Текст книги "Свенельд. Хазарский меч"

Глава 10

– Миравушка! Там хазары твою сестру на веревке приволокли!

Руки сами собой разжались, горшок выпал на глиняный пол. Мирава обернулась: у порога стояла запыхавшаяся Годома.

– Что ты не… – от изумления Мирава не нашла слов.

К тому же это была Годома – известная сказочница, та самая, что не так давно видела прямо в городце мычащую безголовую свинью.

– Сестру твою, говорю, хазары приволокли! На веревке, будто полонянку какую!

– Как… откуда? – Мирава открывала и закрывала рот, не в силах уяснить это дикое известие. – Приволокли?

– Из лесу же! Они ж на лов ездили! Вон, приехали! Вепрей привезли, зайцев, и ее!

– Она им что – заяц? Дичь? Откуда она взялась-то?

– Не ведаю, а только вот! У них она в стане. К шатру самого Азара повели, – договаривала Годома уже на ходу, когда Мирава бегом пустилась вон из избы.

Попадавшиеся навстречу смотрели на них дикими глазами и открывали было рты; Мираве было некогда их слушать, но по лицам она понимала, что Годома не соврала. С Заранкой и правда случилось что-то ужасное. Она не знала, что будет делать, но жаждала хоть увидеть это чучелко, разобраться, велика ли беда, как ее вызволить… и что все это ей не приснилось.

Ольрад! Ольрада Ярдар услал в Борятин и в ближайшие дни его нечего ждать назад. Мирава чуть не застонала, вспомнив об этом: на мужа она полагалась во всем. Что бы ни случилось, он бы придумал, как спасти непутевую свояченицу. К нему здесь всякий прислушается, не исключая и воевод. Ярдар… Но на воеводу Мирава надеялась куда меньше. Ему Заранка никто. А что она там жаждала выйти за него замуж, так он небось считает это дурачеством глупой девки.

У самых ворот городца кто-то вдруг кинулся ей наперерез; Мирава услышала серебряный звон, мелькнуло знакомое лицо, и Озора с налету обхватила ее руками.

– Стой! Куда разлетелась!

– Пусти! – Мирава попыталась ее оттолкнуть, но Озора держала ее не шутя. – Говорят, там моя сестра попала… в беду какую-то. Что хазары ее схватили! Пусти!

– Стой, я тебе говорю! – повелительно сказала Озора и кивнула кому-то позади; на глазах у Миравы несколько отроков затворили ворота и подперли спинами. – Не надо тебе никуда бежать.

– Как – не надо? – Озора наконец выпустила ее, и Мирава отскочила. – Там моя сестра у хазар!

– Да послушай ты меня! – сердито крикнула Озора, убедившись, что ворота под охраной и Мирава не вырвется из города. Ее светлые брови были сердито сдвинуты. – Привезли ее. Из леса, козу твою неудалую. Знаешь, где ее взяли?

– Да откуда мне? – Мирава скривилась, чуть не плача от досады. – Годома прибежала, кричит… Где они ее взяли?

– С дуба сняли! Чуть не на самой маковке сидела, будто лесовица!

– Ну и что?

У Миравы кругом шла голова. Зачем Заранка полезла на дуб? Зачем хазарам понадобилось ее снимать? Зачем тащить с собой в город, да еще на веревке, будто полонянку?

– Что она им сделала такого, ты скажешь мне?

– Они сказали, что оборотня поймали!

Мирава застонала и сжала руками голову.

– Мать-земля! Какого оборотня? Где? Заранка-то здесь к чему?

– Она и есть оборотень!

– Что ты несешь? Она-то какой оборотень?

– Вот у тебя сейчас и спросят – какой! – с досадой бросила Озора. – Потому и говорю: не ходи. Мой муж дело разберет. Ты полезешь – с нею заодно пропадешь. А ты – не девка из леса, ты наша, тархановская, муж твой – в дружине человек уважаемый… О мать-земля, о нем-то не велели поминать! – Озора закатила глаза, огорченная множеством напастей.

– Что случилось? – Мираве хотелось ее потрясти, лишь ты поскорее добиться внятного ответа.

– Азар со своими был на лову. Погнали турицу рыжую. Она к дубу – и сгинула. Глядь – на дубу девка сидит, и тоже рыжая. Они говорят, видели, как она из турицы девкой обернулась и на дуб взлетела, ловко, будто белка. Слезать не хотела. Пригрозили подстрелить, только тогда сошла. Они ее и привели. Вот, говорят, оборотня поймали. Думают, что с нею делать.

Мирава глубоко дышала, пытаясь одолеть головокружение. Повесть была настолько нелепа, что не укладывалась в голове. Какая-то рыжая турица! Но Заранка здесь при чем?

– Хазары ж не ведают, кто она такая, что за девка, откуда, чья? – сказал один из мужчин в толпе вокруг них, Добровид. – Вот им и поблазнилось…

– Но надо же им растолковать! – обратилась Мирава к Озоре, потом оглядела озадаченные лица. – Что она не турица и не зверь какой, а наша, живая девка. Нашу мать вся волость знает, и никогда за нами худого не водилось! Был бы Ольрад, он бы им…

– Хастен растолкует! – Озора снова подошла и взяла ее за локоть. – Ты не бегай никуда. Хастен человек уважаемый, разумный, Азар его послушает. Вызволит он твою девку. А ты побежишь, шум поднимешь – и сама пропадешь, и нам всем беды наделаешь. Азар и без того злой – у него, вон, брата убили, а где тех русов искать – леший знает, на каком они краю света сидят.

– Так что же он, нам, что ли, за брата мстить думает? – сердито спросила Мирава.

– Да ему хоть бы на кого кинуться! Не лезь под руку. Хастен сам все уладит. Добра же тебе хочу.

Что Озора заботится о ней, Мирава не верила. Но, немного успокоившись, начала соображать: Озора хочет отвести беду от Тархан-городца. Если не удастся убедить хазар, что Заранка – не оборотень, то признаваться, что у нее ближайшая родня в городе, будет неразумно. К тому же Азар может рассердиться и на Ольрада, если всплывет его «дружба» с тем самым Амундом, что лишил Азара родного брата…

Эта мысль охладила голову, и Мирава смирилась с тем, что ей лучше просто ждать. Обрадованная Озора самолично отвела ее домой, чуть ли не за руку, и оставила с ней несколько женщин с твердым наказом никуда не выпускать. Для ее же блага. Но Мирава могла лишь сидеть, сложа руки, не в силах взяться ни за какое дело, и лихорадочно думая, как же ей поступить, если хазары не послушают Хастена и не поверят, что Заранка никакой не оборотень.

Облегчение ей принесло только одно. Пока прочие судили, что да как, к ней наклонилась Вербина, Заведова жена, и шепнула:

– Я мальца нашего послала к вам туда, – и подмигнула, имея в виду Крутов Вершок. – Матери скажет и большаку. Пусть сами умом раскинут.

Мирава благодарно сжала ее пухлую загорелую руку. Подать весть матери и дядьке Любовану было очень важно, но едва ли Озора позволила бы сделать это ей самой.

* * *

Пойманная лесовица сидела в тени Азарова шатра на траве, со связанными руками, а ловцы расположились на кошмах у длинного костра, где варилась и жарилась их охотничья добыча – тушки зайцев и уток, куски веприны. Вид у лесовицы и впрямь был дикий: белая одежда спереди замарана бурым и зеленым, на лице и руках кровавые ссадины, волосы растрепаны, подол вздевалки надорван о сучок. Очелье, сорванное веткой, она потеряла, когда лезла на дерево, и теперь спутанные пряди падали на щеки. За все время Заранка не сказала ни слова, потрясенная всем произошедшим; ее загнали на дерево, почти на тот свет, ее называли оборотнем и обращались как со зверем, и ей самой уже казалось, что некое злое колдовство превратило ее в зверя. Она видела собственные руки и ноги, такие же, как обычно, но эти чужие люди вели себя так, будто видят зверя. Кто видит истину, а кто – морок? Может, она и правда стала турицей и только сама этого не замечает? Если бы она заговорила, может, удалось бы убедить себя и других, что она – человек, но на Заранку напала неодолимая немота.

Не собираются ли они и ее зажарить и съесть, как того вепря, чья голова лежит у костра? Потом из ее костей вырастет дерево, из дерева отрок сделает дудочку, дудочка будет петь ее голосом, жалуясь, как сгубили безвинную девушку злые люди… Мысли метались, как обезумевшие куды, никакого выхода не находилось.

Среди хазар, близ их вождя, сидел Хастен. Постепенно в голове у Заранка прояснилось, и она стала разбирать кое-что из их разговора.

– Но если ее мать – ведуница, то очень похоже, что девка и правда оборотень! – говорил Азар-тархан, с любопытством на нее посматривая. – Я немало слышал о старухах, которые умели превращать своих детей и зверей и посылать на разные злые дела. Может, она хотела погубить меня и послала свою дочь, чтобы она подняла меня на рога!

Хазары вокруг костра засмеялись: было видно, что такая возможность скорее веселит тархана, чем пугает.

– Да неужто она пыталась вас забодать? – отвечал Хастен, тоже посмеиваясь, но его серые глаза были не веселы, а скорее насторожены.

– Нет, она пустилась бежать от нас, едва увидела!

– Откуда ей было знать, сколько нас!

– Она не знала, какие мы отважные паттары!

– Сразу поняла, что здесь ее саму живо на копья поднимут!

– Но теперь, когда уж видно, что она вам вреда не причинила, не лучше ль отпустить ее подобру-поздорову? – предложил Хастен. – Она уймется, больше не станет.

– Мы подумаем, что с нею делать, – Азар-тархан не был склонен так легко расстаться с удивительной добычей. – Надо убедиться, что она оставит это колдовство и больше не будет нападать на людей!

«Я на вас не нападала!» – подумала Заранка, но лишь нахмурилась, не в силах одолеть проклятую немоту. Ей ужасно хотелось пить и умыться, но руки были связаны и затекли, и никто не спешил ей на помощь. Кругом были одни хазары, а Хастен, судя по его глазам, скорее опасался за себя, чем старался вызволить ее.

– Зачем вы разрешаете таким опасным колдунам жить в ваших краях? – спросил немолодой хазарин, более смуглолицый и скуластый, чем ясы, с двумя длинными черными косами, свисавшими из-под шапки. – От них полагалось бы давно избавиться, так поступают разумные люди.

– Да сколько живем, ни разу не слыхали, чтобы Огневида или дочери ее оборачивались… – начал Хастен.

– Дочери? – Азар хлопнул ладонью по земле. – Зэды и дауаги![31]31
  Боги и силы!


[Закрыть] Так у нее их много?

После удачной охоты, к тому же отмеченной таким удивительным приключением, он был в веселом расположении духа. Этому следовало бы радоваться – еще вчера тархан, жаждущий мести, был весьма мрачен и несговорчив, – но Хастен тревожился, как бы это веселье им не вышло боком.

– Десять? Двенадцать? – наперебой стали угадывать хазары. – Двадцать пять?

– Их всего-то две, – примиряюще сказал Хастен, отчаянно прикидывая, как бы не выдать лишнего. – Одна уже давно замужем и живет, как всякая жена честная, ничего дурного не примечали за нею…

– Это ты сказал верно! – обрадовался Азар-тархан. – Я когда-то слышал, что если лесную девку взять в жены, то из нее выйдет самая обычная жена… А вот и Ярдар! – Он заметил быстро идущего через стан молодого воеводу. – Куда же ты подевался? Ты погнался за каким-то тощим оленем, а мы без тебя загнали вон какое чудо! – Он показал на сидящую Заранку. – Мы поймали лесовицу, она сначала обернулась туром, потом белкой, прямо у нас на глазах, залезла на дуб, а там вдруг стала девкой! Мы все это видели, верно, паттары?

Он глянул на своих людей, и те охотно подтвердили: все так и было. Только немолодой хазарин, Карабай, недоверчиво крутил головой и ухмылялся, а остальные в своем воображении сейчас видели то, чего не видели в лесу.

Весь вид Ярдара выражал неодолимое изумление. На лову он и несколько его отроков отстали от Азара, погнавшись за другой добычей, и вернулись позже других. Он успел только наспех умыться и переменить сорочку, мокрые волосы липли ко лбу, руки беспокойно оправляли пояс.

– Это… Эта девка обернулась… туром? – повторил Ярдар, способный поверить в это не более, чем сама Заранка. – Это… быть того не может.

– Мы сами видели! – настаивал Азар. – Ведь ее мать – колдунья, правда?

– Она… женщина мудрая… знающая…

– Она знает больше, чем ты думал! Но теперь-то мы открыли истину! Осталось решить, что нам с нею сделать, чтобы она больше не могла превращаться в зверя и нападать на людей!

– Она нападала?

– Еще как! – наперебой отвечали ему. – Она пыталась нас затоптать! И забодать! Она нарочно попалась нам на пути, чтобы погубить!

Глядя в веселые лица хазар, Ярдар никак не мог понять: они смеются над ним? Или сами верят в то, что говорят?

– Я думаю, стоит… – Он подумал было позвать Огневиду, но тут же сообразил, что попадаться хазарам может оказаться опасно и для старой колдуньи, как для молодой.

– Я знаю, что нам стоит сделать! – Азар-тархан хлопнул его по плечу. – Если находится такой смелый человек, чтобы взять в жены лесную девку, то она становится обычной женой.

Взять в жены! Ярдар взглянул на Заранку и встретил ее пристальный взгляд.

Заговорить она все еще не могла – да и что бы она сказала этим людям, уверенным, что она оборотень? – но вспомнила, что ее побудило отправиться в путь нынче утром. Плотно свернутый пояс так и лежал у нее за пазухой. Она несла его, чтобы привязать к Ярдару удачу. Но, похоже, расплатилась за это своей. Казалось, она стоит на обрыве над большой рекой и не знает, что принесет ей следующий миг: не то ей позволят отойти от края, не то столкнут в глубокую темную воду.

И кто же должен стать тем молодцем, который, как в песнях, переведет девушку через реку? Кто, как не тот, кому она предлагала разделить судьбу, обещая сделать эту судьбу счастливой?

Да не слишком ли широко она размахнулась, впервые сейчас подумала Заранка. По силам ли ей это дело?

Нет, не слишком, ответил ей упрямый голос из души. В ее руках – сила старых старух судениц. Впервые она обратилась к их помощи, когда речь шла о счастье-доле для нее самой, для молодого воеводы, для всей Веденецкой волости! Они не могли ее подвести!

Видно, настоящее счастье-доля даром не дается. Те, кому их вручают, должны доказать, что достойны этого дара. В себе Заранка не сомневалась. А Ярдар? Он-то достоин?

Горящий взгляд чумазой девушки со связанными руками и в разорванной о сучья вздевалке пронзал Ярдара насквозь. Она не выглядела испуганной, скорее негодующей. Если бы она хоть заплакала, было бы легче убедить хазар, что никакой она не оборотень. Но гнев на замкнутом лице и полное молчание, присущее выходцам с того света, придавало ей вид дикий и пугающий. Он даже поверил вдруг, что Заранка и правда превращалась в зверей на глазах у Азаровой дружины. Он просто раньше не знал, что младшая дочь Огневиды на такое способна. Кто их разберет, ведуниц и ворожеек? А он ей почти обещал… Нет, не обещал, но не возразил… И теперь она считает его своей добычей… Вот попал так попал!

Только этого и не хватало – сейчас, когда Азар так разгневан из-за гибели брата, когда он жаждет мести и тархановцам с таким трудом удается скрыть, что они расстались с людьми Амунда чуть ли не друзьями! Что ему стоит обвинить их в измене – за ним вся держава хазарская и хакан-бек со всем его могучим войском. И как тогда оправдываться? Еще хорошо, если позволят оправдаться, а не порубят всех и не пожгут волость. Со времен хазарских набегов и разорений прошли многие десятилетия, но славяне разных родов и племен до сих пор помнили горестные песни об этом.

– Но вот беда, – насмешливо сказал Карабай, пока эти мысли проносились в голове у Ярдара, – где же найдешь в наше время такого смелого человека? Нынче не те века, когда по земле ходили паттары ростом с дерево!

– Мы найдем такого человека! – ободрил его Азар-тархан. – Ярдар!

Тот вздрогнул, ожидая, что сейчас ему прикажут жениться на оборотне; да Азар издевается над ним. Заставит взять Заранку в жены, а потом выставит на посмешище, дескать, на лесном чучеле женился…

– Прикажи женщинам вымыть ее и одеть как следует, – продолжил Азар, пока Ярдар лишь открыл рот, чтобы возразить. – Тогда и посмотрим, на что она станет похожа. Я слышал, что лесные девы, если их вымыть и одеть, бывают хороши собой. Или твои женщины побоятся к ней подойти?

– Нет, – почти уверенно ответил Ярдар, мельком подумав о Мираве. – Женщины все сделают, как ты пожелаешь, тархан.

* * *

Когда в избу вдруг вошел Ярдар, Мирава тут же поднялась ему навстречу. Сами глаза ее спросили: «Что с нею?»

– Вот что, бабоньки, – хмурясь, Ярдар окинул взглядом замерших в ожидании женщин – Риманту, Годому, Елину, Рдянку, Вербину, Черняву и дочь ее Жураву. – Ступайте к баням, носите воду, начинайте топить, да принесите зелий всяких целебных. Сейчас хазары туда Огневидину дочь приведут, будете ее парить.

– С чего бы? – охнула Риманта. – Хворая она, что ли?

– Что не лесовица она, – не очень внятно пояснил Ярдар, но женщины его поняли: баня – место перехода из девушек в жены, из мертвых в живые (и наоборот), из нелюдей в люди.

– Это верное средство! – одобрила Годома. – У той ведуницы, которая оборотень, сзади хвостик растет – с палец величиной, – она показала собственный палец, и все воззрились на него, будто никогда не видели такого дива, – и шерсткой серенькой покрытый, будто заячий…

– Не заячий, а поросячий! – поправила Чернява.

– Заячий, я верно знаю!

– Откуда тебе знать? Разве что у самой такой имеется!

– Я, что ли, оборотень, по-твоему?

– А ну молчать! – рявкнул Ярдар на баб, уже готовых ринуться в свару. – Вы все ступайте с ней в баню, а ты, Мирава, собери для сестры что надеть – сорочку там, что ей еще нужно?

Женщины заторопились прочь, переглядываясь: нужно было выполнять приказ, но им не терпелось и обсудить, и разнести весть о том, как оборачивается дело с «турицей».

Убедившись, что дело делается, Ярдар хотел выйти за всеми, но Мирава быстро догнала его и заступила путь к выходу.

– Погоди! Что такое они хотят? С чего ее в баню посылать? Ее там… побили, что ли?

Лицо ее изменилось от этой мысли, глаза расширились и стали на миг пустыми, пугающими.

– Да нет, – Ярдар поморщился, вспомнив ссадины на лице Заранки. – Бить не били, она сама о дерево ободралась. Ее сняли чуть не с вершины! Как залезла только! Нарочно не сумеешь!

– Ты ее видел? Я хотела пойти, меня Озорка силой не пустила, велела ворота затворить!

– И правильно. Видел я ее. Немного она… растрепанная. И она… молчит.

– Как – молчит?

– Ну, так. Как мертвая. На дереве посидела, как русалка, говорить разучилась. Если баня не поможет… Хазары говорят, видели, как она сперва турицей обернулась, потом белкой, потом девкой! И молчит!

– Не могла она ни в кого превращаться! – Мирава всплеснула руками. – Ни в турицу, ни в белку, как родилась девкой, так и живет! И хвоста у нее нет, мне ли не знать, она ж сестра моя! Еще скажите, у меня хвост! За нами таких дел не водится! Хазары – ладно, они чужие, но ты-то должен знать, что мы за люди! И отец наш, и дед были мужи честные, в доброй славе, и пращур наш, Жукота, в Честове на Упе сел с родом своим среди первых. Мать моя всякие хвори лечит и прочь отсылает от людей, а чтобы вредить – никогда за нами не было, хоть кого спроси!

Ярдар запустил пальцы в волосы на затылке и пошевелил пряди, будто так надеялся оживить мысли.

– Ярдар! – Мирава положила ладонь ему на локоть. – Я знаю, зачем она в лес пошла…

Он обернулся к ней.

– Она сюда шла, к тебе! Она сделала то, что обещала… о чем сговорились вы. Я знаю…

– Что знаешь? – угрюмо ответил Ярдар, отводя глаза.

– О чем ты просил, что она обещала, чего взамен хотела. Раз она пришла – значит, свое дело сделала. Ты ее в беде не покинь! – Мирава сжала его локоть. – Отца у нас нет, братьев нет, Ольрада ты прочь услал. Только ей и забороны[32]32
  Заборона – защита (др. – русск.)


[Закрыть], что я да мать-старуха. Ты уж о нас порадей, тебе от богов и от добрых людей воздастся. Ты у нее удачи просил – если покинешь ее в несчастии… – Мирава избегала угроз, зная могучую силу произнесенного слова, но требовалось говорить прямо. – Кто уговор нарушит, тому боги удачи не дадут.

«Я ей ничего не обещал», – хотел сказать Ярдар, однако постыдился. Хоть он и не собирался прямо так брать Заранку в жены, он уже смотрел на нее как на деву, которую мог бы взять в жены, если от нее будет толк, и бросить ее в беде, зная, что ни отца, ни брата, ни даже зятя у нее нет, он счел бы низостью.

– Ладно, поглядим, – он сделал шаг к двери, сбрасывая руку Миравы. – Ступай к ней, отнеси там чего надо… Может, избудем беду.

Глава 11

Вечером в хазарском стане на лугу шло бурное веселье. На лову настреляли дичи, и теперь, когда мясо уток, зайцев и вепря было готово, начался настоящий пир. Ясы предпочитали варить мясо в котлах, целыми тушами или очень большими кусками; огромные котлы для этого они возили с собой на заводных конях. Голова вепря предназначалась в жертву Авсати, богу диких зверей и покровителю охоты; ее варили, чтобы потом подать, вместе с шеей и лопаткой, самому старшему, то есть Азар-тархану. Легкое, печень и почки заворачивали в сальник и обжаривали на грядах[33]33
  Гряда – вертел для мяса.


[Закрыть]. Держа в левой руке это мясо, а в правой чашу медовухи, Азар-тархан поблагодарил Авсати за удачу на охоте, съел немного и передал мясо и чашу далее, сидевшему рядом с ним Ярдару.

Азар позвал всех оружников из Тархан-городца, и теперь они сидели на кошмах у высоких костров, вперемежку с хазарами. На кострах висели котлы, источающие запах жирного мясного варева. Из Тархан-городца принесли пива и вареного меда, женщины напекли лепешек и блинов, все ели, как редко удается поесть в полуголодное время перед новым урожаем, и веселье все разгоралось.

На краю стана послышались крики, заиграли рожки.

– Вон она! – заговорили у костров, многие встали на ноги, чтобы лучше видеть.

– Ведут, ведут!

– Вот и славно! – Азар-тархан поставил серебряную чашу на землю. – Я уж стал было думать, что она опять обернулась… сорокой и улетела из бани через оконце.

– Ничем она не обернулась, – буркнул Ярдар, которого даже пиво не могло развеселить. Он знал, что обязан как-то выручить Заранку, и изыскивал к тому способы. – Она обычная девка, а не колдунья.

Но Азар едва ли его слышал: ему неприлично было скакать от нетерпения, но он выпрямился сидя, вглядываясь в близящееся шествие. Опасаясь, как бы добыча не сбежала, он велел своим людям дожидаться возле бани, следить, чтобы дочь ведуницы не ускользнула через какую-нибудь щель, и привести ее обратно к нему.

По мере приближения шествия по всему стану нарастал шум. Гудели рожки, кто-то из хазар подыгрывал им на бубне. Впереди важно выступал старик Карабай, ухмыляясь под тонкими полуседыми усами, за ним, в окружении нескольких хазарских отроков, шла девушка, с головой укрытая белым тонким плотном. Зрелище было настолько торжественное и значительное, что все, славяне и хазары, забыли о еде и собрались к главному костру.

Вот шествие остановилось перед Азаровым шатром.

– Что такое, Карабай? – с преувеличенным удивлением воскликнул тархан. – Неужели она так страшна собою, что ее лицо нельзя показывать людям? Или, может, у нее коровья голова? Или черное рыло, как у лесной свиньи? Неужели даже в бане не удалось смыть с ее лица кору и мох?

– Не тревожься, господин! – Карабай поклонился, ухмыляясь. – Ничего столь ужасного ты не увидишь. Напротив. Я велел прикрыть ее полотном, чтобы красота этой девы не ослепила взоры. Ну-ка, – он строго огляделся, – живо все прикрыли глаза. Прикройте глаза, как будто вздумали сдуру потаращиться на солнце. Да, и ты, Мучча, а не то ослепнешь, дуралей, и какой будет прок господину от слепого лучника?

Охотно вовлекаясь в игру, все поднесли ладони к глазам, однако жадно наблюдали сквозь растопыренные пальцы. Рожки смолкли, только бубен с позолоченными бронзовыми бубенчиками еще постукивал и позвякивал задорно.

Хлопнув в ладоши, Карабай медленно потянул покрывало в головы девушки. Белая ткань соскользнула и упала на траву. Заранка стояла столбом, свесив руки и опустив голову. Ее вымыли, расчесали и заплели волосы, надели новое очелье с двумя серебряными «лучистыми» кольцами из запасов Миравы; сестра дала ей свою сорочку, раздобыла у Вербины пояс и взвевалку ее дочери, из беленого свежего льна, обшитую полосами красного и желтого шелка. По сравнению с тем, что было, преображение казалось волшебным, не менее значительным, как если бы и правда зверь превратился в человека. Сейчас, глядя на белое лицо, горящее румянцем, на гладко заплетенные, еще немного влажные волосы – а коса у Заранки была гораздо ниже пояса, – хазары и впрямь верили, что до бани она была покрыта мхом и дубовой корой.

Раздались изумленные и восхищенные крики, многие от радости захлопали в ладоши. Азар-тархан осматривал свою добычу, и на лице его расползалась довольная улыбка.

– С десяти лет я ездил на лов, – начал он, и крики примолкли, – охотился и с соколами, и с собаками, и в степях, и в лесах, и с луком, и с копьем, случалось мне брать даже степного парда, но никогда еще я не видел… такой удивительной добычи! Зэды и дауаги! Обидно будет, если такая девушка, красивая, словно дочь самого Солнца Золотого, опять обернется туром или еще каким диким зверем.

– Она не обернется! – поспешил вставить слово Ярдар. – Я же говорил тебе, а теперь ты сам убедился. Это обычная дева, ее род знают в наших краях издавна, ее отец, Дамимир, Милованов сын, из внуков Жукоты, который…

– Оставь! – Азар-тархан движением руки прервал его. – Может, ее отцовский род и ведом людям, но жены – такие странные создания, в них никогда нельзя быть уверенным. Берешь вроде красавицу, тихую, как вода летним вечером, а она вдруг оборачивается вздорной ведьмой, шипящей, как змея… – Он вздохнул. – Ну скажите, разве не все жены сродни оборотням?

Он оглядел своих людей, и те, озадаченные, закивали.

– Дурная жена злее оборотня, – буркнул кто-то. – Брань хуже битья.

– Справедливости ради надо сказать, – вставил Карабай, – здешние женщины поклялись мне матерью-землей, что у нее нет хвоста.

– Это важный довод, – кивнул Азар-тархан. – Когда они так хороши собой – и без хвоста – немало находится таких, кто соглашается взять их за себя.

При этих словах Заранка вдруг подняла лицо и распахнула глаза. В зрачках ее вспыхнул отблеск близкого огня, и от неожиданности этого движения людям показалось, что мертвая ожила, зачарованная очнулась, что свет впервые коснулся ее очей.

А взгляд Заранки устремился прямо на Ярдара. Кривым и опасным путем, но старухи суденицы привели ее именно туда, куда она нацелилась сама. Заговоренный пояс и сейчас был с нею, лежал за пазухой новой сорочки. Общая удача ее и Ярдара, завязанная узлом, ждала, дадут ли ей расправиться.

Перед таким вызовом судьбы и сам Ярдар не мог устоять – его будто толкали в спину невидимые, но уверенные руки.

– Если это надобно, чтобы знать… что она не зверь и не лесовица, я возьму ее в жены, – сказал он с чувством, будто прыгает с высоты.

Но если уж судьба его подвела к этой высоте, отступить означало бы осрамить и отца, и деда Ульфаста, ходившего на греческую Амастриду.

– Ты? – Этого Азар-тархан не ожидал.

Удивленный этой мыслью, он перебросил взгляд между лицами Ярдара и Заранки и заметил, как в них одинаково что-то переменилось.

Заранка подняла руку и положила на грудь, на спрятанный там пояс. И Ярдар ее понял: Мирава ведь заверила его, что ее сестра выполнила свое обещание.

Люди вокруг загомонили: еще один признак «оживления» застывшей невесты давал понять, что жених ей нравится.

– Это моя добыча! – возразил тархан; и красота вымытой лесной девки, и дух соперничества, и привычка везде и всегда первенствовать подогревали его азарт, не позволяли уступить человеку ниже себя по положению. – Я загнал ее в лесу и стащил с дерева. Видит Авсати, по праву она моя.

Его люди одобрительно закричали. До того они не были уверены, чего хочет господин, но теперь находили, что добыча вполне его достойна.

– Но она и раньше была… – Ярдар глубоко вдохнул, понимая, что отступать некуда. – Я раньше обручился с нею.

Теперь загудели уже все: хазары – возмущенно, а тархановцы – изумленно. Кто-то даже крикнул «Да быть не может!», настолько дикой всем казалась мысль, чтобы их молодой воевода, знатный красавец, вторым браком женился на младшей дочке ведуницы из Крутова Вершка! Да еще и снятой с дерева, как лесовица!

– Обручился? – Азар-тархан гибким и сильным движением поднялся на ноги и приблизился, ступая по траве мягко, как барс. – Этого ты мне не говорил. Когда ее привели, ты не сказал ни слова про обручение. Ведь правда?

Хазары поддержали его криком.

– Я… Как-то к слову не пришлось… – Ярдар сглотнул.

Он сам не понимал, в опасное положение себя ставит этим признанием или в смешное, и от того в душе мешались решимость и растерянность.

Глянув на своих людей, он не прочел на их лицах никакой поддержки; в глазах было удивление, недоверие, осуждение. Да чуть ли не все считали, что он лжет, пытаясь выгородить глупую девку, но утраты чести воеводской она не стоит!

– Видно, ты не узнал ее, когда она была в своем лесном обличье! – усмехнулся Азар, уперев руки в бока. – А когда ее отмыли, ты и разглядел, как она хороша! Но теперь поздно.

– Но, тархан! Я сразу сказал тебе, что это не оборотень, что это девка из нашей волости, что я ее мать знаю… да все знают.

– И у твоего обручения есть послухи? Ты ударил по рукам с ее отцом, заплатил за нее вено?

Ярдар промолчал: в свидетелях их полууговора был только дуб Троесил, но он в послухи не придет. А из Заранкиной родни в Крутовом Вершке знала только Огневида, и то не от него.

– Кто-то из вас слышал об этом? – Азар взглянул на тархановских старших оружников.

Безлет, Верхуша, Овчан – все в недоумении покачали головами. По их лицам было видно: не было такого, да и едва ли могло быть.

Кроме Огневиды, знала об уговоре только Мирава. Но замужнюю женщину не потянешь в послухи, особенно без позволения мужа, а его получить нельзя… Ярдар чувствовал, что сам залез в ловушку и не может дернуться ни вперед, ни назад. И вот-вот сделается посмешищем, а это в его положении хуже смерти.

– Я сам возьму ее в жены, – Азар-тархан поднял руку, и при свете огня блеснул багряной искрой самоцвет-жабик у него в перстне. – И очень хорошо, если она – честного рода вашей волости. Ваша волость – и ты, Ярдар! – склонна держать перевет с теми, кто проливал кровь хазар и сгубил моего брата! – Он перестал улыбаться, его лицо ожесточилось, ноздри гневно дрогнули, а в глазах блеснул бешеный огонь, ровно в камне-жабике. – Те самые русы, что здесь были… ты, а не кто иной, искал их дружбы, хотя знал, что они убили моего брата!

– Я этого не знал! – отчаянно выкрикнул Ярдар. Мысли о Заранке мигом испарились из головы, прошиб холодный пот. – Как я мог знать, я не вещун! О твоем брате они ни слова не сказали! Клянусь Перуном!

– Но ты знал, что они – кровные враги хазар и хакан-бека Аарона, однако сидел в гостях у этого шайтуна, их вожака, что ростом с дерево! И улыбался ему, будто он твой побратим!

Возмущенный этим как клеветой, Ярдар перевел взгляд на Хастена. Тот изо всех сил старался сохранить невозмутимость, но что-то в лице его давало понять: это от него Азар узнал то, чего знать ему не следовало. «Клялся же, жу́пелица[34]34
  Жупелица – мерзкое животное, пресмыкающееся.


[Закрыть] скверная! – мысленно выбранился Ярдар. – Чтоб тебя, тварь гнусную, лютый хряснул!»