Текст книги "Знаем ли мы свои любимые сказки? О том, как Чудо приходит в наши дома. Торжество Праздника, или Время Надежды, Веры и Любви. Книга на все времена"

Рукопись, полученная на рассвете

Сейчас имя этого писателя, поэта и ученого не слишком известно. Но сказать о нем стоит. Потому что это мы его не помним. А история мировой литературы утверждает, что Адельберт фон Шамиссо (1781 – 1838) – автор знаменитейшей повести «Необычайные приключения Петера Шлемиля» (в ином переводе «Удивительная история Петера Шлемиля»). Конечно, это не чисто сказочная повесть, а романтическая, ибо в то время романтизм был ведущим течением, да и концепция повести абсолютно романтическая. Однако многое в повести сказочно и волшебно, кроме того, в ней использованы старофранцузские, немецкие и даже швейцарские легенды и предания. Правда, надо помнить, что именно тяга к старинным легендам вкупе с бунтарским духом и стала основой романтизма. Однако для нас важно, что «Петера Шлемиля» вполне можно рассмотреть и с точки зрения рождественских произведений, потому что написана эта романтическая сказка как раз к рождественским праздникам 1813 года.

Ф. Вайс. Адельберт фон Шамиссо

Шамиссо по происхождению француз. Его полное родовое имя – Луи Шарль Аделаид Шамиссо де Бонкур. Его отцу пришлось эмигрировать в Германию во времена Французской буржуазной революции, поскольку семья происходила из древнего рода лотарингских дворян. Будущему писателю было тогда пятнадцать лет. Германия стала его второй родиной. Он впитал ее культуру и начал писать на немецком языке стихи, мечтая о поэтической славе. Но семья требовала, чтобы он поступил на военную службу. Шамиссо стал офицером, и ему в полной мере пришлось испытать национальную трагедию – капитуляцию прусской армии перед Наполеоном.

Уйдя в отставку, Шамиссо всерьез занялся литературой. Вместе со своими единомышленниками он создал в Берлине поэтический кружок «Союз Полярной звезды» и редактировал журнал «Альманах муз». Хлебнув сполна жестокости и бездарности прусской военщины, тупости немецкой бюрократии, Шамиссо навсегда становится их ярым противником. Уже его первые баллады, часто написанные в форме народных песен, обличают юнкерскую спесь и бюрократические порядки. Горячий, темпераментный молодой поэт сочиняет и едкие, злободневные эпиграммы, которые очень скоро попадают в список запрещенных произведений.

Многогранный, по-французски живой ум требует знаний. И потому, как только Шамиссо вырывается из армии, он поступает в Берлинский университет. Там он изучает медицину и естественные науки. Активная натура Шамиссо быстро отзывается на все происходящее. Освободительные антинаполеоновские войны находят в его душе горячий отклик. Как и многие немецкие романтики, он обращается к народному творчеству, начинает использовать мотивы и образы немецких сказок, песен, легенд. Это был период расцвета его творчества. Именно тогда написан знаменитый «Петер Шлемиль» (1813, опубликован в 1814 году). Но уже к 1815 году становится ясно: изгнание французов мало к чему привело. Начался еще более жестокий разгул реакции. Шамиссо, может быть, острее, чем другие романтики, переживал это. Но активная, деятельная натура помогла ему преодолеть и эту трагедию. Шамиссо не забылся в мечтах, не ушел в прошлое, разочаровавшись в настоящем, как многие из немецкой интеллигенции, не запил горькую, наконец. Он с головой окунулся в дело.

Узнав, что русский корабль «Рюрик» отправляется в кругосветное путешествие, Шамиссо добился места натуралиста и ушел в море на три года. Как интересно переплетается волшебный ковер жизни! Француз Шамиссо нашел родину в Германии. Пробороздив на русском корабле все океаны мира, он изучил русский язык, русскую культуру, историю. Полунемец-полуфранцуз, он сумел вникнуть и в русское самосознание. Позже он выступит в защиту декабристов. Переведет на немецкий язык отрывки из поэмы Рылеева «Войнаровский». Сам станет сочинять стихи о Бестужеве.

Активная позиция – вот что всегда отличает Шамиссо. Зло, несправедливость, притеснение – его личные враги. Отойдя от мечтаний романтизма, он сумеет взглянуть в лицо реальной жизни. Недаром литературоведы считают, что он «перерос» романтизм и начал тяготеть к реализму. Действительно, Шамиссо начал писать стихи о прачках и вдовах, о нищих бездомных людях и выгнанных собаках. Острую обличительную сатиру – о выродившихся аристократах, о напыщенных вояках. В науке же Шамиссо выдвинулся в ряд известнейших ученых – ботаников и этнографов. В отличие от других романтиков, которые, как Арним, предпочтут искать погибшую гармонию и красоту в старом патриархальном укладе, как Брентано, в идеалах христианской церкви, или же, как Тик, найдут способ совсем неплохого существования в обывательском мирке, Шамиссо навсегда останется убежденным сторонником прогресса. Новый мир – Добра и Красоты – он увидит в неудержимом наступлении будущего:

 
Движенья времени не удержать!
Заря зажглась, чтоб черный мрак прогнать,
Неудержима солнца колесница.
 

В свои пятьдесят семь лет Шамиссо будет полон творческих задумок и планов новых путешествий. Он умрет неожиданно в расцвете творческих сил.

И все-таки не по стихам и активной жизненной позиции войдет Шамиссо в историю литературы, а по «нелепой» истории (так определил ее сам Шамиссо) – опубликованию записок Петера Шлемиля.

• Рукопись «Необычайных приключений» Шамиссо пришла в литературу совершенно сказочным образом. Автор не собирался ее публиковать. Считал годной только для чтения в узком кругу, думал, что широкой аудитории это будет неинтересно. Вот такая творческая скромность!

«Необычайные приключения Петера Шлемиля», издание 1904 года

• Шамиссо даже долго выдавал повесть за рукопись некоего реально существующего господина Шлемиля, который прислал свое творение ему, Шамиссо, просто для ознакомления. Писатель утверждал, что однажды на рассвете его посетил странный посыльный (уже довольно пожилой человек с длинной белой бородой, одетый крайне просто, если не сказать бедно – в старую засаленную венгерку). Он принес дневник некоего Петера Шлемиля, с которым сам Шамиссо некогда был знаком. Не слишком тесно, но все-таки настолько, что не прочесть дневник было неудобно. Вот Шамиссо и прочел, но публиковать рукопись не собирался.

• Но у Шамиссо был верный друг, барон Фридрих де ла Мотт-Фуке (1777 – 1843), тоже романтик, автор фантастических рыцарских повестей и знаменитой стихотворной поэмы «Ундина» (помните перевод В.А. Жуковского?). Фуке и опубликовал рукопись без разрешения Шамиссо. Кто теперь скажет, что он поступил неправильно?

Опубликованная повесть произвела фурор. Ее быстро перевели на все основные европейские языки. А вот Россия запоздала. У нас перевод Самойлова появился в 1842 году в журнальном сборнике «Пантеон литературы».

Повесть «Необычайные приключения Петера Шлемиля» пропитана сказочными эпизодами, фантастическими подробностями. Здесь и сделка с дьяволом – Шамиссо величает его нарочито бюрократически и прозаически – «человек в сером». Здесь и волшебный кошелек, в котором никогда не кончаются денежки, и шапка-невидимка, и сапоги-скороходы. Сказочное и фантастическое смешиваются с бытовым и реальным. Здесь Шамиссо предвосхитил создание так называемой фантастически-правдоподобной сказки, которая будет развита в литературе писателей-реалистов второй половины XIX века, например, Диккенса.

Повесть написана по старинной немецкой легенде о человеке и его тени. Тот же сюжет есть в сказках и легендах других народов, в частности скандинавских. Помните сказку Андерсена об ученом, который потерял свою тень? Ту самую сказку, по которой наш мудрый сказочник Е.Л. Шварц создал свою грустную пьесу «Тень».

Но если в народных сказках человек свою тень терял, то в повести Шамиссо его Петер Шлемиль свою тень продал (что поделаешь, на дворе XIX век – век наживы и ростовщиков). И вот наивный бедняк Петер продал свою тень богатому «человеку в сером».

Шамиссо не скрывает от читателей, что покупателем оказался сам дьявол. Но, спрашивается, зачем тому тень? Чего ему не хватает? Но оказывается, дьявол решил пожить среди богатых людей, в комфорте и роскоши. И все у него есть, а вот тени он не отбрасывает. А в обществе земных богачей тень выступает символом необходимой репутации добропорядочности. И человек без тени, то есть без этой должной репутации, теряет в обществе свое место. Дьявол даже не постеснялся объяснить Петеру, как тот может получить свою проданную тень обратно – в обмен на душу. Но Шлемиль не стал возвращать проданное. Ведь он уже понял, что в мире, где тень ценится дороже чем все человеческое достоинство, дороже доброты и любви, он, Петер, не сможет быть счастлив. Мир, где ради обладания призрачными тенями люди готовы предать друга, отречься от любимого, как сделала невеста Петера, уже не привлекал героя Шамиссо.

В обществе трезвых, расчетливых людей с холодными сердцами человек с живым сердцем никогда не сможет ощутить себя счастливым – именно такой вывод делает для себя Петер Шлемиль. И потому Шамиссо так странно заканчивает повесть: его Шлемиль, надев семимильные сапоги, уходит из царства теней-людей в царство природы, единственной, которая в этом затхлом мире сохранила свои настоящие, бессмертные ценности.

Используя свои семимильные сапоги, Петер бродит по земле, изучая ее флору, фауну, пишет труды «История видов растений Старого и Нового Света», «Вся флора земного шара» и собирается выслать свои рукописи в Берлинский университет. Такой выход найдет Петер Шлемиль. Он не станет ныть, проклинать или бесплодно мечтать. Он займется работой. Как и сам Шамиссо.

• Шамиссо не только автор многих естественно-научных идей. Он еще и открыл в своих путешествиях 80 видов новых растений и описал их с научной точки зрения. Растения даже получили его имя: есть ива Шамиссо, есть жимолость Шамиссо и много-много других.

• Его заслуги как путешественника и естествоиспытателя столь велики, что один из островов в Чукотском море назван в его честь – остров Шамиссо.

• Мало кто даже подозревает, что Россию с Шамиссо связывает не только история путешествий и мореплавания. Вот кто бы мог подумать, что именно стихи Шамиссо легли в основу русской народной песни, а скорее даже романса «Окрасился месяц багрянцем»? Этот шедевр городского романса исполняли наши величайшие певицы: и Анастасия Вяльцева, и Надежда Плевицкая, и Лидия Русланова. Жив романс и сейчас. Звучит и в домашнем пении, и с эстрады.

• На самом же деле это перевод баллады Шамиссо «Ночная прогулка», выполненный в 1884 году поэтом-переводчиком Дмитрием Минаевым.

• Забавно, но имя композитора романса сохранилось во времени. Это Яков Федорович Пригожий (Пригожев) (1840 – 1920), живший в Москве и написавший много удачных романсов, которые он сочинял для своего брата – артиста оперетты Адольфа Пригожева. А вот про текст романса «Окрасился месяц багрянцем» все дружно пишут: слова народные. Выходит, что Шамиссо – наш народный российский поэт и сказочник.

Сказка в интерьере отчаяния

А КОГДА ПРОБЬЕТ ЗВОНОК: БИМ-И-БОМ! – ПОДХОДИТ СРОК. НЕ ПУГАЙСЯ, МОЙ ДРУЖОК. БЬЮТ ЧАСЫ И В СРОК И КСТАТИ НА ПОГИБЕЛЬ МЫШЬЕЙ РАТИ.

Эти странные, то вкрадчивые, то пугающие стишки произносит маг и волшебник Дроссельмейер, вынужденный притворяться обычным то ли чиновником, то ли часовщиком-любителем. О, волшебникам частенько приходилось маскироваться – не любят люди волшебников! Уж это автор сказки «Щелкунчик и мышиный король» Эрнст Теодор Амадей Гофман знал по собственной жизни. Это ему всю жизнь приходилось скрывать, что он – сказочник, и выдавать себя за чиновника средней руки или за служащего заштатного театра.

Это сейчас мы читаем его сказки, то замирая от ужаса, то потешаясь до колик, то сострадая до слез. А современники считали его «пренеприятнейшим типом», «маленьким человечком, вечно ходившим в одном и том же поношенном фраке». Им и привидеться не могло, что перед ними – сказочник-романтик.

Э.Т.А. Гофман. Автопортрет-фронтиспис к «Фантазиям в манере Калло»

Сегодня его называют великим и мерзким, служащим Богу и дьяволу. Взывающим к самым высоким порывам человеческой души и подробно живописующим всю низость, до которой может скатиться человек. В одном лице он – фантазер и философ, лирик и обличитель.

Великий немецкий писатель-романтик Эрнст Теодор Амадей Гофман (1776 – 1822) – человек-легенда. Добавим сразу – легенда не из приятных. Так же как выдуманный им Щелкунчик – оскаленный деревянный карапуз, изумленно вытаращенный на мир Божий. Пока узнаешь, что это – заколдованный принц, пока разглядишь прекрасное лицо, спрятанное за деревянной личиной, пока поймешь, как можно его расколдовать… Глядь, а отвратительная маска уже прилипла к телу – не отдерешь!

Сама личность Гофмана парадоксальна. Мечтал стать композитором – даже свое третье имя Вильгельм поменял на Амадей (в честь обожаемого Моцарта), – а стал писателем. Мечтал заниматься романтическим творчеством, а вынужден был служить на самых скромных чиновничьих должностях. Мечтал быть притягательным собеседником, душой компании, человеком приятной наружности, наконец, а окружающие видели его едким дурным насмешником, неприятным уродцем, прозванным «обезьяной». Мечтал от удушающей обыденности скрыться в волшебстве фантазий, а понял, что действительность превращается в жуткую фантасмагорию.

Всю жизнь страшные уроки судьба преподавала Гофману. Может быть, она хотела заставить его писать – сказки и истории, романы и новеллы. Это он, Гофман, впервые в литературе создал готическую фантастику, триллер, исторический детектив. Каждый из этих ныне немыслимо популярных жанров может считать Гофмана своим прародителем. А он, чудак, не хотел никакой литературы, но мечтал стать знаменитым композитором. Но произведения его проваливались. А после премьеры его оперы «Ундина» в Берлине даже сгорел весь театр. Но что же делать, если вместо известного музыканта Судьба готовила ему путь литературного гения?!

Когда человек идет против воли Судьбы, его поначалу подтолкнут в нужном направлении, ну а если не поддается – безжалостно развернут куда следует. А то, что у него будут хрустеть кости и болеть душа, Судьбе не интересно. Она-то знает, зачем послала сюда Гофмана: писать сказки – страшные и веселые, фантастические и мистические.

А ведь среди его огромных философско-мистических романов, исторических повестей и прочих «серьезных вещей» сказки занимают наискромнейшее место – их всего шесть: «Золотой горшок», «Песочный человек», «Крошка Цахес по прозванию Циннобер», «Королевская невеста», «Повелитель блох» и шедевр – «Щелкунчик и мышиный король».

О странной – трагической и парадоксальной – жизни этого великого немецкого писателя, музыканта, музыковеда, художника мы говорили подробно в прошлой книге. Кто хочет узнать о том, сколько нужно «заплатить» судьбе за гениальность, – почитайте. Сегодня у нас другая тема. У нас – Рождество. А значит, речь о самой светлой сказке Гофмана «Щелкунчик и мышиный король» (1816).

Вспомним, как начинается сказка. Глава первая – «Елка». В сочельник в немецком семействе Штальбаум, живущем в Берлине, наряжают елку. Детей в волшебную «елочную» комнату не пускают, и они томятся в другой маленькой комнатке.

А кто знает – какой день называется сочельником?

Не отвечайте сразу – подумайте. Вопрос с подковыркой. Рождественский сочельник вовсе не день! Это канун (навечерие) перед Рождественской ночью. То есть у немцев, про которых сочинял сказку Гофман, это вечер 24 декабря, ну а 25 декабря Рождество. У нас это вечер 6 января (24 декабря по старому стилю). А 7 января (25 декабря по старому стилю) будет Рождество. Правда, все это несколько условно. Известно же, что Христос родился со Звездой – значит, в ночь с 24 на 25 декабря (по нашей церковной традиции – в ночь с 6 на 7 января).

А откуда название – сочельник?

В этот день – последний день Рождественского поста – ели блюдо «сочиво», приготовленное из пшеничных зерен, размоченных соком (сочем, отсюда слово «сочиться») семян.

В этот чудесный и святой вечер и начинается волшебство в обычном берлинском доме. Не в некотором царстве и некотором государстве, а во вполне реальной семье XIX века, современной Гофману. Брат и сестра, Фриц и Мари Штальбаум, ходят по обычным улицам Берлина, ждут праздника, смеются, переговариваясь. А сказка уже, оказывается, рядом.

П.К. Гейсслер. Иллюстрация к сказке «Щелкунчик и мышиный король»

У детей есть любящие родители и обожаемый крестный – господин Дроссельмейер, который на каждое Рождество (ведь тогда именно Рождество было главным праздником, а не Новый год) дарит им замысловатые подарки – эдакие технические новинки своего времени, ведь он хоть и служит где-то чиновником, но по натуре романтик, к тому же еще и часовщик-любитель. То создаст замысловатый сад, где гуляют крошечные механические человечки, а то и вовсе выстроит большой замок, в залах которого танцуют куколки, а перед замком плавают лебеди в озерце размером с ручное зеркальце. И через равные промежутки времени двери замка открываются, и оттуда выходит человечек (ну точная копия самого крестного!) и раскланивается, сняв шляпу. Конечно, дети замирают от восторга перед такими сложнейшими механическими творениями. Однако быстро теряют интерес, ведь с эдакой сложной игрушкой не поиграешь. Как говорит Фриц – неинтересно! Ну вышел бы человечек хоть раз из другой двери, но он не может. Да и родители волнуются – а ну как Фриц и Мари испортят сложную игрушку. Словом, творение господина часовщика убирается в особый шкаф, как самый ценный новогодний подарок.

Но оказывается, что самый любимый подарок – не роскошная игрушка, а простой Щелкунчик, которого находит Мари.

Вопрос главный:

А что это за игрушка – щелкунчик?

Ответ прост – это вообще не игрушка. Щелкунчиками (щелкунами) раньше назывались приспособления для колки орехов. Мастера-выдумщики типа господина Дроссельмейера любили придавать этим простым приспособлениям искусные формы. Вот и Щелкунчик, которого забрала себе Мари, был сделан из дерева очень искусно – в виде реального крошечного человечка с огромным ртом, острыми зубами и деревянной косичкой, которую человечек носил на старинный манер. Орех вставлялся Щелкунчику в рот, его нижняя челюсть оттягивалась за косу и резко отпускалась. И тогда острые зубы Щелкуна легко справлялись с любым орехом, раскалывая скорлупу и очищая ядрышко.

О солдатиках мечтал Фриц в «Щелкунчике». Старинная открытка

И почему умница и красавица Мари из всех игрушек выбрала самую страшненькую?! Ведь мало того что Щелкунчик, как и все его собратья, неказист, безобразен, росточком не вышел, но за ним же еще и охотится противнейший и страшный мышиный король. Но именно этот деревянный уродец и покоряет сердце девочки – своей храбростью, умом и, наконец, верной любовью, которой он окружает свою юную даму сердца. Вот только кто поверит, что знакомство со Щелкунчиком и его трагическая битва с мышиным войском произошли наяву? Даже сама Мари считает, что дело, кажется, происходит во сне. Однако когда она, запустив в противного мыша своим башмачком (какой отзвук Золушкиного башмачка – не находите?), падает со стула и ранит себе руку, то неожиданно понимает, что все это происходило не в «некоем царстве или во сне», а в реальном мире, в комнате, где стоит наряженная елка.

Что ж, «Щелкунчик и мышиный король» – особая сказка, рождественская. В Европе издавна справляли именно Рождество, а не Новый год как Главный праздник. К Рождеству украшали дом, на этот праздник собиралась вместе вся семья. И Рождественская ночь считалась самой волшебной в году. Вот и в доме Мари произошло рождественское чудо – она встретила Щелкунчика.

Традиция издавать к Рождеству сказки и вообще новые книги – давняя в европейских странах. Многие писатели сочиняли свои сказки и истории именно к этому празднику. К Рождеству писали свои сказки Диккенс и Теккерей, Льюис Кэрролл, о котором мы будем говорить позже, тоже издал свою «Алису в Стране Чудес» к этому Главному празднику. Впрочем, все названные писатели предъявят миру свои сказки потом. И в их сказках, в отличие от народных или сказок Перро, действие будет происходить в реальном мире с реальными людьми, которые неким волшебным образом попадут в сказочные обстоятельства. Помните, как в «Рождественских повестях» Диккенса к герою придет Призрак, а девочка Алиса переместится в Страну Чудес?

П.К. Гейсслер. Иллюстрация к сказке «Щелкунчик и мышиный король»

Но именно Гофман первым сделает главное сказочное открытие – перенесет место действия сказок, ночных повестей и других своих фантастических видений в реальный конкретный современный мир. До него-то – помните? – герои сказок и Перро, и Гриммов жили в волшебных странах. А вот уже после сказок Гофмана практически все писатели-сказочники, фантасты и мистики (вспомним хотя бы творчество Андерсена и Булгакова, Экзюпери и Роулинг) поймут, что самые необыкновенные чудеса – светлые и добрые, пугающие и зловещие – происходят в реальной жизни с обычными людьми. Но первым это заметит Гофман.

Герой его сказки, обычный чиновник и часовщик-любитель, крестный Мари господин Дроссельмейер, окажется влиятельным волшебником, чей любимый племянник-принц превращен злобной королевой Мышильдой в уродца Щелкунчика, и только са моотверженная любовь Мари может его расколдовать.

Но кто же такой господин Дроссельмейер?

Догадываетесь? Конечно же в его образе Гофман изобразил самого себя.

Это он, Гофман, в быту был опытным юристом и очень способным чиновником. Но в мечтах видел себя совершенно иным – не перебирающим скучные бумаги «в присутствии», а создателем искусств – и в первую очередь обожаемой музыки. Как часто он мечтал о том, чтобы стать настоящим волшебником. В жизни он тоже умел чинить часы, как господин Дроссельмейер. И служил в присутствии, как тот. Но вот волшебником был только в мечтах.

Он и в сказках мечтал об истинном герое. Это может быть студент, или журналист, или литератор, как сам Гофман. Именно такие герои-энтузиасты, порывистые и мечтательные, смогут защитить искусство от обывателей-филистеров, которые губят поэзию и музыку, философию и живопись. Они губят все, что превосходит их узкое понимание «добропорядочной» жизни. И вот Гофман первым в мире вывел на страницы своих сказок нового героя – интеллигента. И его герой оказался способен не только учиться чему-то и учить других, но и вступать в схватку со злом и даже побеждать.

Уже в первой сказке Гофмана «Золотой горшок» студент Ансельм в конфликте прекрасного искусства и пошлой действительности встанет на защиту поэзии и любви. Другое дело, что у него получится… Для этого нужно прочесть саму сказку. Но ведь главное – начать.

А вот и любимый герой-энтузиаст Гофмана – студент Бальтазар из сказки «Крошка Цахес, по прозванию Циннобер». Как думаете, кого изобразил насмешник Гофман в образе студента, изучающего естественные науки и активно вступающего в борьбу со злым уродцем Цахесом? Можно дать подсказку – это друг Гофмана, коллега по литературному кружку «Серапионовы братья», рассказавший множество историй о своем кругосветном путешествии, да так интересно, что Гофман написал об этом несколько рассказов (например, «Хайматохаре» – о нежной страсти королевы Гавайских островов к приплывшему из далекой Европы натуралисту). Не догадываетесь? Это – Шамиссо. Да-да, деятельный, активный энтузиаст-натуралист-писатель был истинным другом мечтательного и робкого «неудачника» Гофмана.

Как вы думаете, с кого Гофман списал свою Мари из «Щелкунчика»?

Нашлась в мире добрая душа, бескорыстно полюбившая Гофмана, – это была детская душа. Детям ведь все равно, красивы взрослые или не очень, богаты или нет. Дети любят за доброту и справедливость. Разве не за это двенадцатилетняя героиня Мари полюбила ужастика-Щелкунчика? Да она согласилась на все, чтобы помочь несчастному уродцу. Мари стерпит и насмешки нахального братца, и неверие родителей. Она даже принесет в жертву мышиному королю (а ведь это чудовище начнет угрожать, что сгрызет Щелкунчика!) самое дорогое, чем обладает, – сахарных куколок, книжки с картинками и даже праздничное платьице. Особенно жаль будет девочке марципанового юношу – сладкое земное создание. Но, немного поплакав, она пожертвует и им ради Щелкунчика. Вдумайтесь, девочка отдала все свои земные привязанности ради призрачной фантастической мечты!..

Дети любуются рождественской елкой. Старинная открытка

Эта девочка действительно существовала, и звали ее Мари – Мари Гитциг. В 1816 году, когда выйдет сказка «Щелкунчик и мышиный король», реальной Мари будет двенадцать лет.

Cемейство Гитциг – добрые друзья Гофмана. С самим Юлиусом Эдуардом Гитцигом писатель знаком еще с юности. Именно Гитциг станет впоследствии первым биографом Гофмана. Так что дружба эта выдержана десятилетиями. Гофман ходит в дом к другу, как в свой. Он гуляет с его детьми, рассказывает им сказки, учит рисовать и занимается с ними музыкой, мастерит игрушки. Словом, он – реальный сказочник и волшебный мастер Дроссельмейер. Мари, третья дочь Гитцигов, в реальной жизни становится не только крестницей Гофмана, но и его любимицей – ведь в ней он попытается найти свою дочку, которую потерял в войну.

П.К. Гейсслер. Иллюстрация к сказке «Щелкунчик и мышиный король»

Мари, капризная при родителях, с Гофманом ведет себя как пай-девочка, слушается его во всем. Она называет Гофмана «своим маленьким крестным», ведь он – невысокого роста. И еще Мари рассказывает всем, что ее «маленький крестный» очень красив и умен, просто никто этого не замечает. Это ничего вам не напоминает, дорогие читатели? Да-да, вы не ошиблись в ощущениях – девочка видит в своем неказистом крестном своеобразного заколдованного Щелкунчика, в котором окружающие, увы, не находят прекрасного принца.

Удивительно ли, что Мари мистическим образом разделит судьбу крестного? Она вырастет красавицей и умницей, все будут пророчить ей радостную и счастливую жизнь. Но в июле 1822 года она скоропостижно умрет, и это случится спустя месяц после смерти Гофмана… Может быть, не стоит брать в сказочные героини реальных детей?

Увы, Гофман всегда знал, что мир сказки и жизни перепутан, что эта странная многомерность миров, реального и волшебного, ни к чему хорошему обычно не приводит. И Добро и зло существуют в том же нерасторжимом единстве, что Волшебство и Реальность.

За год до «Щелкунчика», который входит в цикл «Серапионовы братья», Гофман создаст цикл «ночных повестей» – «Ночные этюды». Это самые жуткие сказки Гофмана, сказки-оборотни, которые и положили начало термину «дьявольская гофманиада». Самая страшная сказка – «Песочный человек» – имеет в рукописи дату «16 ноября 1815 года, час ночи». Но не о времени суток идет речь, но о времени тьмы, черноты, непостижимости и тайны в поступках, стремлениях и душе человека. Гофман понял, что так же, как волшебство живет в окружающей нас реальности, ночное, кошмарное, темное существо человека дремлет в его обычной «дневной» жизни. Так же как в дневном Берлине, Дрездене или Париже таится и ждет своего часа ночной город со своими стремлениями, законами и ночными жителями. И такой «ночной» черный человек всегда может выйти и начать свою ночную жизнь – с ее темными предчувствиями, кошмарами и галлюцинациями.

Так каков же финал «Щелкунчика» – сказки для детей и о детях, где волшебный мир мечты наполнен яркими красками и чудесами? Победив мышиного короля, Щелкунчик ведет Мари в свое сказочное королевство, где есть и Рождественский лес, и Лимонадная река, и город-столица Конфеттенбург, где Мари, некогда пожертвовавшая своими сахарными куклами и пряниками, обретает огромный Марципановый замок. Но вдумайтесь – не слишком ли приземленным оказалось это «волшебное королевство», не очередной ли это сон экзальтированной девочки? И хотя наутро в дом Штальбаумов приходит юный племянник господина Дроссельмейера, очаровавший семейство тем, что преотлично щелкает для всех орешки, а потом этот приятный молодой человек признается Мари в том, что он и есть уродец Щелкунчик, расколдованный силой ее любви, – все равно, несмотря на это чудесное знакомство, в финале сказки появляется некая недоговоренность, а может, даже и обреченность. Ну не стыковывается жизнь со сказочными принципами. И сказка вечно разворачивается в интерьере отчаяния.

Щелкунчик превратился в прекрасного юношу. Старинная открытка

Не потому ли часто в интерпретациях этой сказки (в драматическом театре, на балетной сцене, в фильмах и даже поразительном по красоте и движению рисованном мультфильме режиссера Б. Степанцева) хороший конец размывается, уступая место вопросу: а было ли все это или только пригрезилось героине? В балете великого композитора П.И. Чайковского уже в середине действия появляются драматические черные ноты, а финал вообще поражает трагизмом. Кажется, сюжет благополучно завершился – Мари приехала в Сказочную страну, но в музыке звучит такое отчаяние и трагизм, что несложно домыслить – все это девочке только грезится. А вот когда она очнется, наступят серые и заунывные будни. Если она, конечно, очнется от своего завораживающего волшебного сна…

Но так хочется праздника, принца на белом коне, хоть и в виде Щелкунчика, Марципанового замка. Если приглядеться, «Щелкунчик» – самая светлая и легкая сказка Гофмана. Его надежда на чудо, которого он сам так и не испытал в жизни.

• По количеству интерпретаций и воплощений на сцене и экране «Щелкунчик» уступает только «Золушке». Это наилюбимейшая сказка мира.

• В России перевод сказки появился одним из первых – в 1835 году. Весь мир

еще не верил, что Гофман – гений, а Россия уже понимала это.

Трудно найти еще одну страну, которой, как нашей России, были бы так близки «странные сказки» Гофмана. Его традиции ощущались в творчестве целой плеяды русских романтиков – здесь и В. Одоевский (помните его «Мороза Ивановича»?), и Антоний Погорельский (о нем речь дальше). Правда, лучшие образцы русской фантастической прозы – все же явления совершенно самобытные, поскольку основаны на наших легендах и поверьях. Но традиция чувствуется. Да и как ей не чувствоваться, когда вся наша российская жизнь – чистая гофманиада, с ее трагическим переплетением Добра и Зла, реальности и фантастики?! Достаточно вспомнить первые строки двух сочинений, в разное время перевернувших мировоззрение целых поколений.

«В день вознесения, часов около трех пополудни, через Черные ворота в Дрездене стремительно вошел молодой человек…» Это – Гофман, «Золотой горшок».

«Однажды весной, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина…» Это – Булгаков, «Мастер и Маргарита».