Текст книги "Избранницы. 12 женских портретов на фоне времени"

Вместе с лучшей подругой Вероникой Кампьон одну зиму Франсуаза проживала в домике у мельницы, арендованном у Кристиана Диора. Любовь к бешеной скорости едва не стоила ей жизни: выехав на машине встречать своих гостей – знаменитую пару Жюля Дассена и Мелину Меркури, – Франсуаза не справилась с управлением. На полном ходу ее «мерседес» с откидным верхом перевернулся. Гостей выбросило из машины, а она осталась лежать под искореженными обломками в состоянии клинической смерти. Ей было двадцать два года.

«Пока Мелина, совсем обезумев, бежала по полю, взывая к Аиду, владыке царства мертвых, Жюль пытался оживить меня дыханием рот в рот. Я единственная женщина, которую Жюль Дассен, неотразимый Дассен, в течение получаса целовал в губы на глазах у Мелины. Но я находилась в коме, увы…» – позже комментировала Франсуаза ситуацию. Сведения о ее здоровье печатали в газетах, передавали по радио и телевидению.

«Я смотрела смерти в глаза, которая предстала предо мной в виде черной дыры. После этого она утратила для меня всякий интерес… Я вас уверяю, что там, по ту сторону бытия, ровным счетом ничего нет. И слава богу! Мне было бы неприятно, если бы моя неприкаянная душа в одиночестве витала в каком-то пространстве», – говорила Саган. Позже еще не раз она оказывалась на волосок от смерти – и когда перенесла операцию с диагнозом «рак поджелудочной железы», который, к счастью, не подтвердился, и когда после трехнедельного плеврита она потеряла сознание в гостиничном номере в колумбийской столице Боготе, куда приехала в составе официальной президентской делегации. И если бы не президент Франсуа Миттеран, срочно отправивший ее в Париж на своем личном самолете, кто знает, чем бы это закончилось. Всякий раз ее выручал невидимый ангел-хранитель. Хотя она и называла себя «затяжным несчастным случаем», судьба, похоже, была к ней благосклонна.

Сами врачи не верили, что Франсуазу удалось вернуть к жизни. Ее выходили без операции, которая была бы для нее смертельно опасна. В больнице собранную буквально по косточкам, лежавшую в гипсе и бинтах писательницу пришел навестить известный издатель Ги Шеллер и… сделал ей предложение руки и сердца. У него были серые глаза, усталое и грустное лицо. Он был по-своему красив – галантный кавалер, элегантный мужчина, настоящий джентльмен, обожающий чтение.

Их первая встреча состоялась несколькими годами ранее в кабинете генерального директора «Франс-суар». «Я увидел воробушка в кресле», – вспоминал Ги. Подумав, Франсуаза согласилась выйти замуж за человека старше на двадцать лет. Они совершили свадебное путешествие в Сен-Тропе. Ги вел машину, Франсуаза читала ему вслух свою рукопись «Любите ли вы Брамса?», потом поставила кассету Билли Холидей. Они целовались под романтичную музыку…

Все было замечательно, но спокойная и размеренная жизнь оказалась не для взбалмошной Франсуазы. Она продержалась год и только и ждала момента, чтобы сбежать из дому и встретиться с друзьями в любимом кафе «Режина». Модная писательница любила артистическую богему, автомобили и лошадей, ночные клубы, куда срывалась из-за письменного стола, шумные, задымленные дансинги, танцы до упаду – «зажигала» она действительно классно, без устали отплясывая буги-вуги и мамбу, – виски без меры, сигареты одну за другой, пьяные разговоры до утра. Все это ужасно раздражало Ги, но он терпел. Эти несносные выпивохи Бернар Франк, Антуан Блонден, Жак Шазо, приятели Франсуазы – «люди без времени». Он-то предпочитал здоровый образ жизни – встать пораньше, проехаться верхом и подышать свежим воздухом перед тем, как отправиться в издательство, вовремя пообедать в дорогом ресторане и заодно решить важные деловые вопросы. А Франсуазе все время надо было видеть «новые облака». «Мадам еще не приходила?» – постоянно спрашивал Ги у служанки. Жить вместе таким совершенно разным людям было невозможно.

Однажды, вернувшись домой, Саган застала мужа в кресле читающим газету. Обычная семейная мизансцена. На нее повеяло такой невообразимой скукой, которую Франсуаза ненавидела, что она со словами «Хватит, я ухожу» собрала вещи и, прихватив собачку Юкки, действительно ушла из дому. «Правда, я уже знала, что мой уход не огорчит мужа, – объясняла она свой поступок друзьям. – Если бы я была уверена в обратном, неизвестно, как бы я поступила».

Писательница поселилась на улице Бургонь в квартире на первом этаже, напоминавшей антикварную лавку. Все что угодно, только не скука, только не эти осточертевшие семейные обеды, на которые она всегда опаздывала и за которыми ей нечего было сказать мужу, потому что уже все сказано другому…

Второй раз Франсуаза попыталась создать семью с американцем Бобом Вестхоффом – мужественным голубоглазым блондином, настоящим героем вестерна. Он служил в ВВС Америки, подрабатывал моделью, без успеха снялся в какой-то мелодраме, а поселившись в Париже, в квартире, где имелась печь для обжига глины, объявил себя скульптором. С регистрацией брака пришлось поторопиться – Франсуаза была беременна. Свадьба состоялась в одном из красивейших замков Франции, а вскоре родился сын Дени.

«Я теперь как дерево, у которого выросла еще одна ветвь», – сказала по этому поводу счастливая мать, которая, по словам сына, всегда была внимательна к нему, интересовалась его успехами в школе и следила, чтобы он не подсел на наркотики и алкоголь, как подсела она, вынужденная после страшной аварии принимать лекарства на основе морфина, чтобы заглушить невыносимую боль.

Журналисты называли Саган алкоголичкой, но она пила, как все во Франции. Она считала, что алкоголь помогал находить общий язык с людьми и всегда быть в хорошем настроении. Потом из-за обострения панкреатита врачи запретили ей пить, и Франсуаза десять лет соблюдала «сухой закон» и не пила ни капли. Тогда ее объявили наркоманкой, и не без оснований…

Легкий в общении Боб с удовольствием проводил время с Франсуазой. Но и этот брак распался, хотя после развода бывшие супруги мирно прожили под одной крышей семь лет. «Семейная жизнь – это спаржа с уксусом. Есть такое блюдо невозможно», – считала Саган. Она снова стала свободной.

Светская хроника вовсю трубила о ее похождениях. Среди ее любовников самым постоянным был журналист Бернар Франк, автор «Всемирной географии», друг Сартра. Франсуаза работала как одержимая. Когда только успевала? Она писала быстро и легко и ни разу не подвела своих издателей – рукописи сдавались точно в срок.

«Пока я пишу, у меня есть чувство, что я делаю именно то, для чего родилась», – повторяла писательница. Она издала около сорока книг – романы, пьесы, рассказы, сценарии. А на склоне лет окружила себя собаками, для которых сама готовила еду, потому что ни у одного мужчины на свете не было таких преданных и благодарных глаз, как у ее питомцев.

Самой сильной страстью Саган была игра – на ипподроме, в преферанс, в рулетку. Она всегда ставила на одни и те же цифры – 3, 8, 11. Как-то раз Франсуаза выиграла огромную сумму – восемь миллионов франков – и на эти деньги купила дом в Нормандии, где останавливалась Сара Бернар, которая тоже была заядлым игроком. Ей Франсуаза посвятила одну из своих последних книг, написанную в форме писем к великой актрисе. Но чаще она проигрывала, проводя все свободное время за игровым столом, и на покрытие долгов не хватало никаких гонораров. «Игроками рождаются, как рождаются рыжими, умными или злопамятными», – утешала себя писательница, объясняя пристрастие к азартным играм «русскостью» своих корней: ее прабабушка была русской. Кстати, в 1988 году Франсуаза Саган побывала в России, где ее произведения не менее популярны, чем во Франции.

«У меня была жизнь каскадера, – говорила Франсуаза Саган на склоне лет. – Правда, я жалею о том, что она не оказалась более размеренной, гармоничной и, быть может, поэтичной. Иногда в своих мечтах я вижу себя лежащей на пляже, ничего не делающей. Словом, в раю для ленивых, где не надо трудиться… Что же касается посмертной славы и места в литературном пантеоне, то мне на это ровным счетом наплевать».

Ходили слухи, что Франсуазу связывали близкие отношения с тогдашним президентом Франции Франсуа Миттераном, известным сердцеедом, стремившимся окружать себя интеллектуалами. Самое главное, что он отличался искренностью и человечностью – редкими для большого политика качествами. Они познакомились на провинциальном аэродроме, вместе летели в Париж.

Когда писательницу спрашивали, что связывает ее с президентом, ее лицо становилось непроницаемым, и она называла Франсуа «идеальным другом». Как было на самом деле, никто не знает, но они действительно дружили, и президент, отпустив охрану, частенько приезжал на ужин к Саган, где для него были приготовлены его любимое жаркое и утка с апельсинами, принесенные из соседнего ресторана. С ним Франсуаза никогда не скучала. А он высоко ценил ее литературный дар и чувство юмора.

Как-то раз Миттеран посадил за ужином пятно от красного вина на свой галстук. Чтобы смыть пятно, Франсуаза тут же опустила галстук президента в бокал с белым вином. Они с Франсуа никогда не говорили о политике – тем для разговоров и так хватало.

Президент заступился за писательницу и спас ее от тюрьмы, когда в 1995 году шестидесятилетнюю Франсуазу обвинили в хранении и употреблении наркотиков – в записной книжке одного из наркодилеров обнаружили ее телефон. Во время судебного процесса Саган не отрицала своей вины, призывала молодежь никогда не употреблять наркотики, а в последнем слове попросила: «Дайте мне умереть спокойно».

Писательница явно имела на президента влияние и в результате попала в неприятную историю. В 90-е годы она встретилась с известным дельцом Андре Гельфи по прозвищу Дедесардина. Тот знал, что у нее хорошие отношения с Миттераном, и попросил ее организовать встречу с президентом. Речь шла о поисках нефти в Узбекистане, которыми намеревалась заняться французская компания «Эльф-Акитен». В итоге Саган написала письмо президенту с просьбой принять высокопоставленного узбекского эмиссара. Миттеран вначале отказался и написал ей в ответ: «Я и не знал, что вы выступаете в роли Маты Хари». Но потом встреча все же состоялась, правда, ни к чему не привела.

Саган за посреднические услуги получила от компании четыре миллиона франков, которые пошли на ремонт ее дома в Нормандии. И тут разразился грандиозный скандал – писательницу обвинили в том, что она не заплатила с этих денег налоги. Ей грозили крупный штраф и тюремное заключение. Лишь вмешательство Миттерана спасло Франсуазу, но она оказалась разоренной – у нее забрали дом, мебель, деньги, полученные от разных издательств… Последний раз писательница и президент встречались за несколько дней до смерти Миттерана и смеялись над своими болезнями.

«Франсуаза Саган была улыбкой – печальной, загадочной, далекой, но приносящей радость», – сказал о ней премьер-министр Франции Жан-Пьер Раффарен. Писательница признавалась журналистам, что больше всего на свете она боится нищеты и забвения. К концу жизни от миллионов Саган не осталось и следа.

Она умерла в возрасте шестидесяти девяти лет, не дожив год до своего юбилея, от легочной эмболии в больнице живописного нормандского городка Онфлер, где уединенно жила последние годы вместе с сыном. Сын не отходил от ее постели до конца. Франсуаза, перенесшая девять операций, после тяжелых болезней выглядела таким же маленьким хрупким подростком, какой была на заре своей оглушительной славы. Ее отпевали в хуторской церкви. На похоронах присутствовало человек двести. Среди них – ее сын Дени Вестхофф и сестра Сюзанна. А еще давний и верный друг Бернар Франк.

Они часто жили вместе, сходились и расходились, но замуж за него Франсуаза так и не вышла, считая Бернара слишком ревнивым. Похоронена она в семейном склепе в Кажарке. А вот забвение, похоже, ей не грозит – ее романы становятся откровением и для читателей двадцать первого века.

«Только закрыв за собой дверь, можно открыть окно в будущее», – говорила Франсуаза. И она его открыла…

Жизнь не по сценарию. Роми Шнайдер

Она была ослепительно-красива и бесконечно талантлива. Любила носить брючные костюмы черного цвета и скрывать свои великолепные светлые волосы под шапочкой. Появлялась в бриллиантах и элегантных туалетах от Шанель, с которой дружила. С дымящейся сигаретой в длинных пальцах, она пробуждала в мужчинах самые нескромные желания, оставаясь при этом недоступной…

Сейчас нет таких актрис, да и лиц таких не встретишь. Многим не давала покоя странная, завораживающая магия ее лица. «Ее лицо излучало свет. Она поднялась над повседневностью, и, видя ее на экране, мы ощущаем присутствие другого, лучшего мира», – говорил о ней французский режиссер Клод Соте, снимавший ее в своих картинах. «Этот взгляд точно прожигает лазером. Мгновенно. Никогда – ни до, ни после – ни у одной женщины я не видел таких пронзительных, ясных, сумасшедших, горящих глаз. Взгляд абсолютно самодостаточный, говорящий, наполненный, магнетический» – это слова ее второго мужа Даниэля Бьязини.

В кино Роми Шнайдер было подвластно все – недаром итальянский режиссер Лукино Висконти считал ее одной из самых гениальных актрис Европы. Французы до сих пор называют ее «выдающейся актрисой ХХ века», а австрийцы – «прекрасной легендой». А в жизни она ничего не умела. Роми Шнайдер сыграла в пятидесяти восьми фильмах, неоднократно получала престижные премии за лучшие женские роли, а после смерти оставила большие долги. Роми была любимицей кино, но падчерицей жизни. Если кино приносило ей славу, известность, богатство, то жизнь отнимала самых близких, деньги и покой, наделяла чувством вины, обрекала на одиночество, мучительные страдания и тяжелые болезни. Кино возводило ее на олимп, делало божеством и идолом толпы, а жизнь безжалостно отталкивала, вырывая из ее рук простое женское счастье, которым ей так и не суждено было насладиться сполна…

Судьба Роми Шнайдер – грустная и трагичная. И не разгадана до конца. Она умерла молодой и не могла понять, чем же так прогневила Бога… Наверное, актриса – страшная профессия для женщины. Для такой, какой была Роми Шнайдер. За свою славу Роми пришлось заплатить слишком дорого. Ей расточали самые изысканные комплименты и в то же время без конца травили в прессе, делая достоянием гласности даже аборты, которые она, страстно мечтавшая о детях, вынуждена была сделать. Ее осуждали и преследовали – за то, что невинной девушкой сбежала в Париж с этим «смазливым французиком» Аленом Делоном; за то, что ее первый муж Гарри Майен повесился на ее шейном платке; за то, что в последние годы жизни, не в силах совладать с обрушившимися на нее несчастьями и нечеловеческой болью, она часто прикладывалась к бутылке и выкуривала по три пачки сигарет в день…

А начиналось все как сказка о прекрасной белокурой принцессе с ясными глазами, перед загадочной и совершенной красотой которой невозможно было устоять. Розмари Альбах-Ретти (настоящее имя Роми Шнайдер) родилась в 1938 году в Вене в богатой семье. Ее отец – знаменитый венский плейбой, аристократ и актер Вольфганг Альбах-Ретти, мать – популярнейшая актриса немецкого и австрийского кино Магда Шнайдер. А бабушка, театральная актриса Роза Ретти, даже заслужила титул «австрийской Сары Бернар». Воспитывалась Розмари в католическом пансионе, руководимом монахинями ордена Августинцев; девочка увлекалась рисованием и игрой в школьных спектаклях.

Сценарий будущего Роми был четко определен – она станет актрисой, и ее мать сделает для этого все, от нее зависящее. Магда не завидовала молодости и красоте дочери, как это иной раз бывает, а полностью посвятила себя ее карьере. Уже в пятнадцать лет Роми дебютировала в кино, сыграв вместе с матерью в фильме «Когда зацветает белая сирень». «Магда Шнайдер со своей прелестной дочкой Роми!» – такая реклама поддержала популярность стареющей Шнайдер-старшей и подарила сценический псевдоним младшей.

Через несколько лет, сразу после съемок многосерийной костюмной мелодрамы об австрийской императрице Сисси, будущей супруге императора Франца Иосифа Елизавете, слава о молодой талантливой актрисе, которой не исполнилось и двадцати, гремела по всей немецкоязычной Европе. На Роми – «сдобную венскую булочку, которую всем хотелось попробовать», – обрушился поток писем с признаниями в любви и предложениями руки и сердца. Она получала до шестисот писем в день! Великий мультипликатор Уолт Дисней назвал ее «самой красивой девушкой мира». Ее отчим и продюсер, владелец ночных баров и ресторанов Герберт Блатцхайм, второй муж Магды, подарил ей шесть гектаров земли и замок на берегу озера Лугано. Ее гонорары росли, а личный счет в банке свидетельствовал о том, что красавица к тому же стала «самой богатой девушкой в мире».

Но настоящая слава пришла к ней в Париже. Фильм «Кристина», где Роми встретилась с никому тогда не известным актером Аленом Делоном, получившим свою роль, что называется, по блату, сделал ее яркой звездой на артистическом небосклоне и перевернул всю ее недолгую жизнь. Не странно ли складывалась судьба? Именно Магда Шнайдер настояла, чтобы дочь снималась в этом фильме, ремейке знаменитой в тридцатые годы кинокартины «Флирт», принесшей ей самой широкую известность и бурный роман с Вольфгангом Альбах-Ретти, перешедший в брак, увы, скоро распавшийся – Вольфганг бросил обожавшую его Магду, когда их дочери исполнилось четыре года. Печальное совпадение – отец Алена Делона тоже бросил сына в четырехлетнем возрасте, обрекая его на беспризорное детство, нищету, побеги из школ для трудных подростков, дружбу с марсельской шпаной…

Властная и расчетливая Магда, знавшая цену каждому пфеннигу, как истинно еврейская мамочка, своими руками строила для Роми успешную карьеру и личную жизнь. Сценарий и здесь был четко расписан – богатый жених, выгодное замужество, спокойная жизнь в достатке, многочисленное потомство… Но оказалось, сама того не ожидая, мать выбрала для своей Роми несчастную судьбу, подтолкнув к роковой встрече. Разве могла она знать, пользуясь многочисленными связями в киношном мире, напирая как танк и «доставая» французских режиссеров идеей съемок «Кристины», что жизнь распорядится по-своему и от ее радужных планов на будущее дочери, включая благополучный брак с каким-нибудь аристократом, не останется камня на камне?

Роми сердилась на мать за ее постоянные поучения и советы. Сидя в кресле самолета, отправляющегося в Париж, к месту съемок, она казалась обиженной и недовольной, хотя за съемки молодой актрисе предложили огромный гонорар – семьдесят пять миллионов франков. Магда не сочла нужным даже спросить у дочери – а хочет ли та сниматься в этой картине? Все решили за нее, а она, как всегда, не посмела ослушаться мать. Ее словно заключили в золотую клетку – Магда и отчим контролировали каждый шаг Роми, не позволяя ей сделать неверное движение. Хотя ей и самой хотелось выйти за рамки сложившихся стереотипов «сладкой» героини костюмной мелодрамы и сыграть что-то новое. А если бы она не согласилась? Не полетела в Париж? Не встретилась с Аленом Делоном? Ее жизнь, возможно, пошла бы совсем в ином направлении…

Поначалу Роми и Ален не понравились друг другу. И наверное, это был знак свыше, своего рода предупреждение, но они его не заметили или не придали ему значения. «Надутая немецкая гусыня!» – смерив презрительным взглядом приезжую знаменитость, сквозь зубы процедил Делон, вручая ей букет белых роз при встрече в аэропорту. Хорошо, что она не понимала по-французски. «Самодовольный французский нахал», – в свою очередь решила Шнайдер, и она была не далека от истины. Первое впечатление – самое верное, но потом она постаралась об этом забыть…

«С первого дня съемок, – писала Роми в своем дневнике, – мы находились в состоянии войны и так цапались друг с другом, что от нас летели пух и перья». Циничный Делон публично насмехался над наивной провинциалкой, девушкой строгого воспитания, с пуританскими старомодными нравами, не умевшей даже целоваться. «Это не сексуально! – не стесняясь, при всех кричал он покрасневшей от неловкости Роми. – Так никто не целуется, милочка, открой же рот!» И она старалась изобразить страстную, искушенную женщину, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке.

Прелестная девушка из богатой семьи и отвязный, невоспитанный юноша в рваных джинсах – что между ними общего? Старая как мир история – барышня и хулиган. Но видно, магия съемок и предложенных режиссером обстоятельств сделала свое дело. Постепенно актеры все больше входили в роль влюбленных. И если верно, что от любви до ненависти – один шаг, то шаг в обратном направлении тоже возможен. Совместная поездка на кинофестиваль в Брюссель, во время которой Роми, освоив французский язык, отчаянно флиртовала с Аленом, положила начало их сумасшедшей страсти. Роми первой призналась в любви Алену, и это был ощутимый удар по ее самолюбию, который она перенесла, не дрогнув. Наверное, она перепутала съемочную площадку с реальностью и не представляла, что будет дальше…

Чем строже тебя контролируют, тем сильнее желание вырваться из плена. Влюбившись, Роми, послушная девочка, взбунтовалась против материнского гнета и поняла, что не желает больше слушать никаких наставлений. Повинуясь своему твердому и упорному характеру – во всем идти до конца – и впервые в жизни презрев строгий родительский контроль – о, ужас! – молодая актриса не вернулась после съемок домой, а взяла авиабилет «Вена – Париж» (вторая часть картины снималась в Австрии) и отправилась вслед за Делоном. «Я поняла, что не смогу вести прежнюю жизнь – гулять, давать автографы, читать сценарии. Что поделаешь? Тогда я была такая. Всегда и во всем хотела идти до конца», – вспоминала потом Роми. В семье Шнайдеров назревал нешуточный скандал – дочь серьезно увлеклась «каким-то плебеем», газеты вовсю трубили о том, что «французский пройдоха украл невинность Германии», но Роми это мало волновало. Она была поглощена внезапно вспыхнувшим чувством, от которого, как окажется, не смогла избавиться всю жизнь.

Любовники поселились в маленькой парижской квартирке Делона. Ради любви к нему Роми терпела все – бедность и неустроенность; его многочисленных распущенных друзей с их левацким, чаще всего непристойным сленгом и рассуждениями о свободной любви; намеки на интерес Делона к мальчикам – много лет спустя он будет позировать и давать интервью для европейских гей-изданий – и его предложения «заняться любовью на троих»; беспорядочный образ жизни, когда Ален, носившийся по всему Парижу на своем стареньком «рено», не всегда приходил ночевать домой; шумные скандалы с битьем посуды…

Темпераментный Делон рвался на волю и не собирался постоянно сидеть дома щека к щеке со своей малышкой. Он проводил время с «нужными людьми» и не гнушался ничем, пробивая себе роли и контракты. А она, необыкновенно красивая и потрясающе талантливая, ночь напролет рыдала в подушку, чувствуя себя брошенной и ненужной. Несчастная провинциалка в этом огромном, пугающем ее Париже. Она, у которой было столько обожавших ее поклонников, ради нее готовых на все! Уж они бы не позволили ей плакать в одиночестве, но другие мужчины ее не интересовали…

Ален по-своему любил Роми, в нем часто вспыхивали приступы нежности, но больше всего он любил свою свободу, отрицая брак как лишние «бюрократические штучки». Добропорядочность вызывала у него тошноту. Жениться на Роми он не собирался. Она все принимала близко к сердцу, а он легко скользил по поверхности, не обременяя себя ответственностью. Если Роми что-то не устраивает, если ее шокируют свободные богемные нравы, пожалуйста, она всегда может уйти, никто ее насильно не держит. Лишь под сильным нажимом Магды – а она умела добиваться своего – Делон согласился на официальную помолвку со своей невестой 22 марта 1959 года, с трудом дотерпев до конца этой, на его взгляд, нудной и пошлой церемонии.

«Почему все так сложно? К чему весь этот маскарад?» – возмущался Ален. Зато теперь в кинотеатрах перед сеансами в новостях радостно сообщали: «Самая красивая пара современного кино наконец обручилась!» Но обручение в церкви – и этого следовало ожидать – осталось для Делона пустым звуком и ни к чему его не обязывало. Он продолжал жить так, как привык, хаотично, не задумываясь, по воле волн, признаваясь, что так и не смог примириться с бюргерским происхождением Роми и ее благовоспитанностью. Это было для него, уличного мальчишки, хулигана, бедняка, абсолютно чуждо. Ее аристократических родственников он называл не иначе как «аквариумными рыбами».

«Роми – дитя того общества, которое я ненавижу больше всего на свете. Правда, ее вины в этом нет. Но за пять лет я так и не смог искоренить в ней того, что внушалось ей все двадцать лет ее прежней жизни. Я жил с двумя Роми. Одну из них я безумно любил. Вторую так же безумно ненавидел…» – говорил Делон.

Для Роми такие отношения были мучительно болезненными. Она не умела постоять за себя или считала не вправе возражать Алену, хотя внутри у нее все протестовало. Но он взрослый человек, и его нельзя изменить. Она чувствовала, боясь признаться в этом самой себе, что ничего хорошего у них не получится, что они обречены и никогда не уживутся друг с другом, но, по словам знаменитой французской писательницы Франсуазы Саган, бывшей в курсе дела, Роми отдала бы все на свете, чтобы стать женой Алена. Вопреки всякому здравому смыслу. Что поделать, он был мужчиной ее жизни.

Вот как описывала отношения Роми и Делона Магда Шнайдер: «Он мог делать с ней все, что хотел. Он совершал насилие над ней – как физическое, так и моральное. Поцелуями и побоями он заставлял ее приобщаться к новой морали, где все дозволено: мужчины могут бить женщин, мужчины могут спать с мужчинами. За это мужчины могут получать от мужчин деньги, роли или квартиры…» Какой кошмар! Такая жизнь не могла присниться Магде в страшном сне. Этого ли она хотела для дочери?

А Роми продолжала любить Алена, несмотря ни на что, смирившись с его дикими выходками, отказавшись от собственных представлений о жизни и чувства собственного достоинства. Она жила иллюзией, допустимой лишь на съемочной площадке – там-то Делон был благородным французом, – но никак не в жизни. И иллюзий всегда больше у того, кто любит сильнее. Немудрено, что нервы Роми были расшатаны, а здоровье подорвано. Но все же какая-то неведомая сила продолжала притягивать ее к Алену. Может быть, власть первого в ее жизни мужчины, умелого и изощренного любовника, ставшая непреодолимой?

В 1961 году на сцене «Театра де Пари» Ален и Роми играют вместе в спектакле Лукино Висконти, до этого он успел снять Делона в фильме «Рокко и его братья» по пьесе англичанина Джона Форда с шокирующим названием «Как жаль, что ты потаскуха!» – о запретной любви между родными братом и сестрой. К спектаклю Роми готовила знаменитая модельер Коко Шанель, оттачивая ее манеры и стиль подлинной парижанки. Роми села на диету, ходила в сауну и бассейн, занималась гимнастикой. Но премьеру отложили на три недели из-за приступа аппендицита у Роми, попавшей в больницу.

Успех спектакля превзошел все ожидания. В первых рядах партера можно было увидеть цвет мировой культуры – актрис Ингрид Бергман, Ширли Мак-Лейн, Брижит Бардо, певицу Эдит Пиаф, актера Жана Маре, поэта Жана Кокто. «Неплохо, Ромина», – похвалил ослепительно красивую актрису с перетянутым после операции животом, сыгравшую на безупречном французском языке, Висконти. «Ты настоящая королева Парижа, моя королева!» – восклицал восхищенный Делон. На радостях он даже обнял волновавшуюся больше дочери Магду Шнайдер, свою несостоявшуюся тещу, которую терпеть не мог…

Спектакль выдержал сто двадцать представлений. Это, пожалуй, была самая яркая страница их романа, и снова Роми на что-то надеялась. На чудо, наверное. Только этим она и жила. Инстинкт самосохранения заглушался безумной страстью, подогретой сценическим триумфом. А через два года актриса, уставшая дожидаться законного брака, подписала контракт с Голливудом и уехала в Америку, заваленная многочисленными предложениями и окунувшись в кино с головой.

Тут бы и прийти в себя, подлечить нервы, отдохнуть от навязчивой власти рокового любовника. Но нет. Главное – любить. Так назывался фильм польского режиссера Анджея Жулавского, в котором в 1975 году снялась Роми. Таким был и ее жизненный девиз.

Огромные гонорары позволяли ей летать на выходные в Европу, чтобы увидеться с Делоном, любовь к которому не проходила. Сидя на террасе ее дома в Монте-Карло, они любовались морем… Наваждение продолжалось. В своем огромном особняке в Беверли Хиллз она включала телефоны, стоявшие в каждой комнате, на полную громкость, чтобы случайно не пропустить звонка от Алена.

«Несмотря на то что личная жизнь для меня многое значит, профессией я не могу пожертвовать. Возможно, в один прекрасный день я скажу себе: „Хватит! Ищи себе мужа, рожай детей и посвяти жизнь любимому мужчине“. Но я не могу себе этого представить, потому что живу как раз с тем, кого люблю», – записывала она в дневнике.

Роми не верила газетным сплетням о любовных интрижках Делона, никак не прореагировала на промелькнувшее в газетах фото Алена со смазливой девицей на коленях, хотя сердце ее сжалось в предчувствии беды. Но однажды случилось то, что рано или поздно должно было произойти. Летом 1964 года она получила от него жестокое и странное письмо, заканчивавшееся словами: «Я возвращаю тебе свободу, но оставляю свое сердце», а через некоторое время узнала о его браке с актрисой Натали Бартелеми, которая была на пятом месяце беременности. Голая правда, от которой никуда не денешься. Как пережила этот удар Роми, остается только догадываться. Жизнь для нее потеряла всякий смысл. Ее преследовали мысли о самоубийстве.

«После измены Алена я была уничтожена, растеряна, унижена… Если бы это зависело от меня, я бы никогда его не оставила… И раньше были моменты, когда я говорила себе: пора кончать! Но у меня не было сил. Я очень любила его и все прощала. Ни о чем не жалею. Но Боже сохрани еще раз испытать такое – я не переживу! Постараюсь сохранить в памяти только самое дорогое, самое лучшее…» – писала актриса в дневнике.

Она вновь сблизилась с матерью, почувствовавшей облегчение от того, что между Роми и Аленом все кончено. Актрису спасли кино и новый роман – с известным немецким драматургом и режиссером Гарри Майеном, ради Роми оставившим жену, с которой прожил двенадцать лет. Они познакомились на церемонии открытия нового ресторана отчима Роми в Западном Берлине. Прекрасно воспитанный интеллектуал, нежно ухаживавшей за актрисой, дал ей то, чего она была лишена: ощущение надежности. Она надеялась, что с ним она забудет страдания, причиненные ей Делоном.