Текст книги "Охота на Ведмидя. И другие повести и рассказы"

– Я слышал про обычай гостеприимного гетеризма, существующий у народов севера, и не стал обижать их отказом, – сказал Фил.

Галлонная банка солёной лососевой икры красноречивей всяких слов подтверждала правдивость его рассказа.

Вынужденная остановка длилась уже сутки. Всё это время радист американского судна передавал в эфир сигнал SOS, но на помощь никто не приходил.

Пассажиры «Марка Твена» изнывали от скуки. С теплохода им было видно, как на берегу, сидя на складной скамеечке перед этюдником, Боря малевал свою очередную картину. К нему обратились через мегафон:

– Боря! Приплыви к нам! К тебе есть вопрос!

Боря подошёл к урезу берега и столкнул на воду лодку «Рыбоохрана». Он завёл мотор, и через минуту казанка уткнулась носом в борт теплохода.

Сверху Борю спросили:

– Ты можешь каннабис достать?

– Чего, чего?

– Ну, марихуану.

– Без проблем. Сейчас как раз сезон заготовки конопли. Её здесь хоть косой коси.

Через час Боря передал американским туристам полнаволочки терпко пахнущих соцветий.

– Что ты хочешь взамен? Возьми цветной телевизор.

– Ничего не надо – это вам от меня подарок.

– Спасибо, дорогой друг!

Таким образом, проблема культурного досуга мемфисцев была снята.

Наконец из Хабаровска подошёл патрульный катер речной милиции.

Капитан милицейского катера доложил своему начальству в Хабаровске ситуацию:

«В Нанайском районе в акватории реки Амур – широта и долгота – на отмели стоит гражданское судно „Марк Твен“ под флагом США с экипажем и пассажирами на борту. Иностранный корабль взят под круглосуточное наблюдение. Жду инструкций».

Ему ответили:

«Теплоход „Марк Твен“ гражданского речного флота США предположительно является нарушителем границы водного пространства СССР. Встаньте рядом с иностранным судном на якорь. На борт американского теплохода не поднимайтесь. На провокации не поддавайтесь. Ждите дальнейших указаний».

Руководство краевого УВД обратились с просьбой в штаб Дальневосточного военного округа:

«Просим прислать для снятия с мели и сопровождения в затон Хабаровского судостроительного завода американского гражданского теплохода „Марк Твен“ военный корабль ТОФ».

С Серышева, 15 им ответили:

«Направляем к вам сторожевой корабль „Бдительный“ Амурской дивизии речных кораблей ТОФ».

«Бдительный» в этот момент нёс охрану речной советско-китайской границы под Благовещенском. Пока он с крейсерской скоростью 10 узлов шёл до Нанайского района, прошло два дня.

Экипаж «Марка Твена» нёс стояночные вахты, а пассажиры, курнув травки, дремали в шезлонгах на верхней палубе. Продуктовых запасов на камбузе и в ресторане лайнера было достаточно, и разнообразие меню выдерживалось согласно программе круиза. Значительно хуже дело обстояло у маленького, из пяти человек, экипажа патрульного милицейского катера. Сухого пайка у речных милиционеров имелось всего на сутки, а денег, чтобы купить у местного населения что-нибудь покушать, у них не было. И они, рискуя быть отравленными, согласились принимать горячую пищу, присылаемую им с «Марка Твена» в судках. Ежедневно командир катера получал в презент от капитана теплохода бутылку столового виноградного вина.

Подошёл «Бдительный» с пушкой на танковой башне и ракетной системой «Град». Пограничник снял «Марка Твена» с мели и, указав его капитану направление, конвоировал американца в Хабаровск. Там «Марка Твена» до выяснения обстоятельств поставили в затон Хабаровского судостроительного завода.

Судостроительный завод находится под охраной стрелков ВОХР, перед входом дежурят оперативные сотрудники ОБХСС в штатском. В затон даже мышь не проскочит, не то что человек без пропуска.

В Хабаровском горисполкоме так подумали:

«Если пустить в город американцев, то по ходу их маршрута придётся на улицах выполнять ямочный ремонт, покосившиеся заборы выпрямлять и красить, косметический ремонт фасадов старых домов делать. Хлопот не оберёшься. И чего это всё ради? Пусть незваные гости на своём теплоходе посидят».

А в Хабаровском крайкоме партии провели, как на интеллектуальной телевизионной игре «Что? Где? Когда?», мозговой штурм и решили допустить в затон местных фарцовщиков с такой обоснованной мотивацией:

«В город американцев выпускать категорически нельзя. Но это не укладывается в традиции русского гостеприимства и даст повод американским разжигателям пламени „холодной войны“ называть нашу миролюбивую страну „империей зла“. Так пусть хоть наши спекулянты американских туристов русскими сувенирами снабдят».

Но в краевом КГБ воспротивились этому идеологически неправильному решению, и пропустили к «Марку Твену» под видом фарцовщиков своих переодетых сотрудников.

Кетой и красной икрой американцы уже у нанайцев втарились. Но, кроме лосося, есть у нас и другие материальные и духовные ценности. Русская водка, матрёшки, балалайки и армейские шапки-ушанки с красными звёздочками оказались востребованными у интуристов с берегов Миссисипи. А местная экзотика – заспиртованный корень аралии под видом женьшеня и уссурийский бальзам – так та вообще шла на ура. Неожиданно спрос получили даже спортивные брюки производства Биробиджанской трикотажной фабрики. Правда, биробиджанский трикотаж был прескверного качества – треники линяли после первой стирки и пузырились на коленках. Но у американских хлопкоробов не было иного выбора – продав с себя последние джинсовые брюки, они были рады хоть этим прикрыть свои голые чресла.

Янки, подъев запасы съестного на своём теплоходе, попросили принимающую сторону поставить их на продуктовое довольствие. К их просьбе отнеслись с пониманием и выдали им талоны на обеды в заводской столовой. Привередливым гостям комплексные обеды хабаровских судостроителей пришлись не по вкусу – первые, вторые и третьи блюда оставались почти нетронутыми. И пришлось американцам доставать из холодильников купленную у нанайцев кету и зернистую икру. Они экономили деликатесные продукты, им хотелось привезти домой побольше этих вкусняшек, чтобы угостить родных и друзей. Знай они наперёд, что инспекторы Ветеринарно-санитарного контроля США изымут у них запрещённые к ввозу продукты животного происхождения без фабричной упаковки, то ели бы красную икру столовыми ложками, а кету – в варёном, жареном и тушёном виде.

Через три дня стоянки «Марка Твена» в Хабаровске его команду и пассажиров отправили самолётом во Владивосток, а оттуда, после встречи с консулом США, тоже самолётом, в Сан-Франциско.

Послесловие

Когда было достигнуто межправительственное соглашение об обмене временно оказавшимися на чужой территории гражданами и судами, возникла чисто техническая проблема. Как переправить речные теплоходы с малой осадкой через Тихий океан? Уже при шторме в шесть баллов, когда высота волны достигает четырёх метров, речное судно может опрокинуться и затонуть. Решили не рисковать, а теплоходы, поскольку они были одного класса и водоизмещения, разменять один на другой. Оформили соответствующую торговую седелку и махнулись не глядя.

В ознаменование этой первой ласточки разрядки американо-советских отношений названия теплоходов решили не менять, и с тех пор по Амуру ходил «Марк Твен», а по Миссисипи – «Николай Задорнов».

Экипажы и пассажиров теплоходов доставляли на родину авиалайнерами. Не обошлось без инцидентов. В аэропорту Вашингтона первый помощник капитана теплохода «Николай Задорнов» Марк Презерман сделал заявление о своём решении не возвращаться в Советский Союз по политическим мотивам. А пассажир теплохода «Марк Твен» Фил Скотт в аэропорту Хабаровска обратился к правительству СССР с просьбой о предоставлении ему советского гражданства.

Чтобы не обострять и без того напряжённую международную ситуацию, дипломаты СССР и США договорились оформить эту одновременную телепортацию теплоходов как мероприятие в рамках совместной программы сотрудничества в области туризма. А что это было на самом деле – тайна сия велика есть.

По нескольку слов о дальнейшей судьбе четверых наших героев.

Марк Презерман, в 1985 году попросив в США политическое убежище, через год получил «Грин-карту», а ещё через пять лет гражданство Соединённых Штатов. Работал в русской редакции радиостанции «Голос Америки», написал прославивший его роман «Мой побег из Империи зла». После 1991 года неоднократно бывал в России. В 1995 году по его роману на студии «Мосфильм» был снят фильм «Побег на рывок». Для проживания и занятия творчеством ему предоставили дачу в Переделкино. В 2014 году выступил с критикой политики российского руководства, после чего возвратился в Америку. В 2017 году написал роман «Тень двуглавого орла». В 2020 получил премию имени Збигнева Бжезинского «За честное и смелое слово в литературе». В настоящее время живёт в США, имеет виллу под Мемфисом.

Фил Скотт, в 1985 году оставшись в Советском Союзе, получил временную визу, от американского гражданства не отказался. Ему предоставили работу по специальности на Уссурийском машиностроительном заводе, дали отдельную комнату в рабочем общежитии. Часто бывал в Москве, где принимал участие в акциях против агрессивных действий американского империализма и в поддержку мирных инициатив Советского Союза. Охотно давал интервью советской и иностранной прессе, в которых остро критиковал американский образ жизни и восхвалял преимущества социалистического строя. В 1992 году с окончанием «холодной войны», когда потребность в его пропагандистских услугах отпала, возвратился в США. В 2000 году Верховный суд штата Нью-Йорк за ввоз и распространение кокаина в крупных объемах приговорил Фила Скотта к пожизненному заключению.

Как известно, среди американских советников Анатолия Чубайса, в то время председателя Госкомитета РФ по управлению государственным имуществом, проводившего приватизацию промышленных предприятий бывшего СССР, были сотрудники ЦРУ, перед которыми стояла задача – развалить до последнего кирпичика нашу оборонную промышленность. С чем они и справились на пять с плюсом. Среди этих сотрудников ЦРУ был и наш Стани́слав Новак. Заодно с выполнением задания, он не упустил возможности использовать своё служебное положение для личного обогащения. В подробности этих махинаций я вдаваться не буду, скажу лишь, что Новак стал долларовым миллиардером и спрятал свои деньги в офшорах Панамы и Сейшельских Островов. Впоследствии он поставлял в Россию «ножки Буша» и преумножил свои капиталы. Сейчас Стани́слав Новак занимается большой политикой – финансирует антироссийское лобби в Конгрессе США.

Боря Пассар, в 1985 году отчисленный из Биробиджанского культпросветучилища с формулировкой «за отход от жанра социалистического реализма в сторону буржуазных кубизма, постимпрессионизма и сюрреализма», после этого стал вольным художником-оформителем. В 1986 году его пригласил в гости один из пассажиров теплохода «Марк Твен». Журналисты Мемфиса помогли ему устроить выставку картин в Нью-Йорке на Бродвее. Если сказать, что Борины картины произвели на публику фурор, это значит ничего не сказать. Полотно с изображением чёрного квадрата с белым кружочком в розовой каёмочке в центре «Надкушенная редиска в анусе Луи Армстронга» была приобретена Национальной галереей искусства за 3500000 долларов. Про Борю писали в центральной американской печати, его показывали по национальному телевидению. Другие его картины купили известные и пожелавшие остаться неизвестными коллекционеры. Он стал знаменит и богат, изменил свои имя на американский манер – Бо́рис Пассар и эмигрировал в США, где проживает по настоящее время.

Всё вышеизложенное я узнал из двух источников.

Свободная американская пресса сразу же взяла в оборот возвратившихся пассажиров «Марка Твена», вытащив из них всё до мелких подробностей и предав гласности. Впоследствии эти интервью были изданы отдельной книжкой, которую я нашёл на сайте Библиотеки Конгресса США.

В СССР цензура не пропустила в печати о тех событиях ни строчки, а с пассажиров «Николая Задорнова» КГБ взял расписки о неразглашении. В 2022 году в хабаровской привокзальной пивной я услышал рассказ одного из участников того необычного круиза в Америку. Своего имени и фамилии он не назвал.

Я лишь добросовестно пересказал вам всё прочитанное и услышанное. Врать – не в моих правилах.

ЗАВТРА БУДЕТ КОММУНИЗМ
Маленькая альтернативная история

Товарищ Гао, веди нас в бой

В результате Маньчжурской операции вооружённых сил СССР (9 августа – 2 сентября 1945 года) была разгромлена Квантунская армия Японии и пало марионеточное государство Маньчжоу-го. Председателем Народного правительства Северо-Восточного Китая был просоветски настроенный маньчжур Гао Ган. 25 мая 1948 года в Москве было принято решение создать в границах провинций Хэйлунцзян, Ляонин и Цзилинь Маньчжурскую Народно-Демократическую Республику со столицей в Харбине. Председателем МНДР был назначен Гао Ган.

Чтобы Маньчжурская Народно-Демократическая Республика была полностью подконтрольна СССР, туда направили 1,5 миллиона советских военнослужащих и 500 тысяч гражданских специалистов, а министром обороны назначили Василия Сталина. Гражданские министерства и промышленные предприятия нового государства возглавили дети лидеров КПК, получившие образование в Советском Союзе, главным критерием их отбора было условие – русская жена.

За период с 1948 по 1955 год Советский Союз оказал Маньчжурской Народно-Демократической Республике безвозмездную помощь в создании 100 промышленных предприятий. В их числе были построены такие гиганты тяжёлой индустрии как Шеньянский авиастроительный завод, Аньшаньский металлургический комбинат, Чанчуньский Первый автомобильныйо завод, Харбинский шарикоподшипниковый завод, Гиринский тракторный завод, Мукденский нефтеперерабатывающий комбинат, Уханьский завод дизельных двигателей, Цицикарский алюминиевый комбинат, был расширен и реконструирован Даляньский судостроительный завод. Таким образом, был создан военно-промышленный комплекс – каждое из этих предприятий легко перестраивалось с мирной продукции на выпуск вооружения.

14—25 февраля 1956 года в Москве проходил XX съезд КПСС, на котором Н. С. Хрущёв выступил с разоблачением культа личности И. В. Сталина. Политбюро ЦК компартии МДНР немедленно откликнулось на это заявлением, в котором XX съезд КПСС был назван антикоммунистическим переворотом, а первый секретарь ЦК КПСС Хрущёв и его сторонники – ревизионистами марксистско-ленинско-сталинского учения.

Следующим ударом по советско-маньчжурским отношениям стал XXII съезд КПСС, проходивший с 17 по 31 октября 1961 года, на котором Хрущёв продолжил разоблачение культа личности Сталина, и было принято решение о выносе тела Сталина из Мавзолея. За полчаса до окончания XXII съезда КПСС к его делегатам обратилось Политбюро ЦК Коммунистической партии МНДР с просьбой отдать тело Сталина для помещения его в Мавзолей в Харбине. Но телеграмма маньчжурских коммунистов не была зачитана. В ночь с 31 октября на 1 ноября 1961 года Сталин был захоронен в могиле у Кремлёвской стены.

С 1 по 9 ноября 1961 года проходил внеочередной съезд КП МНДР, делегаты которого выступали с требованием «разбить шакальи головы советских ревизионистов и осквернителей тела Сталина». На следующий день после окончания съезда войска МНДР перешли границу СССР и к 20 декабря заняли Амурскую область, Хабаровский и Приморский края.

Советский Союз попытался возвратить потерянные территории и вновь оккупировать Маньчжурию. Ставка была сделана на танковое вторжение и на авиационные бомбардировки, а главным ударом должен был стать сброс атомной бомбы на столицу МНДР Харбин.

План руководства СССР с треском провалился. Советские танкисты и лётчики, еще недавно воевавшие здесь против японцев, повсеместно встречали среди маньчжурских воинов своих боевых товарищей и переходили на их сторону.

Не состоялась и атомная бомбардировка Харбина. Командиром экипажа самолёта, нёсшего атомную бомбу, оказался пилот, обучавшийся в лётном училище вместе с Василием Сталиным. При подлёте к Харбину он прошёл в бомбовый отсек и отключил часовой механизм взрывателя. После сброса атомная бомба не взорвалась, а мягко приземлилась на парашюте. Советская атомная бомба попала в руки маньчжурских физиков-ядерщиков.

В результате переговоров между правительствами СССР и МНДР, проходивших 25 декабря 1961 года в танковой палатке на середине замёрзшего Амура, было достигнуто соглашение, согласно которому войска МНДР отступали с занятой ими территории СССР в обмен на гроб с телом Сталина.

Нетленное тело Великого кормчего было помещено в хрустальный саркофаг мавзолея, возведённого на Красной площади Харбина.

На 10 февраля 1962 года население Маньчжурской Народно-Демократической Республики составляло 50 062 924 человек, национальный состав был: китайцы – 25 495 389, маньчжуры – 15 145 216, русские – 5 858 423, другие народности – 3 567 896. Все граждане МНДР назывались маньчжурцами. Языком межнационального общения был желторосский (китайско-маньчжуро-русский суржик).

На XXII съезде КПСС, проходившем с 17 по 31 октября 1961 года, было объявлено, что к 1980 году в СССР будет построен коммунизм. 7 – 12 ноября 1961 года в Харбине прошёл очередной съезд КП МНДР, принявший решение построить коммунизм на пятилетку раньше Советского Союза. Началом коммунизма в МНДР была названа дата – 1 января 1975 года.

Хуэй жил с родителями в Харбине. Ему было 9 лет, он учился в выпускном третьем классе народной школы. Мать мальчика работала заведующей аптекой, отец – машинистом паровоза.

Хуэю в школе нравилось. Особенно он любил уроки военной подготовки. Школьники разбирали и собирали на время автомат Калашникова, бегали кроссы в противогазе. Девочки-санитарки перевязывали условно раненых, а мальчики-санитары носили условно раненых на носилках. Науками школьников не утруждали – кроме военной подготовки, их учили читать, писать и считать.

Любимым зрелищем Хуэя были публичные казни врагов народа. Каждое воскресенье на стадионе имени Гао Гана расстреливали шпионов, диверсантов, саботажников, вредителей, казнокрадов, взяточников и прочих государственных преступников. Право на расстрел имели все желающие, чья очередь подходила. Единственным условием для палача-добровольца было достижение восемнадцатилетнего призывного возраста. В очередь можно было записаться заранее, и Хуэй с нетерпением ждал момента, когда он нажмет на спусковой крючок АК-47 и пустит пулю в затылок врага народа.

25 мая праздновали День образования Маньчжурской Народно-Демократической Республики. Главным событием праздника был военный парад. Красная площадь была украшена кумачовыми стягами и цветами, играли духовые оркестры, на трибуне мавзолея И. В. Сталина стояли товарищи Гао Ган и Василий Сталин. Сначала, чеканно отбивая шаг, проходили колонны родов войск, за ними ехали танки Т-34 и реактивные установки «Катюша».

А потом было самое интересное. На площадь выводили солдат Квантунской армии, взятых в плен после антияпонской операции в Маньчжурии в августе 1945 года. Полк пленных японцев содержали специально для военных парадов. Зрителям разрешалось выбежать и плюнуть самураю в глаза или дать ему пинка под жопу.

Ежегодно росли урожаи кукурузы, чумизы и гаоляна, увеличивалось поголовье скота и птицы, но еды не хватало. Росло производство одежды, обуви, посуды, мебели, спичек, керосина, но и этих товаров не хватало. В стране действовала карточная система распределения продуктов питания и товаров ширпотреба. Суточная норма проса была 500 грамм для работающего взрослого, 300 грамм для пенсионера и 200 грамм для ребёнка. Рубашку и штаны можно было купить один раз в три года, башмаки – раз в пять лет. Детям, по мере их роста, одежду и обувь обменивали на бо́льшую по размеру, но поношенную.

Летом было не так голодно. Хуэй в компании одноклассников ходил на Сунгари ловить на удочку рыбу. Пойманных пескарей они нанизывали на прутки и жарили над костром. С бычьими пузырями переплывали на Солнечный остров. Там разоряли гнёзда цапель, забирая из них продолговатые синие яйца, которые потом запекали в горячей золе. Когда у отца был выходной день, они вдвоём садились на тормозную площадку последнего вагона товарного поезда, сходили на разъезде и шли в лес, где, в зависимости от сезона, собирали черемшу, ягоды шиповника, чёрные древесные грибы и маньчжурские орехи.

Возле фанзы Хуэя был маленький огородик, там родители сажали зелень и овощи. Почти всё выращенное съедали сразу, но кое-что и засаливали на зиму. Когда удавалось, насыпав на землю пшеницы, подманить голубя и убить его из рогатки, варили суп с голубятиной. Воробьев в Харбине уже давно не было – их съели голодные кошки, а кошек – голодные люди. Собачатина считалась деликатесом и продавалась только в праздничных продуктовых наборах.

Жизнь маньчжурцев была тяжела, но они не роптали, надеясь на светлое завтра, которое им ежедневно и ежечасно обещали в газетах и по проводному радио – ведь там пишут и говорят правду. А старики вздыхали и говорили: «Лишь бы не было войны».

С раннего утра на всех столбах Харбина заговорили алюминиевые колокола-громкоговорители:

– Товарищи, к вам обращается военный комендант города! Сегодняшний день объявлен выходным – все предприятия не работают. Также отменены занятия в школах и институтах. Закрыты учреждения культуры, магазины и столовые. Приказываю всем жителям не выходить на улицу, плотно закрыть окна, пить байцзю (водку) и есть хайдай (морскую капусту)».

Это означало одно – на западе провинции Хэйлунцзян произведен очередной атомный взрыв, и радиоактивное облако идёт к Харбину.

– Папа, а зачем надо пить байцзю и есть хайдай? – спросил Хуэй.

– Чтобы не заболеть белокровием, – объяснил отец.

Мать конопатила старыми газетами оконную раму.

Отец достал из буфета поллитровку зелёного стекла, тупой стороной ножа отбил сургуч с горлышка, сковырнул картонную пробку и разлил байцзю по трём граненым стаканам.

– Иди завтракать, – позвал он жену, выкладывая палочками из кастрюли на тарелку варёную хайдай.

Мать пришла на кухню и тоже села за стол.

– Ну, выпьем за наше здоровье! – сказал отец.

Родители залпом выпили байцзю, а Хуэй лишь пригубил. Он догадывался, что байцзю невкусная, но не думал, что такая противная.

– Надо выпить, сынок, – уговаривала его мать. – Помнишь, ты же пил горькую микстуру, когда болел гриппом. Это тоже лекарство, и его надо обязательно выпить. А то у тебя выпадут волосы на голове.

Перспектива облысеть испугала Хуэя, и он, глотая через силу, всё-таки выпил байцзю.

– Вот и молодец, – похвалил отец. – На, закуси хайдайкой.

Организм Хуэя не принимал байцзю, позывы тошноты усиливались и в конце-концов его желудок вывернуло.

– Папа, для чего у нас проводятся испытания атомных бомб? – спросил Хуэй.

– Чтобы враги нас боялись.

В обед снова пили байцзю и ели хайдай. Хуэй уже не блевал. Времени для разговоров было вагон и маленькая тележка.

Хуэй спросил:

– Почему мы враждуем с Советским Союзом?

– Им не по нраву, что мы отстояли свою независимость.

– А почему Китай нас не любит?

– Да по той же причине.

Байцзю приятным теплом растеклась по крови, Хуэй почувствовал себя большим и сильным. Ответ отца ему пришёлся по душе. У Хуэя поднялось настроение, и он стал насвистывать гимн Маньчжурской Народно-Демократической Республики «Товарищ Гао, веди нас в бой».

– Перестань свистеть! – грубо одёрнул его отец.

Хуэй забыл, что отец не любит, когда в его присутствии кто-то свистит. Не раз получал он от отца за посвистывание подзатыльники, но никогда не спрашивал, за что он был наказан.

В этот раз он осмелел и спросил:

– Папа, почему ты не разрешаешь мне свистеть?

– Прости, сынок, – смутился отец. – Это виноваты мои расшатанные нервы. Видишь ли, каждый паровозник, услышав свист, невольно вздрагивает и начинает тревожно прислушиваться. Такой неприятный звук издаёт при перегреве шейка оси колёсной пары, что может закончиться аварией. Так бывает, когда в буксе нет масла – расплавится баббит в подшипнике, и приехали. А за поломку паровоза по вине бригады на войне наказание – штрафная рота, а то и расстрел.

– Ты же рассказывал, что на войне был кочегаром на бронепоезде. Разве кочегар отвечает за исправность паровоза?

– Все отвечают – и машинист, и помощник, и кочегар. В обязанности кочегара входит и заправка тендера водой и углем, и смазка всех трущихся деталей паровоза, для чего надо держать наготове шестнадцать маслёнок с разными видами смазки. И попробуй масла перепутай – заклинит колесо, узел или агрегат – и встанет машина.

– А я думал, что кочегар только уголь в топку бросает.

– Уголь в топку подбрасывает помощник, он держит жар, следит за уровнем воды и давлением пара в котле. А кочегар ему из тендера подгартывает уголь на лоток. Чтобы из кочегара стать помощником машиниста, надо лет пять с маслёнкой вокруг паровоза побегать и много что ещё узнать.

– А что же тогда машинист, – удивился Хуэй, – ничего не делает?

– Машинист на паровозе – бог и царь, и отвечает за всё головой, а список его обязанностей длинный как портянка. Водить паровоз – большое искусство.

Когда Хуэй ходил с отцом в баню, он видел на его левой ягодице рваный шрам.

– Папа, – спросил он, – шрам у тебя от ранения?

– Да, – ответил отец. – Подстрелил меня тогда хрущёвский снайпер разрывной пулей.

Хуэю стало стыдно, что его отец был ранен не в грудь, как подобает настоящему герою. Отец словно прочитал его мысли и закричал, брызгая слюной:

– Было бы лучше, если бы мне оторвало осколком снаряда руку, ногу или голову?! По-твоему, ранение в грудь более почётное, чем в задницу?!

– Прости меня, папа! – искренне попросил Хуэй.

– Я не обиделся, – примирительно сказал отец. – Ты ещё мал и многого не понимаешь. Спрашивай ещё, если тебе интересно.

– Разве может снайпер подстрелить кочегара, находящегося в бронепоезде? – спросил Хуэй.

– Тогда меня по приговору военно-полевого суда перевели из кочегаров в штрафную роту – ремонтно-восстановительную бригаду.

– А за что тебя наказали?

– Зимой в тендере холодно, и я, чтобы не простудиться, вместо лекарства попивал гаоляновый ханшин (самогон), который выменивал у крестьян на уголь. За хищение топлива меня и направили в роту смертников. В том бою враги подорвали рельсы впереди и позади нашего бронепоезда, и он попал в ловушку. Мы спрыгнули на землю и под шквальным огнём неприятеля стали налаживать пути. Тут-то меня вражеская пуля и достала. Я кровью смыл свою вину. Меня оперировали и подлечили в вагоне-госпитале, а потом опять послали кочегаром на наш же бронепоезд.

– Папа, у тебя есть боевые награды?

– А как же, есть медали «За взятие Хабаровска 15 декабря 1961» и «За победу над СССР 20 декабря 1961».

– Ты Василия Сталина вблизи видел?

– Он мне в госпитале лично руку пожал и дал закурить папиросу «Казбек».

С этими словами отец открыл шкатулку с документами.

– Вот, тот самый окурок.

– Ух ты! Расскажи про него ещё.

– Наши войска завязли в боях на подступах к Хабаровску, куда хрущи стянули свои главные силы и оказали яростное сопротивление. Положение усугублялось тем, что под Благовещенском была сосредоточена большая ударная группировка врага, которая, по донесениям разведки, готовилась перейти замёрзший Амур и нанести кинжальный удар в направлении Хэйхэ – Харбин.

Положение на фронте стало критическим.

И тогда Верховный главнокомандующий Василий Сталин на истребителе прилетал в Хэйхэ. Один без оружия по льду Амура он пошёл на позиции неприятеля и кричал в рупор: «Стреляйте в Сталина!». Благовещенский гарнизон сдался ему в полном составе с оружием в руках, а потом перешёл на нашу строну.

– Папа, а почему у нас мало соевого молока?

– Соя – стратегическое сырьё, из неё делают взрывчатку и дизтопливо.

– А яиц почему не хватает?

– Утки и куры жрут много гаоляна и чумизы – из чего же тогда делать спирт для ракетного топлива и водку.

– Папа, а почему китайцев уже под миллиард, а нас, маньчжурцев, всего пятьдесят миллионов?

– Потому что, в нашей стране действует демографический закон «Одна семья – один ребёнок». Если населения будет больше, на всех еды не хватит.

– А почему у соседей слева двое детей?

– Второй сын у них незаконный. У него нет метрики, на него не выдают карточки, его не возьмут в школу, а потом не примут на работу.

– И как же он будет жить?

– До восемнадцати лет будет сидеть на шее у родителей, а потом его вышлют на крайний север лес валить.

– А если родится ребёнок с двумя головами – это один человек или два?

– Ни одного. Таких сразу заспиртовывают в стеклянной банке для науки.

– Папа, а за что нашу олимпийскую команду по пинг-понгу в тюрьму посадили?

– А что же их сладкими пряниками кормить за позорное третье место, которое они там заняли.

И на ужин у них были байцзю и хайдай.

– Папа, как вы с мамой познакомились? – поинтересовался Хуэй.

– Это было уже после войны, – начал рассказ отец. – Я тогда работал бригадиром в Харбинском депо. Послали меня в командировку в провинцию Ляонин – провести ремонт угольной котельной в подшефном рисоводческом госхозе «Жемчужные зёрна». Я приехал, осмотрел котёл и топку, составил график ремонта и приступил к работе. Как-то в свободный час я пошёл посмотреть, как выращивается рис. Раньше я думал, что у нас, железнодорожников, тяжёлая работа. А тогда понял, что работа рисоводов будет, пожалуй, потяжелей нашей. Рисоводы, почти все – женщины, работали на чеках по двенадцать часов в день по колено в холодной воде. К сорока годам цветущая девушка превращалась в дряхлую старуху.

– А резиновые сапоги им разве не выдавали? – перебил Хуэй.

– Уханьский комбинат искусственного каучука ещё только строился, и резиновые сапоги не из чего было изготавливать.

– А за границей каучук нельзя было купить?

– Покупали за валюту. Но весь импортный каучук шёл на нужды оборонной промышленности – из него делали противогазы, костюмы химзащиты, покрышки и камеры для колёс самолётов и автомобилей.

Отец помолчал и спросил:

– Так на чём я остановился?

– Ты пришёл на рисовые чеки и увидел там босых женщин, – напомнил Хуэй.

– Там я и встретил твою маму. Она мне сразу понравилась, да и я ей глянулся. Вечером встретились в клубе на танцах, познакомились поближе. За день до конца моей командировки мы пошли в сельсовет и зарегистрировали брак. Против отъезда твоей мамы встал горой директор госхоза – она была у него лучшей звеньевой. А мне он предложил должность начальника котельной. Я, не будь дурак, отбил телеграмму-молнию парторгу нашего депо. И он меня отстоял, ведь я числился в мобилизационном резерве помощником машиниста бронепоезда. Приехали мы в Харбин, она поступила на курсы фармацевтов, с отличием их закончила и стала работать в аптеке помощником провизора.