Текст книги "Коло Жизни. Зачин. Том второй"

– Что-то я отвлекся, – отозвался старший Димург, и сызнова отворив очи, убрал руку от головы альвинки. – Я зачем тебя сюда вызвал Вещунья Мудрая, – дополнил он свою на столь долго прерванную речь. – Хочу кое-что тебе поручить… Я с тем уже столковался с Кали-Даругой, теперь нужна ты и твои сподвижницы, – царица торопко кивнула и с нескрываемой преданностью, коя вероятно была основой ее сути, воззрилась на Бога. – Владочка, непременно, должна родить ребенка, чтобы мы смогли пронаблюдать за новым вселением лучицы, как ты понимаешь, то произойдет тогда в ее потомках. Сейчас важно, чтобы этот ребенок появился, выжил и непременно дал здоровое, крепкое и желательно многочисленное потомство. Потому по согласованию с Дажбой вы, альвы, будете проживать на Земле вплоть до смерти данного ребенка. Он будет находиться под вашим покровительством, начиная от появления во чреве Владочки, вплоть до последнего своего вздоха. Для этой цели, я, как старший из Богов выдаю тебе, царице белоглазых альвов, особые полномочия, по созданию всего необходимого для появления сего ребенка на свет, претворения лучших условий и статуса во время его жизни. Этот ребенок, для вас, альвов, должен стать таким же важным существом, как и божество… Быть может даже важнее. Понеже для Кали-Даруги существенна всего-навсе лучица… Потому вам, альвам, дозволяется вступать в спор с рани демониц, не подчинятся ее указаниям, если оно касается непосредственно жизни, здоровья ребенка Владелины.

Белые очи царицы белоглазых альвов значительно расширились в размере и в них не просто заплясали золотые нити света, они, кажется, поглотили под собой все белое пространство. Вещунья Мудрая тягостно вздрогнула, словно слышимое для нее было неможным исполнить.

– Да… да, моя милая.., – вкрадчиво произнес Перший и легонько качнул головой, чем вызвал новый щелчок зубов негодующей в его венце змеи. – Я ноне воспользуюсь принадлежащим исключительно мне правом, прописанным в ваших Законах, вашим Творцом Зиждителем Седми. И повелеваю вам… и в частности тебе царица белоглазых альвов, сберечь жизнь будущего ребенка Владелины и создать все условия для его рождения, существования и появления от него потомства.

Глава сороковая

Батанушко вместе с подручными ему духами и мальчиками в два дня возвели подле дома Кали-Даруги новую постройку для Влады и Выхованка. Это было весьма широкое строение, имеющее две комнаты, оное хоть и стояло отдельно, одначе, соединялось с жилищем демонов махонистыми крытыми сенями. В самой избе в одной комнате была устроена спальня для девочки, где, как и в доме рани, стены, потолок укрыли тяжелой материей, только по просьбе Владелины не розового, а желтого цвета. Такого же цвета находился в комнате пухлый ковер, возлежащий на полу и широкое ложе, с деревянными основами, обитое мягкой, белой кожей, высокое, украшенное резными изображениями животных в изголовье и инкрустированное крупным жемчугом по всему окоему. Над ложем возвели деревянный каркас со всех сторон покрытый пышной периной, каковой сверху увивала сквозная золотая материя, создавая нечто навеса. Казалось Кали-Даруга повелев сотворить, аль, что, скорее всего, доставить извне данное ложе старалась его таковой сомкнутостью, заслонить здоровье госпожи от любого дуновения ветра неведомо каким образом явившегося в ее комнату. Опочивальня Влады, оказалась крайней в их с Выхованком половине. В нее можно было войти через дверь, что вела в соседнее помещение, которое одновременно соединялось с сенцами, и как итог с жилищем рани демониц.

Во второй комнате, драпированной материей буро-зеленого цвета и коврами, находилась еще одна, более узкая дверь, каковая уводила во двор. В данной комнате располагался небольшой стол, на котором всегда находился кувшин с теплым молоком, водой и братина, ибо, как и прежде мылась, кушала Влада только в доме Кали-Даруги. В этом, можно сказать, центральном помещении половины девушки, днесь неотступно находился Выхованок, провожая и встречая госпожу, укладывая ее на покой али вспять подымая, потому как в том она до сих пор нуждалась.

Теперь, коли быть точным, общий дом рани Черных Каликамов и Владелины, окружили единым забором, правда, сделали два входа. Еще один как раз супротив входной двери в половину юницы. Там по желанию девушки на плетеную изгородь привесили легкую калитку. Будку Удалого, как и его самого, перевезли к дому Влады, поставив недалеко от входа. Хотя данному переселению Кали-Даруга не больно обрадовалась. Однако, дурная привычка собаки опираться передними лапами при встрече на сарафан хозяйки, лишь он переселился на новое место, мгновенно прошла. Ибо данное бесстыдство стало не по нраву рани демониц, о чем сообщила Удалому Лярва. И когда пес в очередной раз решил приветствовать госпожу пристроив лапы на полотно лазурного сарафана, тень чуть заметно колыхнулась вперед, и, нависнув над Удалым, всей своей дымчатой массой, вельми ярко замерцала почти черными пятнами. Пес тотчас опустился на грудь, испуганно вжался животом в деревянный настил дорожки и пронзительно заскулил. И после этого уже никогда не ставил на одежду девушки свои лапы, отучившись от той дурной привычки, впрочем, неизменно при встрече тревожно поглядывал за ее спину.

Владелина эти два дня, что возводили ее половину дома, наблюдала за строительством, так как после возвращения из капища, где по замыслу Кали-Даруги произошла встреча Першего и Крушеца, достаточно часто тревожилась, раздражалась и плакала. Посему ей не только приходилось проводить многажды раз обряды, чтобы снять томление, но и ночевать в доме рани демонов. Все это время девушка особенно нуждалась в Кали-Даруге, и не только в поддержке, заботе, но и в том, чтобы пристроив к ней на колени голову позволить голубить волосы трепетными поцелуями перст. Рани Черных Каликамов ласково гладила прилегшую на тахте юницу по волосам, лобызала руки, лицо и снимала тем невыносимо мощное волнение, кое оказывала на плоть лучица. А махие капельки слез, скатываясь по щекам Влады, падали демонице на материю сарафана и смачивали его своей горечью.

Девочка знала, что ее изба в связи с приездом девочек перейдет к Липоку и его будущей семье, и, понимая ту необходимость достаточно спокойно восприняла свое переселение. Тем паче она вельми нуждалась в рани, и жить подле нее было Владелине в радость.

Асил прибыл на хурул в тот момент, когда поднявшийся с кресла Перший, ухватив за руку Вещунью Мудрую, собирался покинуть многоугольную комнату. Он вступил в помещение, также как и дотоль Огнь, войдя, кажется, через саму стену.

– Здравствуй, Отец, – серебристо-нежным тенором, молвил старший Атеф.

Асил протянул правую руку, нежно обнял брата за шею и преклонил к его плечу голову, ноне не прикрытую венцом. Черные, прямые и жесткие волосы слева собранные в тонкую, недлинную косу, каковая пролегала, скрывая ухо, до плеча Бога переплетаясь там с зелеными тонкими волоконцами, унизанными синими сапфирами, резко качнувшись, свалилась ему на грудь и легохонько шевельнулась, точно живая.

– Здравствуй, мой милый, – мягко отозвался старший Димург и немедля прикоснулся губами к его голове. – Как ты? Как малецыки?

– Все благополучно, – опять же нежно ответил Асил, и, распрямив шею, подняв голову, устремил полюбовный взгляд на старшего брата. – Седми, наконец, выполнил обещанное, и встретился с Велетом. Правда, малецык, так и не дождавшись его в Становом Костяке, сам полетел к Седми в Галактику Косматый Змей. – Старший Атеф широко улыбнулся и в его глазах, радужная оболочка, ноне карего цвета уменьшилась до формы зрачка, приобретя вид вытянутого треугольника. – И вельми долго его ждал в дацане, ибо Седми отправился в ближайшую систему на капище, и, не желал возвращаться.

– Велет просто молодец, что дождался Седми… Я не сомневался в его терпение, – полюбовно молвил Перший, одначе, таким тоном, что сразу становилось ясным, случившееся происходило под его непосредственным вмешательством. – А теперь ты, мой любезный малецык, потолкуй с Небо. И прошу тебя будь сговорчивым… не надобно дальше нагнетать досаду меж вас обоих.

Димург вновь ласково прикоснулся губами к Асилу, теперь только к поверхности его правого глаза и виска да медлительно опустив взгляд, ободряюще кивнул на словно затерявшуюся меж Богов таковую маленькую Вещунью Мудрую. А после, шагнув в унисон с ней, исчез в ровной стене уходящей отвесно вверх прямо к пологому своду залы.

Верно, потому как Перший попросил Асила быть сговорчивым, погодя озвученное Небо предложение встретиться в капище с девочкой взамен на то, чтобы в будущей плоти отсрочить соперничество за лучицу, было им безоговорочно принято. Старший Атеф в том не только уступил старшим братьям, он, как и иные Боги, понимал важность появления нового божества и желал с ним общения и налаживания столь необходимых родственных связей. Асил, хоть и не сказывал Першему и Небо, но до сих пор переживал, что в свое время лишил любезного ему Круча общения со старшими Богами и братьями. И нынче только благодаря старшему Димургу, благодаря его знаниям и требованиям малецык Круч постепенно налаживал отношения и чувственность со всеми иными Зиждителями. Точнее, это Боги из печищ Расов и Димургов почасту встречались с юным Кручем, уделяя ему свое внимание, одаривая его своей любовью и заботой.

Владелине о предстоящей встрече с Асилом не сказывали. Кали-Даруга не хотела лишнего волнения, так как Крушец, обладая особой чувствительностью, все эти дни переживал новое расставание с Першим. Потому рани демонов пришлось даже на несколько дней усыпить девушку, чтобы провести лечение и снять напряжение с лучицы. Впрочем, Кали-Даруга знала, что встреча с Асилом непременно скажется благоприятно на состояние Крушеца, посему с тем свиданием не стали тянуть.

В этот раз демоница проводила юницу до капища, поднялась с ней по лестнице и нежно прижала на пятачке, голубя ее распущенные, схваченные в хвост темно-русые, вьющиеся волосы. Засим, успокоив своей нежностью, она провела ее чрез завесу в залу, таким образом, сама, однако там не появившись.

Владелина вступила в залу и первым делом зыркнула на лежащего на тахте Небо. Бог не просто оперся спиной о приподнявшуюся валиком часть тахты, он и сам занял позу на боку так, что на ее поверхности лежали ноги. То, что старший Рас принимал девушку на тахте, да еще и лежа, значило одно, встреча должна стать продолжительной. Юница широко улыбнулась Отцу, а миг спустя неторопливо перевела взор на кресло, что стояло вполоборота, слева от тахты и на оном сидел Асил. Старший Атеф ноне обряженный в короткую без рукавов рубаху серебристого цвета и сине-марные шаровары, на бедрах и щиколотке собранные на резинку, обутый в серебристые сандалии сомкнутые по всей подошве, словно хотел всем своим видом стать ближе к Першему. Днесь его дивный венец, удерживающий в навершие платиновое деревце, плотно усыпанное плодами и цветами, истончал тончайший аромат, наполняющий тем сладким духом всю залу Расов, ноне увитую пористыми долгими полосами голубоватых облаков… Колеблющихся не только в своде, но и точно натянутые полотнища, на стенах. Кремового цвета, узкие губы Атефа живописали мягкую улыбку, а само уплощенное лицо было наполнено благодушием. Темно-карие, точь-в-точь, как у Першего, очи глядели на юницу с такой нежностью и любовью, что она, переведя взор на Бога, немедля остановилась и тревожно застыв, скоро дыхнула:

– Ты только. Только не смотри на меня, как в прошлый раз.

– Нет, нет, моя любезная не буду! Не буду так смотреть, – торопко произнес Асил, и его голос, так напоминающий голос Огня, серебристыми переливами, проплыл по залу. – Прости, прости меня за тот взгляд. Я же не знал, кто ты моя любезность. Я бы не позволил… Никогда не позволил такой грубости в отношении тебя, если б ведал, что ты наша бесценность.

– Владушка, – нежно молвил Небо и протянул навстречу девочке руку, видно узрев ее волнение. – Асил очень желал тебя увидеть, прикоснуться ежели ты позволишь. Но он не станет настаивать и уйдет, коль тебе это неприятно.

– Нет! Нет! – тотчас отозвалась Владелина, тревожась теперь, что Асил огорчится и уйдет… И тогда она уже точно не побудет с ним, не прикоснется, как о том мечтала с первой их встречи. – Пусть! Пусть не уходит! Я разрешаю, разрешаю!

Голос девочки надрывно дрогнул и она, резко сорвавшись с места, кинулась навстречу к Асилу, каковой в тот же миг вскинул от облокотницы к ней свою тонкую руку. Владелина остановилась подле протянутых перст Бога, стоило им лишь коснуться волос на ее голове, и порывисто качнулась, ощущая мгновенно выплеснувшееся в лоб томление. Асил данное волнение также ощутил, и несмотря на явное недовольство Небо желавшего самому успокоить девушку и вже для того даже спустившего ноги с тахты, стремительно подхватил ее под мышки и подняв на руки прижал к груди, досадливо кинув в сторону старшего брата:

– Она разрешила.

И не мешкая, похоже страшась, что Небо сейчас у него отнимет девочку, старший Атеф придержал ее голову ладонью и слегка развернув, приложился губами ко лбу, тем самым укрепляя связь меж Крушецом и им, третьим сыном Родителя… тем лобызанием единожды снимая всякое томление, боль с плоти.

– Я тебе, что-то принес, – ласково молвил Асил.

Бог бережно усадил юницу себе на колени таким образом, чтобы она не видела недовольства Небо, который не рассчитывал, что младший брат так быстро прикоснется к ней, да еще и оставит в непосредственной близи от себя.

– Принес тебе нечто, – дополнил старший Атеф и прикоснулся губами к макушке головы Влады.

Нежно приобняв ее за плечико левой рукой, Асил поднес правую сомкнутую в кулак к лицу девушки. И неторопливо… степенно раскрыл каждый сомкнутый перст. В центре ладони Бога лежал небольшой платиновый многогранник, где четыре стороны были треугольными и сходились в одной вершине, основанием, какового служил квадрат. Грани той пирамиды дюже гладкие, залащенные, на коих не просматривалось трещинок, прорех аль выемок, вроде это было едино-скроенное тело.

Зиждитель малость наклонив голову, заглянул в лицо девочки и широко засиял улыбкой, а миг спустя многогранник нежданно изменил цвет и форму. Он точно в доли секунд укоротился и враз сплющившись, вытянулся, обратившись в достаточно крупную ярко окрашенную ящерицу с четырьмя лапками. Спина у рептилии была голубоватая с белыми вкраплениями, на долгом хвосте переходящим в полоски. Само тельце ящерки плотное, слегка приплюснутое, венчалось крупной головой. На каковой поместились два глазка с вертикальными зрачками. Ящерица, по всему вероятию, оказалась живой, ибо не только шевелила хвостом, отворяя рот, облизывала языком свои глаза, но и вмале принялась бегать по вытянутой ладони Бога, и даже повисать на его слегка расставленных пальцах, будто карабкаясь по ветвям деревьев.

– Ого! – восхищенно дыхнула девушка, неотрывно глядя на ящерку. – Она, что ж живая?

– Видимо, – мягко отозвался Асил и ухмыльнулся. – Этот курад может принять вид любого создания, творения, оное ты задумаешь. Не важно, будет ли это животное, птица, рыба аль растение.

Старший Атеф смолк, и немедля голубоватая ящерка вновь обратилась в плоское теперь уже серебряное тело, а миг спустя обернулась в стрекозу. И то была не просто большая, а прямо-таки огромная стрекоза с темным туловищем, отливающим металлическим блеском, с прозрачными, долгими крылышками основания коих имели янтарный окрас. Стрекоза шибутно взмахнула крыльями и враз взлетев с ладони Бога, подалась ввысь закружив подле деревца в его венце.

– Улетела! – разочарованно молвила юница, узрев тот скорый полет.

– Нет, вернется, – спешно ответил Асил, успокаивая девочку и склонившись, прижался щекой к ее голове. – Вернется, как только я пожелаю.

– Я тебя очень хотела увидеть, – чуть слышно шепнула Влада, ощущая идущую, плывущую любовь, будто родителя, от старшего Атефа.

– Я тоже моя любезность, – нежно продышал Бог, а мгновение спустя на его ладонь уселась стрекоза и обернулась в курад, только нынче ставший золотым. – Возьмешь курад? Когда-то это было первое творение нас четверых старших Богов: Першего, Небо, меня и Дивного… С этого курада многое началось, и оно будет вельми занимательным в твоем обучение. Сие просил передать тебе Перший.

– Перший, – торопко произнесла вслед за Асилом девочка и почитай схватила с ладони Бога курад, цепко зажав его меж перст. – Возьму… возьму, коль то передал Перший, и принес ты.

Девушка немедля замерла, точно страшась досказать дальше и тем вызвать волну смури, а после развернула руку так, чтобы курад покоился сверху на ладошке и туго вздохнула. Да тем дуновением изменила форму и цвет курада, обратив его в буровато-коричневую птичку с долгим, закругленным хвостиком. Пташка резво взметнула крыльями и закружив над сидящими в зале Богами и девочкой низко прокричала «фюить-трр».

– Что такое курад? – приподняв голову, вопросила Владелина, всматриваясь не столько в птицу, сколько в близкое и вельми дорогое ей… а вернее лучице лицо Асила.

– Человек называет это чудом! – легохонько дыхнул Бог ей в ответ и радостно улыбнулся.

Влада положила голову на грудь старшего Атефа, сомкнула глаза и замерла, поелику живущий в ней Крушец, как и все лучицы до него и, верно, после, зависел от любви Зиждителей, будучи рожденным, взращенным в одной из частей их божественной плоти.

Глава сорок первая

Темное марево космоса окутало своей плотностью всю Солнечную систему, словно то бреющее испарение выпорхнуло откуда-то из глубин небесных тел, центральное место из каковых занимала звезда Солнце, а главную, ведущую роль несла на себе голубая третья по счету планета Земля. Вероятно, на самую малость, ибо в том пространственном состояние время не подлежит подсчету, все космические объекты, не только планеты, астероиды, спутники, но и совсем крошечные тела, обращающиеся вкруг Солнца, застыли… недвижно и напряженно… И тогда внезапно оболочка окружающая планету Земли граничившая с околоземной частью безбрежного космического междупутья, перемещающая смесь газов, окрасилась одновременно в златые и серебряные полутона.

Там в глубине атмосферы Земли, будто колыхалось в верхнем его слое огромное, густое облако радужно испещренное лучами света, а в нем плыли четыре яркие не больше ладошки горящих шара. Свет, что властвовал подле них нежно, словно руки родителя окутывал их, лелеял и даже ласкал. Шары, вроде газовые сгустки переполненной жизнью почки, самую толику набрякли… Еще чуть-чуть взросли в размерах, а после зычно плюхнув боками, разомкнув дотоль сомкнутые створки стали выпускать… откалывать… выбрасывать из себя и вовсе крошечные искры… Те мельчайшие, наполненные водородом, газовые горящие брызги, сжатые силой собственного тяготения, своим внешним видом, строением, составом напоминали огромную звезду Солнце, что даровала жизнь всей системе в целом, и в частности планете Земля. А потому пылающие рдяно-золотым светом, они стали вырываться и из самого радужного облака и вмале вроде впитываясь, цепляясь за густые испарения мироколицы вместе с ее массами совершать колебательные, коловращающиеся движения окрест планеты по предписанным им законам Родителя в ожидание рождения на планете новых тел.

Там же далеко внизу уже на самой планете, точно на вспученной поверхности, что пролегла высокими склонами гор и рваными рытвинами пропастей, на одной из вершин, ноне живописующей мощную в обхвате ровную площадку, окруженную по коло изгородью только плетеной не из ветвей, а сомкнутого пространства, в виде тонких витиеватых волоконцев паутины, неспешно опускали вниз столь разные и единожды одинаковые руки четыре старших Бога: Перший, Небо, Асил и Дивный только, что выпустившие из своих тел клетки для рождения новых душ, как это думали люди, на Земле. Их кожа на лицах, руках и телах яро светилась золотым сиянием так, что казалось Боги не имеют никаких иных цветовых оттенков и однородны по своей сути. Их тонкие серебристые сакхи, плотно облегали тела и чудилось Зиждители оголены… и не имеют тех самых отличимых черт оные присущи живым созданиям, которых своей великой мощью созидали эти четыре Божества.

А в это самое время в поселение Лесные Поляны, тягостно вскрикнув, пробудилась девочка Влада… Лучица Крушец, будто подтолкнул плоть, узрев в своем видение белую густую дымку безбрежности и ретиво перемещающиеся в ней махие горящие искры… или все же звезды… Кто ж знает, что могло увидеть юное, точнее почти крошечное божество.

И с той же ретивостью, что неслись искры вкруг Земли в надобное аль выбранное, а может все же прописанное, время вселяясь в тела людей живущих на планете… шли дни, недели, месяцы и лета…

Шли..

Для одних проскальзывая, для неких двигаясь неспешно, а для иных и вовсе они лишь ползли… И это в зависимости оттого, как кто чувствует, существует и воспринимает жизнь и время как таковую сущность, материю, вещество.

Для Владелины эти четыре лета шли неторопко, ибо ей было не куда спешить, бежать, поколь было не зачем тревожиться, страдать. Оттого они, эти лета, наполнились теплом, любовью, заботой и не частыми уроками, оные проводила Кали-Даруга.

Ягодень месяц налился соками и спелостью, и то было не только в поспевших плодах, травах, людях населяющих поселение, но и во Владе. Исполнившиеся в сие лето двадцать два года принесли на себе, состояние спелости и самой молодой женщины, отчего нежность, пригожесть ее лица, округлость фигуры и божественность живущей в ней лучицы одаривали нескончаемой теплотой всех тех, на кого она бросала свой взор. Особое почтение к девушке, как к госпоже, появилось с того самого времени как в Лесные Поляны прибыли девочки. В них словно было прописано благоговение и даже трепет при виде, встрече иль упоминание о Владелине. Посему они не то, чтобы толковать, они даже не смели дышать при божестве, всяк раз почтительно замирая при ее виде и низко склоняя головы. Когда же в поселение стали рождаться дети, матери учили своих чад тому же поклонению перед госпожой. И как раньше их отцы мечтали коснуться Богов Расов, пробежаться по лестнице капища, точно тот трепет вкладывалось женской частью поселения в свое потомство, словно основой веры, традиций, обрядов на планете Земля стали именно они… Они… девочки или как говорили Боги субклеточный материал… как поясняла Вещунья Мудрая не обладающие душами. Влада сама не имеющая детей вельми благодушно относилась к чадам мальчиков, встречая их на улице, почасту гладила по русым головам, а иноредь и одаривала… Чем-нибудь простым: плодом, ягодами, что в избытке поставляли ежедневно ей отпрыски Асила с иных континентов. Госпожа всегда по-доброму здоровалась с детворой, их матерями. Порой подолгу рассматривая последних, их лица, движения, прислушиваясь к редко сказанным словам, будто изучая. И, похоже, в такие моменты, плотью правил всего-навсе Крушец, каковой по причине своей божественности всегда находился в поиске.

Владелине, несмотря на желание, покуда еще было не позволительно иметь ребенка и оттого она не раз смотрела на ту разноволосую ребятню и вздыхала, презирая себя за собственную немощь. О чем иногда в слезах сказывала Огню, предполагая, что быть может она и вовсе пустая. Огнь немедля прижимал ее к себе, целовал в губы, опыхивал жаркостью своего тела и тем самым дарил успокоение и надежду. Владу дотоль берегли, здоровье ее было днесь под пристальным внимание не только альвов, но и бесиц-трясавиц принадлежащих печище Димургов и находящихся на маковке четвертой планеты. К которым на осмотр девочку по настоянию Небо все же приносили.

Вещунья Мудрая отсутствовала в Лесных Полянах почитай целое лето, и хотя за ней дюже тосковала девушка, Кали-Даруге удалось убедить последнюю в необходимости того отсутствия. Когда царица вернулась, первую кого она посетила была, конечно, рани Черных Каликамов. Кали-Даруга тогда вельми придирчиво ее осмотрела с ног до головы, чуть зримо искривила свои большие, толстые губы, вероятно, тем живописав улыбку, а после отпустила Вещунью Мудрую в сад к Владелине.

Кали-Даруга теперь учила девушку очень, как говорила она и считали Боги, надобному умению, так называемой подаче зова. По первому молодая женщина даже не поняла ни смысла данного обучения, ни того кто тот зов должен был принять и подать. Это был второй и самый важный этап обучения первый плоти, в каковой обитал Крушец. Поелику само снятие томления впоследствии, в следующих человеческих телах должно было полностью уступить место именно зову… Зову, который будет подавать Крушец в случае опасности, волнения или простой сцепки с Богами и Родителем. Досель порывистый, импульсивный зов Крушеца наносил урон здоровью Владелины, ноне же Кали-Даруга учила воспроизводить его таким образом, абы он не оставлял при подачи никаких последствий на плоти. Этот зов в дальнейшем, в следующей плоти, Крушец и часть его Влада должны были подавать основываясь на данном обучении, и потому оно стало таким важным.

Теперь рани, проводя занятия, выезжала с госпожой на зыбуше далеко в луга. Там нарочно для обучения была сооружена небольшая постройка. Восьмигранное деревянное строение обшитое гладким тесом и завершающееся невысокой шатровой кровлей с округлой маковкой в которой смотрелось узкое сквозное отверстие в самом центре. Потому находящийся внутри возведения человек мог чрез данное отверстие видеть клочок голубого неба. В постройке имелось три окна узких, одначе вельми долгих, и один ложный оконный проем. Стены внутри сооружения были опять же обшиты отполированными дщицами, покрытыми яркой голубой краской, как в целом и пол, и свод.

Владу вместе с Кали-Даругой входя в такое святилище, как величала его последняя, и располагаясь на специально для того принесенных низких подухах, принимала определенную позу, где на согнутых в коленях ногах лежали руки, а ступни слегка касались друг друга. Усаживаясь, таким побытом, Владелина смыкала очи, выпрямляла спину и слушала рани, оная то сидела супротив нее, то кружила по коло, единожды при том выдавая определенный гул, точно настраивая меж ней и кем —то нечто вроде связи. Девушке меж тем было надобно просто представить себе далекую космическую безбрежность, покрытую дымчатыми туманностями и настроиться на собственную суть, как это почасту было, стараясь стать единым целым с Крушецем.

Однако, весьма легко представляя себе космическое марное пространство долгие месяцы и даже годы, не могла настроить той единой связи с лучицей девочка. А все потому как у Крушеца не получалось правильно прикрыть мозг Владелины и с тем ровно, без рывков подать зов. Лишь в наступившем новом лете лучице удалось сделать все правильно и выбросить в пространство зов, а девушке уловить глухой и в то же время раскатистый отзвук сопровождаемый звяканьем колоколец и подпевающим им мягким свистковым наигрышем. Тот кто воспроизводил эту мелодию низко шепнул: «Крушец… Крушец… бесценный мой». И Владелина, вернее Крушец, поелику сие делал один он, также тихо или вспять вельми пронзительно и мощно проиграл, сызнова, что-то в ответ… В этот раз зов лучицы сопровождался однократным криком девочки, нынче не приносящего ей, как было дотоль, каких-либо физических болезней.

И тот же миг тело молодой женщины наполнилось такой благодатью, теплом и любовью вмале поглотившем и марность мироздания, и Крушеца. Девушка очнулась тогда уже в зыбуше, куда ее бережно перенесла и уложила, подперев под бока и голову маленькими подушками, да укрыв сверху легким одеялом, увозившая из святилища Кали-Даруга.

– Что это было? – едва шевеля от усталости губами, вопросила Владелина.

– Это был Родитель, – полюбовно отозвалась рани Черных Каликамов, и, встряхнув вожжами повелела Угольку бежать шибутней. – Вы, такая госпожа старательная, такая драгоценность. Вам, наконец, удалось установить контакт с Родителем. Теперь надобно отдохнуть, а много позже попробовать еще, чтобы укрепить связь меж лучицей и Родителем.

Владе, вернее Крушецу, довелось еще два раза после того случая подать зов Родителю, а после Кали-Даруга прекратила занятия сославшись на то, что они высасывают из плоти много сил. Впрочем, дело было не столько в силах, сколько в ином. Последние три месяца девушка практически не занималась, очень много отдыхала и, кажется, еще больше ела, во всяком случае рани демониц делала так.

В этот период Владелина нежданно, и сама того не осознавая почему, стала ощущать внутри себя непонятную нервозность так, что почасту раздражалась на любимого Выхованка, Удалого и даже Травницу Пречудную приходящую изредка ее осматривать. Не редко Влада и вовсе гневаясь, уходила в свою половину дома, не дозволяя к себе прикасаться, оно как тот постоянный контроль выводил ее из спокойствия. Легкая тошнота, желание есть лишь кислое или наоборот сладкое, однажды утром вылилось в то, что молодая женщина не успев толком-то и проснутся, соскочила с ложа и едва добежав до круглого тазика с колыхающейся почти на донышке водой, где она умывалась, стоявший в соседней комнате, тягостно вырвала, словно из глубин пустого желудка. И тотчас головокружение окутало всю ее плоть. Вошедшая в комнату вже через пару минут Кали-Даруга, поспешившая к девушке навстречу, утерев ей губы, сопроводила обратно до ложа, повелев прибывшим следом демоницам все убрать.

– Не хочу ложиться, – негодующе произнесла Влада с трудом сдерживая себя, чтобы не нагрубить рани.

– Надобно поколь, госпожа, – мягко отозвалась Кали-Даруга, подперев под головой божества овальную подушку и оправляя книзу задравшийся подол кремовой ночной рубахи. – Сандхия, – бросила она много властнее вошедшей демонице. – Немедля ступай за Чаровницей и не возвращайся без нее. Неужели я должна по многажды звать?

– Чаровница Благосклонная, – затаив дыхание прошептала Владелина.

Девушка, резво вздев руки, прижала их к груди и взволнованно воззрилась на суетившуюся подле нее демоницу. Еще бы… ведь Чаровница Благосклонная была повитухой и принимала в поселении роды у девочек, обучая неких из них этому мастерству.

– Да, моя дражайшая госпожа, – произнесла Кали-Даруга. Она склонилась над молодой женщиной, и нежно обхватив ее голову руками, прижала к своей полной, большой груди. – Я уже давно приметила, оттого и задержка. Не говорила, потому как желала окончательно убедиться… Убедиться, что вскоре вы станете матерью.

– Не может быть. Не может, – прошептала Влада и тихонько заплакала, не веря такой радости, вжавшись лицом в груди демоницы и ощущая плывущую от нее нескончаемую любовь.