Текст книги "Коло Жизни. Зачин. Том второй"

– А у меня будут дети, Кали? – спустя какое-то время спросила девушка, узрев первый ряд вновь построенных и большей частью нежилых изб и копашащихся вкруг дворов духов и ребят.

– Скорее всего, дорогая госпожа, – задумчиво откликнулась демоница и несколько натянула на себя вожжи, слегка придерживая дюже разогнавшегося Уголька. – Если ваше сердце вам позволит. Надобно беречься и выполнять рекомендации Травницы и тогда, скорее всего, у вас будет ребенок. Один не более… более опасно.

– Сын, – днесь Владелина, вся прямо-таки засветилась. – Я уверена у меня будет сын. И я даже придумала ему имя.

– Покуда, не стоит о том думать. Теребить себя мыслями, – участливо сказала рани Черных Каликамов, и в тоне ее прозвучала явственная тревога за состояние девочки, потому как летящая обок зыбуши слева, почти касаясь поднятой кожаной крыши Лярва о том ей символизировала. – Это если и случится не раньше, чем вам исполнится двадцать два года. К тому времени станет ясно, победили мы болезнь сердца или нет. И сможете ли вы выносить и родить ребенка.

– Почему я такая… такая, вся точно рухло, – недовольно произнесла Владу и надрывно вздохнув, махом перестала улыбаться. – Столько со мной тягот и тебе, и Богам.

– Ох! – захлебнувшись, вероятно, порывом ветра, дыхнула Кали-Даруга и резко развернув голову в сторону девицы, ласково на нее воззрилась. – Да разве такое можно про себя говорить. Какое же вы рухло, госпожа? Вы драгоценность, оную не берегли все эти годы, чем и подорвали здоровье, весьма хрупкое, ибо такое присуще лучицам. И мне вы не в тягость, а в радость, как и Богам.

Зыбуша въехала в старую часть поселения, значительно уменьшив быстроту и загромыхав колесами по мостовой. Она теперь неспешно преодолела рядья кузниц, ювелирные мастерские полные учителей и учеников и покатила вперед.

– Кали, ты меня высади подле двора, – сказала, нарушая наступившую тишину девушка. – А сама езжай домой. Я возьму звездочку и приду к тебе.

– Хорошо, дорогая госпожа, – мягко протянула рани, и в дрогнувших ее руках на запястьях блеснули яркими переливами самоцветных каменьев и серебряных вставок браслеты. – Только вы не задерживайтесь. Вам пора кушать, пить лекарство и отдыхать, чтобы сызнова не захворать.

Глава тридцать третья

Вмале зыбуша поравнялась со двором Выхованка и рани Черных Каликамов придержав коня остановила ее как раз обок широкой, ровной дорожки ведущей к избе. Стоило только Владелине сойти с повозки, Кали-Даруга наново встряхнув вожжами, тронула Уголька. Она хоть и желала дождаться юницу и увезти ее с собой, но в таких случаях никогда не настаивала. Всегда соглашаясь с просьбами девочки, рани демониц тем самым умело показывала, что умеет с ней ладить. Потому когда, что-то надобно было ей Влада сразу шла на уступки и тем самым всегда оказывалась послушной, и на удивление никогда… никогда не проявляла своевольства, в котором дотоль ее все обвиняли. Просто у Кали-Даруги было золотое правило «уступи в малом, и тогда получишь много больше».

Влада махнула рукой укатившей демонице и неспешно направилась по дорожке к избе. Незамедлительно из будки, что нарочно по просьбе юницы соорудили для собаки, выскочил Удалой, и, кинувшись к хозяйке, замотал долгим обвешанным колючками хвостом.

– Удалой, милый мой, – нежно протянула девушка и качнула головой. – Опять ты весь в дедовнике.

Из избы спешно вышел Выхованок и приветственно засветился весь голубоватым светом. Нынче дух обладал в поселении большим уважением среди своих собратьев. Оно как тогда, когда собранные подле капища Богом Дажбой духи узнали, что в поселении живет, растет божество. И, что божество есть вскормленник Выхованка, Владелина, коего он еще и спас своей заботой и любовью от гибели, так мгновенно все духи и не только Расов, но и Атефов прониклись особым почтением к нему. Еще бы!.. Впервые за существование племени духов, когда-то созданного общими усилиями Небо, Асила и, как почасту бывало, Першего, и лишь позднее уже распавшегося над подвиды и с тем получивших определенные качества, их собрат… Выхованок спас, уберег и взрастил божество, бесценное, дорогое для всех живых созданий во Вселенной. Это была честь… Честь, каковой никто никогда не имел, потому в глазах духов Выхованок ноне приобрел особый статус, и ему теперь нередко кланялись, уважительно обращались и уже более никоим образом не принижали.

Выхованок на морг застыл на ступенях, воззрившись на девочку.

– Вуечка, – ласково проронила та. – Принеси мне звездочку и попить, дюже хочется.

Дух спешно развернулся и в один морг пропал в широких сенцах. А Влада присев на корточки принялась оглаживать голову пса, иноредь целуя его в покатый лоб и встряхивая уши не менее увешанные дедовником.

– Ух, этот Граб, – строго молвила девочка, единожды вкладывая в толкование недовольство на товарища и жалость к питомцу. – Как на охоту так Удалой, а как колючки снимать так в кусты, да мой замечательный?

– Это не Граб с Удалым ходил на охоту, а я, – нежданно раздался сзади грубо-хриплый голос Братосила.

Те слова прозвучали столь внезапно, что девушка испуганно вздрогнула, и немедля вскочив на ноги, повертавшись в сторону парня, возмущенно отозвалась:

– Фу! Брат разве можно так бесшумно подходить. Вот же ты дубина, самая настоящая.

– Да я… это, – протянул сбивчиво юноша и мотнул головой на завилявшего хвостом Удалого. – Пришел, чтоб дедовник снять с собаки.

– Вот, молодец, какой! – в голосе юницы зазвучали искринки смеха. – Гляди-ка с хвоста он колючки пришел снимать. Да их кроме меня и Выхованка никто не снимает.

Владелина немедля зазвончато засмеялась так, что блеснули яркими огнями ее зеленые очи и лучистый смарагд в колечке, вставленном в ноздрю.

– Какая ты красивая, – с трепетом в голосе протянул Братосил да резко встряхнул своими удлиненными русыми волосами.

– Чего? – вопросила Влада и тотчас перестав смеяться, посмурела.

– Красивая, я говорю. Ты красивая, – пояснил юноша, неотрывно глядя на девушку крупными голубыми очами. – Знаешь, бывает красивым небо на закате, когда окрашивается оно в рдяные тона. Бывает красивым луг, когда зацветает… А бывает, оказывается, бывает красивым человек. И ты смотришь на него и не можешь насмотреться. Ты хочешь прикоснуться и не смеешь. И не потому, что тебе запретили его касаться, а потому как страшишься своим грубым движением сломать ту хрупкость.

Девушка торопливо шагнула назад, словно стараясь стать ближе к избе. Она чувствовала, слышала в словах юноши, что-то вельми мощное. То, что дотоль не встречала, что не мог подарить ей Огнь, ибо был Богом. То, что испытывать мог, умел лишь человек, понеже обладая душой был всегда зависим от плоти, оной предписывалось самими Творцами пылать страстью, питать нежные чувства к противоположному полу. Могучие плечи Брата сотряслись, и весь он как-то туго качнулся, а на чистом округлом лице с загнутым носом и впалыми щеками нежданно обидчиво изогнулись дугой широкие губы, будто он собирался заплакать, чего почасту с ним случалось в малолетстве.

– Ты знаешь, – голос юноши также дрожал. – Скоро, завтра иль послезавтра в поселение привезут девочек, кои станут нашими женами. Двужил вчера сказал нам, что каждому из нас уже предназначена девица. И вмале мы переедим с нашими избранницами в новые дома на краю поселения, а здесь останется Ратша. А я не хочу, чтобы мне навязывали какую-то девочку и заставляли с ней жить, заставляли быть… быть…

– Замолчи! – звонко вскрикнула Влада, ощущая мгновенно возникшую внутри тревогу и жаждая прекратить этот столь неприятный для нее разговор.

Она порывчато повернулась и скорой поступью направилась к спускающемуся со ступенек избы Выхованку, несущему ей братину с молоком и звездочку да расширенными от возмущения очами смотрящего на юношу.

– Владу… госпожа, – молвил вслед ей Братосил.

Однако, девушка даже не повела головой в сторону парня. Ей, так она считала, принадлежащей Огню, не пристало слышать такие вещи из уст мальчишки.

– Чего ты пристаешь, к госпоже? – гневливо дыхнул Выхованок и глаза его, засияв, теперь заняли большую часть лица. – А, ну, убирайся отсюда. А то враз кликну Батанушку и он тебе надоет… Ишь там пришел, тревожит, госпожу, пыхтит.

– Уже давно не боюсь Батанушки, – насмешливо откликнулся юноша. – Несколько так перерос и его, и гомозуль.

Юница немедля широко улыбнулась, тем самым единожды снимая с себя тревогу и безмолвно соглашаясь с Братосилом, что ему с таким ростом и плечами бояться духов или гомозулей не столько смешно, сколько даже огорчительно.

– Ах, ты, дубина такая, – гневливо зыркнул очами в парня вуй, но тот торопко развернувшись, направился вон со двора. – Лапушка, моя госпожа, дорогушечка, он, что дубина такая огорчил вас? – участливо поспрашал дух, протягивая подошедшей к нему девочке братину с молоком.

Владелина приняв братину и все еще улыбаясь, отрицательно качнула головой, оно как не чувствовала огорчений от слов юноши, а даже наоборот ощутила в них, что-то трепетное, ласкающее ее саму… Ласкающее не естество, а простую человеческую плоть. Девушка и вспылила на Брата всего-навсе потому, что он желал сказать о близости, о каковой она могла ноне говорить лишь с Кали… Уже стесняясь толковать о ней даже с Вещуньей Мудрой.

Выпив братину и взяв из рук духа дорогую ей звездочку, оная нынче, в солнечных лучах, горела почти оранжевым светом и имела аж! двенадцать острых концов, юница направилась со двора к мостовой, по пути не забыв на малость задержаться подле развалившегося около будки пса. Влада нежно почесала собаке грудь и живот, встрепала шерсть на лохматых ушах.

– Ладно, Удалой. Днесь не буду задерживаться с тобой, ибо меня ждет Кали, посему завтра обдеру с тебя дедовник, коли никто за меня не пожелает это сделать, – полюбовно молвила девушка, и, поднявшись с корточек, двинулась к мостовой улицы.

Теплое свечение звездочки лежащей на левой ладони, сызнова напомнила того, кто ее подарил. «Она будет светить не только ночью, но и днем… смотря какую ты придашь ей форму и цвет», – всколыхнулись слова Першего в голове и тем самым точно принесли с собой острую смурь по нему. А звездочка и впрямь то бледнела, то вновь становилась насыщенно оранжевой, перемещая по своей поверхности остроносые лучики. Влада вышла на мостовую улицы и неспешно направилась по нему к дому рани, а пред очами уже словно плыл темный свод, похожий на ночное небо, пагоды Першего. Ощущение тоски всегда жившей в ней, немедля возросло, стоило девушке лишь подумать о старшем Димурге и миг спустя, легким покалыванием, отозвалось во лбу. Владелина резко остановилась, ощущая необходимость проведения обряда, так как ее учила Кали-Даруга. Закрыв очи, глубоко вздохнув и ощутив всю себя, юница замерла.

– Владу, – голос Братосила нежданно сотряс черное марево космоса возникшего пред ее глазами, – госпожа моя.

Пальцы его, слегка вздрагивающие, коснулись плеча девушки, и она тотчас отворив очи, увидела пред собой парня, а погодя кружащие обок него серебристые звезды.

– Чего? – туго дыхнула Владелина, чувствуя нарастающее волнение в себе и то, что грубо прервав обряд ей не дали его снять.

– Скажи, а зачем за тобой ходит эта безмолвная, страшная тень? – спросил юноша и в его голубых очах зримо промелькнул ужас, стоило ему зыркнуть немного правее плеча девушки. – И как ты можешь общаться с демоницей у каковой четыре руки, это так некрасиво… противно.

– Что? Кого противно, – голос Влады надрывно сотрясся, ибо она любившая и давно привыкшая к несколько иному виду рани Черных Каликамов, не желала слышать грубости в отношении ее. – Дубина… Дубина ты, да знал бы ты какая Кали хорошая, самая замечательная… Дубина ты!.. Дубина неотесанная!

Тело девушки нежданно надрывисто дрогнуло, а во лбу томление перешло в боль. Гнев на юношу застилал очи, досада рвалась с губ, и болью отзывался лоб. Одначе, так как вытяжку она уже давно не пила, та объявшая ее боль… то негодование, и, несомненно, волнение самой лучицы не могло выйти слезами и потому надобно было срочно провести положенный обряд. Юница торопливо шагнула назад и вновь закрыла глаза, глубоко задышав и стараясь сосредоточиться на себе, уйти в свою сущность… естество… бесценную лучицу, на доли секунд… мгновения сцепившийся с плотью, объединившийся с мозгом и тем самым изгнав из себя волнение. Тугая капля крови медленно выкатилась из левой ноздри Владелины, оно как она не могла… впервые за тот срок, что обучилась обряду, услышать наставление Крушеца, точно едва осязаемые указание которого сейчас заглушил сторонний гул. А все потому как подле девочки без умолку, что-то говорил вельми глупое и раздражающее Братосил. Внезапно он смолк, и Влада ощутила целующие ее вздрагивающую кожу предплечья и плеч, руки рани.

Теперь в объятиях Кали-Даруги юница, наконец, смогла взять себя в руки, и наново глубоко вздохнув на морг растворилась в сияние, что всегда заполняло ее изнутри. Еще миг и она увидела черное безбрежное пространство и кружащие на его поверхности зеленые, голубые и даже рдяные рыхлые туманы в оных сверкали ярчайшие брызги. Девочка открыла рот и собранное во лбу томление малой искрой выпустила из себя. Искра немедля влетела в ту марную безбрежность и понеслась куда-то вдаль, вмале будто изъятая… ухваченная… пойманная серебристым туманом, стремительно выскочившим из кучной зеленой дымчатости. Влада чуток погодя отворила очи, и тягостно сотрясаясь всем телом, надрывно вздохнула.

– Госпожа, дорогая моя госпожа, – едва слышно прошептала обнимающая ее рани.

Кали-Даруги не мешкая, стоило только девушке открыть глаза, обхватила ее голову двумя руками и спешно прижала к своей груди, оплетя, схоронив всю в своих объятиях и легохонько покачивая, добавила:

– Какой ужас! ужас, сызнова потекла юшка. Какой кошмар, надобно не мешкая прилечь… прилечь.

Рани еще плотнее обвив юницу и словно не ведя, а слегка даже неся, торопливо направилась с ней к подъезжающей зыбуше, оной правила Сандхия. Стремясь не столько, как можно скорей доставить домой девочку, сколько старясь скрыть то, что оставила позади себя.

Братосил на самом деле не просто замолчал… он неожиданно смолк.

Когда стоящая пред ним девушка закрыла глаза, юноша ощущая отверженность сказал ей, что-то… что-то обидное. Он жаждал, желал, чтобы на него обратила внимания та, которая уже давно… очень давно занимала его мысли. И потому не смолкая… говорил… говорил, что-то бессмысленное до тех самых пор поколь не узрел, как внезапно почернела Лярва, а миг спустя почувствовал позадь себя движение. Братосил рывком развернулся, и, в нескольких шагах от себя, углядел быстро приближающуюся, если не сказать точнее, мгновенно перемещающуюся, демоницу. В ее черных очах ноне блистали россыпями золотые искры. Они вроде выскакивали из них и опадали на щеки, торчащий приподнявшимся кончиком, рдяной, второй язык, на материю темно-фиолетового сарафана прикрывающего пышную грудь. Одначе особым светом теперь пылал третий глаз Кали-Даруги, он сменил свой голубоватый цвет на ярко-красный, и начал порывисто пульсировать, так вроде жаждал разорваться. Еще миг и из его середины вырвался пучок насыщенного света. Сие были несколько тонких прямых с угловатым жалом луча, по мере полета они не только резко увеличились в размере, но, ко всему прочему, приобрели насыщенную пунцовость так, что их края теперь стали отливать почитай черным светом.

Все происходило столь стремительно, что юноша ничего не успел понять. Он лишь почувствовал, как его резко дернули влево и немедля правую руку, и грудь обожгли вошедшие в плоть лучи света, аль вернее растворившиеся в нем. Братосил повалился на оземь и от рывка, от боли… толчка… удара, сомкнул очи, одновременно широко раскрыв рот из оного потекли пузырчато кровавые слюни. А правую сторону груди и отрезанную в плече и лежащую подле подергивающуюся руку, прикрытую белой материей рубахи, вже купно заливала выплескивающаяся и пульсирующая алая юшка.

Не прошло и морга, как Кали-Даруга подскочила к чуть зримо покачивающейся девочке, под левой ноздрей коей замерла огромная, капля крови, пополняющаяся новой вытекающей из носа порцией, и стремительно обвила ее руками. А подле истекающего юшкой и потерявшего сознания парня на корточках недвижно сидела Знахарка Прозорливая. Это именно она, узрев гнев демоницы, успела дернуть его в сторону, чем и спасла ему жизнь.

– Липок! – только рани Черных Каликамов покинула место трагедии, негромко окликнула замершего недалече ученика Знахарка Прозорливая. – Скорей! Скорей приведи кого из ребят, мы перенесем мальчика к вам в избу, и я помогу ему, поколь не придет Кудесница Купавая. Скорей! Скорей!

Липок и Знахарка Прозорливая возвращались из леса, когда увидели стоящих на улице Владу и Брата. И альвинка сразу поняла, что происходит, что-то неладное, ибо божество слегка покачивалось. Посему сподвижница царицы торопливо прибавила шагу, а когда узрела мгновенно появившуюся рани и вовсе побежала. Теперь уже не оставалось сомнений, юноша позволил себе, что-то весьма недостойное в обращение к госпоже. Знахарка Прозорливая не успела совсем на чуть-чуть, ибо пущенные и предназначенные только для юноши лучи должны были разрезать его грудь, а так прошли вскользь.

Присев подле потерявшего от боли сознание Братосила альвинка замерла, потому как услышала властно брошенное в ее сторону слово рани Черных Каликамов:

– Застыть!

И сподвижница царицы застыла, и не потому что боялась Кали-Даругу, поелику, как и все альвы испытывала к ней положенный, вложенный трепет и уважение, а потому что понимала это необходимо для объятого тревогой божества, под носом которого появилась кровавая струйка, вельми для нее плохой признак.

Ученик старшей сподвижницы на ее повелительный окрик откликнулся сразу и кинулся к себе во двор, что лежал несколько наискосок от места трагедии, звать помощь. Впрочем, оттуда уже бежали Граб и Миронег, а также спешил Батанушко от каковых также не ускользнуло нападение.

Подбежавшие ребята, на чуток бездвижно замерли подле лежащего товарища. А посем Граб стремительно сжал в кулаки свои мощные руки и негодующе проронил, направляя ту молвь в только, что укатившую зыбушу, вслед за которой полетела темно-серая Лярва и скорой поступью поспешила Сандхия:

– Гадина, да как она смела. Да, я ей!.. Я!..

Знахарка Прозорливая, не мешкая поднялась с корточек, и почти сравнявшись с юношей в росте, размахнувшись, достаточно крепко огрела его дланью по щеке так, что она у того заалела, как и текущая кровь с Брата, да не менее возмущенно дыхнула:

– Тупица! Сомкни свой рот! И не смей при мне сказывать такое на рани Темную Кали-Даругу! Не смей своим грязным языком касаться ее пречистого для всех белоглазых альвов имени! Да и вообще… – Теперь и ее белая кожа лица стала неотличима по цвету от горящей щеки Граба. – Сколько вам тупицы можно говорить, чтоб не тревожили госпожу своими мыслями и желаниями. Вот! Вот погляди, чего добился теперь твой товарищ! – Знахарка Прозорливая указала вытянутым пальцам на распростертого на оземи Братосила. – Тупица! – теперь она это точно прорычала и стала не ясно, к кому обращалась. Засим альвинка торопливо перевела взор на трясущегося и утирающего от слез лицо Липка и все также раздосадовано дополнила, – хватит ныть! Беги Липок к Вещунье Мудрой и Кудеснице Купавой и расскажи о произошедшем. Да скорей бестолочь, ты такая!

И юноша, торопко сорвавшись с места, помчался в направление капища и домов альвов, а Знахарка Прозорливая при помощи ребят перенесла истекающего кровью юношу в избу Батанушки. Уложив Братосила сверху на прямоугольный кухонный стол, застеленный для того чистой простыней, она принялась останавливать хлобыстающую с него кровь.

Глава тридцать четвертая

– Руку уже не удастся спасти, она купирована, – молвила Кудесница Купавая какое-то время спустя вышедшая из избы духа.

Она приняла от Батанушки чистый ручник, и, подойдя к царице, остановившись обок нее, принялась неспешно утирать руки.

– Может быть хоть как-то, все-таки правая рука, – участливо протянула Вещунья Мудрая.

Она лишь пару минут назад прибыла к избе Батанушки, ибо чтобы ее разыскать Липоку пришлось сбегать в лес, куда она уходила заниматься вместе с Рагозой.

Дотоль белое лицо царицы и вовсе будто поблекло, то ли она так была встревожена произошедшим, то ли и впрямь права оставалась Кали-Даруга, говоря, что альвинка захворала от усталости и пропущенного через нее зова лучицы.

– Нет, – тягостно качнув головой и отдавая хлюпающему носом Липку ручник откликнулась Кудесница Купавая. Сподвижница вельми строго взглянула на покрытое красными пятнами от пережитого лицо юноши и дюже строго молвила, – хватит рюмить, Липок. Иди лучше пригляди за своим товарищем, может понадобится помощь. Нечего стоять тут и хныкать, слезами горю не поможешь. – Парень рывком утер лицо ручником, сжимаемым в руках, и тотчас скорым шагом направился к избе. Сподвижница какой-то морг смотрела в сторону удаляющегося Липка, а после добавила, обращаясь к царице, – стрелица оррар вошла в плечо и предплечье. Локтевой сустав уничтожен полностью, там уже ничем не поможешь. Можно было бы обратиться за помощью к Трясце-не-всипухе и бесицам-трясавицам подвластным Димургам, оно как это в их возможностях создать новую конечность.

– Трясца-не-всипуха со своим приближенными и шерстнатыми днесь в Галактике Сухменное Угорье там идет проверка состояния систем, – чуть слышно отозвалась Вещунья Мудрая и горестно вздохнув, утерла лоб, ибо его ровная поверхность покрылась бусенцем пота, точно она захворала. – Но к ней можно было бы обратиться, если б то касалось госпожи, а не человека. Жаль, что возможности бесиц-трясавиц Расов из племени лисунов и водовиков в этом ограничены. Хотя мне кажется, нынче, никто бы не стал себя утруждать спасение руки человека. Тем паче он пострадал от рани Темной Кали-Даруги. Уверена не только Димургов бесицы-трясавицы, но и Расов узнав, что это произошло с мальчиком из-за гнева рани Черных Каликамов не стали бы ему помогать. Я уже не говорю о Зиждителях. – Вещунья Мудрая смолкла, в ее белых с золотыми всполохами света глазах нежданно блеснули крупные капли слез. С трудом, верно, подавив в себе возникшее тревожное состояние, она поспешно, вопросила, – а, как внутренние органы мальчика?

– Там более-менее… Ворожея Чарующая пояснила, что легкое не задето, – скоро отозвалась Кудесница Купавая и озабоченно оглядела царицу, ибо теперь все ее лицо усыпал ситничек пота. – Кости в ребрах я вправила, правда одно из них весьма пострадало, верхняя часть также отсутствует. Честно сказать, оррар, мальчик отделался незначительными потерями, все могло быть много хуже.

Из избы в кою только, что вошел Липок зараз вышли Знахарка Прозорливая и Ворожея Чарующая. И стоящий подле крыльца Батанушко дотоль изменяющий цвет лазоревых своих очей, а вместе с тем и весь окрас своего тела с яркого до почитай молочного, болезненно на них зыркнул. Сподвижницы царицы, узрев свою старшую, торопливо направились к ней, и, остановившись супротив, не менее озадаченно, чем дух, оглядели Вещунью Мудрую. В их белых очах днесь не только витали переплетения нитей, но и блистали крупные капли серебристых слез. Ворожея Чарующая самая полноватая из своих сестер, была не больно высокой. Лицо этой альвинки словно правильный круг, с какой-то мужской несгибаемостью, придавало ей сходство со Словутой, а небольшой вздернутый нос, толстые, плавной формы губы, и белые волосы, и вовсе точно роднили с сыном Дивного.

– Оррар царица ты ходила к рани Темной Кали-Даруге? – поспрашала Знахарка Прозорливая не сводя беспокойного взора с лица своей старшей. – У госпожи текла юшка из носа, я видела. Как он тупица ее огорчил, что сказал? – альвинка вопрошала у царицы, не столько требуя ответа, сколько просто желая высказаться.

– Нет, не ходила, – чуть слышно протянула Вещунья Мудрая, и суматошливо передернув плечами, теперь смахнула дланью с лица капель пота. – Как только Липок мне обо всем поведал, я поспешила сюда. Благо, что мальчик оказался смышленым и передал мне все тайно и мой ученик, как и иные ребята поколь не ведают, что произошло. Скоро прибудет в Млечный Путь Господь Перший. Зиждители ожидая его прибытия вельми тревожатся… Тревожатся, что Господь Перший может изъять у них божество. И намедни Зиждитель Огнь вызывал меня и Двужила к себе и велел нам беречь госпожу, тем паче она давеча болела. Зиждитель Огнь сказал, ежели рани Темная Кали-Даруга сумеет убедить Господа Першего, что божеству на Земле плохо ее изымут от Расов, так велел поступить Родитель. А госпожа только переболела, а теперь юшка из носа, и это впервые за такой долгий срок. – Золотые лепестки света на мгновение, похоже, переполнили белую склеру очей царицы, и, выплеснувшись на лицо, покрыли кожу округ глаз легкой желтоватой пятнистостью. – И это первый признак, что лучица сызнова стала подвижной. Кошмар! Какой кошмар! Представляю, что мне скажет нынче Зиждитель Огнь… Про рани Темную Кали-Даругу я и вовсе молчу.

Вещунья Мудрая перевела взор с лиц своих сподвижниц на горестно замершего подле крыльца Батанушки, и дух через миг крутнул своей головой сразу на сто восемьдесят градусов, а после также рывком развернув тело, направился к альвам. Вельми быстро миновав разделяющее их пространство, Батанушко резко застыв напротив царицы и меж ее двух сподвижниц, в упор зыркнул на первую.

– Почему мальчик приставал к госпоже? – наконец, озвучила свой спрос царица, обращая его в первую очередь к духу. – Разве не проводили беседы?

– Проводили, – немедля отозвался сейчас, точно растворившийся, в зелени растущих на огороде овощей, своим прозрачно-лазоревым телом Батанушко. – Вчера приходил к ним глава гомозулей и многажды раз повторял, чтобы не подходили к божеству. И я ноне тоже говорил. Но Братосил такой упрямый, коли чё надумает, не переубедишь его, – и голос духа туго затрепыхался.

– Ладно, – очень тихо произнесла Кудесница Купавая, – теперь пусть лежит и выздоравливает, твой упрямый Братосил. Я нынче буду дежурить у него ночью, а сейчас побудь ты, Знахарка Прозорливая. А там оррар царица составит распорядок, и по нему будем выхаживать мальчика, которому так несказно повезло.

– Оставь в покое царицу, – вельми властно отозвалась Знахарка Прозорливая, все то время беспокойно разглядывающая бледнеющую, или вспять покрывающуюся бусенцом пота Вещунью Мудрую. – Разве не видишь ей не хорошо. Я сама составлю распорядок. Оррар, ты сегодня пила прописанные мною снадобья. Ты вельми плохо выглядишь.

– Пила, – как-то неуверенно молвила Вещунья Мудрая, будто утаивала правду от своих сподвижниц, каковые после слов Знахарки Прозорливой и вовсе впились в нее взглядами. – Просто перенервничала, узнав о трагедии. – Она медленно развернулась с намерением уйти со двора и уже тронув свою поступь, добавила, – а теперь и впрямь схожу к рани Темной Кали-Даруге. Надеюсь, она меня примет… и не приметит моего состояния, будучи занятой тревогой о госпоже.

Кали-Даруга и Мина переодев девушку в ночную рубаху, уложили ее в ложе и накрыли сверху одеялом. Мина, поправив слегка задравшуюся с правого угла лазурного цвета простынь, подложила маленькую подушку под правую стопу юницы, и, поклонившись, вышла из опочивальни. Теплые солнечные лучи вливались в комнату, через два окна, одного узкого прямоугольного, а второго более широкого и усеченного с одного своего края, наполняя помещение легкой дымящейся голубизной, коя точно отражалась от розовых тканевых стен и потолка.

– Зачем ты меня уложила Кали в ложе, – недовольно проронила Влада и выгнула дугой свои полные губы. – Я чувствую себя хорошо. И мне уж так надоело все время лежать.

– Поколь полежите госпожа, – умягчено произнесла рани, присаживаясь подле широкого ложа девушки на свой табурет. – Я присмотрю за вами, и если будет все благополучно, поднимитесь. Примите купание в травах, вам надобно набраться сил. То, что пошла кровь не есть хорошо.

– Юшка пошла, – все тем же напоенным досадой голосом отозвалась юница, и, протянув руку дотронулась до звездочки лежащей на пятиугольном столике обитым сверху синим бархатом, обок кувшина в коем стоял букет луговых трав. – Потому как я вспомнила Першего, и уже было начала проводить обряд, но Брат его прервал… и… – Влада на маленько задумалась, как сказать о произошедшем в мягкой форме, чтоб не вызвать недовольство демоницы в отношении юноша, а погодя дополнила, – и начал говорить. А я не смогла собраться с мыслями. Давно такого не было у меня… Давно… А все потому что я очень… очень хочу увидеть Першего. – Крупные слезы, тотчас выскочив из глаз, оросили щеки девушки, и она громко хлюпнула носом. – Мне тяжело без него. Тяжело все время, – и вовсе прерывисто договорила она.

Кали-Даруга немедля соскочила со своего табурета, и, шагнув к ложу, крепко обхватила вздрагивающее тело девочки сразу четырьмя руками, плотно прижав к своей груди. Демоница очень хорошо понимала Владелину… Владелину… плоть и живущую в ней лучицу, так как и сама была привязана к Першему, и, также сильно тосковала за ним, находясь тут… в Млечном Пути в окружении Расов и подвластных им созданий.

– Не плачьте, не плачьте дражайшая госпожа, – нежно пела она в ухо девушки и голубила перстами кожу, тем самым снимая всякое напряжение и прекращая поток слез.

В комнату бесшумно вошла Рати, неся на блюде еду и положенное для госпожи лекарство. Кали-Даруга все также ласково оглаживая и целуя ее кожу подушечками пальцев, напоила девочку вытяжкой и сама накормила из ложечки супом из говядины и рябчика, словно малое дитятко. Демоница часточко кормила Владу. Ибо в присутствие рани, та всегда чувствовала себя ребенком, каким-то беспомощным, слабым… Засим Кали-Даруга утерла юнице губы и лицо влажным ручником, уложила на подушку, подпихнув под руки и ноги края одеяла, и вышла. А девушка незамедлительно сомкнула очи на оные после вытяжки, в целом, как и на всю плоть, навалилась тягость, и уснула.

Демоница меж тем в коридоре передала блюдо Рати, и неспешно спустившись по лестнице вниз, прошла в залу. На ходу повелев стоящей подле проема в комнату Кишори, которая хоть и не прошла испытания и не получила звания старшей, но была дюже старательной и всегда находилась на особом счету у Кали-Даруги, отправляться на дежурство к божеству. Рани Черных Каликамов медлительно вошла в помещение залы, и, дойдя до широкой, стоящей углом к двум стенам тахте, степенно на нее присела, подложив под спину боляхную подуху и на малеша замерла, сомкнув очи. В ее серебряном венце, полосой проходящем по голове и возвышающимся округлым гребнем со скошенными рубежами над лбом, в тончайших переплетениях золотых, платиновых нитей, яро засияли синие сапфиры, словно перемигиваясь с каким-то далеким иным источником передавая аль вспять принимая информацию.