Текст книги "Слушай свое тело и подсознание. Эффективные методы избавления от болезней"

Дальше работать было уже проще. Коль скоро Р. удалось вспомнить телесное ощущение обиды на мать, можно было, заякорив это состояние и удерживая его, простроить соматический мост к любой точке на жизненном пути, где это состояние обнаруживалось, и далее с помощью коллапса якорей нивелировать его (коллапс якорей – одновременное воздействие ресурсного и травматичного якоря и взаимное погашение эмоций). Естественно, обнаружились не только четыре вышеозначенных эпизода, а гораздо большее количество травматического жизненного материала. В какой-то момент техника коллапса якорей показалась мне недостаточной.

На тот момент я увлекалась йогой и открыла для себя пранаяму – специальное дыхание, чередование задержек дыхания, резких вдохов или выдохов и одновременное зажатие некоторых мышц, повышающее энергетику организма в целом.

Мне пришла в голову мысль соединить технику взмаха из НЛП с элементами пранаямы. Здесь мне хотелось бы сделать короткое отступление и подробно описать эту новую технику выдавливания, которая эффективна для избавления от многих нежелательных психоэмоциональных состояний.

Все мы когда-то в школе решали задачку про бассейн, в который из одной трубы вода вливается, из другой – выливается. Представим теперь, что наше тело – такой бассейн. Психоэмоциональное состояние обиды ярко проявляется в телесных ощущениях. Можно сказать, что наш бассейн заполнен обидой до краев. И самые впечатлительные даже могут представить, какого цвета это состояние обиды, которым мы заполнены. Если это удается, то задействованными окажутся сразу и кинестетический и визуальный каналы.

Теперь представим, что к нашему бассейну-телу подведены две трубы: одна к макушке, другая – к ступням. Через первую с помощью помпы-дыхания в наш бассейн поступает новое состояние – антидот к обиде (в случае Р. – состояние снисходительности и легкого пофигизма), которое также имеет свой цвет. Это новое состояние с каждым вдохом-выдохом все больше вытесняет старое состояние обиды, которым было заполнено наше тело.

Можно даже представить, что с каждым вдохом-выдохом разделительный уровень между прежним и новым состояниями опускается все ниже и так до тех пор, пока все прежнее состояние не будет окончательно вытеснено и не выльется через трубу, которая отходит от ступней вниз.

И в тот момент, когда все тело будет заполнено новым состоянием, новым цветом, можно щелкнуть пальцами или языком, и это будет двойной тактильно-аудиальный якорь на новый предпочтительный способ реагирования.

Дыхание в этом упражнении глубокое йоговское, начинается ниже пупка, и при этом сначала вперед идет живот, потом раскрываются ребра, и третьим этапом слегка поднимаются плечи, затем резкий со свистом выдох. Таким образом, мы как насос прокачиваем свое тело, заодно работая и с мышечными зажимами.

Но у Р. долгое время раздел между этими двумя состояниями застревал на уровне диафрагмы, и он не мог представить, как его снисходительность и пофигизмом (салатовые, кстати) спускаются ниже, вытесняя фиолетовое состояние обиды. Кстати, Р. очень стройный, постоянно качает пресс и ходит с поджатым животом. То есть создал мощную мышечную броню от воображаемых противников и обид. Если вспомнить, что теперь его симптоматика распространилась именно на этот отдел тела (рвота, желудочные колики), то это совпадение не могло не броситься в глаза.

Из йоги я знала, что мышцы в состоянии крайнего напряжения могут находиться лишь какое-то ограниченное количество времени, а потом, хотим мы того или нет, расслабляются. И еще, что мышечный зажим всегда связан с избытком молочной кислоты в мышцах. А лучший способ избавиться от нее – это растяжение.

Я предложила Р. постоять на мостике, максимально напрягая при этом верхний брюшной пресс и одновременно пытаясь его растянуть. Выдержал он эту позицию минут 5, после чего живот его самопроизвольно расслабился. Десять минут мы отдыхали, а потом я попросила Р. повторить упражнение.

Выполнив упражнение еще несколько раз, Р., наконец, осознал, как много энергии он тратит, постоянно зажимая мышцы живота и брюшного пресса. Он откалибровал для себя состояние полного расслабления этих мышц. Оно было ему приятно. После этой процедуры наша основная работа по вытеснению проблемного состояния обиды пошла как по маслу.

Освоив технику выдавливания, уже можно было смело возвращаться на «линию жизни»» и прорабатывать все эпизоды обиды на мать. Этому были посвящены две следующие встречи. И вдруг, в конце второй, Р. остановился, отступил на шаг назад со своей «линии жизни»» и, улыбнувшись, произнес: «Отпустило»».

Я, будучи формалистом, предложила все же завершить, проверив экологичность (приемлемость) подстройкой к будущему. Но Р., почувствовав себя очень уверенно, уже не хотел тратить на это время. Тогда я пошла на крайнюю меру и предложила ему выпить кофе (из той самой банки). Р., не колеблясь, согласился. Он сам развел кофе кипятком и быстро осушил чашку. И… ничего не произошло. Он продолжал себя отлично чувствовать, и настроение его поднялось уже до невообразимых высот.

Я поняла, что работа наша закончена, и попросила Р. на всякий случай мне позванивать и держать в курсе своего самочувствия. Р. позвонил через неделю и пригласил в ресторан. Он сдал большой заказ и хотел это дело обмыть. По этическим соображениям я отказалась. Надеюсь, Р. на меня не в обиде.

Случай № 3

В мой кабинет вошла симпатичная, спокойная женщина средних лет, со вкусом одетая, идеально накрашенная, лицо которой излучало гармонию. Есть такие лица, которые, может быть, и не отличаются правильностью черт, но на которые хочется смотреть, которые располагают к налаживанию контакта. Такие лица не даются от природы, их надо заслужить тяжелым духовным трудом, учась прощению и любви.

Удивительно, что лица святых на иконах все сплошь скорбные, жесткие и мрачные. Оно, конечно, тяжело, когда тебя живьем поджаривают или забивают дротиками, но все же подвиг ежедневного добра и терпения не менее труден, и редко кто не ропщет на судьбу, вынося горшок из-под парализованной матери или кормя с ложки своего больного церебральным параличом ребенка, не умеющего самостоятельно глотать.

Моей клиентке выпала иная, но не менее тяжелая участь. Судьба наградила ее двумя дочками, страдающими синдромом Дауна. «Сейчас они уже взрослые, 19 и 21 год, – рассказывала она. – Я их очень люблю, они учились в специальной школе, умеют читать и писать, развитые девочки».

Тут у меня к горлу подкатил комок, потому что все мы отлично знаем, каково отношение в нашем обществе к инвалидам вообще и к умственно отсталым детям или уже не детям в частности.

Но ко мне ее привела другая беда. Некоторое время назад у нее началась аллергия на запах типографской краски и любой печатной продукции вообще: от свежей газеты до только что выданного принтером документа. И не просто аллергия, а кашель, удушье, сердцебиение, все признаки панической атаки. С учетом того, что Анна (так мы ее назовем) работала в банке, где ей постоянно приходилось иметь дело с оргтехникой, болезнь делала ее жизнь невыносимой. В первый раз, когда это случилось, был даже отек Квинке. Я тут же прицепилась к этому первому разу и стала выяснять, когда же это произошло.

А произошло это три года назад. Она со своими дочками ездила в Псково-Печорский монастырь, к чудотворящим иконам и старцу, пользующимся уважением и известностью. Анна, несмотря ни на что, не теряла надежду, что случится чудо и кто-то поможет ее девочкам. Остановились они в гостинице для паломников. Удобств в номере не было, и старшая дочь пошла в туалет в конце коридора. Анна приучила своих девочек к чистоплотности, поэтому ее не смутило, что дочь отсутствовала больше 15 минут. Но когда прошло полчаса, а она все еще не вернулась, Анна решила проверить, что же случилось.

В туалете сильно пахло масляной краской, видимо, недавно красили. Анна громко позвала дочь. И тут с ужасом увидела, что одна из кабинок открывается, оттуда выскакивает мужчина и пытается пробежать мимо нее к выходу из женского туалета. Анна схватила его, повалила, силы, как она рассказывает, удесятерились, и вцепилась ему в горло. «Ах ты, падаль, – кричала она. – Ты что с больным ребенком сделал?!!!» – «Прости, сестра, – хрипел он, – . бес попутал, ничего я с ней не сделал».

Тут Анна очнулась, отпустила мужика и бросилась в кабинку. Там с отрешенным видом стояла ее дочь. Брюки и кофточка ее были расстегнуты. «Что он сделал с тобой, где болит?» Несчастная Анна пыталась привести одежду дочери в порядок, но руки ее не слушались. Она повела дочь в номер, потом позвонила в милицию.

Когда приехали милиционеры, Анна попросила отвезти ее с дочкой в больницу. Слава богу, освидетельствование показало, что никакой беды не случилось и на следующий день они уехали домой. А еще через день Анна вышла на работу. Они только что переехали в новый офис, все было с иголочки, пахло свежей покраской. Этот запах так напоминал тот недавний запах свежей краски в туалете монастырской гостиницы…

Анне стало плохо, она ощутила удушье, начала кашлять. Лицо и горло отекли. Сослуживцы вызвали неотложку, Анне сразу же вкололи огромную дозу антигистамина супрастина и увезли в больницу. Диагноз – отек Квинке.

Очень скоро палитра непереносимых запахов расширилась. Анна реагировала кашлем и удушьем на свежеотпечатанные на принтере документы, на свежие газеты и журналы. Еще через неделю ей стало плохо от запаха лака для ногтей, потом от запаха сильно потеющего гражданина в метро… То есть выработалась устойчивая реакция: запах – отек – паническая атака. Причем, судя по расширяющемуся ряду непереносимых запахов, любой запах, каким-либо образом ассоциирующийся с первоначальным раздражителем – краской в монастырском туалете, вызывал сходную реакцию.

В этой истории был один не совсем понятный для меня момент. Дело в том, что Анна родила первого ребенка молодой. Вероятность болезни Дауна резко возрастает у женщин, рожающих после 40 и у мужчин после 50. Поэтому обычно, если у юной пары рождается ребенок-даун, женщине и ее мужу рекомендуют пройти генетический тест, чтобы выяснить, не в наследственности ли дело. Но даже если такой тест не пройден, то при повторной беременности возможна пренатальная диагностика, которая позволяет выяснить, здорового ли ребенка носит женщина, и избежать повторения трагедии. Однако ничего этого Анна не сделала.

Когда я заговорила об этом, Анна заплакала. Да, врачи предлагали ей такой тест, но в здоровье своей семьи она была уверена, а муж убедил ее, что в их роду тоже все в порядке. И только когда вторая дочка родилась с тем же генетическим дефектом, он сознался, что в его роду у деда «что-то такое было». Он очень любил жену и боялся, что она его бросит, если узнает. Детей своих он обожает, они отвечают ему тем же. Даунята вообще очень ласковые, приветливые, начисто лишенные агрессивности «человеки». Глядя на них, еще усомнишься, что есть норма, и задашься вопросом, почему мы такие злобные и агрессивные.

Сейчас, по словам Анны, семья у нее дружная и счастливая, болезнь детей их еще больше сблизила, и она и муж работают в банке, хорошо зарабатывают, в доме – достаток. И только ее аллергия с приступами удушья омрачают эту картину, и если так будет продолжаться, то Анне придется уйти с работы, потому что она даже распечатать документ не может без приступа.

В моей практике уже встречались семьи с безнадежно больными детьми. И самый страшный вопрос, на который у родителей нет ответа, – это что будет с детьми, когда родители умрут. Нужно немало мужества, чтобы смотреть правде в глаза; и сознание, защищаясь, вытесняет эту проблему, родители про это как бы забывают. С другой стороны, возникает сильная созависимость между родителями и больными детьми, когда родители, пока живы, стремятся оградить детей от каких бы то ни было опасностей враждебного мира, гиперопекая их и делая еще более беспомощными и зависимыми от себя.

Девочки Анны были достаточно хорошо адаптированы к жизни. Хотя они учились в специальной школе, в их внешности характерные черты, свойственные синдрому Дауна, не были ярко выражены. Они умели читать и писать, любили музыку, сказки, кино. Есть целый ряд профессий, которые могут быть освоены, если синдром присутствует, но проявляется слабо.

Но как я уже говорила, аллергия их матери, как и любая другая болезнь, – это такое поведение, которое предусматривает вторичную выгоду. В данном случае Анна уже готова бросить работу из-за невозможности выносить сопутствующие запахи, для того чтобы целиком отдать себя детям, как раз в то время, когда они, возможно, могли бы начать осваивать профессию и стать более самостоятельными. Потому что так или иначе, но Анна посвятила свою жизнь заботе о них, таких маленьких и беспомощных, жить для себя, заниматься собой она не умела и не любила. И теперь, когда у нее начало появляться свободное время, она не знала, как им распорядиться, как снова сделать жизнь осмысленной.

Вторичная выгода, безусловно, способствует закреплению симптома, но в случае Анны возникновение симптома произошло по фобической схеме. Сильный эмоциональный стресс, сопряженный со страхом на фоне резкого запаха, вызвал иммунный сбой, повышенную реакцию иммунной системы (аллергию) именно на этот запах. Но параллельно по принципу условного рефлекса этот запах связался с адреналиновым всплеском и к аллергической реакции присоединилась паническая атака.

Вместе они чуть не убили Анну в первый раз, в новом офисе, дав отек Квинке – аллергическую реакцию, затрагивающую глубокие подкожные слои в районе гортани. Даже просто воспоминание об этом случае приводило к приступу кашля и удушью (спазму гортани). Поэтому я предложила Анне начать нашу работу с техники «кинотеатра» – техники, усмиряющей фобии.

Анна быстро освоила технику вхождения в трансовое состояние, и вскоре ее правая рука отлично левитировала. Левитация руки – это такой интересный гипнотический феномен, когда одна рука или обе самопроизвольно, без усилий поднимаются и как бы парят в воздухе. При этом у владельца этих расшалившихся рук могут быть самые разные приятные ощущения, начиная от состояния полной невесомости во всем теле и заканчивая ощущением, что рука, как его полномочный представитель, где-то высоко и летает сама по себе, не ведая законов земного притяжения, все видит, что происходит внизу, и транслирует это владельцу.

Этот гипнотический феномен, с одной стороны, служит индикатором того, что пациент уже в трансе, а другой стороны, после нескольких тренировочных левитации становится удобным способом быстрого вхождения в транс.

Итак, как и всегда, когда с помощью трансовых техник мы пытаемся прикоснуться к проблемному состоянию, обходя сознательные и бессознательные защиты, мы должны поставить ресурсный спасательный якорь, чтобы в случае неприятностей ретироваться на безопасную территорию. В нашем случае якорь имело смысл ставить на состояния, противоположные панике и удушью, которые сопровождали эпизод с отеком Квинке.

Анна вспомнила недавнюю семейную абсолютно идиллическую сцену, когда она с мужем и дочками смотрела какую-то мыльную оперу по телевизору и так им было всем хорошо друг с другом в их мире, полном любви и тепла, надежно отгороженном от внешних напастей…

На пике этого воспоминания я попросила Анну взять себя за мочку уха, там у нее будет стоять ресурсный якорь. Второй эпизод был связан с работой. Анна недавно получила повышение, стала начальником отдела в банке. Чувство гордости и удовлетворения, которые она при этом испытала, вполне могут служить альтернативой панике и неуверенности, поэтому их мы тоже заякорили. Третий эпизод касался дружеских посиделок с двумя институтскими подругами, когда все немножко выпили, расслабились и травили анекдоты. Пожалуй, это был самый яркий из всех трех, потому что Анна опустила плечи и широко заулыбалась, вспоминая. Это воспоминание мы подвесили на тот же ресурсный якорь.

Собственно техника «кинотеатра» – это забавная процедура, цель которой – разделить (диссоциировать) человека и его воспоминания. Все начинается с того, что я предлагаю Анне представить кинотеатр, устроенный максимально удобным для нее образом, и зайти в него. Анна вообразила огромный полукруглый амфитеатр, поднимающийся метров на 10 вверх, и за самым последним рядом – будку киномеханика. Экран – впереди, хорошо виден с любого места. Я попросила ее занять место где-нибудь позади, подальше от экрана. Анна выбрала последний ряд.

Для следующего шага требуется воображение. Человек, сидящий в последнем ряду, как бы разделяется. Одна его часть остается сидеть, где сидела, а вторая поднимается в будку киномеханика, оборудованную не хуже чем иная студия. Там есть все, чтобы менять цветность и качество изображения, подкладывать любую музыку, прокручивать кино в любом порядке и даже превращать его в мультфильм с тем же сюжетом.

Итак, Анна № 2 поднялась в эту оборудованную по последнему слову техники будку-студию. Теперь мы (я и две Анны) будем смотреть фильм про первый, связанный с отеком Квинке, эпизод на работе. Этот фильм начнется из точки № 1, когда еще ничто не предвещало беды, и прекратится в точке № 2, когда все уже закончилось в больнице и Анна снова стала чувствовать себя хорошо. А между этими точками, собственно, и будет разворачиваться та история с удушьем, вызовом неотложки и транспортировкой в больницу.

Суть техники заключается в диссоциации от травматичных воспоминаний и эмоций. Поэтому для начала мы изменим стилистику нашего фильма. Это больше не будет угнетающий психику реализм. Ведь все закончилось хорошо!!! Поэтому мы можем позволить себе превратить наше кино в мультик. Да еще подложить какую-нибудь веселенькую музыку.

При этом Анне № 2 даже не нужно смотреть на экран, даже вредно туда смотреть. Пусть смотрит на Анну № 1, сидящую на заднем ряду, на ее реакцию… А вот Анна № 1, та уже будет смотреть на экран. Осталось выбрать стилистику мультика и музыку. Анна предложила классический диснеевский видеоряд. А в качесте музона – песню Пугачевой «Эй вы там, наверху…».

Я попросила ее описать саму себя нарисованную. Анна решила, что чем-то похожа на утенка Дональда, возможно походкой, но одетого в юбку и блузку. Дальше уже было проще. Все ее сослуживцы, случившиеся на тот момент, нашли свои мультяшные воплощения. Неотложка с носилками и санитарами просто переехала к нам из своего диснеевского аналога.

Анна довольно легко справилась с этим непростым заданием, требующим развитого воображения. Она мысленно наблюдала за собой, сидящей в последнем ряду и смотрящей мультик, и они обе улыбались.

Следующий шаг техники – это переход от двойной диссоциации (когда клиент смотрит не фильм о травматичном событии, а наблюдает себя, смотрящего соответствующее кино) к прямой диссоциации. Две Анны снова сливаются в одну и смотрят мультик уже в деталях.

Результат – отличный: Анна улыбается, мультик ее явно забавляет. Что ж, можно немножко приблизиться к жизни. Я предлагаю Анне представить все ту же историю, развивающуюся из точки № 1 в точку № 2, как немое черно-белое кино, под аккомпанемент тапера, играющего на расстроенном пианино собачий вальс. Это тоже быстро и без напряжения удается. Анна улыбается.

Усложняем задание. Чуть больше реализма. Пускай это будет теперь комедия положений типа «Бриллиантовой руки». И музыка соответствующая. Про дикарей. У Анны хорошо развито воображение. Она генерирует новое кино и мысленно просматривает его. Но я заметила, что ее что-то начало напрягать. Исчезла безмятежная улыбка.

В этом случае хороший способ усилить диссоциацию – мысленно просмотреть кино в обратном порядке, т. е. из точки № 2 в точку № 1, когда все пятятся и совершают телодвижения в обратном порядке. Анне удается и это. Теперь снова из точки № 1 в точку № 2. И так до тех пор, пока этот минимально приближенный к реальности вариант не перестанет вызывать напряжение.

После этого можно переходить к следующему шагу. Это будет кусочек вполне реалистичного сериала типа «Скорой помощи». Анна представляет. Все-таки есть напряжение. Подложим веселую музыку типа старой студенческой песни «Колокольчики-бубенчики, ду-ду. Я сегодня на работу не пойду…». Так уже лучше. Все равно придется погонять это кино вперед-назад раза два перед заключительным этапом.

И вот, наконец, мы переходим к основному. У Анны в руках волшебный пульт. С нажатием красной кнопки она может войти в экран и слиться с главной, уже абсолютно реальной героиней, а с нажатием синей – снова выскочить в абсолютно безопасный кинозал. Наша работа будет выполнена, если Анна без своей симптоматики выдержит весь фильм из точки № 1 в точку № 2, прожив все повторно в реальном пространстве своих воспоминаний.

Первый раз Анна не выдержала. Где-то посередине она нажала синюю кнопку, и пришлось возобновлять ресурсный спасательный якорь, для того чтобы снять сердцебиение. Однако спазма гортани не было. Удерживая этот якорь, Анна снова вошла в точке № 1, и ей удалось спокойно дожить до точки № 2, кстати, песня тоже очень помогла.

Теперь можно переходить к технике быстрого лечения аллергий. Для этого Анне нужно найти какой-то запах, ассоциативно напоминающий запах краски, но не вызывающий спазма и отека. Этим запахом оказался запах жидкости для снятия лака (без ацетона).

Точно так же, как и в случае с С, я попросила Анну сначала представить, вспомнить запах свежей краски. У нее началось сердцебиение, и, по ее словам, «тяжелый железный ошейник» сжал горло. Мы тут же возобновили ресурсный якорь. Далее, двигаясь по шагам техники, сначала Анна «увидела» себя защищенной прозрачным экраном, а там, по другую строну экрана, она входит в соприкосновение сначала с этим безопасным запахом. Анна представила, будто находится в салоне красоты, сидит в удобном мягком кресле и маникюрша, массируя ее руки, удаляет лак с ногтей. Мне даже не пришлось прибегать к помощи ресурсного якоря, настолько спокойно Анна пережила это.

Дальше задача усложнялась, и Анне, защищенной экраном, нужно было «увидеть», как до ее второй экспериментальной половинки доносится запах краски. Анна представила, что там за экраном, в комнату, где она сидит, вносят пачку свежих газет. Причем она сидит в одном углу, а газеты вносят из противоположного таким образом, что их разделяет метров десять.

Тут Анна сразу закашлялась, я возобновила якорь спасения. Кашель прошел, и она успокоилась. Анна представила, что газеты подносят все ближе, но якорь спасения работал, и она оставалась спокойной. Мы доделали технику, убрали прозрачный экран, Анна слилась со своей половинкой, аллергию на запах печатной продукции можно было считать излеченной.

Но впереди был гораздо более злой аллерген – запах свежей краски. И мне интуитивно показалось, что жидкость для снятия лака тут не прокатит. Я попросила Анну найти другой безопасный запах, как-то ассоциирующийся со зловредным аллергенным. Как ни странно, Анна назвала запах свежих яблок. Мы снова проделали технику с той лишь разницей, что ресурсный якорь пришлось включать на каждом ее этапе.

В нашем психологическом центре были детские наборы масляных красок для арт-терапии, и для проверки я принесла пару тюбиков и выдавила немного содержимого на лист бумаги. Анна поморщилась для порядка, но сама включила свой ресурсный якорь и даже не закашлялась. Теперь надо было убедиться, что аллергическая реакция исчезла не только в наших тепличных, но и в полевых условиях работы в офисе.

На следующий день Анна, как обычно, вышла на работу, на всякий случай, я ей посоветовала не забывать про финальную песню из техники «кинотеатра» «Колокольчики-бубенчики, ду-ду». Начала распечатывать на принтере документы, опять позыв на кашель, сжимает горло… Позвонила мне по телефону.

Мне показалась, что это уже не аллергическая реакция, а что-то вроде условного рефлекса или пространственного якоря на определенную обстановку в офисе. Спели вместе песенку по телефону, разбили состояние, но я поняла, что работа не закончена. Что-то еще осталось в этом офисе такое, что не имело отношения к печальной истории с монастырской гостиницей и провоцировало эти приступы.

Как я уже упоминала, Анна недавно получила повышение. Это по времени как раз совпало с переездом в новый офис, тот самый, где пахло краской после ремонта. Но оказывается, параллельно намечалась реорганизация отделов с сокращением части сотрудников. Анна возглавила новый отдел, и под ее началом оказались ее бывшие сослуживцы, с которыми она раньше была на равных.

Люди слабы. Сложно радоваться успеху подруги, если над твоей головой висит возможная потеря работы. И если раньше Анна вызывала всеобщее сочувствие (все-таки двое больных дочерей), то теперь от нее все очень отдалились, общение стало сугубо официальным, и это еще не самое плохое, потому что дальше народ стал бегать к ней наушничать друг на друга, понимая, что и от нее в том числе зависит, кто останется, а кто уйдет.

Ну и что было делать в такой ситуации бедной Анне, на глазах у которой ее лучшие друзья теряли лицо? Правильно, прикинуться трупом до лучших времен, авось пронесет. Способ надежный, проверенный эволюцией. Беда только, что Анна начала это делать со слишком большим энтузиазмом. Надо было придумать альтернативный способ выхода из той непростой ситуации. Для этого и существует техника шестишагового рефрейминга. В результате ее проведения Анна остановилась на следующем.

Она была знакома со своим непосредственным начальником много лет. Они вместе учились, и отношения оставались вполне дружескими, насколько это вообще возможно между начальником и подчиненным противоположного пола. Анна пришла к нему и честно объяснила, как обстоят дела в ее отделе и насколько трудно иметь дело с людьми, живущими под страхом сокращения. Они решили провести общее собрание отдела.

На собрании Анна взяла слово и предупредила, что лично от нее абсолютно не зависит, кто уйдет, а кто останется, если сокращение все же случится. Если же она серьезно заболеет, то начальство вместо нее пришлет варяга, незнакомого с коллективом и безжалостного. Она, конечно, сказала все это другими словами, но смысл был именно этот. И тут входит Аннин начальник и подтверждает, что да, про сокращение решать будет комиссия, членом которой Анна не является.

Народ принял к сведению новую информацию и тут же стал выяснять, а кто же входит в комиссию, желая заблаговременно навести мосты. Но это были вопросы уже к начальнику, а не к Анне. После этого походы к Анне с наветами прекратились, обстановка нормализовалась, и она смогла немножко расслабиться. Приступы больше не повторялись; от запаха краски сначала немножко першило в горле, но в течение двух недель это ушло.

Итак, в случае Анны аллергия началась классически, после сильнейшего стресса, распространилась постепенно на вещества совершенно другого химического состава (типографская краска сильно отличается по своей химии от краски, используемой в строительстве), ассоциированные по какому-то признаку с первоначальным аллергеном (и то краска, и это краска), и была поддерживаема постоянным эмоциональным напряжением на работе. Ее аллергическая реакция ушла полностью за полтора месяца работы. Это была краткосрочная терапия.