Текст книги "Гордячка"

– Должно быть, для вас это был очень печальный опыт, леди Сэйбл? – пробормотал Уайклиф, сожалея, что она сидит рядом со своими родителями и он не может, утешая девушку, взять ее руки в свои. – Надеюсь, с вами было все в порядке?

– Сэйбл чуть не утонула, – успел выпалить Лайм, – но ее спас капитан сэр Морган!

– Морган Кэри? – взорвался Уайклиф. – А он-то какого черта оказался в Марокко?

Сэйбл наклонила голову, словно избегая любопытствующих взглядов Уайклифа и его матери. Ярость охватила графа при виде ее поникшей фигурки. Ему отчаянно захотелось уберечь своего беззащитного ребенка от чужих людей.

Почувствовав, что он вот-вот выйдет из себя, Рэйвен взяла его за руку.

– Чарльз… – проговорила она, но, к счастью, напряженное молчание было нарушено появлением пожилого дворецкого.

– Обед готов, миледи, – вежливо сообщил он.

– Спасибо, Паррис! – со вздохом облегчения произнесла Рэйвен.

Стол был накрыт, и Рэйвен без труда удалось загладить неловкость, пригласив членов семьи и гостей занять места.

Уайклиф досадовал, что Эдвард Сен-Жермен сел возле сестры, не уступив это место ему, но скрыл неприязнь к молодому наследнику под напускной улыбкой.

В этот знойный летний день Перри решил приготовить ледяную окрошку, которую разливали Паррис и еще один слуга. Лайм был в восторге от первого блюда и в особенности от свежеиспеченных булочек, поданных к нему. И лишь когда супницу отставили в сторону, заговорила Летисия Блэкберн.

– Вы упомянули сэра Моргана Кэри, я не ошиблась? – спросила она у графа, сидевшего, как обычно, во главе стола. – Я подумала, что это имя как будто бы знакомо мне, и теперь вспомнила, что вблизи Тотниса, примерно в десяти милях от моего дома в Девоне, живет джентльмен, носящий такое имя.

– Мне точно неизвестно, где проживает сэр Морган, – лаконично ответил граф, по тону которого было ясно, что он не намерен углубляться в эту тему.

К несчастью, миссис Блэкберн явно не умела замечать такие нюансы и беспечно продолжала:

– Этот Морган Кэри был офицером, но мне помнится, что он вышел в отставку совсем молодым. Кажется, он получил рыцарский титул от королевы, но, в общем, о нем мало что известно. Он уединился в своем большом доме. По-моему, это место называется Эмблинг-Кросс, так как дом построен у пересечения дорог между деревней Эмблинг и Тотнисом.

Сэйбл слушала ее, опустив глаза и моля Бога, чтобы никто не заметил, как ей интересно то, что говорит эта дама. Неужели правда, что у Моргана есть поместье в Девоне? Был ли Эмблинг-Кросс тем домом, который Грейсон всегда упоминал, рассказывая о славной жизни в деревне, которой он наслаждался до того момента, пока Морган не снарядил «Вызов» и не сделал его стюардом? Девушка старалась сурово напомнить себе, что ее больше не интересуют дела Моргана и его прошлое, как и его будущее больше не волнует ее, и лучше вообще не вспоминать о нем.

– Кажется, несколько лет назад он продал свое поместье, – продолжала миссис Блэкберн, морща лоб. – Меня это не удивило: ведь он не тот человек, который мог бы смириться с тихой жизнью в деревне. К тому же Эмблинг – весьма маленькая деревенька, и я припоминаю, что его необычный образ жизни приводил в недоумение многих односельчан. Но, конечно, – добавила она, вдруг сообразив, что сплетничает о человеке, который, возможно, является другом графа, – все это относится к тому времени, когда я еще была замужем за Джосиа, и все эти пересуды я вновь услышала, лишь вернувшись в Тотнис.

– Сэр Морган навестил нас в начале лета, – важно сообщил Лайм, ему понравилось все, что миссис Блэкберн говорила о капитане. – Он был весьма любезен со мной и даже катался на Фальстафе – лошади Сэйбл, которая обычно сбрасывает с себя незнакомого седока.

Миссис Блэкберн снисходительно улыбалась, хотя в душе удивлялась, почему граф и графиня терпят присутствие своего младшего сына за столом. Дети его возраста должны есть в детской со своей няней, а не встревать в разговоры взрослых!

Уайклиф сидел молча, пока говорила его мать. Он был весьма шокирован, когда эта беззубая старуха Ханна Дэниэлс поведала ему, что Морган Кэри притащился в Нортхэд просить руки Сэйбл Сен-Жермен. Трудно даже представить себе более неподходящую пару: такая нежная и сердечная леди Сэйбл и несдержанный грубиян Морган Кэри! Позднее он, конечно, выяснил, что старуха нафантазировала, но тот факт, что сэр Морган оказался в Танжере одновременно с леди Сэйбл и ее братом, вновь вызвал его подозрения.

Он никогда не забывал надменного капитана, который вел себя так, словно у него больше прав гостить у Сен-Жерменов, чем у него, у самого Уайклифа. И его все еще бесило воспоминание о том, как грубо обошелся с ним Морган Кэри в тот день, когда он потерял голову и поцеловал Сэйбл в коридоре! Не будь тогда рядом Сэйбл, уж он бы осадил надменного негодяя, говорил себе теперь Уайклиф, поджимая губы и забыв, насколько тогда был напуган грозным капитаном.

Уайклифу мучительно хотелось побольше узнать о странной связи между графом Монтерреем и капитаном сэром Морганом Кэри, но его желанию не суждено было сбыться. В этот момент Паррис принес следующее блюдо. Все разговоры оборвались, и ему пришлось молча ждать, хотя он сгорал от нетерпения получить ответы на свои невысказанные вопросы.

– О-о, что это? – воскликнул Лайм, поедая глазами огромное блюдо, прикрытое крышкой. Серебряная крышка прилегала так плотно, что не разглядишь, что же там внутри. Любопытство одолевало мальчугана.

– Здесь одно из ваших любимых блюд, лорд Лайм, – подмигнул Паррис, не в силах удержаться от замечания при виде восторженной улыбки и оживления мальчика, что, по мнению миссис Блэкберн, было непростительной фамильярностью для слуги.

– Маринованная селедка! – вскричал Лайм, у которого округлились глаза, когда дворецкий учтиво приподнял крышку. Протянув ложку, чтобы попробовать кусочек, он замер, заметив жесткий взгляд отца. Лайм покраснел, поняв, что совсем забыл о присутствии гостей, и тут же положил руки на колени, являя собой образец благовоспитанности.

Губы графа дрогнули, когда его глаза встретились со смеющимися глазами супруги. Ему не нравилось, что спокойная атмосфера семейной трапезы нарушена присутствием нежеланных гостей, которых раздражает поведение Лайма, но он не мог и не посмеяться над гримасами младшего сына. Но тут его взгляд упал на дочь – нежные губы ее дрожали. «Что же так тревожит девочку?» – задавал он себе вопрос, досадуя на свою беспомощность. Несмотря на ее заверения, он начал подозревать, что во время плавания с ней произошло нечто чрезвычайное – его мягкую, доверчивую дочь подменили печальным существом, с которым он никак не может установить контакт.

«Проклятый Морган Кэри!» – Чарльз чертыхнулся про себя. Если так будет продолжаться, то, несмотря на увещевания Рэйвен пустить все на самотек, он разыщет капитана и заставит его рассказать, что именно претерпела его дочь во время плавания, отчего она так изменилась.

Не замечая на себе тревожного взгляда отца, Сэйбл с вялой улыбкой приняла порцию селедки, предложенную ей Паррисом. Девушка любила это острое блюдо не меньше Лайма, но когда она подняла вилку, чтобы отведать его, и с тарелки резко пахнуло рыбой, луком и сметаной, к горлу ее вдруг подступила тошнота, и вилка со стуком упала на иол. В ужасе она увидела, что взгляды всех присутствующих устремились на нее. Покраснев, она, пошатываясь, поднялась из-за стола.

– Что с тобой, Сэйбл? – озабоченно спросила Рэйвен.

– Н-ничего, все в п-порядке, – дрожа, заверила она мать, но в горле стоял комок, и она не могла смотреть на селедку на своей тарелке – еду, которая всего минуту назад казалась ей такой аппетитной.

– Ты уверена? – настойчиво переспросила Рэйвен. Отложив салфетку, она хотела встать, но Сэйбл остановила ее:

– Нет-нет, мама, все хорошо! Просто мне нужно выйти на свежий воздух, вот и все. Простите меня, пожалуйста.

И, не обращая больше внимания на взоры окружающих, она быстро вышла на веранду и поспешила туда, где с утесов постоянно дул океанский бриз. Опершись на балюстраду, она сделала несколько глубоких вдохов, пока не прошло головокружение. Она не могла понять, почему так отреагировала на запах блюда, приготовленного Перри. Может быть, ее расстроило то, что в центре общего разговора был Морган?

– Черт бы его подрал! – прошептала она, и слезы брызнули из ее глаз. Неужели она никогда не избавится от любви к этому человеку? Над белыми гребешками волн она заметила одинокого баклана и внезапно поняла, что тоскует о времени, проведенном на залитой солнцем палубе «Вызова», где над головой хлопали паруса, а на юте у штурвала гордо стоял высокий капитан. Ей стало ужасно горько, но она решительно смахнула слезинки. Морган сделал свой выбор. Он даже не попрощался с ней в ту ночь, когда за ней прибыл Дмитрий! Так ей, глупой, и надо – влюбилась в человека, который считал ее не более чем объектом случайного увлечения.

Но вернуться в оранжерею и предстать перед любопытными взорами семьи и гостей она уже не могла. Угнетала и мысль, что придется терпеть назойливые ухаживания Уайклифа, и не хватает только, чтобы Летисия Блэкберн снова завела беседу о Моргане!

– Я больше не вынесу этого! – прошептала девушка. – Господи, как я ненавижу его!

И она проворно побежала через лужайку к одному из служебных входов восточного крыла, где напугала своим неожиданным появлением проходившего мимо слугу.

– Слушаю, миледи? – проговорил он, когда она обратилась к нему, удивляясь, почему обычно веселая, смешливая и счастливая дочь хозяина чуть не плачет.

– Будьте любезны, скажите папе и маме, что я ушла к себе. Скажите, что у меня болит голова, но чтобы они не беспокоились.

– Конечно, миледи. – Ему хотелось предложить ей послать за лекарством, но ее уже и след простыл.

Воланы ее юбки мягко прошелестели по коридору, ведущему к парадной лестнице…

Получасом позже, возвращаясь в своем экипаже в Блэкберн-Холл, Уайклиф бесился, он был явно недоволен визитом в Нортхэд. Повернувшись спиной к внушительному каменному особняку, он устремил взгляд на женщину, сидевшую рядом с ним в открытом экипаже. У него был подавленный вид, на бледных щеках выступили красные пятна.

– Ты же обещала, мать, обещала! – яростно шипел он, сдерживая себя, чтобы не сорваться на крик, – их мог услыхать возница. – И зачем только я посылал за тобой, если ты отказалась помочь мне?

– Я не думаю… – сухо заговорила Летисия, но сын резким жестом заставил ее замолчать.

– Ты должна была поговорить о моем браке с леди Сэйбл! – обвинял он ее. – И перед нашей поездкой сюда ты клялась, что улучишь момент для того, чтобы поговорить с леди Монтеррей! Я уверен, что она бы благожелательно отнеслась к твоей просьбе, а вместо этого ты спешила, не могла дождаться, чтобы распрощаться. Почему? Ну, почему?

– Уайклиф, не шуми! – укорила его мать, бросив многозначительный взгляд на неподвижную спину возницы.

Маленький экипаж, покачиваясь, катился по обсаженной деревьями аллее, которая вела от представительного портика Нортхэда к почтовому тракту. Был чудесный день, но ни мать, ни сын не замечали зеленых кущ и массы цветов в парке.

– Поскольку леди Сэйбл занемогла, я сочла неудобным затевать разговор о вашем браке, – жестко добавила она, и было видно, что это уже не то униженное существо, на котором когда-то женился Джосиа Блэкберн, после того как Рэйвен Бэрренкорт предпочла ему другого человека.

– Напротив, это только благоприятствовало такому разговору! – возразил Уайклиф. – Ты согласилась поехать со мной сегодня в Нортхэд, чтобы поговорить с графиней, но не воспользовалась идеальной возможностью сделать это наедине, когда Сэйбл убежала!

– Я отказалась от этой затеи, мой мальчик, – отозвалась Летисия, с неудовольствием глядя на своего разгневанного сына. Он настолько стал похож на своего несдержанного отчима, что ей не терпелось расстаться с ним. – У меня была самая веская причина отказаться от разговора с графиней, и тебе следует внимательно выслушать меня!

Уайклиф заставил себя сдержаться. О, как он умолял ее приехать в Корнуолл, когда узнал о возвращении леди Сэйбл! Он был просто уверен, что дело сдвинется с мертвой точки, если мать поговорит от его имени. И чем все закончилось? Эта бестолочь не сумела ничего сделать, и теперь его план рухнул. Рухнул!

– Итак, какие у тебя были основания, чтобы отказаться от беседы с леди Монтеррей? – холодно спросил он, брезгливо поджав губы.

Хладнокровие изменило Летисии Блэкберн:

– Господи Боже мой, у тебя что, сын, нет глаз? Неужели ты не понял, что девчонка Сен-Жерменов на сносях?

Уайклиф воззрился на нее так, словно она потеряла рассудок.

– Да, представь себе, я абсолютно уверена, дорогой юноша, – спокойно продолжала она. – Ты забыл, что до тебя у меня было четверо детей, хотя из всех, к несчастью, выжил только ты. Это было давно, но я отнюдь не забыла, как беременные реагируют на вид и запах пищи. Попомни мои слова: эта высокородная сука, по которой ты сохнешь, носит в своем чреве ублюдка!

– Ты, мать, видно, спятила! – вскипел Уайклиф.

– Неужели? Даю слово, еще до наступления лета лорд и леди Монтеррей станут дедушкой и бабушкой ребенка, у которого нет отца! – Она покачала головой. – Никто из них, кажется, ничего не подозревает, и меньше всех – сама мисс Недотрога. Мой совет тебе, Клиф, – язвительно добавила она, – чтобы восстановить свое порушенное поместье, поищи приданого где-нибудь в другом месте. Девчонка, которая отдается первому встречному, недостойна тебя!

Уайклиф не ответил, потрясенный этим откровением. Уткнув голову в ладони, он молча сидел рядом, а она упивалась своей неожиданной победой. Сколько раз в годы замужества ей приходилось терпеть унижение, ведь Джосиа все еще страстно любил графиню Монтеррей. Ей было невыносимо горько оттого, что и ее сын увлекся девушкой из того же знатного и могущественного рода Сен-Жерменов. Летисия понимала: как бы ей ни была симпатична добрая и славная Сэйбл, граф никогда не допустил бы брака дочери с Уайклифом.

Она согласилась приехать в Корнуолл и выступить в роли свахи лишь потому, что его бесконечные приставания стали ужасно нервировать ее. И теперь она была в восторге оттого, что его надежды рухнули. «Бесхребетное создание», – безжалостно подумала она. Какая жалость, что он так похож по характеру на своего отчима – человека, которого она с годами все больше и больше презирала!

«Ладно, теперь с этим покончено!» – сказала она себе. Хорошо, что по выражению ее лица граф не догадался, что происходит с его дочерью. В это дело она не собиралась встревать, и по ее спине пробежал холодок, когда она представила себе, как высокородный граф рассчитается с виновником греха своей дочери. Слава тебе, Господи, что она «не выпустила кота из мешка»!

Когда вдали показалась черепичная крыша Блэкберн-Холла, пассажиры экипажа не проронили ни слова. Даже возница был погружен в свои собственные мысли, и миссис Блэкберн пришла бы в ужас, если бы могла прочитать их. В запале она говорила так громко, что ее информация не могла пройти мимо ушей человека, сидевшего на облучке.

Миссис Блэкберн не могла предположить, что станет источником информации о состоянии Сэйбл, дошедшей до Нортхэда уже на следующий день, ибо возница был не кто иной, как Джиме, старший грум Блэкберн-Холла и новоиспеченный муж Люси Уолтерс, бывшей камеристки леди Сэйбл. Хотя Джиме ни на грош не поверил словам злоязычной женщины, он не мог не встревожиться. Кто-то должен уведомить графа о сплетнях, распространяемых Летисией Блэкберн, и его милость должен сделать все, чтобы они не вышли за пределы Блэкбери-Холла.

Ситуация весьма деликатная, но Джиме гораздо лояльнее относился к Сен-Жерменам из Нортхэда, чем к своему новому хозяину. Он знал, с каким обожанием его жена служила леди Сэйбл и теперь буквально придет в ужас, если такие шокирующие слухи начнут распространяться по округе. «Следует немедленно поговорить с женой», – твердо решил Джиме, а уж Люси сообразит, как поступить.

– Конечно, ты прав, дорогой, нужно срочно съездить в Нортхэд, – сразу же сказала Люси. – Уф, какая ужасная, какая мерзкая женщина! – добавила она; при одном упоминании имени Летисии Блэкберн у нее сверкнули глаза. – Ей повезло, что она убралась в Девон, а не то, клянусь, я задушила бы ее! Надо же заявить, что леди Сэйбл ждет ребенка! И лишь на том основании, что ее затошнило. Уф! Да эта дамочка не знает, как ведут себя перед опоросом даже свиноматки, не то что люди!

– Люси, ради Бога! – прервал ее муж, испытывая неловкость оттого, что слышит. Вопрос о деторождении казался ему слишком деликатным, чтобы обсуждать его с кем-либо, даже если это его жена, в особенности же когда речь шла о глубокоуважаемом семействе Сен-Жерменов!

– Я поговорю с ее милостью завтра, – успокоила его жена. Хотя Люси вышла за Джимса и переехала в его домик в поместье Блэкбернов, она продолжала работать в Нортхэде и всей душой была предана Сен-Жерменам. Многие ее обязанности взяла на себя маленькая Кэйти Пендэйвис, но Люси настояла на том, чтобы продолжать служить у леди Сэйбл, когда бывала в большом доме, и готова была встретить в штыки любые критические высказывания в адрес своей обожаемой молодой барышни.

У нее вновь засверкали глаза. Никто не посмеет обидеть ее малышку грязной ложью, пока она жива, и уж, конечно, это не удастся сделать этой мерзкой кумушке – вдове Блэкберн! Завтра рано поутру она поедет в Нортхэд и расскажет графине все, что слышал Джимс, а потом уж, когда это дойдет до графа, кое-кому несдобровать!

Глава 15

– О, леди Сэйбл, вы настоящая красотка, честное слово! – восхищенно воскликнула молоденькая Кэйти Пендэйвис, заправляя выбившийся локон обратно под ленту с цветами, вплетенными в волосы хозяйки. Отступив на шаг, она снова ахнула, восторгаясь пастельно-желтым платьем Сэйбл, отделанным снизу небесно-голубыми лентами. С узкими плечами и длинной, грациозной шеей, подчеркиваемой низким вырезом платья, Сэйбл Сен-Жермен казалась восторженной камеристке поистине прекрасной принцессой.

– Ладно тебе, Кэйти, – по-доброму пожурила се Сэйбл. – От таких речей у меня закружится голова.

– Но это правда, миледи! – настаивала Кэйти. Протянув руку, она достала из ящичка маленький хрустальный флакон духов и протянула его своей хозяйке. – Вам следует надеть именно такой наряд, – робко добавила она. – Я уверена, что господину Тревеннену он поправится.

Губы Сэйбл чуть дрогнули, когда она посмотрела на вспыхнувшую камеристку. Кэйти была симпатичной и немного глуповатой девушкой, с романтическими бреднями, и теперь, собирая Сэйбл в поездку, она предвкушала уже, какой успех ждет ее хозяйку. Дело в том, что в тот день Сен-Жермены устраивали пикник в своем поместье для семейств Тревенненов и Дервентуотерсов – друзей, живших по соседству.

Сэйбл нравился Мартин, старший из четырех сыновей в семье Тревенненов, но, конечно, не настолько, чтобы поощрять его к ухаживанию! У нее дрогнуло сердце. Она едва не забыла, что теперь уже Сэйбл Сен-Жермен не та невинная девушка, которая могла сколько угодно флиртовать с любым молодым человеком, поразившим ее воображение. Образ Моргана Кэри снова овладел ее мыслями: она видела его горящие страстью глаза, сильные, ищущие руки и горячие губы.

«Неужели мне так и не суждено освободиться от этих мыслей?» – в отчаянии спросила она себя. И она всегда будет тосковать по его прикосновениям, любовным утехам с ним, доставлявшим ей такое наслаждение, о котором Сэйбл раньше и не мечтала? Было мукой продолжать любить его и при этом знать, что не нужна ему и что теперь ей следует примириться с жизнью без него.

– Тимс сказал, что они заканчивают накрывать столы, – продолжала Кэйти, представив себе восхитительную картину: Сен-Жермены и гости расположились под деревьями; дети бегают, играют на траве, взрослые о чем-то беседуют и оживленно смеются. Лорд Эдвард, наверное, наденет рубашку с длинными рукавами и хлопчатобумажные брюки; его темные кудри будет трепать ветер. У нее перехватило дыхание, когда она представила себе его улыбку, его элегантные и в то же время сердечные манеры, чарующие всех гостей.

В этот момент дверь в спальню Сэйбл отворилась, и на пороге возникла фигура Люси Уолтерс Салливен – женщины, с которой в доме Сен-Жерменов привыкли считаться. Кэйти побледнела – она всегда побаивалась властной Люси, – однако у нее отлегло от души, когда она заметила, что, по-видимому, Люси поправились ленты и цветы, которые горничная вплела в роскошные волосы леди Сэйбл.

– Даю слово, вы хороши, как ангелочек, миледи! – сказала Люси, про себя подумав, что се подопечная стала такой же красавицей, как ее мать. Однако личико, обращенное к ней, дышало таким целомудрием, что Люси внезапно охватила неописуемая ярость. И как только смеют обвинять это чистое, прелестное дитя в том, что она забеременела? Об этом даже подумать грех!

– Кэйти, – сухо сказала она, отчего горничная вздрогнула, – сбегай наверх и узнай, не нужно ли чего-нибудь мисс Дэниэлс. Скоро начнут съезжаться гости. Если ты там не понадобишься, то проследи, чтобы лорд Лайм не перепачкался и не натворил чего до начала пикника.

– Да, мэм! – прошептала Кэйти и исчезла.

– О, Люси, какой денек для пикника! – Шелестя юбками, Сэйбл поднялась и задумчиво подошла к окну. Океан искрился темно-зелеными бликами под лазурными небесами; вверху лениво проплывали кучевые облака.

– Да, миледи, – рассеянно согласилась Люси. Видя перед собой изящную фигурку девушки, она внезапно почувствовала, что не в состоянии выложить Сэйбл причину, которая привела ее сюда. Было бы отвратительно повторять эту сплетню, передавать ее кому бы то пи было и тем более леди Сэйбл – объекту этой мерзкой лжи! Может быть, вообще следует забыть, выбросить из головы этот вздорный слух? Люси в нерешительности ломала пальцы: как ей поступить? А что, если этот ужасный Уайклиф станет распространять небылицы по округе? Значит, все же надо уведомить графа и его семью…

– В чем дело, Люси? – Обратив наконец внимание на странное молчание бывшей камеристки, Сэйбл обернулась, и, вглядываясь в ее нежный профиль, Люси решилась. Она не допустит, чтобы кто-то обидел ее леди Сэйбл! Надо обязательно предупредить ее, пусть даже все это отвратительные выдумки!

– Мне нужно переговорить с вами наедине, милая барышня, – твердо проговорила Люси, окончательно решившись. – Речь пойдет о том, что случайно услышал мой муженек вчера, когда вдова Блэкберн разговаривала со своим непутевым сыном по дороге домой.

Брови Сэйбл взметнулись:

– Ах, вот оно что?

– Представьте себе, это такая зловредная сплетня, но мы с мистером Салливеном считаем, что его милости не поправится, если она начнет распространяться по округе.

На гладком лбу девушки появилась складка:

– Ты говоришь так мрачно, Люси…

– Да я готова взорваться от злости! Мой Джимс еле сдержался, когда услышал слова этой отвратительной крысы и не мог заставить ее замолчать!

– Так о чем говорила миссис Блэкберн? – прошептала Сэйбл.

– Мне даже совестно повторять это, миледи, – опустив глаза, призналась Люси.

В глазах девушки появился насмешливый огонек:

– Неужели речь идет о чем-то таком ужасном? Но даже если это и так, я уверена, что отец сумеет решить это дело с миссис Блэкберн.

– Надеюсь, его милость доставит себе такое удовольствие! – мрачно хмыкнула Люси. – Речь шла о вас, леди Сэйбл, и потому я решила сначала переговорить с вами, а не с вашими дорогими родителями. Мне не хотелось, чтобы вы, услышав это от какой-нибудь болтливой горничной, были шокированы!

В душе Сэйбл посмеивалась над Люси, которая стремилась опекать ее. Неужели и все прочие все еще считают ее такой же беззащитной? О, если бы они только знали правду, что она уже далеко не та невинная девушка! Она переспала с мужчиной, жаждала его прикосновений и тоскует о них до сих пор; она хладнокровно, без малейшего зазрения совести застрелила человека. И хотя Сэйбл не испытывала стыда за то, что потеряла невинность, и знала, что всегда будет любить того мужчину, у нее не хватило бы мужества рассказать правду своим родителям. Может быть, когда она перестанет так страдать, ей удастся перебороть себя и покончить с этой ложью.

– Так в чем дело, Люси? – спросила она, поблескивая своими изумрудно-зелеными глазами. – Неужели Уайклиф договаривался со своей матерью о том, как силой заставить меня выйти за него?

– О нет, родная, еще хуже того! – выпалила Люси, которой было не до смеха. – У этой самоуверенной курицы хватило ума сообщить сыну – и, можете себе представить, Джиме слышал это собственными ушами, – что вы ждете ребенка! Ну вот, я наконец высказалась, хоть мне и совестно повторять такие ужасные вещи, но, согласитесь, было бы еще хуже, если бы эта волчица начала распространять всю эту несусветную чепуху по всему графству!

Краска сбежала с лица девушки, но Люси была так возбуждена, что не заметила этого. В спальне воцарилось молчание, нарушаемое лишь прерывистым дыханием Люси.

– На чем основывалось ее убеждение? – наконец спросила Сэйбл, удивляясь своему спокойному тону.

Люси всплеснула руками.

– Только на том, что она была свидетельницей вашего вчерашнего недомогания за обедом, представляете? Эта глупая женщина заявила, что вас затошнило при виде маринованной селедки и что это первый признак – тошнота от разных запахов. Да, кажется, она так и сказала. – Люси все больше распалялась и говорила все громче. – Представляете, с чего это ей в голову пришла такая мысль! Решить, что, возможно, вы… ну, сами понимаете, только потому, что вас подташнивает при виде рыбы! Клянусь, я могла бы задушить эту ведьму, и если вы попросите меня, то…

Сэйбл закрыла глаза и напрягла всю свою волю, чтобы сохранить спокойствие. Пока Люси продолжала возмущенную тираду, она попыталась вспомнить, когда в последний раз ее посещали месячные. Но затем она решила, что вспоминать об этом – пустое занятие, так как женским инстинктом она чувствовала, что пророчество Летисии Блэкберн – правда. И прежде всего ей стало понятно, почему ее мутило, когда они возвращались на родину на «Звезде Востока». Однако море тогда было необычайно бурным, на клипер налетали безжалостные летние шквалы, и Сэйбл посчитала свое состояние симптомом морской болезни. Но ведь прежде она никогда не страдала ею и гордилась, что не уступает в этом отношении Неду и отцу. Так неужели, неужели не может быть иного объяснения этим симптомам?!

– Боже праведный, – шептала она про себя, понимая, что иного объяснения быть не может, – помоги мне!

Еще совсем недавно Сэйбл немедля кинулась бы к матери и, рыдая на ее груди, призналась бы во всем. Но она больше не тот доверчивый ребенок, которым была в ту темную мартовскую ночь, когда Морган Кэри впервые вошел в ее жизнь и пробудил в ней чувственность. С тех пор она слишком многое пережила и должна теперь найти в себе силы, чтобы справиться с новой ситуацией. Она уже и так доставила родителям немало огорчений с тех пор, как в ее жизни появился Морган, и не имеет права заставлять их страдать еще больше. И она не собирается запятнать честь Сен-Жерменов.

– О, Люси, какая чепуха! – сказала она, и только сила характера дала ей возможность говорить так спокойно.

– Конечно же! – поддержала ее Люси, почувствовавшая облегчение оттого, что ее молодая барышня наконец решилась высказаться – до этого она лишь смотрела на нее испуганными глазами.

– Нет никакого резона сообщать об этом моим родителям! – твердо продолжала девушка. – Вы ведь знаете, как отец выходит из себя, в особенности если речь заходит о Блэкбернах.

– Обычно лорд Монтеррей проявляет ангельское терпение, – возразила Люси, – хотя в последнее время он едва сдерживает себя, когда слышит об Уайклифе.

– Именно, – согласилась Сэйбл. И, гордо задрав подбородок и радуясь при этом, что Люси невдомек, каких усилий ей это стоит, добавила: – Так что я считаю, правильнее будет ничего не говорить ему. Быть может, миссис Блэкберн уже и сама поняла, как смешны ее обвинения. Более того: она не посмеет распространять о нас нелепые сплетни, – убежденно добавила Сэйбл, – а если и посмеет, то ни одна душа не поверит ей. Лицо Люси просветлело:

– Я не подумала об этом. – Да, Сэйбл права, решила она. Эта особа не станет рыть собственную могилу. Если бы она стала болтать всякие небылицы о Сен-Жерменах, то встретила бы сплошь враждебные взгляды, только и всего. – О, миледи, вы простите меня за то, что я повторила такие абсурдные вещи?

Губы девушки задрожали, но она заставила себя весело улыбнуться:

– Да я очень благодарна вам за это, Люси!

– Ладно, а теперь, – оживленно сказала бывшая камеристка, посчитав вопрос исчерпанным, – мы наложим немного румян на ваши щечки, перед тем как моя красавица сойдет вниз. Вы немного бледны, дитя мое, а я хочу, чтобы моя голубка блистала во всей своей красе.

Но Сэйбл отпрянула назад, не дав ей сделать этого.

– Я наложу румяна сама, – тихо сказала она. – А вы пока предупредите маму, что я скоро приду.

Люси поняла, что девушка хочет остаться одна, но она не обиделась, так как тон Сэйбл был очень мягким. Люси подчинилась. «Какое славное, какое доброе дитя, – думала она про себя, – и какой глупой я выглядела в ее глазах. И ведь она даже не расстроилась – вот какая сильная натура!» – рассуждала она, улыбаясь про себя, когда спешила в покои графини, расположенные в противоположном крыле дома.

А для Сэйбл этот прекрасный летний день внезапно померк. Как только за Люси закрылась дверь, она бросилась на софу у окна и уткнулась лицом в ладони. «Боже, – простонала она, – неужели я понесла от Моргана Кэри? Что теперь делать?»

Услышав голоса во дворе, она подняла заплаканное лицо и, выглянув в окно, увидела Лайма и самого младшего из сыновей Тревенненов, которые появились из-за угла восточного крыла. Ясно: они собираются исследовать пещеру, находившуюся под обрывом. Во время отлива усыпанный галькой берег превращался в место, полное приключений. В лужах кишмя кишела жизнь. Лайм, будучи руководителем экспедиции, уверенно шел впереди, размахивая руками. Хотя мальчуган все еще носил короткие штанишки, он, как все Сен-Жермены, высоко держал темноволосую голову, и у Сэйбл мучительно сжалось сердце, когда она с любовью смотрела на брата.

В этот момент девушка отчетливо поняла, что не может доставить своей семье такое страдание. Нельзя опозорить имя семьи и переложить на их плечи тяжесть содеянного ею. И хотя Сен-Жермены были достаточно сильны, чтобы перенести скандал, который неизбежно возникнет, когда станет известно, что она в положении, Сэйбл понимала: ровное течение их жизни будет непоправимо нарушено. Нужно самой найти какой-нибудь выход, но какой?