Текст книги "Сказка о ночном музыканте"

А если мудр, то, что она покажет,

Без затруднений быстро разберёшь.

Я умолчу пока что будет дальше.

Да и зачем напрасно говорить

Пока ты не исполнил два условья:

Поднять её и знаки различить».

Дым облачный вновь странно изменился,

Сгустился, не являя никого.

Давид стоял и ждал, что будет дальше…

А дальше совершилось волшебство!

Огромный камень начал подниматься,

Став будто невесомым, плавно ввысь.

Глазам своим не каждый бы поверил,

Кому увидеть это доведись.

Под ним Давид не сразу что увидел,

Ведь был на расстоянии, вдали,

Чтоб что-то разобрать. И тут он понял,

Что нужно просто ближе подойти

И встать под твердью так, чтобы не дрогнул

Не только мускул каждый, а душа,

Ведь камень был, как часть горы огромен,

И жизнь под ним не стоила гроша.

А времени для длительных раздумий

У музыканта не было сейчас.

Страх поборов, скрипач один шаг сделал,

Потом ещё и так до сотни раз.

И только лишь когда он оказался

Всем телом под громадиной большой,

Увидел парень на земле рисунок,

Исполненный прозрачною смолой.

Поднять его казалось невозможным.

Лежащая смола была мягка,

И при любом усиленном движенье

Рисунок изменить могла рука.

И в тот момент пришла мысль к музыканту –

Расплавленные виды затвердить,

Поэтому Давид взял в руки скрипку

И стал играть, чтоб землю охладить.

Когда вокруг всё инеем покрылось,

Скрипач достал нательное бельё,

Точнее белоснежную рубаху

И расстелил ровнешенько её.

Он мудро это сделал не под камнем,

А находясь немного в стороне,

Прекрасно зная, как поступит с картой,

И как приблизит оную к себе.

Вновь юноша играл душой желая

Картину оторвать чуть от земли,

Чтобы в смоле застывшей очертанья

На ткань переместились и легли.

И я скажу, у парня получилось

Перенести задуманную вещь.

Как солнышко с небес не припекало,

Но твердь успела на рубаху лечь.

И вовремя. Огромнейшая глыба

Парить свободно больше не могла.

Она неспешно стала опускаться,

И встала там, где ранее была.

Давид исполнил первое условье.

Теперь осталось знаки распознать,

Понять, что представляет собой местность

И как возможно путь определять.

Его тому в пещере не учили.

Скрипач не видел карты никогда.

Мир ощущался им напевом звуков,

Душой и сердцем.… Так было всегда.

Поэтому прочесть легко рисунок

Не мог того не ведавший герой.

Единственной возможностью являлось

Раскрыть секрет волшебною игрой.

Скрипач смычком до тонких струн коснулся

И музыкой свершать стал чудеса.

Вот на рубахе приподнялись горы,

Зазеленели дикие леса,

Покрылись синью реки и озёра,

Означились большие города…

И было всё игрушечных размеров.

Дорога вовсе ниточкой легла.

Начертанное стало очевидным,

Но всё же, возникал один вопрос:

Как можно вдаль идти с такою картой,

И как бы её юноша понёс?

В то время, отрывая от раздумий,

Сменила тучка силуэт на лик.

Давид прекрасно видел, с ним общался

Довольно грозный и седой старик,

Который произнёс: «Что ж, два условья

Ты выполнил и карту получил,

И удивил меня, что очень просто

Означенные знаки различил.

Ты лишь не можешь знать, где юг, где север,

Где солнышко садится и встаёт.

А главное не ведаешь ту местность,

Где саранча вновь войско соберёт.

На этой карте только лишь начало

Нелёгкого, далёкого пути.

Я подскажу, что нужно сделать дальше,

Чтоб в пункт конечный с лёгкостью дойти.

Рисунок из смолы – ты это видел,

Как мягок и изменчив – ощутил,

Таким, как есть, ты взять его не можешь,

Какую б хитрость тут не применил.

Да это ни к чему. Я знаю точно,

Что ты пешком до места не пойдёшь.

Ты обладаешь некою подковой

И вдаль себя на ней перенесёшь.

Но карта эта тем и непростая…

Её я хоронил от всех не зря.

Мне лично в этой жизни не мешает,

Жующая посевы саранча.

Ты встретишь её армию попутно,

А главный смысл пути по ней в ином.

Ты должен отыскать тринадцать чашек,

Что могут воспылать большим огнём.

Тебя пусть эта цифра не пугает, в ней дух,

Что рвётся к пламенной любви.

И если ты «судьбу» найти желаешь,

То чаши непременно собери.

Как пользоваться ими распознаешь,

Сложив изображённые слова,

Что видятся лишь под огнём взращённым,

Конечно, не по воле колдовства.

И чтобы не попасть в дурные руки,

Секрет сокрыт на карте и не мной.

Узрел я на руке священный «символ»,

И потому лишь говорю с тобой.

Запомни, что на карте отразилось.

И прежде чем по ней путь загадать –

Сомни в обычный шар смолу руками.

Ты сам её не будешь распрямлять!

Чтоб много раз сменить изображенье,

Подсказку непременно усмотри,

Найди по ней сокрытую с глаз чашу,

Огонь душой и сердцем распали,

Удостоверься, что явилось слово,

Вслух явленное там произнеси,

Брось внутрь смолу и подожди немного,

И далее внимательно смотри.

Учись запоминать изображенье,

Чтоб снова путь дальнейший загадать,

И никому не смей, даже по просьбе,

Позволить, хоть один миг подержать!

Не жди когда смола вновь затвердеет,

Запомнив путь, опять её сомни,

И так с большой иль малой остановкой

До цели окончательной иди.

Не знаю на каком из тех отрезков

Окажутся «кобылки» на пути,

Но чтоб они тебя не погубили

Подарки, что отдал, назад возьми.

Ты будешь с ними сыт, укрыт в дороге.

Тот с кем ты поделился – всё вернул,

Пообещав, что в нужный час поможет

И «жизнь не пожалеет» – подчеркнул».

С небес к ногам Давида тут же пали

Подаренный когда-то лоскуток,

А так же небольшая с виду ветка –

Отломанный от дерева росток.

В то время тучка образ свой сменила,

Окутала, как и вначале твердь,

Но, даже находясь теперь в низине,

За юношей не бросила смотреть.

Давид убрал волшебные предметы,

Без коих во дворце прекрасно жил.

Но в тех местах, куда он собирался,

Их ценности никто б не заменил.

Ведь там могла быть чаща иль пустыня,

Где тень не отыскать, чтобы укрыть

Себя от обжигающего солнца …

В краях тех вод с едою не добыть.

Как вовремя подарки возвратили.

Отдав их от души, он всё ж был рад,

Что в час перед ответственной дорогой

Вернулись вещи вновь к нему назад.

Похоже Леший, пребывая в счастье

О нём даже на миг не забывал,

Раз как-то по неведомым каналам

Подарки через зятя передал.

За эдакое чуткое внимание

Давид был благодарен и готов

Пройти очередное испытание

И лес спасти от ненасытных ртов.

Внимательно взглянув на чудо-карту,

Он смял смолу, как велено в комок,

Оставив его всё-таки в рубахе,

Чтоб он прилипнуть ни к чему не мог,

Убрал его, достал затем подкову,

Сказав: «Теперь ляг камень на пути,

Указывая точно направление,

Куда и как мне надобно идти».

При этом тучка с лёгкостью поднялась

И образ, изменив, произнесла:

«Ты можешь удивиться как я лягу,

Но верь мне, так начертана судьба.

Ну а в дальнейшем, солнышко садиться

Должно всенепременно за тобой,

Когда ты встанешь рядом с новой картой,

Исчерченною не одной тропой.

Луч солнца уходящего укажет

Одну из них, и именно твою.

И в яркий цвет её одну окрасит.

В какой, хоть точно знаю – умолчу.

Частично цвет является подсказкой,

Но большего тебе я не скажу.

Прощай и встань немножечко подальше,

Я снова направленье укажу».

Как только музыкант чуть отстранился,

Произносящий превратился в дым.

Раскатный гром пронёсся над землёю.

Блеснули молнии потоком световым.

И камень лёг, указывая снова

Путь в город, но скорей через него.

И в первый раз подсказка была верной,

Но юноша искал тогда не то.

Он одержим, был поисками звуков,

Что унеслись неведомо куда,

И всем, кто повстречался, помогая,

Забрался в эти дивные места.

Он вроде бы достиг желанной цели,

Однако своё слово не сдержал,

Хотя, как оказалось, этот камень

Дорогу ему верно указал.

Судьба… Она плетёт свои узоры,

Не дав на миг вперёд предугадать,

Что и зачем случиться может дальше.

И я рассказ не стану убыстрять.

Пусть всё идёт, как кто-то для Давида

Задумал и в три года расписал,

Чтоб он не просто вольно прогулялся,

А чтобы жизни истину познал.

Давид, конечно, очень удивился,

Но вспомнив нарисованный маршрут,

Сказал, ногой ступая на подкову:

«Тралямбалям, курыса, ужбартут!»

И в продолженье этого добавил:

«Снеси меня в конец того пути,

Что был начертан на волшебной карте…»

Случилось, что должно произойти –

Давид уже стоял через мгновенье

В далёких и неведомых местах.

Вокруг царило пышное цветенье

На ярких красных маковых полях.

Скрипач сначала, чтобы снять подкову,

И не умчатся с верного пути,

«Снимись с меня» – сказал, добавив тут же

«Турумбурум, курамба, ужбарты!»

Подкова с каблука мгновенно спала.

Когда скрипач в суму её убрал,

Вслух произнёс в невольном восхищении:

«Подобной красоты я не встречал!»

Он находился в середине круга,

К которому сходилось шесть дорог,

Что были как лучи большого солнца.

Давид предвидеть этого не мог.

Решать, куда идти, он не пытался.

Сейчас не так важна была «тропа».

Среди цветов таилась где-то чаша.

Важнее важного сейчас была она.

И юноша отметил справедливость

Слов, что с задачей справится мудрец.

Давид не мог равнять себя с подобным,

Но всё-таки он был и не глупец!

Он сел, чтобы немного подкрепиться

И поразмыслить, где быть может знак,

Что явится хоть малою подсказкой,

Которую узреть нельзя никак.

Достав салфетку, сотканную кем-то

С душою из волшебных тонких трав,

Раскинул парень дивную на поле,

Слова при этом верные сказав.

Пред музыкантом яства появились –

Всё, чем мог поделиться щедрый лес.

От кушаний и выпитого сока

Давид, как будто ожил и воскрес.

Он ощутил, как влились в него силы

Для совершенья сложных, добрых дел.

Скрипач свернул волшебную салфетку,

Остатки оставляя, как велел

Ему когда-то сам великий Леший.

И тут вдруг показалось из цветов

Приползшие на ароматный запах

Бесчисленное войско муравьёв.

Давид невольно тут же отстранился,

Желая показать тем, кто пришли,

Что он готов едою поделиться,

И гости взять её с собой могли.

Приползшие конечно удивились,

Затем собрались в кучку, разошлись,

В ношении еды распределились

И с ней в поля с цветами подались.

Однако вскоре снова воротились.

И в этот раз средь возвращённых тех,

Был муравей особый, необычный –

Размером превышающий их всех.

На голове его была полоска –

Блестящий обруч, что горел огнём

При свете обжигающего солнца.

Давид подумал, что тот был вождём

Живущих в этом крае насекомых.

Скрипач из уважения привстал.

Огромный муравей вдруг приподнялся,

И, поклонившись юноше сказал:

«Сюда явился я из любопытства,

Чтоб посмотреть, кто нам устроил пир.

Признаюсь, что в края наши давно уж

Никто, боясь меня, не заходил.

А ты, похоже, обо мне не слышал,

Однако себя правильно повёл:

Всем, что имел, охотно поделился.

Естественным поступок данный счёл.

Себе малейшей крохи не оставил.

Так вот, и я с тобою поделюсь

Всем что имею и, возможно, знаю.

Скажи лишь – я «в лепёшку разобьюсь!»

Давиду слышать это было странно.

Он, если б надо, большее отдал.

В озвученном не слышалось обмана,

И потому Давид ему сказал:

«Я прибыл в это место неслучайно.

Мне б не хотелось долго здесь ходить,

Топча цветы роскошные ногами.

Но мне иначе тут не раздобыть

Волшебной, скрытой с глаз чудесной чаши,

Что чрезвычайно для меня важна.

И если ты о ней хоть что-то знаешь,

Подсказку дай, где спрятана она?»

И муравей ответил: «Было б просто

Найти её, но нужно уложить

Цветы, склонившись спать, тогда из многих

Единственный сумеешь отличить.

Да-да, не удивляйся эта чаша

Находится в таинственном цветке.

Среди других он никому не виден.

Различье недоступно даже мне –

Так он похож на прочие, другие,

Что пышным полем вкруг дорог растут.

И только я один прекрасно знаю,

Что это чудо, в самом деле, тут».

Давид был удивлён, неужто чаша

Действительно скрывается в цветке?

Как ни была б она тонка собою,

Её не удержать на стебельке!

Но в это время муравей продолжил:

«Мне видится неверие в глазах.

Ты можешь в том сейчас же убедиться,

Как только сон проявится в цветах.

Не забывай про главное условье.

Растения должны на землю лечь!»

При этом муравей поднял вверх лапку,

В знак важности, заканчивая речь.

На несколько мгновений все застыли.

Один Давид сейчас мог точно знать,

Что с этим делом справиться сумеет,

Ему не в первый раз всех усыплять!

Он лишь сказал: «Быстрее выбирайте,

Что вам важнее музыка и сон,

Иль чудо лицезреть, как я глазами.

Кто хочет слушать – будет усыплён!»

Затем скрипач достал из сумки скрипку,

И начал тут же сказочно играть.

Сначала все цветущие растения

Головки свои стали закрывать,

И тут же наземь бережно ложиться.

Волшебный сон их будто подкосил.

Их стебельки под музыкой обмякли.

Стоять, как прежде не хватало сил.

Часть насекомых с ними рядом пала,

Другие же, что «ушки» сберегли,

Всё также в ожидании стояли,

И в муравейник свой не уползли.

И вот, когда на много километров

Цветы легли, создав огромный круг,

Такой большой, насколько доносился

Красивый усыпляющий всех звук,

Обещанное чудо совершилось.

Давид его не сразу увидал,

А только лишь тогда, когда сам замер,

И муравей на что-то указал.

То было не пред ним, а за спиною,

И, в общем-то, совсем недалеко.

И если б парень о цветке не ведал,

То сразу б не увидел ничего,

Что там могло привлечь его внимание.

Однако за спиною среди всех

Стоял, не пав, единственный из многих,

Что, кажется, тянулся теперь вверх.

Бутон закрытый начал наливаться

Окраской яркой, вместе с тем расти.

Держащий стебель, начал расширяться

И тихо опускаться до земли.

Ничто цветку развиться не мешало,

Вокруг лежала сонная «трава».

И вот бутон, светясь внутри – раскрылся.

От запаха вскружилась голова,

Настолько он был нежен и прекрасен,

Как каждый павший наземь лепесток.

Когда Давид приблизился поближе,

То тут же чашу разглядел близ ног.

Она была единственным предметом,

Что чашелистик бережно держал.

Как только музыкант её взял в руки,

Таинственный росток тот час пропал.

Пока на дне волшебной было пусто,

Не виделось рисунков или слов.

Но музыкант ведь знал, что делать дальше,

И к продолженью был уже готов.

Он снова вышел в центр, куда дороги

Сходились, спутав дальние пути,

Достал рубаху с мягкою смолою,

Велел стоящим дальше отойти,

Поставил наземь явленный подарок,

Что б руки от него освободить,

Для видимости лучшей, отстранился,

Боясь, что может что-то упустить…

И стал играть огонь души, вдыхая

В центр чаши, тем желая распалить

Большое восхитительное пламя,

Что сможет собой слово проявить.

Сначала чаша от игры зарделась

От дивного, волшебного огня,

Затем, всё что со звуками впитала,

Исторгла фейерверком из себя,

Что выглядело сказочно – блестяще,

Как разноцветный маленький салют,

Который очень часто с нетерпеньем

По праздникам большим детишки ждут.

А муравьи такого не видали,

Да и Давид смотрел то в первый раз.

Он лицезрел искрящееся пламя,

Но красоты не видел, как сейчас.

Когда узоры искорок потухли,

Сменило цвет светящееся дно

На фоне голубом, посеребрённом

Явилось слово яркое одно.

Скрипач прочёл начертанное тут же,

Что выводилось тоненьким пером,

Сверкающее золотом: «Качели»,

И был тому, бесспорно, удивлён.

Но стоило ль гадать, что это значит,

Когда найти тринадцать предстоит?

Лишь всё сложив, возможно станет ясно,

Зачем и где искать их надлежит.

И это было только лишь началом

Того, что приоткрыть сумеет путь,

А потому вновь скрипка заиграла,

Желая пламя жаркое раздуть.

Теперь огонь действительно поднялся

Намного выше, чем Давид желал.

Тем, кто был рядом, становилось жарко,

И всё же прочь никто не уползал.

Наоборот все с жадностью смотрели

На это неземное волшебство.

Пред ними в первый раз свершали чудо

Душа и музыканта мастерство.

В момент, когда скрипач остановился

И бросил в чашу липкую смолу,

Нагретая огнём душевным «плошка»

Задвигалась на «земляном полу»,

Она, как будто в танце закружилась,

Но ничего притом не пролила.

И хорошо, что парень быстро вспомнил,

Что эта вещь волшебная ждала.

Он произнёс вслух нужное: «Качели».

Крутящаяся выше поднялась,

Над тканью с быстротой невероятной,

Разбрызгивая жидкость, пронеслась,

И став свободной тихо опустилась.

А павший на рубаху тонкий слой

Расплавленной смолы явил рисунок

Волшебной карты и совсем иной.

Осталось подождать часы заката,

Чтобы дорожку в цвете проявить.

Давид присел и муравьёв стоящих

Просить стал по рубахе не ходить.

Но делать то никто не собирался.

Вожак подполз поближе к пареньку,

Поднялся в рост, с почтением склонился,

И произнёс: «Я вижу, что цветку

Нашёлся наконец-таки хозяин.

Я сам не знал что с братьями хранил,

Зачем в поля войти не пропускали…

Не зря я осмотрителен так был.

Теперь исполню то, что сделать, должен».

Он осторожно «обруч» с себя снял,

Что прежде среди прочих насекомых

Его собой особо выделял,

И отдавая, речь свою продолжил:

«Кольцо, что я носил, себе возьми.

Когда тебе понадобится помощь

Или наступят тягостные дни –

В траву предмет сей брось, сказав: «Явитесь

Ко мне с короной брата, муравьи».

Тех, кто к тебе придёт с кольцом упавшим,

О помощи посильной попроси.

Не сомневайся в том, что они могут,

Исполнить то, что многим не дано.

А чтобы и в дальнейшем жить спокойно –

Возьми назад волшебное кольцо».

«А как же ты?» – почувствовав неловкость,

Что муравей с себя корону снял,

Спросил Давид: «Зачем ты символ власти,

Возложенный заслужено, отдал?

Принять такой подарок – неудобно!»

А муравей промолвил: «Посмотри!»

На месте, где лежал недавно «обруч»,

Другой и краше излучал огни.

И парень вспомнил мудрость поколений:

«Добро рождает новое добро!»

Вожак отдал корону в его руки,

Ему ж вернулась копия его.

Всё повторилось в точности с подарком,

Как юноше волшебник говорил.

Отдав кольцо тому, кто чист душою –

Вручивший его тоже получил.

Давид был рад чудесному свершенью,

Как, впрочем, и стоящие вокруг.

Цветы, что спали – медленно поднялись,

Раскрылись, украшая дивный луг.

А главный муравей сказал: «Ты, парень,

Перед дорогой новой отдохни.

Мы встанем плотным кругом, охраняя

Тебя, ткань, да пожиточки твои».

И парень с предложеньем согласился.

До этого он проиграл всю ночь.

Когда ж закатный луч осветит спину,

Он должен будет удалиться прочь.

Поэтому воткнув концом зелёным

Ветвь в землю, что построила шалаш,

Целительным глубоким сном мгновенно

Уснул великодушный странник наш.

Но спал Давид, увы, не безмятежно.

Где только он во сне не побывал,

Пытаясь вскрыть потерянные звуки,

Что кто-то специально не сыграл.

Всё было вновь, увы, безрезультатно.

Так в муках пролетел не один час.

Настало время яркого заката,

Свет солнечный пока что не угас.

Круг муравьёв, когда Давид поднялся,

Всё также в неподвижности стоял.

Скрипач достал воткнутую им ветку –

– Шалаш в одно мгновение пропал.

Тут юноша к светилу повернулся,

Как было ему велено – спиной,

И «оживил» начертанные знаки

Своею необычною игрой.

Для юноши не всё было понятно.

Ведь там виднелось множество дорог,

Что убегали в разных направлениях.

Узнать свою, скрипач пока не мог.

Но вот луч засыпающего солнца

Пурпурной краской выделил одну,

Что в гору синим цветом упиралась

В конце, и неизвестно почему.

Окрас дороги и горы о многом,

На самом деле, парню говорил.

Давид, пройдя чрез множество событий,

Полученные знанья не забыл.

Напротив, его вера укрепилась,

Что он сумеет тайну разгадать,

И отыскать сокрытую с глаз чашу.

Он будет слышать цвет и ощущать!

Ему сказали: «Цвет пути – подсказка!»

Душой своей скрипач уж был в местах

Неведомых и для него далёких,

Где ночь и темень не внушали страх.

Запомнив «нарисованную» карту,

Собрав смолу в бесформенный комок,

Он завернул волшебное в рубаху.

Подкову положил у своих ног,

Склонился до земли пред муравьями,

Сказав прощаясь: «Я благодарю

За искреннюю помощь, и поверьте,

О вас я память в сердце сохраню.

Мне невозможно дольше задержаться,

И вам пора домой держать свой путь.

Жизнь такова, что может быть мы с вами

Вновь свидеться сумеем где-нибудь».

Вожак дал знак, и круг из насекомых

Расползся и в полях цветов исчез,

А главный ненадолго задержался,

Желая видеть до конца процесс.

Давид ступил ногою на подкову,

Сказал негромко нужные слова,

В конце добавив: «Отнеси в то место,

Где в синий цвет окрашена гора!»

Последний луч склонившегося солнца

Покинул эти дивные места,

А вместе с ним вожак средь насекомых,

Давид… И наступила тишина.

Природа ненадолго приутихла,

Не смея дальше тайны раскрывать.

Где, сколько их, кому дано их встретить?

Не в моей власти будет рассказать.

Но то, что нам по счастью приоткрылось,

О чём мне разрешили донести,

Мы, с вами путешествуя, узнаем

На протяженье долгого пути.

При помощи подаренной подковы

Скрипач переместился в «новый мир»,

Он чувствовал, что рядом были горы –

Единственный пока ориентир.

Густая мгла в безмолвии лежала,

Луна ещё свет мягкий не зажгла,

И россыпь звёзд, как бисеринки капель,

Для украшения не привела.

Приятным, необычным ароматом

Кружили воздух травы и цветы,

А воздух был пронзительно холодным

И не дарил желанной теплоты.

Давид тотчас «Снимись с меня» – промолвил,

Нарушив тем каноны тишины,

И тройку тайных слов вослед добавил:

«Турумбурум, курамба, ужбарты!».

Он продолжал стоять, как изваянье,

Боясь назад шаг сделать иль вперёд,

Ведь был уверен, если ступит с места,

То дивную подкову не найдёт.

Закрыв глаза, он мысленно подумал:

«Мне нужно слышать место, где стою».

И тут же ощутил, что оказался

У страшного обрыва на краю.

Не наверху горы, не у подножья,

А в месте, куда сходятся пути,

Что видятся лишь на волшебной карте,

Куда обычным людям не взойти.

Почувствовать наличие пурпура

Не так уж было парню тяжело.

В кромешной темноте ему казалось,

Что цвет распространён вокруг него.

Здесь ощущалась сила чьей-то власти

Пред коей просто так не устоишь.

Скрипач переживал внутри волненье,

Он слышал, что сейчас нарушат тишь

Летящие толь птицы, толи звери.

Кто именно – Давид не мог ведь знать.

Он только слышал взмах огромных крыльев

Во тьме густой умеющих летать.

Когда звук устрашающий был рядом,

Взошла на небе, наконец, луна.

Ей яркости пока что не хватало.

Свет лунный закрывали облака,

Что были тоже выкрашены кем-то

В красивый яркий царственный пурпур.

Скажу вам музыкант был очень счастлив,

Что в жизни на диковинку взглянул.

Он созерцал восходы и закаты…

Такого же не видел никогда,

Чтоб близко и божественно красиво

Пред ним предстала дивная луна.

Но это было только малой долей.

Вокруг стелились дивные цветы,

Смотрящиеся неким одеялом,

С оттенком нежной, лёгкой теплоты.

Всё было тем же цветом, в тех же красках,

И даже те, кто быстро подлетал.

То были два громаднейших дракона.

Никто из вас подобных не видал!

Не потому, что были с головами

Мохнатыми и первый и второй,

Ни потому, что с дивными крылами…

Здесь каждый был с единственной ногой!

Никто из них не думал приземляться

На дивный, необычный «пятачок»,

Диковинные ловко зацепились

За край когтём, похожим на крючок.

Они в то время как друзья обнялись,

Пытаясь так друг друга поддержать,

Двумя другими чудными крылами,

Старались всё же изредка махать.

Смотрели на Давида они грозно,

Пылали пасти страшные огнём.

«Как ты посмел ступить на сей участок,

На цвет, взращённый нашим королём?»

Две головы слова произносили

Одновременно, будто бы они

В единое на миг соединились

И действовать иначе не могли.

Их очень удивило, что бесстрашно

Гость перед ними продолжал стоять.

Они пустить пытались выше пламя,

Чтоб страху ещё больше понагнать:

«Давно людишки нам не попадались.

Ты сам пришёл и видно хочешь стать

Для нас желанной долгожданной пищей

Которую ненадобно искать».

Давид стоял спокойно, потому что,

Ему иначе слышались слова.

В них не было ни зла, ни устрашенья –

Лишь нотки озорного баловства.

Казалось, с ним по-дружески играли.

Он перстень им волшебный показал.

Драконы, видя знак – заулыбались,

Промолвив: «Так бы сразу и сказал…»

Они крылами тут же расцепились,

И в неизвестность быстро унеслись.

При лунном необычно-мягком свете

Не в вверх, а вниз зачем-то подались.

Пока скрипач их провожал глазами,

Гора вход приоткрыла за спиной,

Явив внутри свободное пространство,

Зовущее пришельца за собой

Другим голубовато-синим цветом.

Там были также некие ходы,

В которые его не приглашали –

Отпугивали жутью темноты.

Но вот пространство сузилось настолько,

Что выглядело просто, как дыра,

Куда с трудом протискивалось тело,

И с небольшою сумкою рука.

А свет чудесный дальше растекался,

Таинственной волшебностью манил.

Когда в дыру рука его попала –

Он этим словно двери отворил.

Твердь горная растаяла, как дымка,

За ней в огромном зале стоял «трон».

Свет вёл к нему, указывая парню,

Что там присесть, обязан будет он.

Скрипач на возвышенье разместился,

Почувствовав приятное тепло,

Рождающее в нём самом движенье,

Хоть внешне не случилось ничего.

Никто ни говорил с ним, не общался,

Но только вскоре, прямо возле ног

Пурпурным фейерверком вверх поднялся

Невиданной красы большой цветок.

Он с искрами волшебными раскрывшись

Рассыпался, но вовсе не исчез.

Как в первый раз, внутри лежала чаша –

Хранительница множества чудес.

И музыкант почувствовал в том месте

Бессилие хоть что произнести.

Луч снова засиял, ведя обратно,

Подсказывая, что пора уйти.

А что Давид? Он только поклонился,

Ведь знать не мог кого благодарить.

Гора за ним бесшумно закрывалась,

Указывая светом, где ходить.

Когда же странник вышел на площадку –

Сомкнулась вовсе горная стена,

Одевшись в платье сине-голубое.

За тучи в этот миг ушла луна,

И свет исчез. Давид лёг, обессилив,

И тут рукой подкову ощутил.

Он про себя невольно заругался,

За то, что так беспечен прежде был!

По счастью обошлось всё без потери.

Отсюда без подковы не уйти,

Да и потом, в отпущенное время,

Навряд ли б он успел весь путь пройти.

Фантазии развив на эту тему,

Несчастный музыкант вдруг задремал,

И первый луч, и луч дневного света,

Лишённый прежних сил, он не видал.

Когда же он от чар сумел очнуться,

Решил, что прежде должен вниз сойти,

И только там разжечь душою пламя,

Чтоб слово с третьей картой обрести.

Здесь сделать это точно он не сможет,

Ему свершить то просто не дадут.

Волшебные, неведомые силы

Секретный «остров» свято берегут.

Используя волшебную подкову,

Произнеся заветные слова,

Скрипач к подножью горному спустился,

Где вовсе не пропала синева

Горы, что находилась в тех же красках.

Давида восхитила красота

И простота волнующей природы,

Что украшала здешние места.

И главное, теперь из музыканта

Никто, похоже, силы не тянул.

Он чувствовал себя намного легче,

И пожалел, что раньше не смекнул

Сюда в ночи при выходе спуститься.

Но что поделать, время не вернуть.

Клониться начинало тихо солнце,

Чей луч укажет новым цветом путь.

Осталось отыскать второе слово,

Что от огня проявится на дне.

Давид достал смычок и чудо-скрипку,

И заиграл в безгласной тишине.

Огонь зажёгся сразу же, мгновенно,

Как будто кто-то парню помогал.

Присутствия «чужих» Давид не слышал,

Но сердцем и душою ощущал.

Вновь пламя было в чаше необычным,

Поднявшимся, как маленький салют.

Вновь искорки узором разлетелись,

Покинув мимолетный свой приют,

И под собою слово проявили,

Написанное тоненьким пером.

На сей раз ярко «Девушку» сияло

Особенным таинственным огнём.

«Качели», «Девушку»… – как это непонятно…

С двух слов весь текст непросто угадать.

Давиду ещё долго предстояло

Одиннадцать оставшихся искать.

Поэтому он расстелил рубаху,

Огонь своей игрою распалил,

Внутрь чаши положил комок, что тут же

Расплавлен и разлит рисунком был,

Затем он приподнял игрой картину,

Услышав странный шорох за спиной.

Похоже, в это время проявился,

Душою ощущаемый «герой».

Когда скрипач немного развернулся –

Пред ним предстал «задвоенный» Дракон.

К нему опять спокойно шли в обнимку

Два гостя, с кем он был уже знаком.

Две головы лохматые, две лапы,

Два машущих у «склеенных» крыла…

Пурпурно-устрашающая масса

Под вечер не летела – просто шла.

«Ну, ты даёшь! Живым сюда спустился!

Мы знаем, что ты гору посетил.

Возможно, вход открыл волшебным перстнем,

Но как в подарок чашу получил?

Проникшие внутрь люди, пропадали.

Ты первый, кто вернулся и живой!

Уж извини, что ранее пугали,

Мы виноваты в этом пред тобой.

Но нам есть чем вину свою загладить.

Ты не сорвал на пятачке цветок,

Для многих он причина главной цели,

Ведь в нём лечебен каждый лепесток.

Мы принесём тебе лишь два – не больше.

Для каждого доступен лишь один.

За мысленно проявленную жадность

На месте том погибло сто мужчин,

А может даже больше… Не считали.

Ты нас сейчас немного подожди.

И кто бы ни явился – не пугайся.

Здесь все теперь приятели твои».

Драконы снова надвое распались,

В отдельности, как птицы унеслись,

Внизу ж, как будто это ожидали,

Возрадуясь, что те умчались ввысь.

И поползли со всех сторон мгновенно

Поближе на рубаху посмотреть,

Где карта приподнялась как живая,

Желающие чудо поглядеть!

А может для того, чтобы послушать

Волшебную, красивую игру.

И если б музыканту не сказали,

Здесь страшновато было б одному.

Вокруг трава пищала и шуршала,

Внутри кустов стоял какой-то треск,

И у всего, что ближе подползало,

Присутствовал пурпурный цвет и блеск.

Кто б ни были они, даже улитки,

Скажу вам больше – даже червяки,

А кроме них порхающие птицы,

Кроты и мыши, прочие зверьки.

Давид подумал, что побыв подольше –

И его кожа станет как у них,

Ведь что-то или кто-то их окрасил.

Он живописен стал бы как жених!

Тут юноша немного отстранился,

Позволив всем поближе подойти,

Спиною повернулся всё же к солнцу,

Готовому за горизонт уйти.

И тут же на глазах одна дорожка

Окрасилась в кроваво-красный цвет,

Что у речушки маленькой кончалась,

Которая была, а вроде нет…

Она, являясь, тут же исчезала,

Потом опять казалось, что текла.

И живность в изумленье закричала:

«Смотрите, там же «Красная река»!»

Давид тому особого значенья,

Как живность, что была там, не придал.

Она сама казалась необычной,

Хотя никто того не понимал.

Гора стояла рядом голубая,

И даже отдавала синевой…

Что из того, что речка была красной?

Она могла быть, в общем таковой.

Для музыканта это означало,

Что путь конечный был определён.

И оставалось лишь сказать подкове

Куда он должен быть перемещён.

Вдруг червячки, букашки и улитки

Скрываться стали быстро с его глаз.

Давид не сомневался, что Драконы

Должны вернуться именно сейчас.

Он лишь успел в комок смять чудо-карту

И завернуть в рубаху… Тут опять

К нему явились «гости» и спросили:

«Тебе нескучно было ожидать

Пока мы прилетим? Или зверюшки

Тебя немного всё же развлекли?

Возьми цветы, что мы пообещали

И в качестве подарка принесли.

Запомни каждый листик, даже стебель

Болезнь собой сумеет излечить.

Всего и нужно часть цветка больному

Дать разжевать, чтоб тут же проглотить.

Мы слышали, когда вниз опускались,

Крик наших: «Там же «Красная река»!»

Не знаем, где малявки увидали,

Что проявилась якобы она.

Но если это было в самом деле,

То ты дружочек, поостерегись.

Входить в неё, желая искупаться,

Или воды попить – не торопись!

Сочится та вода из раны сердца,

Что источает раз в году Земля.

Бывает, говорят, это весною,

Когда из сна выводит та себя.

Ей что-то не даёт тогда покоя.