Текст книги "Иметь или быть?"

Я убежден, что функции управления должны быть с государственного уровня переведены на уровень небольших региональных управ, где люди лично знакомы друг с другом и поэтому могут друг с другом честно и открыто говорить, спорить, делать выводы и таким образом участвовать в решении своих собственных региональных проблем. Децентрализация в промышленности должна привести к разделению гигантских концернов на более мелкие объединения, а отдельным предприятиям и даже цехам должна быть предоставлена бо́льшая самостоятельность в принятии решений.

Активное и ответственное принятие решений возможно лишь тогда, когда бюрократическое управление будет заменено гуманистическим.

Многие люди все еще полагают, что управленческий аппарат неизбежно должен быть «бюрократической», то есть отчужденной формой администрации. И при этом они не отдают себе отчета в том, насколько губителен бюрократический дух, даже если он не очевиден (как, например, в отношениях между врачом и пациентом, между мужчиной и женщиной). Бюрократизм можно определить как метод, при котором: а) с людьми обращаются, как с вещами, а б) вещи рассматриваются исключительно с точки зрения количества, а не качества, что упрощает и удешевляет их учет и контроль. Бюрократическая система управляется на базе статистики, бюрократы действуют на основе «железных» правил, выведенных из статистических данных, а не из спонтанной реакции живых людей. Они решают вопросы, опираясь на те случаи, которые статистически наиболее часто встречаются, и заранее готовы к тому, что миноритарная часть населения (пять или десять процентов) неизбежно понесет убытки. Бюрократ боится личной ответственности и старается спрятаться за циркуляр; он гордится своей лояльностью перед законами и совсем не помнит о заповедях человечности.

Вопиющий пример бюрократизма мы видим в фигуре Адольфа Эйхмана. Он посылал сотни тысяч евреев в печи не потому, что он их ненавидел (он никого не любил и никого не ненавидел). Эйхман «выполнял свой долг»: он усердно отправлял их на смерть, как незадолго до этого послушно организовывал их эмиграцию из Германии. У него была одна забота: выполнить предписания; у него возникало чувство вины, только если он нарушал предписания. На суде он заявил, что дважды чувствовал себя виноватым: когда в детстве школьником прогулял занятия и когда во время бомбежки нарушил приказ и не спустился в бомбоубежище. Это не означает, что у Эйхмана и других бюрократов не было садистских черт характера, связанных с наслаждением от власти над живыми существами. Но этот садистский компонент носит вторичный характер в сравнении с таким признаком бюрократа, как отсутствие человеческих чувств и обожествление инструкций и предписаний.

Я не собираюсь утверждать, что все бюрократы похожи на Эйхмана. Во-первых, потому, что многие люди, находясь на бюрократических должностях, не являются бюрократами по сути своей. Во-вторых, бюрократическая должность не всегда душит в человеке все человеческое. И все же среди бюрократов есть немало эйхманов, разница заключается лишь в том, что в их должностные функции не входит уничтожение тысяч людей.

Если бюрократ в больнице отказывается принять тяжелобольного, потому что по инструкции нужно направление врача, то он поступает так же, как Эйхман. То же самое относится к работникам социального обеспечения, которые скорее заставят голодать своего подопечного, чем нарушат инструкции. Такой бюрократизм распространен не только в управленческом аппарате, он встречается среди врачей и медсестер, учителей и профессоров и даже в отношениях отцов семейства к своим женам и детям.

Как только условия сводят живого человека к простому порядковому номеру в списке, настоящий бюрократ получает возможность совершать над ним акты величайшей жестокости – и не потому, что его кто-то довел до такой меры жестокости, а потому что он утратил всякую человеческую связь со своей жертвой. Хотя бюрократы вызывают не меньший ужас, чем садисты, они на самом деле страшнее, потому что они даже не ощущают противоречия между совестью и долгом: совесть приказывает им выполнять свой долг, а человек как объект сострадания и доброты для них вообще не существует.

В некоторых старых фирмах и больших организациях типа собесов, приютов, больниц, тюрем и т. д., где каждый чиновник имеет существенную власть над бедными и беспомощными людьми, еще и сегодня можно встретить мрачный тип бюрократа старого стиля. Бюрократы современной индустрии совсем другие: их не назовешь неприветливыми, садистские тенденции у них едва заметны, власть над другими людьми приносит удовольствие. Но и у них наблюдается типично бюрократическая лояльность по отношению к делу – к системе, в которую они верят. Фирма – их дом родной, и принятые здесь правила безукоризненны, ибо они «рациональны».

Однако в будущем типе демократии, демократии сопричастных, не может быть места бюрократам – ни новым, ни старым, ибо бюрократический дух несовместим с принципом активного личного участия в делах. Будущим социологам еще предстоит разработать новые небюрократические методы управления, которые будут ориентированы больше на людей и ситуации и меньше – на строгое выполнение правил и инструкций. Небюрократическое руководство в широком смысле возможно, когда администратору предоставляется простор для спонтанных решений, а также когда экономия и бережливость не возводится в абсолют.

Успех нового общества с экзистенциальным модусом зависит, разумеется, еще от целого ряда мероприятий. Некоторые из них я назову, не претендуя на оригинальность, напротив, с удовольствием замечу, что почти все они уже были выдвинуты в той или иной форме различными авторами гуманистического толка[48]48
  Чтобы не перегрузить эту работу слишком пространными цитатами, в которых содержатся сходные предложения, я отсылаю читателя к разделу «Библиография». – Примеч. Э. Ф.


[Закрыть].

Необходимо запретить в коммерческой рек ламе и политической пропаганде любые методы «промывания мозгов».

Эти методы опасны не только тем, что они заставляют нас покупать вещи, которые нам не нужны, а еще и тем, что они заставляют нас выбирать политических представителей, которых мы никогда не избрали бы, будучи в здравом уме и твердой памяти. Но мы не совсем в своем уме, а находимся в состоянии, близком к гипнозу, ибо нас обработали специальными пропагандистскими приемами. Поэтому для борьбы с этой опасностью мы должны добиться запрета любых суггестивных, субсенсорных форм рекламы.

Применение в политической пропаганде и рекламе гипнотических методов может оказать очень вредное влияние на психику, особенно на ясность и критичность мышления, а также на эмоциональную независимость. Я абсолютно уверен, что с помощью специальных исследований можно аргументированно доказать, что ущерб от употребления наркотиков несравнимо меньше, чем тот вред, который наносят здоровью СМИ с их многообразными методиками (от суггестивных до полугипнотических), которые направлены на оболванивание людей. Достаточно вспомнить идиотскую рекламу, которой нашпигованы все телевизионные фильмы, ток-шоу и другие передачи. А что творит наружная реклама на гигантских щитах и растяжках в период предвыборных кампаний! А сколько бумаги тратится на плакаты и листовки, пропагандирующие всякую чушь: бесконечные распродажи, специальные услуги массажных кабинетов, магические сеансы, телефоны доверия и т. д., и т. п.! Такое наступление на разум преследует человека повсюду, не давая ему передышки ни днем ни ночью, погружая его в атмосферу полузабытья и утраты чувства реальности.

Отмена ядовитых инъекций массовой пропаганды может вызвать у потребителей эффект шока, который можно сравнить с состоянием наркомана, лишенного таблеток.

Уничтожить пропасть между богатыми и бедными нациями.

Нет сомнений, что длительное сохранение этого разрыва ведет к катастрофе. Бедные нации уже перестали безропотно подчиняться эксплуататорам из индустриальных держав. И хотя Советский Союз по-прежнему эксплуатирует своих сателлитов, он все равно поддерживает протест колониальных народов и использует этот протест как политическое оружие против Запада. Взвинчивание цен на нефть послужило началом – и стало символом – широкой кампании развивающихся стран за свое освобождение от системы, которая заставляет их дешево продавать сырье и дорого покупать промышленную продукцию. Таким же симптомом можно считать войну во Вьетнаме, которая ознаменовала конец политического и военного господства Запада над колониальными народами.

Что же произойдет, если мы не станем ничего предпринимать для преодоления пропасти между народами? Либо на лагерь белых нападет какая-нибудь страшная эпидемия, либо бедные нации, доведенные голодом до отчаяния, начнут совершать террористические акции (быть может, они найдут себе сторонников в индустриальных странах, а может быть, даже прибегнут к помощи ядерного или биологического оружия); цель у них будет одна: вызвать хаос в лагере белых.

Этой катастрофы можно избежать только при условии, что голод и болезни будут взяты под контроль, – и в этом отношении не обойтись без активного участия индустриально развитых наций. Богатые страны должны обеспечить свою помощь невзирая на прибыль и политические предпочтения; это означает также, что богатые страны должны отказаться от идеи распространить экономические и политические принципы капитализма на Азию, Африку. Конечно, все это потребует создания экспертной комиссии, разработки специальных методов оказания экономической помощи (особенно в сфере услуг).

Следует заметить, что при подборе экспертов надо учесть, что необходимы не просто специалисты высокой квалификации, но и люди, по своим человеческим качествам предрасположеные к поиску оптимальных решений. Чтобы привлечь их к работе и воспользоваться их рекомендациями, очень важно, чтобы «обладательные наклонности» перестали доминировать в нашем обществе, то есть чтобы в целом выросло в людях чувство ответственности и солидарности (а не только сочувствия). И эта ответственность ложится не только на плечи наших современников, но и на наших преемников на этой Земле. В самом деле, мне кажется, что нет более яркого свидетельства нашего эгоизма, чем отношение к природе: чем тот факт, что мы продолжаем расхищать природные богатства, отравлять землю и вооружаться атомным оружием. Нас не останавливает страх, что такую растерзанную планету мы оставим в наследство нашим детям и внукам. Можно ли в этих обстоятельствах ожидать серьезных внутренних перемен? Никто не ответит на этот вопрос. Но одну вещь люди должны все же усвоить: если ничего не изменится, столкновение между богатыми и бедными нациями станет неизбежным и неуправляемым.

Многих бед нынешнего капитализма и социализма можно было бы избежать, установив гарантированный нижний уровень годового дохода[49]49
  Я выдвигал такое предложение уже в 1955 году в работе «Современный человек и его будущее», а в 1960-х годах такой же план был предложен на международном симпозиуме. (См. R. A. Theobald в разделе «Библиография»). – Примеч. Э. Ф.


[Закрыть].

Это предложение основывается на убеждении, что каждый человек, работает он или нет, имеет безусловное право на кусок хлеба и крышу над головой, то есть минимум, который необходим для поддержания жизни. Может показаться, что здесь высказывается совершенно новый взгляд, но это не так. На самом деле речь идет об очень старой норме, которая лежала в основе христианского учения, а также была и остается практикой жизни многих «примитивных племен»: человек имеет неограниченное право на жизнь, независимо от того, выполняет он свой «общественный долг» или нет. Это право, которое мы сегодня признаем за домашними животными, но не распространяем на своих ближних.

Принятие такого закона существенно способствовало бы расширению личной свободы граждан; ведь любой человек, находящийся в материальной зависимости от кого-либо (от родителей, мужа или начальника), перестал бы чувствовать себя униженным и подневольным перед угрозой голода. А талантливым молодым людям, желающим подготовиться к новому большому делу и новому стилю жизни, была бы предоставлена возможность испытать себя и свое призвание, пожив какое-то время в бедности. Некоторые современные социальные государства почти приняли этот закон («почти» не означает «на самом деле»!). Поскольку этим делом по-прежнему занимаются бюрократы, которые контролируют и унижают людей. Закон о гарантированном доходе должен избавить человека от необходимости предъявлять «справку», подтверждающую, что он нуждается в скромной комнатушке и минимуме продуктов питания. И тогда отпадет необходимость в бюрократическом аппарате управления, а система социального обеспечения избавится от бюрократов, которые привыкли жить в роскоши и пренебрегать живыми людьми.

Гарантированный годовой доход означает подлинную свободу и независимость. Поэтому он неприемлем для систем, основанных на эксплуатации, контроле и диктатуре. Характерно, что в советской системе предложения о введении нулевого тарифа (например, в городском транспорте или в распределении молока) были задушены в зародыше. Бесплатное медицинское обслуживание составляет исключение, да и то оно не безусловно: для его получения надо быть больным.

Если представить, сколько стоит государству разветвленная бюрократическая система социальной помощи, и добавить к этому расходы на лечение психических (особенно психосоматических) болезней, а также на борьбу с преступностью и наркоманией, то невольно приходит мысль, что было бы дешевле обеспечить каждому, кто этого пожелает, минимальный годовой доход. Эта идея кажется несбыточной или даже опасной тем, кто живет в убеждении, что «человек от природы ленив». Но для этого штампа нет никаких фактических оснований; это лишь форма, которая помогает власть имущим обосновать (вернее – скрыть) свое нежелание отказаться от господства над слабой и нуждающейся частью населения.

Необходимо освободить женщину от патриархальной зависимости.

Освобождение женщин – это одна из фундаментальных предпосылок гуманизации общества.

Подчинение женщин мужчинам началось в разных частях света около шести тысяч лет тому назад, когда возникновение избытка сельскохозяйственных продуктов привело к использованию наемного труда, а также способствовало созданию вооруженных отрядов и мощных городов-государств[50]50
  В своей книге «Анатомия человеческой деструктивности» я подробно обсуждал вопросы раннего «матриархата» и рассматривал литературу по этой проблеме. – Примеч. Э. Ф.


[Закрыть]. С тех пор не только европейская и ближневосточная цивилизация, но и почти все народы Земли были завоеваны силами «объединенных мужчин», которые подчинили себе женщин. Эта победа мужской половины человечества над женской была демонстрацией физической и экономической силы той военной машины, которую мужчины создали.

Борьба между полами так же стара, как и классовая борьба, но она приняла более сложные формы, ибо женщины постоянно были нужны мужчинам не только как рабочий скот, но и как матери, возлюбленные и утешительницы. Иногда борьба полов приобретала открытые и грубые формы, но чаще всего она велась и ведется исподтишка. Женщины были вынуждены склониться перед мужской силой, но они всегда готовы к ответному удару; и самым острым оружием женщин по-прежнему остается умение выставить мужчин на посмешище.

Порабощение одной половины человечества другой принесло и продолжает приносить немало вреда и тому и другому полу. Мужчины приобрели черты характера победителей, женщины – побежденных. Еще и сегодня нет таких отношений между мужчиной и женщиной, которые были бы лишены налета превосходства и чувства неполноценности даже среди людей, которые сознательно протестуют против неравенства полов. (Фрейд, который никогда не сомневался в мужском превосходстве, к несчастью, пришел к ошибочному выводу, что чувство бесправия и немощи у женщин коренится в их сожалении по поводу отсутствия пениса, а у мужчин чувство неуверенности возникает из-за вечного «страха кастрации». На самом деле эти комплексы имеют более глубокие корни, нежели просто различия биологического и анатомического строения, это симптомы всеобщей борьбы полов.)

Есть много свидетельств того, что господство мужчины над женщиной осуществляется по той же самой модели, как и подавление всех других бесправных групп населения. Достаточно вспомнить положение негров на Американском Юге 100 лет назад (да и сейчас). Белые объявляли негров (как и женщин) беспомощными и наивными, по-детски непосредственными и эмоциональными, и поэтому неспособными к адекватной оценке реальности – и, следовательно, к принятию решений. (Фрейд добавлял еще к этому списку, что у женщин меньше, чем у мужчин, развито чувство совести (супер-эго) и сильнее – чувство самолюбования.)

Отношение сильных к слабым – это самый главный показатель существования патриархата (наряду с отношением к экономически слаборазвитым странам, к детям и юношеству). Растущее освободительное движение женщин имеет огромное значение, ибо оно направлено против самого принципа власти, на котором строится сегодня любое общество (как капиталистическое, так и социалистическое); при этом мы исходим из предпосылки, что женщины, освободившись, не собираются сами принимать участие в подавлении других групп, колониальных народов и т. д. Если же женщины осознают свою подлинную роль выразителей идеи «антинасилия», то их движение может оказать существенное влияние на борьбу за создание нового общества.

Первые шаги к освобождению женщин уже сделаны. Быть может, историки позднее будут квалифицировать женское освободительное движение как самое революционное событие ХХ века и как начало падения «мужского господства». Но пока что это движение только началось, и мужчины, безусловно, будут яростно сопротивляться. До сих пор их отношение к женскому полу (включая секс) основывалось на сознании своего мнимого превосходства; но уже сейчас они чувствуют себя довольно неуютно и опасаются женщин, которые не верят больше в миф о мужском превосходстве.

Очень близки к мотивации женского освободительного движения антиавторитарные выступления молодежи. Молодежная тенденция к протесту достигла своего апогея в конце 1960-х годов. Позже многие из бывших бунтарей отказались от своих позиций. Но прежней готовности подчиняться родителям и другим авторитетам они уже не проявляют, и, скорее всего, их «почтение» к авторитетам утрачено безвозвратно.

Параллельно с антиавторитарной эмансипацией происходит освобождение от чувства вины за сексуальные радости: секс больше не является запретным и не считается греховным. И хотя по вопросу о достоинствах и недостатках сексуальной революции существует масса противоречивых точек зрения, мы можем констатировать следующее: люди больше не боятся секса, и поэтому никто не может больше использовать чувство вины, грехопадения, измены в корыстных целях.

Необходимо создать Верховный совет по вопросам культуры, который будет выполнять экспертную и консультативную функцию по отношению к правительству, политическим деятелям, простым гражданам и всем тем, кто нуждается в знаниях.

В этот орган должны войти представители духовной и творческой элиты нации, одаренные художественным талантом мужчины и женщины, компетентность и порядочность которых не подлежит сомнению. Они, к примеру, смогут быстро определить состав нового расширенного управления по контролю за качеством пищевых продуктов и медикаментов. Они же смогут порекомендовать профессиональных и ответственных людей для контроля и управления информационными потоками.

Надо сказать, что по поводу выдающихся представителей духовной культуры в обществе существует некоторый консенсус, и потому я считаю, что вопрос о создании Совета по делам культуры может быть решен без особых разногласий и в него попадут действительно достойные деятели культуры. При этом важно, чтобы в такой Совет вошли также выразители оппозиционных взглядов: например, «радикалы» и «ревизионисты» в области экономики, истории и социологии. Трудность не в том, чтобы найти подходящих людей, а в том, как провести процедуру отбора; ведь их нельзя ни назначить сверху, ни выбрать путем прямых всеобщих выборов. Обойти эту трудность можно, например, таким образом, чтобы подобрать ядро из трех-четырех представительных ученых, а затем постепенно расширять этот Совет и довести его до 50–100 человек. Культурный Совет должен располагать достаточными средствами, чтобы проводить необходимые исследования по специальным проблемам.

Необходимо создание действенной системы распространения объективной информации.

Одной из важнейших предпосылок существования подлинной демократии является высокий уровень информированности населения. Нужно категорически отказаться от практики утаивания от общественности информации или ее искажения якобы в интересах «национальной безопасности». Намеренное сокрытие информации вообще-то незаконно, но и без того очевидно, что объем подлинных фактов, доступных среднему гражданину, практически равен нулю. Сегодня фактическое положение таково, что не только простые граждане, но и члены правительства и генералы и директора фирм получают недостаточную или даже недостоверную информацию, многократно искаженную различными правительственными инстанциями, а также средствами массовой информации. Кроме того, большинство ответственных постов, к сожалению, занято людьми, наделенными, в лучшем случае, чисто манипулятивным мышлением. Им не дано разглядеть под внешней оболочкой глубинные движущие силы, они не способны понять тенденции развития, не говоря уже о коррупции и эгоизме, за примерами которых далеко ходить не надо – достаточно вспомнить скандалы, связанные с процессами «Уотергейт», «Локхид» и т. п. Но даже честные и умные чиновники не смогут решить ни одной насущной проблемы, живя в мире, который стремительно движется навстречу катастрофе.

За исключением нескольких «крупных» газет мало кто располагает достаточной статистикой и фактографией по политическим, экономическим и социальным вопросам. Да и эти газеты не столько лучше информируют, сколько лучше дезинформируют общественность, ибо факты не сообщаются беспристрастно, а все заголовки заведомо тенденциозны, выдержаны в духе партийных лозунгов и часто не соответствуют содержанию статей. А чего стоят их передовицы, которые под маской объективности в нравоучительных сентенциях сообщают нам «истины», выражающие интересы определенной политической партии?! Газеты, журналы, радио и телевидение производят из сырья – событий и фактов – свою продукцию – новости. Именно новости можно продать, как товар, а средства информации определяют, какие события годятся для приготовления этого продукта, а какие – нет.

Сообщения, которые получает простой гражданин, – это в лучшем случае дешевка, «ширпотреб», самый поверхностный слой знаний, который не позволяет проникнуть в глубь явлений и понять подлинные причины тех или иных событий. И до тех пор, пока информирование населения остается бизнесом, никто не сможет помешать газетам и журналам печатать то, что хорошо раскупается, лишь бы это не ущемляло рекламодателей.

Если общество хочет, чтобы его члены были действительно готовы к принятию решений на основе полноценных знаний, оно должно совсем иначе решать проблему информации. Приведу один пример такого способа решения проблемы. Одной из важнейших функций Верховного совета по культуре должен быть сбор и распространение информации, которая будет отвечать потребностям всего населения и, в частности, служить основой для обсуждения среди групп непосредственно взаимодействующих между собой людей в рамках «демократии причастных», о которой мы говорили выше. Информация эта должна состоять из важнейших фактов, а также содержать несколько возможных альтернатив для принятия решений во всех областях жизни общества. Особенно важно, чтобы по спорным вопросам публиковалось мнение не только большинства, но и меньшинства, а также чтобы информация стала доступной каждому гражданину, и прежде всего – группам общающихся друг с другом соседей, которые составят своеобразное «содружество непредвзятых репортеров». Верховный совет по культуре тогда получит функцию контроля за работой этого нового коллектива объективных корреспондентов. Разумеется, что радио и телевидение также должны сыграть важную роль в распространении объективной информации.

Отделение фундаментальных научных исследований от их реализации в промышленности и обороне.

С одной стороны, нет преград для человеческих знаний, и установление каких-либо барьеров могло бы повредить развитию человека; но, с другой стороны, стремление использовать на практике все без исключения результаты научных исследований таит в себе огромную опасность. Так, например, существует угроза того, что некоторые открытия (в области генетики, нейрохирургии, психофармакологии и др.) могут привести к серьезным злоупотреблениям. И таких последствий невозможно будет избежать до тех пор, пока новые теоретические открытия являются достоянием промышленников и военных, которые используют их в своих интересах. Нужно положить конец практике определения применимости результатов научных исследований с точки зрения их прибыльности и военной целесообразности. А для этого следует учредить Контрольную комиссию, которая будет выдавать разрешение на практическое использование научных открытий. Ясно, что такая комиссия должна состоять из людей, юридически и психологически независимых: и от промышленности, и от правительства, и от армии. Состав комиссии должен назначаться и контролироваться Верховным советом по культуре.

Следующая предпосылка для возникновения нового общества связана с решением проблемы куда более сложной, чем все предыдущие, – я имею в виду ядерное разоружение.

Одним из слабых мест нашей экономики является необходимость мощной военной индустрии. Еще и сегодня США, богатейшая страна мира, вынуждена ограничивать расходы на медицину, образование, социальное обеспечение и другие отрасли, чтобы вынести бремя военных расходов. Кто может назвать стоимость социального эксперимента в стране, движущейся по пути самоубийства? И о каком индивидуальном творчестве можно говорить в условиях усиления военной бюрократии, в атмосфере страха и подавленности?

Новое общество: есть ли реальные шансы создать его?

Если ясно представить себе всемогущество концернов, апатичность и бесправие большей части населения, некомпетентность ведущих политических деятелей почти во всех странах, да еще добавить к этому угрозу ядерной войны, экологические проблемы, изменение климатических условий и угрозу голода, то невольно возникает вопрос: а есть ли у нас вообще хоть один реальный шанс на спасение?

Любой бизнесмен ответит на это вопрос «нет» и не станет вкладывать деньги в предприятие, которое не сулит выигрыша. Кто станет рисковать состоянием, если шансы на успех не превышают двух процентов?

Однако в случае, когда речь идет о жизни и смерти, всякий «реальный шанс», каким бы малым он ни казался, мы просто обязаны превратить в «реальную возможность».

Жизнь как таковая – это не бизнес и не азартная игра, и здесь нужны другие критерии оценки «реальных возможностей». Здесь, как в медицине: если существует хоть малейшая вероятность спасти больного, то ни один настоящий врач не скажет: «Зачем возиться?» – нет, он сделает все, чтобы сохранить больному жизнь. Ну а если больной – это целое общество?

В современном коммерциализированном мире шансы общества на спасение принято оценивать именно в терминах азартных игр: «выгорит – не выгорит», «ставка больше, чем жизнь», «пан или пропал?», «удача или поражение» и т. д.

Сегодня весьма популярно прагматическое воззрение технократов, которые рекомендуют забыть об эмоциях, погрузиться в работу и развлечения и, не задумываясь о будущем, принять диктатуру технократии как нечто совершенно естественное и неизбежное, чего вовсе не надо бояться. Я не вижу в этих воззрениях особой мудрости и считаю, что мыслить подобным образом – значит выдавать желаемое за действительное. Ведь такая диктатура есть не что иное, как технократический фашизм, который неминуемо приведет к катастрофе. Потому что дегуманизированный человек очень скоро утрачивает не только чувства, но и разум, а в безумии своем – даже инстинкт самосохранения. И в конечном счете, он окажется не в состоянии сохранить жизнеспособное общество, поскольку едва ли сможет удержаться от самоубийственного применения ядерного или биологического оружия.

И все же есть некоторые обнадеживающие факторы. Во-первых, все больше людей осознают ту истину, которую высказали Месарович, Пестель, Эрлих и другие: если западная цивилизация не хочет погибнуть, то уже из чисто экономических соображений обществу необходима новая этика: новое отношение к природе, а также отношения солидарности и сотрудничества между людьми. Этот призыв, обращенный к разуму, даже если оставить в стороне всякие эмоциональные и этические мотивы, способен мобилизовать умы и сердца очень многих людей, и его воздействие не стоит недооценивать. Хотя истории известны случаи, когда целые народы поступали вопреки своим жизненным интересам и даже вопреки инстинкту самосохранения. Правда, никогда прежде люди не сталкивались с вопросом «быть или не быть» в отношении всего человечества.

Вторым обнадеживающим фактором является растущее недовольство населения нашим общественным строем. Все большее число людей страдает от la malaise du siecle[51]51
  Болезнь века (фр.).


[Закрыть], ощущая томительное одиночество и пустоту своего существования, отсутствие связей с другими людьми и полную утрату смысла жизни. Многие очень четко сознают и оценивают свои переживания, другие – на уровне интуиции, но и те и другие недовольны жизнью. В истории человечества праздная жизнь, наполненная сплошными наслаждениями, прежде была достоянием узкого круга властвующей элиты, которая только потому и не лишилась разума, что вынуждена была постоянно думать, как сохранить свою власть. Сегодня практически весь средний класс получил доступ к обеспеченной, бездумной потребительской жизни. А это огромный пласт общества, который не имеет ни экономической, ни политической власти, ни за что не несет ответственности и, таким образом, может вообще ни о чем не задумываться. Парадокс заключается в том, что, вкусив радости и счастья подобной жизни, большая часть населения западного мира уже не испытывает удовлетворения от своего благосостояния. Так традиционалистская этика получает подтверждение на практике, когда люди начинают понимать, что умножение имущества не делает человека счастливым[52]52
  Скорее всего, речь идет о противопоставлении гедонистской и протестантской этики, о котором говорил Макс Вебер, цитируя Эд. Бернштейна: «Аскетизм – буржуазная добродетель». См.: Макс Ве бер. Протестантская этика и дух капитализма. – Примеч. перев.


[Закрыть].

Характерно, что иллюзия потребительского счастья сохранила свою привлекательность в глазах тех, чья жизнь лишена буржуазной роскоши: к изобилию стремятся в наши дни лишь беднейшие слои Запада и большинство населения «социалистических» стран. Воистину мечта о «потребительском рае» оказалась наиболее живучей в тех обществах, которые не достигли осуществления буржуазных надежд.

Одно из наиболее серьезных возражений против возможности преодоления алчности и зависти опирается на убежденность, что эти качества присущи человеческой натуре от рождения. Однако при ближайшем рассмотрении эта формула не подтверждается. Эгоизм, жадность и озлобленность имеют не природные, а социальные корни, они навязаны человеку обществом, которое руководствуется принципом: «с волками жить – по-волчьи выть». Как только изменится социальный климат, изменится и система ценностей, и тогда переход от эгоизма к альтруизму окажется значительно легче, чем это представляется сегодня.