Текст книги "Коло Жизни. Зачин. Том второй"

– Я хотела, чтобы их поправили, но Кудесница Купавая отговорила, – отозвалась Вещунья Мудрая, теперь полностью обретя себя, потому убрала с лица, слетевший туда локон волос, заправив его за ухо. – Сказала, что перста лучше не трогать, чтобы не причинять лишней боли. Тем более, это вы рани Темная Кали-Даруга, знаете из нашего доклада, клетка Зиждителя Дивного не помогла.

– Нашла мне авторитет… Кудесницу Купавую, – теперь демоница заговорила гневливо, но то негодование не распространялось на царицу, а лишь на ее сподвижницу. – Надо было настоять… настоять… Кто ты, каковы твои знания. И кто такая эта некумека Кудесница. Много ты ей позволяешь, больно из себя строит мозговитую, а у самой мозгов тех и знаний мышь наплакала. Ладно, будет про эту кулему. Словом пальчики надо поправить… Пришлешь ноне эту башковитую неудаху ко мне и я ей поясню, коль сама не умеешь, кто ты и кто она. – Теперь всю досаду в целом на альвов Кали-Даруга решила излить на сподвижницу царицы, по-видимому, опасаясь за здоровье последней. – И что она вообще должна сделать. Ибо у госпожи к вечеру болят не только пальчики, но и в целом вся стопа. Сие просто она не умеет жаловаться. Привыкла терпеть, так как все эти годы не больно кому была нужна. Только духу, каковой как мог, так и заботился, и я ему за то благодарна. В целом ему должны быть благодарны все, не только альвы, гомозули, но и Боги. Так и теперь последнее… Нужен совет по поводу сердца госпожи. Посему пусть вечером придет Травница. С таковым сердцем госпожа долго не проживет, а бесиц-трясавиц нет смысла вызывать ежели вы тут, – казалось, демоница выплеснув все недовольство на царицу и ее племя, в целом, неизвестно по какой, причине в ней накопившееся, успокоилась и оттого молвила уже много ровней. – Почему вы не поили госпожу златцветом?

– Златцвет растет лишь на Арибэлле в Галактике Синее Око… Это подарок Бога Асила к рождению первой системы в ней нашему Отцу Зиждителю Седми, – проронила Вещунья Мудрая, а узрев, как туго дернулись черты лица Кали-Даруги, досказала, – но вы о том итак ведаете. Златцвет не кому было привезти, хотя я говорила о нем Зиждителю Небо.

Царица альвов резко смолкла, поелику была не в состояние пояснить, что на тот говор Бог Небо всего-навсе отмахнулся, так как считал, что проблемы с сердцем у девочки не столь существенны. Однако то, что хотела скрыть Вещунья Мудрая враз поняла рани и внезапно дюже ретиво сомкнула третий глаз во лбу, словно страшась испепелить свою собеседницу. А миг спустя ее кожа на лице и оголенных руках покрылась сине-зелеными пятнами.

– Ох! – дыхнула она так, точно зарычал гневливый дикий зверь. – Ох! Этот Зиждитель Небо… Жаль, что Господь Перший не установил связь с Родителем… Я б тогда… тогда, – по-видимому, Кали-Даруга должна была тогда получить разрешение от Родителя на испепеление его сына. – Ладно с златцветом решим, – погодя дополнила она. – От тебя же Вещунья Мудрая потребуется всего-навсе Травница… И да вот еще, что, – демоница медлительно отворила третий глаз и необоримо властно сказала, – поколь я отменяю свои требования к белоглазым альвам о недопустимости посещения моего жилища. Не могу, конечно, молвить «добро пожаловать», одначе, вход в мой дом ноне для вас открыт.

Влада поцеловала Небо в щеку, и, поднявшись с его колен, на каковых все то время просидела, спустилась вниз. Вернее ее спустил Зиждитель и поставил на пол. Девочка не торопко направилась к завесе, однако, так и не дойдя до нее, остановилась и медлительно провела носком сандалии по глади пола.

– Что, моя драгость? Что случилось? – бас-баритон Небо, как всегда звучал полный попечения.

– Хотела… спросить, – тихо протянула себе под нос юница, и неспешно, как любил старший Рас, развернулась к нему. – Только ты не серчай на меня.

– Что ты, моя дорогая девочка, – отозвался и вовсе мягко Небо, страшась спугнуть спрос Владелины, и качнул головой, на которой ноне не было венца, отчего по его курчавым, золотым волосам пробежало легкое дуновение, шевельнув там каждую кудерьку. – Я так рад, что ты оправилась от болезни, так рад тебя видеть… Я не позволю себе тебя огорчить. Спрашивай, моя милая.

– Хотела спросить и попросить, – и вовсе чуть слышно произнесла юница и отвела в сторону от лица Бога взгляд, воззрившись на стены и немедля ощутив желание сунуть сквозь ту зеркальность пальцы. – Знаешь дар Стыня кроме тебя, Седми и Дажбы никому не понравился, – пояснила она и провела перстами по камушку в бровке. – Все говорили, тебе нравится и то хорошо, а Воитель и вовсе сделал вид, что не увидел.

– Я им всем сделаю замечание, всем и особенно Воителю, – ласково улыбаясь девушке, дыхнул старший Рас. – Разве можно тебя, наша драгоценность, так огорчать.

– Нет, я не к тому, чтоб ты им делал замечание, – молвила Владелина и сделала несколько степенных шагов в сторону Зиждителя. – Я просто решила теперь попросить, – и взволнованно потерла ладошки, оные в морг вспотели. – Хочу одну вещь, но ежели ты не позволишь… тогда…

– Говори, говори моя любезная, – понудил девочку Небо и вновь качнул головой, отчего днесь замерцали волоски на его голове, в усах и бороде подсвеченные золотым сиянием кожи.

– Ты, видел у Кали кольцо в ноздре, – в конце концов, много бодрее и громче отозвалась Владелина и показала перстом на левую ноздрю. – Хочу такое же… только, чтобы там был вот такой камушек. – Она торопливо вытянула с под рубахи цепочку Златовласа и показала смарагд. – Такой же зеленый, если ты, конечно, разрешишь.

– Колечко… такая мелочь, конечно, разрешу и сам распоряжусь. Поелику в свое время… много, много раньше именно я и подарил Кали-Даруги, таковое колечко. В благодарность, – Бог, начав толкование, нежданно резко прервался, вроде поперхнувшись своей речью. Он вдруг туго вздохнул, и его небесно-голубые очи, как показалось девочке, на малость остекленели. – А ты, молвишь о своем желании Кали-Даруге, – спустя пару минут дополнил Рас, явственно справившись с собственной слабостью, – и она все устроит, – досказал Небо и кожа его лица и вовсе заярилась золотыми переливами, особенно насыщенно смотрящимися на фоне белого сакхи и бело-дымчатой поверхности кресла. – И поверь, моя бесценная, более никто не подумает о своем недовольстве.

Девочка радостно хлопнула в ладоши и неспешно направилась к старшему Расу, на ходу вельми полюбовно сказав:

– Ох, какой ты, Отец… самый лучший.

Бог немедля, стоило юнице подойти к нему, подхватил ее подмышки, и, подняв, прижал к груди. Нежно, полюбовно он облобызал макушку головы Влады и широко просиял улыбкой… Ибо Небо был достаточно привязан… привязан не столько к плоти, сколько к бесценной лучице составляющей ее естество, саму суть… не человеческую, а ноне… сейчас лишь божественную.

Глава двадцать восьмая

В ближайшую неделю, впрочем, девочке не удалось прогуляться по поселению и повидаться с теми, кого она любила и с кем была дружна. Ей даже не удалось узреть Бога Дажбу, хотя Влада знала, что он прибыл в Млечный Путь, нарочно чтобы встретиться с ней. А все потому как в тот же вечер, после возвращения из капища, та самая некумека, кулема и неудаха, как выразилась рани Черных Каликамов, Кудесница Купавая по первому молча выслушавшая от демоницы об ограниченности собственных знаний и умений, принялась ее лечить.

Для того юницу, напоив горькой и единожды жгучей, опалившей не только уста, но и всю глотку, настойкой, уложили в зале на кушетку. И Кудесница Купавая поправила ей на правой ноге четыре сломанных и уже давно сросшихся, но всегда отдающих болью пальца. Тот перелом она получила несколько лет назад, когда вместе с Грабом лезла на дерево. Тогда жаждая обогнать соперника, и первым добраться до воткнутой в ствол древа стрелы, они вдвоем взобрались на ветку. Та нежданно тягостно качнувшись, хрустнула, и обломилась, и оба ученика гомозуля рухнули на оземь. Граб при этом вывихнул правую руку, а Влада сломала пальцы на ноге. Однако Двужил не принимающий никаких стонов и жалоб, враз своим окриком поднял ребят на ноги, повелев добыть стрелу. И если Граб смог, преодолевая боль в руке, то содеять, то девочка просто не сумела, потому как ей не удавалось опереться на опухшую ногу. Пальцы весьма долго заживали и так как Выхованок, не мог вправлять кости, а лишь прикладывал к пальцам травы, и поил свою вскормленницу какими-то отварами, срослись как попало. Нога все время доставляла хлопоты девочке, но она, как правильно отметила рани привыкшая терпеть, никому о том не говорила.

Поправив кости, Кудесница Купавая наложила в том месте вельми твердое, серое вещество, оное плотно обхватило и сами пальцы, и часть стопы так, что ими было неможно пошевелить. А Сандхия и Мина растерли маслом кожу на ноге до колена, пояснив девушке, что таким образом ее не будет беспокоить боль. После того как Кудесница Купавая сопровождаемая поучениями Кали-Даруги о правильности поведения и четком понимании кто есть она, а кто Вещунья Мудрая, ушла, в залу вступила Травница Пречудная. Эта сподвижница пришла осмотреть девочку.

Теперь Владу вновь уложили на кушетку, на правый бок, предварительно сняв рубаху. А Травница Пречудная разместив правую ладонь на ее спине подле лопатки, левую подсунула под грудь и глубоко вздохнув, замерла. Застыла и юница, ибо она знала, что сейчас произойдет, потому как сподвижница царицы проводила такой обряд раньше, по велению Вещуньи Мудрой.

Густая пелена проплыла пред очами девочки, лишь послышались мощные удары сердца в груди, будто оно отскакивало от ладоней альвинки и тягостно покачивалось. Такое состояние длилось не долго. И, похоже, от него Владелина, захлебываясь трепыханием собственного дыхания, потеряла сознание. Когда же она пришла в себя, и глубоко вздохнув, ощутила замершее биение сердца в груди, поняла, что лежит на спине, обряженная в ночную рубаху, а Сандхия поит ее весьма сладким, медовым зельем.

– Да, – послышался нежный, чистый голос Травницы Пречудной. – Для госпожи златцвет будет спасением. Я о том уже говорила оррар царице.

– А, что насчет вмешательства Ворожеи? – очень властно вопросила рани Черных Каликамов.

– Если будет златцвет, вмешательства Ворожеи Чарующей не понадобится, – немедля отозвалась сподвижница царицы.

Обе женщины стояли в нескольких шагах от кушетки и зорко следили за очнувшейся девочкой и поившей ее демоницей.

– Скажи мне, что для госпожи будет лучше, абы, как можно скорее убрать признаки болезни. Так как для наших занятий надобны все силы госпожи, – произнесла рани и единожды мощь в ее гласе перемешивалась с вниманием, несомненно, она уважала знания альвов.

Сандхия меж тем допоив девочку зельем немедля склонившись, покинула залу, вслед дотоль пропавшей в проеме Миной. Травница Пречудная с теплотой обозрела юницу и нежно ей просияв, участливо молвила:

– У госпожи был врожденный порок сердца, эта мутация была присуща женскому роду зекрийцев. Когда поправляли гены в космическом хуруле Зиждителя Дажбы, это выяснилось. Из доклада бесиц-трясавиц, оный мы вам рани Темная Кали-Даруга представили, явствует, что госпоже еще на хуруле делали пересадку органа, а после довольно-таки долго держали в кувшинке и она поправилась. Однако тяжелые физические занятия с гомозулями, сызнова подорвали ей сердце. Я бы не советовала вмешательства… не только то касаемо Ворожеи Чарующей, но и вообще вмешательство, если есть возможность пропоить златцветом. Потому как любое вмешательство вызовет продолжительное восстановление сил, и, тогда занятия придется отложить.

– Все ясно, – отметила Кали-Даруга, только альвинка смолкла. – Значит, будет златцвет.

Рани Черных Каликамов опять же стремительно замолчала, и поспешила к девочке, которая полностью обретя себя, принялась шевелить руками, а потом и вовсе поднявшись с кушетки, села. Демоница приблизившись к кушетке, полюбовно огладила взлохматившийся хвост волос Влады книзу и добавила, обращаясь к сподвижнице царицы:

– А поколь прибудет златцвет…

– Поколь, – не мешкая, подхватила Травница Пречудная и ее мягкие черты лица, словно юницы живописались особой лучистой красотой. – Будем поить госпожу настоем из цвета молодильников и сердечника, как делали до этого. Я все принесла и расскажу.

– Сандхие… Все расскажешь Сандхие, – на едином вздохе молвила Кали-Даруга, прекращая тем разговор с альвинкой.

Сподвижница царицы низко поклонилась и было уже покинула комнату, когда ее остановила в проеме рани демониц, вельми как-то неоднозначно, отметив:

– Травница, – она чаще именно так… коротко звала альвов, тем точно подражая Богам, в частности Небо. – Передай от меня вашей разумной Знахарке, что у Вещуньи явственно наблюдается нервное истощение, и ей необходим отдых. И пусть пропоет ее успокоительными настойками. Не хватало, чтоб ваша царица днесь, на чужой планете, захворала. И вообще, до чего же вы альвы сушняки… Нешто не видно, по состоянию вашей старшей, что у нее нравственная усталость. Нешто неможно как-то помочь… дать отдохнуть. Словом передай мое негодование Знахарке, и коль не предпримет в отношении Вещуньи лечение, и та будет в том же состоянии, я непременно… Слышишь, непременно, о том доложу моему мальчику Господу Седми, а теперь иди, нечего тут проход занимать.

Травница Пречудная, дотоль стоявшая недвижно в проеме двери, при последних словах Кали-Даруги резко оглянувшись, с нескрываемым теплом оглядела ее и широко просияв, торопливо кивнув, немедля пропала в коридоре.

– Пойдемте, дражайшая моя госпожа, вам надобно отдохнуть, – меж тем протянула рани Черных Каликамов, и, подхватив на руки девочку, направилась с ней вон из залы. – Я вас отнесу наша достославная, бесценная госпожа.

Глава двадцать девятая

Наутро Владелине не позволили подниматься. Точнее Кали-Даруга, как это умела она одна, убедила юницу воздержаться от движения, чтобы полностью восстановились пальцы, с каковых поколь не сняли твердого материала, теперь напоминающего по виду высохшую глину. Когда девочке сызнова натерли больную ногу до колена маслами, накормили и обрядили, рани самолично на руках отнесла ее вниз. Они спустились по лестнице, и, пройдя через дверь, что лежала супротив входной, вроде прячась под ступенями, вошли в небольшой садик. Невысокие деревца березы, колышущие листвой, скрывали своими рыхлыми повислыми кронами большую часть солнечных лучей, создавая внутри садика легкий сумрак и прохладу. По дорожке, усыпанной мелкими камушками, рани отнесла девушку вглубь садика к плетеному креслу, изготовленному из широких, гибких ветвей с высоким ослоном, округлыми подлокотниками и мягким сидением, слегка удлиненным так, чтобы на него можно было положить вытянутые ноги. В нескольких шагах оттого кресла поместился овальный прудик, ограненный по краю плоскими голышами и поросший плетущимися травами. Водная гладь в пруде почти не трепыхалась, инолды по ней пробегали круги, и то лишь тогда, когда на нее усаживались зелено-голубые, крупные стрекозы. Справа и слева от кресла и маленького табурета для рани, а также с обеих сторон от дорожки росли разнообразные по форме и краскам цветы… Можно молвить, даже ковры цветов таких ярких, насыщенных цветов и ароматом, меж соцветиями коих порхали бабочки, пчелы и шмели.

Этот садик был удивительным по красоте, созданный силой духов, и скорей всего духов Асила, несомненно, по замыслу Кали-Даруги. Ибо под деревьями не росли кустики, не лежали ветви аль листья, а вспять почитай впритык к стволам подступали травы, походившие на пухлые подухи мхов, всевозможных полутонов от желтого до бледно-голубого. Сами травы не имели длинных отростков, а были комкообразно собранные, однако, на них явственно просматривались крошечные листочки, а порой и махие капельки цвета.

Кали-Даруга посадив Владелину на кресло, прикрыла ей ноги сверху легким покрывалом и нежно просияв, ушла. Девушка долго смотрела на чудные цветы, колыхающие листвой повислые ветви берез, на проглядывающее через кроны небо. Она наслаждалась чуть слышимым жужжанием пчел, неспешным перелетом с цветка на цветок разноцветных бабочек, переливом серебристого пения соловья и постепенно… мало-помалу, как то говаривала демоница, набиралась сил… И также медленно выздоравливала ее основа, естество, божественная лучица, ощущая не только умную заботу, но и столь необходимое одиночество, когда плоть могла услышать божество, когда Владелина единилась с Крушецом. А позадь кресла стояла незримая им обоим Лярва оберегающая своими способностями их жизни, покой, общение и при том мгновенно передающая рани Черных Каликамов все тревоги божества.

Вскоре в садик к девочке пришла Вещунья Мудрая, вызванная для общения с ней демоницей. Кали-Даруга пред тем как впустить царицу белоглазых альвов в садик, встретилась с ней в своей зале, где она как влиятельная особа восседала на тахте. Вельми долго и придирчиво она какое-то время разглядывала склонено-замершую пред ней Вещунью Мудрую, а после вопросила:

– Ну, что? Как самочувствие?

– Все хорошо, рани Темная Кали-Даруга, – негромко протянула в ответ царица альвов и на мгновение вздев голову зыркнула в лицо демоницы.

– Все предписания Знахарки, чтобы выполняла, – вельми властно произнесла рани, точно тот разговор касался не здоровья альвинки, а здоровья девочки. – И обязательно отдохни… Иначе более не позову к госпоже, недопустимо, чтобы она видела тебя в таком загнанном состоянии, чтобы тревожилась еще и по этому поводу. – Голос Кали-Даруги все время толкования переходил с мягкости на авторитарность, ибо она одновременно жалела и серчала на царицу. – Ты же понимаешь, Вещунья, что зов и видение, каковые лучица пропустила через тебя, не могли не оставить последствий. И если уникальное наше божество сумело спасти тебя от гибели, то в любом случае… В любом случае надобно подстраховаться… даже если кажется, что все поколь со здоровьем благополучно. – В целом из данной речи становилось не ясным, либо Кали-Даруга и впрямь беспокоилась лишь о Владе, и посему о том толковала, либо ей не безразлично здоровье Вещунье Мудрой, а озвученное ею раньше негодование к альвам напускное, под которым она скрывает истинное свое отношение к этому племени. – Если не будешь выполнять указанного мной и прописанного Знахаркой, я сообщу о твоем состоянии мальчику Господу Седми и потребую, чтобы тебя. Лично тебя переправили на Арибэллу для лечения. Так, что дотоль оставь покуда все свои дела… всех этих детей… гомозуль… духов. По поводу улучшения быта госпожи пусть тревожится Знахарка, а ты отдохни и пролечись. Абы потом не было обид на меня, что я-де тебя с Земли выслала… Понятно я говорю?

– Вещунья Мудрая, а почему ты раньше меня так не называла? – вопросила девочка, явно недовольная тем, что в их отношение теперь вмешалось не только величание, но и вельми уважительное обращение. – Мне оно не очень приятно слышать, особенно из твоих уст.

– Боги скрывали от остальных живущих в поселении, что вы госпожа, – незамедлительно пояснила царица. – Потому запретили мне звать вас как положено по закону. И я весьма оттого изводилась, ибо не должно лучицу звать никак по-иному кроме как госпожа, то предписано законом.

Вещунья Мудрая придя в садик, после диалога с Кали-Даруги, а вернее сказать монолога, присела на табурет и долго смотрела, не скрывая теплоты и радости на девочку. Она ласково гладила юницу по волосам, целовала в щеки и очи… в целом ощущая удовлетворенность от столь благоухающего ее вида.

Бережным движением руки, альвинка сняла с большого голубого цветка, у которого тонкими, изрезанными по краю зигзагами смотрелись лепестки, маленькую с лазурными крылышками бабочку. И медлительно протянула перста, на оном создание восседала, к лицу девушки.

– Красивая, – восхищенно оглядывая трепещущие крылья бабочки, проронила Влада, не смея тронуть это дивное творение. – А зачем Боги скрывали, что я лучица? Не хотели, чтобы Асил знал обо мне? – Царица торопливо кивнула, не желая пояснять то в чем и сама не очень разбиралась. – А я знаешь, – дополнила девочка и улыбнулась, узрев, как от легкого покачивания руки альвинки с перст слетела, и, запорхав, закружила подле нее бабочка. – Я так хочу прикоснуться к Асилу. Хочу, чтобы он меня обнял и прижал к груди. И коли б он попросил, я бы непременно у него погостила… как у моего дорогого Першего.

Перший… уж если кто и был Расам соперником это конечно не Асил, а именно старший Димург. Небо ощущал тягу, зависимость лучицы, не столько плоти, девочки, Владелины, сколько лучицы, Крушеца к своему создателю. Ведь не зря Влада так и не смогла уловить величания лучицы из уст старшего Раса всяк раз при том впадая в транс и тотчас откликнулась на зов Першего. Потому Небо и не соглашался на наставника для Влады. Думая, что коль все эти лета юница и в целом лучица смогли прожить без оного, все эти лета когда не кому, было позаботится, окружить вниманием и любовью, то ноне когда все для того создано в нем не будет нужды. Однако, нужда в наставнике, мастере, демонице была. Небо просто не ожидал аль не приметил, что лучица больна… Ее малое влияние на плоть было первым признаком болезни, или как сказала Кали-Даруга надлома. И сие просто не поняли, а не поняв, чуть было не сгубили… лучицу самого Бога Першего, первого сына Родителя. Днесь старший Рас жаждал оправдаться и может не столько перед Родителем, Першим, своей печищей, сколько в первую очередь перед самим собой. Ведь не зря говорят люди, лишь малые крохи, крупинки этой Вселенной: «Совесть без зубов грызет». Может не совсем точное понимание совести в отношении Творца систем, но, что такие переживания были близки Небо, однозначно. Потому, когда Кали-Даруга на следующий день после осмотра девочки, пришла в капище и потребовала для нее златцвета, старший Рас почитай не колебался. Рани Черных Каликамов даже не пришлось просить, убеждать, она только сказала, что вмешательство в плоть Ворожеи вызовет долгое восстановление из-за надломленности самой лучицы.

– Днесь любое… любое вмешательство не важно альвов, бесиц-трясавиц аль иных существ может вызвать повторное заболевание лучицы, потому, – пояснила Кали-Даруга и не столько Небо, сколько Огню и Дажбе, оногдась прибывшим с дольней комнаты космического хурула. – Ноне спасением для плоти… спасением и продлением ее жизни будет златцвет. Он будет мало-помалу нормализовать состояние работы сердца, уберет вновь образовавшийся дефект крупных сосудов и госпожа вмале сможет приступить к занятиям столь необходимым для лучицы. И думаю, это произойдет, как только госпожа пропьет первый курс златцвета. Только не надобно тянуть с его доставкой и он должен прибыть в свежем виде, посему желательно, чтоб его перемещали Боги.

– Хорошо, – ответил Небо, направляя ту молвь на демоницу, хотя она делала вид, что не слышит его, и не желает с ним толковать. – Я сам перемещу златцвет, поелику ноне вблизи Синего Ока никого нет. Дивный в Галактике Отлогая Дымнушка, Воитель в Блискавице, а Словута только, что отбыл в Золотую Галактику Огня. Можно было бы попросить Седми, но он направился к Велету в Становой Костяк, и это за столь долгий срок их размолвки. – Бог резко смолк. А все потому как торопко повернувшая в его сторону голову Кали-Даруга, по-видимому, жаждая испепелить Небо, так на него глянула двумя своими очами, что чернота в них вмиг покрылась золотыми переливами света. И то благо для Зиждителя, что за его креслом стоял Дажба, чье присутствие однозначно удержало рани от озвучивания своего негодования. – Это я так, просто сказал, – вельми скоро молвил старший Рас, узрев плохо скрытый гнев демоницей. – Сказал же, сам принесу… Сам… прямо ноне и отправлюсь… ноне.

Кали-Даруга медлительно перекатила желваки на лице и самую малость качнув головой в сторону Огня, вельми ретиво развернувшись, покинула залу. Небо еще немного смотрел в сторону пошедшей завертью завесы в стене, оная поглотила рани, а после, легохонько просияв, точно чему-то своему, произнес, обращаясь к младшему сыну:

– Интересно, а бесицы-трясавицы, – протянул он и прикрыл очи так, что там осталась лишь тонкая голубая полоса. – Что поправляли гены детей в хуруле, не видели, как болен ребенок?

– Видели, – вельми тихо, вроде виновато, отозвался Дажба и его венец схожий с усеченным конусом, плоским днищем помещающийся на голове, и имеющий приподнятое не менее плоское навершием приобрел багряный цвет. – Лисуны и водовики мне сказывали о том, что ребенка надо лишить жизни. – Бог туго вздохнул, судя по всему, вновь переживая тот вердикт бесиц-трясавиц. – Сказали, что этот дефект в сердце даже если поправить в любом случае даст о себе знать много позже, поелику он прописан в кодах. Что сама плоть не годная для жизни, не жизнеспособная. Но я был так привязан к ребенку, сам не знаю почему, и повелел оставить его в живых. Повелел водовикам сделать замену органа… Я, Отец, как только увидел Владу, так сразу к ней прикипел, посему прослеживал ее жизнь с самой нашей первой встречи. Помню я тогда вошел в гнездилище и сразу обратил на нее внимание, мне даже показалось, девочка своим сиянием поглотила все пространство кругом меня. А после… потом я все сделал, чтобы у Владушки были лучшие условия жизни и лечение. Хотел было даже отдать ее Батанушке на воспитание, но после передумал, ибо она привязалась к Выхованку, и я не стал их разлучать.

– Это, несомненно, на тебя оказала влияние лучица и видимо Родитель, – мягко молвил Небо, и, протянув руку, погладил тыльную сторону длани младшего сына, пристроенную к нему на плечо. – Судя по всему, Родитель делал все, что спасти девочку от гибели и единожды до времени не раскрыть того кто в ней таится. А может… просто я такой невнимательный к вам Отец. Мне надо было уже давно обсудить с тобой ту привязанность и прощупать ребенка. И мы давно б знали, что в человеческой плоте обитает лучица. Никогда себе не прощу, что не стал прощупывать Владу, когда на нее напал энжей и я впервые на нее обратил внимание. Вот в шаге от меня лежала такая драгоценность, а я пренебрег ее сиянием. Хотя зрел… зрел, что свет ее не такой, как у сияющей первой искры. А после те занятия с гомозулем, такое недомыслие с моей стороны. Сколько отобрано сил, здоровья у плоти. Такой мощный надлом у лучицы. Как вообще я мог быть таковым глупцом. Благо, благо, что Перший настоял на Кали-Даруге. Вряд ли ее сестры смогли спасти лучицу, и она, очевидно, погибла бы. – Бог на малеша смолк, и враз потухло не только сияние его лица, движение Солнечной системы в навершие венца, но и побели оба сына: Дажба, стоящий позади и Огнь, сидящий в кресле справа. – Я бы себе того тогда не простил.

Вещунья Мудрая ласково поцеловала девочку в припухлую щеку и нежно улыбнувшись, произнесла:

– Вы так ожили после болезни, госпожа. Рани Темная Кали-Даруга умеет ухаживать за лучицами. Я так рада, что она тут, подле вас, – она миг помедлила, а после дополнила, – это велел вам передать Зиждитель Небо.

Царица медленно поднесла сомкнутую в кулак руку к девочке и резво раскрыла его, и на белой, как и в целом кожа альвинки, ладони оказалось лежащее золотое колечко с искусно ограненным вставленным в него изумрудным камушком.

– Ох! какая красотища! Как я и хотела! – довольно дыхнула Влада и взяла с белой длани царицы подарок Бога, широко при том засияв.

Вещунья Мудрая нежно прикоснулась к берилу в бровке юницы и дюже благодушно отметила:

– Мне очень понравился дар Господа Стыня. Как и вообще очень нравится Зиждитель Стынь и все Димурги, и вы зря тревожились по этому поводу, госпожа. Просто тогда вы у меня спросили, почему альвы такое не носят и я пояснила. Но, вы, госпожа не альвинка и коль вам нравится, не должны обращать внимание на традиции иных существ. Ведь Зиждитель Седми вам о том сказывал.

– Сказывал, – кивая, отозвалась Владелина и провела кончиком перста по многогранному изумруду. – Знаешь, Вещунья Мудрая кроме него, Небо и Дажбы дар Стыня не кому не понравился, я это почувствовала. А Дажба мне тогда сказал, что хотел бы и себе такой камушек, но его желание вряд ли одобрят иные старшие Расы, потому он и не просит его у Першего, – и Влада задорно засмеявшись зыркнула на улыбающуюся царицу. – Представляю себе, как бы на Дажбу глянул Воитель, коли б тот себе в бровь вставил такой камушек или усыпал им мочку, как порой делает Седми.

Девочка смолкла и внимательно посмотрела в лицо царицы, точно проверяя, ведает ли та о секрете своего Творца порой усыпающего мочку левого уха махими капельками бледно-синих сапфиров. Но Вещунья Мудрая, по-видимому, знала потому как легохонько качнула головой и немедля в левой мочке ее уха, висевший на продолговатой цепочке с ноготок каплевидный прозрачно-белый самоцветный камушек вспыхивающий в бликах огня всеми цветами радуги, порывисто качнулся вправо… влево.