Текст книги "Коло Жизни. Зачин. Том второй"

Вкрадчивый голос Седми изгнал всю смурь из юницы и вновь вернул прежнюю зависимость от Расов так, что нежданно захотелось увидеть всех Богов разком и ощутить жаркие объятия Огня.

Владелина порывисто сотряслась всем телом и глубоко, успокоено вздохнув, положила на плечо Зиждителя правую щеку, плотнее прижавшись к его груди всем телом.

– Я соскучилась… за тобой… Дажбой. Почему вы меня не встретили, когда я вернулась? – с горячностью вопросила она, и поцеловала ткань желто-златой короткой рубахи Бога.

– А ты хотела? – голубя волосы девочки, схваченные в хвост, вопросил Седми. – Хотела?

– Не знаю, – очень тихо ответила Владу, и, отстранившись от Бога, пожала островатыми плечами. – Мне кажется, я запуталась. Запуталась. Когда я была у Димургов я почувствовала… Нет! поняла! Да, поняла! Поняла, что родственна с ними… Особенно с Першим. Его руки, пальцы, когда он меня касался… Я хотела… хотела раствориться в нем. – Из глаз девушки потекли крупные слезы, она чуть слышно хлюпнула носом. – Точно руки его… пальцы, это и есть я… я. – Девочка рывком утерла текущие слезы и положив ладонь себе на лоб, дополнила, – что тут… тут живет нечто единое с ним… с ним с моим дорогим Першим… С ним, не со мной. И оно такое цельное, не подлежащее разделению. Потому я не могла, не хотела уходить. И не желал видеть этот зал, – теперь она очертила рукой полукруг. – Не могла, видеть эти белые стены и голубое небо. Но потом, когда я ушла из капища и прошлась по улицам. И увидела наше поселение, духов, альвов, гомозулей и мальчиков, я поняла, что все эти дни скучала, за этим миром и людьми коих люблю. Скучала за вами Расами… За всеми вместе и каждым в отдельности. Почему так со мной… почему?

– Потому как ты наша бесценная девочка, наша драгоценная лучица, – Бог ласково провел перстом по изогнутому носику юницы. – Самое дорогое, что есть на этой планете, в этой Галактике и во всей Вселенной для нас: Димургов, Расов, Атефов. Сейчас и далее. Всегда.

Седми нежным касанием дотронулся до фиолетово-красного берилла в ее бровке и нежно улыбнулся. Владелина же порывчато дернула головой в бок и торопко проронила:

– Я это не сниму, это мне Стынь подарил, оно мне дорого.

– А я разве заставляю снимать? – в голосе Седми прозвучало смятение и слегка заискрились его тонкие с молочно-золотистой кожей пальцы. – Что ты, никогда.

– Просто Вещунья Мудрая, когда увидела, – принялась пояснять все с тем же беспокойством девушка и сама огладила кончиком перста камушек в бровке. – Она явно.. Ей не понравилось это. А я спросила почему? Почему ей не нравится, и она тогда молвила, что такие вещи носят только Димурги и какие-то там создания… И еще краманы отпрыски Димургов, а альвы никогда, ибо у них иные традиции.

– Не краманы, а шаманы, – поправил девочку Седми, и теперь уже заискрилась вся его кожа, но днесь каким-то иным не обжигающими брызгами, а вспять нежно-ласкающими, теплыми. – Но ты не альв, ты человек. И ежели тебе хочется и нравится носи, поелику для тебя нет ничего запретного, тем более днесь… Да и потом, раскрою тебе свой секрет, я тоже одеваю нечто похожее.

Бог, дотоль придерживающий девочку левой рукой, перехватил ее правой, а сам меж тем перстами дотронулся до левой мочки уха. Он вельми плотно обхватил мочку и несколько раз энергично потер ее так, что под пальцами выступил легкий голубоватый дымок, а после также резко убрал от нее руку. И Влада увидела, что на мочке Седми ярко замерцали махими капельками бледно-синие сапфиры, украсившие ее по всему окоему.

– Ох! как красиво! – оценивающе дыхнула юница и погладила горячеватую на удивление поверхность каменьев. – А почему ты не носишь это всегда.

– Одеваю лишь по особому случаю, – отозвался Седми, слегка развернув голову, чтоб девочке было удобнее разглядывать его мочку. – Когда встречаюсь с Першим, Вежды и иными Димургами…

– Ты любишь Першего? – едва слышно вопросила Владелина и заглянула в ставшие почти голубо-серыми с синими брызгами по окоему глаза Бога, тот разком кивнул. – А почему живешь с Расами?

Черты лица Седми резко дернулись, и желваки на скулах заходив ходором купно покрылись золотым сиянием, точно собравшимся там сразу со всего тела.

– Так получилось, – это он также почитай прошептал, а после надрывно вздохнул. – Ну, а теперь насчет зова.

Бог явственно желал перевести разговор в иное более приятное для него русло.

– Зова? – изумленно вопросила Влада, по-видимому, близость Седми и Дивного сняли напряжение с нее и уняли тревогу по поводу Липка.

Потому девочка не сразу поняла, о чем толкует Зиждитель. Она какое-то время, молча, смотрела на него, порывисто плюхая ресницами и, судя по всему, стараясь вспомнить о своем зове. А Седми узрев данное затруднение, положив длань ей на голову, мягко произнес:

– Ты позвала меня, потому как, что-то случилось с мальчиком.

– Ах, да… Липок, – встревожено вскликнула Владелина и тотчас ощутила, как под ладонью Зиждителя затрещали ее волосы. – Седми я днесь загорюсь, – усмехаясь, сказала она, и когда Бог переместил горячую длань с головы на ее щеку, согревая тем теплом, вкратце пересказала ему все то, что еще недавно говорила Дивному. – Почему?.. Почему Небо не пояснил мне, что я нарушаю закон альвов? – закончила спросом она.

– Небо верно и не знал того… Не задумывался, – негромко отозвался Седми и медлительно опустил девочку на сидение кресла, проведя тыльной стороной длани по пшеничной своей бороде, всколыхав тем движением каждый волосок там. – Ты уходила к Першему и Небо было не до того. Не до какого-то там мальчика.

– Ну, как же так… Как же так ты говоришь, – негодующе протянула юница, и упершись головой в ослон перьевисто-облачного кресла воззрилась на Раса. – Как же так не до какого-то мальчика. Видел бы ты его Седми… Он весь посерел, осунулся. Как же можно так говорить, ведь Зиждители каждый миг приглядывают за своими детьми… за мной.

– Девочка моя, ты… Это ты, – тенор Седми зазвучал как-то весьма низко и он развернувшись неспешно стал прохаживаться по залу, как почасту то делал Дажба. – Не сравнивай себя и других людей. Мы Боги связаны с тобой и потому слышим тебя и все время приглядываем. Но другие люди совсем иное. Даруя им жизнь, мы оставляем им свободною волю выбора и право жить, как они считают нужным. Мы не вмешиваемся в путь, который избран отдельными али большей частью людьми, уважая тот выбор. Конечно до того момента когда этот выбор не становится гибельным, уничтожающим иных творений и в целом планеты. И конечно, Небо не обратил внимание на какие-то там тонкости связанные с твоей просьбой. Он не вдавался в подробности, не касался частностей. Ты попросила и он исполнил. Исполнил бы и я, лишь бы тебя порадовать, снять твою тревогу, ибо ты и так не часто о чем просишь. И меня мало интересует тот мальчик, или какой бы то ни было иной, потому как у меня очень много забот, дел и творений.

Седми во время своей речи медленно фланирующий вдоль залы поглаживал сапфиры в левой мочке, а смолкнув, остановился супротив кресла и девочка всполошено уставившись на него, увидела, что ухо его уже более не украшено камушками. Она гулко выдохнула, чувствуя единожды вину и перед Липком, и перед Седми, склонила голову да сжав руки в кулачки от обиды на саму себя, молвила:

– Прости Седми. Прости, что потревожила тебя и так кричала.

– Нет! Нет! – голос Зиждителя наново зазвучал высоко, словно он разом встрепенулся, заволновавшись за юницу. – Я не к тому сказал, чтобы ты просила прощения. Ты это иное… Твое дыхание, крик, видение касаются нас всех. Исполнить твою просьбу, прийти по твоему зову – это одно. Это не тяга, отрада. А думать о мальчике, иное… Одначе, так как тебя тревожит произошедшее с тем мальчиком, и чтобы ты о том не думала, не переживала, я ноне призову Вещунью Мудрую и Знахарку Прозорливую и разрешу данный вопрос. – Влада шибутно прижала сжатые кулачки к груди и торопко кивнула. – Только сие произойдет, – дополнил благодушно Седми, – ежели ты пообещаешь мне не вмешиваться в наш разговор, и, сидеть на кресле смирно, молча.

Девушка вновь кивнула, и тогда Рас вздел вверх левую руку и кончиком большого пальца провел по подушечкам всех иных четырех, отчего затрещали, захрустели, точно зачинающиеся огнем сухие ветви костра. Еще мгновение и из перст Бога выскочила ядренисто-оранжевая искра и резво направив полет в завесу махом прожгла в ней широкое отверстие и оттого на чуток показались далекие верхушки деревов обступающих извне капище. А искра вмале пропала, где-то в сереющем надвигающемся сумраком вечере. Отверстие еще малость казало заходящие лучи солнца, но невдолге затянулось желтоватой клубящейся дымкой. А на голове Седми венец в виде широкой, золотой мелко плетеной цепи замерцал рдяными переливами.

– Иногда, – пояснила Расу девушка, пронаблюдав то мгновенное движение искры. – Я не совсем могу собой руководить.

– Потому к тебе поколь и приставлена Вещунья Мудрая, – мягко отметил Седми.

Теперь он направил руку с выставленными перстами в сам свод и резко ею дернул, словно тем движением разрезал надвое клубящиеся в такой не близости белые плотные облака. И немедля огромный ком, оторвавшись от общей массы, полетел вниз и вдарившись об пол несколько левее сидящей Влады, вызвав круговую зябь волнения в зеркальных стенах, также стремительно приобрел форму кресла с высоким ослоном и подлокотниками.

– Разве это хорошо, что я не могу собой руководить? – прошептала девушка, не столько стараясь себя оправдать, сколько жаждая успокоения. – Мальчики могут… альвы, гомозули тоже, а я не всегда.

Седми не торопко направился к креслу, и также медлительно воссев на него, положив на пологие облокотницы руки, ответил:

– Для тебя сие нормально, естественно. Это не должно тебя тревожить. О том должны позаботиться мы, Боги, и коли Першему удастся убедить Небо, вмале тебе станет много проще жить.

– Седми, а почему?.. Почему я раньше, как мне кажется, могла с собой справиться, а потом… потом… После нападения энжея мне стало весьма сложно это делать, – Влада говорила свою молвь многажды прерываясь, вздыхая и потирая об рубаху потеющие ладошки.

– Нет, тебе только кажется, – все тем же ровным голосом с трепетным участием в нем пояснил Седми, и пронзительно всмотрелся в юницу, жаждая прощупать и не решаясь меж тем того делать. – Ты всегда была подвижной и порывистой, потому и не убежала тогда от энжея, как другие мальчики. Ты иная, самая лучшая и драгоценная. А теперь ты молчишь, а я все улаживаю, поелику пришли мои дочери.

Владелина стремительно кивнула и тотчас, как и велел Седми, плотнее вдавила спину и голову в ослон кресла. В завесе замерцали желтоватые сгущенные пары, и сызнова стал чисто золотым широкий обод на голове Бога, растеряв всякое сияние.

– А Перший, – прошептала девочка, теперь страшась все испортить, впрочем, желая поделиться увиденным. – Он сидит на каком-то совсем простом сидении, точно лавка только с ослоном.

– Это сидение называется трон… У Отца все всегда просто, – произнес Седми и широко улыбнувшись отвел глаза от девочки и уставился на входящих в залу альвов.

Глава четырнадцатая

В многоугольной комнате хурула, одним своим концом, крепко державшимся за спутник, Земли, Месяц, ноне клубящийся дымок был столь разрозненным, что напоминал легкий туман, плывущий всего-навсе в своде, и почти полностью рассеявшийся. Два массивных кресла, напряженно замершие супротив друг друга, были пусты, они хоть и смотрелись облачными, на этот раз явственно состояли из какого-то более плотного его состояния, посему серость в них, точно скомковала и саму поверхность. В помещении находился Перший, обряженный в серебристую рубаху до лодыжек с долгими рукавами, смотрящийся каким-то празднично-нарядным. Хотя шибутно шевелящая языком змея в навершие венца и само тревожно-напряженное лицо свидетельствовали о крайней степени его волнения. Старший Димург застывши, вглядывался чрез стекловидную поверхность стены в клубящуюся, вельми не близкую атмосферу Земли, вроде стараясь ее разомкнуть и увидеть беспокоившее его.

Нежданно в комнату, прямо-таки из самой стены, вошел Небо в золотистой рубахе, одначе, без своего венца. Его золотые, курчавые волосы до плеч как-то неестественно взъерошились вроде он только, что бежал и не успел посему их оправить.

– Что? – с тревогой в голосе вопросил Перший, лишь младший брат вошел в комнату.

– Ничего страшного, – отозвался Рас, и, направившись к одному из кресел, медлительно воссел на него. – Сие просто ее тревога. Дивный все уладил, благо он поколь не отбыл с Млечного Пути.

– Ничего страшного? – в гласе старшего Димурга прозвучало нескрываемое негодование, и он не торопко развернувшись зыркнул в упор на брата. – Ты считаешь Небо не страшным, что девочка так кричит… так кричит лучица… Считаешь не страшным, что обе они растрачивают свои силы… Силы каковые у плоти итак весьма ущербны? Что? Что сотворил там Седми? Как ее расстроил? Напугал?

– Седми ни при чем, она просто его позвала, – Рас молвил те пояснения столь тихо, точнее прошептав, не желая, по-видимому, вызвать еще большей досады старшего брата.

Впрочем, сие ему не помогло, ибо Димург так сурово на него глянул, будто выстрелил сиянием своих темных радужек, в один миг поглотивших всю склеру. А змея в венце Першего и вовсе широко раззявив пасть, явила бездонные черные недра собственного естества, по всему вероятию, жаждая сглотнуть такового провинившегося пред ее обладателем, Зиждителя. Возможно, поэтому волосы на голове Раса беспокойно замерцали, и махом опустившись, плотнее прижались друг к другу, приняв положенную им ровность.

– Небо, – малость степеннее молвил Перший. – Ты своими поступками, словами хочешь вызвать во мне досаду. Что за беспорядочность в твоем отношении к лучице. Неужели неможно создать условия? Предоставить девочке наставников?.. Я ее прощупал и хотел тебе сказать, дотоль, как она крикнула и напугала нас, что плоть не дождется приезда субклеточного материала. И вообще нет надежды, что рождение детей в людских поселениях как-то уберегут от гибели лучицу. Я явственно приметил, прощупывая ее, что лучица надломлена, и вельми часто отключается при волнении… Несомненно лучица больна, обессилена. Ты не выполнил того о чем я от тебя просил. Не взял для девочки наставника каковой бы научил ее справляться с горячностью, руководить мыслями и отрешаться от суеты. Каковой бы помог лучице, пронаблюдав ее состояние и проведя необходимое лечение. Вне всяких сомнений альвы уникальные творения, творения нашего бесценного малецыка, но они не призваны, они не предназначены для взращивания лучиц, ты это знаешь. Девочке нужен мастер уже давно… давно… Страшно даже подумать, что из-за твоего упрямства с моей милой лучицей может произойти тоже, что с лучицей Дивного, когда из-за твоей не сговорчивости мы все… Все, не только Расы, но и Димурги, и Атефы потеряли возможность рождения нового Бога. И если я не смог тогда настоять, не стал на тебя давить, не стал воздействовать через Родителя, хотя потом много раз жалел о том, то нынче я требую! Слышишь, требую! – И голос Першего наполнился мощью так, что змея в его венце густо засверкала зелеными очами. Вне всяких сомнений она желала сглотнуть Небо. Ну, или хотя бы прибольно куснуть, посему и защелкала зубами. – Требую, чтобы ты обезопасил от гибели девочку и мою лучицу. Я требую, чтобы ты принял, помощь от рода Черных Каликамов… требую! Иначе я выполню то, что мне разрешил сделать Родитель, коли ты не одумаешься, а именно заберу у тебя и саму девочку, и лучицу. – Старший Димург смолк на малеша и не столько, чтобы пришел в себя от той речи Небо, сколько, чтобы успокоилась змея в его венце, уже не раз делающая попытки напасть на младшего брата, и для того творящая махие выпады в сторону последнего. – Девочке нужен мастер, – вкрадчиво продолжил Перший, стараясь убедить брата в разумности своих слов. – Мастер, который умеет обучать, направлять, кто обладает способностями оберегать саму плоть. И, конечно же, знает, что нужно лучице, как ей помочь в случае хвори. Дорогой мой малецык, ну почему… почему, ты, сызнова упрямишься… ищешь выгоду… Какая, мой милый, в том может быть выгода, ежели лучица погибнет? Я предложил наставника еще год назад, точно чувствуя состояние лучицы, много раз присылал сие предложение затем… Но ты молчишь… Ни да, ни нет… А ведь я знаю, что и Дивный, и Седми на тебя также давят, требуя для девочки мастера… Ты, верно, не знаешь, но малецык летал к Родителю и жаловался на тебя. Сказывая, что собственной неразумностью ты губишь… губишь лучицу… И поверь мне, мой бесценный, это благо для тебя, что я узнав о той встрече, поспешил к Родителю, – полные бледно-алые губы Першего, слегка побелели, верно от воспоминания о встрече. – И смог убедить Его, что сам все улажу. Або Родитель желал незамедлительно отобрать у тебя лучицу, так как на удивление вельми за нее тревожится. – Лицо Небо, при упоминание Седми и Родителя, болезненно дрогнуло, на малость даже исказив его красоту так, что мгновенно угомонилась в навершие венца змея, похоже, почувствовав боль Бога. – Любезный мой, – теперь голос Димурга и вовсе стал мягок, словно он говорил с любимым и непослушным сыном, убеждая его не противиться отцовской воле. – Я прошу, прошу тебя принять помощь Каликамов, оная обеспечит жизнь девочки и поможет лучице в дальнейших ее жизнях. Наставница из рода демонов разрушит невежество человеческой плоти, поддержит порядок ее мыслей и желаний, освободит от томления. И главное, она научит лучицу и девочку правильно направлять зов и боль в космические пределы, тем самым защитит от разрыва связей меж нами.

Перший вновь замолчал и медлительно тронул свою поступь к креслу. Подойдя к его скомкованой, однако все же рыхлой спинке, он легохонько оперся локтями о его пологую перьевую грядушку и слегка вдавив в глубины ослона, воззрился внимательно-исследующим взором в лицо младшего брата.

– Что молчишь? – добавил он погодя, уже более требовательно. – Отвечай.

– Я подумаю, – едва слышно дохнул Небо и торопко отвел взор своих небесно-голубых очей от поглощающих в них все сияние глаз старшего брата.

– Нет, мой бесценный, теперь таков ответ меня не устроит, – незамедлительно произнес Перший и кожа его лица яро вспыхнула златым светом поглощая всю коричневу. – Не только меня… но и повторюсь Родителя. Теперь либо – да! либо – нет! И от этого ответа будут зависеть мои действия… Если да, девочка остается у Расов, если – нет, то как для меня не прискорбно, я сообщаю о твоем решении Родителю. Хотя поверь… поверь мне, милый малецык, вельми того не желаю делать. Но днесь, все на контроле у Родителя. Два раза вы прикладывались к девочке… два раза… Кувшинка тут не поможет… Бесицы-трясавицы тоже… Ты же понимаешь, сие надрыв связей самой лучицы и плоти. Тот процесс не остановить, его можно всего-навсе замедлить… И замедлить могут только демоны, и тогда, быть может, еще удастся продлить род плоти. Ибо Родитель сказал, что коли у девочки не будет детей, в новую свою плоть лучица сможет вселится лишь в род поболдырей, Он это прописал… А тебе, Небо, наверно не надобно говорить как сие опасно для лучицы… для нашей дорогой лучицы. Потому нам нужно, чтобы плоть родила ребенка, и проследить за появлением лучицы будет тогда много проще.

– Почему в поболдырях? – тотчас взволнованно проронил Рас, и днесь в упор взглянул на старшего брата.

– Я пред тобой не таюсь Небо, – в голосе Першего, звучало нескрываемое попечение, кое он всегда распространял не только на их общих сынов, но и на братьев. – Видишь, говорю все как есть, хотя мог скрыть. Так как это было молвлено Родителем только для меня. Одначе, я думаю о лучице и о нас всех. – Черты Раса чуть зримо дернулись и заколыхались золотые волоски на голове и подбородке, будто тронутые дуновением ветра. – Родитель знает возможности лучицы, видит ее уникальность… Видимо, меняя в ней предписания, Он ее основательно осмотрел. Скорее всего лучица была значительное время подле него. Очевидно Родитель желает ее сберечь, хотя бы таким образом от гибели… привязав ее и прописав рождение в поболдыревских родах, но это ежели у девочки не будет потомства. А теперь, что насчет моей помощи?

В комнате наступило отишье. Оно витало не только подле самих Богов, обок венца старшего Димурга и золотой россыпи куделек волос старшего Раса, но и рядом с восседающей в навершие венца змеей, которая разинув пасть, пялила в направлении Небо свой, степенно меняющий цвет с черного на красный, раздвоенный язык. Не только тишина правила в помещении, но и какая-то напряженная окаменелость так, что у замерших Зиждителей не шевелились ни губы, ни волоски на головах, браде, усах и вроде даже перестала мерцать их златая кожа.

– Перший, – наконец протянул Небо и туго дыхнул. – Буду пред тобой открыт… Я страшусь потерять связь с девочкой. Лучица слишком к тебе привязана. Вернувшись от тебя Владушка отказалась быть подле нас, ушла к себе. Ее даже не тронула ласка Огня… И коли подле нее будут твои творения они укрепят вашу связь и разрушат нашу. А я, сознаюсь тебе честно, так привязался к лучице и сам не понимаю почему.

– Дорогой мой малецык, но ты сейчас не должен думать о себе, – произнес старший Димург и губы его болезненно искривились. – О чем ты вообще сказываешь? О какой привязанности? Ты думаешь я к ней не привязан? Думаешь не желаю забрать ее к себе, наконец-то быть подле… После всего пережитого, когда я думал, что потерял ее навсегда… навсегда. Да я жажду… мечтаю… хочу, чтобы лучица была рядом, чтобы не было этой нестерпимой разлуки для меня и нее. Одначе, я сдерживаю свои желания, понеже понимаю, того нельзя делать сейчас… Не допустимо рвать девочку и лучицу… А ты… ты, мой любезный, вообще о чем сказываешь? С чего ты решил, что твои желания выше жизни лучицы… плоти… Ноне надо думать лишь о сохранении столь хрупкой жизни Влады, чтобы не сгубить лучицу. Будь благоразумен брат… Неужели тебе не достаточно того, что случилось с лучицей Дивного, когда мальчик умер в младенчестве так и не укрепив связи с вами и плотью. А посему погибла бесценная лучица, ибо просочиться ей меж щита Родителя ничего не значит на начальном этапе. Ведь там нет ничего вещественного одно сияние… И то случилось… Случилось, потому как ты не принял мою помощь. Неужели не достаточно потерянных твоей и Асила лучиц. Быть может стоит меня слушать, хотя бы иноредь. Тем паче поверь мне малецык, окончательное решение по этой лучице принимаю не я, а Родитель… Он вообще оказывается вельми о ней тревожится и который раз убеждал меня изъять лучицу от вас, и то несмотря на обряд Седми. Это просто я… Я считаю, что сие отрицательно скажется в целом на состоянии девочки. Потому Влада поколь и живет у тебя. Так, что, надеюсь, ты смиришь свою привязанность, хотя бы во имя того, абы нынче не расставаться с девочкой и выполнишь предложенное мной.

Небо теперь молчал малую толику времени, а после вельми громко и одновременно надрывно отозвался, определенно, соглашаясь с разумностью брата и опасаясь, что Родитель будет менее уступчив:

– Хорошо, я приму твою помощь… Но кого бы ты посоветовал Владушке в наставницы из рода демонов Черных Каликамов? – сейчас Рас однозначно желал задобрить старшего брата, а может вновь, что-то сделать по своему. – Калюку-Пурану, оная была наставницей у Дажбы и Словуты? Или Калику-Шатину, что обучала Огня и Воителя?

Перший широко просиял улыбкой, отчего враз взыграло на его коже золотое сияние, а в его венце свернувшаяся по спирали змея сомкнув пасть и пристроив голову на кончике хвоста, достаточно миролюбиво глянула на Небо.

– Ты же знаешь, бесценный мой, – умягчено сказал старший Димург, и неторопливо обошел по коло кресло, застыв пред его сидением. – Любая из этих двух, тобой названных, демониц безупречно творит свою работу. – Господь смолк и медлительно опустившись в кресло, опершись спиной об его ослон, дополнил, – хотя для плоти, а вернее для лучицы… Для этой лучицы лучше пригласить рани Темную Кали-Даругу.

– Ой, нет! Только не Кали-Даругу, – сразу откликнулся Небо и явственно изогнул уста, оно как его лицо при том несколько перекосилось и заколыхались волоски на усах. – Ты же знаешь, какие у нас с ней сложные отношения… Она не слышит ни меня, ни Дивного. Да и потом я уверен, Кали-Даруга не захочет с нами жить, тут на Земле… без тебя.

– Кали-Даруга прибудет… Коли, ты согласишься взять ее в наставницы лучице, – отметил, неспешно роняя слова, Перший и пристроил руки на облокотницы, слегка обхватив перстами их края. – И ты забываешь тут будет бывать Седми и Огнь. Да и то, что у вас сложные отношения с ней в том только твоя вина… ни Кали-Даруги… Я давно говорил, что тебе надо потолковать с ней и уладить ту прореху.

Небо и вовсе тягостно качнул головой, каждая жилка на его лице дернувшись, похоже, протестовала против предложения старшего брата, тем не менее того вслух Бог не решился объявить. Однако, дюже купно от волнения пролегли по его лбу, вельми редко появляющиеся тонкие горизонтальные морщинки.

– И не надобно так коробить лицо, мой любезный, – нежно протянул Перший, поелику явственно был доволен, согласием брата. Он неспешно прикрыл очи и положил на лоб указательный и большой палец, таким побытом, создавая навес из ладони и загораживаясь от сияния комнаты. – Родитель также одобрил Кали-Даругу… Для нее, как ты понимаешь надо построить хороший дом. Кали-Даруга возьмет с собой служек, младших по чину, чтобы они обеспечили живице все условия и помогали в ее работе.

– Может все же не Кали-Даругу? – чуть слышно поспрашал Небо и задумчиво огладил кудряшки усов, посему-то с под них выглянули бледно-алые, полные губы.

– Не будем о том дискутировать… Ежели есть желание, вызови для того Вежды, поколь он еще не отбыл из Млечного Пути. Спор, это его стихия… не моя, малецык, – днесь вельми сурово молвил Димург, судя по всему, устав уговаривать брата, и начиная вновь серчать, або тотчас шибутно шевельнула хвостом и вздела вверх голову змея в его венце.

– Хорошо, хорошо, – вздыхая, отозвался Небо, и лицо его приобрело свой прежний, степенный вид Бога. – Так и решим, приезжает рани… Когда?

– Намедни, с тем тянуть становится и вовсе опасно, – все еще не отворяя очей и уже вельми лениво, протянул Перший, словно утомившись от беседы со своенравным младшим братом. – Я надеялся, мой милый, что ты согласишься… и велел живице прибыть. Ее векошка уже в чревоточине. Вмале она будет в Млечном Пути и на маковке. Ты только все приготовь к ее прибытию, чтобы лишний раз не вызывать в ней негодования. И еще… Я не стану настраивать линию связи ее с Родителем, чтобы она не стала на тебя Ему жаловаться, потому ты постарайся все улаживать сам. Або, не нужно верно сказывать, что ежели Кали-Даруга сама подключит контактную сетку, я тебе уже ни чем не помогу. Все согласования будут идти через Родителя. – Перший прервался, а посем многажды трепетно добавил, – благодарю тебя за благоразумие, малецык… Мне с каждым разом становится все сложнее и сложнее растить лучицы. В эту я вложил, мне кажется, последнее… Она очень мне дорога. И я так рад… так рад, что она жива. Сие для меня важнее всего.

– Хорошо Перший, – встрял в муторную речь Димурга Небо и виделось, что он сопереживал своему брату потому и золотое сияние его кожи несколько угасло. – Я создам необходимые условия для Кали-Даруги, право не такие роскошные к коим она привыкла, або Дажба того не одобряет в своей первой системе. Однако нам надо решить еще одно затруднение с рани. – Рас стих и пронзительно зыркнул в загороженное нависающей ладонью лицо брата, так и не дождавшись какого-либо проявления чувств с его стороны, досказал, – через кого Кали-Даруга станет общаться и кому подчиняться. Ты ведь понимаешь, это не могу быть я или Дивный.

– Значит, выберем того, кто может, – молвил Перший, и, убрав руку от лица, вельми умиротворенно взглянул на младшего брата. – Того, кто не очень занят… Кто вельми дорог живице и кого она не станет теребить своим негодованием. – Господь нежно улыбнулся Расу, тем самым точно передавая свои мысли, да погодя дополнил, – Небо, еще одно… После нашего толкования, пришли ко мне Огня. Хочу его осмотреть, ибо малецык вельми плохо выглядит. И проследи, чтобы его засим осмотрела Кали-Даруга и выдала предписания. Боюсь, как бы малецык не надорвался, уж больно слаб… Никаких, как ты понимаешь, поколь не возлагай на него обязанностей, кроме лучицы, и все время пополняй хранилище на хуруле. И последнее, как только рани прибудет в Млечный Путь, я со Стынем отбуду… Мор и Вежды улетят также вмале. Чрез половину асти, как и было намечено, я вернусь в Млечный Путь, раньше вряд ли… Здесь останется Темряй, это его первое самостоятельное пребывание. Прошу тебя приглядывай за ним, поелику и ты, и Дивный тут частые гости. И помогай, ты ведь знаешь, какой малецык выдумщик, чтобы потом не случилось не поправимого, как это иноредь происходит подле него… Если он, что-то натворит сразу сообщи мне.