Текст книги "Внезапная страсть"

– А вообще-то не очень обольщайся, дорогая, твоя пьеса – лишь одна из многих, которыми я занимаюсь. Мы решили вкладывать наши средства также и в искусство.

– Правда? – спросила она без всякого выражения.

– Да. Конечно. – Его темные глаза сузились. – Но, естественно, есть и еще одна причина моего интереса к твоей деятельности. Я подумал, почему это моя жена так заинтересована в разводе? Может быть, в ее жизни кто-нибудь появился? Кто-нибудь, за кого она хочет выйти замуж?

Если бы он только знал, как далек от истины.

– Я рада, что ты заговорил о разводе, Стефано.

– Да? И почему же?

– Мы оба знаем, что все кончено, Стефано. – Она заговорила быстро и невнятно. – Мы уже два года как живем отдельно, и теперь по закону нет никаких препятствий и… – Голос ее осекся.

– И? – повторил он, подперев голову руками и без всякого выражения глядя на нее.

– Мне бы хотелось получить развод как можно скорее… Пожалуйста.

Неожиданно вырвавшееся вежливое обращение придало совершенно другой характер ее формальной просьбе, и его губы скривились в насмешливой улыбке. Испугавшись, что если она замолчит, то сделает что-то, о чем впоследствии пожалеет, она продолжала:

– Уже ничего нельзя сделать, – закончила она глухо.

– А что, если я не хочу развода? – медленно произнес он, не спуская с нее сузившихся блестящих глаз.

В ней внезапно проснулась идиотская надежда.

– Не хочешь развода? – тупо переспросила она. – Но почему же?

Он пожал плечами и, располагаясь поудобнее, вытянул свои длинные ноги, она заметила, как серая ткань брюк плотно облегает его сильные бедра.

– Может, меня больше устраивает положение женатого человека, – проворковал он.

– Устраивает тебя? Что ты имеешь в виду? Он слегка развел руками.

– Ты же знаешь, как это бывает, Крессида. У разведенного мужчины могут возникнуть проблемы, ведь так?

Она непонимающе глядела на него.

– В то время, – продолжал он, – как мужчина просто не живет со своей женой, он – как бы это сказать – неуязвим для некоторых женщин, единственной целью которых является выгодное замужество. – Он улыбнулся. – Теперь понимаешь?

Она почувствовала, как у нее внутри все сжалось. Она встала, держась за спинку дивана.

– Ты хочешь сказать, что не даешь мне развода, потому что иначе стал бы легкой добычей для искательниц богатых мужей? – переспросила она.

Легкая усмешка тронула его губы.

– Ну, это одна из причин, – согласился он. «Говорят, если тебя что-то выводит из себя, надо посчитать до десяти, – как в тумане вспоминала Крессида,

– ну что ж, интересно, если она станет медленно считать до тысячи, сможет ли это помочь ей избавиться от бешеной ярости, которую вызвали его слова. И не будет ли ему приятно, увидеть это?» Она представила себе его довольную улыбку, если она начнет орать и царапаться, как дикая кошка.

В эту минуту она была благодарна своей профессии, потому что, когда она опять взглянула на него, лицо ее было столь же спокойным, как и его. Ей даже удалось изобразить какое-то подобие улыбки, которой она обычно приветствовала малознакомых людей. Она ничего не добилась, придя сюда – но, если хорошенько подумать, разве она на что-нибудь рассчитывала? И разве когда-нибудь могла рассуждать здраво, когда речь шла о Стефано?

– Нет смысла разговаривать с тобой, – сказала она холодно. – С тобой свяжется мой адвокат.

– Разумеется, – вежливо ответил он таким же ледяным тоном.

Она спокойно прошла к двери, хотя больше всего на свете ей хотелось бежать без оглядки. Чувствуя на своей спине оценивающий взгляд, она хотела уйти отсюда и больше никогда не видеть его.

Когда она взялась за ручку двери, он заговорил:

– Дорогая. – Его мягкий тон обескуражил ее, она просто не могла не откликнуться, не повернуться к нему. В надежде… В надежде на что? На то, что он передумал и согласен на раз вод?

Она обернулась:

– Да?

– Чао, – насмешливо произнес он, и это обычное итальянское прощание заставило мгновенно вспомнить все – и тот день, когда она уходила от него. Но тогда это было не «чао». Она до конца жизни будет помнить его безразличное холодное «до свидания».

– Иди к черту, – ответила она, зная, что ей как можно скорее надо уйти отсюда, подальше от него.

Неужели она надеялась, что он согласится на развод? Нет, она надеялась совсем не на это.

Совсем не на это.

Глава 5

Крессиде удалось в достаточной степени взять себя в руки и спокойно пройти мимо блондинки в приемной. Она толкнула сверкающую входную дверь и, прежде чем выйти, глубоко вздохнула, как будто это могло придать ей силы. Ее лоб и верхняя губа были покрыты бисеринками пота, и она совсем уже было собралась снять фланелевое пальто, как заметила, что день довольно холодный, кроме того, немного моросит дождь, так что через минуту она охладится и успокоится, как только немного придет в себя от разговора со Стефано. Однако же она простояла у двери несколько секунд в полной растерянности и только потом машинально направилась в сторону метро.

Лишь купив билет, она наконец-то пришла в себя окончательно и увидела, что уже половина одиннадцатого, а репетиция начинается через полчаса.

Репетиция… Как она сможет провести репетицию в ее теперешнем состоянии, когда ее единственное желание спрятаться в своей квартирке, лечь на узкую кровать и выть, пока не выльются все слезы? Но, разумеется, как раз этого она позволить себе не могла. Она – профессиональная актриса и должна уметь владеть собой. Хватит с нее вчерашнего дня.

Ступив на серую закопченную платформу, Крессида пожалела, причем уже не в первый раз в своей жизни, что не занимается чем-нибудь обычным, заурядным, имея нормальный рабочий день и не ожидая чего-то необыкновенного от своей работы. Когда не надо надевать на лицо улыбку и притворяться кем-то другим, даже не зная, кто ты на самом деле…

Она машинально скрутила свой билетик. Она была совершенно сбита с толку из-за Стефано. И ничего не осталось от той черно-белой картины, которую она нарисовала себе два года тому назад. Иначе, почему она чувствует себя такой растерянной и взволнованной при встрече с ним?

Сидя в вагоне, мчащемся по черному туннелю, она прикрыла глаза.

Ей очень хотелось с кем-нибудь поговорить, с кем-нибудь, кто бы помог ей разобраться в запутанных мыслях и чувствах. Но ей не хотелось говорить об этом ни с кем, кто был занят в этой пьесе, и уж конечно она понимала, что об этом нельзя говорить с Дэвидом.

У нее было поразительно мало друзей. Жизнь актрисы – прекрасный повод не устанавливать длительные дружеские связи. Периоды простоя чередовались с работой, когда приходилось трудиться днями и ночами, причем в различных местах, поэтому жизнь у артистов довольно кочевая, но многим именно это в ней и нравилось. Именно этого когда-то добивалась Крессида. И теперь у нее не было близкого человека.

Если не считать Джуди, ее соседки по квартире и наперсницы тех прежних дней, когда они учились в театральном училище, до того, как Стефано сделал ее исключительно своей собственностью.

Джуди поймет. Джуди была с ней с самого начала – и она, конечно, помнит тот вихрь чувств, которые в ней всегда вызывал Стефано.

Идя по ярко освещенной улице в театр, Крессида нащупала в кармане какую-то мелочь и позвонила Джуди на работу.

После нескольких приветственных фраз она сразу же перешла к делу.

– Я хотела спросить, ты не смогла бы со мной пообедать?

– Ну, конечно, – ответила Джуди. – С огромным удовольствием. Когда?

– Я знаю, что надо было предупредить заранее, но может быть ты сможешь сегодня? Короткая пауза, затем какое-то шуршание.

– Сейчас, минуточку… Ага, прекрасно, Крессида. Где и когда?

Они договорились встретиться в театре в два, а тем временем Крессида попыталась настроиться на репетицию и выбросить из головы Стефано и его проникающий в душу взгляд. Если и хочешь что-то о нем вспомнить, лучше вспомни, почему он не хочет давать развода – с горечью напомнила она себе, – для того, чтобы он мог развлекаться, не опасаясь попасть в сети брака.

Она прекрасно провела репетицию, но тем не менее была очень рада, когда они прервались на обед. Она пошла в умывальную, чтобы как следует расчесать волосы и растереть кулаками щеки, чтобы они хоть немного порозовели, прежде чем вернуться в репетиционный зал для встречи с Джуди.

Когда она пришла туда, Джуди болтала с артистами, большинство из которых она знала и которые возились на полу с шумным карапузом, с визгом крутящимся возле них.

Джуди подняла голову; увидела Крессиду и широко улыбнулась.

– Привет, радость моя! – и затем повторила фразу, которую Крессида так часто слышала от нее:

– О, Боже! Но ты такая бледная-пребледная!

Значит, напрасно она старалась, с огорчением подумала Крессида.

– Привет! – улыбнулась она в ответ. – Привет, Джек! – Она подхватила малыша на руки и закружила к величайшему удовольствию мальчика.

– Ты не сказала нам, что придет Джуди, – сказала Дженна. – Мы подумали, может быть, нам всем вместе пойти пообедать в кафе за углом?

Увидев тревожный взгляд Крессиды, Джуди встала и твердо сказала:

– Боюсь, не получится. Мы пойдем вдвоем, вернее, втроем. И кроме того, ни один человек в здравом уме не согласится добровольно пойти пообедать в компании с моим сыном!

Раздались преувеличенные стенания, и Джуди, взяв Джека из рук Крессиды, произнесла:

– Веди меня, Макдафф! – перевирая цитату. Они зашли в кафе неподалеку, где заказали для себя кофе с бутербродами, Джек же был вполне удовлетворен пакетиком с чипсами.

– Такая лапочка, – заметила Крессида, когда ее крестник ткнул ей в подбородок чипе.

– Он легко ко всему привыкает, – ответила Джуди, стараясь, хотя безуспешно, скрыть свою гордость. – Когда мама работает, это необходимо. Ну ладно, – сменила она тон. – Это все очень мило. Рассказывай, что с тобой случилось?

Крессида взглянула на нее.

– А что, заметно? – спросила она.

– Угу. По крайней мере для меня. Ты нервничаешь. Ты бледна. Ты несчастна.

Официантка принесла бутерброды, но Крессида отодвинула тарелку.

– Это все из-за Стефано, – сказала она глухо. Рука Джуди, которой она наливала молоко в кружку Джека, так и застыла в воздухе.

– Стефано? – переспросила она. – А что с ним?

– Он вернулся.

– Что ты имеешь в виду? Вернулся куда?

– Сюда, в Лондон.

– Ну и что? Его семья всегда вела здесь дела, разве нет? Тебе вовсе не обязательно встречаться с ним.

Крессида нервно барабанила длинными пальцами по пластиковому столику.

– Ты не понимаешь. Мне приходится встречаться с ним. Он наш новый «ангел»

– спонсор нашего спектакля.

– Чего-о-о? – Джуди так громко и с таким недоверием переспросила, что Джек уронил свою кружку.

– Это действительно так, – вздохнула Крессида, поднимая кружку и возвращая ее малышу. – Он вернулся в мою жизнь, и как! – Но хотя они с Джуди были достаточно близки, ничто не могло заставить ее рассказать подруге о том, как они впервые встретились в гримерной. Как она смогла бы рассказать о своей слабости, такой унизительной, которая возникает всякий раз, когда этот человек появляется рядом? Рассказать, как она смотрела на него, млея под ласкающими руками, раскрываясь при его прикосновении, как засыхающий цветок раскрывается навстречу дождю… Она тряхнула головой, чтобы забыть все это.

Джуди с недоумением смотрела на нее.

– Но почему же Стефано решил финансировать спектакль? Он терпеть не может театр?

– Я не знаю, – в отчаянии ответила Крессида. – И насколько мне известно, это единственный спектакль, других нет. Это потому… Потому что…

– Потому что ты в нем играешь, – медленно закончила за нее Джуди.

– Да, да. – Крессида уставилась на подругу. – А ты откуда знаешь?

– Ой, да ладно, не считай меня полной дурой. Для того чтобы это понять, не надо быть Эйнштейном. Это же совершенно очевидно, однако интересно – почему?

Крессида прикрыла свои огромные зеленые глаза. И правда – почему?

– Ну кто может сказать, что делается в его стальной голове? – спросила она с горечью. – Ты же знаешь Стефано…

Но Джуди покачала головой.

– Нет, Крессида, я его не знаю, – честно призналась она. – Я встречала его много раз до того, как вы поженились, но я его не знаю. Во всяком случае – не так, как ты.

– Я сама не уверена, что знаю его, – прошептала Крессида. Ведь он никогда полностью не раскрывался перед ней. И очевидная близость первых дней довольно быстро сменилась буднями их супружеской жизни, когда она поняла, что знает Стефано не намного больше, чем когда они встретились в первый раз.

– Он говорил что-нибудь о разводе?

– Только то, что еще не решил, следует ли его мне давать.

– Чего-о-о? – опять завопила Джуди. – Какого черта – нет?

Это тоже было достаточно унизительно.

– Потому что… – пробормотала Крессида дрожащим голосом, – потому что на одинокого мужчину начнут охотиться женщины с целью выйти за него замуж. А сегодняшнее положение дает ему определенную защиту.

– Вот сукин сын, – с чувством заметила Джуди.

Крессида сделала большой глоток кофе.

– Вопрос в том, мне-то что делать?

– Ничего особенного ты сделать не можешь, – благоразумно заметила Джуди. – Ты не можешь бросить спектакль сейчас и подвести всю труппу, а если ты так сделаешь, это станет козырем в его руках. Но спектакль рассчитан лишь на непродолжительное время?

– На два месяца.

– Ну что ж, отыграйте этот срок, и ты от него избавишься. И не давай ему запугивать себя из-за развода – если он не дает его на основании того, что вы живете раздельно два года, то подожди до пяти лет. Ведь ты же сейчас ни за кого замуж не собираешься? А как насчет этого парнишки Дэвида, с которым ты к нам приходила? Это серьезно?

– Да что ты! – возразила Крессида с такой горячностью, что они обе удивились, и под проницательным взглядом Джуди Крессида опустила глаза, чувствуя, как ее лицо залила краска.

– Крессида, – тихо сказала Джуди, – ну-ка, посмотри на меня.

Крессида неохотно подняла на нее затуманенные зеленые глаза.

– Что? – прошептала она.

– Ты от меня что-то скрываешь? Она покачала головой:

– Ничего. Джуди вздохнула.

– Ну ладно, я не собираюсь тебя допрашивать, если ты молчишь. Скажи мне только одно: что ты чувствуешь к Стефано после всех этих лет?

Крессида беспомощно посмотрела на подругу. Что она чувствовала? В английском языке просто не существовало такого слова, которое могло бы описать те чувства смятения и слабости, которые она испытывала со дня возвращения Стефано. Она испытывала страх, неверие, желание, ненависть, печаль и – что же еще?

Джуди с расширившимися от изумления глазами смотрела на нее.

– О Боже, – сказала она с недоверием. – Я просто отказываюсь верить! Ведь ты еще любишь его, разве не так? После всего того, что он сделал, ты все еще его любишь!

– Да нет, ну что ты, – возразила Крессида, сама удивляясь, почему, несмотря на кажущуюся убедительность интонации, эти слова даже ей самой показались фальшивыми и пустыми.

Глава 6

Следующий день начался неудачно. Крессида пыталась уснуть всю ночь, под утро забылась беспокойным сном и в результате проспала. Доехать на общественном транспорте до театра было уже просто невозможно, и ей пришлось взять такси, хотя денег в кошельке едва хватило. Копаясь в сумочке в поисках монет, она подумала, что рано или поздно ей придется возвращаться на грешную землю. И если она опять встретила Стефано, то это еще не значит, что должна подражать его образу жизни. Уйдя от него, она рассталась и с этим. И про такси надо забыть раз и навсегда – для нее существуют только автобусы.

– Простите, но я не могу дать вам чаевых. – Она виновато улыбнулась водителю.

– Ничего, благодарю. Счастливо оставаться, – сказал он с издевкой и, набирая скорость, проехал по луже, обрызгав ее джинсы холодной грязью.

– Большое спасибо, – крикнула она вслед удаляющимся огням, слегка поморщившись при мысли о том, что ее улыбка не подействовала на таксиста. И кто может его за это упрекнуть? Она выглядела ужасно, и ничего тут ни убавить, ни прибавить. Может быть, ей придется привыкнуть к бессоннице, к тому, что всю ночь она будет ходить взад и вперед по комнате, повторять среди ночи свою роль в напрасной попытке забыть о Стефано. Она тоном замаскировала тени под глазами, однако все же синева осталась, и не заметить ее было невозможно.

Сегодня рано утром она приняла решение и намеревалась его выполнить во что бы то ни стало. Она собиралась выбросить Стефано из головы раз и навсегда. Вообще не вспоминать о нем, подумала она, провожая глазами такси.

Но легче сказать, чем сделать, потому что, как только она вошла в театр, то обнаружила, что Стефано является основной темой разговоров и что буквально каждый полон решимости говорить только о нем. Очевидно, на прошлой неделе он пригласил Джастина и Алексию в ресторан, чтобы отметить начало своего спонсорства. Крессида, войдя в репетиционный зал, увидела, что Алексия рассказывает завороженным слушателям о том вечере.

– Раньше мне не разрешали ни о чем рассказывать, – болтала она. – Это был страшный секрет.

– И куда же он вас повел? – спросила Дженна.

Алексия важно надула губки.

– «Скала», – заявила она, – самый лучший итальянский ресторан в этой стране. Мне говорили, что туда невозможно попасть. – Она вздохнула. – Однако ЕМУ это удалось, причем в самую последнюю минуту.

– Ну и как? – спросила костюмерша.

– Что именно? – загадочно улыбнулась Алексия.

– Еда, дуреха, – засмеялась Лидия. – Все говорят, что кормят там превосходно. Бледно-голубые глаза Алексии расширились совершенно по-детски:

– Ах, еда! – фыркнула она. – Можете мне поверить, даже если бы я умирала от голода, я бы и не посмотрела на еду, когда такой мужчина, как Стефано, сидит напротив. Ни одна женщина в ресторане не спускала с него глаз. Даже официантка смотрела на него так, будто была готова съесть его; можете мне поверить, – сказала она, жеманно улыбаясь. – У меня было такое же желание, как и у официантки!

Раздался взрыв хохота, и Крессида натянуто улыбнулась, злясь на себя за то, что ее волнует, как вела себя Алексия со Стефано, решительно изгоняя из своего воображения голубые глаза Алексии, темнеющие от удовольствия, когда Стефано наклоняется, чтобы поцеловать ее.

Крессида ждала, пока начнется репетиция, и жалела, что не надела свитер – в комнате было прохладно. Вешая пальто и безуспешно пытаясь стереть следы грязи с джинсов, она заметила Дэвида. Похоже, он торопился. Он коротко взмахнул рукой в знак приветствия и побежал к Джастину. Она вздохнула. Похоже, что его стремление при каждом удобном случае заговорить с ней покинуло его – очевидно, причиной стал вчерашний вечер в ресторане. Интересно, подумала она, что сказал ему Стефано в машине по дороге домой.

– Еще не начинаем, – сказал Джастин. – Немного посидите, выпейте кофе.

Актеры с радостью подчинились. Крессида села на табурет рядом с Адрианом, наслаждаясь крепким черным кофе.

– Тебе получше? – спросил Адриан.

– Получше?

Он удивленно поднял брови.

– Короткая у тебя память, дорогая, – поддразнил он ее. – Только не говори, что забыла, как ты эффектно хлопнулась в обморок на прошлой репетиции. – Он стал продолжать, копируя интонацию дикторов. – Прекрасная рыжеволосая Крессида Картер сегодня оправилась после своего загадочного обморока на сцене театра «Карлисте». Когда у нее поинтересовались причиной неожиданной слабости, она прошептала… – Тут он заговорил с сильным американским акцентом:

– ..Ах, Боже, когда я увидела ЕГО, у меня просто потемнело в глазах!

Крессида вспыхнула.

– Кого его? – спросила Дженна, обожающая сплетни.

– Ты знаешь. – В глазах Адриана, устремленных на Крессиду, вспыхнули озорные огоньки. – Наш темноволосый «ангел». Загадочный сеньор ди Камилла. Кстати, Алексия видела, как он выходил из уборной нашей ведущей актрисы. Ходят слухи, что помада ее была размазана по лицу и тушь потекла. Мои дорогие! – воскликнул он, упираясь кулаками в бока. – Я полагаю, что Крессида очевидно влюблена!

– Да ну тебя, – сказала Крессида, стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно весело, поскольку знала, что остановить сплетни в их замкнутом театральном мирке может только юмор и легкомысленное отношение… – Он скорее во вкусе Алексии. Кроме того, у меня есть Дэвид.

Адриан засвистел с безразличным видом, но тут вошел Джастин и позвал всех в репетиционный зал, что, к величайшей радости Крессиды, положило конец разговору.

Первые же слова Джастина довольно быстро разрушили ее надежду на спокойный день.

– Друзья, текст пьесы несколько изменен, – объявил он. – Алексия внесла в ваши роли необходимые изменения.

Были розданы новые варианты текста, и они принялись их изучать. Читая свою роль, Крессида слегка нахмурилась. Место действия пьесы было изменено. Если в первоначальном варианте действие шло на юге Франции, то сейчас оно было перенесено в парижскую квартиру. Она в полном недоумении посмотрела на Джастина.

– Но мне придется менять все свои костюмы, – заметила она.

– Я знаю, – согласился Джастин. – Стелла говорит, что это будет нетрудно сделать.

Адриан помахал в воздухе своим экземпляром:

– Извините, что напоминаю, но теперь нам с Крессидой придется быть в «легкой летней одежде», в то время как раньше мы были в купальных костюмах.

– Ну и что? – Джастин сердито разгрыз мятный леденец.

– Ой, да ладно! – сказал Адриан. – Давайте не будем притворяться, Джас. Театральная публика любит смотреть на красивое, а мы лишим ее такой возможности, прикрыв ноги Крессиды!

– Нет уж, пожалуйста, – возмутилась Крессида. – Вовсе не обязательно делать из меня дешевую куколку.

– Милочка моя, – успокоил ее Адриан, – ты получила эту роль только благодаря своему исключительному таланту, а то, что ты чертовски хороша, это просто случайное совпадение. Она упрямо посмотрела на Джастина:

– И вам нравятся эти изменения? Он кивнул и водрузил на нос очки, показывая тем самым, что дискуссия окончена.

– Разумеется, мне это нравится. Может быть, мы все-таки начнем? Спектакль должен пойти на следующей неделе, и наш новый спонсор рассчитывает хоть что-то заработать на нем.

Крессида вопросительно посмотрела на Дэвида, но тот был далеко и сидел, уткнувшись в текст, и вдруг она поняла, кто кроется за этим внезапным изменением. Кто кроме Стефано? Ведь о чем он говорил, когда пришел к ней в первый раз, после того, как она потеряла сознание, увидев его? Об «извращенцах», которые будут смотреть на ее тело, прикрытое лишь купальником. И не в правилах Стефано было возмущаться молча. Нет! Он, как ползучий хитрый гад, сумел заставить Дэвида мгновенно переписать весь первый акт. Это просто неслыханно!

Она провела рукой по густым рыжим волосам. Ведь ему же на все наплевать! Поскольку это его капиталовложение, то разве его волнует то, что из-за его дурацких предрассудков пьеса потеряет художественную целостность? Это ведь непорядочно! Порядочность? Она даже сомневалась, знает ли Стефано это слово.

Репетиция прошла ужасно. Настроение у всех было паршивое, включая режиссера, да и у Адриана. Крессида старалась изо всех сил, но новый текст как-то не шел, ее жесты казались скованными и неубедительными, и, кроме того, она продолжала злиться.

К обеденному перерыву она просто кипела от бешенства, когда направлялась в свою гримерную. Она была уверена в одном – нельзя допускать подобного грубого вмешательства, и она не преминет сказать Стефано обо всем. А может быть, лучше пожаловаться Джастину? Не касаясь личной темы, может, это будет разумным? Потому что Джастин не может не видеть, что подобные изменения просто портят пьесу.

Она, не раздумывая, бросилась к Алексии, чтобы спросить у нее, где Джастин.

– Он там, – сказала Алексия, – кивнув в сторону одной из дверей в коридоре, – только…

Но Крессида не стала ждать. Не дослушав, она постучала в дверь и тут же распахнула ее.

Джастин сидел за столом, но он был не один, рядом с ним восседал ее муж. Он сидел в непринужденной позе, скрестив длинные ноги. При виде Крессиды в его глазах появились насмешливые искорки.

– Скажите, Джастин, – произнес он своим глубоким томным голосом, – у вас принято, чтобы артисты без приглашения врывались в комнату?

Джастин вспыхнул, в глазах появился не свойственный ему гнев:

– Что тебе здесь надо, Крессида? – спросил он коротко.

Крессида, сожалея о своей поспешности, повернулась к Джастину, совершенно не обращая внимания на Стефано.

– Мне очень нужно поговорить с вами, Джастин. Только без свидетелей, – намеренно добавила она.

Джастин приподнялся со стула и сказал сердито:

– Нет, ты сейчас не можешь поговорить со мной. У меня очень важный и серьезный разговор с сеньором ди Камиллой, и я не люблю, когда артисты врываются без приглашения со своими дурацкими жалобами…

– Но…

– Это не делает чести ни мне, ни артистам. И если ты хочешь со мной поговорить, Крессида, то, пожалуйста, сделай это как положено, договорись о встрече через мою секретаршу. А теперь будь так любезна, оставь нас.

В глазах Стефано что-то блеснуло, но он ничего не сказал, и Крессиде пришлось выйти, чувствуя себя глубоко уязвленной. Но к тому времени, как она вернулась в гримерную, ее ярость возросла еще больше, она просто кипела от бешенства. Она еще больше злилась на Стефано, потому что знала, что действительно позволила себе вольность, ворвавшись в кабинет Джастина.

Она сидела, размышляя, когда в дверь раздался знакомый стук. Она бросилась открывать и увидела Стефано, с безмятежным видом стоящего на пороге. На нем был великолепно сшитый светлый костюм, который он ухитрился не запачкать гримом, проходя по театральным закоулкам. При виде его красивого насмешливого лица у нее потемнело в глазах. Бранное слово выскочило, прежде чем она успела подумать:

– Ты ублюдок! – прошипела она.

Он отступил в притворном ужасе и прижал палец к губам:

– Шшш, – прошептал он. – Тебя же услышат, а ты ведь не хочешь этого? Если собираешься оскорблять меня, лучше сделай это без свидетелей, – и быстро проскользнул в гримерную, закрыв за собой дверь, а затем оглядел Крессиду спокойными темными глазами, в которых, однако, плясали насмешливые бесенята. – Если, конечно, – проговорил он, – ты не предпочтешь разрядиться каким-нибудь другим способом. У тебя такой вид, дорогая, – улыбнулся он, как будто ты собираешься совершить надо мной насилие.

– Вот именно! – отрезала она и увидела, что огоньки в его глазах заблестели сильнее.

– Ну что ж, ударь меня, – подразнил он, глядя сузившимися глазами на ее губы. – Может, хочешь дать мне пощечину? М-м-м? Может, тебе от этого станет легче? – Его голос приобрел глубокие бархатные нотки. – А может, я знаю секрет, как сделать так, чтобы тебе стало легче?

Казалось, он специально провоцирует ее, подумала она, безуспешно стараясь сдержать себя в руках. Она чувствовала, как бесстыдны ее соски, выпирая из-под тонкой ткани хлопчатобумажной рубашки, посылая ему сигналы настолько явные, как будто она просто написала об этом на листке бумаги и протянула ему. Кровь прилила к щекам, она чувствовала, что все тело пульсирует в неистовом желании, и с каждой секундой эта пульсация становится сильнее. Как могла она одновременно так ненавидеть этого человека и с такой страстью желать его, забыв обо всем на свете?

Она глубоко вздохнула, понимая, что от его проницательных глаз не ускользнуло ничего, и, поймав в зеркале свое отражение, поняла, что даже глаза выдают ее, расширенные зрачки выражали только одно…

– Зачем ты делаешь это, Стефано? Только скажи, зачем – и я постараюсь понять! Он развел руками:

– Что?

– Вот не надо этого «что?» – взорвалась она. – Сначала ты опять врываешься в мою жизнь и спонсируешь спектакль. Это само по себе уже смешно – во всем твоем теле нет ни одной театральной косточки.

– Правда? – со смехом спросил он.

Она бросила на него испепеляющий взгляд:

– Ты ненавидишь театр.

– Может быть, я изменился?

– Может быть, и свиньи научились летать? – Она опять набрала в легкие воздуха. – И этого тебе мало, теперь ты злоупотребляешь своей властью и вносишь изменения, которые просто никуда не годятся!

– О чем ты говоришь?

– Только не нужно притворяться, Стефано! Я знаю тебя и знаю, как ты любишь действовать. И чтобы удовлетворить свою дурацкую жажду власти, свои амбиции ты портишь пьесу.

В черных глубинах погасли огоньки, и глаза его стали совершенно холодными, как будто выплавленными из какого-то темного металла.

– По-моему, будет лучше, если ты мне конкретно объяснишь, в чем именно ты меня обвиняешь, – сказал он зловеще спокойным голосом.

– Пьеса! – взорвалась она. – Первое действие! Ты приказал Дэвиду переделать его.

– Я приказал Дэвиду переделать его, – медленно повторил он.

– Ты не мог вынести этого, правда? Ты не мог видеть, что у меня все получается, правда? Стоит только мне хоть чего-то добиться в жизни, ты безжалостно ломаешь все. Это первый спектакль в Вест-Энде, на который меня пригласили – ты знаешь, что это значит для актрисы? Ты это знаешь? – Она увидела, что рот его сжался, а на оливково-смуглом лице появилась несвойственная ему бледность.

– Так, так, продолжай. – Голос звучал глухо, акцент стал заметнее.

Она испепеляла его взглядом.

– Ты хочешь, чтоб я тебе подробно объяснила, какой вред ты принес? Пьеса была очень хорошей в своем первоначальном виде. Все шло нормально. Публике нравятся красивые декорации и костюмы, им нравится, когда слышен шум моря – это всегда действует. И лишь из-за того, что ты не хочешь, чтобы я показывалась на сцене в купальном костюме, ты заставляешь автора переделать пьесу.

– Что? – В его вопросе прозвучало явное недоверие.

– Может быть, Дэвид и стал еще одной твоей марионеткой, только не я, и я настаиваю, чтобы ты использовал свое влияние и оставил все, как было. Кстати, мне очень интересно, что ты сказал Дэвиду – он со мной сегодня даже не разговаривает? И наконец… – Голос ее осекся, она сделала глубокий вдох и продолжала:

– Я больше не твоя собственность. И у меня вполне приличная фигура, и мне не стыдно показать свое тело на сцене в купальнике, и даже если я решусь бегать по сцене голышом, то к тебе это не имеет ни малейшего отношения!

– Давай попробуй и ты больше никогда не выйдешь на сцену, – сказал он с такой мрачной уверенностью, что она ни на минуту не усомнилась в его словах, он смотрел на нее с такой злостью, что мороз прошел у нее по коже.

Он спровоцировал ее сказать то, чего она и в мыслях не держала. Конечно, она хотела отомстить ему, но этот взгляд, полный ярости, исказивший его лицо, убедил ее, что она немного перестаралась. Она открыла рот, чтобы как-то исправить положение, но в эту минуту раздался стук в дверь, который и разрядил напряженную обстановку.

– Эй, Кресси, – раздался жизнерадостный голос Дэвида.