Текст книги "Сон златоглазки"

«Волчий свой хлеб режешь на серебре…»

3

 
Волчий свой хлеб режешь на серебре —
зубовный след на моей кости́,
зарубка на тонком моём ребре —
из пасти – не отпусти.
 
 
Слушай дыханье моё с захлёбом,
ты, для которого кровь не внове —
буду тебе мясом, и всё же – хлебом,
буду твоим похмельем от этой крови.
 

2003

Музыка

 
Стихнет, и зал прильнёт
к логову ста зверей.
Как ожиданье нот —
мысленная свирель.
 
 
Музыки возле век
мукою поражён,
крестно подбросит звук
маленький дирижёр.
 
 
Света сойдутся льды
глыбою голубой.
С силой плеснут альты
и прогудит гобой.
 
 
В быстром движеньи рук
брызнет цветком кулак,
пальцев взметнётся вдруг
белый архипелаг.
 
 
Словно лизнёт лады
ласковый зверь ничей —
вноется до беды
в душу виолончель.
 
 
И разбудив гортань,
прянув, стихи замрут —
будто бы изо рта
просится изумруд.
 
 
Просто – закрыв глаза,
логике вопреки —
вымани зверя в зал,
чтоб показал клыки.
 

2002

Гейша

 
Очнуться кем-нибудь – не важно —
прохожим, что глядит устало,
как гейша с веером бумажным
идёт к портовому кварталу.
 
 
Она качнется веткой тонкой,
и мне – из европейской дали —
брести за маленькой японкой
и слышать стук её сандалий.
 
 
Придумать имя ей – Тацуйя —
за взгляд опасливый и дикий,
и думать, как она танцует,
как пахнет пряностью гвоздики.
 
 
И на циновочной постели
всё целовать её и гладить…
Какая хрупкость в этом теле,
какая странность в этом взгляде.
 
 
Запомнить длинную заколку
и колокольчик на браслете…
И снова где-то ненадолго
очнуться не в своём столетье.
 

2002

Листья

(старинный романс)

 
Листья прохладны, листья нежны —
листья, как руки у юной княжны:
 
 
полупрозрачные бледные кисти,
руки легки, как летящие листья.
 
 
Пальцы на клавишах в бегстве проворном,
быстрые пальцы на белом и чёрном —
 
 
пальцы как будто не связаны с телом —
тонкие пальцы на чёрном и белом.
 
 
Листья врываются в окна из сада,
бьётся за окнами ночь листопада,
 
 
пальцы летят, обгоняя мгновенья —
пальцы, влюблённые в прикосновенья.
 
 
Но почему же так быстро устали
руки, лежащие на одеяле…
 
 
Звук перевёрнутой нотной страницы
шелестом листьев в ночи разлетится,
 
 
тихо откликнется эхом несмелым
чёрный рояль, занавешенный белым.
 
 
Только осенние ночи всё помнят
вальс в вереницах пустующих комнат.
 
 
Осень уходит в предутренней мгле.
Белые листья на чёрной земле…
 

2000

Джульетта

 
Опять все сбудется в ночи
веленьем древнего закона.
Джульетта, девочка, молчи,
не отвечай ему с балкона.
 
 
Пусть он внизу стоит один,
из темноты на окна глядя,
и осыпается жасмин
в его каштановые пряди.
 
 
Он там, где тонкий лунный свет
едва пронизывает кроны.
И ничего волшебней нет,
чем тишина ночной Вероны.
 
 
Не надо верить чудесам,
из нежных слов сплетая речи.
Не слушай, он не знает сам,
чем обернутся эти встречи.
 
 
Опять бежит ночная мгла
невольным холодком по коже.
Но я б не слушать не смогла,
и ты, наверное, не сможешь.
 
 
Вновь ожиданьем тайных встреч
сердца отчаянные бьются,
и невозможно уберечь
того, кто хочет обмануться.
 
 
Я знаю, прочитав из книг,
что все влюбленные крылаты.
Им кажется в последний миг,
что можно избежать расплаты.
 
 
_____________________
 
 
А я живу легко и мудро.
Но, то ли в прошлом, то ли в снах:
час тишины. Верона. Утро…
И горечь яда на губах.
 

2000

Как родилась на свете грусть

(из неслучившейся детской книжки)

 
Из темноты сквозь звёздный хлам
летела ведьма по делам.
Сквозь млечный путь – для добрых дел —
навстречу ангел ей летел.
Свои у каждого дела:
кому – крыло, кому – метла.
Но так уж подгадала высь,
что их пути пересеклись.
Соединяя тьму и свет,
по небу плыл парад планет,
звонили звёзд колокола…
И в том нечаянном была
великая загадка —
они, слегка меняя путь,
стремясь друг друга оттолкнуть,
соприкоснулись кратко.
И разлетелись – кто-куда.
А в небе вспыхнула звезда
для этих двух скитальцев.
Пусть этой сказке не бывать,
но как же трудно разорвать
переплетенье пальцев.
 
 
Они расстались… Ну, и пусть.
Так родилась на свете грусть.
 

2000

Три колыбельные

«Когда глаза слипаются…»

1

 
Когда глаза слипаются
и хочется в кровать,
все ангелы слетаются
меня поцеловать.
 
 
Целуют в губы томные
и в волосы, и в нос,
чтоб в эти ночи тёмные
мне хорошо спалось.
 
 
Но в поздний час таинственный
я замираю, чтоб
слетел один единственный,
что поцелует в лоб.
 

«Баю, баю, – напеваю – о-лей-ли…»

2

 
Баю, баю, – напеваю – о-лей-ли,
для кого то птицы гнёздышко сплели?
 
 
Сладкий ветер полуночный, тише вей, —
кто-то зыбочку подвесил меж ветвей?
 
 
Только в гнёздышке ютится не птенец —
спит сыночек, спит мой ясный первенец.
 
 
Баю, баю, это феи, о-лей-ли! —
Разлучили – в лес малютку унесли.
 
 
Всё играть да веселиться будут с ним.
Станет мальчик мой царевичем лесным.
 
 
О-лей-ли, лей-ли, баюкаю-пою —
вспоминай, сыночек, матушку свою…
 
 
Собирают феи травы-лепестки,
мастерят тебе кафтан и башмаки,
 
 
пошивают, напевая и шепча,
крылья тонкие из лунного луча.
 
 
Будет впору и к лицу тебе шитьё, —
беззаботное, привольное житьё.
 
 
Тёмный лес шумит, качается вдали.
Спи, сыночек, баю, баю, о-лей-ли!..
 

Колыбельная для королевны

1

 
Спит тихонько королевна,
её имя так напевно —
это имя, как вещица из жемчужин и колец.
Спит сейчас Элеонора,
и её, наверно, скоро
увезёт прекрасный рыцарь в белокаменный
дворец.
 
 
Нежной девочке – двенадцать,
ей пока ещё не снятся
сны о том, как может сбыться это чудо из чудес.
И она ещё покуда
верит в сказочное чудо.
В снах её снуют повсюду сонмы принцев и принцесс.
 
 
Смяты длинные ресницы.
Ей когда-нибудь приснится,
как таинственно волнует приближение весны.
Ангел мой, Элеонора,
для тебя моря и горы,
в небе – звёздные просторы, для тебя – любые сны.
 

2000–2004–1998