя юноши, зная, что Боги и в частности Огнь достаточно ровно, если не сказать стыло относятся к детям.

– Надо запомнить, как зовут, а то Перший при встрече спросит… А я и не помню, чем вельми Отца могу расстроить, – самому себе молвил Зиждитель, и медлительно вздев левую руку с облокотницы огладил прикрытые веками глаза, на малость сдержав на их поверхности тонкие, вытянутые перста. – Этого самого Братосила, как только станет возможным, вывезете из поселения. Честно скажу, я бы не стал с ним возиться, после того, что он натворил, но за него попросил Отец, Господь Перший. А я, как в общем и все иные сыны Богов, не могу не исполнить его просьбу. Словом вывезете его в дальнее поселение и перепоручите своим сподвижницам, что там главенствуют. Пусть за ним приглядывают, ибо мало ли чего ему в голову придет. Столько мороки из-за одного глупого отрока даже утомительно.

Было видно, и не только видно, но и ощутимо, что Бог и впрямь утомлен, поелику порой золотое сияние с его кожи исчезало. А сама кожа так бледнела, что чрез нее не просто проступали, а вроде выкатывались на поверхность оранжевые паутинные кровеносные сосуды и ажурные нити кумачовых мышц да жилок.

– Хочу, – теперь чудилось Огнь, еле ворочает языком, понеже говорил растянуто и неспешно, похоже, тот у него отяжелел. – Пояснить вам, чтоб окончательно стало ясно. Когда на Владушку напал энжей и дух с Дажбой принесли ее в капище. Мне стоило одного взгляда, чтобы возникла к ней привязанность и беспокойство, от которого не отвернешься, не отмахнешься… И если бы Воитель не отдал ей свою клетку, это сделал бы я… лишь бы девочка жила. Много позднее, когда открылось, что девочка божество я понял, это на меня… Да и не только на меня, но и на Дажбу, Воителя воздействовал Родитель, чтобы спасти плоть и показать… означить нам Расам, что за сияющее чудо живет в ней. Однако, это касается только нашей драгости… одной Владушки. – Бог говорил свою речь, многажды раз прерываясь, не столько обдумывая ее, сколько и впрямь утомляясь от слов. Он почасту оглаживал свой лоб, очи и губы перстами тем самым вспенивая на коже золотое сияние. – Все остальные дети, – добавил он. – В этом поселении… на этой планете… аль на иной другой меня не интересуют. И ежели еще раз, что-либо таковое повторится, надеюсь, на тот момент не будет подле моего Отца-заступника, а посему я уничтожу любого… И не важно, это будет человек, дух, гомозуль или альв… – Огнь, наконец, отворил очи и достаточно жестко глянул в лицо Вещуньи Мудрой. – Думаю Седми не больно расстроится тому обстоятельству, – при этом никак не задев Двужила, або стало итак понятно, что Воитель тому обстоятельству не огорчится. – Меня вообще, вообще тут не должно было быть.., – с явным огорчением молвил Рас. – Я хотел отдохнуть… в Галактике Отлогая Дымнушка, оно как дюже утомлен, но нахожусь тут ради лучицы. И, конечно, не позволю… ни кому не позволю погубить нашу бесценную лучицу… Лучицу, моего дорогого Отца.

Долгая речь Огня завершилась, он смолк, сомкнул очи и замер… Застыли не только его конечности, тело, голова, но и тончайший золотой венец, водруженный на нее сверху, иноредь сияющий семью крупными, ромбической формы, желтыми алмазами. Зиждитель совсем немного хранил отишье, а после досказал:

– А теперь идите. Вещунья передай мои указания по поводу, – он прервался на морг, а после досказал, – Братосила своей старшей помощнице, и вернись в капище. Ибо тебя указано Отцом Першим доставить в хурул… Насколько я понял, Отец хочет тебе, что-то поручить, а после отнести на маковку для лечения, потому какой-то срок тебя не будет на Земле, предупреди о том своих соплеменниц.

– Я пойду в дольнюю комнату, – устало отозвался Огнь.

Бог стоял подле отвесно уходящей вверх стены в многоугольной комнате хурула, прицепленного к спутнику Земли, Месяцу. По помещению плыло желтоватое, клубистое испарение, кое, ползло не только по своду, стенам и полу, но и по двум креслам, стоящим в середине залы и сформированным с более плотных по своей структуре облаков. В креслах сидели супротив друг друга Небо и Перший, оба в серебристых сакхи, с укороченными до локтя рукавами и в своих величавых венцах. Подле Огня, почитай касаясь материи его долгого колыщущегося сакхи, стояла Вещунья Мудрая. Царица белоглазых альвов низко склонив голову, кажется, и не смела обратить на себя внимание, а может старалась раствориться белизной своей кожи в не менее белоснежном плотно облегающем тело сакхи Огня.

– Да, мой бесценный малецык, ступай, – полюбовно произнес Перший медлительно осмотрев лицо Огня и также степенно прошелся взором и по лицу царицы, нежно при том ей улыбнувшись. – Я потолкую с Вещуньей Мудрой, отнесу ее на маковку и приду к тебя… раз ты желаешь побыть со мной. Думаю, это не займет много времени, ибо вмале на хурул прибудет Асил и Небо вельми жаждал с ним утрясти одну прореху.

Старший Рас гулко хмыкнул словам брата, одначе, не менее полюбовно оглядев Огня, легохонько ему кивнув, широко просиял, так, что затрепетали волоски на его усах. Огнь немедля развернулся, и, не удосужившись даже откликнуться, шагнул прямо в желтоватую, как и курящийся кругом дымок, стену, словно тюкнувшись об ее плотную гладь, в доли секунд исчезнув с глаз.

– Девочка, – все также умягчено дополнил Перший, днесь кивнув царице. – Спускайся к нам, я на тебя посмотрю… – Альвинка тотчас сделала робкий шаг вперед и принялась неторопко спускаться с наклонной поверхности пола, вниз к его ровной части. – Значит, договорились милый малецык, – меж тем продолжил явно дотоль прерванный разговор Перший. – Ты, Дивный и Воитель, как только посещаете Млечный Путь, заглядываете на маковку к Темряю… С Седми, я столкуюсь сам.

– Ты, же не говорил в тот раз, что надобно бывать у него на маковке. Потому я и вызывал его сюда на хурул, – точно оправдываясь, отозвался Небо и самую малость вздел вверх плечи.

– Да, и тебе повезло, мой любезный, что ты Темряя встречал тут… и не видел произошедшего с маковкой, – Димург молвил это таковым бодрым голосом, словно был горд выходкой своего сына. – Это было, что-то… В маковке почти полностью отсутствовали межстыковочные стены, не имелось материи и пола… Благо данная тварь, не добралась до комнаты Кали-Даруги. И посему не пострадали столь дорогие живице создания, коих она привезла. Самое, что интересное куда-то пропали все анчутки следящие за общим состоянием маковки. Я так предполагаю их это чудо съело… Видел бы ты, сие творение. В целом не больно большое, не превышающее общие параметры средне выверенного роста животных, обаче, вельми прожорливое.

Сейчас старший Димург и вовсе поддержал свою речь мощным смехом, отчего спустившаяся и замершая на ровном участке пола, в шаге от его кресла альвинка, много ниже пригнула свою голову, вероятно сопротивляясь пронзительному ветру, исторгнутому из уст Бога.

– Мне с трудом его удалось разыскать. Потому как оно обладало способностью сливаться цветом с окружающими его предметами, в частности с корпусом маковки, – продолжил говорить Перший, и теперь смех его значительно снизил громкость… Однако он все еще переплетался с речью Бога, чем наполнял комнату каким-то теплом. – Малецык уникален… Я не перестаю поражаться его способностям и вечному поиску. Давеча, не знаю, сказывал ли тебе о том Вежды?.. Он, было, не навредил нашей драгоценной Кали, подарив ей какое-то занимательное свое творение. Оное право молвить, нежданно, да еще и в опочивальне живицы обратилось в достаточно неприятное, длинное создание… Чем вельми напугало живицу, съело всю обстановку ее комнаты и двух служек, каковые прибежали на выручку.

– Почему они у Темряя получаются таковыми прожорливыми? – вопросил Небо и чуть слышно прыснул смехом.

Вещунья Мудрая едва заметно повела головой влево, с удивлением глянув на смеющегося Раса, оно как видела таковым его впервые, и сама легохонько улыбнулась.

– Надо проверить кодировку, – пояснил Перший и сияние его кожи, враз заполыхав, заполонило своим золотом всю черноту так, что он стал не отличим от Небо. – Но малецык, так расстраиваться своим неудачам, что я поколь не решусь с ним о том потолковать… поправить его. Он все равно погодя попросит помощь… Ну, а поколь пусть пробует сам. Однако теперь, когда на маковку прибыли бесицы-трясавицы и сама Трясца-не-всипуха я прошу тебя, Небо, бывать там. Ибо недопустимо, чтобы, что-либо случилось с неповторимыми созданиями Вежды, это все же не анчутки… хотя и их жалко. Да, и потом, ты же знаешь, что у малецыка не получается доколь уничтожать… лишь творить. Его всегда тем выручает, как я понял Мор или как в случае с Кали-Даругой, Вежды. Хотя и Вежды был потрясен той мгновенно взросшей тварью, когда явился на зов живицы.

Перший смолкнув, еще немного ронял смех и его вроде подхватывал Небо, по-видимому, довольный собственной таковой неповторимой лучицей, ныне величаемой Темряй. Вскоре Димург утих и неспешно перевел взор с лица брата на стоящую подле царицу. Он степенно поднял с округлой облокотницы кресла свою руку, и, протянув ее к лицу альвинки нежно ухватил ту за значимо выступающий подбородок, и все также бережно развернул голову в свою сторону. Его темно-коричневая радужка глаз стремительно приобрела почти черный цвет и поглотила всякое подобие склеры, точно он заглянул в самую суть царицы, судя по всему, именно от этого взгляда последняя туго качнувшись в доли секунд, окаменела и, похоже, перестала дышать.

– Как ты милая девочка? – низким, участливым голосом поспрашал Перший, обдав альвинку теплотой своего взора.

– Все хорошо, Господь Перший, – глас Вещуньи Мудрой как всегда наполнился лирическими, приятными для восприятия переливами.

– Кали-Даруга сказала, у тебя явственно наблюдается замедленное развитие иммунодефицитного состояния, что вызвано видением лучицы, пропущенным через плоть во время обряда, – проронил старший Димург, и в тоне его слышалась неприкрытая тревога, вроде была больна не царица альвов, а, по меньшей мере, сын Бога. – На маковку прибыла Трясца-не-всипуха, она вместе со своими помощницами займется твоим лечением… Верно, не надобно говорить, что ты должна в точности выполнять все их назначения? – Царица легонько качнула головой, и в очах ее блеснули слезы благодарности. – Ну, ну, моя милая… ты слишком мне… нам… Нам всем дорога, чтоб мы могли позволить себе тебя потерять.

Зиждитель неспешно выпустил из перст подбородок альвинки, и с особой нежностью огладил ее пшеничные, долгие волосы, заплетенные в чудной колосок, вложив в тот жест столько мягкости, что Вещунья Мудрая тягостно вздрогнула и из ее белых очей выплеснулись на щеки крупные капельки слез.

– Не нужно… не нужно плакать, моя девочка, все будет хорошо, – вкрадчиво произнес Димург и днесь большим конической формы пальцем утер на лице царицы слезы. – Поживешь на маковке, бесицы-трясавицы, я уже распорядился, окружат тебя внимание и уже насколько мне ведомо создали все для того. Надеюсь только Трясца-не-всипуха не сильно тебе докучит своими дискуссиями, ибо она, как и ее Творец, в том почасту забывается.

– А, что насчет лучицы? – вопросил достаточно высоко Небо, какового, видимо, не сильно беспокоило состояние царицы белоглазых альвов, али, что, вернее, он в том, как и было почасту, полагался на мудрость своего старшего брата.

– Кали-Даруга говорит, что она полностью доверяет знаниям альвов и в помощи бесиц-трясавиц нет необходимости, – незамедлительно отозвался Перший, и вновь огладил дланью голову царицы, стараясь своей теплотой снять напряжение с той. – Живица попросила их вызвать только из-за Вещуньи, поелику ее состояние ухудшается. И надобно проводить особое лечение, на которое способны одни бесицы-трясавицы. Можно довериться знаниям Кали-Даруги, оно как таковое она наблюдала уже не раз… Каждый раз сие заканчивалось скоро и скверно для подвергшихся излучению созданий. В этот раз Вещуньи Мудрой просто повезло… Повезло, что совсем юная… скажем даже, кроха лучица сумела уберечь ее от мгновенной гибели, и как выразилась живица, втянула в себя большую часть излучения. Если бы лучица была здорова, Кали уверена, она смогла бы полностью свернуть излучение и Вещунью это никак не задела. Неповторимость, уникальность лучицы… я это сразу приметил. Ты, просто, малецык, не представляешь… не представляешь себе ее способности… изумительные знания… особую чувствительность. Такой лучицы я никогда… никогда еще не то, чтобы не взращивал… Никогда не видел.

Старший Димург резко прервался и слегка прикрыл свои очи, будто собирался задремать, аль просто задумался. Легкая улыбка зарябила на его полных с приподнятыми уголками губах, не сильно колыхая на их поверхности золотое сияние, иноредь меняя оттенки на коже с блекло-коричневого, до насыщено алого. Он продолжал нежно голубить пшеничные волосы царицы и сквозь тонкую прореху оставшуюся в очах поглядывать сквозь стеклянную стену хурула вдаль на кружащее марево космоса. Медленно ползли, покачиваясь, желтоватые испарения по залу, они повисали порой своими долгими островатыми навершиями на полотнищах кресел, аль цеплялись тончайшими скрученными волоконцами за венцы Богов. Резкий щелчок, будто кто-то рывком сжав челюсти, хрястнул меж собой зубами, вывел не только Зиждителей, но и саму залу из царящего безмолвия, когда недовольная теми волоконцами облаков змея в венце Першего, стремительно перекусила один из кончиков, что ухватился за щетинку ее черного тельца. И тотчас она сердито полыхнула зелеными очами в сторону Небо, так точно именно Рас был виноват в витиеватости движения этой чудной материи.