Текст книги "Иметь или быть?"

Новый человек

В функции нового общества входит создание нового человека, который должен быть наделен следующими чертами характера:

Готовность отказаться от всех форм обладания ради подлинного бытия.

Уверенность в себе, основанная на вере в собственные силы, потребность ощущать тепло и сочувствие своего окружения, а также потребность дарить другим людям свою любовь и солидарность (вместо потребности «иметь», владеть, покорять мир, превращаясь в раба своей собственности).

Осознание того факта, что никто, кроме нас самих, не может придать смысл нашей жизни, и одновременно понимание того, что только полная независимость может стать предпосылкой самой широкой активности, направленной на то, чтобы отдавать, дарить, делиться.

Способность при любых обстоятельствах быть внимательным к людям и сосредоточенным.

Умение радоваться возможности служить людям, а не возможности накапливать богатство и эксплуатировать других людей.

Любить жизнь во всех ее проявлениях, сознавать, что ничто из вещей и явлений не свято, лишь жизнь и то, что способствует ей.

Стремление ликвидировать в себе, или хотя бы свести на нет такие чувства, как жадность, ненависть, обман.

Способность жить без идолопоклонства, ибо достигнут такой уровень развития, когда нет нужды в иллюзиях и самообмане.

Стремление развивать свою способность любить, а также способность к критическому, свободному от сентиментальности мышлению.

Способность преодолеть собственный нарциссизм и философски принять трагический факт конечности человеческого бытия.

Отдавать себе отчет в том, что высшей целью человеческой жизни является полное развертывание своей личности, а также стимулирование развития личностных качеств своих сограждан.

Осознание того, что рост является здоровым лишь тогда, когда он осуществляется в рамках системы, – умение видеть разницу между понятием «система» как атрибутом жизни и понятием «порядок», который характеризует любую безжизненную структурную организацию.

Развитое воображение и способность фантазировать, но не с целью бегства от невыносимых условий жизни, а как предвосхищение реальных возможностей будущего.

Верность принципу: не обманывать других, но и не позволять себя дурачить (можно быть невинным, но нельзя быть наивным).

Углубленное познание самого себя, и не только сферы своего сознания, но и сферы своего бессознательного, о котором каждый человек лишь смутно догадывается.

Умение чувствовать свое единение со всем живым на земле и отказ от мысли подчинить себе природу и заставить ее силой служить себе; вместо разрушения природы предложить ей взаимопонимание и сотрудничество.

Под свободой понимать не произвол, а возможность быть самим собой – не клубком необузданных страстей, а тонко сбалансированной системой, которая всегда стоит перед альтернативой: либо рост, либо упадок; либо жизнь, либо смерть.

Понимание того, что зло и разрушительность – это неизбежные следствия неправильного развития.

Понимание, что лишь немногие люди достигают совершенства с точки зрения перечисленных критериев, но при этом не следует тщеславно стремиться обогнать других «в достижении цели» (такое тщеславие – оборотная сторона жадности).

Умение быть счастливым. Радоваться самой жизни, независимо от того, как долго нам двигаться к той цели, которую нам уготовила судьба, радоваться самой жизни; ведь если научиться жить активно, интересно, то это доставляет такую радость, что нет нужды беспокоиться о том, как далеко мы продвинулись и чего еще могли бы достичь, но не успели.

Я не стану давать универсальных рецептов, которыми мог бы воспользоваться сегодня любой представитель кибернетического бюрократического индустриального общества («капиталистического» или «социалистического»), как переделать себя и перейти от обладательно-потребительской ориентации к экзистенциальной. Для этого надо написать целую книгу с названием «Искусство бытия». В последние годы вышло немало книг о путях достижения всеобщего благоденствия. Некоторые из них полезны, а многие – просто вредоносны, ибо они обманывают читателя, эксплуатируя новый рынок потребителей, спекулируя на их фобиях и обещая спасти от реальной угрозы. Те книги, которые я считаю полезными, вошли в раздел «Библиография».

Глава 9
Существенные черты нового общества

Первой предпосылкой построения нового общества является осознание тех почти неодолимых испытаний, которые стоят на пути такого построения. И поскольку смутно люди всегда представляют себе размеры этих трудностей, можно понять, почему так мало делается попыток добиться перемен. Многие думают, вероятно: «Зачем стремиться к невозможному? Лучше и дальше будем делать вид, будто курс, которым мы идем, который проложен на наших картах, – это и есть тот самый курс, который приведет нас к безопасности и счастью». Кто внутренне сомневается, а сам надевает для вида маску оптимизма, тот поступает не очень-то мудро. Но кто еще не окончательно отчаялся, лишь в том случае может добиться успеха, если он будет мыслить реально, отбросив все иллюзии и смело «глядя в глаза» испытаниям. Эта трезвость и отличает бодрствующих «утопистов» от тех, кто грезит и видит сны. Приведу для примера лишь несколько проблем, которые могут встретиться на пути построения нового общества:

Надо решить вопрос, как сохранить промышленное производство, не допустив его полной централизации в духе бывшего фашизма, или – что более вероятно – в духе технократического «фашизма с улыбающимся лицом».

Следует научиться сочетать планирование в экономике с высокой степенью децентрализации и отказаться от «свободной рыночной экономики», тем более что это понятие в значительной мере стало фикцией.

Чтобы избежать экономической катастрофы, необходимо отказаться от такой цели, как бесконечный рост экономики; альтернативой должно быть избирательное развитие отдельных областей.

Необходимо создать такие условия труда, которые в корне изменят отношение к труду; когда главным мотивом будет не материальная выгода, а удовлетворенность работой и душевный подъем.

Необходимо продолжать научные исследования, но при этом исключить возможность использования результатов научного прогресса во вред человечеству.

Необходимо создать такие условия, в которых человек будет ощущать радость и счастье и будет избавлен от погони за «наслаждениями».

Обеспечение гарантий индивидуальной безопасности граждан, а также их независимости от бюрократической машины.

Создание условий для «личной инициативы» граждан во всех сферах жизни, а не только в сфере экономики (где, впрочем, ее проявление и без того сомнительно).

В свое время на пути развития техники возникли (как тогда казалось) неодолимые препятствия, так же точно сегодня кажутся неразрешимыми вышеназванные проблемы. Но трудности на пути технического прогресса оказались разрешимы благодаря научным открытиям и разработке новых методов познания («наблюдать и изучать природу», – заявил Бэкон в «Новом органоне», 1620). И этот принцип сохранил свое значение по сей день. Однако сегодня мы еще больше, чем 300 лет назад, нуждаемся в совершенно «новой науке», основы которой в XVIII веке были заложены Вико. Нам нужна гуманистическая наука о человеке как основание для прикладной науки (и искусства) по переустройству общества.

Технические утопии (например, воздухоплавание) стали возможны благодаря новому естествознанию. Человеческая утопия мессианского времени – мечта о новой общности людей, которые живут свободно от экономических нужд, войн и классовой борьбы в мире и солидарности друг с другом, – такая мечта может стать реальностью только в том случае, если мы направим на ее осуществление всю свою волю, энергию и интеллект в той же мере, как мы это сделали для реализации технических утопий. Нельзя построить подводные лодки только на основе работ Жюля Верна: так же нельзя построить гуманистическое общество, читая только книги пророков.

Трудно сказать, удастся ли нам такая переориентация от примата естествознания в сторону новой социальной науки. Если да, то, быть может, человечество получит еще один шанс выжить. Однако этот шанс будет реализован лишь в том случае, если многие выдающиеся умы планеты Земля, образованные и ответственные женщины и мужчины, откликнутся на призыв, обращенный к их душам, и осознают тот факт, что на сей раз целью человечества является не овладение природой и подчинение себе иррациональных общественных сил и организаций, которые ставят под угрозу выживание западной цивилизации (а быть может, и всего человечества).

Я убежден, что наше будущее зависит от того, сумеют ли эти блестящие личности осознать сегодняшний кризис, а осознав его, захотят ли и смогут ли они вместе с учеными встать на службу Новой гуманистической науке о человеке. Ясно одно, что без их согласованных усилий нам не удастся решить проблемы, которые рассматриваются ниже.

Известно, что социальные программы, в которых цели и задачи формулировались в общем виде, как, например, «обобществление средств производства», «диктатура пролетариата» и многие другие, оказались всего лишь коммунистическими лозунгами, которые просто должны были скрыть тот факт, что социализм реально нигде не победил. А в ранний период своей деятельности коммунисты – от Маркса до Ленина – и не имели никаких конкретных планов построения социалистического или коммунистического общества; это было их серьезным недостатком и самым уязвимым местом социалистической теории. Так же туманно и расплывчато звучат в наше время концепции «свободной рыночной экономики», «свободы наций» или «государства всеобщего благоденствия».

В действительности построение новой социальной системы (опирающейся на экзистенциальный принципы жизни) потребует огромного количества набросков, моделей, проб и экспериментов, которые должны перебросить мост через пропасть между возможностью и необходимостью. Короче говоря, это значит, что наряду с перспективными планами построения нового общества должны быть разработаны конкретные тактические рекомендации для осуществления первых шагов на этом пути. При этом огромную роль играет желание и гуманистический дух тех, кто их разрабатывает; весь смысл дела сводится к тому, что люди, получив конкретные инструкции к постепенной реализации своих далеких идеалов, обретают мужество и на место страха приходит вдохновение и жажда действовать.

Если политика и экономика должны быть подчинены задаче развития человека, то модель ново го общества должна включать в себя требования к созданию неотчужденного индивида, ориентированного на бытие, а не на обладание. Это означает, что люди смогут не бояться унизительной нищеты, которая все еще продолжает оставаться проблемой для большей части человечества. Это означает, что люди не будут обречены на подчинение суверенным законам капиталистической экономики, которые стимулируют постоянный рост производства путем патологического, искусственно раздуваемого потребления, тогда неизбежно должна возникнуть совершенно новая социальная система: будет положен конец нынешней ситуации, когда здоровая экономика достигается исключительно ценой больных людей. Нашей же задачей должно стать создание здоровой экономики для здоровых людей.

Первым важным шагом в этом направлении должно быть сокращение производства до уровня «здорового и разумного потребления».

Традиционная формула: «Производство для потребления, а не для прибыли» недостаточна, ибо в ней не обозначено, о каком потреблении идет речь – здоровом или патологическом. И здесь возникает один очень трудный вопрос: а кто должен определять, какие потребности следует считать нормой, а какие – отклонением от нормы? Пока очевидно только одно: никому и никогда не удастся заставить граждан потреблять то, что им навязывает государство (даже если эти продукты на самом деле прекрасны и их приобретение разумно и логично). Установление бюрократического контроля, ограничивающего потребление, вызвало бы в людях еще более яростную страсть приобретать. Добиться разумных масштабов потребления можно лишь на добровольной основе, только в том случае, если люди сами (и притом как можно больше людей) за хотят изменить свой образ жизни и сократить свои покупательские аппетиты. А это станет возможным только тогда, когда людям будет предложена более привлекательная, чем сейчас, модель потребления. Но ведь это не может произойти в одночасье, этого нельзя достигнуть посредством введения закона, директивы или декрета. Здесь необходимо вести постепенную просветительскую работу, в которой важную роль должно сыграть правительство.

Это прямая задача государства: противопоставить патологической погоне за вещами разумные нормы потребления. И разработка таких норм в принципе возможна. Прекрасный пример такого рода демонстрирует американская ассоциация ФДА (Food and Drug Administration), управление по контролю за качеством пищевых продуктов и медикаментов. Привлекая ученых из различных областей знания, на основе экспериментальных исследований и экспертных оценок ФДА устанавливает и сообщает населению, какие продукты питания и лекарства опасны для здоровья в больших количествах. Таким же способом можно исследовать ценность других товаров и услуг, если привлечь к этому делу совет экспертов из разных специальностей: психологов, антропологов, социологов, философов, теологов и представителей соответствующих групп населения и организаций по выяснению спроса и предложений. Однако для окончательного заключения о том, что можно считать полезным, а что вредным для жизни человека, нужны несравнимо более серьезные и сложные исследования, нежели этого требуют проблемы ФДА. В рамках Новой науки о человеке должны быть проведены фундаментальные исследования природы человеческих потребностей, изучение которых делает лишь первые шаги. Нам надо будет научиться различать, какие потребности нашего организма биологически обусловлены, а какие возникли в результате социо-культурного процесса; какие потребности отражают индивидуальный уровень развития человека, а какие навязаны ему индустриальным обществом; какие потребности стимулируют «активное» поведение гражданина, а какие делают его «пассивным» потребителем; какие потребности являются нормальными, а какие обусловлены патологической манией «вещизма».

Решения гуманистического экспертного совета, который нам предстоит создать, не должны носить характер закона, а просто должны направлять общественную дискуссию вокруг этих проблем в нужное русло. Значение здорового питания уже прочно утвердилось в сознании общественности, поэтому на базе статистических данных совету экспертов нетрудно будет внести в общественное сознание новые идеи о характере потребностей: какие из них следует считать нормой, а какие – патологией.

Массы людей очень быстро уяснят, что потребление в большинстве случаев способствует лишь человеческой пассивности; что привычка к сумасшедшему темпу, охота к перемене мест, вещей и людей – это не что иное, как выражение беспокойства и попытка убежать от самого себя, что погоня за новыми вещами и новыми техническими средствами – это лишь способ самозащиты от одиночества и неумение общаться.

Правительство может значительно облегчить процесс воспитания покупательного поведения. Во-первых, в его руках возможность субсидирования производства желательных товаров и услуг и превращения соответствующих предприятий в рентабельные. Кроме того, власть располагает огромным пропагандистским аппаратом, и если она направит его работу на поддержку здорового образа жизни, (вместо того чтобы служить делу оболванивания людей рекламой все новых и новых промышленных товаров), то я считаю вполне реальным достижение положительного результата. Итак, мне кажется, что последовательные и целенаправленные выступления всех организаций за разумные формы потребления должны привести к изменению характера потребления.

Сторонники селективного (избирательного) производства предлагают стимулировать производство того, что полезно человеку, и ограничить производство того, что не служит всеобщему благу. Они регулярно слышат одно и то же возражение противников этих идей, которые утверждают, что в условиях рыночной экономики потребитель и так может получить все, что его душе угодно, и поэтому нет нужды в регулировании ассортимента. Но подобная аргументация правомерна только в том случае, если допустить, что все покупатели разумны и покупают исключительно то, что им полезно и нужно. Но ведь это явно не соответствует действительности. (Достаточно вспомнить масштабы потребления сигарет и наркотиков.) Все дело в том, что противники программы избирательного производства упускают из вида тот факт, что именно предложение определяет спрос, ибо производители научились ловко формировать покупательские «страсти».

И хотя каждый из участников рынка продвигает свой товар, реклама в целом способствует росту потребительского спроса. Усовершенствуя рекламу, различные фирмы, по сути дела, помогают друг другу, так как все вместе разжигают ажиотаж покупателя, которому остается только выбрать между несколькими конкурирующими марками товара, но вовсе не приходит в голову усомнится, нужен ли ему в принципе этот товар.

Пример, который обычно приводится в доказательство всемогущества потребительского спроса, связан с крушением фордовской модели «Эдсел». Но неудача компании в этом случае нисколько не меняет того факта, что реклама «Эдсела» все равно была пропагандой автомобильной промышленности и принесла пользу всем остальным моделям, кроме самого «Эдсела». Более того, промышленность влияет на вкусы граждан еще и тем, что она просто не выпускает тех товаров, которые доступны и выгодны населению, но дают меньше прибыли предприятиям и их хозяевам.

Нормальное здоровое потребление наступит лишь при том условии, что мы сумеем решительно вмешаться в действия акционеров и руководителей корпораций и ограничить их права на установление характера и норм производства исключительно с позиций максимальной прибыли.

Такие изменения можно было бы ввести законодательным путем без изменения конституции западных демократий (уже и сейчас есть целый ряд законов, ограничивающих права частных собственников в интересах общего блага). В данном случае самое главное понять, что речь идет не об изменении капиталистической собственности, а лишь о праве влиять на направление производства в нужное обществу русло.

Как только прекратится суггестивное воздействие рекламы на потребителей, их нужды и запросы на много лет вперед станут единственным критерием для направления развития производства. Существующие предприятия будут вынуждены перестроиться, чтобы обеспечить удовлетворение новых потребностей. А если в каких-либо товарах или услугах население остро нуждается, и этот спрос не будет достаточно удовлетворяться частными фирмами, то государству придется выделить средства для субсидирования соответствующих производств и ликвидации разрыва между спросом и предложением.

Все эти меры можно осуществлять лишь постепенно и притом при одобрении большинства населения, а конечным результатом станет новая экономическая система, которая будет отличаться как от сегодняшнего западного капитализма, так и от централизованного капитализма советского типа, а также от бюрократического государства всеобщего благоденствия, которым объявляет себя Швеция.

Само собой понятно, что крупные концерны с самого начала встанут на дыбы и пустят в ход всю свою силу и хитрость, чтобы в зародыше задушить подобные нововведения. Сломить сопротивление промышленников можно лишь при огромном желании большинства общества нормализовать жизнь и установить разумные формы потребления.

Действенным методом борьбы за разумное потребление может стать массовое движение потребителей, организующих «покупательские забастовки». Предположим, что 20 % американских автовладельцев решили отказаться от приобретения в частное пользование легковых автомобилей, мотивируя это тем, что в сравнении с отлично организованным общественным транспортом личный автомобиль экономически невыгоден, экологически опасен, а с психологической точки зрения действует как наркотик, вызывая у хозяина иллюзорное чувство власти, притупляя чувство зависти и способствуя эйфорическому состоянию независимости. Разумеется, только эксперт может определить размеры экономического ущерба автомобильной промышленности (и, конечно, нефтяных компаний), если бы случилась такая забастовка покупателей. Однако и обывателю понятно, что подобная мера привела бы к серьезным пробуксовкам во всех механизмах, связанных с автомобильной отраслью. Никто, разумеется, не стремится вызвать настоящий кризис национальной экономики Соединенных Штатов. Однако угроза применения такой меры (если заставить всех в нее поверить, проведя, например, эксперимент, и на 4 недели отказаться от пользования личным транспортом) могла бы стать серьезным рычагом в руках покупателей. При этом у них есть большие преимущества: с ними трудно бороться, они не нуждаются в разрешении властей и не боятся никаких запретов (невозможно же заставить население покупать те продукты, которых они не желают, а для проведения забастовки не нужно дожидаться, пока 51 % граждан проголосует «за» (как это принято в официальных ситуациях). Фактически забастовки потребителей совершенно независимы от политических партий и их программ, в них могут участвовать как консерваторы, так и либералы, как «левые», так и «правые», ведь их всех должен объединить один и тот же мотив: желание сделать потребление рациональным, привести его в соответствие с физическим и психическим здоровьем человека. И тогда первым шагом для прекращения забастовки могут стать переговоры радикально-гуманистических представителей бастующих покупателей с руководителями крупной промышленности (и правительством). При этом они могут полностью использовать методику переговоров профсоюзных лидеров, которая вырабатывалась годами в периоды забастовок промышленных рабочих.

Главная проблема состоит в том, чтобы, во-первых, донести до сознания населения их собственное, частично бессознательное недовольство системой «принудительного» потребления и, во-вторых, заставить массы осознать свою силу, когда уже будет организовано гуманистически настроенное движение потребителей. Это будет подлинно демократическое движение, когда каждый принимает прямое участие в общественной жизни и пытается активно повлиять на принятие решений. При этом главную роль играют не политические лозунги, а личный опыт каждого участника.

Но даже хорошо организованное движение покупателей будет безрезультатным, пока у крупных концернов в руках сосредоточена такая власть, как сегодня. Ибо при этом те остатки демократии, которые еще сохранились, станут жертвой технократического фашизма – общества сытых бездумных роботов. И это неизбежно случится, если не удастся ослабить давление транснациональных корпораций на правительство и население методом рекламы и «промывания мозгов». В США существует традиция ограничения власти крупных предприятий (принятие законов, направленных против монополий). Общественность может добиться, чтобы дух антимонопольных законов был распространен на промышленные супергиганты, так чтобы это привело к их разукрупнению.

Чтобы построить общество «экзистенциального бытия», все его члены должны стать активными гражданами, четко представлять себе как свои экономические, так и политические функции. Это значит, что мы только тогда сможем освободиться от ориентации на обладание, когда нам удастся в полной мере осуществить подлинную демократию в принятии экономических и политических решений. Таково убеждение большинства радикальных гуманистов.

Реально осуществление такой «индустриальной демократии» означает, что каждый работник промышленного предприятия должен играть активную роль в жизни своей организации: что он получает подробную информацию обо всем, участвует в принятии решений по всем вопросам, начиная от организации своего рабочего места, оказания медицинской и страховой помощи (что уже довольно успешно практикуется некоторыми шведскими и американскими фирмами) и кончая самым высоким уровнем обсуждения общих направлений развития предприятия и отрасли. Притом важно, чтобы во всех совещательных органах были представители трудящихся от фирм, а не от профсоюзов.

Далее, индустриальная демократия означает, что отдельные предприятия будут рассматриваться не только как экономические и технические, что также и как социальные институты, в жизнедеятельности которых заинтересован каждый рабочий и каждый служащий. Те же принципы относятся и к осуществлению политической демократии. Демократия может противостоять угрозе авторитарного общества, если она из пассивной «демократии созерцателей» превратится в активную «демократию деятелей», такую социальную систему, при которой общественные заботы волнуют каждого так же сильно, как и его собственные, или, другими словами, при которой каждый гражданин считает общее благо своим кровным делом. Многие люди заметили, что их жизнь стала интереснее с тех пор, как они занялись общественной работой. Таким образом, политическую демократию можно определить как такую социальную структуру, в которой интересно жить (именно так!). В противоположность «народным демократиям» или «централистским демократиям» предлагаемая мною «демократия причастных» – это форма, в которой нет места бюрократизму и процветанию демагогов.

Разработка практических методов для «демократии причастных», видимо, будет сложнее, чем создание демократической конституции в XVIII веке, и потребует невероятных усилий многих талантливых и компетентных людей. Для достижения этой общей цели я могу внести свой вклад в форме предложения, которое я выдвинул еще 20 лет назад в книге «Здоровое общество». Я предложил тогда создать сотни тысяч групп из ближайших соседей (по 500 человек в каждой), эти группы утвердить как самостоятельные органы с правом совещательного и решающего голоса; они призваны регулярно обсуждать основные вопросы экономики, внутренней и внешней политики, здравоохранения, образования и всеобщего благосостояния. Эти группы должны получать соответствующую информацию, обсуждать ее в своем кругу (без присутствия посторонних) и голосовать по существу вопроса (при нынешнем уровне техники подсчет результатов голосования займет не более одного дня). Совокупность таких групп составит новую «Нижнюю палату», решения которой затем будут суммироваться с решениями других политических организаций и в конечном итоге могут оказывать влияние на законодательство.

«А к чему такие сложности, – спросят некоторые, – если настроение населения можно выяснить с помощью уже опробованных методов сбора общественного мнения?» Этот довод затрагивает один из наиболее спорных аспектов социологических опросов. Можем ли мы вообще говорить о «мнении», когда речь идет всего лишь о взглядах людей, которые не имеют ни достаточной информации, ни возможности критической рефлексии или дискуссии? Кроме того, опрашиваемые прекрасно понимают, что их «мнения», по сути дела, в расчет не принимаются и, таким образом, ни на что не влияют. Такие опросы всего лишь дают картину того, о чем конкретный человек в эту минуту думает, но совершенно не отражают глубинных тенденций, которые в новых обстоятельствах могут привести в действие прямо противоположные мнения. При таких опросах любой опрашиваемый чувствует себя точно так же, как избиратель во время политических выборов, когда он точно знает, что его голос не имеет никакого влияния на ход событий.

В некотором смысле голосование на выборах – это еще более провальный вариант выяснения убеждений. Избиратели хотя и принимают какое-то участие в мелодраматическом спектакле, но после длительной PR-компании их мозги оказываются в полугипнотическом состоянии, когда голосующему уже безразлично, за кого отдать свой голос. Немалая часть населения игнорирует выборы вообще, но все же большая часть оказывается захвачена этим римским представлением, в котором на арене вместо гладиаторов выступают кандидаты от политических партий с их амбициями и надеждами.

Чтобы получить данные об истинных убеждениях индивида, нужны две предпосылки: наличие адекватной информации и сознание того, что его решение может обусловить какие-либо по следствия. Мнение безответственного обывателя не выражает его убеждений, его ответы при опросах обычно тривиальны и несерьезны (вроде предпочтений той или иной марки сигарет). Поэтому мнения, высказанные при опросах и на выборах, мало репрезентативны и отражают низкий уровень человеческих способностей к суждению.

Это наблюдение подтверждают примеры, показывающие, что: личные решения многих людей бывают умнее, чем их политические высказывания и поступки. Это проявляется:

а) в частной жизни (Йозеф Шумпетер тому пример),

б) в деятельности суда присяжных.

Присяжные заседатели – это простые люди, которые решают иногда сложные, запутанные вопросы. Но они располагают полноценной информацией, имеют возможность всестороннего обсуждения и знают, что от их решения зависит жизнь и счастье обвиняемого. Следствием этого является – в подавляющем большинстве случаев – высокая ответственность, мудрость и объективность. В противоположность этому, при выяснении общественного мнения малоинформированные, ни за что не отвечающие люди, загипнотизированные средствами массовой информации, никак не могут всерьез выразить свои убеждения. Без полной информации, возможности ее обсуждать, а также без полномочий в реализации принятых решений демократически высказанные мнения имеют не больше веса, чем аплодисменты зрителей во время спортивных состязаний.

Деятельное участие в политической жизни требует максимальной децентрализации как экономики, так и политики.

На основе обыкновенной логики современного капитализма легко понять, что и промышленные концерны, и правительственные кабинеты разрастаются с каждым днем, превращаясь в мощные бюрократические аппараты с централизованным управлением. Одной из предпосылок гуманистического общества является задача остановить это процесс централизации и повернуть его вспять. Для этого есть много причин. Как только общество превращается (по выражению Мамфорда) в «мегасистему» – в гигантскую из центра управляемую машину, – так в перспективе почти неизбежен приход фашизма. Мы это уже наблюдали не раз, когда, во-первых, люди превращались в овец, не способных ни мыслить, ни чувствовать, а лишь готовых смотреть в рот сильной личности, которая все «знает»; а во-вторых, мегамашину может пустить в ход кто угодно, если только имеет доступ к пульту и нажимает на нужные кнопки. Как и автомобиль, мегамашина «бежит» сама собой… и даже человек с очень низким интеллектуальным потенциалом (знающий лишь педали газа и тормоза) без труда может управлять государством, если уж он этой власти достиг.