Текст книги "Нам здесь жить"

Большинство пострадавших – студентки медколледжа. В колледже (бывшем медучилище. – Е. К.) одновременно учатся 400 студентов, и 350 из них – девчонки 17–20 лет. Недавно открылся набор с 9-го класса, были даже младше.

Особо понравившихся девочек выслеживали неделями. Они меняли номера телефонов, квартиры, начинали передвигаться исключительно на такси. Не помогало.

Для приезжей девочки немыслимо погулять на улице одной. Ходить – стайками. Смотреть лучше под ноги. Если сделать вид, что разговариваешь с кем-то по телефону, может, пронесет.

«Выходить в центр» – особое понятие в станице. Это не только присутственные места – «пятак» (центральная площадь), клубы, кафе, бары, парк Ленина, где гуляет местная молодежь, но и просто – улицы. В центр нельзя было «татарам» (молодежи из «татарского» района Кущевки, враждующего с цапками). Приезжим девочкам – очень рискованно. «Татары» отправлялись в травматологию, девочки…

«Главное – не хамить, – говорят девочки. – Они от этого просто звереют».

Вот немного кущевского быта:

«Вова Беспредел до того, как жениться, жил с мамой, напротив первой школы. На занятия идут – он стоит, высматривает. Я тогда общалась с цапковским и позволяла себе наглости. Говорю: «Жертву себе высматриваешь?» Он говорит: «Смотри, язык оторву». Обратно иду: он снова стоит. И вся молодость моя так: Беспредел в бегах – девчонки выходят, Беспредел в Кущевке – прячутся все».

«Сплю уже. А у нас кровати в ряд поставлены. Слышу: заходит Гуров. «Катя, пойдем». Катя такая: «Я сплю, я не пойду». Он говорит: «Не доводи. Встала, пошла». Она встала, начала одеваться. Он бы убил ее, если бы она не послушалась. Она одевается – медленно, тянет время. А он по комнате ходит, над девчонками. Все затаились.

Останавливается надо мной. Я вообще не дышу. Он долбает ногой по кровати: «Кто это?» Катя: «Не трогай, ты ее не знаешь». Вещи все свои в охапку сгребла: «Пошли-пошли». От меня отводила. Мы дружили, понимаете?»

«Цеповяз спрашивает вахтершу: «Когда пара заканчивается?» А я понимаю, что за мной. Бегу наверх, к классной своей, Светлане Павловне. Она на занятиях. Я ее выдергиваю и плачу, плачу. Говорю: «У меня проблемы, ищут». А она смотрит на меня, как на говно: спустись в учебку, там разберутся. А то я не знаю, как разбираются. Я в спортзал. Сидела там, пока не уехали. Потом на такси до училища, такси после. Потом перестала ходить. Потом меня вызывают – либо отчисляем, либо по собственному. Ушла по собственному».

«Выбросили их у медучилища в шесть утра. Они погуляли-погуляли и на занятия пошли».

«Четыре дня. Шли с девчонками из магаза. Тормозит машина Гурова. Мы бежим. В «Магнит» забегаем, недостроенный еще был. Понимаем, что Элька там осталась, не успела. Между блоками спрятались, ее ждем, чипсы хаваем».

Маленькая лингвистическая деталь: изнасилованных девочек в Кущевке называют «отходами». Быть изнасилованной – это несмываемый позор. Не для насильника – для девочки. С ней не общаются «приличные». Ее не берут замуж.

Жизнь девушки, признавшейся, что ее изнасиловали, доламывалась родителями, сверстницами, парнями, милиционерами даже без участия цапков.

Девочка 22 лет рассказывает о своей сверстнице, пытавшейся подать заявление: «С Ленинградской приехала. Выходит: юбка-жопа-наружу. И розовый бант! На ней же написано! Ходит царицей… А потом говорит, что происходит изнасилование. Она же сама себя так поставила. Она выпрашивала этого.

Деревенские эти… Девчонки, которые ничего не видели. Вырвались из деревни в криминальную станицу. Звезды… Их чесали в тачки, катались, ездили по ресторанам, отдыхать. А потом говорят, что их щемят. А почему их, а не нас. А мы за собой цену знаем…»

Сочувствия у кущевцев изнасилованные девчонки не вызывают. Вообще. Кажется, что постоянное, фоновое насилие в Кущевке давно стало нормой. Многие «благополучные» девчонки признавались, что их парень или даже его родители могут им «дать леща» за плохое поведение. Некоторых систематически избивают: не цапки – приятели, мужья, знакомые. О мелочах – запретить выходить на улицу, встречаться с подругами, ходить на дискотеки – даже речи не идет. Это – естественное право сильного решать за слабого. Мужчины – за женщину.

Изнасилования – это не тема для обсуждения. Обсуждать такие вещи неприлично и неприятно. Даже если это произошло с близкими. Девочка, которая сидела в соседней комнате, когда насиловали ее подругу, сформулировала причину общего молчания так: «Не нужно задумываться об ужасах, это разрушает личность. Нужно во всем искать позитив».

Нужно сказать еще и о «цапковских девочках». Это девочки, которые «официально» встречались с цапками. Многие – по принуждению, некоторые – из желания найти крышу. Это их не спасало. Вся Кущевка знает про Марту (имя изменено. – Е. К.), которая два года жила с Колей Цапком. Потом она ему надоела, и он отдал ее «на общак». Две недели девушку насиловали. Она выжила, сейчас живет за пределами края, смогла выйти замуж, родила.

От «цапковских» можно услышать удивительные вещи вроде: «Беспредел похож на Диму Билана», «Гуров – мальчик-мечта: брюнет с голубыми глазами». Шпионят в пользу цапков. Достают телефоны и адреса «замеченных» девчонок.

Став «цапковской», очень сложно вырваться из этой среды. Женя Гуров жестоко избил девушку, которая решила бросить его спустя два года «встреч». 16-летнюю школьницу больше месяца выхаживала местная травматология. Она сменила номер телефона, вся семья уехала из Кущевской. Сейчас вернулись. Я разговаривала с ней в присутствии ее мамы. Девушка и мама долго описывали Гурова как «нежного и вежливого». Избиение отрицали. И их сложно винить: в 2002-м Виолетту Климову, решившую порвать с цапком Вадимом Палкиным, нашли у храма, в реке – избитой, изнасилованной и задушенной.

Знали ли родители, что происходит в Кущевке? Как правило, нет. И молчание – это выбор девочек. «Мама бы первая назвала меня блядью. Отец убил бы». «Я не хотела, чтобы мама нервничала. Они же далеко». «Я хотела доучиться. Я хочу быть фельдшером. А так меня бы забрали». «Папа влез бы, и его бы убили. Лучше молчать». «За медучилище маме все рассказывала моя старшая сестра. И меня все равно туда отправили. Что ей теперь говорить?»

Следаки, прикомандированные из Краснодарского края, говорят, что 220 изнасилований – цифра, озвученная СМИ, – нереальна. Помощник руководителя следственного управления краевого СК Иван Сенгеров говорит, что следователи подняли все заявления об изнасилованиях за последние 10 лет (количество заявлений не оглашается. – Е.К.), возбуждено 2 новых уголовных дела. Но что с теми, кто не написал заявление? «Мы работаем», – говорит Сенгеров.

«Нас собрали в актовый зал, – рассказывает студентка медколледжа. – Вышел милиционер. Говорит: «Кого здесь изнасиловали?» А в зале десятка два цапковских девочек сидят. Мы на них смотрим и говорим: «Никого»». Дорогие следователи, допрашивайте студенток поодиночке. Оптом не получится. И затребуйте список отчисленных или ушедших за последние 20 лет. Поговорите с ними.

Я считаю, что изнасилований было куда больше, чем 220. Только за 2008–2010 годы в кущевскую милицию было подано 47 заявлений (уголовные дела, кстати, возбуждены только по двум). Банда орудует 20 лет. Но большинство пострадавших девушек в милицию никогда не обращались. И не обратятся. Даже когда задержат Вову Беспредела, который пока на свободе. Даже если посадят ментов, не принимавших заявления. Потому что: «Есть такая хорошая русская пословица: сучка не захочет – кобель не вскочит».

Это говорят учителя. Они – соучастники.

Учителя

– По нам проехались танком, – говорит директор медколледжа Николай Васильевич Третьяков. – Вся эта грязь в СМИ… А у нас недобор. Нам такую репутацию создают. А не будет студентов, не будет рабочих мест. Закроется колледж. Мы же на государство работаем. Обеспечиваем кадры…

Медсестра – это не врач. Во-первых, гораздо ниже зарплата и тяжелый физический труд. Во-вторых, «это исполнители. Им думать не надо. Мы учим их, что делать: как переворачивать больного, как делать уколы… Отрабатываем движения. Медсестра должна четко и быстро выполнять указания – и все».

Директор говорит, что Цапка знал исключительно как депутата. Что «мало ли какие машины подъезжают к училищу». «За все это время у нас было только два изнасилования и одно преследование, и мы знаем об этих случаях».

Директор достает синенькую папку, набитую документами. Документы уже много лет собирает секретарь. Это вырезки из газет, внутренние протоколы о проводимых в колледже мероприятиях, служебные записки и распоряжения. Николай Васильевич говорит, что «папочка эта не раз спасала» и спасет сейчас.

Содержимое папочки прямо противоречит словам директора о почти полном его неведении. В папочке есть информация «об известных случаях притеснения студентов Кущевского медицинского училища за 2004–2005 годы». Два изнасилования, три избиения, четыре преследования, два принуждения к сожительству, шесть случаев домогательств, три ограбления… Студентку 2-го курса затащили в машину. Она выпрыгнула на полной скорости. Ее затащили обратно… В 14 случаях потерпевшие писать отказались. В двух заявления отказались писать родители (потерпевшие были несовершеннолетние). В случае группового изнасилования милиция отказалась принимать заявление несовершеннолетней студентки. На коллегии тогдашний начальник милиции Финько назвал проблему безопасности студентов училища «высосанной из пальца». Если коротко – ни одно дело не дошло до суда.

В той же справке зафиксировано, что по вопросам безопасности студентов администрация училища обращалась к районному депутату Цапку С.В.

– То есть мы все делали, – говорит директор очень тихо. – Что мы могли еще?

Колледж боится репрессий. Уже приезжала проверка – психологи из Краснодара и почему-то налоговая (в станичном институте, откуда поступали заявления об изнасиловании, налоговики тоже побывали). Налоговики замеряли помещения, психологи замеряли психологический климат. По словам студентов, и те и другие разговаривали только с преподавателями. Что там накопала налоговая, не знаю, а краснодарские психологи нашли, что «климат в колледже замечательный». Рада за психологов.

Со мной учителя были откровеннее.

Преподаватель колледжа: «Вот парк наш (парк Победы, рядом с медучилищем. – Е.К.) – цапки ездят по нему как хотят, увидят девчонку и наперерез… А когда Коля был жив, они заходили в училище как к себе домой. Дверь ногой открывают, идут по коридору. Заглядывают в классы, ищут, кого им надо. Или просто, пальцем: ты, ты и ты – с нами пойдешь.

Всегда вижу – молюсь: только б судьба моя с ними меня не пересекла. Однажды я только попыталась воспрепятствовать. Коля Цапок в класс идет, девчонок брать. А я встала у него на пути и стою. Он ухмыляется, достает из кармана цепь и начинает передо мной раскручивать. И я обмерла. Что я – против такой физической силы? Вижу: физрук мимо идет. Мимо, мимо… Я его потом спрашиваю: «Почему не ты, мужик, а я встала у него на пути?» Он говорит: «У меня дела были». Может, и правда – дела… Но я больше уже не препятствовала. Как?

Вот была у нас девчонка отчаянная такая. В машину ее затащили, а она на скорости выскочила. Разодранная вся. Как коленки целы остались? И далеко она от них ушла? Никуда не ушла.

И не знаешь сразу. Девочки пропадают – болеют или где. Потом появляются. И забирают документы. Или учатся, но плохо, их отчисляют. Стыдно им, когда изнасиловали. Молчат. И мы молчим. И нам стыдно».

Учитель школы № 4: «Как дискотека в школе, приезжают на стоянку. Мы знаем, что раз приехали, девчонок выбирают. Патрули милицейские мимо них проходят, отмечаются в кабинете у директора и в сторону. А цапки знают, что мы учителя, нас не трогают. Но нервное напряжение такое в воздухе появляется… Девчонки боятся, некоторые уходят в туалет. Да, мы пускали цапков на дискотеку. Но многие из них – наши бывшие ученики или друзья учеников, то есть мы их в таком качестве пускали. Скромных девочек они не брали, брали ярких. Прямо у дверей они девочек не забирали, но там на выходе за территорию есть темный пятачок, где паркуются машины. И что там делается, ни милиция, ни мы не видим. Потому что там темно. Уже после убийства в школу приезжал краевой прокурор, говорил: «Не можете обеспечить безопасность, не проводите дискотеки». Но это же плановое мероприятие – дискотеки. Может, нам еще и уроки отменить? И вообще – в каком это смысле учителя отвечают за безопасность детей? А кто за нашу безопасность ответит? За мою?»

Преподаватель института выразилась еще круче: «Я не отрицаю, что это коллективная ответственность. Что это происходило все. Но нас с 37-го года приучили молчать». Такой вот аргумент.

Все учителя говорят, что до случая с Крошкой они еще пытались «как-то» бороться. А потом «все понятно стало».

Крошка

Крошка – это фамилия.

Галина Ивановна Крошка, ректор Северо-Кубанского гуманитарно-технологического института, базирующегося в Кущевской, первая и единственная за эти годы озвучила фамилию Цапка.

В октябре 2005 года заявление, подписанное 170 студентами института, было отправлено губернатору, краевому прокурору, начальнику краевого ГУВД и в «Российскую газету». Студенты рассказывали о зверских избиениях и ограблениях. Слово «изнасилование» произнесено не было. Но на студенческом собрании, на котором присутствовала журналист «Российской газеты» Татьяна Павловская, нашлись девочки, которые не побоялись рассказывать. Последовали статьи (правда, фамилия Цапка была в них изменена), за ними милицейско-прокурорская проверка из Краснодарского края. Было возбуждено 11 уголовных дел на сотрудников милиции. Начальника милиции Финько перевели в Обинский район, прокурора Кваснюка перевели в аппарат краевой прокуратуры… Цапок остался на свободе.

Иван Сенгеров был одним из следователей, проверявших работу кущевской прокуратуры, говорит, что фамилия Цапка не фигурировала в материалах проверки вообще.

Цапки между тем передавали через студентов угрозы. Окна на первом этаже разбивали кирпичами с записками.

Через четыре месяца после этого обращения следственной группой Александра Ходыча (глава кущевского РУБОПа и кум Сергея Цапка. – Е.К.) возбуждено уголовное дело против Галины Крошки и сотрудницы института Натальи Сивцевой. Следствием было установлено, что Крошка и Сивцева – это организованная преступная группировка, торгующая липовыми дипломами. Год Крошка провела в СИЗО, потом родные смогли оспорить решение судьи, и меру пресечения сменили на подписку о невыезде. Но затем от двух бывших сотрудников РОВД поступила жалоба на угрозы, и Крошка снова оказалась под стражей. В заключении она пережила два инсульта. Затем ее перевели в психиатрическую больницу. Галина Крошка сошла с ума.

Наталья Сивцева до сих пор сидит. Кущевский судья Шаповалов дал ей 7 лет.

Милиция

Последние десять лет кущевские менты вспоминать не хотят совершенно.

Зато охотно рассказывают о золотых девяностых. Тогда местное РОВД возглавлял Павел Корниенко. И он действительно пытался бороться с цапками.

Сотрудники рассказывают, что у Корниенко был личный мотив: якобы цапки посадили его сына на иглу. Местный криминал рассказывает другое: якобы Корниенко хотел сам обложить данью фермеров и давил Цапка как конкурента: «И не додавил, хотя в самом начале цапки вполне себе шпаной были». Но факт остается фактом – в те годы между «татарами» и цапками существовали еще и немногочисленные «ментовские».

Корниенко через связи в Краснодарском крае удалось выбить нормальное вооружение. Он создал в станице Школу кадрового резерва МВД и начал переманивать туда уличную молодежь. Создал отряд СОБРа.

Милиция давила цапков «чисто физически». Случались драки между цапками и сотрудниками милиции, избиения в КПЗ. Разгоняли сходки, приходили «в гости» на квартиры, цапков задерживали в пятницу и выпускали в понедельник (так называемая карусель). В станице вспоминают даже о странных смертях членов группировки… Убивают самого известного насильника банды – по кличке Грыз, затем – Рому Манка (Роман Мануйлов). Эти смерти в Кущевке приписываются «ментовским».

Как величайшую доблесть милиционеры вспоминают: в 95-м Николай Цапок драпал от СОБРа прямо в чисто поле. Поймали за кражу мотоцикла и довели дело до суда… Результата суда, правда, милиционеры не помнят.

Помнят, как посадили Армена Саргсяна – за попытку убийства сотрудника ОБЭПа. Мотива у Саргсяна не было никакого: кроме того, что Саргсян был шестеркой Николая Цапка, которому этот обэповец мешал, но заказчика следствие так и не установило.

«Мы действительно не могли их посадить, – вспоминает один из сотрудников. – Прокуратура и суд под них легли еще в 95-м». Суд – так даже в буквальном смысле. Федеральная судья Ирина Прозорова сожительствовала с Николаем Цапком. Когда ублюдка убили, судья шла во главе траурной колонны и несла его портрет.

Опера признают, что цапки выигрывали не только из-за связей: «Оперативная работа, всегда на стукачей опирались. Ведь кто не подстучит, так ты слепой и без ушей. А у них в этом плане куда лучше разведка работала. И дисциплина… Наш скажет: устал, утром я сменюсь до дома. А те – по трое суток могут в засаде сидеть. И мотивации у них было больше».

В 2000-м Павла Корниенко сменяет Владимир Финько. Тут же получает кличку Мерседес – не стесняется ездить на работу на подаренном белом мерсе. Цапки, раньше появлявшиеся в ОВД только в качестве подозреваемых или задержанных, начинают прерывать милицейские планерки: «Есть что обсудить». Шпана помельче развлекается: «Подойдут к сотруднику, в шаге остановятся, ржут, плюют под ноги». Происходит несколько драк, но теперь задержанными оказываются сами милиционеры. Это действительно унизительно, и многие оперативники и следаки уходят из милиции вслед за Корниенко.

После скандала с письмом Галины Крошки Финько переводят на должность главы РОВД Обинского района. Его сменяет Николай Черновский (Червяк). Бывшие коллеги отзываются о нем крайне презрительно и рассказывают, что Черновского в Кущевку переманили, купив ему коттедж и машину. Правда, Черновский довольно быстро переводится из Кущевки в Ейск, и ейские теперь на форумах высказывают претензии к станице за такой «подарочек». За ним приходит Бурнусов (Пластилиновый) – по словам сотрудников, «самый мерзкий». С 2005-го цапки открыто крышуют РОВД: закупают для отдела мебель, компьютеры, сплит-системы, обеспечивают горячее питание…

Но основные дела цапки имели вовсе не с начальниками ОВД. В 2002-м, когда Цапок-младший возглавил ОПГ, он «крепко дружится» с Александром Ходычем, главой РУБОПа, который по идее должен с организованной преступностью бороться.

Первый серьезный совместный проект Ходыча и Цапка – врезка в трубопровод Тихорецк – Лисичанск на границе Ростовской области и Краснодарского края. Нефть доставляли на «самовары» под Ростовом, саму врезку посменно охраняли бойцы Цапка и милиционеры. Но очень скоро – буквально через две недели – врезку обнаружили. Приехали серьезные ребята из «Транснефти». Цапку и Ходычу объяснили, что нефть – это пока не их «уровень». Врезку убрали.

Проверку вела Ростовская областная ФСБ. Подполковник Ходыч даже был в федеральном розыске и целых две недели не жил в станице. Потом розыск сняли, и Ходыч вернулся уже полковником.

И дуэт стал заниматься стандартными вещами. Ходыч получает звучную кличку Мистер Миллион. Миллион – как нижняя планка ходычевской разводки. Хотя я разговаривала с людьми, которых группа Ходыча разводила и на 200 тысяч, и на 100 тысяч. Разводки были разнообразнейшие. Например, Ходыч мог пообещать жертве защиту от цапков… Уверяют, что 50 % самостоятельно собранных денег Ходыч отдавал Цапку и, конечно, оказывал силовую и юридическую поддержку. Через Ходыча цапки получили доступ к уголовным делам и вообще «внутренней» информации РОВД.

В РУБОП перетягивались лучшие, «самые борзые» опера, и в итоге сложилась весьма серьезная «группа Ходыча», конечно же, уступавшая цапкам в численности, но родная им по духу. Их фамилии и клички известны в станице. Пока они на свободе.

В 2008-м РУБОП расформировали, и Ходыч возглавил кущевский Центр по борьбе с экстремизмом. Ничего не изменилось.

Отношения между Цапком и Ходычем «самые нежные». Цапок делает Ходыча своим кумом. Дарит ему и жене телефоны Vertu по полмиллиона рублей. Ходыч хочет соответствовать, и каждый май для коммерческих структур Кущевки – черный месяц. В мае – день рождения Цапка-младшего, и Ходыч «метается и жмет» всех, чтобы набрать денег на приличный подарок.

Кущевские милиционеры говорят, что рядовых сотрудников винить нельзя. Что есть общие направления, которые задает руководство, а «рядовой пэпээсник – ничто». «Говорят, что менты обосрались. А мы и не отрицаем. Только подумайте вот о чем. В первую чеченскую через Кущевку шло оружие вагонами. Мы у местного населения РПГ изымали, «калаши», пулеметы даже… У цапков тем более – всегда было все в порядке и с оружием, и с людьми. У нас – пистолет, который мы после смены сдаем в сейф. Все! А как защищать других, если себя не можешь?»

Об оружии, спрятанном у каждого второго кущевца и не пущенном в ход, и о «самозащите» сотрудники вообще говорят очень много. Кажется, они не чувствуют никакой вины перед жителями станицы. Они говорят: «Мы были в таких же условиях». Один сотрудник вообще заявил мне, что «если бы у меня изнасиловали дочь, я бы в милицию не шел – шел бы стрелять. Раз они не стреляли, значит, их все устраивало».

Родители

В позапрошлую пятницу руководство медучилища (с недавних пор – медколледжа) решило провести родительское собрание. Приглашали всех, пришли человек 50. Остальной зал «забили» преподавателями. Администрация колледжа решила указать родителям на истинных виновных, а затем предложила подписать резолюцию с требованием строительства общежития (его начинали строить в 90-е, потом стройка замерла). Администрация колледжа разъясняла, что компактное проживание студентов будет более безопасным и заодно засвидетельствует высокую степень доверия, которую родители питают к педколлективу. Забегая вперед – обращение подписали.

С начала собрания меня выгнали. Пригласили на «резолютивную часть». Через полтора часа выступлений директора, педагогов, психологов родители наконец нашли виновного во всех бедах. Это – СМИ, которые «порочат» и «поливают грязью» доброе имя их детей. Говорили все одновременно. Детей предавали все одновременно.

– Все родители возмущены тем, что говорят неправду!

– А если и попристают к красивым девчонкам, что плохого-то? (Отец студентки)

– Работать, выходить в жизнь, а на них такое клеймят… Знакомые звонят, с Урала звонят. Нам стыдно!

– У них, может, любовь, а вы лезете!

– Это обычная жизнь, обыкновенная. С чего шум-то? Если было один-два случая когда-то в каких-то годах, зачем вот сейчас…

– Прекрасный педколлектив, только положительные, только положительные…

– А при чем здесь Цапок? Если меня изнасилует сотрудник какой-то организации, я буду организацию винить?

– Да они сами стоят с такими вот юбками, с такими вот сигаретами!

– Кто соглашался, понимаете? Кто соглашался!

– Вы напишите: мне не надо, чтобы вы писали, что моя дочь изнасилована. Пишите опровержение какое-нибудь…

Они еще минут 30 говорили, но у меня уже слух отключился.

«Есть народная пословица на эту тему, что без согласия девочки ничего не происходит. И я с этой пословицей согласна, – подытожила психолог (!) училища Елена Александровна Белозерова. – Если девочка слушает мать, хорошо воспитана, с ней ничего не происходит. Спросите детей – некоторые дети еще знают, что такое поставить на коленки на кукурузу или на горох… Если родители так сказали – значит, это действительно так».

Девочки в это время стояли за другой стороной двери. Смотрели на своих мам и пап. Слушали. Молчали.

И я уже не удивляюсь, что цапки здесь правили 20 лет. Эта станица легко сдает бандитам самое дорогое – детей. И мальчишек, и девчонок.

Джалиль

– Напишите, что никакой кровной мести не будет. Мы не дураки, знаем, что за нами смотрят. Но я их уничтожу законными способами, следствием их уничтожу, – говорит Джалиль Аметов, тот самый – последний и единственный оставшийся в живых враг цапков, в доме отца которого убивали двенадцать человек, резали детей. – И из Кущевки я никуда не уеду. У меня тут две семьи осталось. Жена и дочка тут. Я к ним в гости при хожу, обедаю с ними, я их не брошу.

Это он говорит о мертвых.

Джалиль играет в бильярд в доме у друзей. Сосредоточенный, спокойный, как граната. Его не оставляют одного ни на секунду.

– Со мной боятся общаться даже родственники. Друзей осталось совсем мало. Но есть. Мы ведем собственное расследование. Мы их раздавим. Напишите, что настали их последние дни.

«Простые люди»

Следователям не верят. Ссылаются на случай Крошки – тогда тоже приезжала проверка, и чем закончилось?

Я бы хотела сказать: идите и давайте показания – но не могу. Я разговаривала с парнем – одним из немногих, кто пришел и дал показания против цапков. На следующий день кущевская ППС встретила его у бара. Попросили сесть в машину. В машине избили. В отделении сняли обувь, раздели и потом закрыли в стакане – узкой клетке с бетонным полом. Разговор шел об отказе от показаний. На следующее утро повезли в суд. Судья впаяла пьянство и дебош в общественном месте. Парень тут же отзвонился следственному комитету и заявил, что показания давать не будет. «Мы вынуждены иногда привлекать кущевскую милицию как оперативное сопровождение, – признается помощник руководителя следственного управления краевого СК Иван Сенгеров. – У нас не хватает личного состава. И даже если не привлекаем – они обо всем узнают: все же вокруг них происходит».

Вообще краснодарские следаки сильно преувеличивают тот страх, который они якобы нагнали на местных отморозков. 21–22 ноября, когда Кущевка уже буквально кишела прикомандированными «спецами», местный ровэдэшник объезжал мелких фермеров и предпринимателей, рассказывая, что с нового года тарифы за ментовскую крышу поднимаются вдвое. Теперь нужно платить не 150, а 300 тысяч. Потому что «ныне условия сложные». А в прошлый вторник на центральном рынке появилась мать Цапков. Как рассказывают продавцы, одна из женщин крикнула ей в спину: «Ублюдков вырастила!» В ответ Цапчиха якобы спокойно заявила: «У меня денег хватит Чечню в Кущевку пригласить – тут всех вырежут».

Но рядовые кущевцы на самом деле рады, что следователи «понаехали». Проблемы, конечно, есть. Чаще всего – сельскохозяйственные. Козу украли, межу передвинули – с этими делами приходили к начальнику спецкомиссии МВД Алымову, который приезжал в Кущевку. Приходили и с серьезной информацией, но только не кущевские, а люди из Краснодара, Новороссийска, Сочи. Запись на прием за три дня, через то же УВД.

Кущевцы не хотят следствия. Они хотят Жириновского. Тот пообещал повесить цапков, и мэра, и начальника милиции на главной площади. В Кущевке это пожелание странно трасформировалось – люди мечтательно говорят о том, чтобы повесили, извините, за половые органы. «Мы бы ходили и смотрели, как они мучаются-болтаются».

В общем так: наравне со следователями в Кущевской должны работать психологи.

Страшно сказать, но здесь радуются, что произошло это массовое убийство. Ведь именно потому, что три ребенка были зарезаны, а один задохнулся в дыму, цапков закрыли: «Пусть и на время отдохнуть». Приезжие девчонки помаленьку снова выходят в центр. В «Трех семерках» полно народу. Раньше бар принадлежал фермеру Богачеву. После его убийства перешел к цапкам, и ходить сюда решались немногие.

А теперь не известный никому мальчик за четвертым пивом рассказывает, как он лично – один на один – дрался с Цапком. А Беспредел и Буба стояли рядом и смотрели.

– Вылез? Где ты был? – бубнит Леша.

Леша – чиновник местной администрации. По совместительству – легализовавшийся бандюк и завсегдатай «Трех семерок».

– Руки черные от скрепок – следаки: давай, давай, давай. Вся Кущевка – сплошное шоу. Люди приходят домой, щелкают каналы: тут показывают за Кущевку?

– На Ткачева нас всех сгоняли – с предприятий, отовсюду. Я сижу, а женщина сзади: «Зачем они их вместе-то? Вот если бы убивали поодиночке – никто бы не узнал и никакого кипеша». Пиздец что у людей в головах, да?

– Только не пишите про нас, что мы быдло. Герои пишут в интернете: че не замочили? А у всех семьи. Ты идешь, убиваешь цапка, героически погибаешь, а за этим негероически погибает вся твоя семья. Я молчал, да. Но я защищал свою семью, а это немало. Я защищал своих.

– Вы спрашиваете: как мы жили? А нормально жили. Потому что были правила игры: на цапка восстанешь – растопчем. Они были волки, но санитары. Все боялись высовываться, и можно было тихо жить. Девчонки? Да кому до них дело есть, они уезжали почти сразу… А теперь – начнется передел власти, передел цапковской и подцапковской земли, польется кровь – и придут другие. Их уже ждут. Это же не вопрос силы одной ОПГ. А вопрос сознания. Тут привыкли так жить. И тут будут так жить. С цапками или без.