Текст книги "Сказка о ночном музыканте"

А просто над вопросом размышлял.

Ему сейчас на много указали.

Ответ скрипач на самом деле знал.

Он познавал до тонкости лишь звуки,

Но не вникал в значенье этих слов.

Скрипач не придавал значенье силам,

Несущим в себе Веру и Любовь.

А уж об этой спутнице прекрасной,

Что рядом шла по трудному пути,

Он прежде не задумывался даже,

И не желал когда-то обрести.

В душе себя он покорил, конечно,

И время зря не тратя, произнёс:

«Я думаю, что сила та – «Надежда»!

Я и не мыслил ранее всерьёз

О том, как это значимо, волшебно.

Спасибо! Ведь вопрос твой заострил

Внимание моё на самом важном.

Я будто бы сейчас глаза открыл!»

Ответ был верен. Луч ударил в точку,

Что превратилась с этим разом в диск.

Цвет силы был окрашен в золотое,

Как и в цветке оживший третий лист.

И вновь тела наполнились свеченьем,

И снова сила в юношей влилась.

Гора не говорила, а молчала,

Как будто бы терпеньем запаслась.

Вопросов больше не было, однако

Круг ярко, непрерывно замерцал.

Теперь и он окрасился в златое,

И кое-где цвет листьев поменял.

Цвет синий начал видеться зелёным,

Оранжевым казался красный лист,

А золотой при золотом немного

Стал словно солнце яркое лучист.

В последний миг волшебного явленья

Исчез Дивад, как временный двойник.

Он получил важнейшие три силы,

Но в тайну круга всё же не проник.

О нём лишь музыкант один услышал.

Делилась с парнем мудростью гора:

«Ты пробудил сегодня моё сердце.

Я чуда возрождения ждала.

Пытать не стану о волшебном круге.

Сама о нём немного расскажу.

И если ты поймёшь его значенье,

То я возможно этим услужу.

Он говорит: три силы бесконечны.

Присутствие его – то знак души,

Которой неподвластно даже время,

Пространство и другие рубежи.

Как видишь, он прошёл через листочки –

Тем самым он их все соединил.

Могущество трёх сил в их единеньи.

Собою круг в жизнь это воплотил.

Теперь ты сможешь сам, будто волшебник,

Свершать повсюду добрые дела.

ЛЮБЯ, что ты замыслил, в это ВЕРЯ,

НАДЕЯСЬ, что удача не ушла.

С тобою я себя восстановила,

И вновь теперь готова наделить

Незримым и таинственным богатством

Людей, что будут в гости приходить.

Как было прежде и довольно долго,

Пока не наступила темнота,

Пока внезапно сердце не разбилось

От торжества нагрянувшего зла.

Мне невозможно было излечиться

Без чистой и отзывчивой души.

По счастью это чудо совершилось.

Ты выбрал место правильно в глуши,

Душевностью зажёг тепло в ладони.

Что отдал, то взамен и получил.

Рисунок твоих линий судьбоносных

Сердечность за мгновенье подтвердил.

Я думаю, что ты тогда не понял,

Что «трещинки» горели не мои.

Сюда вести могла одна дорожка,

Идущая от сердца и любви.

Не только мне, и духам было видно,

Как благороден ты и как умён,

Но ты ещё неопытен и молод,

И потому не очень-то силён.

Теперь в тебе есть всё, чем я богата,

Но трудный путь проложен не затем.

Так поделись, нужна ли моя помощь?

Как услужить могу сейчас и чем?»

Хитрить, лукавить или притворяться

Давид не мог. Да в общем ни к чему

Ему подобным было заниматься,

Когда гора доверилась ему

И разрешила видеть её сердце.

Не каждый лицезреть мог мощный диск

За жизнь её ответственного центра,

Ведь то был для неё огромный риск.

И музыкант сказал, зачем явился:

«Я должен получить одну из чаш.

С последней изо всех должно решиться

Увижу ль я любимую сейчас?

Хранится в ней решающее слово.

Где встанет оно? – вот большой вопрос.

От этого зависеть будет фраза,

Что кто-то в книгу тайную занёс.

Я не могу пред небом ошибиться.

Возможно в слове кроется секрет,

Что означает чудо-коромысло,

И что укажет правильный ответ».

Гора ему ответила: «Конечно,

Я чашу, что храню, тебе отдам.

Могу сказать одно, что надпись в чаше

Относится, однако, лишь к словам

И не несёт, увы, в себе разгадки:

Что значит коромысло? Только ты

Обязан будешь разрешить задачу,

И этим воплотить свои мечты.

Я вправе подсказать, что ставить чаши

Придётся тебе, юноша, не здесь.

Дорогу тебе далее укажут,

Я ж не могу сказать, где это есть.

А то, что ищешь, можешь взять в ладони,

Но только ты уж, музыкант, смотри,

Чтоб к ней никто другой не прикасался.

Её должны брать руки лишь твои!

И сделать это тут не так-то просто.

Здесь можно встретить духов и иных.

Не только мягких, лёгких, добродушных,

Но к сожаленью моему и злых.

С последними звучащими словами

Вид сердца себя начал изменять.

Он становился мягким и прозрачным,

И вот его уже не разобрать.

Один лишь пульс ритмичный доносился.

Диск бился, подтверждая, что он есть,

Да и была заметна «паутина»,

Несущая огонь взращённый здесь.

На улице потёмки и прохладно.

Давид решил побыть немного тут,

И расспросить о духах чудо– камень,

Откуда и когда они придут?

Поэтому, убрав сосуды в сумку,

Скрипач тотчас помощника достал,

Потёр его немного. Тот ответом

Цвет голубой на тёмный поменял.

Похоже было, что вопрос Давида

Ответчика не очень удивил

Лишь потому, что затаённый голос,

Откликнувшись о том заговорил:

«Да, духов здесь достаточно. Ты видел,

Как много потянулось к тебе рук.

По счастью среди них ты не заметил

Таких, что вызывали бы испуг.

Они черны собою и когтисты.

Владельцы их не очень-то добры.

Таких внутри пещеры не отыщешь.

На воле ж их достаточно, увы.

Им не нужна на самом деле чаша.

Им нравится препятствия чинить,

И делать так, чтоб каждый был несчастен,

Иль хуже того, «яда» в дело влить.

Бороться с ними просто и непросто.

Их главное в ночи не проглядеть,

А дальше усыпить или заставить

Под страхом измененья улететь.

При выходе на волю из пещеры,

Смотри, на их ладонь не наступи.

Они тебя в мгновение доставят в места,

Откуда сложно путь найти

Обратно. Ты забудешь о подкове,

Да, в общем-то, наверно, обо всём.

Они так спрячут, что другие люди

Забудут о присутствии твоём

В насыщенной и интересной жизни.

И у горы ладонь есть не одна.

Как у людей их тоже две. Запомни:

Одна тепла, другая – холодна.

Ты в первой был, вторая не разжата.

Она ведь держит чашу в кулаке.

Гора перед тобой её раскроет

И спросит что увидишь вдалеке.

Ответ решит, что ты потом увидишь,

Как разрешат узор тебе сложить.

Сто раз подумай, ведь своё решенье

Ты далее не в силах изменить».

Цвет камня очень быстро поменялся,

Как будто речь волшебную прервал

За таинство ответственный источник.

Он большее узнать не позволял.

Количество вопросов возрастало.

Давид не знал чем духов напугать,

Чтоб те от страха быстро улетели?

Что нужно для острастки им сказать?

И что же выбрать? Радугу? Качели?

Тут юноша решил порассуждать.

В нём жили удивительные силы,

Которые он начал применять.

Теперь с любовью, верой и надеждой,

Он представлять стал, чтоб он совершил,

Когда б средь тёмных духов оказался,

И вскоре поражён немного был

Тем, что пришло на ум ему. Картиной

Перед глазами на короткий миг

Красавица предстала у качелей,

Не смеющая сесть пока на них.

Ей сделать это руки не давали.

Они тянулись к ней со всех сторон.

Однако затряслись и улетели,

Услышав колокольный перезвон.

Они при этом в кулаки сжимались.

А у последней страшной и большой

Все линии ладони поменялись,

И та вдруг стала, на глазах – иной.

Красивой, нежной, белой – необычной.

Ей мелодичный звук уж не мешал.

Видение ушло и растворилось,

Оставив из того, что представлял

Ответы на возможные вопросы:

«Качели», «яркий звон колоколов»,

Возможность изменения ладони –

Рисунка с осветлением цветов.

Сомнения ушли. В душе Давида

Теперь спокойно стало и легко.

Он был, как никогда, в себе уверен,

И не боялся больше ничего.

И потому в волшебном полумраке

Вновь заиграл на скрипке нежный свет,

И двинулся назад по «паутине»,

Припомнив этот маленький секрет.

Пещера до сих пор была открыта.

Рассвет уже окрасил облака

И снег искристый в «розовое счастье»,

Смягчил холодность местности слегка.

У выхода Давида ждали руки,

Их цвет несложно было разобрать.

Они между собой сейчас толкались,

Желая ближе всех пред парнем встать.

И чтобы невзначай не ошибиться,

И на ладонь злых духов не ступить,

Скрипач достал волшебный колокольчик

И музыкально стал в него звонить.

Он вовсе не пугал. В чистейших звуках

Невольно проявлялась доброта,

А также радость, лёгкое веселье.

Тут тёмные убрались в никуда.

По крайней мере, парню показалось

Что из опасных больше никого

Поблизости от входа не осталось,

И это чуть расслабило его.

Скрипач не представлял как можно духов

О нужном и полезном попросить,

Поэтому он вновь свою подкову

Решил по назначенью применить.

Достав её, он произнёс тотчас же

Волшебные заветные слова

И уточнил: «Снеси меня к ладони

Горы, что не тепла, а холодна».

Понадобились малые секунды,

Чтоб встал скрипач в неведомом краю,

Где якобы гора в кулак сомкнула

Ладонь заледенелую свою.

Он произнёс слова, освободившись

От вероятных действий волшебства.

Ведь помнил, что скажи иное слово,

Подкова б его снова понесла.

Давид стоял один. Холодный ветер

Колол и тело продувал насквозь,

Показывая, что он в этом месте

Не долгожданный и желанный гость.

Но юноша не думал с ним бороться.

Он лишь платок накинул на себя,

Подаренный кормилицей Землёю,

Для теплоты его употребя.

Руки и кулака не видно было.

Подобного скрипач не примечал.

Была гора, лежащая под снегом.

Подумалось: «Туда ли я попал?»

И положившись верно на удачу,

Вслух произнёс: «Я верю, чаша здесь!

Гора вручи мне то, что обещала,

Иль чем-то укажи, где это есть».

Возвышенность под ним затрепетала,

Спадать с бугров нагорных начал снег,

Раскрылась тут же впадина большая,

Что не могла являть себя при всех.

Внутри внизу лежала чудо-чаша,

С другими не похожей красоты.

Она была повыше, чем иные,

А стенки воплощали лепестки

Огромного цветка, что чуть раскрылся.

Их было, как и месяцев в году,

Не больше и не меньше, а двенадцать.

И пребывала чаша та во льду.

Казалось, её кто-то заморозил,

Желая вид волшебный сохранить.

Давид, увидев чудо пред собою,

Вниз начал осмотрительно сходить.

Скажу вам, делать было то непросто.

Внутри ладони был всё тот же лёд.

Подошвы по-предательски скользили.

Скрипач боялся, что он упадёт.

И видимо устав от напряженья,

Он сел, чтобы немного отдохнуть,

Как вдруг вниз, словно с горки покатился,

И упростил тем самым трудный путь.

Ладонь опять под ним затрепетала,

Прося Давида чуть её согреть.

Похоже было, что она устала,

Под холодом колючим леденеть.

Платок был мал, и было бесполезно

Снимать его для помощи с себя.

Однако в музыканте бушевали

Потоки сил душевного огня.

Он инструмент поэтому взял в руки,

И заиграл о том, чего желал.

Маня лучи проснувшегося солнца,

Которыми он руку согревал.

И вскоре в этом месте стало жарко.

Поднялся паром стаявший ледок,

И пред Давидом уж стояла чаша

Похожая на каменный цветок.

И юноша услышал тотчас голос:

«Скажи мне, что ты видишь в вышине.

Ответ твой важен, ведь виденье это

В дальнейшем станет помощью тебе».

На небе засияло коромысло,

Оно крутилось центром вверх и вниз.

Но, как мы знаем, поворот событий

Уж не являл негаданный сюрприз.

Давид в душе немного сомневался,

И всё же вслух «Качели!» произнёс.

Видение небесное исчезло,

Не подтвердив ответа на вопрос.

И музыканту было непонятно,

Угадан ли им правильный ответ?

Он лишь заметил – небо просияло,

Когда потоком вниз полился свет.

В тот самый миг открылась шире чаша,

Сменив окрас упругих лепестков.

И было б странным тут же не заметить

Различие двенадцати цветов.

Казалось, что в цветке том повторилась

Палитра красок долгого пути.

Но цвета места, где поставить чаши,

Средь них пока нельзя было найти.

Давид решил прочесть сначала слово.

Для этого он искрами поднял

Огонь внутри волшебного предмета.

На дне красиво кто-то написал:

«Сложи». Скажу вам, музыкант, по счастью,

Успел что засветилось прочитать,

Но тут же, к огорченью обнаружил,

Что злые духи стали подлетать.

Да быстро так, что мысль о колокольце

Пропала тут же раз и навсегда.

Скрипач успел платок на чашу бросить

И заиграть мелодию для сна.

Ладони зла, (а было их лишь видно),

Зависли моментально в вышине,

И плавно, потихоньку опустились,

В то время пребывая в кратком сне.

Давид не смел пока остановиться.

Чувствительность у духов велика,

Он понимал, что нужно что-то сделать,

Чтоб побелела каждая рука.

По крайнем мере, став намного чище,

Из вредности не стали бы губить,

Не взяли бы последнюю из чашей,

И путь не помешали бы продлить.

Опасность, безусловно, оставалась,

Ведь на ладони каменной горы

Из тёмных рук – две всё-таки лежали

Недвижимыми только до поры.

Им дотянуться к чаше было просто,

А совершать подобное нельзя.

Давид играл, и непрестанно думал,

Как разрешить задачу для себя.

И думая, как сделать души чище,

Давид стал в мыслях строить дивный храм,

Где среди белых серенький кирпичик

Одну из душ недобрых представлял.

Храм рос и поднимался быстро в небо,

Чудесный свод ушёл за облака.

Молитва песнопеньем зазвучала,

Ступили в перезвон колокола…

Кирпичики за миг преобразились,

Сравнявшись с чистотою белых стен.

Давид заметил, руки посветлели,

И цвет сменив, убрались насовсем.

Ладонь горы, что музыкой согрелась,

Не трепетала больше, а ждала

Задуманного парнем продолженья,

И распрямившись капельку – легла.

Как будто предоставила возможность

Рубаху поровнее расстелить.

Ей каменной, похоже было ясно,

Что здесь сейчас начнёт происходить.

Материя разложена. Как прежде,

Давид внутрь чаши положил смолу,

Поднял огонь, чтоб сделать её жидкой,

И та легла, подобная ковру.

Рисунок её вновь не повторился.

Под музыку поднялся кучный лес,

Где виделись отдельные поляны

Возможным местом будущих чудес.

И ни к одной из них не шли дороги.

Я не скажу пока вам, почему.

Давиду предстояло встретить вечер,

Чтоб уточнить путь в дивную страну.

До этого, он мог поспать немного,

Иль по округе просто побродить,

Но выбрал третье – посмотреть сначала,

Что станет через час происходить.

Убрав в суму таинственную чашу,

Кружок зеркальный юноша достал,

Спросил о том, что с ним, возможно, будет,

И вот что к удивленью увидал:

Ладонь, где в данный миг он находился,

Сомкнулась вновь. Давид её просил

Отдать ему смолёную рубаху.

Казалось, что он выбился из сил,

Но вдруг вдали увидел человека,

Который шёл уверенно к нему.

И музыканту сразу стало ясно,

Что сделала гора и почему.

Он, времени не тратя, вмиг собрался,

Рубаху чуть подальше перенёс,

Засыпал сверху чистым, белым снегом,

Чтоб некто не задал ему вопрос

О том, что сей предмет изображает?

Скрипач не мог, вы знаете, хитрить.

По счастью, средь толпы, людей недобрых

Ему нетрудно было различить.

А потому он вряд ли бы открылся.

Скорей всего он просто б промолчал.

И всё же, соблюдая осторожность,

Он карту с глаз подалее убрал.

Давиду показалось очень странным,

Что духи быть, позволив одному,

Препятствия не строя, разрешили

Приблизиться безвестному к нему.

Какая ж цель была у человека,

Что он стерпел и ветер, и мороз?

Какой мечтою грелось его сердце,

Что он всё одолел и перенёс?

Гора ответы зная, вдруг сомкнула

В кулак, как было ранее, ладонь

И отчего-то вновь заледенела,

Создав непробиваемую бронь.

Давид с опаской тут же огляделся,

И близко не увидев никого,

Достал из сумки камень драгоценный,

Чтоб попытать немножечко его,

Потёр поверхность и задал вопросы

О человеке, что сейчас придёт.

В нём пребывало некое волненье.

Он знать не мог, что здесь произойдёт.

И голос тут же юноше ответил:

«Не зря так повела себя рука.

На ней судьба твоя отображалась

И знак тебе неведомый пока.

Тот, кто идёт сюда, поставил целью

Соревнованье некое с тобой.

Он не совсем как ты, дружок, играешь,

Но средь своих, он гений и герой!

И хочешь или нет, но испытанье,

Ты должен будешь всё-таки пройти.

Никто вам сделать то не помешает.

Вы здесь сражаться будете одни.

Добро и зло всегда гуляют рядом,

Пытаясь доказать, кто победит.

Прислушаться получше попытайся,

И не купись на симпатичный вид.

На силы, что в тебе теперь бушуют,

Старайся опираться в сложный час.

Люби, надейся, верь, не открываясь

Ни в чём тому, кто явится сейчас».

Поверхность тверди тут же посветлела.

И только камень музыкант убрал,

Как человека с быстрою походкой,

Идущего на встречу, увидал.

Пришелец, словно коршун надвигался.

Казалось, он не шёл сюда – летел!

Давид не сомневался, чужестранец

Особой тайной силою владел.

Подняться в гору при морозе с ветром,

Когда вокруг всё в снеге и во льду,

Стремительно и очень быстроходно

Пока не удавалось никому.

И вот он рядом. Музыкант увидел

Приветливое, милое лицо.

Пред ним предстал загадочный красавец,

Очаровать мечтающий его.

Он распростёр пред юношей объятья,

Как будто музыкант был лучший друг,

При этом источал большую радость,

Что родственную душу встретил вдруг.

Давид молчал и с интересом слушал.

Чужак из кожи лез чтоб приковать

К себе как можно большее вниманье,

И сущность в лучшем виде показать.

Безмолвие его насторожило.

Он притворялся несколько минут,

Но понял, что актёрствовал напрасно

И то, что лесть с неправдой не пройдут.

Тогда он своим ликом изменился.

В нём не было первичной доброты.

В глазах одна лишь ненависть читалась,

С отсутствием лукавой теплоты.

Давид в молчанье ждал, что будет дальше.

Он душу неприятеля считал,

Цвет сердца распознал и явно слышал,

Что стук его лишь злобу источал.

Притворщик, наконец, остановился,

И больше ничего не говорил.

Скрипач, напротив, улучив минуту,

Пришельца с осторожностью спросил:

«Ты шёл сюда сознательно, нарочно,

И встречи лихорадочно хотел.

Тогда ответь мне, что тебя подвигло

Искать меня? Ты ликом потемнел,

Когда почуял что ты мне понятен.

Что привело сейчас тебя сюда?

Ведь мы с тобою раньше не встречались.

Причём здесь я и Белая гора?»

И тот незамедлительно ответил:

«Сама гора, конечно, ни при чём.

Боюсь, что нам придётся состязаться

И биться без свидетелей вдвоём.

Места, куда ты так давно стремишься,

Пока что не открыты никому.

Как ни были б несхожи наши цели,

Но быть там можно только одному.

Не знаю, где ты прячешь свою карту.

Она должна быть здесь сейчас с тобой.

Последний луч небесного заката

Проляжет неземною полосой

И поведёт в безвестное пространство,

Куда обычным людям не дойти.

Там можно получишь что пожелаешь,

И даже то, зачем решил идти.

Так, где же карта? Я её не вижу!»

Давид промолвил: «Покажи свою.

И если наши, как две капли схожы,

То я не против посмотреть твою!»

Пришелец почему-то разозлился,

Сжал тут же с силой руки в кулаки,

Напрягся как струна, ногою топнул.

На скулах заходили желваки…

И вновь продолжил: «Что ж, тебя я вижу,

Нельзя ни обвести, ни обмануть.

Тебе, возможно, прежде подсказали,

Что лишь одна из карт покажет путь,

Ведь в точности такой не существует.

И ты, конечно, знаешь, что теперь

Мы станем за неё с тобой сражаться.

Но помни, хищник я – ты ж мелкий зверь!

Советую уйти и не мешаться.

А если нет – начнём с тобой играть.

Кто музыкой лучи к себе притянет –

Тот сможет путь дальнейший продолжать».

И он достал красивейшую скрипку,

Скрываемую где-то под плащом.

Она была довольно странной формы,

Невиданным чудесным образцом.

Представьте лист огромный и блестящий,

Что фикус сбросил некогда с себя.

Он кем-то свернут, выгнут был изящно,

И выкрашен в цвет чёрного дождя.

Давид ответил тем же, доставая

Свой, вроде бы обычный инструмент,

Что представлял теперь собой оружье

В особый и ответственный момент.

Пришелец понял, что его соперник

Без боя с ним так просто не уйдёт,

Что он его пока не испугался,

Не зная, что потом произойдёт,

И потому сказал: «Я начинаю,

Ведь знаю, как привлечь к себе лучи.

Не удивляйся, если запылаю,

Не прерывай меня и не кричи!

Не смей нарушить нашу очерёдность,

Боясь того, что упускаешь луч.

Мы каждый час друг друга заменяем.

Последний свет, укажет, кто везуч».

Давид кивнул, дав знак, что он согласен.

Соперник же чего-то выжидал,

Он медлил, видно зная точно время,

Когда закат тьме место уступал.

И вот он заиграл. Игру такую,

Наш музыкант не слышал никогда.

Пред ним стоял достойный поединщик,

Явившийся к Давиду неспроста.

Звучала скрипка странная красиво,

Но музыка была так холодна,

Что поднялась метель вокруг игриво,

И выросла сугробов толщина.

Час ровно музыканта заносило.

Он снегом, словно ёлка обрастал.

И слушая, не смел пошевелиться,

Пока в суть данной партии вникал.

Исполнил в свой черёд скрипач другое.

При первых звуках начал таять снег,

Ручьи под солнцем радостно запели,

И, соревнуясь, начали свой бег.

Но время пролетело незаметно.

Пришелец снова верх взял над теплом.

Смычком и скрипкой зарождались звёзды,

Что вверх летя, блистали серебром.

Давид в свой час ему ответил тем же.

При музыке весеннего тепла

Неслись под облака такие ж звёзды,

Но каждая цвет солнечный несла.

Соперник, видя это, очень злился,

И через час из вод соорудил

Поднявшиеся глыбы ледяные,

Которые в чудовищ обратил.

Они, как будто ожили в том месте,

И начали пугающе идти.

Притом смотрели злобно на Давида,

В нём видя цель конечного пути,

Но совершить то действо не успели.

Хозяин их не мог уже играть,

Зато скрипач согрев их теплотою,

Стал в облака злодеев превращать.

Теперь пушистость их не устрашала.

В них виделись то птицы, то цветы,

Затейливые милые зверушки,

И даже с парусами корабли…

Но ровно через час, всё изменилось.

Склоняться стало солнце на закат.

Лучи сейчас действительно тянулись,

К играющему, взяв его в обхват.

Казалось, его тело воспылало.

Давид стоял, ведь был предупреждён,

Что двигаться нельзя, чтоб ни случилось,

И был происходящим поражён.

Пошли кругами сильные потоки,

Теперь уже не холода – тепла,

Но то тепло приветливо не грело –

Бегущая волна скорее жгла.

Снег плавился и на глазах Давида,

Как дерево сожжённое – чернел.

Природа становилась серо-грустной,

Соперник радость видеть не хотел.

Скрипач решил скорее всё исправить

И в срок свой, притянув лучи к себе,

Гулять иначе яркие заставил,

Чтоб те жизнь украшали на земле.

Он так старался, что и не заметил,

Как из-под снега то, что он скрывал,

Само собой, невольно проявилось.

Давид спиной к укрытому стоял.

Зато в глазах другого заблестели

Восторженные, злые огоньки,

Хоть он не мог приблизиться поближе,

И находился всё-таки вдали,

Чтоб рассмотреть волшебный вид детально.

Он должен был, не двигаясь стоять.

Но подходил черёд его и время,

Когда он сможет тем располагать.

Давид заметил эти измененья,

И посмотрел, куда был брошен взгляд.

Он понял, что пришелец обнаружил,

Но не было пути уже назад.

Теперь всё разрешит последний лучик.

Скрипач встал, как положено, спиной

К готовому впасть в сон большому солнцу,

Он мог то сделать, раз владел игрой.

Конечно, он собой был недоволен,

Осмелившись о главном позабыть.

Что делать? Оставалось только верить,

Что он успеет в нужный миг вступить.

Когда в свой час вновь заиграл соперник,

Он быстрым шагом к карте подошёл,

На коей частый лес обрисовался

С полянами. Дорог он не нашёл.

Тогда он притянул лучи на спину,

Желая путь увидеть поскорей,

Однако ничего не совершилось.

Пришелец становился всё черней

Не только своим ликом, а душою.

Давид прекрасно слышал сердца стук,

Который учащался от волненья,

Что долго светит лучезарный круг.

Наш друг, скажу, тревожился не меньше.

Но он мечтал путь солнечный продлить,

И потому, молясь, просил у неба

Успеть последний луч перехватить,

А хитрый и коварный поединщик

Стал тучи своей музыкой сгонять.

Диск солнечный на небе задержался,

Но недруг не стремился уступать.

И вот над ними небо почернело,

Пошёл стеной колючий, крупный снег.

Поверьте мне, в подобном положенье

Надеяться так сложно на успех.

Но видно, если очень сильно веришь –

Свершаются любые чудеса.

Когда Давид провёл смычком по скрипке –

Разверзлись над горою небеса

И луч последний пал на музыканта,

Но указать путь всё же, не успел.

Пришелец заслонил собою карту,

Затем забрал её и «улетел»,

Причём успел рвануть за лямку сумку.

Не для того, чтоб взять её с собой.

Такое поведение являлось

Заранее продуманной игрой.

От резкого, внезапного движенья

Давид не удержался и упал.

Его сума сама собой раскрылась,

Рассыпав всё, что парень собирал.

Настала ночь, вокруг ни зги не видно,

Раздался громким эхом волчий вой.

Здесь стало неподдельно жутковато.

Забилось горе на душе волной.

Скрипач не мог в бессилье приподняться.

Ему казалось, что он потерял

Все вещи необычные навечно,

И оттого, как мальчик зарыдал.

Он думал, что никто его не видит,

Что нет того, кто б мог ему помочь,

Но юноша, конечно, ошибался.

В горах волшебно всё, и даже ночь.

Откликнувшись на горе, в небе звёзды

Рассыпались невиданным ковром,

Блистательно и ярко засветились,

Всю местность, озарив как будто днём.

Взошла им в помощь тут же величаво

Красивая округлая луна.

Пугающее эхо замолчало,

И снова воцарилась тишина.

Давид увидел пред собою камень,

Который он от глаз чужих берёг,

Платок, плащ, хлыст, разброшенные чаши…

И зеркальце, блестящее у ног.

Он начал собирать что потерялось.

Все вещи, даже чудо-пузырьки,

В суме довольно быстро оказались,

Ведь были от него недалеки.

Когда Давидом всё пересчиталось,

Он обнаружил, что одной из чаш

Недоставало. Именно которой,

Скрипач не мог бы указать сейчас.

Да в принципе то было и неважно.

Присутствовать на месте должны все.

И наконец, скрипач её увидел.

Она лежала тихо на тропе.

И музыкант уж взять её собрался,

Как вдруг кулак разжался у горы,

Примчались тут же души светлых духов,

Чтоб рядом встать у видимой черты.

Одна из них рукой схватила чашу,

Поставив на раскрытую ладонь,

В то место, где светился знак особый,

Похожий на пылающий огонь.

Подобная ненужная услуга,

Разбила сердце юноши опять.

Ему не раз указывали строго,

Что только он мог чаши в руки брать!

Удача явно парня покидала.

А тот, кто создал череду помех,

Раскатисто смеялся, удаляясь,

И эхо донесло тот самый смех.

Да, потерпев в сраженье неудачу,

Противник музыканту отомстил,

Но радовался он сейчас напрасно,

Ведь важные три силы не убил.

Любовь не умерла. Давид не сдался.

Он был готов опять искать пути,

Пусть тягостней и во сто раз труднее,

По коим нужно далее идти.

Вопрос – куда? То было неизвестно,

Где находиться мог безвестный лес

С полянами, к которым нет дороги,

И где свершалось множество чудес?

Сейчас для музыканта торопливость

Была, конечно, вовсе ни к чему.

Ладони духов что-то выжидали,

Помочь желая, видимо, ему.

Давид взял в руки «порченую» чашу,

И уж готов был с глаз её убрать,

Но что-то ему тут же подсказало,

Что нужно прежде слово прочитать,

Которое на дне её светилось.

И это был довольно верный шаг,

Ведь исправлять ошибку много проще,

Когда ты знаешь тот заветный знак,

Возможно не утерянный навечно.

А было этим знаком слово «Ночь»,

Верней сказать «Ночи». Оно сияло

Не хуже, чем другие, а точь-в-точь.

И в тот момент подумалось Давиду,

Что может он тревожился зазря?

Подумаешь, коснулись руки чаши,

Они ж её не взяли для себя!

Скрипач в суму переместил вещицу,

Потёр волшебный камень об рукав,

Когда же он услышал «вещий» голос,

То понял, как он в мыслях был неправ.

Внутри раздалось: «Я судить не смею

Тебя за то, что здесь произошло.

Я думаю, ты знать не мог насколько

Коварно и хитро собою зло.

Опасный, вероломный поединщик,

Увидеть путь означенный не дал,

Но он, забрав рубаху с дивной картой,

Себя, того не зная, наказал.

Смола теперь на ней перемешалась.

Всю жизнь лукавый может проплутать.

В конце концов, он просто обессилит,

Разучится магически играть,

Но не найдёт того, чего желает.

Что делать? Он свершил большое зло,

И сам своей судьбой распорядился!

Судить не нам… Забудем про него.

Теперь поговорим с тобой о главном:

О том, как нужно дальше поступить.

Сейчас, как никогда, мой мальчик важно,

В печали тихой руки не сложить.

Ты видел лес, огромные поляны…

Мест схожих в мире, думаю, не счесть.

И ты бы мог, конечно, растеряться,

Забыв, что у тебя помощник есть.

И не один… Но в данном положенье

Роль Лешего важна как никогда.

Загадывай край карты, что запомнил,

И вызывай к себе его туда.

Но прежде, чем покинуть это место,

К ладони непременно присмотрись.

Рука в кулак не по привычке сжалась –

Она спасла тем самым твою жизнь.

Тот знак, что появился на ладони,

Указывает время, когда ты,

Столкнуться должен с пламенем особым

Огня большого, дивной красоты.

Он сможет изменить кусочек жизни,

Свершая неземное волшебство,

Но только при условии, что рядом

С тобой не будет больше никого.

Тем более желающего больше

Чем ты, подобной силой обладать.

Огонь в руках преступного злодея,

К несчастью, может только убивать!

Ладонь предусмотрительно всё скрыла.

Ему теперь не ведом знак и час,

Когда с тобой подобное случится.

Конечно, это будет не сейчас,

А много позже. Знак – предупрежденье,

Чтоб ты узнать мог более о нём.

Когда найдёшь таинственное пламя,

Ты должен знать, как действовать огнём.

Сейчас ты вновь увидишь руки духов.

Сыграй при них мелодию огня.

Тогда из всех останутся такие,

Что отнесут на пик горы тебя.

Там ты о знаке пламенном узнаешь.

Вот всё, что я могу тебе сказать».

И голос замолчал. Волшебный камень

Поверхность начал тут же изменять.

Давид же, по совету, присмотрелся.

Светился знак на линии судьбы.

Гора сейчас опять отображала

Развод дорожек сказочной резьбы.

Убрав подальше камень необычный,

Достав из сумки чудный инструмент,

Скрипач не стал напрасно тратить время,

Решив ускорить сказочный момент.

Он с нежностью прижал родную скрипку

И заиграл пылающий огонь.

Боясь его, часть духов улетела,

Но несколько не бросили ладонь.

Они остались видимой дорогой,

Которая являла собой путь,

К таинственной, невидимой вершине,

Куда Давид намерен был шагнуть.

И музыкант ступил на руки, зная,

Что самому ненадобно идти.

Его опять тихонько усадили,

И наверх осторожно понесли.

Дышалось парню в это время трудно,

В ушах шумело, появилась боль,

Не только в голове, но даже в сердце…

Давид над телом потерял контроль.

Ему здесь стало непривычно плохо.

Но разве выбор перед ним стоял?

Он должен, как боец, сносить напасти.

Скрипач прекрасно это понимал.

Всё видимое было, как в тумане.

К нему с небес спустился лунный луч,

Где в центре почему-то оказался,

Неясно от чего, огромный ключ.

Давид лишь протянул к сиянью руку,

Чтобы реальность вещи ощутить,

Как ключ лёг на ладонь, сменив размеры,

Позволив себя с лёгкостью носить.

Скрипач услышал голос в помутненье,

Когда уже сознание терял:

«Открой им дверь, где выковано пламя…»

Другого музыкант не услыхал.

Очнулся он, когда его ладони

Спустили вниз, к подножию горы

И бережно на землю усадили,

Исчезнув навсегда иль до поры…

Ключ был в руке как новая загадка,

Что вскоре предстояло разгадать.

Теперь не только нужную поляну,

А дверь придётся где-то отыскать.

Ночь приближалась к раннему рассвету.

И юноша уже не ожидал

В том месте ещё что-то обнаружить,

Как вдруг старушку рядом увидал.

Она, похоже, видела, как духи

Его сюда заботливо снесли.

Скажу вам больше: руки специально

Давида к незнакомке «привезли».

Когда они пропали, та поднялась,