Текст книги "Сказка о ночном музыканте"

На клюшку опираясь, подошла,

Оценивая парня, постояла,

И пузырёчек маленький дала,

Сказав при этом: «Выпей и не бойся.

Настой мой тебя должен оживить.

За то, что сердце каменное бьётся,

Мне хочется тебя вознаградить.

Я поняла, что ты был на вершине.

Раз так – пойдёшь искать большой огонь,

Дверь кованую… Указать то место

Сумеет необычный звёздный конь.

Найти его возможно только ночью,

Когда небесный с лёгкостью парит.

Мирским он не питается, и всё же

Кто видел – думал конь в траве стоит.

Я дам тебе клубочек с красной нитью.

В любом лесу сто раз по сто пройди,

Затем три раза левое запястье

Им обмотай, но ниточку не рви,

А лишь скажи: «Веди меня клубочек

В места, где под водой трава растёт».

Зажав моток в руке, иди спокойно

На голос, что внезапно оживёт.

В краю, где ты окажешься до ночи

Сиди себе и тихо ожидай.

Когда сиять на небе станут звёзды,

Ты скакуна не встретишь так и знай,

Раз станешь вверх смотреть. Смотри на воду.

В означенное время по траве

Скакун три раза резво пробежится.

И в это время, юноша, тебе

В него попасть клубочком сим придётся.

Коль сдюжишь – звёздный встанет как живой.

Тогда седлай его, и он мгновенно

Снесёт тебя под небеса, домой.

Там ты увидишь множество строений.

Одно из них черно как сама ночь,

Где за чугунной, нужной тебе дверью,

Находится Огня большого дочь.

Сумеешь сговорить её – поможет,

Отдав тебе частичку от себя.

Смотри же не задерживайся долго –

Обуглишься от жаркого огня.

Чтоб конь не улетел, тебя оставив,

Его моею нитью оберни.

Пусть будет он чуть-чуть на расстоянье,

Но в то же время, рядом, не в дали.

Ты должен с мест тех быстро возвратиться,

Не дожидаясь узницы отца.

Закрой на ключ, как прежде было, двери,

И брось его у самого крыльца.

Чтоб батюшка девицы мог подумать,

Что сам его случайно обронил.

Ему не нужно знать что ты без спроса,

К красавице зачем-то приходил.

Вот всё, что я сказать тебе хотела.

Как быть с огнём – узнаешь у сестры.

Когда решишься в небо приподняться,

Пусть конь летит, где видятся шатры,

Стоят строения на звёздном поле.

Клубочек видя, девушка поймёт,

Откуда и зачем ты к ней явился.

Она в восторг от этого придёт».

Сказала то старушка и исчезла,

Успев клубок со склянкой передать.

На небе высоко поднялось солнце.

Снег на горе искристо стал сиять,

Желая показать, как превосходны

Не каждому доступные края,

И как обворожительно прекрасна

В любой одежде матушка Земля.

Скрипач испил магического зелья,

Ожил при этом телом и душой.

Теперь он знал, что можно всё поправить,

Но путь к любимой будет чуть иной.

Налюбовавшись дивною картиной,

На музыку вид дивный положив,

Он для горы чудесной на прощанье

Сыграл им здесь услышанный мотив,

Затем достал волшебную подкову,

«Тралямбалям, курыса, ужбартут!» –

Вслух произнёс и далее добавил:

«Снеси в лес, где знакомые живут».

И ожидая, что его сейчас же

Снесёт подкова в дальний, дивный лес –

Давид был изумлён – он был на месте,

Не видя продолжения чудес.

Тогда лишь музыкант и догадался,

Что он имел знакомых – через край,

С кем он в лесах таинственных встречался.

К кому снести? Попробуй, угадай!

Тогда он уточнил: «В леса, где рядом

Столетний дуб являет образ свой!»

И в то же время про себя подумал:

«Поближе к старцу и почти домой!»

Теперь предмет откликнулся мгновенно.

Чрез миг Давид стоял уже в бору,

Но жителей лесных опять не встретил…

Никто навстречу не шагнул к нему.

На то была законная причина,

О ней мы разузнаем попоздней,

А музыкант прошёлся по дорожкам,

И даже в бездорожье меж ветвей

Деревьев и кустарников колючих.

Он отсчитал сто раз по сто шаги,

Три раза обмотал своё запястье,

У левой обозначенной руки,

Затем сказал: «Веди меня клубочек

В места, где под водой трава растёт».

Зажав моток в руке, он вдруг услышал,

Как кто-то его издали зовёт:

«Шагай сюда, возьми чуть-чуть левее,

Теперь не отклоняйся и иди

До первой преграждающей путь ели.

Затем меня немного подожди».

Скрипач словам тотчас же подчинился.

Действительно, левей была тропа.

Он брёл по ней довольно-таки долго,

Вдруг видит – ель поблизости легла.

То был ему сигнал для остановки,

Дающий хоть немного отдохнуть,

Поесть, попить… Но, как бы ни хотелось,

Давид не смел, пока глаза сомкнуть.

На самом деле, ждать пришлось недолго.

Раздался голос вновь: «Иди сюда!»

И вот пред ним расширилась дорога,

Ведущая в безвестные места.

Пройдя опять немало километров,

Он очутился в сказочном краю.

Среди деревьев виделась поляна,

Похожая на озеро в раю.

По странности всё это сочеталось.

Покров поляны плотный и густой,

По цвету изумрудно-бархатистый,

Залит был чистой, как слеза, водой.

Ведущий голос вновь не объявился.

Он сделал своё дело и исчез.

А на земле таинственной дороги

Поднялся на глазах высокий лес.

Давида это в прочем не пугало,

Ему лишь оставалось подождать

Мгновений, когда солнышко устало

Отправится неспешно отдыхать.

Пока же он, достав из сумки ветку,

Воздвиг по волшебству себе шалаш,

И тут же, будто мёртвый отключился,

Прижав к себе бесценнейший «багаж».

Здесь юношу никто не беспокоил.

Давид не мог в тот миг, конечно, знать,

Что всем, кто рядом был, на самом деле,

Приказ был отдан: «Парня охранять!»

И вот настала ночь. На небе тёмном

Уже зажглась полярная звезда.

Её свет был особенно блестящим,

Таким, каким он не был никогда.

Неведомой рукою над поляной

Разогнаны в безвестность облака…

Давид, набравшись новых сил, очнулся,

От еле ощутимого толчка.

Он никого однако не заметил,

Но обнаружив, что чуть не проспал,

Мгновенно встал и, выдернув край ветки,

Шалаш, что укрывал его, убрал

И стал смотреть пронзительно на воду,

Зажав в руке подаренный клубок.

Гладь озера зеркально отражала

Небесного пространства островок,

Пока, увидеть парню не давая,

Хотя б какой-то части скакуна.

Но ровно в полночь в берег пред Давидом

Ударила высокая волна.

Откуда поднялась она – не ясно.

Всплеск вод в одно мгновение притих,

И юноша заметил на поляне

Коня, что пролетел, как звёздный вихрь.

Попасть в него немыслимое дело.

Была внезапность, даль и быстрота.

Конь убежал, но вскоре вновь о берег,

Ударила нежданная волна.

За ней на глади вод отобразился

Летящий в некой радости скакун,

Теперь он был чуть медленней, чем прежде,

Но всё же это был лихой бегун.

Момента, чтоб прицельно изловчиться,

И бросить метко скрученную нить,

Опять-таки Давиду не хватило,

И он решил в воде коня ловить.

Скрипач ступил, не разуваясь, в воду.

По счастью было там неглубоко.

Однако по траве, растущей густо,

Идти было не очень-то легко.

Когда уже виднелась середина,

О берег вновь ударила волна,

И звёздный конь стремительно помчался.

И я скажу, его величина

Была здесь, иль казалась, много больше.

Давид успел в видение попасть.

Как вкопанный скакун остановился

И поднялся, показывая масть.

Он был похож на тех с кем музыканту

Когда-то повстречаться довелось:

Высок, красив, в своей расцветке – чёрен,

Огонь в глазах являл открыто злость.

В густые волны очень длинной гривы

Как будто звёзды яркие вплелись.

Скакун, дав знак о недовольстве, фыркнул.

Ему хотелось в небо понестись.

Давид всё понял и не тратя время,

Вскочил на спину гордого коня.

И вот уж лошадь к звёздам воспарила,

Оставив за собою след огня.

Давид обвил руками его шею,

Боясь не удержаться и упасть.

Что делать? Музыкант летел на небо.

Иначе к деве было не попасть.

А конь себя там чувствовал привольно.

Да это и понятно – он там жил

И был сейчас одним лишь недоволен,

Что не летал свободно, а служил.

Но вот они с Давидом приземлились.

По счастью, под ногами твердь была.

Скрипач обвил волшебной нитью шею,

Сдержав подле себя тем скакуна.

Он стал теперь осматриваться. Что же

Вновь прибывший в том месте увидал?

А там стояло несколько строений,

И, в том числе огромнейший амбар

С чугунною, тяжеловесной дверью.

Искать бы его долго не пришлось.

Ведь кованое кем-то чудо-пламя,

Живым огнём мгновенно залилось.

И подойдя к строению поближе,

Давид легко нашёл дверной замок.

Ключ подошёл, но дверь не отворилась.

А почему скрипач понять не мог.

Тогда он постучал кольцом железным,

Дав этим знак всем тем, кто был внутри,

Что он намерен в гости напроситься,

И ждёт лишь разрешения войти.

Он поступил так самопроизвольно,

Никто ему о том не подсказал,

Однако сделал это очень верно,

И так секрет случайно угадал.

Дверь тут же очень мягко приоткрылась,

Но не сама – при помощи двух слуг,

Без скрипа, без особых напряжений,

Как будто не чугун здесь был, а пух.

За трёхметровым распашным проёмом

Виднелся золочёный коридор,

Который так эффектно освещался,

Что юноше пришлось потупить взор.

Идти, смотря под ноги было проще.

Так не слепились яркостью глаза.

Конь рядом шёл, его внутрь пропустили.

А дальше начинались чудеса.

За юношей дверь быстро затворили.

Скакун в тех стенах изменил свой вид.

Скрипач вдруг сгусток пламени увидел,

В котором человек внутри стоит.

Нить красная, что их соединяла,

Осталась, в удивление, цела.

Она на шее также красовалась,

И оставалась там, где и была.

Она сейчас нисколько не мешала

Горящему видению идти.

Мужчина молчаливо подчинялся,

Как будто раб, не смеющий уйти.

Скрипач жалел, что прежде внутри дуба

Разбойник отобрал его очки.

Ох, как бы было б в них сейчас удобно,

Разглядывать бегущие огни.

Не только конь здесь выглядел иначе.

Сменился вид, гостей впустивших, слуг.

И если двери люди открывали,

То образ их другим явился вдруг.

По очертаньям, каждый стал как обруч,

Пылающий по всей длине огнём.

Они катились впереди Давида,

Теряя с каждым метром свой объём.

Когда же каждый стал похож на точку –

Скрипач попал в красивый дивный зал,

Где на резном, златом, высоком троне

Сидела та, с кем встретиться желал.

Затворница была собой красива,

Но находилась в огненном плену.

Она была поблизости и всё же,

Бесспорно, недоступна никому.

Мужчина в сгустке пламенном, склонился,

И музыкант то повторил за ним.

А девушка их, молча, изучала,

Пронзая взглядом огненным своим.

Под ним Давиду было неуютно.

Желая, он не мог заговорить.

Свободно лишь душа его парила.

Одной лишь ей и мог он удивить.

Она и звуки были в нём едины,

И потому скрипач там заиграл.

О чём? Мне передать совсем не сложно –

Играл он то, что сердцем ощущал.

В порыве чувств о грязи не сыграет

Тот, кто кристально чист своей душой.

Давид играл для девушки, желая

Окутать её дивной красотой,

Тем, что она, возможно, не видала

Всё время, пребывая взаперти.

Мелодия волшебная рождала

Цветы, что распускали лепестки,

Птиц райских, песнь поющих канареек,

Журчанье молодого ручейка,

Приветливый шум листьев на деревьях,

От лёгкого касанья ветерка.

В мелодии его любовь витала

И нежность, но что он изображал,

Являясь, в пепел тут же превращалось.

Один ручей поднялся будто пар.

Давиду самому так было жарко,

Что захотелось зал сей охладить,

А вместе с ним, царящую здесь деву.

Однако он решил повременить.

В чужом дому нельзя распоряжаться.

Да и потом, он шёл ведь за огнём!

Он не хотел бежать от испытаний,

И крепок был в решении своём.

Играя, музыкант непроизвольно,

Невольно сделал шаг один назад.

И вдруг заметил, что большое пламя

Вкруг девушки пошло чуть-чуть на спад.

Он повторил движение три раза,

Огонь сошёл почти что насовсем,

А с ним и жар стал тут же уменьшаться.

Подали стул, чтоб юноша присел.

Сейчас скрипач от трона был неблизко,

Зато он мог свободнее дышать.

Вдали ему, похоже, разрешалось

Вести беседу, перестав играть.

И если раньше было ощущенье,

Что он полслова вымолвить не мог,

То, находясь на дальнем расстоянье,

Речь полилась его как ручеёк:

«Приветствую тебя, Душа-девица –

Дочь сильного Огромного огня!

Явился я к тебе без приглашенья,

Чтоб попросить немного для себя

Лоскутик пламени, что сам не загорится

В одной из чаш, что бережно хранил.

Дух горный, от души мне помогая,

Невольно волшебство в ней погубил.

А без огня мне не сыскать невесту.

Исход подобный сердце рвёт внутри.

Не дай разрушить чувство молодое,

Уменьши же страдания мои!»

И девушка, сидящая на троне,

Ответила, наполнив дивный зал

Звучаньем дивным голоса, глубоким,

Который вот что юноше сказал:

«Мне в удивленье то, что ты явился

Сюда ко мне, отца не побоясь.

За жизнь, что я на свете пребываю,

Такого не случалось отродясь.

Одно из двух: иль обладаешь силой,

Способной побороть его огонь,

Иль просто, ничего о нём не зная,

Попал туда, куда примчался конь!

В любом раскладе – здесь небезопасно.

И я тебе сейчас не помогу.

Не потому, что сердцем равнодушна,

А потому, что я предмет прожгу.

Мне трудно рассчитать крупинку силы,

Чтоб делая услугу, не спалить.

А на земле, совсем другое дело,

Там ты мой луч сумеешь усмирить

И в русло тебе нужное направить.

Слуга мой тебе камушек отдаст.

Смотря в него – ты образ мой увидишь.

Но сделай это только не сейчас,

Ни днём, ни утром. Только от заката

До ночи окончанья я вольна.

Тогда отец мой странствовать уходит,

А я, как и теперь, сижу одна.

Замок лишь для чужих закрыт снаружи,

И мой отец пред тем как вдаль уйти,

Меня на всякий случай закрывает,

Чтобы сюда никто не смел войти,

Пока я пребываю без присмотра.

Так вот, ты в камень этот посмотри,

И попроси: «Явись ко мне Зарница,

И чашу побыстрей воспламени!»

На дно бросай мой маленький подарок.

Не бойся, с ним не будет ничего.

Когда с небес огонь к тебе направлю,

Я попаду прицелено в него.

Тем самым и исполню пожеланье.

Теперь, я говорю тебе, прощай!

Вот-вот отец домой назад вернётся…

И вот ещё! Ты мне пообещай,

Когда увидишь отблеск дальних молний

На горизонте – это буду я.

Хоть иногда, мне поиграй немного,

Коль то нетрудно будет для тебя.

Как видишь при огне всё пропадает.

А пепел радость в сердце не несёт.

Пусть в музыке опять всё расцветает,

И птица вновь о счастье пропоёт!»

Давид поднявшись, низко поклонился,

Сказав: «Я слово твёрдое даю!

Как только в небе заблестит Зарница,

Тебя я своей скрипкой воспою

Как самое чудесное виденье!

У ног твоих появятся цветы,

Расстелятся ковром густые травы,

Деревья встанут дивной красоты,

Тебе во славу защебечут птицы,

Фонтаны вверх поднимутся в садах!»

У девушки, услышавшей такое,

Улыбка появилась на устах.

Затворнице подобных обещаний

Никто и никогда не говорил.

А музыкант, произнеся обеты,

Ей лучик счастья в сердце заронил.

Теперь в душе у девушки рождалась

Надежда и прекрасная мечта,

Что в нужный час и ей доступно будет

Узнать, что означает красота

Не только на знакомом с детства небе,

А также на неведомой земле.

Пусть редко, при уборе урожая

В июле жарком или сентябре.

Но всё же, в это время будет праздник,

Не схожий ни с одним обычным днём.

Девица, провожая парня, встала

И воспылала так своим огнём,

Что музыкант решил быстрей «убраться».

Теперь тут можно было и сгореть,

И он подумал: «Девушке прекрасной

Желательнее было б посидеть!»

Давид пошёл к дверям, шаги ускорив.

Два обруча катились впереди.

Они в себя всё больше набирали

Пылающе-лучистые огни.

И у дверей, когда их растворили,

Мгновенно превратились снова в слуг,

А человек, стоящий в ярком сгустке –

Стал скакуном и вёл себя как друг.

Один прислужник протянул Давиду

Чудесный камень, с виду небольшой.

Он словно огонёк в ночи светился.

Цвет был его прозрачный, с бирюзой.

Давид слегка зажал его в ладони

И ощутил нежнейшее тепло.

В то время затворились тихо двери,

И жар, что был внутри, не жёг его.

Скакун же ждал, когда скрипач закроет

Ключом волшебным непростой замок,

И указал сияющим копытом,

Где юноша предмет оставить мог.

Когда ж удостоверился, что парень

Всё сделал так, как то должно и быть,

Он с неким нетерпением затопал,

Напомнив – нужно срочно уходить.

Стоять и ждать ненужных приключений

Давид, как понимаете, не стал.

Он оседлал коня и тот мгновенно,

Назад, на землю с парнем поскакал.

Верней сказать, он полетел, конечно,

Но конь свершал прыжки, как будто он

На что-то в это время опирался,

И стук копыт звучал со всех сторон.

Полёт по небу завершился быстро.

Скакун стоял, как ранее, в воде.

Царила тишина. Давид спустился,

Душой ликуя, что он на земле.

Затем снял нить, что рядом с ним держала

Волшебного прекрасного коня,

Чуть отошёл, чтоб не служить помехой,

И отпустил красавца от себя.

Свободу ощутив, тот разогнался,

Стал ярким отражением в воде

И среди звёзд чудесных затерялся.

Его не распознать уже нигде.

Давид пошёл на берег, осязая,

Насколько на земле быть хорошо.

Вода, трава под ней, чистейший воздух –

Сокровищем явились для него.

Да… Мы порою и не замечаем

Что, в общем-то, живём в стране чудес.

Нам кажутся обыденными часто:

И горы, и поля, и дивный лес,

И остальное, что нас окружает.

Бесценность постигаем их потом,

Когда не видим это и теряем,

Мечтая почему-то о другом.

Давид, лишь ненадолго оторвавшись

В ту ночь небеспричинно от земли,

Теперь внимал приятную прохладу,

И радовался, что его не жгли.

Он размотал нить с левого запястья,

Убрал в суму и камень, и клубок,

Соорудил шалаш волшебной веткой,

И утра ожидаючи, прилёг.

Набравшись новых, дивных впечатлений,

Немудрено, что юноша, уснул,

А в это время Леший осторожно

В тот уголок владений заглянул.

Узнав о всём, что тут происходило,

Он всё-таки понять не мог, зачем

Сюда знакомый юноша явился,

Ведь звёздный конь доступен был не всем.

Верней сказать, никто его пока что

Во весь рост из воды не поднимал,

И никому в лесу не удавалось

Увидеть прежде, как он ввысь скакал.

Давид же улетел с ним и вернулся!

Для Лешего, то были чудеса.

Он был здесь лишь охранником поляны,

Но ею управляли небеса.

Препятствия чинить, сюда идущим,

Кто сотню раз по сто решил пройти,

Он права не имел. Клубочек красный

К поляне сам был должен привести.

Подобное, случилось тут впервые.

Конечно, любопытство – это враг,

Но Леший с этим пагубным пороком

Управиться, скажу, не мог никак.

Хоть любопытство нечисть раздирало,

Он всё-таки решил чуть подождать,

И юношу напрасно не тревожить.

В ночи его вид мог и испугать.

И всем в ком «интерес» бурлил похоже,

Он угрожал костлявым кулаком.

Зверюшки, видя это, подчинялись,

Надеясь, что узнают всё потом.

Не от него конечно. Говорливей

Была его любимая жена.

Уж ей он передаст всё слово в слово,

А их оповестит потом она.

В природе проявились измененья.

Заметно потускнели «огоньки»,

И, удаляясь, превратились в точки.

На смену им расправило лучи

Встающее с улыбкой нежной, солнце,

В особых красках пробуждая мир.

Туман, поднявшись дымкой над водою,

На время место тайное укрыл.

Давид от сна чудесного очнулся.

Он два часа, не более, проспал,

Лишь потому, что кто-то в нетерпенье,

Сухие палки с силою ломал.

Покинув свой шалаш, скрипач увидел

Хозяина лесных чудесных мест.

Знакомый Леший странно развлекался.

Рукой он делал необычный жест:

Вытягивал её, и одним пальцем

Манил к себе сокрытый с глаз сушняк,

Затем ловил в полёте хворостинки,

Ломал, но не бросал за просто так,

А складывал всё ровненьким «колодцем».

Уж выстроено было не одно

Вкруг шалаша подобное строенье,

Ведь Леший пробужденья ждал давно.

Давид был рад, что встреча состоялась

Без поисков, а так – само собой.

Он шёл и за огнём и за подсказкой

О месте, не указанном тропой.

Кто как не Леший знал всё о полянах

В нехоженом лесу? И потому,

Скрипач, лишившись карты на рубахе,

За помощью пойти мог лишь к нему.

Улыбками своими обменявшись,

Знакомые вступили в разговор.

И начал говорить сначала старший,

Ведь он так долго ждал до этих пор:

«Я счастлив повстречаться музыкантик!

С недавних пор ты здесь желанный гость.

А знаешь, наша дочка вышла замуж.

В душе моей исчезла напрочь злость.

Ведь в утешенье, наши молодые

Остались тут. Я им построил дом.

И мы с женой порой туда заходим,

А главное, внучат прелестных ждём.

Я почему-то знал, что ты вернёшься.

Поляна эта, парень, непроста.

Она, как понимаешь – заповедна.

От всех сокрыта эта красота.

Ты первый, кто с ней рядом оказался.

Я видел, как поднялся звёздный конь,

И как он улетел с тобою в небо.

За вами всюду следовал огонь.

Ты снова тут и целый и здоровый.

Я еле смог, признаюсь, утерпеть,

Чтобы спросить: «Что было в звёздной выси?»

Мне ж невозможно было подглядеть!

И только ли за этим ты явился?

Коль нужно что, скажи – я помогу.

Ты нас с женой любезно осчастливил,

И потому, я пред тобой в долгу».

Давид не стал на хитрости пускаться.

Он не умел лукавить и юлить,

И потому, как мог, довольно сжато,

О главном попытался доложить.

Он постарался рассказать что было

С тех пор, как он покинул этот лес,

Как непроста была его дорога

И сколько приключилось с ним чудес,

Как в девушку прекрасную влюбился,

Как пробовал бороться с колдовством.

Он рассказал, конечно, и про чаши,

Слова, в которых «пишутся» огнём.

А Леший, всё внимательно прослушав,

Сказал: «Жизнь там, скажу я, посложней!

Таких хитросплетений и коварства,

По счастью, нет в «обители» моей.

Что ты пришёл ко мне, конечно верно.

Полян в моих владениях не счесть.

И та, где ты расставить должен чаши,

Раз ты на карте видел – значит есть.

Другой вопрос, которая из многих?

Я и про эту до конца не знал,

Что именно внутри неё таится?

Я лишь берёг её и охранял.

Сюда путь указала тебе бабка.

В лесу далёком есть ещё одна.

Я с ней стараюсь, братец, не встречаться.

Она так безобразна и вредна,

Что от неё держаться лучше дальше.

Да мне не жалко – путь себе живёт.

Из-за неё в то место, о ней зная,

Никто по доброй воле не идёт.

А ты набиться в гости к ней попробуй.

Рубаху с оберегом не снимай.

И если что не так – берись за скрипку,

И, как умеешь, от души играй.

Кто знает, может что-то и подскажет.

Тебе меня там будет не видать,

Хотя я буду постоянно рядом,

И с ней смогу, коль что, повоевать!

Бери свою волшебную подкову,

Приказ дай, чтоб держала путь за мной.

Не бойся если кончатся деревья.

Ты вскоре встретишь лес совсем иной.

Зверьё тебя не тронет – побоится.

С каргою ж лишь о главном говори,

И пуще драгоценнейшего глаза,

Свою поклажу, братец, береги.

Не ешь, не пей, не спи, хоть и предложит,

А лучше сам старушку накорми.

Заведомо воспользуйся салфеткой,

И ей в подарок это отнеси.

Она наестся вдоволь, и быть может,

К тебе с другим не станет приставать.

Я с ней не говорил, а ты попробуй

О месте интереснейшем узнать».

Давид собрал шалаш и подкрепился,

Омыл себя чистейшею водой,

И словно в первый раз на свет родился:

Бодр, свеж, красив и волен над собой!

Не позабыв в рубаху облачиться,

Он произнёс: «Я, кажется, готов!»

«Тогда пойдём!»– ответил ему Леший,

И скрылся с глаз чрез несколько шагов.

А музыкант немедля на подкову,

Что «двигала» его, ногой ступил,

Сказал ему известные три слова,

И далее, конечно уточнил,

Как подсказал ему хозяин мест тех.

За несколько минут он под собой

Лесов красивых лицезрел бессчётно,

Спустившись вскоре в местности другой.

Нет! Нет! Он был пока не на поляне.

Деревья шли не частой полосой,

Через листочки солнце пробивалось.

Давид решил здесь запастись едой,

Чтоб накормить бабулю до отвала,

Чтоб ей не захотелось его съесть.

Он слышал, что подобное бывало,

А значит нужно многое учесть.

До трёх раз, разложив свою салфетку,

Давид припасы бережно сложил,

Услышал хруст засохшего побега.

Так Леший путь ему определил.

И музыкант направился по звуку

Ломающихся слышимо ветвей.

Он шёл и шёл, пока не оказался

Близ старенькой избушки без дверей.

А отчего там вход не прикрывался,

Давид лишь взгляд свой бросив, точно знал.

В проёме нос огромный преогромный,

Не поместившись в «здание», торчал.

Он был весь в бородавочках синюшных

И кончиком чуть в землю уходил.

Не каждому дано было представить,

Каким же обладатель его был?

Верней сказать – была, ведь его Леший

Вёл к бабке, что ужасному ему

Казалась чрезвычайно безобразной!

Давид по носу понял – почему.

Хозяйка дома, странный дух почуяв,

Втянула воздух так, что вся трава,

Что находилась у избушки рядом,

По направленью к домику легла.

Невидимая с силою чихнула

И слышимо, и зло произнесла:

«Дай выйти мне избушка – поскрипушка,

Да кликни, чтоб неслись сюда дрова!»

Корявенький по виду хилый домик

Стал на глазах со скоростью расти.

Давид, размеров новых побоявшись,

Решил назад немного отойти,

Но не сумел. Его как приковало.

Он будто в землю врос, иль к ней прилип.

Название избушка оправдала.

По лесу разносился страшный скрип.

Когда ж всё увеличилось раз в десять,

На свет явилась наконец-то та,

Что прячась ото всех в лесу далёком,

Похоже, не один век прожила.

Росточком невысока и костлява,

Нос больше был, чем бабушка сама.

Она на волю еле ковыляла,

Хоть сила колдовская в ней была.

Избушка перестала шевелиться,

Впуская внутрь заказанных «гостей».

И были то – сушёные дровишки,

Идущие на тонких ножках к ней.

Давид переключился от хозяйки.

Его вид пребывающих отвлёк.

Смотря на них, он для себя отметил –

Никто не наступает на порог!

Все как-то перескакивают ловко

С земли в бездверный и подросший дом,

Как будто находилось под запретом

Ступать или стоять хоть миг на нём.

А бабушка внимательно смотрела,

Кого к ней в чащу ветром занесло.

Конечно ей мечталось, сидя в доме

Зажарить, да и съесть быстрей его.

Но выйдя, поняла, что ошибалась.

Явился к ней ни ужин, ни обед,

А тот, кто мог помочь ей снять заклятье,

Чтоб ликом осчастливить белый свет.

Давид желал одно – она другое,

За всем следящий Леший – ничего.

Он просто побоялся музыканта

Оставить с дряхлой бабкой одного.

Дрова не зря спешили прыгнуть в избу.

Из каменной трубы пошёл дымок.

Хозяин леса понимал что значит

В печи горящий с жаром огонёк.

Он ждал момента, чтобы заступиться,

Как вдруг услышал голос с хрипотцой:

«Я радовалась парень, что сегодня

Свой сильный голод утолю тобой.

Но вижу, на тебе сидит рубаха,

Что права сделать это не даёт.

Отдай её мне, ну хотя б на время.

Рубашки этой мне недостаёт.

Я стану вновь красавицей, как прежде,

Уменьшится до маленького нос,

И все его огромные размеры

Вернутся вновь в утерянный мной рост».

Скрипач на хитрость эту не поддался,

Он знал, что делать этого нельзя.

Рубаха ведь надёжно защищала

От нечисти. Давид не за себя

Боялся, а за то, что с ней расставшись

Не облегчит потом любимой жизнь.

И потому ответил: «Что на теле,

Отдать не смею, ты уж не сердись!

Быть может есть какая-то возможность

Помочь тебе иначе, а не так.

Тогда незамедлительно поведай,

Что должен буду сделать я и как?

А то, что мной сейчас не закусила,

Так не печалься. Я всё возмещу.

И если не побрезгуешь, то вкусно

Тебя, всем, что имею, угощу».

Сверкнула глазом страшная старушка,

В ней чувствовалась бешеная злость.

Она, признаться, не предполагала,

Что будет неподатлив её гость.

На вкусный ужин всё же согласилась

И повела пришедшего в свой дом

И тоже на порожек не ступила.

Таилось видно точно что-то в нём.

Давид, как и другие, осторожно

Загадочное место «обошёл».

Конечно он как брёвнышки не прыгнул,

А просто не задев его, зашёл.

В то время за ним бабка наблюдала.

Наверное, надеялась ещё

Забрать у парня всё, что он имеет

И брюхо поднадбить быстрей своё.

А музыкант, желая знать что было б,

Коль кто-то на порожек наступил,

Взял чурочку лежащую у печки,

И ей в него прицельно угодил.

Порожек среагировал мгновенно –

Ударившую тут же порубил

На несколько кусочков и мгновенно

В открывшуюся печь препроводил.

Попали они правда не к дровишкам,

А в рот, открывший невысокий чан.

И порубали в суп их, как картошку,

Или капустный свеженький кочан.

Секрет раскрыт – старуха недовольна!

Однако она хитрою была,

Поэтому на лавочку присела

Сказав: «Я знать об этом не могла!»

Конечно, музыкант неправду понял,

Но вслух об этом ей не сообщил,

А, не смотря в глаза, достал съестное,

И всё пред ней красиво разложил

И предложил: «Прошу тебя отведать,

Что Бог послал мне с утренней зарёй.

Мне кажется, что это повкуснее,

Чем чурочки в чан павшие пустой!»

От яств шёл аромат невероятный.

Грибы, орехи, ягоды и мёд…

Бабулька отправляла без разбору,

Что было на столе, в огромный рот.

Скрипач заметил, хилая старушка

Поев, при нём заметно подросла,

Нос стал её немножечко поменьше,

На нём поблёкла даже синева.

Но, кажется, хозяйка не наелась,

Она сказала: «Я хочу ещё!»

Давид второй раз выложил красиво

Всё, что собрал с салфетки для неё.

Когда стол пуст стал, бабушка приметно

Прибавила и вытянула рост,

И вновь при этом очень ощутимо

Уменьшился противный длинный нос.

«Хочу ещё!» – ничуть не удивило.

Скрипач был в третий раз к тому готов.

Он вновь достал сготовленную пищу,

Доступную для реденьких зубов.

Старушка доедала с неохотой…

«Я так наелась, что едва дышу.

И всё же, сможешь дать мне угощенье,

Коль я тебя об этом попрошу?»

Давиду не хотелось перед бабкой

Волшебную салфетку раскрывать,

И он схитрил, ответив ей спокойно:

«Я буду бесконечно доставать

Еду пока ты вдоволь не наешься

С одним условьем, чтобы на столе

Ни крошечки единой не осталось,

Иначе быть здесь горю и беде.

Так что ещё?» Старушка отказалась:

«Нет! Больше есть я, парень, не хочу.

Ты видишь, я поправила здоровье,

И верю что тебе то по плечу.

Но у меня к тебе ещё есть просьба.

Ты должен мне водицы раздобыть,

И принести её сюда так много,

Чтоб я смогла сто раз себя помыть!»

Чтоб столько раз помыться, да с желаньем,

Нужна наверно целая река,

А рядом на огромном расстоянье

Не виделось ни луж, ни ручейка.

И даже если б море было близко,

Скрипач не смог бы то осуществить.

Из ёмкостей в дому был чан и только,

А им воды сюда не наносить.

Сосуд был невысок, но неподъёмен.

С земли его с водой не оторвать.

Скажу вам больше, он ведь был волшебным,

И только ждал, кого б в себя забрать.

Его запрещено было касаться,

Но выход всё же был, и не один.

Давид нашёл ведь реку возле дуба,

И звуком «выйти в свет» уговорил.

Однако музыкант избрал иное,

Надумав напустить на бабку дождь,

Да мощный, чтобы грязь с неё слетала,

И тёплый, чтоб не била сильно дрожь.

Всё так и сделал юноша. Он тут же

Велел ступить хозяйке за порог.

Притом и сам за ней из дома вышел

И громко произнёс, как только мог:

«Пришли хозяин леса нам корыто,

И парочку ведёрок и ушат.

Пусть встанут они вскоре перед нами,

И убежать обратно не спешат».

Лес заскрипел, дав знать, что Леший слышал

Разнесшуюся просьбу и тогда

К избушке прибежали с ниоткуда

Корыто, два ушата, два ведра,

И даже небольшой красивый ковшик.

Хозяин слово данное сдержал.

Он, в самом деле, с юношей был рядом

И от души Давиду помогал.

Старушка тому очень удивилась.

Внутри неё поднялась бурей злость.

Ей за сто лет хотелось разрядиться.

И вот явился наконец-то гость!

Но отомстить пришельцу за обиды,

Что некогда жестоко нанесли,

Не позволяли Леший и рубаха,

Собою перерезав все пути

Для долго ожидаемого мщенья.

Она ещё мечтала, что вода

Сама собой сюда не принесётся

И чан приманит юношу тогда.

Однако музыкант сказал: «Бабуля,

Коль хочешь мыться, так в корыто сядь.

Когда вода с небес на нас польётся

Тебе непросто будет устоять

Под сильным пребывающим потоком.

А так сиди, плескайся, веселясь,

И как мечталось, от души помойся,