Текст книги "История Жанны"

Я не боялась. Я нестерпимо хотела домой.

* * *

Мистер Стэнли заранее послал гонца предупредить о нашем визите. Мы разошлись по приготовленным комнатам немного передохнуть перед обедом. А потом все собрались в большой столовой.

Мистер Стэнли любил свой дом. И все в нем любили и ценили мистера Стэнли. Это было заметно и по услужливости горничных, и по внимательности и предупредительности лакеев, прислуживавших за обедом.

Вообще в Вудхолле ощущалась какая-то особая атмосфера. Я и в Миддлтоне чувствовала себя хорошо и спокойно. Но здесь было как-то… радостно, что ли.

Даже дворецкий мистера Стэнли по имени Сэртис излучал доброжелательность и ничем не походил на Бэнкса, чопорную треску в лондонском доме лорда Дартмута.

Мне хотелось побыть одной, и после обеда я решила побродить по дому. Где-то здесь на втором этаже была картинная галерея.

Галерею я нашла быстро и теперь ходила, разглядывая полотна. Здесь были настоящие шедевры. Творения старых мастеров, итальянских и фламандских, перемежались с картинами современных авторов. Я обнаружила две работы Ван Дейка и одну Рубенса. А вот французских художников, за исключением одной прелестной вещицы Ватто, тут к сожалению не было.

Небольшое полотно, изображавшее мистера и миссис Стэнли с сыном, надолго приковало мое внимание. Маленький Джек удобно устроился на коленях у матери. Их сходство было поразительным. Мистер Стэнли в домашнем сюртуке непринужденно облокотился на спинку кресла, в котором сидела его жена. Ее светлые волосы были уложены в высокую затейливую прическу. Прозрачная косынка прикрывала плечи и грудь. Это был замечательный домашний портрет.

Миссис Стэнли ласково улыбалась мне. Я поняла, от кого Джек унаследовал свои синие глаза.

– Гейнсборо не успел закончить эту работу.

Ну что за манера подкрадываться и пугать до полусмерти! Я не слышала, как он подошел и встал рядом.

Повернув голову, я смотрела на его великолепный профиль, а он смотрел на картину. Я перевела дыхание и снова повернулась к картине.

– Гейнсборо тогда только-только приехал в Лондон. Это был один из его первых заказов. Я помню, как ему у нас нравилось.

– Что же случилось… потом?

Мистер Стэнли пожал плечами.

– Несчастный случай. Подломилась ось, карета упала с обрыва и несколько раз перевернулась. Отец умер на месте. А мама через день.

Его голос был совершенно спокоен, но глаза выдавали не проходящую боль.

– Вы помните, какая она была?

Он улыбнулся.

– Смешная. Как Вы.

Я стояла, не зная, оскорбиться мне или нет.

– Наивная, непосредственная, очень добрая. Ее все любили, а отец просто обожал.

Подумав, я решила пока не обижаться.

Заходящее солнце светило в высокие окна. Было тихо и спокойно. Мы стояли рядом и глядели на картину. Я чувствовала какое-то умиротворение. Мне было просто хорошо от того, что…

– Ах, мистер Стэнли, вот Вы где! А я Вас потеряла!

Миссис Дьюз вышла на охоту. Меня она просто не заметила.

Подойдя к нам, Эмили фамильярно взяла мистера Стэнли под руку и начала что-то ворковать ему на ухо. Мне хотелось ее убить, и в то же время я не могла отвести от нее глаз.

Она выглядела просто прелестно в своем нежно-розовом платье с оборками. Мистер Стэнли оживленно говорил с ней о каких-то пустяках и выглядел заинтересованным.

Я почувствовала себя лишней и потихоньку вышла из галереи.

* * *

Прошло еще две недели.

Тетя София смирилась, наконец, с неизбежным, и Томас с Николасом вернулись в Итон доводить до умопомрачения бедных учителей. В поместье стало совсем тихо.

За это время мистер Стэнли несколько раз приезжал в Миддлтон. Он больше не предлагал мне заняться фехтованием, а я и не просила. Вероятно, его рана еще не зажила. А может, он просто забыл о своем предложении.

Он не уделял мне особого внимания. Его обращение со мной было ровным, дружеским и слегка отстраненным. И лишь один раз я поймала на себе его взгляд – пристальный, изучающий.

В Вудхолл мы больше не ездили.

Хотя, признаюсь, я как-то не удержалась и прокатилась туда верхом. Я остановила Полную Луну на том самом повороте, с которого открывается чудесный вид, и долго смотрела на дом, стоящий на холме.

День был серый, пасмурный. Плющ, увивавший стены дома, пожух и почернел. Солнце не отражалось в высоких окнах. Сегодня Вудхолл выглядел неприветливо.

Я смотрела на него и видела Меридор.

* * *

Стояла середина октября. Зарядили дожди. Развлекаться становилось все сложнее.

Бетси совсем извелась – она думала и говорила только о предстоящем сезоне. Каролина скучала по своему дорогому Герберту. Миссис Дьюз скучала вообще и оживлялась, только когда приезжал мистер Стэнли.

Тетя София составляла план военной кампании – нам предстояло посетить портних, шляпных мастериц и ювелиров. А еще нужна была обувь, чулки, перчатки и прочее, и прочее.

Даже сэр Генри устал от деловой переписки, с каждым днем становившейся все интенсивней. По некоторым вскользь оброненным словам я поняла, что лорд Дартмут, несмотря на свою официальную отставку, продолжает иметь какое-то отношение к внешней политике Англии. Он часто уединялся с мистером Стэнли и подолгу что-то обсуждал с ним.

Я никогда ни о чем не спрашивала сэра Генри, но мое желание быть в курсе всего, что происходит во Франции, было настолько очевидно и естественно, что как-то так получилось, что наша с ним ежевечерняя партия в шахматы предварялась кратким обзором последних событий.

Благодаря сэру Генри я узнала, что во Франции больше нет монархии – Франция провозглашена республикой. Он же рассказал мне об учреждении Комитета общественной безопасности. А еще через несколько дней я узнала о декрете об изгнании эмигрантов и предании смертной казни возвращающихся.

Вот так. Назад мне дороги больше не было. Папино «Это ненадолго!» превратилось в «Никогда».

Теперь я часами просиживала в своей комнате у окна или в библиотеке, забившись в угол дивана и уставившись в одну точку. За обеденным столом я сидела с вежливой улыбкой, не принимая участия в общей беседе. Верхом ездить мне расхотелось. Наконец, после того как я проиграла три партии в шахматы подряд, сэр Генри объявил, что пора перебираться в Лондон.

Глава 9

Сезон уже начался.

Каждый вечер кто-то устраивал бал, литературную дискуссию или дипломатический прием. Посетить все не было никакой возможности. К нашему возвращению на столике в холле уже скопилось огромное количество приглашений.

Для первого выхода в свет леди Дартмут выбрала бал, устраиваемый герцогиней Олдерли в пятницу, 2-го ноября. Предстояла настоящая гонка, поскольку до бала оставалось всего четыре дня, а еще ничего не было готово.

Лично я не собиралась ездить на балы и приемы, о чем прямо и заявила тете. Но леди Дартмут была непреклонна и не желала ничего слушать.

На следующее утро тетя София поднялась ни свет, ни заря, вытащила из теплой постели сонную Бетси и после легкого завтрака повезла нас к своей портнихе.

У мадам Монфрей заказов было предостаточно, и наши платья никак, ну никак, не могли быть готовы к столь раннему сроку. Но тетя София проявила настойчивость и где лестью, где откровенным шантажом, но все-таки уговорила мадам пойти нам навстречу. Мадам Монфрей не смогла отказать графине, особенно после того, как тетя София ясно дала понять, что в случае отказа мадам портниха герцогини Олдерли будет рада заполучить новую и очень перспективную клиентку.

Договорились, что первые бальные наряды будут готовы к пятнице, а все остальное, включая домашние платья и амазонки для верховой езды, мадам подготовит позже.

Я не принимала участия в переговорах и только с интересом поглядывала на маленькую говорливую француженку. Мадам Монфрей была неопределенного возраста, очень активна и подвижна. Выразительно жестикулируя, она показывала ткани, предлагала фасоны и сама снимала мерки.

Бетси разрывалась между сиреневым атласом и розово-жемчужным шелком, но все же решила сначала выйти в сиреневом. Тетя остановила свой выбор на тяжелом шелке цвета бордо и великолепных валансьеннских кружевах. Наконец, дошла очередь и до меня.

Вообще-то, мне было все равно. Я действительно не собиралась вести светскую жизнь, а раз так, мне не нужны были наряды. Видя мою пассивность, тетя и кузина решили сделать выбор за меня. Сначала я безучастно созерцала их ухищрения, но когда они всерьез стали обсуждать, во что меня одеть – в салатовое или желтое – поняла, что пришла пора вмешаться.

– Хорошо-хорошо! – сказала я. – Я согласна. Мы сошьем мне два платья: одно вечернее, одно для дневных выходов. Дома я вполне могу ходить в старых платьях Бетси. Амазонка мне не нужна. А вот от редингота я бы не отказалась.

Тетя София пришла в ужас и, замахав на меня руками, умоляла замолчать и не позорить ее. Не хватало еще, чтобы весь Лондон узнал, что племянница графини Дартмут ездит верхом в мужском костюме.

– Мадемуазель француженка? – спросила меня мадам Монфрей.

Вероятно, мой акцент выдал меня.

– Да, мадам, – ответила я ей по-французски.

Модистка пришла в восторг и радостно затараторила на родном языке. Не прошло и пяти минут, как я уже знала, что мадам приехала из Парижа десять лет назад, и все еще чувствует себя здесь чужой. Что и поговорить-то ей здесь по душам не с кем. И что климат тут ужасный, а английские клиентки все как одна словно лошади – здоровенные, без намека на грацию и утонченность. Тут мадам спохватилась и с опаской взглянула на леди Дартмут. Та с увлечением обсуждала с Бетси покрой своего будущего платья и не слушала нас.

– Моя тетя тоже француженка, – сказала я с улыбкой.

– Так вот почему она так не похожа на остальных! Я всегда чувствовала, что мадам графиня совсем другая!

Восторгу мадам Монфрей не было предела. Между ахами и охами она сняла с меня мерки и теперь желала знать, какое платье я хочу.

– Синее, – сказала я, не раздумывая. – Только я не вижу здесь ткань того оттенка, что мне бы хотелось.

– Подождите, мадемуазель. Кажется, я знаю, что Вам нужно.

Она вышла и через минуту вернулась с рулоном синего бархата. Я в жизни не видела подобной красоты! Он был того самого цвета, о котором я мечтала, – насыщенного, глубокого, словно небо в июльскую ночь. В складках бархат казался совсем черным, зато на изгибе светился неожиданно ярким, сочным цветом.

Тетушка пыталась протестовать, говоря, что молодым девушкам не пристало носить вызывающе яркие наряды, но я была непреклонна. Мадам Монфрей поддержала меня, сказав, что особы с такими, как у меня, рыжими волосами обычно бледно выглядят в светлых пастельных тонах. Я была согласна с ней во всем, за исключением цвета своих волос, о чем и не преминула заявить.

Тетушка и мадам обговорили детали, еще раз уточнили сроки и оплату заказа. Наконец, мы вышли из салона и поехали выбирать туфли.

* * *

И вот наступила пятница. Мадам Монфрей сдержала слово и приготовила платья к сроку. Я не могла налюбоваться на свое первое настоящее бальное платье и так волновалась, что с утра не могла взять в рот ни крошки. Это я-то!

Ближе к вечеру Катрин все же уговорила меня немного поесть и затем занялась моей прической. Я наотрез отказалась делать модную в этом сезоне короткую стрижку. Мои волосы только-только отросли до плеч, и я ни за что не хотела с ними расставаться. Поэтому Катрин просто зачесала их наверх и закрепила множеством шпилек с маленькими жемчужинами.

Потом она помогла мне надеть платье, зашнуровала его сзади и, наконец, развернула меня к зеркалу.

Я смотрела на себя и не верила своим глазам. Неужели эта премиленькая куколка, разрумянившаяся, с блестящими глазами – это я? Неужели все-таки папа был прав, и я, наконец, стала пусть не красавицей, но вполне хорошенькой?

Где-то в глубине сознания промелькнул виконт де Шатоден. Интересно, что бы он сказал, увидев меня сейчас? Неужели снова счел бы меня замухрышкой?

Я отогнала прочь глупые воспоминания. Сегодня был мой день. Как жаль, что папа меня не видит! Я представила, как бы он порадовался за меня, и чуть не расплакалась.

Катрин правильно поняла мое смятение.

– Ах, Жанна, вот бы господину барону посмотреть на тебя сейчас! Он бы так гордился тобой. И он бы был уверен, что ты не раскиснешь в такой важный день и будешь высоко держать голову. Ведь ты д’Аранкур!

Милая подружка! Катрин не часто позволяла себе подобные нотации.

Мои слезы моментально высохли, и я улыбнулась ей.

– Ты совершенно права, Катрин. Никто не должен знать, что у меня на сердце. Я буду улыбаться весь вечер. И постараюсь быть уверенной в себе, хотя, видит Бог, я ужасно боюсь! Катрин, я не знаю, как себя вести! Я же никогда не была на настоящем балу!

– Да, положение, конечно, тяжелое, – Катрин достала из шкатулки мамино жемчужное ожерелье и стала застегивать его на мне. – Не могу посоветовать тебе быть самой собой, – она лукаво улыбнулась моему отражению в зеркале. – Ты слишком непосредственна. Но ты всегда можешь поменьше говорить и побольше слушать. Конечно, жаль, что ты не танцуешь. Так у тебя было бы больше шансов влюбить в себя какого-нибудь маркиза или даже герцога.

Я чуть не задохнулась от возмущения!

– Все, молчу-молчу! Не смотри на меня так!

Катрин прикрыла рот рукой и на всякий случай отступила от меня на шаг.

Я не собиралась обсуждать подобные глупости и портить такой вечер. Поэтому просто вздернула подбородок и молча выплыла из комнаты.

* * *

Особняк Олдерли был уже переполнен нарядной публикой, но гости продолжали и продолжали прибывать.

Герцог и герцогиня встретили нас у огромной парадной лестницы. Леди Мелинда оказалась красивой полной дамой с неспешными движениями и плавными жестами. Она держала под руку своего высокого надменного мужа и глядела на него снизу вверх с нескрываемым обожанием. Герцог поцеловал руку леди Дартмут, оглядел нас с Бетси с ног до головы и безапелляционно изрек:

– Мои дорогие, вы обворожительны!

Тетя София откровенно любовалась дочерью, да и на меня поглядывала с ласковым одобрением. Бетси просто светилась от счастья. Кузина и Китти, старшая дочь леди и лорда Олдерли, пользовались потрясающим успехом. Обе высокие, светловолосые, с изумительной кожей. Бесспорно, они были самыми красивыми девушками на сегодняшнем вечере.

Они не пропустили ни одного танца. В редкие минуты отдыха вокруг них толпились восторженные поклонники, наперебой предлагавшие свои услуги – принести лимонад, подержать веер и прочее, и прочее.

Меня тоже поначалу приглашали на танец, но я неизменно отказывалась, и через полчаса меня, наконец, оставили в покое.

Тетя София общалась с леди Мелиндой. Герцогиня на несколько раз обошла всех своих гостей, каждого приголубила, для каждого нашла ласковое слово. После чего приятельницы уединились в укромном уголке, откуда хорошо просматривалась вся бальная зала, и с упоением предались сплетням. Говорила в основном тетушка, а герцогиня величественно кивала головой.

Я спокойно стояла рядом с ними, краем уха прислушивалась к их болтовне и разглядывала окружающих. Дамы, разряженные в пух и прах, кокетничали и строили глазки кавалерам. Кавалеры, пышностью нарядов не уступавшие дамам, были галантны и неутомимы.

Неподалеку от нас разместилась небольшая группа гостей, в центре которой задавали тон две молодые особы. Обе хорошенькие, оживленные, в красивых платьях – одна в салатовом, другая в лимонном. Девицы откровенно флиртовали с молодыми людьми, громко вскрикивали и постоянно смеялись.

Примерно через час мне все это надоело, и я решила немного пройтись. В зале была неимоверная духота, мое бархатное платье оказалось слишком жарким, и мне отчаянно хотелось на свежий воздух.

Тетя София и леди Мелинда увлеченно обсуждали брачные перспективы своих дочерей и не обратили внимания на мой уход.

В поисках открытого балкона я прошла насквозь несколько комнат, образующих длинную галерею. Здесь уже не танцевали. За карточными столами сидели почтенные господа и румяные старушки. За их спинами толпились заинтересованные зрители, которые вполголоса комментировали ход той или иной игры.

Наконец, я нашла балкон и вышла на свежий воздух.

Здесь было почти тихо. Звуки музыки слышались еле-еле, а голоса картежников сливались в общий монотонный гул.

Я подставила лицо прохладному ветерку и закрыла глаза. Уф-ф, какое облегчение!

Вечер был довольно свежим, хотя и неожиданно теплым для конца октября. На небе не было ни облачка, только почти полная луна и звезды.

Разумеется, небо здесь не такое, как у нас. Даже в самую ясную погоду оно казалось затянутым легкой дымкой.

Я вспомнила, как мы с Жеромом любили сидеть в теплую ночь на отвесной скале и любоваться звездами. Далеко внизу под нами шумело море, а над головой была бесконечность.

Если лечь на спину, то звезды начнут кружить над тобой, и кажется, будто ты летишь с огромной скоростью навстречу неизведанному. И ты ощущаешь себя одновременно и крохотной песчинкой, беспомощной и одинокой, и самым могущественным существом во Вселенной, почти Богом, которому все подвластно.

Я сморгнула навернувшиеся слезы, и луна снова обрела свои четкие контуры. Положив руку на перила, я медленно пошла вдоль длинной балюстрады. Мне хотелось уйти подальше ото всех и спрятаться. Что я здесь делаю? Вокруг все чужое, ни одной родной души…

– Уже натанцевались?

От неожиданности я споткнулась и чуть не упала. Хорошо, что хоть держалась за перила. Ну что за идиотская манера вечно меня пугать! Спустившись с небес на землю, я обнаружила буквально в двух шагах справа от себя мистера Стэнли. Он прислонился к стене и спокойно стоял с бокалом в руке.

– Я не танцую.

Надеюсь, мой тон был достаточно холодным.

– Вот как? Кавалеры не нравятся?

Жаль, что было темно, и он не заметил мой убийственный взгляд.

– Вовсе нет.

– Тогда в чем дело? Туфли жмут?

– Не жмут.

И чего он ко мне пристал!

– Или музыканты фальшивят и ранят Ваш тонкий слух? А может быть…

– Я не умею танцевать!

Он сбился на полуслове и замолчал. Потом подошел ко мне и поставил свой бокал на перила.

– Как Вы сказали? Я не ослышался? Полагаю, все леди должны уметь танцевать.

Он сказал это таким тоном, каким произносят что-нибудь вроде «За весной всегда приходит лето». Господи, как же я устала! И почему мне казалось, что он не такой, как все…

– Видите ли, мистер Стэнли, поскольку я всю свою жизнь с утра до вечера вышивала гобелены, музицировала и рисовала акварели, то времени на танцы у меня совершенно не оставалось, и танцевать я так и не научилась.

Я развернулась и собралась уходить.

– Боже, Вы обиделись? Простите меня! Просто это так неожиданно. Хотя, что это я удивляюсь! Вы ведь совсем не похожи на наших леди.

– Боюсь окончательно Вас разочаровать, мистер Стэнли, но я вообще не леди.

Подхватив юбки, я снова попыталась уйти.

– Пожалуйста, не уходите! Хотите, я научу Вас танцевать?

– Вы уже как-то предлагали мне свои услуги, а потом забыли.

Господи, и зачем я это брякнула?

– Я ничего не забыл.

Одной рукой он взял мою руку, а другую положил мне на талию и привлек к себе. Я только слабо пискнула.

– Тише. Вы не услышите музыку. Прислушайтесь.

Я замерла.

– Слышите?

Ничего я не слышала. Он стоял так близко. Я чувствовала его запах, смесь одеколона, бренди и дорогих сигар, и у меня кружилась голова. Теплые руки держали меня крепко, и я не смогла бы вырваться, даже если бы захотела.

А я и не хотела. Просто стояла и беспомощно смотрела ему в лицо.

Мистер Стэнли сделал шаг назад и увлек меня за собой. Мы начали медленно двигаться в каком-то незнакомом мне танце. Я совершенно не думала, куда и как нужно ставить ноги. Просто послушно следовала за ним. И что самое удивительное, ни разу не наступила ему на ногу.

Честно говоря, я не видела, чтобы танцоры так тесно прижимали к себе своих партнерш, но не сопротивлялась. Все-таки он и вправду оказывал на меня парализующее воздействие. Он вполголоса отсчитывал такт, и его дыхание обжигало мне щеку.

Не знаю, сколько мы так кружили. Но внезапно он замер.

– Почему Вы остановились? – спросила я отчего-то шепотом.

– Потому что танец закончился, – тоже шепотом ответил он.

– А почему тогда Вы меня не отпускаете?

Он молчал. В темноте его глаза казались черными.

Мое сердце колотилось как сумасшедшее.

Время остановилось.

Внезапно послышались голоса, и на балкон, смеясь, вышли две девушки. Одна в салатовом, другая в лимонном. Те самые.

– … то ли Аркур, то ли Анкур – не помню точно. Кажется, она из Бретани. Эмили сказала, что Каролина рассказала ей, что леди Дартмут говорила, что она из какой-то побочной линии дома Монфор. Клара, дорогая, иди сюда скорей, здесь такие звезды!

– Милая Роза, вот уж не поверю! Ты ее видела? Она такая нелепая! Что за манеры! У нее походка, как у генерала Статтфорда.

И дорогая Клара заходила по балкону огромными шагами, размахивая руками.

– Эмили сказала, что она совершенно ничего не умеет! Представляешь, она даже верхом ездит в мужском седле и, что самое ужасное, в мужском костюме!

– Какой кошмар! Ну, где же мистер Грэм и лорд Пеннингтон? Так хочется пить!

Роза, брюнетка в салатовом платье, обхватила себя руками.

– Бр-р! Здесь так холодно! Давай вернемся и поищем их. Наверно, мы разминулись.

– А ты заметила, какое на ней платье? Такой цвет даже моя мама не может…

Окончание фразы я не расслышала, поскольку милая Роза подхватила дорогую Клару под руку и утащила прочь с балкона.

Мое лицо пылало, и я возблагодарила темноту за то, что она это скрывала. Я задыхалась, мне катастрофически не хватало воздуха.

Видимо, молчание затянулось, и мистера Стэнли это обеспокоило.

– Вы же не собираетесь плакать, верно? – спросил он очень неуверенно.

– Плакать? Я?!

От бешенства и унижения у меня перехватило дыхание, и слова выходили с каким-то змеиным шипением.

– Вот и славно. А то я чуть было не подумал, что Вас могут расстроить эти глупые гусыни.

Он все еще держал меня за талию и, похоже, не собирался отпускать.

– Я ничуть не расстроена. К тому же все, что они говорили, – чистая правда. Я действительно нелепая, неуклюжая. Хожу, топая, как слон, и размахиваю руками…

– Жанна, не будьте дурой!

Поздно, я уже завелась.

– … Езжу в мужском седле и в мужском костюме. Не умею ничего, что умеют приличные барышни, даже танцевать. Что касается моего платья…

Он не дал мне договорить. Просто взял и поцеловал.

Неудачный момент для первого поцелуя.

Абсолютно бесчувственный субъект.

* * *

Леди Дартмут и леди Олдерли, похоже, не прекращали свои сплетни ни на секунду. Тетя София все говорила и говорила, но, увидев меня, оборвала себя на полуслове.

– Боже мой, милая! С тобой все в порядке? Ты вся горишь!

– Тетушка, у меня разболелась голова. Здесь так душно. Я думала, что на свежем воздухе мне станет лучше, но стало еще хуже.

Леди Дартмут переполошилась и объявила, что мы немедленно возвращаемся домой. Она усадила меня на свое место, наказала Мелинде присмотреть за мной, а сама отправилась на поиски Бетси.

– Дорогая моя, Вам уже лучше?

Герцогиня собственноручно обмахивала меня веером. Мне оставалось только жалко улыбаться ей.