Текст книги "Внезапная страсть"

Глава 8

– Я люблю тебя.

Крессида с недоверием смотрела на смуглого красивого мужчину, стоящего перед ней.

– Что?

Он улыбнулся:

– Я тебя люблю.

Она издала гортанный звук и приникла к нему, прижимая свои пальцы к его губам, чтобы он поцеловал их. И глядя в его стальные глаза, она с несвойственной девятнадцатилетней девушке проницательностью поняла, что он впервые в жизни произнес эти слова.

– О, Стефано, я так люблю тебя. Никак не могу поверить, что ты чувствуешь то же самое – это просто как в сказке.

– Мне самому трудно в это поверить. – Он сдержанно засмеялся. – Как громом меня поразило. Ах ты, искусительница, – прошептал он и поцеловал ее. Чувствуя, как в ней нарастает уже знакомая теплая волна, она тихо застонала, ее руки стали гладить его мускулистую грудь, однако он, как всегда, взял ее за руки, поднес их к губам и поцеловал.

– О, нет, – протестовала она.

Он всегда контролировал свое поведение, и иногда это ее обижало. Как бы ни были прекрасны их ласки, у него всегда хватало силы воли отстраниться, как будто он не испытывал той страсти, которая захлестывала ее.

– О, да, – передразнил он ее. А затем неожиданно его голос стал нежным, таким же нежным, как и его взгляд. – Мы должны пожениться, дорогая. И как можно скорее. Я больше не могу ждать.

Они были знакомы не более трех месяцев, и она не могла поверить тому, что услышала.

– Пожениться? – переспросила она.

– Ну, конечно. Такое чувство слишком редко встречается, чтобы им пренебрегать. Я всегда, – проговорил он тихо, как бы себе самому, – всегда сомневался, что подобное чувство действительно существует. – Он повернул ее руку ладошкой вверх и стал целовать и ласкать ее языком, вызывая дрожь во всем теле. – Я не хочу, чтобы ты была моей любовницей, Крессида, я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Ей было девятнадцать, и с дерзостью, свойственной юности, она спросила:

– А как же моя актерская карьера? Темные глаза сверкнули, когда он наклонил голову, чтобы прижаться губами к впадине на ее шее.

– Карьера? – прошептал он. – В данный момент карьера меня интересует меньше всего, дорогая.

– Да нет, я серьезно, – засмеялась она.

– Я тоже. Ты уже почти завершила учебу. Можешь работать, если хочешь. Мы всю неделю будем жить в Лондоне, а с пятницы по воскресенье – в Италии. Так что можешь подогнать свою работу к этому ритму. Ну что, тебе от этого стало легче?

– Даже очень, – ответила она едва дыша.

– А что сделает тебя еще счастливее? – спросил он. – Это? – Его губы опять прижались к ее шее. Он отвел ее волосы и стал целовать в щеку, постепенно приближаясь к губам, она затрепетала в его руках. Его темные глаза были чуть прикрыты, губы так и притягивали; заметив нетерпение ее полуоткрытых губ, он с легкой улыбкой посмотрел на нее. Их разделяли буквально миллиметры, и желание нарастало, как раздуваемый ветром огонь. Она ощутила, как его рука скользит по ее спине, затем ниже, он сильным движением прижал Крессиду к себе так, что она почувствовала, как пульсирует его возбужденная плоть, ее глаза утонули в его черных затуманенных любовью и желанием глазах.

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой, – повторил он хрипло.

– Да, дорогой, да. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Пожалуйста, о, Стефано, о-о-о… – застонала она, чувствуя его огненные поцелуи.

Но он не взял ее до самой брачной ночи, и эти недели до свадьбы оказались настоящей мукой. Крессида то восхищалась, то возмущалась его железной волей, тем, как он мог отстраниться от нее в тот момент, когда они были уже почти на краю бездны.

Родители Крессиды в день ее двадцатилетия приехали в Италию, где состоялось бракосочетание в темной прекрасной церкви в присутствии целой толпы его родственников, которые смотрели на Крессиду, как будто она была существом с другой планеты. Бушевала гроза, шел проливной дождь, гром заглушал слова священника. Даже под зонтиком Крессида промокла насквозь, пока шли к машине; шелковое платье прилипло к телу, как мокрая гофрированная бумага, тюль ее фаты из воздушного облака превратился в промокшую обвисшую тряпку.

Но после приема Стефано повез ее по мучительно извилистым горным дорогам в маленький уединенный домик. Войдя туда, он на секунду остановился, глядя на Крессиду с каким-то странным блеском в глазах, затем широко развел руки и приказал:

– Иди ко мне.

И она бросилась к нему, задыхаясь от предвкушения счастья, полная любви и желания.

Она думала, что после долгого ожидания все произойдет очень быстро, но она ошиблась. Он целовал ее, говорил, как сильно любит, усадил в кресло с бокалом вина, пока сам разжигал камин, наполнивший дом теплом и черно-оранжевыми тенями.

Потом он опять подошел к ней, крепко обнял, а затем начал медленно раздевать – сначала снял нарядный костюм, купленный для медового месяца, шелковые чулки, тончайшее белье, и лицо его горело такой любовью и обожанием, что ей показалось, она может умереть от любви.

Он так долго готовил ее, лаская руками и губами, что боль показалась ей не такой сильной, как она думала, и когда он почувствовал, как она напряглась от этой боли, то посмотрел ей прямо в глаза, и она увидела в его глазах страсть и гордость, а затем ритмичными движениями он довел ее до умопомрачительного крещендо полного удовлетворения.

Они провели в этой хижине три недели, открывая друг друга. Самые прекрасные три недели в ее жизни. Длительные прогулки, нехитрая снедь, огонь камина. И любовь. Главное – любовь.

Крессида потерла виски, пробуждаясь от еще одного беспокойного сна, стараясь избавиться от тупой головной боли. Боль, вызванная нервным напряжением. А ведь она не встречалась со Стефано. С того самого вечера, как они побывали в ресторане. Когда… Она закусила губу… Когда она в каком-то помутнении рассудка решила, что все еще любит его. Интересно, он намеренно держится подальше от театра с того вечера?

Возможно, он тоже понял тщетность их стараний остаться «друзьями» и предпочел не встречаться. Но она сильно сомневалась, что его по ночам преследуют воспоминания и образы прошлого, которые наполняют ее душу такой беспросветной тоской.

Ну, все, пора с этим кончать. Бесполезно вспоминать прошлое. Все это осталось позади, в другой жизни, и с тех пор многое изменилось. На самом деле, Крессида никогда не была уверена, действительно ли Стефано любил ее – потому что, если любил, то почему стал постепенно отдаляться от нее, так что в конце концов ей показалось, что того заботливого, ласкового мужчины прежних дней в действительности никогда и не существовало?

Она договорилась встретиться с Дэвидом и выпить перед репетицией по чашечке кофе, и теперь, идя в сторону кафе, она была так погружена в свои мысли, что не замечала прекрасного, ясного майского утра.

Дэвид сидел за столом, перед ним стояла пустая чашка. Увидев Крессиду, он вскочил.

– Крессида! – Он наклонился и поцеловал ее в щеку. – Что тебе взять? Булочки? Бутерброд?

Она покачала головой.

– Только кофе, пожалуйста, Дэвид. Он нахмурился.

– Ты ужасно похудела. Ты хорошо питаешься?

Нет, подумала она, глядя, как он берет две чашки кофе. Все у меня не так, и за это надо благодарить Стефано.

– Спасибо. – Она улыбнулась, когда он поставил перед ней чашку. – И о чем ты хотел со мной поговорить?

Он сел напротив нее, на его приятном лице было какое-то робкое выражение.

– Я даже не знаю, как начать, – сказал он, и Крессида почувствовала, как сжалось ее сердце, поскольку поняла, что сейчас произойдет.

– В последнее время мы видимся реже, чем раньше…

– Это потому что…

– Подожди, Крессида, дай я закончу. – Он положил руки на стол. – Я не собираюсь копаться в твоем прошлом. Но я хочу, Крессида, быть близким тебе. По-настоящему близким.

– Дэвид, пожалуйста…

– Послушай меня, – сказал он. – Я знаю, что в душе ты привержена традициям, поэтому, если хочешь, мы поженимся…

Он вопросительно посмотрел на нее, на открытом симпатичном лице появилась робкая улыбка, и Крессиде стало мучительно стыдно. Что бы он сказал, узнав об их отношениях со Стефано? Она смотрела на него в отчаянии, понимая, что никогда никого не сможет полюбить так, как любила Стефано. Перед ней маячило мрачное тоскливое будущее, пугающее ее перспективой одиночества.

Она положила руку на руку Дэвида и, глядя ему в глаза, покачала головой.

– Ты слишком добр, Дэвид, – сказала она тихо. – Я очень польщена твоим предложением, но.., прости, я не могу выйти за тебя или стать близким тебе человеком, потому что мои чувства отличаются от твоих.

– У тебя кто-то есть, ведь так? – неожиданно спросил он.

Она ответила не сразу.

– В каком-то смысле, да, – наконец произнесла она. – Пожалуйста, не спрашивай больше.

– Не буду. Я представляю, о ком речь. Только ответь мне, Крессида, зачем встречаться с человеком, из-за которого у тебя такой несчастный вид?

Именно потому, что я не встречаюсь с этим человеком, подумала она в отчаянии, когда они встали, чтобы идти. Эту роль прекрасно исполняет Эбони.

До премьеры оставалась всего неделя. Стефано по-прежнему не появлялся. Перед самой премьерой Крессида почувствовала, что ее, как и остальных членов труппы, захлестывает какой-то безудержный оптимизм.

– Мы просто не можем провалиться, дорогуша. Мы произведем фурор! – со смехом произнес Адриан, поднимая Крессиду в воздух за час до начала спектакля.

– Ну-ка, повторяй за мной:

«после хлеба с маслом мы – самая необходимая вещь!»

– После хлеба с маслом мы – самая необходимая вещь, – послушно захихикала Крессида; ее руки лежали у него на плечах, шелковистые рыжие волосы развевались как красное знамя. Его настроение передалось и ей, и, когда он опустил ее на пол, Крессида увидела Стефано, стоящего позади и смотревшего на нее. На его смуглом суровом лице не отражалось ни малейших эмоций, и сердце ее сжалось, когда она поняла, что это бесстрастное выражение лица свидетельствует о его безразличии к ней. Когда они только поженились, он безумно ревновал ее к каждому мужчине, осмелившемуся лишь взглянуть в ее сторону. Его холодное безразличие достаточно убедительно говорило о том, как мало она для него значит теперь. Она сглотнула:

– Ты будешь сегодня на спектакле?

– Почему ты спрашиваешь? – спросил он с издевкой. – Тебя это волнует?

Она повернулась, не желая, чтобы он увидел ложь в ее глазах:

– Не могу этого сказать. – Она сделала шаг, чтобы уйти, но его голос остановил ее.

– Крессида…

Она повернулась к нему, как будто он дернул ее за невидимую ниточку.

– Что?

В темных глазах было какое-то странное выражение.

– Я буду в зале. Буду смотреть на тебя.

Почему-то ей доставила удовольствие мысль о том, что он будет здесь. Она знала, что ей не следует думать об этом, потому что перед премьерой необходимо сосредоточиться, однако все ее мысли были по-прежнему связаны лишь со Стефано.

Она играла, как никогда. Для него. Она хотела показать ему, на что способна.

Ее монолог в конце второго акта сопровождался бурными аплодисментами, и она почувствовала прилив гордости. Это был трудный монолог – монолог женщины, переживающей, что сама толкнула мужа в объятия своей лучшей подруги. Очень искренний – он требовал большой сдержанности и внутреннего напряжения, и было нелегко уйти от банальности. Произнося его, Крессида всегда чувствовала, как будто перед всеми обнажает свою душу, однако сегодня, когда в зале был он, она выложилась полностью.

Выходя на поклоны в конце спектакля, она не хотела обращать на него внимание, однако против ее воли взгляд скользнул в ложу, где сидели Джастин со Стефано, и краска прилила к щекам, когда она увидела его довольную улыбку, увидела, как аплодируют его сильные оливково-смуглые руки.

Все еще сильно возбужденная, она прошла за кулисы, где отмечалась премьера. Лилось шампанское, все были сильно возбуждены.

Некоторые артисты решили остаться в театре до того, как придут первые газеты с откликами, всем очень хотелось знать мнение критиков о спектакле, но Крессида твердо решила, что останется там недолго, а потом уйдет домой. Впервые за последние дни она почувствовала, что сможет наконец-то по-настоящему заснуть.

Она стояла с бокалом минеральной воды, поскольку пить шампанское не хотелось. В эту минуту появился Стефано и остановился рядом с ней. Он был один. Его шикарной любовницы не было видно. Он с минуту смотрел на нее, затем удивленно поднял черные брови, увидев содержимое ее бокала.

– Ты не пьешь? – заметил он. Его вид в черном вечернем костюме опасно сказывался на ритме ее сердцебиения.

– Я еще не знаю, есть ли основания для торжества, – с трудом произнесла она, чувствуя, как внезапно пересохло в горле.

– Есть, – сказал он безапелляционно и посмотрел ей в глаза.

Нет, нет и нет, подумала она, истина вспыхнула перед ней, как неоновая лампа. Потому что все это для нее ничего не значит. Она может стать известнейшей актрисой или самой яркой звездой Голливуда, но все это не будет иметь никакого значения, потому что у нее нет того единственного, что наполнило бы смыслом ее жизнь. У нее не было Стефано.

Глава 9

Крессида вгляделась в календарь. Еще две недели спектаклей и все. Она отработала шесть недель из восьми, осталось всего две.

Еще две недели, и Стефано навсегда исчезнет из ее жизни, а прежде, возможно, согласится на развод. Если б только эта возможность вызывала у нее чуть больше энтузиазма…

Они совсем не виделись. Он не приходил в театр, и Крессида знала, что ей следует радоваться этому, однако знать, что он здесь и не видеть его было, пожалуй, самым трудным.

Не успела она оглянуться, как пошла последняя неделя, последний утренний спектакль.

– Тебе грустно? – спросил Адриан, когда они ожидали своего выхода на сцену перед последним актом.

– Немного, – призналась она.

– Ты, конечно, придешь на прием по случаю окончания постановки?

– Конечно, – откликнулась она. – Это же обязательно для ведущей актрисы, правда? Адриан поднял брови.

– Не чувствую радости в твоем голосе, – проворчал он.

– Я знаю. Извини. – Как она могла радоваться, если Стефано может явиться вместе с Эбони?

Адриан улыбнулся.

– Так кто ж тот счастливчик? Она быстро взглянула на него.

– Что ты имеешь в виду?

– С кем ты сегодня придешь? С Дэвидом?

Она покачала головой.

– Нет, не с Дэвидом, – спокойно ответила она. – Я приду одна.

Она сошла со сцены под гром аплодисментов и направилась прямиком в свою гримерную, чтобы переодеться к приему. Она специально купила новое платье. Сегодня вечером она даст себе волю. Она будет выглядеть сногсшибательно. И если Стефано придет со своей любовницей, так пусть посмотрит сегодня на свою жену и, может, испытает минутное сожаление.

Она сняла с лица толстый слой театрального грима и наложила обычную косметику: серебристые тени на веки, немного румян на высокие скулы, подчеркнув бледность своего лица. В завершение накрасила губы темно-красной помадой, придав им выражение беззащитности.

Платье у нее было черное с блестками, сверкавшее, как хвост у русалки. Оно стоило целое состояние, такие наряды дарил ей Стефано. Зря она купила это платье.

А почему бы и нет? – беспечно подумала она. Такой беспечной и безрассудной она не чувствовала себя давно, и это безрассудство, казалось, помогало ей унять ноющую сердечную боль, которую она испытывала каждый раз, когда думала о Стефано и той красивой женщине, с которой в настоящий момент он делил свою жизнь.

Она доехала до ресторана на такси, а когда вошла, в зале воцарилась полнейшая тишина.

– Крессида! Иди к нам!

Адриан и Джастин в дальнем конце зала вскочили на ноги, и, пока она шла к большому столу, все аплодировали, приветствуя ее, но сердце Крессиды стучало тяжело и разочарованно, потому что Стефано в ресторане не было. Ее дерзкий и блистательный план прощания лопнул как мыльный пузырь. Она села и огорченно выпила полбокала шампанского, и вдруг почувствовала, что кто-то за ней наблюдает.

Она медленно подняла голову и, поглядев через заполненный людьми зал, увидела стоящего в дверях Стефано. Во фраке он выглядел таинственным и могущественным, она не могла удержаться и бросила взгляд за его спину, не появится ли Эбони, но ее не было.

Ресторанная разноголосица отдалилась, и она слышала лишь, как грохочет ее сердце. Уловив его горящий взор, устремленный на нее, она была не в состоянии отвести глаза, упиваясь притягательной силой этого человека, почувствовав, как у нее пересохло во рту, облизнула нижнюю губу.

И именно это ее движение привело его в чувство, он сдвинулся с места, направившись к их столу.

И так же, как воцарилась тишина, когда входила Крессида, все замолчали и сейчас при виде Стефано. Его естественная, как у дикого животного, грация, делала свое дело. Уголком глаза Крессида заметила, как Алексия одернула на талии свое платье, чтобы сделать декольте еще больше.

Крессида решила, что он нарочно сел как можно дальше от нее и заказал всем сидящим за столом шампанского. Но Стефано продолжал неотрывно за ней следить из-под темных густых ресниц. И если до этого она испытывала волнение, то теперь ей понадобился максимум усилий, чтобы сдержать дрожь в руках.

Она отпила глоток шампанского. И с горечью и грустью подумала, что любит его. И что потеряла. Просто сбежала, сбежала от трудностей вместо того, чтобы вместе с ним преодолевать их. Но потом она напомнила себе, что у Стефано никогда не было желания обсуждать трудности или даже замечать их…

Но сегодня последний вечер, больше она никогда его не увидит.

– Добрый вечер, Крессида.

Погрузившись в свои мысли, она не заметила, как он поменялся с кем-то местом и теперь сидел напротив, а его официальное приветствие прозвучало насмешкой над ее сентиментальными размышлениями.

– Привет, – сказала она непринужденно.

– Приятно проводишь время?

– Да нет, я… – Господи, похоже, она потеряла способность мыслить.

– Наверное, всегда грустно, когда заканчивается сезон? – предположил он.

– Да. Особенно этот.

Он медленно оглядел присутствующих, которые к этому времени уже несколько потеряли свой чинный вид. Алексия, хихикая, шепталась с Адрианом, сидя у него на коленях.

Стефано пристально посмотрел на Крессиду, и в его темных глазах сверкнул огонек.

– Пойдем, я отвезу тебя домой.

Он сказал то, чего она так ждала и в то же время боялась, их взгляды встретились. Здравый смысл подсказывал отказаться. И она покачала головой:

– Я поеду на такси.

– Где твое пальто? – спросил он, будто не слыша ее слов.

Она растерялась, утопая в глубинах его требовательных глаз.

– Вот мой номерок, – запинаясь, сказала она, протягивая ему пластиковый квадратик.

Через минуту он возвратился с кашемировой накидкой, которую ей одолжила Джуди.

– Я смотрю, ты не надела сегодня мое любимое пальто, – сказал он чуть насмешливо, протягивая руку, чтобы укутать ее плечи в мягкую ткань.

– Я сама. – Она попыталась увернуться от его рук, но напрасно.

– Успокойся, – мягко приказал он, укутывая ее в накидку.

«Успокойся? Тогда как его руки скользили по тонкой ткани платья, ее разгоряченный мозг уже представлял эти уверенные руки, ласкающие ее тело не через ткань одежды».

Человек, идущий на казнь, и то бы чувствовал себя более спокойно, чем она в эту минуту.

Он попрощался, и она заметила недоуменно поднятые брови Алексии и Адриана. Только Богу известно, что они подумали.

Когда они вышли из ресторана, начали падать первые капли дождя, а темноту ночи разрывали фонари, окруженные радужным ореолом.

– Вот машина, – сказал он, и прежде чем она что-то сообразила, она уже сидела пристегнутая ремнем безопасности к переднему сиденью.

Она была сама не своя, словно в каком-то шоке или трансе. И неотступно преследовала мысль о том, как ей будет недоставать его, как ей приятно снова сидеть рядом с ним, хотя его присутствие всегда подавляло ее.

Но, Боже, как же приятно снова почувствовать себя слабой. Она закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья, а капли все усиливающегося дождя барабанили по крыше.

К тому времени, как они добрались до ее квартиры, она уже с трудом соображала, что было наяву, а что – только в ее воображении. Руки дрожали так, что она никак не могла найти замочную скважину, и в конце концов он просто забрал ключи и легко открыл дверь.

Очутившись в квартире, ни один из них не сдвинулся с места, чтобы включить свет. Дверь в гостиную была открыта, через незанавешенные окна виднелось небо, освещаемое вспышками грозы. Глядя на него своими огромными глазами, она с отчаянием подумала, что это знак судьбы – ведь в их свадебную ночь тоже бушевала гроза. Но после сегодняшней ночи она уже больше никогда его не увидит.

– Хочешь кофе? – заботливо спросила она. Он чуть засмеялся.

– Кофе? О, дорогая, наверное, нет. – И его голос зазвучал глухо и обольстительно. – Ты ведь знаешь, чего я хочу. Чего мы оба хотим.

Она покачала головой. Она молила Бога, чтобы он дал ей силы не поддаться. Но, казалось, что сил сегодня явно недоставало.

– Нет, я не хочу. – Поглядев на него, Крессида похолодела от волнения и страха. Она поняла, что сегодня он явно не настроен быть только «другом». В полумраке она чувствовала, как до нее доходят исходящие от него волны желания. Видела его горящие, как бриллианты, глаза, прикованные к бешено пульсирующей жилке на ее запястье.

– Не хочешь? Тогда, наверное, мне придется тебе напомнить, прелесть моя, – пробормотал он.

В ней не осталось ни капли твердости, но достаточно разума, чтобы понимать, стоит позволить ему сделать то, о чем он говорил, это все равно, что подписать себе смертный приговор.

– Нет, – сказала она, вложив в ответ остатки собственных сил. – Нет. – Повернулась и ушла в гостиную.

Он последовал за ней. Ей уже некуда было идти. Она оказалась загнанной в угол, в сети собственного желания. Устремив голодный взгляд на видневшееся в темноте лицо, она себе самой стала противна до тошноты.

– О да, – сказал он спокойно, сняв пиджак, небрежно повесил его на спинку стула. Привычно ослабил узел галстука и расстегнул ворот рубашки.

Маленький мысок обнаженного тела заставил ее вновь испытать прилив желания, и она боялась пошевелиться, чтобы не обнаружить этот жар, который стремительно перерастал в невыносимую боль.

Стефано неотрывно смотрел на нее пожирающим взглядом, его голос звучал почти небрежно, когда он спросил:

– Ты хочешь меня. Крессида? Скажи мне, дорогая?

– Я не знаю.

Когда он услышал ее взволнованный ответ, линия его губ стала еще жестче, а неожиданная вспышка молнии, осветившая комнату наподобие фотовспышки, создала картину гораздо более драматичную, чем те, которые ей приходилось играть на сцене.

– Я думаю, знаешь, – прошептал он. – Ты очень хорошо знаешь. Не бойся. Скажи мне. Или ты хочешь, чтобы я сделал это за тебя?

Она закрыла глаза.

– Нет.

– О, да. Уверен, больше всего на свете тебе сейчас хочется, чтобы я тебя поцеловал. Ведь правда же?

Она беззвучно открыла рот. Он своей силой и подавляющим ее волю присутствием лишал ее возможности сопротивляться. Кроме того, он говорил истинную правду.

Стефано улыбнулся.

– А как только я начну тебя целовать, тебе захочется, чтобы я тебя обнял и провел руками вдоль спины. Одну секунду, не больше. Ведь именно это вводит тебя с ума. А затем ты захочешь, чтобы я начал ласкать твои груди, ведь так? Трогать и гладить, пока не почувствую, как они набухли от моих прикосновений. Пока соски не станут такими твердыми, что не понять, больно тебе или приятно.

Картина, которую он создавал своим бархатным голосом, была невыносимо эротичной, и ее тело начало откликаться, словно он действительно дотрагивался до нее. Она ухватилась за край стола, чтобы не качнуться, чувствуя, как жар, исходящий от бедер, пронизывает каждую клеточку ее существа.

– А скоро, – безжалостно продолжал он, – тебе захочется, чтобы я снял с твоих плеч платье и коснулся обнаженного тела. Тебе этого захочется, – повторил он. – Разве нет?

Ее голова качнулась подобно тяжелому бутону на верхушке стебля. Крессида делала усилия, чтобы возразить Стефано, прогнать его, но ее тело, ее бедное изголодавшееся по любви тело жаждало. Стоило ей поднять голову и посмотреть в его завораживающе красивое лицо, как она поняла, что никогда не переставала любить и хотеть этого человека.

Раскат грома оглушил ее, а прошлое соединилось с настоящим на тот миг, пока они смотрели друг на друга.

– Разве нет? – прошептал он.

И она ответила. Несмотря на все свои опасения. Неохотно, но четко и ясно прозвучало в комнате ее «да».

Он протяжно вздохнул, улыбнувшись уголком красивого рта, как бы в подтверждение собственной победы.

– Но я не буду этого делать. Потому что хочу, чтобы ты показала, как сильно ты меня хочешь. Сыграй для меня сирену, Крессида, – прошептал он.

Растерявшись от охватившего ее эротического вдохновения, она почувствовала, что тонет в обольстительно бархатных звуках его просьбы, желая

– да, действительно, желая – подчиниться ему, избавиться от этих одежд, которые сейчас стали досадным препятствием к их взаимному наслаждению. Очень медленно она расстегнула молнию, платье упало вниз до шиколоток, и она стояла перед ним в шелковой комбинации, едва прикрывавшей молочную белизну ее бедер. Она услышала его прерывистый вздох и, встретив его взгляд, испытала миг истинной власти. Она заметила, каким туманным стал его взгляд от восхищения ее полуобнаженным телом, зачарованный красотой ее грудей, выпукло круглящихся под серебристым шелком комбинации.

– Боже! – Его голос дрогнул, и он на мгновение закрыл глаза. – Теперь сними комбинацию, – сказал он нетвердым голосом, и это дало ей возможность испытать еще один пьянящий миг всесилия.

Она оперлась о стену, немного раздвинув бедра, и услышала его прерывистое дыхание.

– Нет, – спокойно сказала она. – Не сниму.

– Разденься совсем! – мягко попросил он, его глаза лихорадочно блестели.

Она никогда не видела, чтобы он до такой степени потерял самообладание, и восторг, смешанный с желанием, заполнил все ее существо. Пути назад не было, потому что она хотела Стефано так же сильно, как и он ее. И в эту сумасшедшую грозовую ночь она снова станет принадлежать ему.

Но сегодня она придет к нему на равных. Она всегда находилась в его власти, а сегодня проявит свою. Она показала ему, что может быть слабой, теперь пусть будет слабым он. Пусть он, хотя бы на одну ночь, потеряет свою гордость.

Она встала, провоцируя его, закинула руки за голову под свои густые волосы так, что ее груди еще больше выдались вперед.

– Сделай это сам, – сказала она сонным голосом. – Она тебе мешает. Так сними ее.

Он приблизился, издав глухой гортанный стон, почти как хищник, набрасывающийся на свою жертву. На секунду задержался над ней, и она заметила гневный огонь, горящий в его глазах, поскольку он понял, что она знает, как непреодолимо он хочет ее. Она никогда не видела его таким уязвимым.

Но это длилось недолго. Уверенным движением он зацепил кружевной верх комбинации и одним махом разорвал ее надвое, а потом резко сдернул порванные куски и отбросил в сторону. Теперь она стояла перед ним совсем голая, на секунду оцепенев. Потом она услышала, как он пробормотал какое-то ругательство, сжал в объятиях и поцеловал горячим жадным поцелуем. И она страстно ответила ему, хватаясь руками за его плечи, из страха потерять сознание от испытываемого наслаждения. Потребность в том, чтобы он овладел ею, росла столь неудержимо, что ей показалось, она вот-вот взорвется от желания.

Ее пальцы нащупали ремень его брюк и расстегнули его с неприличной поспешностью, но когда она пыталась справиться с молнией, натянувшейся над его возбужденной плотью, он перестал целовать ее.

– Господи, – воскликнул он. – Крессида – нет! Перестань немедленно, пока я…

Она не послушалась, подгоняемая древним инстинктом продолжения рода. Молния с трудом разошлась, и она освободила его, пробормотав что-то от изумления, увидев, до какой степени он возбужден. Обнимая ее за талию, легонько покусывая набухший сосок, он подталкивал ее назад, пока ее голые ягодицы не оказались на краю стола.

Рукой раздвинув ей бедра, он опрокинул ее на стол. Он резким движением вошел в нее, и она вздрогнула от мимолетной боли, перешедшей в несказанное наслаждение.

Он, почувствовав ее напряжение, все еще держа руки на ее бедрах, посмотрел на нее сверкающим от удовольствия взглядом.

– Итак, – торжествующе прошептал он. – Никого больше. Никого больше не было, ведь так, Крессида.

Она издала короткий протестующий звук. Господи, этот ненавистный самоконтроль! Надо же иметь такую силу воли, чтобы допрашивать ее в такой момент.

– Не останавливайся, – прошептала она.

– Не было? – тихо спросил он, прижимаясь к ее губам.

– Нет.

Она всхлипнула, когда он сильно задвигался в ней, резкой и неослабной энергией возбуждая ее все больше, пока острое наслаждение волнами не залило ее тело. Она запрокинула голову, прокричав его имя, почувствовала последний завершающий удар, и он тоже застонал, уткнувшись в ее шею, и она крепко обняла его.

Несколько минут они молчали. Он никак не мог отдышаться, а она прижималась к нему, желая, чтобы он оставался в ней, не уходил, как имел обыкновение делать в прошлом. Крессида чувствовала, как он затихает, извергая остатки семени, и это земное ощущение наполнило ее примитивной радостью.

Стефано наконец поднял голову и посмотрел на нее, и Крессида увидела, как его губы изогнулись в усмешке:

– Ну что, – проговорил он наконец. – Тебе нравится, когда я теряю контроль над собой? Чтобы овладеть тобой в спешке, как какой-то мальчишка, не сняв даже до конца брюк?

Она закрыла глаза. Меньше всего ей хотелось сейчас анализировать. Она предпочла бы еще раз испытать это несказанное наслаждение. Она хотела, чтобы он снова и снова любил ее. У нее была только сегодняшняя ночь, и она не желала ничем омрачать ее. Крессида открыла глаза, серьезно глядя на него, и не смогла удержаться, чтобы не провести пальцем по его полной верхней губе. Он поймал ее палец, зажав своими крепкими белыми зубами.

– Я.., я – Ее голос смущенно затих. Он нежно засмеялся.

– Что такое, дорогая моя? – Глаза его сияли. Сегодня они были на равных, поэтому ее объяснение в любви опрокинуло бы это хрупкое равновесие. А любить его телом она могла.

– Я тебя хочу, – пробормотала она и почувствовала, как он шевельнулся в ней.

Он так и понес ее в спальню, однако высвободился, когда укладывал ее на кровать.

– Ox, – разочарованно произнесла она. Он засмеялся, и его белые зубы сверкнули в полумраке комнаты.

– На этот раз я разденусь. Наберись терпения, моя прелесть. За ожидание ты получишь хорошее вознаграждение. Когда я окончательно разделаюсь с одеждой, ты увидишь, как…

Ее взгляд заскользил вдоль темной линии волос, спускавшихся вниз по его животу, наслаждаясь красотой его обнаженного тела. Она так давно не видела этих прекрасных линий, гладких и сильных рук, длинных ног и крепких как камень бедер, широкой груди. Я люблю его, подумала она, глядя, как, сняв свои часы, он клал их на тумбочку рядом с кроватью, а потом заметила знакомое выражение, полуопущенные веки, изгиб рта, означающий только то, что он снова хотел обладать ее телом.