Текст книги "Цап-царап, моя радость"

– Тут ты попала в точку, – сокрушенно промолвила Лина. – Такими не бросаются, это уж точно. Зато они нами бросаются.

– Что?

– Прости, это касается только меня, – мотнула головой Лина. – Но ты, Ксюша, все сделала правильно. Я не хочу, чтобы он меня нашел. Имей это в виду, если опять с ним встретишься.

Акси вздохнула:

– Как скажешь. Только, может, не стоит рубить сплеча?

– Я не рублю сплеча, – тихо ответила Лина. – Знаешь, бывает такое состояние, когда вроде как и решать ничего не приходится. Где-то внутри тебя само собой рождается твердое убеждение, что по-другому ты поступить не можешь. Нет у тебя выбора, хоть бейся головой о стену! – Ее глаза подозрительно блеснули. – Хотя от этого ничуть не легче.

– Эх, подруга, – всхлипнула Акси и обняла ее за плечи, – не знаю, чем уж тебя обидел этот тип, но мне тебя до слез жалко.

Лина резко отстранилась от нее:

– А вот этого не нужно. Я едва сдерживаюсь, чтобы не зареветь белугой. Если и ты еще начнешь меня жалеть, я точно изойду слезами, а что это изменит?

Обе сокрушенно поникли головами на соседних табуретках, поразительно напоминая двух нахохлившихся воробьев, сидящих рядышком на голой ветке пасмурным осенним днем…

Глава 14

Прошло уже три недели с момента исчезновения Лины, а в жизни Артема ничто не изменилось. Он по-прежнему ждал, что еще чуть-чуть – и все вернется на круги своя. То есть, придя вечером с работы, он снова увидит встречающую его девушку. И так это бесплодное ожидание извело молодого человека, что он отважился на шаги, которые потрясли его самого: решил отыскать Лину и серьезно поговорить с ней.

Умом он понимал, что ведет себя смешно, нелепо. Не сказочная принцесса эта Лина Кузнецова и не дочь нефтяного магната, что, по сути, равнозначно, чтобы так сильно убиваться по поводу ее ухода. Но ничего не мог с собой поделать. Артему вдруг стало настоятельно необходимо, чтобы по возвращении домой он видел чудесную, с ямочками на щеках, улыбку Лины. Тогда и Мурка наверняка перестала бы взирать на него, как на полного недоумка, упустившего свое счастье.

Но в кадровом агентстве, предварительно узнав, что у него нет к девушке претензий, сообщили, что она больше с ними не сотрудничает и о нынешнем ее местонахождении им ничего не известно. Единственное, что Артему удалось, – это заполучить адрес съемной квартиры, по которому проживала Лина Кузнецова, когда устраивалась к нему на работу помощницей по хозяйству.

Открывшая ему по указанному адресу дверь девица экстравагантного вида, даже если и знала что о Лине, сообщить ему почему-то не пожелала. Хотя и окинула благосклонным взглядом.

Словом, в жизни Артема Прохорова наступила черная полоса. Исключительно черная, без какого-либо проблеска другого цвета. Абсолютно все перестало радовать молодого человека, а пыль, ровным слоем покрывавшая теперь все в его квартире, – раздражать. Но окончательно его доконало то, что, сам не заметив когда и как, он пальцем вывел на запыленной поверхности журнального столика «Лина + Артем =» и нарисовал красивое сердце, пронзенное стрелой с пушистым оперением.

Верный Леха звал его то в гости, то посидеть в компании с друзьями в любимом кафе. Артем нехотя кивал, но в последний момент неизменно находил причину для отказа и проводил вечера и выходные в безразличном, тупом ничегонеделании. И в обществе Мурки, которая сменила гнев на милость, став вдруг тихой, ласковой, предельно деликатной и ненавязчивой.

«Что, собственно, происходит? – недоумевал Артем. – Ну не влюбился же я в Лину, на самом-то деле. Не в том я уже возрасте, чтобы верить во всякую романтическую дребедень. Со сколькими красотками был знаком, и не одну мне не захотелось видеть подле себя до скончания веков. Видимо, мозги у меня устроены по-другому, не так, как, например, у Лехи. Тогда почему я так скучаю без Лины?»

Вступая с ней в интимные отношения, он не особенно задумывался о том, к чему это приведет. «Нам хорошо вдвоем здесь и сейчас, – рассуждал Артем. – Но сие совсем не означает, что будет так же хорошо месяц, два месяца или год спустя. Так зачем морочить себе голову размышлениями о близком или далеком будущем. Вот когда оно наступит, тогда и придет время напрягаться по этому поводу».

Будущее наступило, совершенно непредвиденное будущее. И оказалось, что напрягайся или не напрягайся, а толку никакого. Не все в этой жизни, как выяснилось, зависело от него. Кое-чего Артем был не в силах изменить: например, перестать думать о Лине.

Он призывал на помощь спасительное утверждение, что время всемогуще. Но стоило ему представить, что наступит момент и он перестанет даже вспоминать о Лине, как молодому человеку становилось невыносимо грустно. Словно он по собственной воле отказывался от чего-то очень ценного.

Самое ужасное, что признаться в этом он не мог никому, даже верному, проверенному в критических ситуациях Лехе. Потерял голову от домработницы из Орла! Поднимут на смех, если узнают, особенно учитывая его репутацию удачливого дамского угодника.

Артем злился на себя за состояние безысходности и тоски, что одолело им. Обзывал себя слабаком, хлюпиком, даже потенциальным подкаблучником. Но ничего не мог с собой поделать и злился еще сильнее…

Лина понимала, что общение с Эмилем Григорьевичем спасает ее от бездны отчаяния, в которую она непременно ухнула бы, если бы была предоставлена самой себе.

Родные далеко, а Ксюша была не настолько близкой подругой, чтобы изливать ей душу. Да и что Лина могла бы рассказать? Как влюбилась без памяти в парня, к которому нанялась в прислуги? История старая как мир: молодой барин соблазнил наивную горничную из деревни. Жалостливый сюжет для картины кого-нибудь из передвижников или для сентиментального романа начала позапрошлого века. Но только не для нашего времени.

О, она прекрасно знала, чем, скорее всего, кончатся их отношения, только упрямо не желала задумываться об этом. Ей было хорошо, чудо как хорошо. Вот и пришел черед расплачиваться за чудо…

Лина привычно расположилась за столом известного мастера пера и, неотступно думая о своем, одновременно рассуждала, как бы построила взаимоотношения двух молодых привлекательных особ, положивших глаз на одного и того же парня. На середине фразы, прерывая ее, зазвонил телефон.

– Линочка, дорогуша, пожалуйста, запомни, как ты их столкнула нос к носу в парикмахерской, – попросил девушку Эмиль Григорьевич, беря трубку. – Алло, я вас слушаю, – обратился он уже не к ней.

Она потянулась за сушечкой с маком, не особо вслушиваясь в разговор. Последний месяц ее вообще мало что интересовало, кроме хитросплетений судеб выдуманных людей. Лина даже полюбила всех персонажей за то, что их переживания можно было переписать заново, пожелай она этого. Как бы они ни страдали, как бы ни рвали на себе волосы от отчаяния и горя, она знала: это не по-настоящему, а потому, что она так решила, и вообще в конце их непременно ожидает безоблачное счастье. Нет, впрочем, не всех, а только тех, кто этого заслуживает.

Но если бы перед ней поставили задачу осчастливить всех без исключения, Лина справилась бы и с этим. Помучила бы, помучила предостаточно – и осчастливила.

Следующий звонок раздался, едва Эмиль Григорьевич положил трубку.

– Алло. – Он помолчал, слушая ответ, и, прикрыв микрофон рукой, прошептал Лине: – Я на минуточку тебя оставлю. Ко мне тут обещала заскочить одна дама с телевидения, так ты угости ее кофе, если я задержусь.

Девушка закивала, и Эмиль Григорьевич спешно покинул кабинет. Куда он направился, Лина понятия не имела. Она только разобрала имя Софочка, произнесенное с придыханием…

Дама с телевидения не заскочила, а влетела птицей, благо входная дверь оказалась не заперта. Было ей около сорока, но она выглядела намного моложе. Стройная фигура, ноги такой формы, что можно носить юбку выше колен. Густые, светлые, с рыжинкой, волосы небрежно падают на плечи. Короткий меховой жакет и сапоги на высоких шпильках, нисколько не мешающие ей при ходьбе, словно это домашние тапочки. «Она приехала на машине, – определила Лина. – На своей машине, а не на такси».

– Привет, – поздоровалась женщина. – А где Эмиль?

Отвечая, Лина почтительно привстала:

– Здравствуйте. А Эмиль Григорьевич куда-то вышел. Сказал, чтобы я вас угостила кофе, если вам придется его подождать.

– Кофе – это замечательно, – кивнула женщина и неожиданно представилась: – Марианна. А вас как зовут?

Лина, оглядывающаяся в поисках чистой кружки, не сразу поняла, о чем ее спрашивают.

– Что?

– Я Марианна. А вы кто и кем приходитесь Эмилю? – повторила вопрос женщина. Затем открыла какую-то дверцу среди книжных полок и вынула из образовавшегося проема кружку с видом собора Сан-Марко в Венеции.

Лина успела заметить, что помимо еще двух кружек там стоят крохотные, совершенно кукольные чашечки, бокалы разного калибра и початая, печально ей знакомая бутылка коньяку.

Налив себе кофе и проигнорировав сушечки, Марианна уселась на край письменного стола и закинула ногу на ногу, предварительно небрежно сдвинув бумаги в сторону.

– Меня зовут Лина. – Девушка тоже взяла кружку с кофе, но скорее для того, чтобы занять руки. Ей было немного неловко в обществе этой раскованной особы, чувствующей себя здесь как в собственном доме. – А Эмилю Григорьевичу я никем не прихожусь. Он учит меня писать…

– Да ну? – не очень искренне удивилась Марианна, и Лина поняла, что краснеет.

– Я вообще-то писательница… – с вызовом начала она, но смутилась еще сильнее и скомкала продолжение: – То есть написала уже две книжки, и…

– И их издали? – спросила ее собеседница, приподняв бровь.

– Издали, – глядя в пол, промямлила Лина. – В «Аркадиа-пресс». А третью я еще только пишу…

– В «Аркадиа-пресс», говорите, – задумчиво повторила Марианна. – А Эмиль, значит, вас натаскивает. Небось все больше по части телесценариев… – И вдруг задала странный вопрос: – А какие имена у последних героев, о которых вы вели речь перед моим приходом?

– Там две молодые женщины: одна – Валерия, а другая – Николь. Ее в честь бабушки-француженки так назвали. И они обе влюбились…

– …В молодого бугая – стилиста из салона, – закончила собеседница и понимающе усмехнулась.

– А вы откуда знаете? – удивилась Лина. – Эмиль Григорьевич на ходу ситуации придумывает.

– Наверное, все эти сюжеты носятся в воздухе, – рассеянно ответила Марианна, увлеченная неожиданно пришедшей на ум мыслью, и снова спросила, причем весьма заинтересованно: – И кто вы по профессии, Лина?

– Редактор, с высшим образованием… Сначала у нас, в Орле, в издательстве работала с чужими рукописями. А потом вдруг подумала, что и сама могу написать не хуже.

– И написали, – подытожила Марианна, элегантно покачивая ногой, и произнесла понятную лишь ей фразу: – Остальное и так ясно… – Затем выдержала паузу и сказала: – Получается, что вы, Лина, не только пишете, но еще и русский язык знаете. Редкое в наши дни сочетание, скажу я вам, и весьма привлекательное.

– А разве можно писать и при этом не знать русского языка? – поразилась девушка.

– Еще как можно, – заверила ее Марианна и снова спросила: – Вы не будете возражать, если я вам позвоню и, возможно, предложу кое-какую работенку?

Лина пожала плечами:

– Конечно нет. Только…

– Только дайте мне ваш телефон, и пусть этот разговор останется между нами, ладно? – доверительно улыбнулась собеседница. – Вдруг ничего не получится, так я в неудобном положении окажусь. Наобещала с три короба, а ничего не сделала.

Клочок бумаги с нацарапанными на нем цифрами как по мановению волшебной палочки исчез в крохотной сумочке Марианны. А в следующую секунду она грациозно соскользнула со стола и направилась к двери, даже не посмотрев, закивала ли в ответ Лина.

– Эмильчик, дорогой мой, я всего на минуточку. Проезжала мимо и решила завезти тебе кое-какие бумажки на подпись. Просмотри, завизируй, потом сам на студии отдашь, а то мне ждать некогда, – пропела она появившемуся в дверях сценаристу и троекратно расцеловалась с ним.

– Прости, что заставил тебя ждать, моя прелесть. Надеюсь, не скучала? – спросил Эмиль Григорьевич и, обняв за талию, попытался вернуть Марианну к столу.

Но она ловко вывернулась и всучила ему пачку листков в прозрачной папке, что бросила при входе на стул.

– Не скучала, потому что не успела. Даже времени не было поболтать с Леночкой. – Она обернулась и послала девушке воздушный поцелуй. – До скорого!

– С Линочкой, ты хотела сказать, – поправил ее Эмиль Григорьевич.

Марианна изобразила минутное замешательство, затем всплеснула руками:

– Ну конечно же с Линочкой. Как я могла перепутать! Еще увидимся, дорогая. Пока!

Она снова расцеловалась с хозяином кабинета, и Лина позавидовала подобной легкости и необременительности общения. В этих поцелуях было меньше дружественности и интимности, чем в простом прикосновении сценариста к руке Лины, когда он протягивал ей кружку с кофе, но выглядело все очень мило. «Нет, я так никогда не сумею», – вздохнула девушка.

– Чего задумалась? – настороженно спросил Эмиль Григорьевич, и Лина, подняв голову, увидела, что Марианны и след простыл.

– Какая она вся стремительная, эта женщина, уверенная в себе, – с завистью пробормотала Лина. – И наверное, очень деловая.

– Не то слово, – подтвердил сценарист. – Своего не упустит, это как пить дать. – И вдруг спросил: – Вы о чем-нибудь с Марианной говорили? Она интересовалась, чем мы тут с тобой занимаемся?

Лина, естественно, знала, что лгать плохо, но не могла не помнить, что дала слово молчать.

– Пока я кружку искала, пока кофе наливала, тут вы и вернулись, – пробормотала она, отводя взгляд.

– Впрочем, ерунда все это, – успокоившись, произнес Эмиль Григорьевич и, усевшись в свое кресло, провозгласил: – А теперь вернемся к нашим баранам, как говорят французы.

И они действительно вернулись к похождениям двух девиц, у одной из которых бабушка по воле Таран-Бороновского оказалась родом из самого Парижа. Что позволяло выехать за рубеж, дабы сделать пару-тройку натурных съемок для некоторых серий…

Марианна, на взгляд Лины, позвонила подозрительно скоро, буквально на следующий день. Действительно, деловая женщина. И предложила девушке завтра же подъехать на телевидение. Она подробно рассказала, где оставит пропуск и куда надо подняться, чтобы найти ее.

«Я ничего не теряю», – рассудила Лина и на следующий день, с утра, накрасилась и причесалась, вспомнив все наставления Киры и Жасмин из салона.

Она правильно сделала. Среди людей, снующих по длинным коридорам Телецентра, Лина не бросалась в глаза ни своей одеждой, ни своим макияжем. То, что она здесь оказалась почти случайно, выдавало, быть может, лишь слегка растерянное выражение лица. Но посещение Дома кино и общение с известным кинодраматургом все-таки придало девушке уверенности в себе.

Найдя нужную дверь и войдя в нее вслед за молодым лохматым человеком с озабоченным лицом, Лина сразу же окунулась в атмосферу суеты, громких возгласов и специфического жаргона. Но суета эта была лишь видимой, просто все находящиеся в комнате – человек пять-шесть, расположившиеся за длинным столом, – занимались не только каждый своим делом, но еще успевали комментировать и обсуждать действия или высказывания коллег.

Лина испугалась, что ей придется стоять столбом возле двери неведомо сколько времени, пока на нее обратят внимание. Однако не успела она взглядом отыскать Марианну, как та уже воскликнула, указывая на нее рукой:

– Господа, разрешите вам представить Лину Кузнецову, о которой я вам только что говорила!

Все посмотрели на девушку, внезапно замолчав. Затем нестройным хором поздоровались.

– Лина писательница и имеет определенные навыки в создании телесценариев, – продолжила Марианна, подходя к девушке. – Думаю, для нас это то, что доктор прописал.

– Но вы даже не знаете, как я пишу, – пролепетала сбитая с толку Лина.

– Эмиль знает, а это лучшая рекомендация, – заверила ее эта непостижимая женщина, тряхнув своей золотистой гривой. – Проходи, будем знакомиться…

Лина опасалась, что неверно запомнила имена собравшихся в комнате телевизионщиков, поэтому предпочитала пока ни к кому конкретно не обращаться. Но с первых же минут ее захватила и закрутила царящая здесь творческая атмосфера. Тут тоже шла работа над созданием сериала. Лине предложили придумать конкретные сюжетные линии, разбив их на эпизоды. Причем часть серий уже была запущена в производство.

Слегка замявшись, она сказала, что ей, наверное, стоит ознакомиться с уже отснятым материалом или, в крайнем случае, прочитать готовые тексты, прежде чем соглашаться на что-либо.

– Ноу проблем, – заверил Лину лохматый парень, который опередил ее, когда она подходила к двери. – Вот диски, вот монтажные листы, если ты в них разберешься, конечно. – Он взял и то и другое с одного из столов, заставленных телевизионным оборудованием, и вручил все это девушке.

– Возьми, все хорошенько обдумай, а завтра подпишем договор, – сказала Марианна.

– Как, договор? – ошарашенно спросила Лина.

Марианна удивленно приподняла плечи:

– А ты что же, бесплатно работать собираешься?

– Нет, конечно, но все так неожиданно… Я как-то в толк никак не возьму, что, собственно, происходит, – оторопело произнесла девушка.

– Работу тебе, девочка, предлагают, о которой многие только мечтают, – объяснила ей полная немолодая женщина, Алла Ивановна кажется. – Ты сама не понимаешь, как тебе подфартило. Скажи спасибо Марианне, к ней начальство завсегда прислушивается.

– Спасибо, – послушно произнесла Лина, следуя совету Аллы Ивановны. – Но мне как-то не по себе. Вдруг я не справлюсь?

– Все возможно, – сказала Марианна и добавила: – Но не думаю. Эмильчик – человек хваткий, своего не упустит. Не зря он на тебя внимание обратил и заставил на себя пахать.

«Почти этими же словами Эмиль Григорьевич говорил об этой женщине, – вспомнила Лина. – А может, здесь, на телевидении, других просто не держат? Но я ведь не такая, не хваткая, не деловая…»

– Не упусти шанс, девочка, – снова услышала она голос Аллы Ивановны.

– Хорошо, я попробую, – кивнула Лина, прижимая к груди кипу распечаток и стопку дисков.

Дома, наскоро перекусив, она села знакомиться с тем, что ей дали на телевидении. В комнате Ксюши стоял навороченный ноутбук, принадлежащий Сяве, и его возможности были просто неограниченны. Если он не шел на прямой контакт с пользователями, то только потому, что считал недостойным для себя общаться с низшими по разуму.

Лина включила ноутбук и засела перед ним, сравнивая изображение на мониторе с текстами монтажных листов. Это ее страшно увлекло.

То, что она читала, самым неожиданным образом оживало перед ней. Слова обрастали эмоциями, иногда не совсем теми, что она предполагала. Потом за голым текстом, естественно несущим определенную эмоциональную нагрузку, Лина уже начала видеть внешность персонажей, их мимику, жестикуляцию, характеры, зачастую усиленные или, наоборот, смягченные игрой актеров. Да и что это были за актеры! Чуть ли не по каждому из них сохли представители той или иной половины населения страны. И ей предстояло писать для них сценарий. С ума сойти можно!

Лина даже зажмурилась, представив, на какую высоту готова вознести ее судьба. Родители обалдеют от счастья и гордости, когда она им об этом расскажет. А младшая сестра сразу станет местной знаменитостью… А что будет, когда они увидят ее фамилию в титрах! Или все-таки не увидят? Девушка вспомнила, как Эмиль Григорьевич утверждал, что его имя многое значит для успеха сериала, тогда как ее никто не знает. Может, тогда и не будет никакой фамилии в титрах?

Но она конечно же не станет сейчас об этом спрашивать. Магическое слово «договор» зачаровывало, переводило отношения с дружески-покровительственного, как в случае с Таран-Бороновским, на серьезный, деловой лад. Лина боялась спугнуть удачу излишней дотошностью, но еще больше – не оправдать оказанного ей, выражаясь пафосным слогом коммунистического вчера, доверия.

Она снова и снова вчитывалась в слова, смотрела, как их произносят герои телесериала, постепенно проникаясь к ним симпатией. Хотя поначалу, чего греха таить, сюжет показался ей незамысловатее «Курочки Рябы» и таким же далеким от реальной жизни, как Плутон от Земли. «Вот они, законы жанра, о которых так любит говорить Эмиль Григорьевич, – догадалась Лина. – Нельзя, нельзя к мыльным операм подходить с мерками, приемлемыми для „Гамлета“ Шекспира или „Фауста“ Гёте. Однако не стоит забывать, что и мыльные оперы, как вид телеискусства, могут быть хорошими, отвратительными и посредственными».

Ей, похоже, предлагалось поработать с вполне качественным материалом, если судить по уже отснятым сериям. Значит, ее цель – оказаться на уровне! И Лина снова вперила взгляд в монитор.

Окружающее словно перестало для нее существовать. Лина не заметила, когда появились Сява и Акси, как затянутый в потертую кожу дружок приятельницы завалился спать в ее, Лининой, комнате, а сама Акси неслышно придвинула стул и, открыв в восхищении рот, стала следить за нечеловеческими переживаниями героев…

– Эй, откуда это у тебя? – в какой-то момент спросила Ксюша.

– На студии дали, – не отрывая взгляда от монитора, ответила Лина.

– Зачем?

– Чтобы я попробовала написать продолжение…

Акси откинулась на спинку стула, потеряв дар речи от потрясения.

– Т-ты? – наконец удалось ей выдавить из себя.

– Ну да, я. – Лина произнесла это так, будто не понимала, чем изумлена подруга. – Завтра, возможно, договор подпишу… если, разумеется, соглашусь.

Не отдавая себе отчета, она ощутила, как повысилась ее самооценка после таких слов.

– Ну ты даешь! – только и смогла произнести Акси, качая головой.

Потом, понимая, что столь зашибенной новостью следует немедленно поделиться с кем-нибудь, иначе она просто лопнет от переполняющих ее эмоций, Ксюша бросилась будить Сяву…

– Чурбан бесчувственный, – сообщила она пять минут спустя по возвращении. – Не поеду я с ним ни в какую Грецию, даже на мотоцикле. Здесь такое творится, а он, видите ли, спать хочет! Можно подумать, я не хочу!

И тут Лина поняла, что изображение на мониторе расплывается перед глазами, а буквы в тексте наскакивают одна на другую, потому что ее тоже неудержимо клонит в сон.

– А ведь он прав, твой Сява, – судорожно зевая, сказала она и выключила ноутбук. – Нам тоже пора на боковую.

– Пора-то пора. Но я же начала не видела, – жалобно произнесла Акси. – Завтра можно будет продолжить?

– Не-а. Завтра я обещала вернуть на студию, – сказала Лина. – Но это же все рано или поздно покажут по телевизору.

– Ждать-то каково, ты подумала? – возразила подруга. – А можно утром, до того как ты уйдешь, я посмотрю?..

«Господи, как же велика у нашего человека тяга к искусству. А еще говорят, что нынешнее молодое поколение бездуховно», – усмехнулась Лина и кивнула:

– Можно. А сейчас, пока я буду в ванной, перебазируй Сяву с моей кровати на свою.

– Сей момент! – ответила Акси.

Когда Лина вышла из ванной, в ее комнате было пусто, но от смятого покрывала несло кожей, машинным маслом или еще чем-то мотоциклетным.

– Мне теперь всю ночь будет сниться, что я мчусь на байке, – произнесла вслух Лина, не очень, впрочем, надеясь, что будет услышана.

– Счастливая, – тем не менее раздалось в ответ, и в дверь заглянула Ксюша в очень коротком шелковом халатике под леопарда. – А мне вот никогда ничего приятного не снится.