Текст книги "Цап-царап, моя радость"
Автор книги: Елена Рахманова
Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Глава 11
Обитая обшарпанным коричневым дерматином дверь едва не выгибалась под напором ухающих звуков тяжелого рока, доносящихся изнутри. «Бедные соседи, как они терпят все это?» – сочувственно подумала Лина и нажала на кнопку звонка. Ее возвращения в неурочное время никто не ожидал, и она могла застать Ксению, с которой вместе снимала квартиру, не одну.
Так оно и оказалось. Дверь открылась, оглушив Лину вырвавшимися на свободу грохотом ударных и хриплыми завываниями, отдаленно напоминающими человеческие голоса.
– А, это ты, – произнес дружок приятельницы по имени Сява. – Входи.
Правда, Лина слов не разобрала, но догадалась об их смысле по жестам и движению губ парня.
Когда дверь за ней захлопнулась, в крохотной прихожей появилась ритмично подергивающаяся Ксения, которую теперь следовало называть Акси – от Аксиньи, как пояснила она. Вытянув губы трубочкой, приятельница чмокнула Лину в щеку и прокричала ей в ухо:
– Чего так рано? Случилось что?
Лина кивнула и отвела взгляд.
– Сделать потише? – снова прокричала ей в ухо Акси.
Лина махнула рукой с таким видом, что, мол, когда вся жизнь пошла прахом, тяжелый рок – это мелочи.
Неожиданно приятельницу проняло. То ли жест был очень уж выразительный, то ли тоскливый взгляд Лины задел какую-то струнку в ее душе. Она на пальцах что-то объяснила Сяве, тот ушел, и пару минут спустя грохот смолк, отчего – по контрасту, видимо, – наступившая тишина показалась всем троим оглушительной.
– Мы тогда пойдем, все равно Сяве в мастерскую надо! – привычно прокричала Акси. – Если не явлюсь ночевать, не волнуйся! Я все-таки не одна, а с Сявочкой. Правда, зая? – обратилась она к вновь появившемуся в прихожей парню.
Назвать поклонника Ксении заей было все равно что Кинг-Конга – деткой. С ног до головы в потертой черной коже, позвякивающего цепями, с хвостом до лопаток, с серьгой в ухе и с крупными перстнями на пальцах, Сяву – по метрике и паспорту Вячеслава – Лпнпна прабабка наверняка причислила бы к подручным сатаны, доведись им встретиться.
Раньше Лина гадала, как будет выглядеть приятель Акси, если его одеть в цивильное и вообще привести в божеский вид. Сейчас же ей было на все наплевать. Она равнодушно пожала плечами в ответ на слова Ксении и тупо смотрела, как Вячеслав, взяв гитару в черном чехле, нетерпеливо поглядывает на подругу, поправляющую малиновую челку перед зеркалом и любующуюся последним приобретением – металлической бусиной под нижней губой.
– Цигель, цигель, ай-лю-лю! – поторопил ее Сява, протягивая куртку с капюшоном, отороченным мехом неизвестного науке зверя.
Но Акси посмотрела на него как на полоумного.
– Ты что? Мне еще пуанты зашнуровать надо!
Пуантами Ксюша называла высокие, до колен, ботинки на толстой ребристой подошве. На их бульдожьих носах и сзади, на пятках, из-под черной краски проглядывала малиновая – под цвет челки. Продевание шнурков в бесконечные дырочки и цепляние их за множество крючков требовало времени и служило своего рода ритуалом, не терпящим суеты.
Наконец, сделав приятельнице ручкой, Акси с Сявой покинули квартиру.
Одной Лине стало еще хуже. Ничто уже не отвлекало ее от тоскливых мыслей. Она, не раздеваясь, прошла в свою комнату, бросила портфель с ноутбуком и сумку с вещами на кровать и села, уставившись в стену перед собой. Все пятна и подтеки на обоях были ей хорошо знакомы и, как старые приятели, не вызывали уже ни раздражения, ни неприятия.
Просидела Лина довольно долго, пока не затекла спина. Никакого иного результата своим сидением она не достигла. Да и не стремилась. Изменить что-либо было не в ее силах. Вернуться к Артему, сделав вид, будто ничего не произошло, она не могла. И вот что странно, если пораскинуть мозгами, то по всему выходило, что на радужный финал их отношений рассчитывать не приходилось. Но надеяться никто не запрещает, так ведь? Надеяться и мечтать…
Однако даже если отрешиться от надежд на свадебные колокола и крики «Горько!», то ожидать искреннего ответного чувства она имела полное право. Пусть мимолетного, пусть неглубокого, но искреннего. А оказалось, что с ней просто развлекались, в нее играли. Лина слышала, что сейчас стали модными немудреные игрушки прошлых лет, которым сознательно придавали вид потрепанных, бывших в употреблении. И стоили они дорого.
Вот и она оказалась в положении такой игрушки. Если и непотрепанной и недорогой, то уж точно немудреной. Обидно, обидно до глубины души и оскорбительно для ее женской сущности…
Лина встала, медленно разделась, отнесла пальто и шарф в прихожую. Затем принялась вынимать из сумки и раскладывать по местам вещи. Она знала, что времени у нее предостаточно, – Ксения со Славой если и появятся дома, то не раньше завтрашнего вечера.
Они с приятельницей составили такое расписание, чтобы поменьше пересекаться. А когда Ксюша познакомилась с Сявой, то вообще стала появляться в квартире лишь время от времени. Вячеслав на пару с другом Анатолием держал магазинчик запчастей для байкеров, совмещенный с мотомастерской. Особого дохода предприятие, как поняла Лина, не приносило. Клиентами были друзья-приятели Сявы и его компаньона, такие же помешанные на мотоциклах сорвиголовы, как и они. Поэтому и магазинчик, и мастерская работали от случая к случаю, когда возникала в этом насущная необходимость. Зато уж ни к кому другому за помощью их дружки не обращались. Так что Сяве с Толяном удавалось сводить концы с концами и наслаждаться тем образом жизни, который им нравился.
На столе в кухне, куда Лина забрела, чтобы вскипятить чаю, лежало начатое письмо. Ксюша всегда читала свои послания приятельнице, проверяя на ней, не встревожат они близких и нет ли в них грамматических ошибок. Поэтому Лина машинально пробежала глазами по строчкам:
«Здравствуйте, мои дорогие мама, папа, бабушка и дедушка, сестричка Танечка!
Московский привет от меня вам, и тете Марусе, и Павлику, и дяде Сереже, а также всем моим подружкам. Как поживаете? Как здоровье? У меня все хорошо. Как вы знаете, я поступила на курсы парикмахеров. Учусь хорошо. Меня хвалят. Надеюсь, что удастся устроиться на работу в салон…»
Лина вспомнила малиновую челку Ксюши и ее густо начерненные глаза. Как она разительно отличалась от Дианы, которая встретила ее накануне в салоне красоты! Белоснежная блузка, каждый волос на своем месте, сдержанные манеры, неброский макияж… Хотя вполне возможно, что в услугах и такого экстравагантного мастера, как Акси, будут нуждаться. Кто-то же должен красить волосы в зеленый, лиловый или малиновый цвет, выбривать фигурно брови, накладывать сложный макияж, делающий клиентов похожими на выходцев с того света…
Если, конечно, Ксюша действительно собирается стать парикмахером и учится на упомянутых в письме курсах. По тому, как приятельница уже с легкостью произносила названия запчастей к мотоциклам, разбиралась в их марках и употребляла словечки из лексикона завзятых байкеров, Лина ничуть не удивилась бы, увидев ее за прилавком магазинчика Сявы.
«Наверняка такая „столичная“ карьера дочери повергнет в ужас ее родителей. Но что, если Ксюша нашла свое счастье? – подумала Лина. – Хотелось бы, чтобы было именно так. Пусть хоть кому-то повезет в этой жизни…» Даже чувствуя себя глубоко несчастной, она никому не желала зла.
Плеснув в первую попавшуюся чашку старой заварки, Лина налила туда кипятку и уставилась в коричневатое круглое озерцо, словно надеялась разглядеть в его глубине свою судьбу. Чаинки на дне сбились в кучку и напоминали жирную точку, которая как нельзя лучше соответствовала ее подавленному состоянию. Точка она и есть точка, не прибавить, не убавить и не найти иного толкования. Одним словом, конец…
Когда зазвонил мобильный, Лина, исключительно из чувства долга, потащилась в свою комнату, где из недр сумки доносилась жизнерадостная самба.
– Алло, – равнодушно произнесла она в трубку. Кто бы ни звонил, ей до него не было сейчас никакого дела.
– Линочка, здравствуй. Твой милый голосок ни с каким другим не спутаешь.
Она промолчала, не сразу сообразив, кто столь откровенно заигрывает с ней. Даже когда дошло, что это сам Таран-Бороновский, в ее душе ничто не шевельнулось.
– Здравствуйте, Эмиль Григорьевич, – безразличным тоном ответила Лина.
– Дорогуша, что за официоз? – игриво рассмеялся сценарист. – Мы же пили на брудершафт!
Он рассчитывал совсем на другой прием. Где восторженные ахи, где прерывающийся от волнения голос? Ведь не сантехник из ДЭЗа звонит! Но обижаться или недоумевать не было времени. Сегодня, максимум завтра он должен был получить принципиальное согласие этой провинциальной как бы романистки «поделиться» с ним своими творческими замыслами. А она отвечает ему таким тоном, будто мнит себя по меньшей мере Франсуазой Саган или Барбарой Картленд, тогда как вчера с открытым ртом ловила каждое его слово. Что-то произошло, и всего за один-единственный день.
«Нет, Эмиль, нельзя терять эту девицу из виду ни на минуту, – сказал себе популярный кинодраматург. – Хорошо известно: то никому не нужно, то вдруг нужно, и непременно всем. И в этом случае надо опередить возможных конкурентов».
– Простите… Эмиль, – раздалось в трубке. – Я как-то не ожидала, что вы так скоро позвоните мне.
Если в ресторане Дома кино и после, в такси, она запросто обращалась к пожилому сценаристу на «ты» и по имени, то теперь делала это лишь наполовину, да и то преодолевая внутреннее сопротивление. На трезвую голову дистанция как возрастная, так и в общественном положении казалась ей непреодолимой. И в то же время хотелось послать именитого Таран-Бороновского куда подальше, настолько не ко времени и не к месту был его звонок.
Однако Лина заставила себя посмотреть на ситуацию с другой стороны. Как теперь сложится ее жизнь, неизвестно, а пока ничего, кроме любимого занятия, у нее не осталось. Так, может, этот мужчина послан ей свыше, чтобы она получила возможность заменить сердечные страдания муками творчества?
– Но мы же вчера так ни до чего и не договорились, – направил разговор в нужное ему русло Эмиль Григорьевич.
Лина недоуменно нахмурилась, но при этом вполне допускала, что могла чего-то забыть из их вчерашней беседы. Столько всего разного ей довелось пережить за прошлый вечер, всего и не упомнить.
– Правда?.. – протянула Лина, давая собеседнику возможность пояснить, что он имеет в виду.
– Правда, правда, – заверил ее Эмиль Григорьевич. – Ты говорила, что не станешь возражать против нашего сотрудничества.
– А-а, вы об этом, – ответила девушка и подумала: «Да какой же дурак откажется от подобного предложения?» – Я с радостью. Только скажите, что нужно делать.
«Ну надо же уродиться такой дурочкой, – мысленно вздохнул Эмиль Григорьевич и даже ощутил укол совести: так легко оказалось обвести бедняжку вокруг пальца. – Но ничего, я ее не обижу, когда буду рассчитываться».
– Видишь ли, Линочка, дорогуша, это не телефонный разговор, – ответил он. – Надо бы встретиться.
Снова выходить из дому, куда-то ехать безумно не хотелось. Но она заставила себя сказать:
– Хорошо. Я так понимаю, это ведь и в моих интересах тоже.
– Совершенно верно, – обрадованно произнес Эмиль Григорьевич.
Что все сложится настолько удачно, он не смел даже надеяться. Думал, придется хитрить, разводить турусы на колесах, а тут даже напрягаться не пришлось. Лишь бы удача и дальше не оставила его. А то, что у девицы безжизненный голос, так это не должно его волновать. Мало ли что могло произойти с неискушенной провинциалкой в столице, в конце концов могла и просто неважно себя чувствовать. Одним словом, не его это забота. У него четверговая «сидючка» на носу – вот о чем следует думать постоянно.
– Как ты отнесешься к тому, если я попрошу тебя приехать ко мне…
– Что? – потрясенно воскликнула Лина, не дослушав Эмиля Григорьевича.
Он снисходительно рассмеялся:
– Ко мне, но не домой. В мой, так сказать, офис…
Сценарист не стал объяснять, что офисом называет однокомнатную квартиру, смежную с той, в которой проживает с семьей. Когда появилась возможность, он приобрел их в престижном жилом комплексе на берегу Москвы-реки.
Эмиль Григорьевич строго разграничивал тех, кто был вхож в обе квартиры, и тех, кто знал о существовании лишь одной из них. Учитывалось все – и личные качества, и положение в обществе, и нужность этого человека для жизни и творческого процесса.
Так, например, Аллу Творожок он пару раз допускал в жилые апартаменты, исключительно для того, чтобы еще больше психологически привязать к себе неудавшуюся сценаристку, показать, как высоко он ценит ее помощь. Да и Софочка никогда бы не заподозрила в Алле соперницу. Не то что в Лине Кузнецовой. Было в ней что-то притягательное, волнующее, делающее девушку непохожей на известных ему особ противоположного пола.
Той тоже, в свою очередь, совсем не обязательно было знать и о его супруге, с которой в относительном мире и согласии они прожили почти три десятка лет, и о великовозрастной дочурке Ульяне, учащейся на кинозвезду, и о сыне-оболтусе Грине, названном в честь деда, некогда сказавшего своему обожаемому Эмильчику: «Помяни мое слово, ты прославишь наш род Тарановичей из Боронянска, мой мальчик…»
– А я уж было подумала… – Лина смутилась и не договорила, о чем она подумала, хотя, по сути, направление ее мыслей было верным.
– Тогда, дорогуша, записывай, как до меня добраться, – произнес Эмиль Григорьевич, незаметно для себя переходя на деловой тон. – Сам я за тобой сейчас заехать никак не смогу…
Дом был высоченный и соединялся с такими же высоченными собратьями в единое целое двух– и трехэтажными строениями, распластанными на земле. Территорию жилого комплекса окружала кованая фигурная ограда, а при въезде располагалась кирпичная будка охранника, весьма напоминающая небольшую сторожевую башню. Туда-сюда мимо нее проезжали иностранные, чисто вымытые машины.
Лина не без волнения вошла в вестибюль, посреди которого в мраморном ограждении торчали живые растения. Ей все время казалось, что сейчас раздастся грозный окрик: «Эй, куда это вы направились, девушка?» Но ничего подобного не произошло, и она благополучно добралась до лифта.
С большим зеркалом на одной из стен, он стал бесшумно подниматься. И тут Лина обмерла от страха: оказывается, прозрачная с трех сторон шахта лифта крепилась к наружной стене дома. И чтобы не видеть все увеличивающегося расстояния, которое отделяло ее от земли, девушка повернулась спиной к открывающейся из кабины городской панорамы и закрыла глаза. Лишь когда с легким треньканьем лифт остановился, Лина облегченно перевела дыхание…
Эмиль Григорьевич стоял на пороге своего офиса и, увидев выходящую из лифта девушку, с ослепительной улыбкой двинулся ей навстречу.
– Рад приветствовать тебя в моих, так сказать, пенатах, – сказал он и приложился к ручке гостьи.
Его офис был невелик и обставлен по-деловому. Письменный стол, вращающееся кожаное кресло с высокой спинкой, поставленное на фоне огромного окна, с одной стороны, два кресла на четырех ножках напротив. Стеллаж, уставленный кассетами, дисками, книгами, и не счесть всякой техники: компьютер, ноутбук – оба включенные, – принтер, сканер, большой телевизор, кофеварка, три телефона – сотовые и стационарный, – стереосистема.
Только двухместный уютный диванчик, поставленный в нишу, образованную полками, несколько диссонировал по стилю с прочей обстановкой комнаты. И повсюду фотографии, фотографии, фотографии – в рамках и без, с надписями и без оных. А на них сияющий Таран-Бороновский в окружении знаменитостей самого разного толка – от политических деятелей до полуодетых звездочек эстрады.
Эмиль Григорьевич помог Лине раздеться и подвел к письменному столу.
– Располагайся, – указал он на кресла.
Девушка расслабилась, а то легкомысленный диванчик заставил ее напрячься и заподозрить хозяина офиса невесть в чем. Нет, им действительно предстоял деловой разговор.
Сценарист, галантно извинившись, что вынужден сесть напротив нее, а не рядом, занял вращающееся кресло. На фоне окна он смотрелся довольно внушительно. Однако, когда Эмиль Григорьевич нашарил среди бумаг на столе трубку, набил ее, раскурил и повернулся к девушке в профиль, чуть откинув голову назад, она едва не прыснула.
Если в этой позе и с трубкой Василий Ливанов, играющий Шерлока Холмса в известном сериале о знаменитом английском сыщике, смотрелся на редкость эффектно, то Таран-Бороновский выглядел представительно лишь в собственных глазах. «Ему эта трубка идет как корове седло», – невольно подумала Лина и мгновенно устыдилась своих непочтительных мыслей.
Эмиль Григорьевич счел ее смущение результатом произведенного неизгладимого впечатления. Пыхнув пару раз трубкой, он дотянулся до лежащей на столе руки девушки и похлопал по ней:
– Ну-ну, не стесняйся, чувствуй себя как дома.
Лина кивнула, не поднимая глаз. Однако нельзя сказать, что ей сразу удалось расслабиться и избавиться от снедающих душу обиды и разочарования. На душе скребли кошки, общество энергичного, напористого Эмиля Григорьевича будоражило. Но постепенно он заразил ее своим энтузиазмом и отвлек от печальных мыслей.
Он как бы раскручивал высказанные ею накануне соображения о сюжете будущей книги. Доводил отдельные эпизоды до логического завершения. Точнее, исподволь заставлял это делать саму Лину, изображая искреннюю заинтересованность, задавая наводящие вопросы, продолжая начатые ею фразы, схватывая на лету еще не до конца оформившиеся идеи. И делая какие-то пометки на разбросанных по столу листах бумаги.
Ей уже казалось, что, не будь Эмиля Григорьевича, она ни за что не додумалась бы до всего сама. Если же слишком неправдоподобные сюжетные повороты или сверхскоростное развитие событий смущали ее и Лина набиралась смелости сказать об этом, ее собеседник иронично усмехался и с чувством превосходства ссылался на неведомые ей законы жанра.
– Главное, чтобы зрителям нравилось. Остальное – ерунда, – заметил он по ходу беседы.
Его «ага-ага», произносимые с нажимом и придыханием, действовали на девушку как удары хлыста на цирковую лошадь, мчащуюся по арене. Подстегивали, заставляли напрягать воображение, порождали желание показать себя во всей красе.
В самом начале их разговора сценарист включил кофеварку и беспрестанно подливал себе и Лине кофе в большие керамические кружки. Вместо любимых семечек, что снимали часть напряжения и настраивали девушку на творческий лад, здесь в плетеной корзинке лежали крохотные сушки с маком, которые Эмиль Григорьевич разламывал пальцами на кусочки и аппетитно хрумкал ими…
– Мне бы вашу фантазию и ваш опыт, – наконец благоговейным шепотом произнесла Лина, искренне потрясенная сценаристом. За окном к этому времени стемнело, и на территории жилого комплекса зажглись фонари.
Эмиль Григорьевич, казалось, ее не слышал, погруженный в размышления. На его лице застыла торжествующая улыбка победителя: он, Таран-Бороновский, опять будет на коне… Нет, не опять, а как всегда!
– Что ты сказала, Линочка? – спросил он, отвлекаясь от своих дум.
– Что вы просто гений!
– Есть немножко, – нарочито скромно, как бы обращая ответ в шутку, произнес сценарист и на полном серьезе подумал, что эту мысль следует культивировать в симпатичной головке Лины Кузнецовой из города Орла.
Теперь предстояло перейти к еще одному вопросу их творческого сотрудничества. Каждый труд, как известно, должен быть оплачен. И Эмиль Григорьевич по мере своих сил старался следовать этому положению.
– Итак, Линочка, из того, что мы тут с тобой насочиняли, вполне может выйти недурственный сценарий…
Он умолк, ожидая реакции девушки. От ее ответа зависело, в каком ключе следует повести разговор на столь щекотливую тему.
– Ну что вы! – воскликнула Лина, весьма порадовав Эмиля Григорьевича. – Это все вы! Мне бы и десятой доли не придумать того, что вы с ходу наговорили. И потом, я ничего не смыслю в законах жанра, сами же видите.
– Вижу, вижу, – покивал сценарист и усмехнулся: – Я много чего вижу. Тогда поступим так: я поработаю над нашими черновыми заметками, – он указал на исписанные листки на столе, – и доведу их, так сказать, до ума. Будем надеяться, на телевидении к сценарию отнесутся благосклонно. Глядишь, в скором времени даже сериал по нему снимут…
– Правда?
Сценарист пожал плечами: мол, чем черт не шутит.
– Только вот сценарий я смогу представить от своего имени. Тебя ведь никто на телевидении не знает, да и…
– Я все понимаю, – перебила его Лина. – И ни на что не претендую. Более того, вы даже не представляете, как я вам благодарна. Я ведь впервые видела, как работает настоящий писатель, а это неоценимая вещь…
– Ну, хватит, достаточно, – остановил ее Эмиль Григорьевич, более чем довольный словами Лины. – В тебе тоже есть определенный творческий потенциал. Только его надо развивать. А я люблю, так сказать, помогать молодым талантам. Не будешь возражать, если мы еще пообщаемся?
– Конечно, не буду, – ответила Лина.
Извинившись, Эмиль Григорьевич куда-то вышел. Куда, девушка так и не поняла. Но вернулся он с горкой бутербродов на тарелке и с упаковкой эклеров.
– А сейчас самое время перекусить. Прости, я по-холостяцки, – произнес Эмиль Григорьевич и игриво подмигнул Лине.
К ней сразу же вернулось тревожное ощущение, которое она испытала, едва увидев диванчик. Но Лина снова устыдилась своих порочных, право слово, мыслей. Такой достойный человек, с ней возится, как… как отец родной, а ей всякая чушь в голову лезет. Нельзя всех мужчин одним аршином мерить.
Доехав до дому на вызванном и заранее оплаченном Эмилем Григорьевичем такси, отчего Лина и вовсе почувствовала себя в неоплатном долгу перед сценаристом, она переступила порог квартиры. Было довольно поздно. От избытка переживаний и впечатлений в голове гудело. К тому же она неожиданно ощутила себя вымотанной до предела.
Из последних сил раздевшись и умывшись, Лина забралась в постель и мгновенно уснула – словно провалилась в черную бездну. Проснулась она по звонку будильника, и тут же радостно забилось ее сердце: сегодня она опять встретится с Артемом!
Зная, что одна в квартире, Лина в ночной рубашке босиком прошлепала в ванную и, только увидев в зеркале свое отражение с остатками плохо смытой косметики и затаенной тоской во взоре, убито замерла. Не встретится она сегодня с Артемом, вообще никогда больше не встретится. Между ними все кончено. Сразу же расхотелось приводить себя в порядок, краситься, становиться неотразимой. Не для кого…
Сполоснув лицо холодной водой, Лина поплелась в кухню. Машинально приготовила себе завтрак и съела, не ощущая ни аппетита, ни вкуса еды. Затем, после того как посуда была вымыта, пол подметен, а плита после кулинарных – совершенно ей противопоказанных – экспериментов Ксюши отдраена до блеска, встал вопрос: что делать дальше? То есть как жить теперь, когда сама жизнь вроде бы потеряла смысл.
И Лина прибегла к способу, который уже не раз выручал ее в критических ситуациях. Правда, все предыдущие ситуации по своей катастрофичности не шли ни в какое сравнение с той, в которой девушка оказалась сейчас. Она представила себя героиней еще не написанного романа. И с этой героиней жестоко обошелся любимый человек, возможно сам того не понимая…
– Нет, – замотала она головой, – ничего не получится.
В романе на жизненном пути девушки, как рояль в кустах, оказывался молодой человек, который и предназначался ей свыше. А тот, предыдущий, нужен был лишь для того, чтобы подчеркнуть неоспоримые достоинства нынешнего, может и не видные с первого взгляда. А что она получает взамен Артема? Эмиля Григорьевича?..
Нет, он, конечно, превосходен, но только в своем амплуа ниспосланного Богом наставника. Правда, его появление в судьбе Лины тоже было неожиданным, как и пресловутого музыкального инструмента в зеленых кущах, однако, как указывалось выше, предназначение сценариста было иным.
– Вот бы Эмиль удивился, – криво усмехнулась Лина, – если бы узнал, что я примериваю его на роль возможного возлюбленного. И не только удивился, наверняка еще и возмутился бы. Чего доброго, и за дверь выставил бы. Пусть он и холостяк, но вряд ли привык волочиться за первой попавшейся юбкой…
Она в весьма уничижительной форме продолжала думать о себе, провинциальной дурочке, чтобы хоть как-то выплеснуть переполняющие ее разочарование и горькую обиду. Даже мысленно произнести имя Артема она не решалась, не то что обвинять его в недостойном с ней обращении. Кто ж виноват в том, что провинциалка забыла о правилах игры. Ему ведь даже невдомек было, насколько серьезно она воспринимает знаки его внимания, видит в них то, что хочет видеть, а не то, что есть на самом деле. В отличие от своих предшественниц…
Артем, слов нет, скоро и думать о ней позабудет. А вот когда ей удастся это сделать, никому не известно. Но когда-то ведь это произойдет, значит, и надо жить в ожидании этого момента. Пока же следует радоваться тому, что судьба свела ее с Таран-Бороновским. Никто, кроме Эмиля Григорьевича, не сможет посвятить ее в секреты мастерства, вот и нужно во всем следовать указаниям, ловить каждое слово этого бескорыстного, отзывчивого человека…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.