Текст книги "Сказка о ночном музыканте"

Не смея даже слова вслух сказать.

А ящерица снова обратилась

С вопросом к помогающей луне:

«Мне кажется, что парень не опасен,

И всё же, кто пришёл сейчас ко мне?»

Огромное и круглое светило

Ответило: «Сей парень музыкант.

Не каждому, поверь мне, достаётся

Иметь, как он, особенный талант

Играть открытой, чистою душою,

И волшебство при этом совершать.

Тебе подруга повезло. Ты можешь

Сегодня эту музыку познать.

Вопрос за что? Так ты его об этом

Сама уж, как положено, спроси.

Возможно, вы с ним быстро сговоритесь.

Тебе есть, что в обмен преподнести».

И маленькое юркое созданье,

Теперь уж обратилось к скрипачу:

«Луна слова на ветер не бросает.

Я слышать твою музыку хочу.

И если она может, в самом деле,

Ещё свершать при этом волшебство,

То я не пожалею свою чашу.

Прекрасней ты не видел ничего.

Сумей игрой растрогать моё сердце.

Здесь на горе ужасная тоска.

Мне каждый день доводится услышать

Один лишь вой «повесы» ветерка.

Но это, я скажу, не интересно.

Так скучно и печально, что порой

Я и во сне, где б только не витала,

Всё время слышу этот жуткий вой.

Так удиви меня своей игрою,

Позволив насладиться и луне.

И если прозвучит о чём мечтаю,

К рассвету чашу передам тебе».

Возможно для того, чтоб не мешаться,

С Давида тут же ящерка сошла.

И под лучом переместилась дальше,

До места, где дорожка вниз вела.

Теперь ей было парня лучше видно,

И то, как инструмент скрипач достал,

И как он встал при этом грациозно,

И как смычок над скрипкой «залетал».

Давид наверняка не знал чем можно

Приобрести заслуженный успех.

И вдруг, не ясно отчего, мелькнули

Два образа: «цветы» и «лёгкий снег».

Он заиграл практически мгновенно.

Когда вокруг цветы легли ковром –

С небес красиво пали вниз снежинки,

Что исчезали над «земным шатром».

А ветерок, что выл, на время замер,

Боясь «стереть» такую красоту.

Всё выглядело сказочно, волшебно:

Кружащий снег и вся гора в цвету…

Рождалось несравненное под звуки.

Мелодия чарующе несла

Витающий под светом нежный «холод»,

И то, что зарождалось от тепла.

Подобная картина рисовалась

Почти что до рождения зари.

И явно с сожаленьем пред рассветом

Сказала парню ящерка: «Замри!

Что ты играл, я слушала бы вечность,

Но безопасно днём здесь быть нельзя.

Я отдаю тебе, что обещала,

Не видя в том урона для себя.

Я получила большее. На сердце

Блаженным удовольствием легла

Прекрасная, волшебная картина,

Что превосходит всё, чего ждала.

Теперь чуть отойди…» И в это время

Забила сильно ящерка хвостом,

Земля под ним открыла углубленье,

Покрытое сверкающим песком.

На дне обрисовалась тут же чаша,

Такой же живописной красоты,

Что и её подобные подружки,

Лежащие давно внутри сумы.

Когда Давид за нею наклонился,

Согнувшись пополам, возле земли

Он тихое шептание услышал:

«В подарок от меня и хвост возьми!»

Хозяйка от него освободилась.

На лапках чуть подальше отошла.

Всё было так естественно, казалось,

Что без хвоста она всегда жила.

И ящерка, увидев изумление,

Взобравшись парню лихо на плечо,

Сказала: «Забери его, не брезгуй.

Он пользу принесёт тебе ещё.

В отчаянье, когда не хватит духа,

Когда в борьбе лишишься прежних сил,

Когда в беде покинет разум, мудрость,

Не позабудь предмет, что получил.

Сожми мой хвост тогда в своей ладони,

Закрой глаза и ощути тепло.

Ты время на мгновенье остановишь,

Но этот миг вернёт всё, что ушло.

Появится тот самый покровитель,

Что жизнь твою и разум сбережёт.

Теперь прощай! Спасибо за подарок.

Мне так его давно недостаёт.

Спеши, вот-вот лучи распустит солнце.

Бог даст, с тобой мы свидимся ещё.

Пока же, я с луной молиться стану,

Чтоб состоялось счастие твоё».

Сказав всё это – ящерка сбежала

Опять на землю в место, где была.

Пока Давид в дорогу собирался,

Помедлив, ещё чуть подождала.

Когда ж он встал ногою на подкову,

Сказала ему тихое – «Пока!»,

И быстро скрылась, явно не желая,

Попасть во власть зыбучего песка.

Скрипач же произнёс три нужных слова,

И уточнил: «Чуть дальше от горы».

Он должен быть с тем местом где-то рядом,

Чтоб слово прочитать, и цвет тропы,

Ведущей его к чаше не последней,

С заходом солнца ярко оживить.

И вот уж он на маленькой поляне,

Где можно было чудо сотворить.

Сложилось всё удачно. В это время,

Пробился первый луч. Давид успел,

Под землю в месте том не провалиться.

И сердцем он, конечно же, жалел

Тех, кто внизу без отдыха работал.

По сути, они были ведь рабы,

Нечаянно попавшие под землю,

Верней сказать, внутрь сказочной горы.

Бесспорно, музыкант проделал тут же

Привычный и волшебный ритуал:

Воспламенил огонь «салютный» в чаше,

И слово, что явилось, прочитал.

Теперь ему казалось, что он знает,

Хотя бы часть волшебного письма.

На дне «Ночи» светилось очень ярко,

И только «В» встать рядом с ним могла.

Так значит, всё свершаться будет ночью…

Скрипач был рад, что получил ответ,

Но понимал – то малая частица

Сложенья слов, вскрывающих секрет.

Он должен отыскать ещё три чаши

И время понапрасну не терять,

Однако без заветного заката,

Ему нельзя путь дальше продолжать.

Чтобы убрать подальше свой подарок

И взор к нему чужих не привлекать,

Он расстелил опять свою рубаху,

Смолу сумел, растаяв расплескать,

Затем поднял звучанием картину.

На карте не виднелось больше гор,

Ни городов… Казалось, что пустыня

Раскинула безжизненный ковёр.

Но вид её пугал. Давид знал краски,

Душою понимая все цвета,

Он ощущал возможные оттенки

И сведущ был, что значит красота.

А здесь смешались чёрный и зелёный,

Местами себя красный проявлял.

До юноши донёсся крик о боли.

Но чьей? Давид пока ещё не знал.

Он поспешить не смел. С закатом солнца

Луч должен был подсказку указать.

И оставалось проявить терпенье

И как-то день полезно скоротать.

А что могло быть в месте том полезным?

Ходить не безопасно и нельзя.

Вот если бы открыть вход в эту гору,

Спасая и урон не нанося.

Кто властвует внутри? Что за работа

И день, и ночь безудержно кипит?

И странно, что и ящерица тоже

Боялась, что песок внутрь поглотит.

Немного подсказал ему и камень,

Упомянув, что знает лишь одно.

А юноше хотелось непременно

Найти вход или тайное окно.

При нём была волшебная дорожка,

Она могла поднять и опустить.

Мелькнула мысль: «Вот если б можно было

Моею вещью тайный ход открыть!»

Давид почти мгновенно всё придумал.

Он, в самом деле, многим обладал,

При нём был хлыст, кому все подчинялись,

А также был волшебный чудный шар,

И зеркальце, что кажет всё, что будет,

Хотя не больше двух часов вперёд.

Ходы придумав, юноша решился

Увидеть, что тогда произойдёт.

Он сел, достал волшебные предметы,

И стёклышко волшебное спросил

О том, что час спустя с ним приключится?

Магический предмет отобразил

Вот что: Скрипач уж находился,

Не ясно почему, внутри горы,

Которая приятно освещалась

Блестящими огнями изнутри.

Он никого не видел – только слышал

Не очень-то ритмичный тихий стук,

И был он, в самом деле, непрерывен:

«Тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук….»

Он шёл и вспоминал свою пещеру.

Тут также были тайные ходы,

Бессчетное число красивых комнат,

Лишь не было той самой темноты,

В которой музыкант перемещался…

Но эхо за собою не звало.

Он здесь свободно мог передвигаться

Звук слыша, но, не видя никого.

Скрипач вошёл в одну из этих комнат.

На стенах её были письмена,

Особые неведомые знаки…

Давида удивила вышина

Откуда шли написанные тексты.

Похоже было, высота горы

В том месте потолок определяла.

И кто писал – там начинал труды.

По странности никто его не трогал

Пока он, любопытствуя, ходил.

Когда ж скрипач встал в необычном зале,

Тот от его присутствия ожил.

Пред ним встал на Хранителя похожий

Серьёзный и величественный маг.

Он также был высок, при нём был посох.

Им он и дал остановиться знак.

Затем сказал: «Что ты тут очутился

На самом деле я не удивлён.

Услышанной вчера игрой твоею

Я был заворожён и восхищён.

Ты получил за это свою чашу.

Зачем же ты ко мне теперь проник?

Как ты решился быть в моей пещере?» –

Спросил с особой строгостью старик.

Давид пред старцем даже не таился.

Он о «рабах» подземных рассказал,

И о мечте их выпустить на волю.

Как сделать это, он прекрасно знал.

На что хозяин тайн лишь улыбнулся,

Спросив: «Ты сам в пещере прежде жил.

Так что ж не убежал и пребыванье

Внутри неё как благо находил?»

Давид ему ответил: «Я учился.

Меня Хранитель звуков посвящал

В такие недоступные предметы,

Которые нигде б я не узнал».

«Вот-вот…» – прервал слова его волшебник,

«Ты все пути ученья не прошёл.

Поверь, промчатся в скорости три года,

И ты поймёшь, как мало приобрёл,

Что знаний тебе явно не хватает.

Ты вновь вернёшься к другу моему,

Прося его продолжить обученье,

Доступное тебе лишь одному.

И те, кто здесь, конечно же, не в рабстве.

В них нет, поверь, стремления уйти.

Все люди, что в пещере – не случайны,

Здесь только те, кто сам желал прийти.

Тебе далось легко здесь оказаться,

Они же шли дорогою иной.

И те, кто жаждал денег или славы,

Прошли от мест сих дальней стороной.

Достойных, в самом деле, тут немного.

Они «стучат» о том, чему учу.

Такие знанья не дают насильно,

Коль захотят уйти – я отпущу.

Вопрос лишь – захотят ли? Они сами

Спускаются на нужный им этаж,

Желая глубже вникнуть в суть познаний,

Боясь, что недостаточен багаж.

Ведь здешний труд нести придётся людям,

Чтоб с пользою его там применить,

Употребив во благо, а иначе

Доступно мне их памяти лишить…

И ты за них душой не беспокойся.

Иди и продолжай свой путь с добром.

Не стоит понапрасну тратить время.

Мы свидимся с тобой ещё потом».

Волшебная поверхность прекратила

Дальнейшее для юноши казать.

Давид, теперь всё зная о пещере,

Решил усилий не предпринимать,

Чтоб гору обмануть и оказаться

Незваным гостем в этот час внутри.

Он должен был совсем иным заняться,

Чтоб знать, что ожидает впереди.

Поверхность карты вовсе не манила,

А почему, ему мог дать ответ

Его попутчик верный – чудо-камень,

Который больше знал про белый свет.

К нему скрипач сейчас и обратился,

Поверхность потерев слегка опять.

Цвет тверди очень быстро изменился,

И юноша спросил что хочет знать:

«Передо мной расстеленная карта.

Я ощущаю в цвете её боль.

С закатом там появится подсказка,

Которая сыграет свою роль,

Но это будет связано лишь с чашей.

А что случилось в дальней стороне?

Что выставлено будет испытаньем,

И будет ли оно по силам мне?»

Ответ был прост: «Отыскивая чаши,

Ты почему-то парень позабыл,

Что встретишь на пути большое войско,

Ведь ты его ещё не победил!

Земля на карте выглядит пустыней.

Там, в самом деле, голод, боль и мор,

Безлистные кустарники, деревья,

Бестравный, прежде пышущий простор.

Ты должен быть готов к тому, что вскоре

Увидишь как «гуляет» саранча,

А встреча с предводителем подобной

Не очень лёгкой будет для тебя.

Надень волшебный плащ – в нём безопасней,

В руках наизготове держи кнут,

Тогда дела твои решатся быстро,

И новых бед собой не повлекут».

Поверхность камня тут же потемнела.

Боль в цвете, почему земля пуста –

Теперь понятны стали для Давида,

Как говорят: «Всё встало на места».

Он вспомнил вдруг, о чём змея шептала

Сумев перед уходом приползти:

Про аистов, а также про «кобылок»,

Со страху всё сметающих с пути.

По счастью оставалось ещё время

Обдумать необычный хитрый план.

Совет был дан давно, а вот что делать

До тонкостей решить он должен сам.

Давиду было всех безмерно жалко.

Природа ему виделась живой,

И то, что птицы скушают «кобылок»,

На самом деле не было игрой.

А их лишь нужно было успокоить,

Подальше друг от друга расселить,

Чтобы они внезапно не встречались.

Таким ведь в гости незачем ходить,

Верней сказать, мешаясь, рядом прыгать,

Когда вокруг достаточно еды.

В покое саранча не объедает

Ни травы на полях и ни сады.

Но это он так думал. Всё иначе

Мог представлять воинствующий царь,

Ведущий нескончаемое войско,

Ложа жизнь подчиненных на алтарь.

Как много войн рождается из страха,

Что кто-то вдруг возьмёт и нападёт…

И даже не дождавшись подтвержденья

Фантазий – в наступление идёт!

Пример на саранче так очевиден…

Простите, что немного отвлеклись.

Итак, у музыканта мысли тут же

По направленью к миру понеслись.

Он строил свои планы так и эдак,

Когда же все задачи разрешил,

Вздремнул, шалаш построив дивной веткой,

До времени, как вечер наступил.

В закатный час подставил свою спину

Последним исчезающим лучам,

И в тот же миг на карте травным цветом

Легла тропа, подобная волнам.

Извилистый путь даже не кончался,

Он как бы за рубаху уходил.

Там не было других. На этой карте

Он был на удивление один.

И музыкант не дожидаясь ночи,

Смолу собрал, в рубаху завернул,

В суме сменил поклажу на подкову,

На землю положил и уж шагнул

На средство, что его перемещало

В любое из загаданных сторон.

Как вдруг в звенящей тишине услышал:

«А всем ли ты, как нужно оснащён?

Подумал, что является дорогой

В местах, куда хотел уже идти?

Поспешность – никудышная подруга.

Ты лучше, брат, себя остереги!»

И парень замер. Что он, в самом деле,

Не выяснив, что это? – заспешил!

Он зеркальце достал и в нём тотчас же

Себя на час вперёд переместил.

Давид был удивлён. Зелёным цветом

Текла, увы, бурлящая река.

И он лежал на берегу весь мокрый,

Не верящий, что жив ещё пока.

Ни чаш в суме, ни дареной подковы,

Возле себя скрипач не находил.

Он так устал, что ничего не помнил.

Что было прежде, начисто забыл.

Увиденное парня напугало.

Да так, что он убрал своё «стекло».

И стал искать пытливыми глазами

Кто вовремя сумел сдержать его.

Нет, то была не ящерица вовсе,

А некий, кто невидим ему был.

Скрипач прекрасно слышал его рядом,

Теперь он это ясно ощутил,

Поэтому спросил: «Кто тут? К несчастью,

Я пред собой не вижу никого.

Мне хочется сказать тебе спасибо,

Ведь я чуть не остался без всего,

Что, в общем, честно заслужил работой.

Я музыкант и слышу всё вокруг.

Так проявись и ничего не бойся.

Ты поступил как настоящий друг!»

«Нет-нет! Не искушай!» – ответил голос,

«Мне делать здесь подобного нельзя.

Я вышел просто подышать немного,

И вот набрёл случайно на тебя.

Я видел твою карту на рубахе.

Не так давно, я тоже там ходил.

С рекой зелёной я знаком немного

И потому тебя предупредил.

Лишился я всего в воде холодной.

Меня как будто кто-то обобрал.

Я только переплыл её и тут же

Всё-всё, кроме одежды, потерял.

Там нужно быть предельно осторожным.

Подумай лучше, стоит ли ходить

В то место не такое и простое.

Быть может лучше время посвятить,

Как мы в пещере, полученью знаний?

Что толку от прогулок при луне?

Настаивать остаться здесь – не стану,

Лишь предложу прислушаться ко мне».

«Спасибо, друг! Однако я «гуляю»,

Не просто так. В том видится судьба.

И я всенепременно быть обязан

Не где-либо, а в месте, где река

Окрасила себя зелёным цветом,

Хотя, желаю встречи не с рекой,

А с тем, кто управляет мощным войском,

Что все зовут в народе – саранчой!

Я тоже нахожусь на обученье,

Прогулка моя – вынужденный шаг.

И для меня довольно ценно время,

Чтоб тратить его зря и кое-как.

Ты лучше расскажи о том, что знаешь

О странной и загадочной реке.

Неужто она, правда, обирает?

Иль ты держать рот должен на замке?»

«Да нет! Секрета нет тут никакого.

В зелёных водах Водяной живёт.

Он всё в реке окрасил тем же цветом,

Но всё-таки ему недостаёт

Каких-либо друзей для разговоров.

Лягушек мы не будем брать в расчёт.

За то, что они квакают ночами,

Он их, глотая, даже не жуёт.

Людей, кто попадает в его воду,

Он приглашает тут же погостить.

Но думаю, желающих немного

По-дружески на дне поговорить.

Тогда он выставляет свою плату.

Без выкупа там невозможно плыть.

Река теченье сильно убыстряет

И начинает яростно бурлить.

Её в то время успокоить может

Хотя бы пара брошенных монет.

Коль нет их – Водяной всё забирает,

Причём без спроса – вот и весь секрет.

Сейчас ты скажешь, что не собирался

В реке той омовенье сотворить.

Но там, ты не поверишь, сушь такая,

Что влагой тело тянет оживить.

В неё тебя магически потянет,

Да так, что не сумеешь сделать шаг

Куда-нибудь ещё. Зря не надейся.

Без встречи обойтись нельзя никак!»

Давид сказал: «Спасибо за подсказку.

Мне станет проще во сто крат теперь.

Найдётся Водяному собеседник,

Его достойный, ты уж мне поверь!

Тебе ж пообещаю, что в дальнейшем

Он обирать не станет никого.

Ведь создавать препятствия в дальнейшем

Большим запретом станет для него.

Прощай же мой таинственный помощник!

Мне, в самом деле, уходить пора.

Я не имею права задержаться,

Беседуя с тобою до утра!

Пусть встреча с Водяным случится ночью,

Чтоб днём я разобрался с саранчой.

И попрошу тебя не обижаться.

Я знаю, что должник перед тобой!»

Давид, давно стоящий на подкове,

Вслух произнёс заветные слова,

В конце лишь уточнив: «На берег речки,

Которая собою зелена».

И вот его уже как не бывало.

Невидимый в пещеру вновь ушёл.

Он в этот миг был искренне доволен,

Что смог помочь и друга приобрёл.

А музыкант в то время, сняв подкову,

Уже стоял на берегу реки.

В ночи на всю округу раздавались

Бегущих вод бурлящие «рывки».

Как в предсказанье, жажда появилась,

И тело захотелось охладить…

Но парень водной тяге не поддался

И смог у вод себя остановить.

Его в том месте будто ожидали.

Однако сам властитель здешних вод

Не вышел из реки к нему навстречу,

Уверенный, что парень подойдёт.

А юноша достал свою салфетку,

На ней нашёл, чем жажду утолить,

Съел горсточку клубники ароматной,

Внимая, как прекрасно всё же жить!

Вода, от нетерпения наверно,

Бурлить вдруг начала ещё сильней.

Давид, чтобы её чуть успокоить,

Взяв в руки скрипку, обратился к ней.

И через полчаса река невинно,

Покоем наслаждаясь, потекла.

Местами беспричинно поднимаясь,

Но, то была, конечно, не она,

А Водяной, который по привычке

Хотел поток немного разозлить,

Взвихрить волну огромную старался,

Желая этим парня приманить.

Почувствовав, что рвения напрасны,

И то, что самому хотелось лечь,

Он сам из вод зелёных приподнялся

И произнёс в ночи такую речь:

«Не знаю почему ты не решился

Прохладой своё тело насладить.

Ты смог бы посетить мои хоромы.

Я много чем тебя б смог удивить.

В моём дому подводном лежат вещи,

Что могут редким видеться во снах.

Давай же пообщаемся немного…»,

Но видя несогласие в глазах,

Тотчас же своим ликом изменился

И хищнически руки протянул,

Чтоб утащить насильно музыканта.

Но с трёх попыток их не дотянул.

Давид немного выждал и ответил:

«Есть у меня особый интерес.

Я в поисках невероятной чаши,

Несущей в себе множество чудес.

И если ты подобную имеешь –

Немедленно продолжим разговор.

Найдётся тебе даже собеседник,

Имеющий особый уговор.

Коль «да!», то ты получишь, что желаешь,

При «нет!» – таким же будет мой ответ.

Не знаю почему, но я уверен,

Что ты имеешь нужный мне предмет».

Глаза у Водяного завертелись.

Никто так вольно с ним не говорил.

Он в первый раз не «взял» себе что-либо

И пришлого на дно не утащил.

Достать нельзя, а говорить охота,

И непременно, именно в воде.

Прельщало, что найдётся собеседник,

Который ступит в воду в темноте.

Крутил, вертел таинственный глазами,

Раскидывал умом и так и сяк,

И, наконец, сказал: «Что ж, я согласен.

Ты прав во многом. Многих бедолаг

Я наказал за неповиновенье.

И чаша у меня такая есть.

Отдать, по правде, мне её не жалко,

Ведь из неё нельзя ни пить, ни есть.

А так ходить как будто ты в музее,

Смотря на то, что много лет храню,

Признаюсь, очень сильно надоело.

И дальше жить так – нет! Благодарю!»

Давид сказал: «Давай договоримся.

Когда трястись начнёт твоя вода,

Ты должен предо мной поставить чашу,

Что я не видел прежде никогда.

Твой собеседник будет уже рядом.

Однако я хочу предупредить,

Что с ним нельзя в беседе пререкаться,

И глупым хвастовством напрасно злить.

Я для него немного поиграю.

Как видишь и со мной есть уговор.

Но друг мой обещанье выполняет

И не подвёл ни разу до сих пор.

Обмана он конечно не потерпит.

Его боится даже царь Морской.

Он говорит умно и очень складно,

И может быть подружится с тобой.

Так что чуть-чуть расслабься и готовься,

К приёму гостя в доме у себя.

И не забудь доставить чудо-чашу,

Что очень много значит для меня».

Похоже, Водяной прекрасно понял

О ком пришедший только что твердил.

И главное, он юноше поверил.

Уж слишком складно парень говорил.

Не пафосно, как будто на трибуне,

А просто и открыто словно друг.

И при вопросе «верить» иль «не верить» –

Он предпочёл первейшее из двух.

Давид услышал: «Я на всё согласен».

Хозяин речки скрылся под водой,

А музыкант, как вы и догадались,

Увлёкся им обещанной игрой.

В нём пробудилось снова вдохновенье.

Он абы как не мог теперь играть.

Пройдя пусть и не весь путь обученья,

Он музыкой мог многое сказать.

И в этом удивительном процессе,

Когда звучали нотки дивных грёз,

«Эй, дядька Водотряс! Прошу нижайше,

Явись!» – скрипач негромко произнёс.

Кричать на весь мир было и не надо,

Ведь волшебство не любит громкий звук.

И тот, кто чародейством обладает,

Имеет небывало чуткий слух.

Вода в ознобе тут же задрожала.

Трясясь, как лист явился Водяной,

Принёсший фантастическую чашу

Невероятно дивную собой.

Подпрыгивая, он её поставил

На берегу, как был их уговор.

И в это время рядом с ним поднялся

Тот, кто не видим, был до этих пор.

Что лыс был, с острой маленькой бородкой,

С ушами, словно крылья мотылька,

С огромным ртом, как створки у ракушки,

Откуда вылезали два клыка.

Он даже не взглянул на Водяного,

А глядя на Давида, произнёс:

«Я рад, что мне представится услышать

Мелодию, что душу рвёт до слёз!

Я знаю, ты в игре мне не откажешь.

Проси потом что хочешь у меня.

Озёрный Дух послал со мной приветы,

И кланяться заставил от себя».

Затем на Водяного злобно зыркнул,

Сказав ему: «Не вздумай помешать!

Пока на скрипке юноша играет,

Не мысли даже слово вслух сказать!»

И далее, готовясь к наслажденью,

Загадочно наверх завёл глаза.

Давид ещё не начал, а у гостя

Уже лилась «счастливая» слеза.

Скрипач безотлагательно продолжил

Волшебную и дивную игру.

Он рисовал ей рай, цветы, деревья,

Лучи, что зарождались поутру.

Был слышен щебет птиц, жужжанье пчёлок,

Несущих в соты собранный нектар…

Давид нарисовал звучаньем море,

Что волнами свершало свой удар

О каменные скалы. Он был тихий,

Исполненный с нежнейшей теплотой.

Не только Водотряс, там прослезился

От чувств раскрытых, даже Водяной.

А так как до рассвета ещё было

Достаточно, скажу вам, далеко,

То музыкант играл без остановки,

Вокруг не замечая ничего.

И то, как кто-то сзади приподнялся,

И как в одно мгновение исчез.

Давид играл и в темноте не видел,

Как вдалеке ожил немного лес,

Как тихо из земли поднялись травы,

Их корни говорили им: «Нельзя!

Настанет день. Поспешностью своею

Вы саранче подставите себя!»

Но всё живое к музыке тянулось,

Желая украшать, что есть вокруг.

Всё потому, что самому Давиду

Хотелось видеть в травах дивных луг.

Однако силы рук не бесконечны.

Настало время чуть передохнуть,

Взять Водяным доставленную чашу,

Внутри неё огнём слегка блеснуть,

И тут же ознакомиться со словом,

Что представляло больший интерес

Чего-либо, на тот момент, другого.

Оно было главнейшим из чудес.

Давид при Водотрясе не боялся

К реке, как можно ближе подойти.

Да и признаться, говорить с друзьями

Приятней рядом, как ни говори.

Поэтому приблизившись к пришельцу,

Скрипач сказал: «Спасибо, что пришёл!

Чтоб выполнить условье уговора,

Я выхода другого не нашёл.

Ты ж понимаешь, мне как человеку,

Беседовать с хозяином на дне

О чём-нибудь чудесном неудобно.

Мне неуютно в водяной среде.

А ты там ощутишь себя как дома,

И сможешь в этом месте погостить,

И обо всём, что будет интересно,

С хозяином реки поговорить.

Мне хочется ещё сказать на ушко,

Лишь для тебя доступные слова».

Мгновенно ближе к парню подтянулась

Ушастенькая чудо-голова.

И юноша шепнул: «Ещё есть просьба –

Немного Водяного устрашить,

И обирать людей попавших в воду,

Тотчас, под страхом смерти, запретить».

И получеловек, иль полурыба,

Ответил: «Раз ты просишь – погощу.

Я столько видел, что тем разговорных

На сотни дней спокойно отыщу.

Исполню всё о чём сейчас задумал

И то, что мне на ухо сообщил.

Желаю, чтобы с первыми лучами

Ты войско перелётных победил!»

Сказал, качнул своею головою,

Дав Водяному знак, что им пора

И скрылся под зелёною водою,

Не став мешать Давиду до утра.

Что Водотряс всё выполнит как нужно,

Поверьте без сомнений, наперёд.

И страшный Водяной теперь послушно

Чего-либо без спроса не берёт.

А что скрипач? Он взял тотчас же чашу,

Огонь искристый в ней воспламенил,

Прочёл на дне светящееся «Небе»

И в теле своём лёгкость ощутил.

Не все ещё слова были понятны,

Однако, что «на небе» и «в ночи»,

Он почему-то очень был уверен.

Не выжидая миг, когда лучи

Земли коснутся, радуя собою,

Давид свою рубаху расстелил,

Свершил обряд волшебный со смолою.

Под музыку «сосуд» за миг разлил,

Обрисовав дальнейший план похода.

Как прежде всё поднялось как макет.

Дорог теперь на редкость было много.

Одна из них с закатом сменит цвет.

В момент, когда умолкла чудо-скрипка,

И юношу никто не отвлекал,

Давид вдруг ощутил себя в пустыне,

Хоть под собой песка не ощущал.

На карте прежней цвет земли был верен.

Казалось, всё вокруг ещё спало,

Но звуки боли и больших страданий

Воздушное пространство донесло.

Когда ж рассвет раскрасил нежно небо

В лазурных и чуть розовых тонах,

Когда лучи округу осветили –

У юноши внутри родился страх.

В траве, что он взрастил сегодня ночью,

Стал неприятно кто-то стрекотать,

И вместе с поднимающимся гулом

Растительность вдруг стала убывать.

И через час земля осталась голой,

А те, кто беспощадно обнажил

Её от прежде пышного покрова,

Огромным войском прыгал и кружил.

И говорить, что парень догадался,

Кто это был, наверно ни к чему.

Давид увидел, как образовался

Под страшный рокот будто бы в дыму

Огромный великан, что весь был сложен

Из слипшейся на время саранчи,

Что очень уж старался быть похожим

На скрипача, «поющего» в ночи.

На миг Давиду даже показалось, что

Облик его кто-то срисовал,

И в воздухе при помощи крылатых,

Прыгучих насекомых передал.

Сначала то родило удивленье.

Однако, когда тот заговорил,

Давиду даже в этом подражая,

Он юношу совсем ошеломил.

Хотя, уж если говорить по правде,

Любой из вас мгновенно б различил,

По тихому звучанью стрекотанья,

Кто из двоих сейчас заговорил.

Так вот, царь саранчи сказал: «Сегодня

Ты войско моё чудом удержал.

Взрастил зачем-то вновь травы немного,

Когда в ночи на скрипке заиграл.

Ну, ты хотя б получше постарался,

А то поднял не завтрак, ни обед…

Еды, чтоб накормить моих собратьев,

Как видишь, в этом месте, больше нет.

Я слышал, Водотряс желал победы –

Неужто в самом деле надо мной?

Смешно… Хотелось б посмотреть, кто сможет

Один пойти на армию войной!»

Царь саранчи желал ещё продолжить,

Но юноша его остановил:

«Хоть я и в первый раз встречаюсь с вами,

Но верь мне, я б давно вас победил.

Ведь без труда мог в помощь взять крылатых.

Для аистов, ведь вы деликатес!

Грачи наестся тоже пожелали б.

И, кстати, сберегли бы этим лес.

Но мне вас почему-то стало жалко.

Со страху вы съедаете травы

В количествах, что верить невозможно,

Создав тем самым почву для беды.

Не воевать – хочу вас успокоить,

Желаю сочных трав для вас взрастить,

И чтоб жизнь протекала безмятежно

Подальше друг от друга расселить.

Я вижу, что ты мне сейчас не веришь.

Не удивляйся, что в сей миг уснёшь,

Из целого – на части распадёшься,

И войско своё вновь не соберёшь».

Сказал Давид и заиграл на скрипке –

Мелодией клоня впасть в дивный сон.

И царь зелёных понял, что напрасно

Над юношей посмеивался он.

Всё, что сказал скрипач, являлось правдой:

Страх, жажда жизни, армии полёт,

Который всё вокруг уничтожает

На самом деле счастья не несёт.

Им пребывать самим приятней в мире,

Когда природа радует листвой,

Когда прыжок с травинки на травинку

Несёт восторг и радость, и покой…

Царь саранчи невольно распадался,

Не протестуя парню, засыпал.

Он почему-то юноше поверил,

А может кочевать уже устал.

Уснули все и звуков стрекотанья

Не слышалось. Царила тишина.

Тут даже усмирила свои воды

Бегущая, бурлящая река.

Земля, терпя, о боли умолчала,

Чтоб не мешать свершенью волшебства.

И вот в тиши чудесно зазвучала

Мелодия, где слышалась весна.

Пролился тёплый дождь, поднялись травы,

Набухли почки на ветвях в лесу,

Стволы деревьев соки оживили,

Дав силы распустить быстрей листву,

А спящее прожорливое войско

Подняли в небо и, разъединив,

Как семена развеяли по свету,

Спокойствие с блаженством подарив.

Давид душой так искренне старался

Очаг пустынный обратить вновь в рай,

Что это волшебство случилось вскоре,

И в месте, где стоял, стал дивен край,

Но видно от стараний и волненья

У парня закружилась голова.

Он прекратил играть, присел на травы,

И вдруг услышал тихие слова:

«Ты отдохни сейчас хотя б немного.

Достань из сумки дареный платок,

Закутайся в него и спи спокойно.

Я разбужу, когда наступит срок

Склониться солнцу яркому к закату.

А чтоб лучи тебя не обожгли,

При помощи имеющейся ветки

Шалаш над головою подними».

На это сил у скрипача хватило.

Ветвь выстроила то, что он хотел.

Платок же, что подарен был Землёю,

С любовью, словно матушка, согрел.

Во сне Давид стремился вновь к любимой,

Играл, мотив утерянный ища,

Ему осталось отыскать две чаши,

Чтоб вскрыть завесу тайны для себя,

Когда ему укажут путь к невесте.

Он скорой встречи с нею ожидал.

Однако то, насколько будет сложно

Достичь её, ещё не понимал.

Судьба, что предначертана – не карта,

В ней мудрено что-либо изменить,

Но иногда становится возможным…

Как? Почему? Не мне о том судить.

Итак, Давид в сон дивный погружённый,

Душой паря до вечера проспал.

В момент, когда закатывалось солнце,

Его, как будто кто-то приподнял.

Ветвь вынута была, шалаш убрался,

Но тело нежно грел ещё платок.

Ударил в спину луч, окрасив тут же

В цвет фиолета малый островок,

Что был на самом крае его карты.

Дороги в это место не вели.

Начертано их было слишком много,

Но находились все они вдали

От пятнышка, которое невольно

Манило притяжением своим.

Собравшись, музыкант достал подкову

И в миг, когда ногою наступил

На эту вещь, перед Землёй склонился:

«Спасибо, что мне снова помогла!»

И только после этого чуть слышно

Вслух произнёс волшебные слова,

В конце, как и положено добавив:

«Снеси меня на чудный островок,

Что цветом фиолетовым окрашен,

К которому не видится дорог!»

Сказал Давид слова и перенёсся

За малые минуты в дивный край.

Он сразу не сумел определиться

Что это: просто поле или рай?

Лишь только наступил скрипач на землю,

Сказав ему известные слова,

Чтоб снять с себя чудесную подкову,

Как тут же изменилась синева,

Вобрав в себя цвет новый – ярко-красный.

Вокруг образовался странный дым.

На небе заблистали пики молний,

Они являлись будто составным

Звеном того, что здесь происходило.

Вокруг царить стал дивный фиолет.

Везде от центра и до горизонта

Всё выкрашено было в данный цвет.

И даже луч, спускающийся с неба,