Текст книги "Легенда Арагона"

– Не знаю, – вконец расстроенный, произнёс Рафаэль Эрнесто. – Я долго ждал её, но она так и не пришла, чтобы попрощаться с бабушкой Хулией.

– Не пришла? – переспросил граф, и вдруг он медленно поднялся со скамьи, завороженно глядя куда-то мимо головы Рафаэля Эрнесто.

Юноша в страхе обернулся и увидел, что сюда бежит, как недавно бежал Пабло, девушка-служанка по имени Элена, которую граф временно назначил вместо Мауры присматривать за Алетеей Долорес.

Элена не кричала издали, как это делал Пабло, но то, что она сильно испуганна, заметно было сразу.

Рафаэль Эрнесто похолодел: без всякого сомнения, Элена несла какое-то страшное известие.

Оба графа, не сговариваясь, вышли ей навстречу.

– Сеньорита Алетея Долорес не встаёт с постели, – упав на колени, проговорила девушка и залилась слезами. – Я отвела её отдыхать, как Вы велели, сеньор… И думала, что она спит… Но сеньорита спала долго… Я осмелилась её будить, потому что… потому что сеньорита ещё не была у тела доньи Хулии… А донья Алетея Долорес не просыпается…

– Что ты говоришь?! – закричал Рафаэль Эрнесто, хватая служанку за плечи.

– Ах, сеньор! У доньи Алетеи Долорес сильный жар! Она мечется и… и не просыпается. Должно быть, простудилась… – и Элена ещё горше заплакала.

– Чёрт побери! Тебе следовало сначала бежать к доктору Амадэо, а не сюда! – Рафаэль Эрнесто был вне себя. – Отец! – повернулся он к графу и вдруг забыл всё, что хотел сказать.

Лицо дона Эрнесто было серым, глаза широко раскрыты. Граф сделал судорожный вдох и схватился за грудь. Рафаэль Эрнесто не дал ему упасть. Поддерживая отяжелевшее тело отца и с отчаянием глядя в его запрокинутое лицо, юноша с безумной надеждой просил:

– Отец! Не умирай! Ты не можешь нас оставить! Отец! Скажи хоть что-нибудь!…

И граф де Ла Роса, словно повинуясь просьбе сына, с трудом выдохнул всего одно слово:

– Род… ри… го…

Элена в ужасе закричала и побежала прочь, а Рафаэль Эрнесто, опустив бесчувственное тело графа на траву, стал торопливо расстёгивать на его груди камзол. Пуговицы не слушались дрожащих пальцев, и юноша изо всей силы рванул их…

Сердце графа молчало.

Угасла последняя надежда. И хотя из-за туч пробилось долгожданное, яркое и горячее летнее солнце, Рафаэль Эрнесто не заметил этого. Его душа погрузилось в холод и мрак большого горя.

Он бережно поправил на груди отца камзол, пригладил его волосы и твёрдо сказал:

– Я всё буду делать так, как ты велел, отец… Прощай! – и он поцеловал высокий лоб мёртвого графа де Ла Роса.

Глава XXVI

Герардо с трудом выбрался из ложбины и остановился на возвышении, не зная, как спуститься вниз с такой крутизны.

Нестерпимая боль в голове не утихала, на душе было совсем скверно.

– Эй! Эй! – услышал он вдруг и увидел внизу спешащую к нему сгорбленную старуху, носящую странное имя – Безумная Хуана.

Превозмогая боль, Герардо присел на корточки и, цепляясь за попадающуюся под руку растительность, кое-как спустился к деревьям. Дальше идти он не мог.

Тяжело дыша, Хуана добралась к сидящему Герардо и со словами: «Ах ты, Господи! Ну, обошлось, обошлось!» – принялась быстро ощупывать его голову. От прикосновений её ловких пальцев Герардо становилось легче.

Безумная Хуана размотала повязку, достала из своей корзинки горшочек с мазью и принялась хлопотать над раной.

Герардо охотно подчинился, почему-то не удивляясь внезапному появлению своей благодетельницы. На какое-то время ему показалось, что он погружается в приятную лёгкую дремоту. Но вот сон сменился явью.

Будто, действительно, пробудившись, Герардо увидел вокруг себя унылый горный пейзаж, окутанный темнотой холодной ночи, ощутил спиной шершавую кору большого тиса и поднял глаза на стоящую перед ним старуху, которая держала руку на его голове. Ясно помня всё, что с ним произошло, Герардо потрогал затылок. Голову снова стягивала тугая повязка, но что-то было не так, как раньше… Санта-Мария! Не было боли! Совсем никакой боли!

Безумная Хуана отняла руку от его головы и с участием заглянула в глаза:

– Тебе полегче, сынок?

– Спасибо, madre, – Герардо взял её маленькую руку и прижал к своим губам.

– Что ты! Что ты! – испуганно отпрянула от него Хуана. – Тебе нельзя это делать!

– Почему? – искренне удивился Герардо. – Ведь Вы – моя добрая спасительница.

– Не говори так, – нахмурилась Хуана. – Ты сам знаешь, что тебя спасла не я, а молодые сеньоры.

– Молодые сеньоры лишь забавлялись ночным приключением, – резко ответил Герардо и поднялся с земли.

– Замолчи! – топнула ногой старуха. – Не смей плохо говорить о Ла Роса! – её глаза гневно засверкали из-под косматых бровей, даже большая бородавка на носу сердито задрожала.

Но Герардо не думал сдаваться. Едва он вспомнил сцену в поварской, как новый прилив ярости захлестнул его.

– Нет, madre, это Вы не говорите мне ничего хорошего о Ла Роса! – с вызовом воскликнул он. – Всё хорошее зачёркивается одним бесчеловечным поступком. Madre, ведь Вы ворожея, Вы знаете прошлое и будущее, почему же Вы ничего не знаете о том, что граф де Ла Роса наказал поварёнка плетьми…

Герардо не договорил, потому что Безумная Хуана вдруг схватила его одной рукой за рубаху, а другой ударила по губам. Не дав юноше опомниться, она закричала, наседая на него и заставляя отступать:

– Твои глаза и твои уши обманули тебя! Ты видел жестокосердных воинов, да ведь они чужие! Они служат своему сеньору, они никогда не были даже под тенью имени Ла Роса! Ты слышал проклятия графу, да ведь они вырывались из уст злобного, лишённого ума и сердца завистника! В своей гордыне ты поспешил осудить Ла Роса и по глупости совершил большой грех – ответил чёрной неблагодарностью на святую тревогу за твою жизнь, идущую из глубины добрых сердец.

Прижатый Безумной Хуаной к дереву, Герардо слушал гневные речи старухи и с ужасом думал об одном: неужели она говорит правду, и всё, что он видел и слышал в замке, всё, что наполнило ненавистью его сердце, оказалось чудовищным недоразумением по отношению к людям, носившим имя Ла Роса?!

– Madre! Мadre! – Герардо вдруг опустился на колени перед Хуаной. – Скажи, что ты не обманываешь меня! Нет?… Я верю тебе, верю… Значит, в смерти мальчика сеньор граф не виноват?

В его глазах было столько мольбы и отчаяния, что Безумная Хуана смягчилась. Она положила ладони на его широкие плечи и с жалостью сказала:

– Ох и силен Дьявол! Даже тебе пытается заморочить голову. Ну, да я тебе помогу. Нет, сынок, граф ни в чём не виноват. Зло совершилось за его спиной. Никто из рода Ла Роса в жизни своей не сделал ничего дурного… Сынок, поклянись, что никогда больше не станешь думать об этих людях плохо.

– Клянусь, – тихо ответил Герардо. – Клянусь именем Господа нашего Иисуса Христа… Санта-Мария! Madre! – в сильном волнении он схватил её за руки. – Научи меня, как загладить вину! Я обидел молодого сеньора и сеньориту грубыми словами. Что я должен сделать, чтобы они простили меня?

– Ох, сынок, – Хуана покачала головой. – На этот вопрос ответит только твоё сердце. Я и так уже слишком много сказала. С тобой Господь Иисус, – она перекрестила его и заставила подняться с колен. – А теперь пойдём в деревню. Пока не готов твой дом, поживёшь у меня.

_____________________

Приближалось утро. Ворожея ушла в соседнюю деревню по своим делам.

Полусогнувшись в низенькой хижине, Герардо развёл огонь в очаге и, ожидая, пока нагреется вода в котелке, принялся разглядывать травы, мази и настои Безумной Хуаны.

В дверь несмело постучали.

– Войдите! – откликнулся Герардо, и на пороге появилась молодая женщина в яркой одежде.

Герардо узнал Клементу. Залившись румянцем, она теребила дрожащими пальцами небольшой узелок и от волнения не знала, что сказать. Выжидательный взгляд Герардо и вовсе привёл её в замешательство.

– Что тебе нужно? – наконец, спросил юноша.

– Я… вот… принесла, – невнятно пробормотала Клемента.

– Тебе нужна Безумная Хуана? – решил помочь ей Герардо. – Она вернётся не скоро. Приходи позднее.

– Нет, нет! – испугавшись, что её выпроводят, воскликнула Клемента. – Мне совсем не нужна Безумная Хуана. Я… я пришла к тебе, Санта-Мария.

– Как же ты узнала, что я здесь?

– Видела… Не спалось, и… увидела, как тебя вела Хуана… Что с твоей головой, Санта-Мария?

– Тебе это совсем ни к чему знать, – недружелюбно сверлил её чёрными глазами Герардо.

– Санта-Мария, не будь таким! – взмолилась Клемента. – Я как увидела, что у тебя голова обвязана, покой потеряла… Ты нужен мне, только о тебе и думаю… Вот собрала кое-что из еды… возьми… выздоравливай скорее, – она несмело положила свой узелок на стол.

– Спасибо, Клемента, – серьёзно ответил Герардо. – Но только ты зря на меня рассчитываешь.

– Я тебе совсем не желанная? – расстроилась молодая женщина.

– Совсем, – отрезал Герардо.

– Но… ты же меня не знаешь, как ты можешь так говорить?

– Послушай-ка, Клемента, – Герардо подошёл к ней и крепко взял за локоть. – Пойми – ты мне не нужна. Бросай взоры в любую другую сторону, только не в мою. Обижать тебя не стану и заботу твою сейчас приму. Но если ты ещё раз подойдёшь ко мне ближе, чем на десять шагов, то пожалеешь об этом.

– Санта-Мария! – Клемента залилась слезами и вцепилась в рубашку на груди Герардо.

Внезапно юноша обнял её за плечи и усадил рядом с собой на скамью. Робкая надежда засветилась на залитом слезами лице Клементы. Герардо с грустью посмотрел на неё и сказал:

– Не хочется быть грубым, но как же растолковать тебе, что насильно мила не будешь. Мне нужна не ты, нужна другая. Только ей принадлежит моё сердце. А душа моя и плоть неразделимы. Разве можно думать об одной, а ходить к другой? Не люба ты мне, Клемента, не желанна. Потому прошу тебя по-хорошему: оставь меня в покое, не приставай, нехорошо это. Послушайся, если не хочешь, чтобы я вовсе стал тебе врагом.

– Нет, Санта-Мария, нет! Только не врагом!

– Ну, вот и договорились.

– А ты можешь сказать, кто твоя невеста? – после паузы решилась спросить Клемента.

– У меня нет невесты, – грустно покачал головой Герардо.

– Значит, та, которую ты любишь, не любит тебя?! – воскликнула гостья.

Герардо неопределённо дёрнул плечом и не ответил.

– Кто она, Санта-Мария? – допытывалась Клемента. – Она осталась там, откуда ты пришёл? Или уже здесь кого-то заприметил?

– Клемента, – нахмурился Герардо, – больше я тебе ничего не скажу и не серди меня… И вообще тебе пора идти. Я хочу отдохнуть.

Женщина покорно встала и пошла было к двери, но вернулась. В её глазах опять стояли слезы, губы дрожали.

– Санта-Мария, поцелуй меня, и я больше никогда-никогда к тебе не подойду.

Герардо не ответил, поднялся со скамьи и отошёл к очагу, где уже закипела вода.

Обливаясь слезами, Клемента стремительно выбежала. Дверь резко хлопнула. Невысокое пламя в очаге мгновенно погасло.

Расстроенный, Герардо сел за стол и, подперев кулаками скулы, стал смотреть в маленькое окошко, за которым уже совсем рассвело. Разве он мог знать всего несколько минут назад, что раньше, чем самому себе, он откроет тайну своего сердца этой испорченной деревенской женщине! Казалось, даже имя Клементы оскверняло пробудившееся в его сердце светлое, робкое чувство. Только сознание собственной вины омрачало его, и это нестерпимо жгло душу Герардо.

– Алетея Долорес… – впервые решился вслух произнести юноша. Невыразимая тоска наполнила его сердце, заставила сгорбиться и уронить голову на скрещённые на столе руки. – Алетея Долорес! Я сделаю всё, чтобы вернуть твоё расположение… Какой же я болван, Санта-Мария! Ты спешила ко мне на помощь, а я… посмел сказать такое! Если бы не ты и не твой брат, то не видел бы я сейчас это небо, пусть серое, но живое – с птичьим криком и порывами ветра…

Только в эту минуту Герардо до конца осознал, от какой бездны его спасли участливые руки молодых сеньоров, и вдруг подумал, что неосознанно считает себя равным им, что к имени «Алетея Долорес» не прибавляет «сеньорита»…

– Madre Хуана права, – прошептал Герардо, – в своей гордыне я зашёл слишком далеко… О Господи! Помоги мне!.. Я не знаю, что мне делать и как жить дальше… Но только… Я уже не смогу жить без неё. Не забирай у меня мечту, Господь Иисус! О большем я просить Тебя не смею…

За окном пробежали какие-то люди. Дверь широко распахнулась, и взволнованный крестьянин, кажется, по имени Хосе Вивес, закричал с порога:

– Madre Хуана! Беда!

Увидев Герардо, он изумлённо застыл, загораживая проход ещё нескольким толпившимся за его спиной крестьянам.

– Санта-Мария, и с тобой что-то приключилось? – указал он на повязку Герардо. – А Безумная Хуана? Где она?

– Её позвали в Сигуэнью.

– О Господи! Да что же делать?! Пропадёт девчонка!

– А что случилось, Хосе?

– Беда у нас, Санта-Мария. Мою соседку Инеситу мачеха толкнула в огонь. Уж не знаю, каким чудом она поднялась из очага, но только одежда на ней загорелась, и она выскочила во двор. Я увидал, поймал её и затушил пламя… С нею сейчас моя мать. А проклятую тетку Лусию женщины за волосы потащили к церкви. Туда сейчас собирается народ, будем её судить… И что это Хуана так не вовремя ушла! Бедняжка сильно обгорела. Не померла бы!

Мысль Герардо работала быстро.

– Послушай, Хосе, послушайте, люди, – обратился он к вошедшим, среди которых было много уже знакомых ему лиц. – Сегодня ночью madre Хуана передала мне своё умение врачевать. Вы разрешите мне помочь несчастной? Я знаю, что смогу это сделать.

Крестьяне, поражённые его словами, некоторое время молчали. Наконец, они зашумели:

– Как это здорово, Санта-Мария!

– Да ведь другого выхода всё равно нет.

– Мы тебе верим. Если можешь – помоги!

– Тогда не теряем больше ни минуты! – Герардо быстро выбрал на столе два горшочка с отварами, взял с нижней полки у двери завёрнутый в грубый холст ком жира и, повязав на голову по-крестьянски платок, поспешил вслед за Хосе Висесом и крестьянами на помощь пострадавшей.

Во дворе и в доме Хосе, куда привели Инес, толпилось много народа. Крестьяне были возбуждены. Возмущались жестокостью Лусии, жалели многострадальную сироту, с нетерпением выглядывали знахарку, чтобы побежать, наконец, к церкви, где должен состояться суд над преступницей.

Все знали, что Хосе Вивес с товарищами пошёл за Безумной Хуаной, и были удивлены, когда он вернулся в сопровождении чернобородого молодого пришельца по имени Герардо Рамирес, или, как его уже окрестили с лёгкой руки Меченого, Санта-Марии.

По двору поползли приглушённые разговоры:

– Хуана – в Сигуэнье.

– Говорят, она научила Санта-Марию…

– Поможет ли он?

– Всё-таки лучше бы женщина или какая-нибудь старуха, ведь девчонка обожгла грудь…

– Ну, чего ты разнылась? Санта-Мария – толковый парень, это сразу видать.

– Бывают и мужчины-знахари…

У двери перед Герардо и Хосе молча расступились. В доме женщины встретили молодых людей с недоумением. Тётка Соледад, мать Хосе, выслушав сына, замахала руками:

– Нет, нет! Куда это годится! У девочки больше всего пострадала грудь. Инес не захочет показать её мужчине.

– Madre, перед врачевателем нужно отбрасывать всякое стеснение, – серьёзно сказал Герардо. – Кроме того, время идёт. Как бы моя помощь не запоздала. Пропустите, madre, – и он вежливо, но решительно отстранил со своей дороги растерявшуюся Соледад.

Девушка была в окружении причитавших женщин. Она неподвижно лежала на спине, укрытая до самого подбородка большим куском тонкого холста.

– Все – из комнаты! Быстро! Быстро! Ведро холодной воды! Давайте его сюда. Скажите, пусть ещё принесут. Нужна холодная вода, – командовал Герардо, и люди, чувствуя его силу и уверенность, подчинялись, поспешно выполняя все приказания.

Огромные серые глаза испуганно следили за ним со скамьи. Герардо поставил на пол ведро с водой и, встретившись с девушкой взглядом, улыбнулся ей. Инес зарделась.

– Только не бояться, – с улыбкой погрозил пальцем Герардо. – Знахаря нужно слушаться. Сейчас мы снимем с тебя холстину.

Инес вытащила наружу руки и судорожно вцепилась в свое покрывало.

– Нет, Санта-Мария, нет! Лучше я подожду бабушку Хуану.

– Хорошо, – согласился Герардо, – но ожоги нужно поливать холодной водой, иначе они с каждой минутой становятся всё глубже. Ткань прилипла к твоей груди, значит, обгорела кожа. Мы будем ждать madre Хуану и поливать тебя водой. Ну-ка, вставай и становись вот в этот таз, сейчас я его придвину.

– Но на мне совсем нет одежды, – запротестовала Инес. – Моё платье сгорело…

Герардо окинул взглядом комнату. Вот сундук, где, должно быть, есть одежда, но он заперт большим замком, а ключа нигде не видно. Звать хозяйку не хочется. Герардо, быстро расстегнув и сбросив собственную рубаху, протянул её девушке.

– Возьми, обвяжись, как юбкой, а я пока отвернусь. Скажешь, когда будет готово.

Стараясь не стонать от обжигающей боли, Инес кое-как поднялась, обвязалась рубахой и шагнула в пустой таз, придерживая на груди прочно приклеившуюся к ней холстину. Боль опоясала всё тело. Кусая губы, Инес робко позвала:

– Санта-Мария!..

От холодных струй боль затихала, но стоило Герардо отойти к двери за следующим ведром, как боль вспыхивала с новой силой, и казалось, её нельзя уже терпеть. Стоя в наполненном водой тазу, Инес изрядно продрогла. У неё начался озноб, зубы мелко застучали, пальцы, прижимавшие к телу мокрый и тяжёлый холст, занемели, ногти приобрели синюшный оттенок.

– Ну, вот что, – нахмурился Герардо, внимательно следивший за ней, – так дело не пойдёт. Ну-ка, прими руки, ткань уже отмокла, её можно снять, давай её сюда, – и он, не обращая внимания на слабое сопротивление Инес, осторожно отсоединил холст от обожжённой кожи.

– Дайте чем-нибудь вытереться, – крикнул он заглядывающей в дверь Соледад и, приняв от неё большое полотенце, повесил его себе на плечо, затем подошёл к бледной, измученной болью Инес, легко выставил её из таза на плетёный коврик, размотал с талии девушки свою намокшую рубаху; словно ребёнка, быстро вытер Инес, запоминая места ожогов, и уложил в постель, накрыв до пояса одеялом.

Она больше не сопротивлялась. Чувство покоя и уверенности в том, что этот большой, сильный человек поможет справиться с мучениями, наполнило её душу.

Герардо оторвал большой кусок от холста, снова приложил его к груди девушки и стал понемногу поливать из принесённого с собой горшочка каким-то красноватым отваром. Боль, хотя и осталась, но уже была не такой жгучей и острой.

– Ну, вот, примочки из коры ивы тебя быстро поднимут на ноги, – с удовлетворением сказал Герардо. – А теперь покажи мне волдыри на руках.

Положив еще в нескольких местах куски холста, пропитанные всё тем же красноватым отваром, Герардо сел на краешек постели больной и, улыбнувшись, сказал:

– Поправишься не скоро, но будешь такой же красивой. Главное – не пострадало лицо, и твой парень тебя не бросит.

– У меня нет парня, – потупилась Инес.

– За этим дело не станет, уверяю тебя.

– Мне никто не нужен, – вдруг сердито буркнула Инес.

– Это потому, что ты ещё совсем молоденькая. Сколько тебе? Тринадцать?

– Шестнадцать! – с вызовом ответила Инес. – Просто я такая уродилась – маленькая и некрасивая. А теперь и вовсе – тело изуродовано и коса… Ты видишь, как обгорела моя коса?! У меня теперь совсем короткие волосы.

Герардо, с удивлением слушавший её возмущённую речь, вдруг увидел, что большие глаза девушки наполнились слезами; она, схватив подушку, накрыла ею своё лицо и там, под подушкой, горько и безутешно заплакала.

– Ну, что ты, Инес, так и задохнуться можно, – с жалостью сказал Герардо, силой отобрал подушку, снова уложил больную и поправил компрессы.

– Теперь я и вовсе не буду нужна ему, – в голосе Инес звучали горе и отчаяние, слезы всё лились и лились из глаз-родников.

– Кому, девочка? – осторожно спросил Герардо и, видя, что она колеблется, взял её руку в свои большие ладони и серьёзно добавил: – Если ты доверишься мне, я постараюсь излечить и твою душевную рану.

На какое-то мгновение на лице Инес вспыхнула надежда, будто она увидела в Герардо всесильного мага и чародея, но в следующую минуту девушка с грустью покачала головой.

– Спасибо, Санта-Мария, но здесь ты не сможешь мне помочь, – немного успокоившись, сказала она. – Ни Господь Иисус, ни Дева Мария не хотят, чтобы он полюбил меня. Я осмелилась просить Пресвятую Деву, чтобы он немного обратил на меня внимание, но, видно, это был грех, потому что ко мне пришла вот эта кара. Огонь едва не достал до моего сердца. Может быть, мне не надо было подниматься из очага?

– Ну, что ты говоришь! – воскликнул Герардо. – Думать так – вот большой грех! Все мы в руках Господних. Кто знает, как повернётся твоя жизнь?.. Впрочем, может быть, знает madre Хуана. Ты спрашивала её о своём будущем?

– Нет, я боюсь услышать плохое. Лучше жить надеждой, что он хотя бы иногда посмотрит на меня или даже улыбнётся мне… А знаешь, Санта-Мария, он однажды разговаривал со мной и посадил на своего коня, потому что я переоделась пастушком, и он принял меня за мальчика…

– Инес, – в голове Герардо мелькнула догадка, – ты говоришь… о молодом сеньоре?

– Нет! – тотчас воскликнула девушка, но густая краска стыда и смущения предательски залила всё её лицо, от лба до подбородка. Инес с ужасом понимала, что эта краска выдаёт её, но ничего не могла поделать. Однако удивительно глубокие, спокойные глаза странного крестьянина смотрели на неё с таким пониманием и сочувствием, что Инес вдруг отчаянно захотелось открыть ему свою изболевшуюся душу.

– Ты угадал, Санта-Мария: я говорила о сеньоре… Рафаэле Эрнесто, – взволнованно произнесла девушка, и её глаза лихорадочно заблестели. – Но об этом никто не знает… А если узнают, будут смеяться надо мной, потому что это… и правда смешно… – она горестно умолкла и отвернулась.

– Нет, Инес, это совсем не смешно, – тихо проговорил Герардо. – Сердце выбирает само, мы не властны над ним, а знаешь, почему?

– Почему? – снова повернула к нему взволнованное лицо Инес.

– Потому, что руку Судьбы, зов Судьбы может узнать только сердце. Ты не хочешь спрашивать у madre Хуаны о своей жизни – это хорошо. Но твоё сердце тебя зовёт и тянет безудержно именно к этому человеку. Разве дон Рафаэль Эрнесто не достоин сильной и чистой любви? Подумай, Инес, может быть, в трудную для него минуту именно твоё горячее сердце спасёт молодого сеньора де Ла Роса… И потом, я где-то читал, что сильное чувство рождает взаимность…

– Герардо! Герардо! – Инес приподнялась на постели. В эту минуту девушка почти не чувствовала боли. Стиснув большую руку крестьянина, она с мольбой заглянула в его лицо: – Ты смеёшься надо мной? Ты говоришь серьёзно? Взаимность!.. Об этом я боюсь даже мечтать…

– А ты не бойся. За любовь всегда стоит бороться.

– Тебе легко говорить, Герардо, у тебя такого не было, – упрекнула Инес.

Какую-то минуту Герардо колебался. Не в его правилах было рассказывать малознакомому человеку о своих чувствах. Но эта милая девушка, почти ребёнок, попавшая в ужасную беду, думала не о том, что её жизнь находится в опасности, а о том, удостоит ли её вниманием, подарит ли ей свою белозубую улыбку юный дон Рафаэль Эрнесто, граф де Ла Роса, родной брат светловолосой красавицы с лицом Ангела и чудным именем Алетея Долорес.

Герардо почувствовал незримую связь между собой и лежащей перед ним в компрессах девушкой, которая с удивительным терпением переносила боль. И будто давнему другу, вымученно улыбнувшись, Герардо сказал ей:

– Раньше не было… Да вот недавно… угораздило… и не лучше, чем тебя…

Бледные губы Инес изумлённо приоткрылись. Она во все глаза смотрела на Герардо, пытаясь прочитать в его лице подтверждение своей догадке.

Санта-Мария кивнул:

– Да… да… сеньорита… – дальше говорить он не мог – перехватило дыхание.

Инес растерянно улыбнулась и хотела что-то сказать, но в эту минуту дверь широко распахнулась, и в комнату, преодолевая сопротивление охранявших больную женщин, буквально ворвался мальчик лет десяти.

Он подбежал к постели Инес и упал на колени. Мальчик тяжело дышал, хватая ртом воздух, было видно, что он бежал издалека, без передышки, словно торопился сообщить какое-то важное известие.

– Хесус, дорогой, откуда ты примчался? – приподнялась на локте Инес. – Разве тебе не сказали, что меня лечат… вот – Санта-Мария.

Мальчик бросил быстрый, рассеянный взгляд в сторону Герардо и, наконец, заговорил:

– Беда, Инесита, беда в замке, сестричка… Мне не велели говорить тебе.. да разве можно… чтобы ты не знала, – он перевёл дыхание и горестно выкрикнул: – Умер граф дон Эрнесто!

Герардо вскочил и усадил мальчика на постель.

– Как это случилось? Рассказывай! – с трудом сдерживая сильное волнение, попросил он.

Инес молча держала у груди дрожащие руки и во все глаза смотрела на брата.

В комнату вошли несколько женщин. Испуганно прижимая концы платков к губам, они приготовились слушать.

– Там, возле церкви, уже все знают, – взволнованно говорил Хесус. – Пабло прислал двоих конюхов, чтобы рассказали… Такая беда! Такая беда!.. И этот сеньор в чёрном, что ездил по нашей деревне, тоже умер, и его слуга умер, и поварёнок Рамиро – его забили плетьми слуги сеньора епископа… А отец Рамиро, Муньо, повесился в конюшне у Пабло! Такой грех! Такой грех!.. А добрая донья Хулия! Её кто-то зарезал ночью кинжалом, а кто – в замке не знают… Она была такая добрая, такая добрая! Встретит меня и всегда угостит сладкой лепешкой… – Хесус не выдержал, слезы градом покатились из его больших глаз. – И сеньорита, наша сеньорита при смерти! – громко всхлипнув, продолжал он. – Такая больная! Такая больная! Даже в себя не приходит. Наверно, тоже умрет, – и он в голос заплакал, уткнувшись в подушку Инес.

– Дон Ра… Ра… фаэль… – услышал Хесус слабый голос сестры и, оторвавшись от подушки, всё ещё плача, закончил потрясший всех рассказ: – Один молодой сеньор жив и невредим, а каково ему, бедному!

Женщины, очнувшись от столбняка, заголосили и повалились на колени, протягивая руки к маленькому распятию, висевшему над постелью Инес.

Герардо стоял без движения, не чувствуя, что какая-то женщина дёргает его за штанину, видимо, заставляя также опуститься на колени и горячо помолиться. Обрывки мыслей путались в его голове.

«Умер граф дон Эрнесто… Поварёнка Рамиро забили плетьми слуги епископа… Сеньорита при смерти… Не приходит в себя… Тоже умрёт…»

– Нет! – громко сказал Герардо. Несколько женщин оглянулись на него.

Он ринулся было из комнаты, но, вспомнив о своём долге, вернулся, поднял с колен Соледад и, выведя её, сказал:

– Я сейчас пойду в замок. Может быть, там понадобится моя помощь. К вечеру снимите с груди девочки компрессы и смажьте обожжённые места жиром, который я принёс. И пусть она ни в коем случае не надевает никакую одежду до тех пор, пока не подсохнут раны. Позднее, я думаю, придёт madre Хуана и сделает ещё что-нибудь. Не жалейте для больной мяса, молока и яиц.

Крики и плач женщин усилились, словно в комнате случилось ещё что-то непредвиденное.

– Дайте мне одежду! – услышал Герардо отчаянный крик Инес.

Широко распахнув дверь, юноша увидел, что Инес сорвала компрессы и

теперь сидит на постели, отбиваясь от плачущих женщин.

– Одежду! Madre Соледад! Дайте мне одежду! Я должна… Должна пойти в замок!

– Все – из комнаты! – крикнул Герардо, и крестьянки поспешно вышли, крестясь и утирая лица платками. Не простившись с хозяйкой, они тотчас покинули дом, торопясь узнать ещё хоть что-нибудь об ужасных событиях в замке Ла Роса.

Инес безумными глазами смотрела на Герардо и, казалось, не узнавала его, твердя одну и ту же просьбу об одежде. Тогда он схватил её за плечи и как следует встряхнул:

– Инес! Послушай! Какую тебе одежду!

– Уходи, Санта-Мария! Ты меня не удержишь! – закричала девушка. – Я хочу пойти в замок!

– Если ты немедленно не успокоишься, глупая девчонка, то отправишься не в замок, а на тот свет! – в тон ей закричал Герардо.

– Ну и пусть! Зато я буду сегодня рядом с ним! – Инес враждебно смотрела исподлобья.

– Всего один раз посмотришь на него, а потом в могилу? – агатовые глаза Санта-Марии сверкали гневом. – Так нет же! Я не позволю тебе совершить эту глупость. Будь добра – подлечись немного. Мёртвой ты никому не нужна, а вот здоровой как раз ему и понадобишься! Запасайся терпением, дорогая! Научиться терпеть – не просто, но полезно… – он внезапно умолк, ласково погладил волосы девушки с обожжёнными, закрученными кончиками и, глядя в её наполненные слезами отчаяния глаза, тихо добавил: – Береги себя, Инесита, береги для него. Никто, кроме тебя, не будет любить его так горячо. Мужайся, девочка, и терпи… Я пойду в замок и сделаю всё, что в моих силах. Я не допущу ни одной смерти… Ты мне веришь?

Инес вспомнила о том, что обнажена и в таком виде сидит перед молодым мужчиной. Залившись краской стыда, она нырнула в постель и, спрятав лицо, проговорила:

– Прости, Санта-Мария. На меня нашло какое-то безумие. Обещаю слушаться тебя и буду молить Пресвятую Деву о моём скорейшем исцелении. Иди же в замок, ведь там… сеньорита, она больна…

Рослая фигура Герардо уже была в дверном проёме, когда Инес неожиданно для самой себя быстро перекрестила его спину и только после этого с некоторым облегчением вздохнула.

– Какой он… необыкновенный, – вслух произнесла девушка. Безумная тревога за самого дорогого для неё человека отошла куда-то на второй план, потому что в замок отправился Герардо Рамирес… Тот, кто может помочь в любой беде.

– Она легко отделалась, – услышала Инес громкий злобный шёпот.

В углу, никем не замеченный, сидел маленький Хесус.

– Ты здесь? – удивилась Инес. – Что ты говоришь?

– Я говорю, что она… Лусия Гонсалес… легко отделалась.

– Ты о матери?! – ещё выше вскинула брови девушка.

– Её хотели судить возле церкви, – всё так же, с ненавистью, произнёс Хесус, – а тут… тут приехали конюхи. И про неё забыли. Все забыли! А она потихоньку ушла, и теперь уже, наверно, сидит дома да посмеивается, что нам не у кого спросить разрешения судить её. Дон Эрнесто умер, а молодому графу сейчас не до нас… Но ты не думай, Инесита, я за тебя отомщу. Я увидел, что с тобой сделалось… Я сам её убью!

– Хесус! Дружочек! Что ты говоришь?! Опомнись! – вскричала Инес. – В своём ли ты уме – говорить такие вещи о родной матери?! Это грех!

– Грех – если она останется без наказания, – возразил Хесус. – И какая она мне мать? Подумай сама. Моя добрая матушка, и сестра, и даже отец – это ты! И за тебя я всё равно отомщу, – Хесус сказал это так твердо, что душа Инес на какое-то мгновение замерла. – У тебя кожа висит и запах, как будто поросёнок жареный… Ну, ладно. Я пойду, ты скорее поправляйся. Сейчас я позову тётку Соледад, а потом приду и расскажу тебе, что там в замке. И вообще буду приходить и рассказывать, – и он, поцеловав сестру в щёку, исчез за дверью.