Текст книги "Бегство от грез"

– О, он окружил себя очень умными людьми. Я не в состоянии назвать ни одного человека, который бы отказался от подвернувшейся возможности работать на него.

– А имеется ли при посольстве военный советник? Им может быть офицер, который служил при штабе Веллингтона во время Пиренейской кампании я теперь он мог бы продолжить свою службу у Веллингтона в качестве военного советника при английском посольстве в Париже. И, конечно, посольству положено иметь свою собственную охрану.

– Да, охрана имеется. Это полк Его Королевского Высочества.

– Прошу меня извинить, – раздался у них за спиной голос миссис Гросвенор-Винтон. – Не хотелось бы прерывать столь увлекательную беседу, но не могу не заметить, мисс де Бернар, что вы всецело овладели вниманием нашего уважаемого гостя и монополизнровали его на довольно продолжительное время.

На лице ее появилась дружелюбная улыбка, свидетельствующая о том, что слова ее не таили в себе порицания или упрека. – Мисс Симпсон согласилась выступить и спеть несколько популярных песен, а миссис Арндейл будет аккомпанировать ей на арфе. Не желаете к нам присоединиться?

– Не могу отказать себе в удовольствии послушать эту певицу, – охотно отозвался на приглашение секретарь британского адмиралтейства. Он поклонился Ровене и позволил хозяйке увести его.

Ровена медленно пошла вслед за ними. Удастся ли ей узнать, спрашивала себя Ровена, упоминалось ли имя майора Йорка в списке офицеров, являющихся кандидатами на пост военного советника?

Ровена не сомневалась, что упоминается, ведь герцог Веллингтон очень высоко ценил его деловые качества, и Квин был одним среди немногих офицеров в штабе Веллингтона во время Пиренейской кампании, кого просили остаться в Тулузе после окончания войны. Те из офицеров, имена которых не значились в списке, были отправлены в Америку месяц тому назад, чтобы «задать Джонатану трепку», хотя, судя по тону самых последних сообщений из газет о ходе военных действий в Америке, добиться преимущества в этой войне Великобритании не удавалось. Поэтому Ровену продолжал беспокоить вопрос, на который она до сих пор так w не смогла получить ответа: какой выбор сделал Квин, решил ли он остаться на службе у герцога Веллингтона или присоединился к тем, кто отправился воевать на Американский континент?

Ей так и не удалось узнать, где сейчас находится майор Йорк. Наверное, и Джон Кроукер не рассеял бы ее сомнений. И она продолжала ломать голову, кто бы мог дать ответ на мучивший ее вопрос. А что, если попытаться узнать об этом у Шарлотты, написав ей в Дорсет письмо, или добиться разрешения на встречу с герцогом Веллингтоном и самой спросить его о местопребывании Тарквина.

Но от использования этих возможностей Ровена сразу же решила отказаться, сочтя их для себя неприемлемыми. Она не сомневалась, что семья Йорков с презрением осудит ее за безрассудство, а Веллингтон найдет благовидный предлог, чтобы отказаться встретиться с ней. Но она должна узнать, находится ли Квин здесь, в Париже. Узнать любой ценой, иначе она сойдет с ума.

Домой Ровена вернулась поздно.

– Да, мадемуазель, они уже отдыхают, – зевая, сказал слуга. – Даже мадам и молодые леди решили сегодня лечь пораньше.

– Спасибо, Джеральд. Спокойной ночи. Ровена поднялась к себе в комнату.

В течение последних нескольких дней стояла необычайно теплая погода, и окна в спальне Ровены были раскрыты настежь. В кресле рядом с кроватью мирно дремала служанка по имени Полин, которую недавно нанял дядя Анри.

Осторожно обойдя ее, Ровена подошла к окну, облокотилась на край подоконника и стала прислушиваться к приглушенным звукам смеха и музыки, грохоту транспорта, хлопающим звукам фейерверка, которые доносил до нее теплый ночной ветерок.

Париж не засыпал даже ночью. Он мог быть погружен в кромешную темноту, мог быть грязным, зловонным, сырым, с немощенными улицами, но, несмотря на это, парижане любили свой город и ощущали к нему глубокую привязанность. Иностранцы, приезжавшие в Париж, также восхищались неповторимым обликом и атмосферой этого города.

Скользя взглядом по крутым крышам Парижа, Ровена ощутила чувство щемящей ностальгии по дому. Она истосковалась по Шартро, по виноградникам, в которых сейчас уже созрели тяжелые гроздья. Она думала о цветах в саду, об увядающей прелести лета, такого щедрого в этом году. Образ жизни в Коньяке совершенно иной, чем в Париже. Там люди не ломают голову над тем, что им надеть к ужину или какой вид развлечения выбрать. Их жизнь не напоминает увеселительную прогулку и не является забавным времяпрепровождением. На жизнь там зарабатывают тяжелым трудом, а об удовольствиях и развлечениях думают, лишь поработав до седьмого пота.

– Самое время возвращаться домой, – нетерпеливо подумала Ровена.

Как это ни странно, но Шартро она полюбила всей душой, для нее этот уголок земли стал самым желанным. Шотландию она тоже помнит. Там, в Глен Роузе, прошли годы ее юности, но все же Шартро милей и дороже ее сердцу. Она не будет писать семье Йорков в Дорсет, неожиданно решила Ровена, и не будет добиваться разрешения встретиться с герцогом Веллингтоном. В глубине души Ровена верила, что Квин находится в Париже, а не в Америке. Он никогда не утруждал себя писаниной. За долгие месяцы их разлуки он удосужился написать ей одно-единственное письмо, и это, несомненно, означает, что он забыл о их любовной связи. Ей стоит поступить точно так же. Она возвратится домой к Симону, забудет о своих глупых переживаниях, подавит сердечную боль, которая живет в ней и не хочет утихнуть. Она еще молода. Может быть, со временем...

– Ровена?

Вздрогнув, Ровена отошла от окна.

– Это ты, Мадлон. Заходи. Я думала, что ты спишь.

– Я ожидала твоего возвращения в гостиной. Слышала, как подъехала карета.

Хорошенькое личико Мадлон выглядело бледным пятном в свете свечей, но Ровена заметила, что оно было припухшим, и поняла, что кузина плакала. Приложив палец к губам, она кивком указала в сторону кресла, в котором дремала Полин.

– Я поняла, – шепнула Мадлон. – Сейчас я уйду. Мне нужно было сказать тебе, что решающий момент наступил. Ты сможешь завтра пойти со мной?

Сердце Ровены забилось учащенно.

– Так быстро?

– Это не быстро, – возразила Мадлон. – На самом деле это слишком медленно. Знаешь, меня в последнее время преследует страх, что она... что женщина, к которой я собираюсь идти на прием...

Сухой кашель застрял у нее в горле, не давая возможности говорить, и Мадлон отвернулась, чтобы смахнуть набежавшие слезы скомканным платочком.

– Так ты пойдешь со мной, Ровена? – хрипло спросила она.

– Конечно же, пойду.

– О, благодарю, – облегченно вздохнула Мадлон. – Я не была уверена, что ты согласишься.

Она повернулась, крепко обняла Ровену и, не говоря ни слова, быстро вышла из комнаты.

Глава 13

Мадлон все продумала и распланировала с величайшей тщательностью: дома никого не останется, ее родители пойдут на музыкальный вечер, а Жюстина на день рождения одного из ее друзей. В последний момент тетя Софи собралась было сопровождать их, но Мадлон сказала, что они с Ровеной отправляются в Лувр на выставку картин, украденных Бонапартом из церквей Памплоны во время его вторжения в Испанию.

– Надеюсь, вы не будете разочарованы, – с серьезным видом заметила тетя Софи. – Разглядывать картины – невероятно скучное занятие.

– Конечно же, ты права, мама, – сказала Мадлон, закатывая глаза. – Но мы собираемся смотреть не столько на картины, сколько на людей.

– Ну что ж, тогда увидимся вечером, – сказала тетя Софи.

Минут через двадцать подъехал заранее заказанный экипаж и обе девушки сели в него. День перевалил за вторую свою половину, было очень тепло, но Мадлон надвинула на лицо капюшон своего плаща, как бы пытаясь скрыть от встречных свое эмоциональное состояние. Ровена сидела напротив Мадлон, а на полу между ними стоял чемоданчик с бельем и другими необходимыми вещами. Экипаж увозил их все дальше от центра города к окраине, где дома были высокими, выглядели неопрятно и примыкали так плотно друг к другу, что создавалось впечатление, будто они срослись друг с другом. Сюда не проникали лучи послеполуденного солнца, немощенные улицы полнились тенями, и в воздухе витали едкие, раздражающие запахи варившейся капусты и отбросов человеческой жизнедеятельности.

Мадлон решила, что Ровена будет ждать ее в экипаже. Так надежней, поскольку вознице деньги уплачены вперед и он уже не сможет обмануть их и уехать, если в экипаже кто-то останется. После того как она побывает у акушерки, самочувствие ее ухудшится, и если кучер не станет их ждать, то она не сможет возвратиться домой к вечеру. Настроение Мадлон окончательно упало, когда карета остановилась перед мрачной таверной недалеко от улицы Фероньер, где, как говорят, был убит Генрих IV. Окна таверны были покрыты толстым слоем пыли, а верхние ставни наглухо закрыты. Молча взяла Мадлон свой чемоданчик и еще ниже надвинула на лицо капюшон.

– Ты действительно не хочешь, чтобы я пошла вместе с тобой? – спросила Ровена.

Мадлон отрицательно покачала головой и исчезла за дверями таверны.

Ровена прихватила с собой книгу, но чтение не шло ей на ум, и она отложила ее в сторону.

Ровена смотрела в окно и прислушивалась к плачу ребенка, доносившемуся откуда-то из-за стен этого враждебно темнеющего дома, и к недовольному бормотанию возницы, нетерпеливо прохаживавшегося взад и вперед по улице. Время медленно отсчитывало минуты, и тени на улице все удлинялись.

Вдруг дверь резко распахнулась, и из нее с убитым видом, без кровинки в лице, пошатываясь, вышла Мадлон. Ровена поспешила ей на помощь.

– Ты выдержала?

– Она отказалась сделать это, – голос Мадлон дрожал. – Она сказала, что я пришла слишком поздно и время упущено. Некоторые в таких случаях еще не оставляют надежды и настаивают на операции, но за это нужно много платить. Но я не стала дальше слушать и выбежала из ее кабинета. Ровена, я не могла...

– Успокойся, дорогая. Мы поговорим об этом позже.

И, обращаясь к вознице, приказала:

– Поедем, быстрее отвези нас домой.

Они уже почти доехали до моста через Сену, откуда виднелись башни Нотр-Дам, но тут движение застопорилось из-за множества скопившихся экипажей. Они продвигались вперед черепашьим шагом, как вдруг услышали, что их окликает женский голос. Мадлон побледнела.

– Только этого нам не хватало! – в отчаянии вскрикнула Мадлон. – Это мадам де Буань. Она видела нас! Что же нам теперь делать?

– Оставайся на своем месте. Я поговорю с ней.

Когда кареты, двигавшиеся в противоположных направлениях, поравнялись друг с другом, мадам де Буань выглянула из окна своего элегантного экипажа. На ее темных волосах красовалась очаровательная шляпка, вся в оборках и перьях, а ее белую шейку обвивало алмазное ожерелье. Она была женщиной весьма состоятельной, хотя находилась в разводе со своим престарелым мужем графом де Буань, имевшим чин генерала.

Познакомившись с Ровеной, мадам де Буань воспылала к ней горячей симпатией, хотя была лет на пятнадцать старше ее. По-видимому, ее привязанность к Ровене объяснялась схожестью их биографий. Адель родилась в аристократической семье, ее отец был дипломатом, а мать – фрейлиной королевы в Версальском дворце. Во время революции семья вынуждена была бежать из Франции и, подобно семье Стюарта Лесли, возвратилась обратно почти обедневшей.

Адели нравились англичане, хотя в ее кругу их считали скучными, ограниченными и неинтересными. О Ровене она всегда была высокого мнения: в ней английский интеллект сочетался с французским остроумием. Сравнивая Ровену со своими пресыщенными друзьями, Адель находила ее незаурядной, свежо и оригинально мыслящей, одним словом, сильно и выгодно отличающейся от ее французских знакомых. Предоставленная самой себе, мадам де Буань жила в свое удовольствие.

Она относилась к числу тех красивых легкомысленных женщин, которые повсюду окружены веселой толпой приятелей и приятельниц и никогда не упускают возможности прибавить к своим многочисленным знакомым еще одного человека.

– Мы собирались полакомиться мороженым, – весело сказала она. – Почему бы и вам не присоединиться к нам?

– Ответь согласием, – прошептала Мадлон из глубины кареты. – Если мы откажемся, она начнет любопытствовать, куда мы едем, где мы были, почему с нами нет провожатых.

– Мы охотно поедем с вами, спасибо за приглашение.

– Тогда переходите в нашу карету! Начинало уже смеркаться, и мадам де Буань не смогла рассмотреть, что кроме двух девушек в карете нет больше никого. Бросив чемоданчик Мадлон в карете, девушки перебрались в полный народу шумный экипаж, где их появление встретили с энтузиазмом.

Вскоре движение по мосту возобновилось, и карета с веселыми и шумными пассажирами бойко тронула с места. Было еще не очень поздно и посетителей в кафе-мороженом было немного. Ровена и Мадлон в компании двух мужчин и четырех женщин, которые без устали смеялись и шутили, сели за столик в одном из уголков кафе и заказали себе мороженое. Свою порцию Мадлон ела машинально, преодолевая чувство подступающей тошноты. Вскоре компания обратила внимание на удрученное молчание Мадлон и на довольно убогое одеяние обеих девушек. Рационально мыслящая Адель терпеть не могла дам, не следующих первоклассной моде. Ровена и Мадлон обменялись взглядами: кому придет в голову изысканно одеваться, если торопишься на прием к акушеру? Одна и та же мысль одновременно пришла им в голову, и они неожиданно и как бы помимо своей воли рассмеялись.

– Похвально! – одобрительно отозвалась мадам де Буань. – Приятно видеть людей, которые относятся к себе с чувством юмора.

– Насколько всем нам известно, вы тоже относитесь к себе с чувством юмора, моя скромная очаровательная мадам, – согласился вялый и скучный молодой человек, сидящий рядом с Адель и вот уже пять минут рассматривавший в зеркале свое отражение.

Другие участники компании захихикали, и Адель сделала вид, что оскорбилась.

– Приберегите ваши оскорбления для англичан, Роберт.

– Англичан? Еще чего! Они не осмеливаются совать сюда свой нос.

– Ты так полагаешь?

Мадам де Буань экспансивным жестом указала на один из столиков, за которым сидели несколько английских офицеров.

– А это кто, как ты думаешь?

Ровена их не заметила раньше, так как кафе было плохо освещено. Их было человек шесть или семь, одеты они были в ярко-красную форму, и комок подступил к горлу Ровены. Точно такую же форму носил Тарквин. Один из офицеров, сидящих к ней спиной, отодвинул свой стул назад таким же небрежным жестом, как это всегда делал Тарквин. Ровена всматривалась, него и ей вдруг почудилось...

Она быстро отвернулась, досадуя на себя за глупость. Кто-то заказал шампанское, она быстро налила стакан и выпила одним глотком.

– Медленнее, медленнее, мадемуазель, – пожурил ее Робер Корден, усмехаясь. – Шампанское положено пить маленькими глотками, а не глотать залпом.

– Оставь ее в покое, – с важным видом сказал Жорж Брэн. – Мне известно из достоверных источников, что мадемуазель де Бернар вместе с молоком матери познала вкус коньяка и может выпить больше, чем любой из нас.

Вся компания громко засмеялась. Ровена отнеслась к шутке снисходительно.

__ Уверяю вас, месье Брэн, у меня нет намерения позволить себе столь сомнительные удовольствия в вашей компании.

– Жаль, – заметил Робер Корден, поднимая свой бокал. – Я бы с большим удовольствием...

Его слова заглушил резкий пронзительный крик, раздавшийся у них за спиной, и звон шпаг, вытаскиваемых из ножен. Ровена резко повернула голову, но сидящие за столом мужчины вскочили с мест, и она ничего не могла разглядеть. Кто-то выкрикивал по-французски оскорбительные слова, кажется, об отсутствии целомудрия у англичанок, а ему с таким же вызовом и злостью отвечали по-английски. Из противоположного конца комнаты раздался резкий звук пистолетного выстрела и за ним пронзительный женский визг. Стол, за которым сидела Ровена, опрокинули, и она едва успела вскочить на ноги. В кафе началось столпотворение. Ровена почувствовала, как кто-то тянет ее за руку. Она обернулась. Это был Робер Корден, молодой дружок Адели. Казалось, он начисто забыл о своем пижонстве.

– Нам нужно отсюда выбираться, да побыстрее! Они завелись надолго, их не остановить!

Ровена медлила, оглядываясь по сторонам в поисках Мадлон, но в следующий момент она была отброшена к стене, так как среди посетителей кафе началась невообразимая давка. Каждый прилагал бешеные усилия, чтобы только побыстрее выбраться из помещения. Раздался еще один пистолетный выстрел, направленный в толпу, и молодой мужчина в голубом жилете рухнул на пол прямо к ногам Ровены. Кто-то начал кидаться стульями, и Ровена, прикрывая голову руками, сделала попытку выбраться из угла. На пути у нее оказалось еще одно неподвижное тело, и она едва не упала, споткнувшись о него. Вдруг кто-то схватил и приподнял ее. Ровена от неожиданности вскрикнула, почувствовав, что крепко-накрепко прижата к мужской груди и что ее как мешок волокут к двери. Выбравшись на улицу, ее похититель дал волю своим буйным эмоциям:

– Ах ты, дуреха безмозглая...

– Квин! – не смея поверить столь неожиданной встрече, хриплым голосом выдавила из себя Ровена. – О, Квин, это ты! Я видела в кафе солдат и подумала, что... Но я не смела надеяться...

Голос ее от волнения прерывался, и она опустила голову ему на плечо.

Тарквин обнял ее. Его гнев прошел, но страх за нее остался. Она чувствовала это и знала, что не ошибается. Ей хотелось оставаться в его объятиях бесконечно долго. Она надеялась, что он ее поцелует. Но вместо этого он отвел ее голову назад, чтобы заглянуть ей в глаза. Его взгляд был пронзительным и острым, как у ястреба.

– Как ты здесь очутилась, какая нужда привела тебя сюда? Ведь ты могла поплатиться жизнью.

– Мы угощались здесь мороженым.

– В этом бонапартистском кафе, каким является заведение Сильва? Ровена, ты часом не рехнулась?

Его гнев она смягчила своей улыбкой, за которой скрывалась ее тревога за Тарквина.

– Не сердись, Квин.

– Где ваша карета? – резко спросил он.

– Я карету не нанимала. Мы приехали сюда в экипаже мадам де Буань, и я понятия не имею, где оставил ее возничий.

– А твоя спутница, где она?

Глаза Ровены с ужасом раскрылись, и Тарквин строго посмотрел на нее.

– Ведь ты приехала на одна?

– Нет, но...

– Не имеет значения, – он поднял голову и осмотрелся. – Я позабочусь о том, чтобы ты смогла попасть домой.

– Зачем ты возвращаешься туда?! – уцепилась за него Ровена. – Нет, Квин, я тебя не отпущу! Они же там перебьют друг друга!

– Я отвечаю за солдат, которые остались там внутри. И не собираюсь оставлять их в беде.

– Ты кончишь тем, что тебя убьют! – разозлилась Ровена. – Я не допущу этого, Квин, ты понял?

– Ну, слава Богу, мадемуазель, вы здоровы и невредимы! услышала Ровена сзади запыхавшийся голос. – Мы не знали, где вас искать.

Это была Адель де Буань со своими несколько перепуганными спутниками. Ее модное платье испачкалось, а рукав порвался. Рядом с ней тяжело дышал бледный, с потным лицом Робер Корден. К тому же он где-то потерял один полуботинок, украшенный стеклярусом. Тарквин выругался про себя! Ведь он чуть было не оставил Ровену под защитой этого трусливого хлыща, этого пижона. Но у него не было выбора. Очумевшие люди выбегали из кафе, пихая и отталкивая друг друга, торопясь быстрее выбраться на улицу. Судя по суматохе и шуму, доносившемуся из кафе, люди Тарквина с трудом сдерживали натиск: число их противников было по меньшей мере втрое большим.

– Побыстрее уведи отсюда женщин, – резким голосом сказал Роберу Тарквин.

– Квин... – Ровена все еще продолжала цепляться за рукав Тарквина.

Но он отдернул руку.

– Нет, Ровена. Отправляйся домой. Тебе здесь нечего делать, – и прокладывая себе плечом путь через толпу, он медленно стал пробираться к дверям кафе.

– Нам нужно уходить отсюда, – сказал Робер Корден, беря Ровену за руку. Она пыталась освободиться и вдруг, что-то вспомнив, изменилась в лице.

– Мадлон! Бог ты мой, где же Мадлон? На нее смотрели недоумевающим взглядом.

– Не думаю, чтобы мы оставили ее там, – замялся Робер Корден.

– А я видел, как она выбежала из кафе в противоположном направлении, – подсказал кто-то еще. – Нам тоже не следует здесь задерживаться.

– Но мы не можем уйти, не выяснив, где она! – запротестовала Ровена.

– Когда мы вышли, Мадлон была с Жоржем, – вспомнила мадам де Буань. – Я уверена, что он благополучно проводил ее до дому.

Жорж Брэн был высоким, молчаливым, довольно некрасивым парнем, который весь вечер с нескрываемым интересом смотрел на Мадлон Ровена совсем о нем забыла.

– Вы правы, – медленно выговорила она, хотя мысль о том, что Мадлон оказалась одна в его компании, вовсе ее не радовала.

– Поступим так, – предложил Робер Корден. – Вы все возвратитесь к карете и будете ждать меня там. А я пойду искать мадемуазель Карно.

– И я пойду с вами, – торопливо сказала Ровена. Не обращая внимания на протесты других, она взяла Робера под руку и поспешила с ним через улицу.

– Совершенно случайно они увидели Мадлон, согнувшуюся пополам у ворот дома, где она пыталась укрыться от бегущей толпы. Ее платье было порвано, а из пореза на плече текла кровь. Когда они подбежали к ней, она стояла, съежившись и стонала, прижимая руки к животу.

– Боже ты мой! – хрипло воскликнул Робер. – Мадемуазель Карно, что с вами? У вас серьезная рана?

Увидев покрытое испариной лицо кузины, Ровена сразу поняла, что случилось. Она обняла ее за плечи. Мадлон тяжело дышала.

– Не трогай, не трогай.

Приступ боли опять согнул ее пополам, она не смогла закончить фразу, но Ровена сразу же ее поняла.

– Месье, вы не смогли бы найти карету? Моя кузина не в состоянии идти.

– Конечно, конечно, – пробормотал Робер, глупо оглядываясь вокруг.

– Он так напуган, что не может сосредоточиться, – неприязненно думала Ровена. – Как же от него избавиться? Если бы он только знал, что происходит с Мадлон! О, как ей в эту минуту был нужен Квин!

Мадлон снова застонала.

– Больно, – прошептала она. – О Боже, как больно!

– Чего вы ждете? – прикрикнула Ровена на Робера. – Идите!

Он ушел. Ровена встала на колени и крепко прижала Мадлон к себе.

– Я хочу домой, – шепотом говорила Мадлон, с трудом сдерживая рыдания. – Ровена, забери меня, пожалуйста, домой.

– Обязательно заберу, дорогая, – пообещала Ровена. Но как? Она осмотрелась вокруг и увидела группу мужчин в ярко-красной форме, которые один за другим быстро выходили на улицу из дверей кафе. Они стояли у края тротуара и озабоченно беседовали с комиссаром полиции. От группы отделился один человек и стал наблюдать за дорогой. Ровена узнала в нем Тарквина. Слава Богу, он был цел и невредим. Видит ли он ее? Махая рукой, она окликнула его. Он быстро обернулся и, заметив Ровену, поспешил к ней. Выражение лица у Тарквина было сердитым.

– Ровена, Богом заклинаю, мы же с тобой говорили.

Он сразу же замолк, когда увидел, что Мадлон прижалась к Ровене и дрожит всем телом. Быстро нагнувшись, он поднял ее с такой легкостью, будто она была ребенком.

– Мадемуазель де Бернар! – закричал Робер, кинувшись им навстречу через улицу. – Я нашел для вас карету! Она остановилась вон там. Поторопитесь!

Следуя за ним, Тарквин осторожно уложил Мадлон на подушки внутри кареты, затем помог сесть Ровене. Дверца резко захлопнулась прямо перед носом ошеломленного Робера, и карета резко тронула с места. Тарквин с озабоченно-хмурым видом смотрел на Мадлон.

– Надо что-то сделать, чтобы остановить кровотечение.

Ровена быстро взглянула на него укоризненным взглядом.

– Ради Бога, не дуйся на меня. Я вижу и знаю, что с ней происходит. А известно ли это тебе?

– Да, – шепотом ответила Ровена. – У нее выкидыш.

– Ну вот, оказывается и тебе известно. А мне-то не очень верилось, что ты имеешь представление о таких вещах.

– Нам нужно каким-то образом ей помочь, Квин. Если не остановить кровотечение...

Мадлон застонала, и голос Ровены снизился до шепота:

– Ведь она, наверное, может умереть, если не остановить...

– Я не знаю. Единственная помощь, которую мы ей можем оказать, – это потеплее ее укутать. Дай мне твою шаль!

Ровена смотрела, как умело он обертывал шалью Мадлон.

«Его руки действуют успокаивающе, – думала Ровена. – Скольким солдатам они оказали помощь?» У Ровены не было необходимости спрашивать его, куда они едут и что он собирается делать. Достаточно было знать, что он рядом и она уже не испытывает страха за состояние Мадлон.

В этот момент Тарквин резко обернулся в ее сторону.

– Не смотри на меня таким взглядом. Святый Боже, как ты могла проявить такую доверчивость? Ума не приложу, что делать с Мадлон.

Ровена смотрела на него широко раскрытыми глазами, а он вполголоса чертыхался.

– В Париже я нахожусь менее недели, Ровена. Откуда мне было знать, в лапы к какому доктору попадет твоя кузина. А ее родители ничего об этом не знают?

Ровена отрицательно покачала головой.

– Она напоминает ребенка и выглядит как испуганный ребенок, – подумал Тарквин. – Как же все-таки ей помочь?

– Подожди минуту.

– А что там?

Не отвечая, Тарквин резко постучал по крыше кареты. Возница придержал лошадей и наклонился к окошку. Тарквин велел ему свернуть налево в неосвещенную аллею, по которой можно было доехать до Вандомской площади.

– Куда мы едем? – резким тоном спросила Ровена.

– Не ерепенься, Ровена. Положись на меня.

– Я тебе верю.

Тарквин улыбнулся, протянул ей руку, и она прижалась к нему. Они сидели молча, его подбородок касался ее волос. Наконец карета остановилась перед колоннадой, освещенной светом фонарей. Когда Ровена выглянула из окна кареты, у нее вырвался крик удивления.

– Это... это же Пале-Рояль!

Тарквин наклонился над Мадлон, обхватил ее и приподнял.

– Помоги мне, поправь ее платье! Ровена заслонила спиной дверцу кареты.

– Оставь ее в карете. Зачем мы приехали сюда?!

– А затем, что ей крайне необходим доктор, настоящий доктор!

– Но ведь Пале-Рояль – это пристанище картежников и проституток! – возмутилась Ровена.

Тарквин досадливо и нетерпеливо взглянул на нее и, не удостаивая ответом, вышел. Ровене не оставалось ничего другого, как следовать за ним мимо крикливо одетых мужчин и женщин. Они вошли в огромное здание, где размещалось бесчисленное количество магазинов, галерей, салонов, апартаментов и игорных притонов.

Хотя Пале-Рояль был, по-видимому, единственным хорошо освещенным зданием во всем Париже, внутренние дворики, газоны и пешеходные дорожки лежали в глубокой тени. Тарквин неторопливо шел по пустынным сводчатым галереям, между высокими колоннами. Ровена семенила рядом с ним, не произнося ни слова. Временами она тревожно вглядывалась в белое как мел лицо Мадлон.

В молчании миновали они ухоженные огороды центрального двора и стали подниматься по длинному ряду ступенек, ведущих к восточному крылу здания. Наконец они попали в просторное помещение, некогда принадлежавшее герцогу Орлеанскому, кузену Людовика XVI. Здание находилось на некотором удалении от остальной, более шумной части дворца с его подземными кафе, игорными притонами и театром Пале-Рояль, в котором для разношерстной, грубоватой публики давались скабрезные представления. Подойдя к одной из дверей, Тарквин жестом указал Ровене, чтобы она постучала. Им открыли и разрешили войти. Никто не задавал вопросов. Не было произнесено ни слова. Одного взгляда на находящуюся в бессознательном состоянии девушку на руках у Тарквина было достаточно, чтобы горничная почти бегом кинулась в прихожую, а затем в спальню, слабо освещенную оплывшими свечами. Мадлон положили на кровать, и над ней склонилась женщина, нетерпеливо потребовавшая зажечь побольше свечей. Она подняла у Мадлон веки, чтобы осмотреть ее зрачки. Минуты две она приглушенным голосом разговаривала с Тарквином, а затем обратилась к Ровене:

– Сколько времени она находится в таком положения, мадемуазель? Два месяца? Три?

Ровена не смогла ответить на ее вопрос.

– Я не знаю. Думаю, что три месяца. Сегодня она хотела избавиться от ребенка, но ей сказали, что она поздно спохватилась.

Женщина нахмурилась. Глядя на нее, Ровена подумала, что в ней есть что-то необыкновенное.

– Не известно ли вам о конкретных попытках помочь ей в ее положении?

– Насколько мне известно, таких попыток не было.

– Сегодня вечером в кафе у Сильва произошла потасовка, – тихо вступил в разговор Тарквин. – Трех человек застрелили, двух других смертельно ранили шпагой. Мадемуазель де Бернар и ее кузина были там, когда это случилось. Может быть, шок явился отягчающей причиной?

Женщина пробормотала:

– Ах, да Сильва... – вот и все, что она произнесла.

Мадлон издала слабый стон. В это время из полутемной прихожей вышли две молодые женщины. У одной в руках были тазик и кувшин, а другая несла поднос с настойками в пузырьках. Ровена испуганно посмотрела на Тарквина.

– Что они собираются с ней сделать?

Он стоял рядом с ней, стараясь подбодрить ее.

– Не могу сказать с уверенностью. Но я знаю, что в таких делах у них большой опыт, больше, чем у любого доктора. На них можно положиться.

Женщины расстелили для Мадлон чистую простыню и сняли с нее платье. Одна из них обратилась к Тарквину:

– Вам придется выйти, месье. Мадам Фуссо приступает к осмотру.

– Я останусь, – сказала Ровена Тарквину, когда он протянул ей руку. – Я могу понадобиться Мадлон.

– Очень хорошо. Скоро увидимся.

Но прошло более двух часов, прежде чем дверь снова открылась и его пригласили войти. За это время Тарквин успел переделать немало дел. Он обошел помещения, где играли в карты, кого-то высматривая. Наконец он отыскал некоего элегантно одетого джентльмена и долго беседовал с ним. Тот внимательно слушал Тарквина, не спуская глаз с того, кто сдавал карты, кивая время от времени головой. Затем они пожали друг другу руки, и Тарквин ушел в сопровождении слуги этого господина. Вместе они обошли еще ряд комнат. В одной из них он поговорил с какой-то женщиной, о чем-то распорядился, а затем написал письмо и отдал его слуге.

Когда Тарквину разрешили войти к Мадлон, она, по-видимому, уснула. Серый цвет ее лица стал постепенно исчезать. Она была укрыта чистыми одеялами, а все окровавленные тряпки и лоскутья были выброшены. Ровена сидела возле Мадлон, низко опустив голову. Тарквин подумал, что у нее очень усталый вид. Он присел рядом, облокотясь одной рукой о спинку ее кресла.

Ровена приподняла голову. Их лица оказались совсем близко. Она улыбнулась, и эта ее улыбка ему всегда очень нравилась.

– Мадам Фуссо утверждает, что с Мадлон теперь будет все в порядке. Они ей дали какую-то микстуру, которая активизировала движения ребенка, и массажировали ей живот, чтобы прекратилось кровотечение. Я думаю, что она, – ужаснувшись, Ровена оборвала поток речи и сильно покраснела. Она перестала себя контролировать и высказала то, о чем не положено говорить ни с одним мужчиной. Даже с Тарквином.