Текст книги "Крэнфорд"

Глава 7
Визиты

Однажды утром, когда мисс Матти и я сидели за работой – двенадцати часов ещё не было, и мисс Матти не поменяла чепчик с жёлтыми лентами, который когда-то носила мисс Дженкинс и который мисс Матти сейчас носила дома; чепчик, который был сделан по фасону чепца миссис Джеймсон, она надевала, выходя из дому или принимая гостей, – вошла Марта и спросила, примет ли хозяйка мисс Бетти Баркер. Мисс Матти согласилась и быстро исчезла, чтобы поменять чепчик с жёлтыми лентами, пока мисс Баркер поднималась по лестнице, но она забыла свои очки, так как была взволнована довольно необычным временем визита, и я не удивилась, когда она вернулась в одном чепчике поверх другого. Она совершенно не осознавала этого и ласково смотрела на нас. Но, по-моему, и мисс Баркер не заметила этого; если отбросить в сторону маленькое обстоятельство, что она уже не была так молода, как когда-то, она была так поглощена своим делом, которое передала с тягостным смирением, что проявилось в бесконечных извинениях.

Мисс Бетти Баркер была дочерью старого причетника, который служил в Крэнфорде во времена мистера Дженкинса. Она и её сестра, будучи хорошенькими, служили камеристками в хороших домах и скопили достаточно денег, чтобы открыть мастерскую дамских шляп, которой покровительствовали знатные дамы. Леди Арли, например, иногда давала мисс Баркер образец своего старого чепца, который они незамедлительно копировали и распространяли среди высшего света Крэнфорда. Я сказала «высшего света», потому что обе мисс Баркер быстро усвоили местные уловки и гордились своими «аристократическими связями». Они не желали продавать свои чепцы и ленты кому попало без родословной. Много фермерских жён или дочерей покидали с раздражением мастерскую мисс Баркер и шли в мелочную лавку, где продажа коричневого мыла и отсыревшего сахара заставляла владельца ездить прямо в Лондон. Раньше он говорил, в Париж, пока не понял, что его покупатели слишком патриотичны и джоны булли1414
  Джон Булль – персонаж сатиры «История Джона Булля» (1712), олицетворявший английскую нацию. С тех пор это имя употребляется для обозначения Англии или собирательных черт английского национального характера.


[Закрыть] носят то, что носили их монсеньоры. Он часто рассказывал своим покупателям, что в Лондоне королева Аделаида1515
  Королева Аделаида – жена английского короля Вильгельма IV, царствовавшего с 1830 по 1837 год. Его предшественник Георг IV разошелся с женой в 1806 году, обвинил ее в супружеской неверности и затеял против нее скандальный бракоразводный процесс. Таким образом, в Англии почти двадцать пять лет фактически не было королевы, чем и объясняется повышенный интерес и почтение крэнфордских дам к «добропорядочной» Аделаиде.


[Закрыть] только неделю назад появилась в точно таком же чепце, какой он им показал; тряся жёлтыми и голубыми лентами, говорил, что их якобы похвалил король Вильгельм, потому что эти ленты так подходили к головному убору королевы.

Обе мисс Баркер, конечно, ограничивали себя, не приветствуя смешанный состав покупателей, но тем не менее они процветали. Это были бескорыстные, хорошие дамы. Много раз я видела старшую из них (когда она была горничной миссис Джеймсон), выносящую кое-что вкусное беднякам. Они только обезьянничали в обычае света «ничего не иметь общего с классом, который ниже их». А когда старшая сестра умерла, то доходы и прибыль оказались такими, что позволили младшей мисс Бетти закрыть мастерскую и закрыть дело. Она (кажется, я уже говорила об этом) приобрела корову – признак респектабельности в Крэнфорде, почти то же, что для некоторых людей завести кабриолет. Она была уверена в том, что одевается лучше иных дам в Крэнфорде; конечно, ведь она носила все чепчики и ужасные ленты, которые остались не распроданными. Через пять или шесть лет с тех пор, как она отказалась от мастерской, может, где-то в других местах, её одежда уже казалась вышедшей из моды, но не в Крэнфорде.

А сейчас мисс Бетти Баркер пришла пригласить мисс Матти на чай к себе домой в следующий вторник. Она заодно пригласила и меня, так как я оказалась здесь в гостях, хотя я видела, что она опасалась, не выбыла ли наша семья из «аристократического общества» с тех пор, как мой отец переехал жить в Драмбл, занялся этой «ужасной торговлей хлопком». Она предварила моё приглашение таким количеством извинений, что вызвала у меня любопытство. Её сомнение было извинительно, потому что она позволила себе «большую дерзость». Что же она себе позволила? Было впечатление, что она написала королеве Аделаиде с просьбой прислать рецепт стирки кружев, но поступок, который она так изобразила, был всего лишь приглашением, которое она передала бывшей хозяйке своей сестры, миссис Джеймсон. «Зная о том, кем она была раньше, сможет ли мисс Матти извинить такую вольность?». «Ах, – подумала я, – она хочет выяснить, почему надет двойной чепец, и собирается исправить головной убор мисс Матти». Нет! Она просто таким образом спрашивала разрешение пригласить мисс Матти и меня. Мисс Матти наклонила голову в знак согласия; я думала, что при этом любезном жесте она почувствует необычный вес и необычную высоту своего головного убора. Но она ничего не почувствовала, потому что выпрямилась и продолжила разговор с мисс Бетти в добродушном, снисходительном тоне, без всякого смущения, которое должно было возникнуть, если бы она поняла необычность своего головного убора.

– Кажется, вы сказали, что будет миссис Джеймсон? – спросила мисс Матти.

– Да, миссис Джеймсон очень любезно соблаговолила сказать, что она с радостью придёт. Она сделала маленькую оговорку, что приведет Карло. Я сказала ей, что у меня как раз слабость к собакам.

– А мисс Пол? – спросила мисс Матти, которая беспокоилась о том, чтобы было с кем составить партию в преферанс, в котором Карло никак не мог быть партнёром.

– Я собираюсь пригласить мисс Пол. Конечно, я не стала заходить к ней до того, как приглашу вас, мадам. Вы дочь священника, мадам. Поверьте, я не забыла, кем был мой отец при вашем батюшке.

– И миссис Форестер, конечно?

– И миссис Форестер. Я, и правда, думала зайти к ней перед тем, как пойду к мисс Пол. Хотя её положение изменилось, мадам, она урождённая Тирелл, и мы не должны забывать о её родстве с Биггсами из Биглоу Холла.

Мисс Матти была больше озабочена тем, чтобы у неё были хорошие карточные партнёры.

– А миссис Фиц-Адам – я полагаю?

– Нет, мадам, я должна установить предел. Миссис Джеймсон, думаю, не понравится встретиться с миссис Фиц-Адам. Я глубоко уважаю миссис Фиц-Адам, но я не могу подумать, что она подходящее общество для таких дам, как миссис Джеймсон и мисс Матильда Дженкинс.

Мисс Бетти Баркер низко поклонилась мисс Матти и поджала рот. Она, пока говорила, искоса поглядывала на меня с чувством глубокого достоинства. Хотя она и модистка, оставившая шляпное дело, но не демократка и сознает различие в сословных положениях.

– Могу я просить вас, если изволите, прийти около половины седьмого в мой скромный дом, мисс Матильда? Миссис Джеймсон обедает в пять, но великодушно обещала мне не задерживаться и прийти в половину седьмого. – И с глубоким реверансом мисс Бетти Баркер удалилась.

Моё пророческое сердце подсказывало, что мисс Пол в полдень нанесет нам визит, в это время она обычно приходила рассказать мисс Матильде о происшедших событиях или обсудить с ней предстоящие.

– Мисс Бетти рассказала мне, что будет только несколько избранных, – сказала мисс Пол, когда они с мисс Матти обменялись приветствиями.

– Да, так она сказала. Не будет даже миссис Фиц-Адам.

Сейчас миссис Фиц-Адам была вдовствующей сестрой крэнфордского врача, которого я уже упоминала. Их родители были уважаемыми фермерами с устойчивым положением. Звали этих добрых людей Хоггинсы. Мистер Хоггинс сейчас был крэнфордским доктором; нам не нравилось это простецкое имя, мы считали его грубым; и, как сказала мисс Дженкинс, если бы он поменял Хоггинс на Пиггинс, было бы значительно лучше. Когда-то мы надеялись установить связь между ним и маркизой из Эксетера, которую звали Молли Хоггинс; но доктор, не заботясь о собственных интересах, полностью игнорировал и отвергал подобную связь, хотя, как говорила дорогая мисс Дженкинс, у него была сестра Мери, а такие христианские имена обычно передаются по наследству.

Вскоре после того, как мисс Мери Хоггинс вышла замуж за мистера Фиц-Адама, она на много лет исчезла из виду. Она не входила в круг крэнфордского высшего общества, поэтому никто не позаботился узнать, кто такой мистер Фиц-Адам. Он умер и соединился со своими родителями, и так о нем никто из нас и не узнал. Вскоре миссис Фиц-Адам опять появилась в Крэнфорде («храбрая как лев», как сказала мисс Пол) состоятельной вдовой, одетой в шелестящий чёрный шёлк так скоро после кончины супруга, что бедная мисс Дженкинс осудила её замечанием, что бумазея отразила бы лучше глубокое чувство утраты.

Я вспоминаю, как дамы собрались, чтобы решить, нужно ли жителям Крэнфорда старых голубых кровей сделать визиты миссис Фиц-Адам. Она заняла большой дом, в котором когда-то жила дочь какого-то графа. Кажется, обитание в том доме, как говорили, давало владельцу необычную власть над умами; ведь у дочери графа, леди Джейн, была сестра, леди Анна, которая вышла замуж за генерала1616
  По-видимому, речь идет о генерале Джоне Бургойне, который в 1776 году, во время американской Войны за независимость, командовал английской армией, направленной из Канады на подавление восставших колонистов, потерпел поражение и капитулировал, за что подвергся в Англии гонениям. Бургойн был автором нескольких пьес, наиболее известная из которых, комедия «Наследница», пользовалась большим успехом и долго держалась на сцене. В юности, еще будучи лейтенантом, он женился на дочери графа Дерби, которую романтически похитил, но через три года уехал из Англии и вернулся туда уже после смерти жены.


[Закрыть] во время американской войны. Этот генерал написал пару комедий, которые до сих пор иногда ставились на лондонских подмостках. Когда мы видели их афиши, то гордо выпрямлялись и считали, что Друри Лейн сделал Крэнфорду очень приятный комплимент. Однако вопрос о визитах к миссис Фиц-Адам пока не был решён, потому что умерла дорогая мисс Дженкинс, а с ней ушли и ясные знания правил аристократического поведения. Как заметила мисс Пол: «Большинство дам и хороших семей Крэнфорда были старыми девами или бездетными вдовами, если мы немного не расслабимся и не станем менее разборчивы в знакомствах, мало-помалу у нас совсем не будет общества».

Миссис Форестер продолжила в том же духе, мол, она всегда понимала, что приставка Фиц означает нечто аристократическое, был Фиц-Рой – некоторых из королевских детей называют Фиц-Рой, кроме того, был Фиц-Кларенс – они были детьми дорогого доброго короля Вильгельма четвёртого. Фиц-Адам – прекрасная фамилия, и она думает, что она, возможно, означает «дитя Адама». Никто, у кого не течёт благородной крови в венах, не может быть названным Фиц; фамилия много значит, у неё был кузен, который писал свою фамилию через два маленьких «ф» – ффолкс, – он всегда презирал заглавные буквы и говорил, что через заглавные буквы пишут фамилии, придуманные позднее. Она боялась, что он умрёт холостяком, так он был разборчив. – И вот он встретился с миссис ффарингтон на водах, познакомился с ней, а она была очень хорошенькой, благовоспитанной женщиной, вдовой с очень хорошим состоянием. Мой кузен, мистер ффолкс, женился на ней, и все из-за двух её маленьких «фф».

Миссис Фиц-Адам не имела шанса познакомиться с мистером Фиц-какой-нибудь в Крэнфорде, так что она поселилась здесь не по этой причине. Мисс Матти считала, что у миссис Фиц-Адам была надежда быть допущенной в местное общество, которое было, конечно, очень подходящим по возвышенности для бывшей мисс Хоггинс; и, если она надеялась, то было бы жестоко разочаровать её.

Поэтому все нанесли визиты миссис Фиц-Адам – все, но не миссис Джеймсон, которая пользовалась каждым случаем показать свою знатность и никогда не замечала миссис Фиц-Адам, когда они встречались на крэнфордских вечеринках. В комнате было восемь или десять дам, а миссис Фиц-Адам была самой крупной из них, и она неизменно вставала, когда входила миссис Джеймсон, очень низко кланялась ей всякий раз, когда та поворачивалась в её сторону – так низко, что я думала, что миссис Джеймсон должна была видеть только стену над ней, потому что на лице знатной дамы никогда не дрогнул ни один мускул, как будто она и в самом деле не видела миссис Фиц-Адам.

Но миссис Фиц-Адам упорно продолжала кланяться.

Весенние вечера уже стали светлыми и длинными, три дамы в шляпах-кибитках встретились около дверей мисс Баркер. Знаете ли вы, что такое шляпа-кибитка? Это шляпа, напоминающая по форме карету со складным верхом, прикрывающая чепец, так что кажется, что к голове привязана старомодная кибитка, иногда слишком большая. Этот тип головных уборов всегда привлекал ребятишек Крэнфорда; и сейчас двое или трое из них оставили свою игру на солнечной маленькой улочке и собрались в восхищённом молчании вокруг мисс Пол, мисс Матти и меня. Мы тоже молчали, так что могли слышать громкий сдерживающий шёпот внутри дома мисс Баркер: «Подожди, Пегги! Подожди, пока я поднимусь и вымою руки. Когда я прилягу на кушетку, открывай дверь; я через минуту».

И правда, не прошло и минуты, как мы услышали звук, похожий на что-то между чиханьем и кукареканьем, после которого дверь открылась. В дверях стояла служанка с круглыми глазами от страха перед важной компанией в шляпах-кибитках, молча промаршировавшей мимо неё. Наконец она достаточно пришла в чувство, чтобы проводить нас в маленькую комнату, которая раньше была магазином, но теперь была временно превращена в гардеробную. Там мы расстегнулись, разделись, привели себя в порядок перед зеркалом, придав лицу приятный и любезный вид; затем, кланяясь и отступая – «После вас, мэм», – мы дали миссис Форрестер протиснуться по узкому коридору, который вел в гостиную мисс Баркер. Там сидела хозяйка, величественная и сдержанная, которая только что так странно кашляла, так что казалось, что её гортань больна и воспалена. Добрая, ласковая, бедно одетая миссис Форрестер была немедленно проведена на второе почётное место – место, расположенное в некотором роде подобно месту принца Альберта около королевского трона. Место особое по преимуществу было, конечно, приготовлено для достопочтенной миссис Джеймсон, которая сейчас пришла и поднималась по ступенькам – Карло суетился вокруг неё, как будто хотел сбить с ног.

Ну, теперь мисс Бетти Баркер была горда и счастлива! Она помешала огонь, закрыла дверь и села как можно ближе к ней на краешек стула. Когда вошла Пегги, пошатываясь под тяжестью чайного подноса, я заметила, что мисс Баркер ужасно боится, как бы Пегги не нарушила установленную дистанцию. Она и её хозяйка были по-приятельски близки в ежедневном общении, Пегги и сейчас хотела потихоньку сказать ей что-то, это рассердило мисс Баркер, но она посчитала своей обязанностью сдержаться, потому что она дама. Она отвернулась, не реагируя на все знаки Пегги, но при этом пару раз ответила невпопад на заданные ей вопросы. Наконец у неё возникла прекрасная идея, она воскликнула: «Бедный, милый Карло! Я забыла про него, спустись со мной, бедная маленькая собачка, и у тебя будет свой чай, будет!».

Через несколько минут она вернулась, ласковая и доброжелательная, как раньше; но думаю, она забыла дать «бедной маленькой собачке» что-нибудь поесть, судя по жадности, с которой эта собачка глотала случайно перепавшие ей кусочки кекса. Чайный поднос был тяжёл от изобилия угощения – я с удовольствием смотрела на него, потому что была голодна, но опасалась, что присутствующие дамы могут подумать о том, как вульгарно все свалено в одну кучу. Я знала, что они будут говорить у себя дома, но так или иначе вся груда быстро исчезла. Я видела миссис Джеймсон, которая ела кекс с тмином медленно и обстоятельно, как она делает все; и я была несколько удивлена, потому что она сказала нам, когда рассказывала о своей недавней вечеринке, что никогда не делает такого кекса у себя дома, потому что он напоминает ей ароматизированное мыло. Она всегда угощала нас савойскими бисквитами. Однако миссис Джеймсон была добра и снисходительна к желанию мисс Баркер приобщиться к обычаям высшего света; итак, она, щадя её чувства, съела три больших куска кекса с тмином, безмятежно жуя с выражением лица, напоминающим коровье.

После чая случилось несколько небольших заминок и затруднений. Нас было шестеро, четверо могли играть в преферанс, а для остальных был криббидж. Но все, исключая меня, (мне было страшно садиться с крэнфордскими дамами за карточный стол, потому что для них это был во многом прибыльный и серьёзный бизнес) очень хотели участвовать в «пульке». Даже мисс Баркер, объявив, что не отличает пикового туза от второго по старшинству козыря, на самом деле стремилась принять участие в партии. Дилемма разрешилась вскоре странным звуком. Если внучку барона нельзя заподозрить в храпе, должна сказать, что миссис Джеймсон именно это и делала, потому что, расслабившись в жаркой комнате и поддавшись природе и искушению очень удобного кресла, она задремала. Один или два раза она с усилием открывала глаза и тихо и бессознательно улыбалась нам, но понемногу даже её любезность не справилась с этим напряжением, и она захрапела.

– Это так лестно для меня, – прошептала своим конкуренткам за карточным столом мисс Баркер, которая, несмотря на свою неосведомлённость в игре, постоянно выигрывала. Ей было действительно очень лестно видеть, что миссис Джеймсон чувствует себя как дома в её маленькой гостиной. – Она не могла мне сделать лучшего комплимента.

Мисс Баркер снабдила меня литературой в виде трёх или четырёх красиво переплетённых модных журналов десяти– или двенадцатилетней давности, внимательно поставила маленький столик и свечу специально для меня, потому что знала, что молодёжь любит рассматривать картинки. Карло лёг и засопел у ног своей хозяйки. Он тоже чувствовал себя как дома.

Карточный стол был живой картинкой, интересной для наблюдения; четыре покачивающихся чепца встречались в центре стола в стремлении торговаться шёпотом, но получалось иногда громко. Каждый раз мисс Баркер напоминала: «Тише, дамы! Будьте добры, тише! Миссис Джеймсон спит».

Было очень сложно лавировать между глухотой миссис Форестер и сном миссис Джеймсон. Но мисс Баркер хорошо справлялась с задачей. Она повторяла все шёпотом для миссис Форестер, специально гримасничая, для того, чтобы показать движением губ, что она сказала; потом любезно улыбалась всем нам, тихо приговаривая: «Как приятно, в самом деле. Жаль, что моя бедная сестра не дожила до этого дня».

В это время широко распахнулась дверь, Карло вскочил на ноги с громким лаем, и миссис Джеймсон проснулась, а возможно, она не спала – как она сама сказала, в комнате так светло, что ей приятнее было держать глаза закрытыми, но она слушала с большим интересом весь наш занимательный, приятный разговор. Пегги вошла ещё раз, красная от важности. Другой поднос! «О, какие светские замашки! – подумала я. – Сможете ли вы вынести этот последний удар?». Потому что мисс Баркер расположила на нем (нет, без сомнения, приготовила сама, хотя сказала: «Как, Пегги, ты что-то принесла для нас?» – и изобразила приятное удивление) множество вкусных вещей – зубчатых устриц, консервированного омара, желе и блюдо, называвшееся «купидончики» (очень любимое крэнфордскими дамами, хотя слишком дорогое для подачи – только по торжественным и важным случаям – макароны, пропитанные бренди; я говорю об этом, потому что не знаю классического названия этого блюда). Короче, мы явно попали на банкет со всем самым вкусным и лучшим; и мы думали лучше благосклонно покориться, пожертвовав правилом хорошего тона никогда не ужинать, если учесть, что большинство не ужинающих бывает особенно голодным во всех особых случаях.

Мисс Баркер в своём прежнем кругу, должна сказать, была знакома с напитком, который назывался шерри-бренди. Никто из нас даже не видал его, мы были смущены, когда она предложила нам шерри-бренди. «Понемногу, маленький стаканчик, дамы; это очень хорошо после устриц и омаров. После моллюсков тоже не повредит». Мы закивали головами, как женские фигурки китайских болванчиков, но наконец миссис Джеймсон решила пострадать и дала себя уговорить, и мы все последовали её примеру. Это оказалось совсем не неприятно, хотя очень жгуче и крепко; было видно, что мы не привычны к таким вещам, все ужасно закашляли – почти так же, как мисс Баркер, когда мы стояли перед дверью.

– Он очень крепкий, – сказала мисс Пол, когда поставила пустой стакан. – Я думаю, в нем есть спирт.

– О, только капелька – это необходимо для его приготовления, – сказала мисс Баркер. – Вы знаете, мы добавляем коньяк для сохранения консервов, я часто чувствую лёгкое опьянение, когда ем торт с черносливом.

Не знаю, подействовал ли это шерри-бренди на миссис Джеймсон, как торт с черносливом, но она рассказала нам новость, о которой молчала до этого момента.

– Моя невестка, леди Гленмаер, приезжает погостить ко мне.

Последовал хор восклицаний «Неужели!», а затем пауза. Каждый лихорадочно припоминал свои наряды и возможность появиться в них в присутствии вдовы барона, ведь в Крэнфорде всегда устраивались маленькие праздники по случаю прибытия гостя в домах наших друзей. Мы почувствовали приятное волнение. Вскоре после этого было объявлено о приходе служанок с фонарями. У миссис Джеймсон был портшез, который с трудом втиснулся в узкую прихожую мисс Баркер и буквально преградил всем путь. Для того, чтобы его вынести, носильщики в необычных старинных ливреях – длинных огромных пальто и шапках, наверно, сверстниках портшеза – продвигая его взад-вперёд, старались это сделать опять и опять. Наконец все увенчалось успехом, тяжесть была вынесена и поставлена перед дверью мисс Баркер. Затем мы услышали быстрое постукивание их каблуков по маленькой улочке и стали надевать свои шляпки-кибитки и застегивать пуговицы. Мисс Баркер вертелась около нас, предлагая помощь. Которая, если бы она не помнила о своей прежней профессии и хотела, чтобы мы забыли про неё, была бы намного настойчивее.