Текст книги "Сказка о ночном музыканте"

Которая свести могла к беде.

А так, одна лишь рыбку ухватила.

Других он осторожно отогнал,

Успев не дать расправить птице крылья…

Он с нежностью её чуть придержал.

Пока вновь повторялось превращенье,

Скрипач вторую деву отсадил.

И только после этого спокойно

Последнюю из рыбок положил.

Решилось всё опять довольно быстро.

Теперь уж все поверили ему,

Желая продолженья превращений.

И вам конечно ясно почему.

Четыре чайки больше не боялись,

И в небо не стремились улететь,

Они не больно юношу клевали,

Прося и им дать чудом овладеть.

Но что он мог? Давид отдал девицам,

Все камни, что недавно заимел.

С уходом их, к нему вернулись силы,

При них он обессилено слабел.

Скрипач поднялся, в избу постучался.

Хозяйка всех впустила, даже птиц,

А музыкант, в путь дальний собираясь,

Промолвил: «Я спасу других девиц,

Коль встречу камни точно же такие.

Останусь жив – к вам завтра же вернусь.

Молитесь обо мне сегодня ночью,

Тогда я сердцем в твердь не обращусь».

Давид уйдя, достал свою подкову.

Она его вернула в те места,

Где вскоре волшебство должно случиться,

Когда совсем наступит темнота.

Пока же у Давида было время,

Немного подготовиться к борьбе.

Он флягу взял с волшебною водою,

Подумав почему-то о себе,

Хотя раздвоить дев предполагалось.

Он мыслил совершенно о другом.

На всякий случай он решил у камня

Спросить совет о мнении своём,

Но прежде совершил совсем иное.

Он зеркальце чудесное достал,

Желая посмотреть, что будет вскоре.

Поддался чарам или устоял?

То, что увидел он, его смутило.

Смотрели на него в упор глаза.

Красивые, холодные и всё же

Творящие с душою чудеса.

Поверхность музыканту показала,

Что девушка бросала вкруг него

Шары, что в дым мгновенно превращались.

Стоять Давиду было нелегко.

Играть на скрипке он уже не мыслил,

Да и не мог водою окропить.

Ничто ему теперь не подчинялось.

Он и рукой не мог пошевелить.

Какие уж условья и заданья?

Давид, был под влияньем дивных чар.

Снаружи музыкант сопротивлялся,

А в зеркале он подчинённо пал.

Смотреть на это больше не хотелось.

Скрипач убрал подальше волшебство,

Достал из сумки камень потаённый,

Желая попытать сейчас его.

Поверхность голубая потемнела,

И стала вглубь тянуть пытливый взгляд.

Давид спросил: «Неужто моё сердце

Сегодня в камень жёсткий обратят?

Ведь я не устоял. Я ясно видел,

Что не успел девицу раздвоить.

Меня, признаюсь, очень огорчило,

Что девушка сумела победить.

Задумывалось мной себя представить,

Не истинным, а также – двойником.

Чтоб дать возможность что-либо поправить.

Я пребывать там должен был тайком».

«А ты и был тайком. Сейчас ты видел,

Свершённое глазами двойника.

И если б посмотрел немного дольше,

То смог увидеть, как его рука,

Отдаст цветок. Двойник был одурманен.

Под действом задымления и чар,

Он то, что ты вручил ему, невольно

Красавице послушно передал.

Она в огромной радости забылась,

Ослабила влияние своё,

Тогда-то ты из мест скрывавших вышел

И раздвоил желаемо её.

Сказал, что цвет, вручённый – просто роза,

И отдана девице без любви,

И то, что лишь одна из них получит

Цветок и чувства нежные твои.

Тогда борьба меж девами начнётся.

И ты занять их должен будешь так,

Чтоб до света, как девы б не старались,

Им справиться нельзя было никак!

Я подскажу тебе заданье это.

Для них, то станет будто приговор.

Они, поверь мне, полотно не ткали,

Не шили и не клали нить в узор.

Заставь их изготовить в ночь рубаху,

С узорами расшитым кушаком.

Которая в работе преуспеет –

Та станет обладать твоим цветком.

Двойник твой одурманенный очнётся,

И будет соглядать и помогать.

Вот так ты и сумеешь до рассвета

Волшебниц с сердцем каменным занять».

Промолвил камень это и тотчас же,

Сменил поверхность на приятный цвет.

Давид ему был очень благодарен

За данную подсказку и совет.

Подсматривать опять, уж было поздно.

Спускалась ночь, бросала свет луна.

Давид испил глоток воды волшебной,

И вот их стало на поляне два.

Дивад, в который раз, ему был в помощь.

Скрипач, достав не истинный венок.

Из веточек сплетённых потихоньку,

Чтоб не сломать, достал один цветок

И отдал двойнику, сказав при этом:

«Прошу тебя, попробуй устоять

Пред девушкой, что явится, и время

Тяни, чтоб ей цветок не передавать.

Я представляю, как то будет трудно.

Коварна та красотка и хитра.

Меня не выдавай, я выйду позже,

Когда на миг забудется она.

Прости, что подвергаю искушенью

Красавицей такою обладать,

Но одному мне чары колдовские,

Что девушка распустит, не сдержать.

Хоть ты двойник мой, вызванный на время,

Я всё равно тебя, мой друг, спасу.

Прости, что в этот миг, в ночное время,

Подробностей иных не донесу.

Уже пора… Постой ещё немного,

Себя не выдавая, в стороне.

Вот-вот огонь зажжётся на поляне,

И выйдет та, что двинется к тебе».

Давид отвёл его чуть-чуть в сторонку,

Желая время всё же потянуть,

Пока девица юношу отыщет,

А сам подальше сел. Он мог взглянуть,

На всё что приключится на поляне,

Лицо прикрыл намоченным платком,

Чтоб дым не оказал своё влиянье,

И на него особым волшебством.

Обзор пространства был великолепен.

Давид успел управиться сейчас,

Со всем, что он хотел. И вот по центру,

Поднялось пламя, искрами ложась.

Красивый фейерверк потух мгновенно,

Оставив, как последствие дымок,

Который превращался постепенно,

В девицу, что прекрасна как цветок.

Она была стройна. Чернёный волос

Спадал и достигал почти что пят.

Лицо казалось неживым, как мрамор.

Реальность выдавал зовущий взгляд.

Пока при лунном свете проявлялась,

Волшебница с пленительной красой,

Она, как перед зеркалом кружилась,

Любуясь неземною красотой.

Ей нравилось изысканное тело,

Красивые изгибы тонких рук…

Она себе казалась совершенством,

Достойным преклоненья всех вокруг.

Недлительно собой повосхищавшись,

Красавица пошла искать цветок.

И двинулась вдруг в сторону Давида.

Двойник позволить этого не мог.

Он кашлянул, нарочно, очень громко,

Как будто не сумел себя сдержать.

Красавица застыла, обернулась,

И, глядя в ночь, продолжила стоять.

Она ещё не верила в удачу.

Её тянуло, где стоял Давид,

«Но раз уж кто-то выдал ненароком

Присутствие своё – пусть говорит!» –

Подумала пленительная. Парень,

Стоящий в темноте вдруг произнёс:

«Прости, что я не сразу к тебе вышел,

Боясь, что ты лишь образ моих грёз!

В реальности такие не бывают.

Уж очень ты собою хороша!

Смотреть и восхищаться не устану,

Готов век любоваться не дыша…

Скажи мне, хоть единственное слово,

Чтоб понял я, что ты, как я, жива.

И если это так, мне бы хотелось,

Чтоб ты ко мне поближе подошла».

Дивад промолвил то для отвлеченья,

Хотя на самом деле он не лгал.

Под взглядом удивительной особы,

Он будто зачарованным стоял.

А девушка пошла зачем-то в центр,

Куда лучами бил особый свет,

В котором ещё более казалось,

Что лучше и прелестней её нет.

Диваду ничего не оставалось,

Как следовать безропотно за ней.

Он чувствовал, что дивная желает,

Услышать продолжение речей

Хвалебных, изумительно красивых…

Давно никто с ней так не говорил,

А этот, неприметный с виду парень,

Словами восхищенья, удивил.

Когда он подошёл к девице ближе,

Она в руках приметила цветок,

И в тот же миг улыбкой просияла,

Сказав: «Что ж ты так быстро приумолк?

Неужто, стала хуже в лунном свете?

А может я тебе уж не мила?»

Красотка мелодично засмеялась,

Походкой дивной парня обошла,

Волшебные шары поразбросала.

И те мгновенно превратились в дым,

Чтоб юноша не мог сопротивляться,

И чувство осторожности забыл.

Волшебница прильнула своим телом,

К застывшему, как камень пареньку,

И на ухо тихонько прошептала:

«Ведь ты не против, если я возьму

Подарок, что в руках твоих таится.

Цветочек предназначен видно мне.

Надеюсь, ты отдашь его с любовью.

Я знаю, ты мечтал об этом дне.

Я много раз ночами тебе снилась,

И потому сейчас, в ночи ты здесь,

Чтоб стать моим рабом. Ты мне в угоду

Готов любую тяжесть в жизни снесть».

Волшебное влияние давило.

У юноши кружилась голова.

Он пал, и в миг последний, отключаясь,

«Возьми цветок! Он твой!» – сказал слова.

Возрадуясь, что всё случилось быстро,

И что победа с лёгкостью далась,

Красавица над юношей склонилась,

Цветок забрать желая, отвлеклась,

Забыв в тот миг о всём, что окружает.

Она уж не могла себя сдержать.

В ночи раздался смех её злорадный,

В лучах девица стала танцевать,

И даже не заметила, как вышел,

Из места потаённого Давид,

Как сбрызнул её дивною водою,

Которая людей собой двоит.

Очнулась дева только, когда рядом

Зеркально встала копия её.

Волшебница застыла в изумленье,

Увидев отражение своё.

Сразило то, что юноша похожий

На павшего к ногам её – стоит,

И, кажется, любуется другою,

Такою же прелестною на вид.

Она всё продолжала улыбаться,

Но радость не такой уже была.

Другая её резко оттолкнула,

Уверено к Давиду подошла,

И, посмотрев в глаза его, спросила:

«А ты подаришь мне любви цветок?

Смотри, ведь я не хуже, а красивей!

Склонись же, словно раб у моих ног!»

«Э, нет!» – сказал скрипач, «Того не будет!

Цвет есть, и он не ложный, как в руках

Соперницы твоей. Она, похоже,

Не очень разбирается в цветах.

Возможно, как и ты. Вы видно сёстры.

Вас просто невозможно различить.

Кого же предпочесть мне, чтоб любовью,

Своею безграничной одарить?

Одна из вас над братом подшутила.

Под чарами волшебными он пал.

И та, что это сделала не в праве,

Его судить, что цвет не тот отдал.

Обманом за обман была расплата.

Продолжив так же, цвет не получить.

Я должен видеть, что и вы способны,

Не только красоту свою любить.

И если хоть одна из вас согласна,

Сейчас мне своё чувство доказать,

Я искренне готов цветок и розу,

Что превратит в живых вас, передать».

Условие стояло не из лёгких.

Сейчас на самом деле красота,

У девушек ничем не отличалась,

Ведь каждая такою же была.

И петь, и танцевать, и сеть красиво,

Что вяжет по ногам, могла плести,

Дурманящие разум обещанья,

Сумела б также вслух произнести.

Их этому, как будто где учили…

Верней сказать, наверное, одну.

А копия лишь это повторяла,

Пытаясь тоже нравиться ему.

Давиду не хотелось видеть ссору,

Меж девушками в этот звёздный час,

И потому он молвил: «Не бросайте

Друг в друга искры злобные из глаз!

Я думаю, что это будет честно,

Коль я исполнить прихоть попрошу.

Пусть каждая сошьёт сейчас рубаху,

Кушак узором скрасит… Повяжу

Я тот, что будет выполнен с любовью,

И потому, конечно же, красив.

Одна из вас цветок любви получит,

Старанием другую победив».

Волшебницы заданью удивились.

Впервые, устояв пред красотой,

Им диктовали дерзкие условья.

Хотелось крикнуть им: «Ты кто такой,

Чтоб так нас унижать? Никто на свете,

Работать нас ещё не заставлял!»,

Но девушки смолчали, понимая,

Что и цветком никто не обладал

Таким, как этот юноша имеет.

Пока они решались – встал другой,

От сонных чар наложенных, очнувшись.

В девиц закрался страх и непокой.

Они сейчас в уме перебирали,

Возможности ткань где-то раздобыть,

А вместе с нею ножницы, иголку,

И не одну окрашенную нить.

И вскоре стало девушкам понятно,

Что им не обойтись без волшебства.

От юношей девицы отвернулись,

Бросая взгляд, зовущий в небеса.

Магическими тихими словами

От звёзд далёких опустили нить,

И юношей стоявших не стесняясь,

Соперницы вдруг начали творить.

Рождалась ткань, неспешно поднимаясь,

Дорожкою блестящей над землёй.

Одна, как васильки казалась синей,

Вторая была в точности такой.

Но говорить, чтоб, то не повторялось

Они, свершая действо, не могли.

И потому, хотя и очень злились,

Но нить непрерываемо вели…

На то, потратив времени немало,

Девицы получили всё же ткань.

Она была действительно прекрасна,

Но очень уж похожа… «Перестань,

За мною повторять, что я свершаю!» –

Вскричала, наконец, из дев одна,

«Уж раз ты за цветок в борьбу вступила,

То выдумай хоть что-нибудь сама!»

Сама… Сказать такое было просто,

Да только это был её двойник,

Который был, по сути, тоже ею

И потому другого не постиг.

А времени дерзить и пререкаться

Им, в общем-то, никто не представлял.

Свет лунный, становясь не очень ярким

Красавиц, несомненно, подгонял.

Как не было бы девам неприятно,

Но нужно было как-то поспевать.

Соперницы, конечно же, гневились,

Но им пришлось на время замолчать.

Всё так же волшебством рубахи сшились,

И нежно-голубые кушаки,

Расшитые невиданным узором,

Без помощи иголки и руки.

Всё было удивительно – похоже,

Ведь душу в своё дело ни одна,

Соперничая, всё же не вложила

И чувство, что желалось, не внесла.

Задание исполнилось в минуту,

Когда намёком близился рассвет.

Дивад исчез и девы двойниковой

Уж на поляне дивной больше нет.

Закончилась игра, и оставалось

Вручить девице розу. Не цветок,

Который музыкант отдаст любимой.

Стоящей вверить он его не мог.

И понимая, что она безвластна,

Над юношей, что был её хитрей,

Красавица, хватая голубую,

Промолвила: «А ты меня умней,

И видно уж давно кого-то любишь.

Ну, раз уж так любовь твоя крепка,

Обманный ход твой искренне прощаю,

Хоть ты и разозлил меня слегка.

Рубахи, что мы сделали сегодня,

В обмен на розу, подарю тебе.

Днём их носить нельзя, они полезны

Лишь только звёздной ночью, при луне.

Ты сам не представляешь, что случилось,

Как редкостно тебе, брат, повезло,

Что было нас в ночи сегодня двое…

С одной рубахой не свершится то,

Чем ты теперь воспользоваться можешь.

Оденься сам, другую же накинь,

На ту, что лишь душой пока с тобою

И видно, своим родом из богинь,

Раз ты легко пред нами удержался.

Виденье будет рядом во плоти,

Но только до утра. Смотри от света

Большого солнца ткань убереги».

Сказала это дева и исчезла,

С поляны чудной с первым же лучом

Пока не ослепительного света,

Но с тем, что станет таковым потом.

Давид убрал, как велено рубахи,

Боясь под солнцем диво повредить,

Затем уж стал искать на месте камни.

Ему за ними не пришлось ходить

Куда-то далеко. Стояли девы,

Свершая волшебство, ведь рядом с ним.

Другой вопрос, остались ли каменья,

Что были чудом очень дорогим?

На счастье музыкант не обманулся,

Когда он начал поиски свои.

Четыре камня видимо осталось

От главной девы, чуть в сторонке – три.

Все сразу в руки взять было опасно.

При трёх, Давид поднять себя не мог.

Про семь, он даже думать не пытался.

Достаточно, ведь было четырёх,

Чтоб чаек превратить в живых красавиц.

Тут нужен был, конечно же, совет.

Подсказку дать ему мог только камень,

И это, в общем, было не секрет.

Поэтому, легко воткнув ветвь в землю

Скрипач соорудил большой шалаш,

Который волшебство прикрыл собою,

И скрасил удивительный пейзаж.

Затем Давид достал из сумки камень,

Потёр поверхность гладкую его.

Цвет тут же стал неспешно изменяться,

Взывая взгляд проникнуть глубоко.

Скрипач спросил его: «Как быть с камнями?

Они забрать, способны много сил.

Вчера я потерял в пути сознанье,

Хотя лишь три отсюда уносил.

Сегодня здесь их семь. Распорядиться

Я ими сразу всеми не могу.

Дай мне совет, как взять хотя б четыре,

Чтоб не доставить радости врагу

Моим паденьем. Девушек, бесспорно,

Нарочно кто-то в чаек обратил.

Быть может их возможно где-то спрятать?

Я видимо всей тайны не открыл».

И голос ожидаемо ответил:

«Доступно оставлять их здесь не смей.

Воспользоваться чудом пожелают

Волшебники. Их нет в числе друзей.

Четыре камня можешь взять спокойно.

Один секрет я вскрою для тебя:

Они не так мощны, как показалось,

Могущество удваиваю я.

Так вот, сложи в платок их непременно.

Неплотный узелочек завяжи.

Во время путешествия тряпицу

В руке, не прикасаясь к ним, держи.

Поверь, что так намного будет легче.

Мне жаль, что не спросил меня вчера

Об этом. У тебя намного проще

В далёкой стороне пошли б дела.

Теперь о трёх других. Спрячь их под камень.

Пусть будет он громоздкий и большой,

Он выглядеть обязан неподъёмным,

Чтоб всем казался вросшею плитой.

Без скрипки ты поднять его не сможешь,

А с ней такое чудо сотворишь.

Три камня пригодятся тебе ночью.

Ты выползшего Змея победишь.

И будет то последним испытаньем,

Но верь мне, оно будет посложней,

Всех прежних, что с тобою приключались.

Смотри, при нём, дружок, не оробей!

Ты должен изловчиться и три раза

Чудовищу попасть камнями в пасть.

И если всё получится – оценишь

Того, кто здесь имел большую власть,

Но до поры на свет не объявлялся.

«Бессмертный», будто малое зерно,

Покажется в сравнении с восставшим.

В камнях как раз сокрыто волшебство,

Что чары колдовские изгоняет.

Ступай и делай так, как говорю.

Успеешь сюда засветло вернуться –

Облегчишь сильно будущность свою».

Сказав то камень, потемнел тотчас же,

Минутки малой не желая скрасть.

Давид убрал в платок четыре камня,

Не трогая пока другую часть,

Собрал шалаш, поспешно оглянулся,

Ища предмет громоздкий и большой,

А им Давиду виделась лишь глыба,

Помеченная знаком под горой.

Тогда скрипач взял в руки колокольчик,

Боясь три чуда глыбой повредить,

Призвал к себе мышей и землероек,

Чтоб ямку те смогли соорудить.

Не маленькую, но и не большую –

Такую, чтоб могла его рука

Достать, когда понадобятся камни,

Легко и только их наверняка.

По зову прибежавшие, мгновенно,

Исполнили таинственный заказ.

Две мышки принесли ему скорлупки

От грецкого ореха в тот же час.

Давид не знал, как шустрые смекнули,

Упрятать камни в них ему помочь.

Он сам об этом даже не подумал,

А те, всё сделав, убежали прочь.

Сокровища убрав, теперь осталось

Намеченное дело завершить.

Скрипач достал подаренную скрипку,

И начал звуки дивно «выводить».

Сейчас уж он волшебный чудо-камень

Нажатием вглубь недр не о пускал,

А музыкой своею поднимая,

Чуть в сторону его перемещал.

И совершил то парень очень быстро.

Лишь одного предвидеть он не мог,

Что в месте, где лежала прежде глыба,

Поднимется таинственный дымок,

Который стал расти и превращаться

В огромного, красивого коня.

Да, это неожиданное чудо

Скрипач, играя, видел близ себя.

Он всё ещё играл, глазам не веря.

А конь по лугу резво пробежал,

Затем к Давиду, всё-таки вернулся,

И рядом встав, приветливо заржал.

Что стало музыканту неким знаком

Волшебную игру остановить.

Но чудо на поляне продолжалось.

Стоящий конь, вдруг начал говорить:

«Бессчётно лет, я выбраться пытался.

Обманом я под камень угодил.

Держа меня в мучительной неволе,

Недобрые дела злодей творил.

Ты глыбу опускал неоднократно,

Чтоб тропку пропускную проложить.

И в эти, пусть недолгие, мгновенья

Ты мог меня навеки погубить.

Казалось, жизнь со мною расставалась.

Я был тогда свиреп душой и зол.

И если б у меня была возможность,

Со свету бы тебя тотчас же «смёл»

За боль и причинённые страданья.

Но ты волшебный выход вскрыл мне вдруг.

И что там говорить, теперь на воле

Я чувствую, что ты не враг, а друг.

Стоять с тобою рядом без причины,

Не стану. Я по свету пробегусь.

В момент, когда понадоблюсь, по зову

За миг единый, вновь к тебе вернусь.

Два брата мои всё ещё в неволе.

Эх, если б ты их смог освободить,

То этой роковою, белой ночью,

Ты смог бы чародея победить.

Куда их заковали, я не знаю.

Один лишь ты способен вскрыть секрет.

Меня ж зови «Булат», ты только кликни:

«Явись ко мне Булат на белый свет!»

Сказал то конь и дымкой растворился.

Казалось, что красивые лучи,

Восставшего от сна большого солнца,

Коснувшись кожи, существо сожгли.

Привиделось, иль это было правдой…

Над этим размышлять Давид не мог.

Ему сегодня много предстояло,

Пройти волшебных тропок и дорог,

Чтоб вновь успеть вернуться в это место.

Пока же он подкове загадал,

Снести его до берега морского,

Туда, где дом таинственный стоял.

Хоть утро было ранним – его ждали:

Хозяйка дома и девицы три,

А также пять цветных красивых чаек,

Что ждали чудо-камушки свои.

Давид был удивлён. Вчера их было

Четыре, меньше ровно на одну.

О пятой чайке дружно умолчали.

И было интересно: «Почему?»

Скрипач до дома с лёгкостью поднялся.

Сегодня он в беспамятстве не пал,

А на крыльце присев поочередно

Четыре камня, что добыл, отдал.

Спасенье совершив, он был печален.

Последняя из птиц, став как ручной,

С великой грустью горестно смотрела.

Она желала тоже стать другой.

Давид взял её в руки, понимая,

Что больше дев не будет у горы.

Три камушка упрятанные в землю

Назначены не ей были, увы.

Давид уж с чайкой в дом зайти собрался,

Но дверь была закрыта на замок.

Скрипач три раза громко постучался,

Однако внутрь войти так и не смог.

Сегодня его в дом не пропускали.

И вновь вопрос поднялся: «Почему?»

Вчера его с любовью привечали,

Теперь иначе отнеслись к нему!

А чайка в дом уютный не просилась,

Не била носом в дверь или окно.

Она в ладони, будто бы гнездилась,

Не помышляя покидать его.

Затем неоднократно громко крикнув,

Пернатая снесла одно яйцо,

И тут же почему-то улетела,

Не бросив даже взгляда на него.

Давид не мог понять, что это было.

В жилище наблюдалась тишина.

Сердец красавиц будто небывало.

Хозяйка была тоже не слышна.

Признательности или благодарность

Давид бесспорно для себя не ждал,

Но только вот замок закрытой двери

Он видеть пред собой не ожидал.

Для юноши то выглядело странным.

Но он был не владелец – только гость.

Впускать, иль не впускать, имела право

Хозяйка, коей скрыться удалось.

Раз так, Давид достал опять подкову,

И вновь его доставить попросил,

К стоящему у края моря дому.

Он делал это из последних сил.

Иль ночь без сна, иль действенные камни,

Иль то, что он отвергнут был сейчас

На юноше убийственно сказались.

В душе его огонь слегка угас.

Невольно его руки опустились.

По счастью, он стоял уже не там,

А вновь близ моря, на крыльце избушки,

Согласно прежде сказанным словам.

Пред ним покорно дверца отворилась,

Повеяло невиданным теплом.

Давид вошёл, и женщину увидев,

Мгновенно пал и провалился в сон.

Хозяйку то совсем не напугало.

Она его тотчас приподняла,

На лавочку у печки опустила,

Под голову подушку принесла.

Затем лишь не спеша засуетилась.

Накрыла, словно в праздник ветхий стол,

И тихо с благодарностью молилась,

Благодаря Творца, что гость зашёл.

С Давидом же всё было, как обычно.

Он видел удивительные сны.

В одном из них желанная сказала:

«Ты верно прочитал мои мечты.

Не важно, что дом с виду очень ветхий.

Ты должен ощутить – в нём теплота.

И здесь не притворяются. Со всеми

Хозяйка удивительно добра.

Ты удивлён тому как поступили,

Не ведая что, как и почему?

Не обижайся, там происходило,

Что и теперь нельзя знать никому.

И я тебе доверенную тайну,

Закрытую для многих на века,

Как не хотелось, раскрывать не смею.

Значение и суть её хрупка.

Что ты помог – естественно и важно,

И словом передать не так легко.

Поверь, в сердцах красавиц – благодарность,

И чувство это очень глубоко.

Сейчас я, к сожаленью, не успею

О чайке улетевшей рассказать,

Но ты о ней узнать подробно можешь

От той, что мне душой близка как мать.

До встречи! Ожидание недолго.

Надеюсь на свиданье через ночь…»

И сон ушёл, а вместе с ним пропала,

Явившаяся в нём Владыки дочь.

Давид прекрасно помнил дом с убранством,

Когда переступил через порог.

Сейчас всё абсолютно изменилось.

Он спал, и сделать этого не мог!

Хозяйка и сама помолодела.

Увидев, как Давид открыл глаза,

Она привстала с лавки осторожно,

И к парню, улыбаясь, подошла.

Присев с ним рядом, с нежностью сказала:

«Я вижу, ты немного отдохнул

И очень озадачен измененьем,

А это ты жизнь новую вдохнул.

Я Бога за тебя благодарила.

Не каждый в дом нести, способен свет,

Хотя любой желает быть любимым,

И теплотой сердечною согрет.

Ты юноша из тех, кто щедр и дарит,

И далеко от тех, кто лишь берёт.

Ты благороден и великодушен,

Пожухший сад, с тобою расцветёт…

Я чувствую любовь в душе такую,

Что вряд ли кто увидеть может край.

И раз ты музыкант, то всё расскажешь

Мелодией… Прошу тебя, сыграй!

Я всё пойму. Уж ты не сомневайся,

И если будет нужно, укажу,

Препятствия, что ждут тебя в дальнейшем.

Я вижу их, хоть и не ворожу.

Сыграй и расскажи о чём захочешь,

Поведай, что тревожит и болит.

Душой соединяясь, я познаю,

Чем жизнь тебя в дальнейшем наградит».

Давид был рад исполнить эту просьбу.

Он больше суток вовсе не играл.

Внутри него таилось недовольство,

Что долго инструмент не обнимал.

Теперь всё, несомненно, становилось

На ранее привычные места.

Скрипач, как будто был сейчас в пещере,

Где в звуках ощущалась чистота.

Конечно он играл о том, что думал.

И это был незаданный урок.

Но он, как пред учителем старался

Сыграть, что рассказать другим не мог.

А женщина, застыв, не шевелилась.

В то время её чуткая душа

В мелодии спокойно раскрывалась,

И путь, что был изложен, весь прошла.

Хозяйка сотню раз преображалась.

К концу игры, она была в слезах.

В последний миг лицо вдруг осветилось

Мечтательной улыбкой на устах.

Давид игру закончил, ожидая

Услышать подведённый ей итог.

Он к ней подсел, и женщина сказала:

«Сейчас ты от беды на волосок.

Тебя ведут невидимые силы.

И я могу одно тебе сказать:

«Они тебе сегодня и помогут.

С согласья их, ты сможешь повидать

Желанную свою. Благословенен,

Умеющих любить как вы, союз!

Но то, что ожидает вас в дальнейшем,

Сказать тебе я всё-таки боюсь.

Ты примешь сам заветное решенье.

Оно придёт к тебе в последний миг.

Я вижу хвост, что ты зажал в ладони,

И как с небес опустится старик.

Возможно он и есть твой покровитель.

Ведь он тебя у пропасти спасёт.

Я знаю, что ты хочешь быть с любимой,

Но он тебя с собою заберёт,

При этом ваши чувства не разрушит.

Всю жизнь ты проведёшь в большой любви.

Хоть это будет выглядеть иначе…

Как? Не скажу пока. Ты уж прости».

Всё сказанное виделось загадкой.

Какая пропасть? Там была гора!

Любовь иная в виде утешенья,

Что будет жить в душе его всегда…

Не верить и тем более оспорить

Давид, что довели ему, не мог.

И времени немного оставалось,

Ведь вечер был не так уж и далёк.

Скрипач в обратный путь уж собираясь,

Хозяйку дома поблагодарил,

И всё же, почему-то задержался,

Как будто что-то важное забыл.

И вспомнив, произнёс: «Я встретил чайку,

Что на ладони мне яйцо снесла.

Она цвет перьев розовый носила,

Средь птиц подобных «лишнею» была.

Меня с ней в дом сегодня не впустили.

Причина – это девичий секрет.

И я о нём расспрашивать не смею,

И всё-таки прошу Вас дать совет,

Что делать с ним? Что это за подарок

Оставлен мне сегодня? Почему?

Без Вас я не узнаю этой тайны,

И видимо, в дальнейшем не пойму».

«А это парень вовсе не подарок.

И то, что себя может проявить,

Внутри довольно быстро развиваясь,

Способно тебя ночью погубить.

То, видимо была восьмая птица.

Другая бы яичко не снесла.

При помощи него она красавиц,

Обратно бы с собою забрала.

Поэтому тебе дверь не открылась.

Но ты не смей яйцо сейчас бросать.

В том месте, где скорлупка разобьётся,

Напастей, бед, невзгод не сосчитать.

Сегодня самому решить придётся,

Как можно мир от зла освободить.

И я тебе в том деле не помощник.

Вот всё, что я могла бы сообщить».

Давид, приняв ответ, сказал: «Мне снилось,

Что девушка прийти должна сюда.

Отец её несчастную не примет,

Она ему давно уж не нужна.

Прошу Вас моё сердце успокоить.

Согреть её душою и принять.

Сегодня может разное случиться,

Но мне определенно нужно знать,

Что в час ненастья друг её утешит,

Заботой окружит и всё поймёт.

Я Вам оставлю дивную салфетку,

На случай, если девушка придёт.

В еде вы с ней не станете нуждаться.

Салфеткой очень просто совладать».

Давид вмиг расстелил её и тут же,

Явил, как нужно оную убрать.

И только после этого спокойно

Ушёл, закрыв распахнутую дверь.

Он был взволнован и не сомневался,

Что ночка будет трудною теперь.

Подкова отнесла его обратно

К волшебной и таинственной горе.

Клониться тихо солнце начинало.

Давиду стало вдруг не по себе.

Ему нужна была сегодня помощь,

Но он не мог другими рисковать,

Поэтому Давид взял в руки камень,

Не смея очень долго размышлять.

И первым среди множества вопросов,

Был тот, что мог поведать о коне,

Который называл себя Булатом

И двух других, что были в западне.

В который раз таинственный помощник,

Общаясь с музыкантом, произнёс:

«Ты музыкой волшебною своею

Сегодня большой камень перенёс.

И конь, что приподнялся пред тобою

Не только мощен, крепок, словно сталь.

Он предан, героически бесстрашен,

И может унести в любую даль.

Два брата, скакуны совсем иные.

Один из них огонь копытом бьёт,

И извергает ртом такое пламя,

Что гору эту запросто прожжёт.

Второй к себе притягивает воду.

Где он бежит – рождается река,

А где пойдёт бесшумною походкой,

Там слышен будет голос родника.

Булат тебе сказал сегодня правду.

Их тоже заковали где-то здесь.

Попробуй уловить их суть и муки,

Что дивным скакунам уже не снесть».

Волшебный камень замолчал и тут же

Поверхность свою быстро изменил,

Не став с Давидом далее общаться.

Скрипач же о яйце спросить забыл.

Спеша, он на коней переключился

И думал, как быстрей теперь успеть

Спасти из заключения несчастных,

И ночью злое чудо одолеть.

Давид уверен был, что сыщет скоро

Коня, по крайней мере, одного.

Огню не позволяют выйти воды,

Они то и должны держать его.

Так думал музыкант, и не ошибся.

Буквально у горы бежал родник,

Который закрывал когда-то камень.

Быть может, рядом с ним есть и тайник?

Как мог дышать огонь, в пещере тайной

Скрипач успел, прочувствовав, познать.

Слиянье звуков юноша припомнил

И, вслушиваясь, начал их искать.

В кромешной тишине раздались вздохи:

«Мне холодно! Достаточно воды…

Эх, если бы я выбежал на волю…

Таинственный спаситель, где же ты?»

Давид слова стенания услышал.

И был сейчас немного удивлён.

Присутствуя не раз вблизи от места –

Впервые слышен стал надрывный стон.

И тут же под водою родниковой

Увидел вросший камень музыкант.

С землёю вровень кем-то углублённый,

И тоже, как предыдущий – гигант!

Скрипач не мог соперничать с Иваном.

Тот силушки не знал куда девать.

Зато Давид владел искусно скрипкой

И потому волшебно стал играть.

Тяжёлая твердь, тут же подчинилась,

Сменила направление вода,

Скакун из недр поднялся благовидный.

Таких, Давид не видел никогда!

Не только потому, что был красивый,

Он цветом кожи излучал огонь,

Который, в самом деле, был не жарок.

Скрипач познал то, приложив ладонь

К склонившейся пред ним чудесной морде.

Скакун с большим трудом ещё дышал.

Он выказал, прикрыв глаза, покорность,

И без оглядки прочь не убежал.

Давид же произнёс: «Гуляй на воле.

Теперь ты на свободе, как Булат,

Один из вас находится в неволе.

Быть может, ты подскажешь, где твой брат?»

«Ищи ещё один огромный камень.

Он должен быть всё также у скалы.

Позвать меня захочешь – крикни: «Агний!»

Я вмиг спущусь с небесной высоты» –

Сказал скакун и тут же растворился,

Размяться вдруг решив и погулять.

Скрипач же стал присматриваться дальше.

Он просто так не смел сейчас стоять.

И тут он вдруг припомнил, как когда-то

Он веткой воды тайные искал.

Тогда она заметно наклонилась,

В том месте, где он речку не слыхал.

Теперь он поступил почти что так же.

Ему сейчас мешала лишь вода,

Что память возвращала и бежала

Весёлым ручейком из родника.

Искать в скале поток, казалось странным,

Но рядом с нею не было камней,

Не маленьких конечно, а огромных,