Текст книги "Охота на Ведмидя. И другие повести и рассказы"

– Врач должен контролировать свои эмоции.

«Ну и тип! – удивился видавший виды Хиргынтов. – Фёдор Михайлович нервно курит в стороне. В сравнении с этим порождением ада, его Родион Раскольников просто ангел во плоти».

Гроб из Чары

На рассвете 5 июня 1999 года старший оперуполномоченный по особо важным делам РУБОП* города Санкт-Петербурга и Ленинградской области майор милиции Захар Хиргынтов был поднят с постели телефонным звонком. Поступило сообщение о тройном убийстве в Стрельне** – это был его профиль. Сев в присланный за ним автомобиль, Захар посмотрел на часы – было 03:42.

*Региональное управление по борьбе с организованной преступностью.

**Стрельна – посёлок, внутригородское муниципальное образование в составе Петродворцового района города федерального значения Санкт-Петербурга.

Когда Захар с водителем на своём «бобике»*подъехали к Николаевской больнице, около корпуса кардиологического отделения уже стояла «буханка»** ОВД Петродворцового района, ещё через пять минут припарковался «крузак»*** Прокуратуры Санкт-Петербурга. Все заинтересованные лица были в сборе.

*Автомобиль УАЗ-469.

**Микроавтобус УАЗ-452.

***Джип «Тойота Ленд Крузер».

Захар приказал операм из райотдела обеспечить охрану места преступления и пошёл представляться руководителю следственно-оперативной группы. Это был его старый знакомый Сутырин, успевший стать подполковником юстиции и старшим следователем городской прокуратуры.

– Ба, знакомые всё лица! – обрадовался тот, увидев Захара. – Ты уже, гляжу, не просто сыщик, а «важняк».

Через полчаса Захар докладывал Сутырину предварительную картину преступления:

– Около трёх часов ночи преступник, перерезав колючую проволоку поверх забора, проник на территорию больницы. Возле кардиологического корпуса преступник напал на дежурного врача-ординатора Б. и убил его ударом ножа под левую лопатку. Затащив труп в кусты, он снял с него медицинский костюм и переоделся, оставив свою одежду там же. В здание корпуса он прошёл, показав карточку убитого им врача.

– Охранники не знают в лицо медицинский персонал?

– Он был в надвинутой на брови шапочке и в медицинской маске. Поднявшись на третий этаж, преступник зашёл в послеоперационную палату.

– Как он узнал, что эта палата на третьем этаже?

– На первом этаже есть план здания с этажами и названиями помещений. Возле кровати пациента сидел дежурный реаниматолог З. Преступник подкрался к нему со спины и, сделав захват головы, перерезал горло. Потом преступник подошёл к пациенту и сорвал с него кислородную маску. Пациент умер от острой сердечной недостаточности.

– Последнее ты тоже квалифицируешь как убийство? – уточнил Сутырин.

– Налицо умышленное действие, приведшее к смерти другого лица, – сказал Захар. – Потом преступник открыл окно и, используя альпинистское снаряжение, спустился с третьего этажа на землю, прошёл к главному входу в корпус, в кустах переоделся в свою одежду и тем же путем, что и пришёл, покинул территорию больницы.

– Собака след взяла?

– Да, но только до проезжей части улицы – потом он, вероятно, сел в автомобиль.

– Сколько времени всё это продолжалось?

– Около пятнадцати минут.

– Похоже, действовал человек со специальной подготовкой, – предположил следователь.

– Да, судя по всему, работал профессиональный диверсант, – согласился с ним оперуполномоченный.

– Кто лежал в послеоперационном блоке?

– Ноздрёв Иван Иванович, тридцати пяти лет, преподаватель колледжа, женат, трое детей, не судим.

– А кто там лежал до него?

Вопрос Сутырина поставил Захара в тупик – он не знал, кто лежал в послеоперационном блоке до уже покойного хорошего семьянина и законопослушного гражданина Ноздрёва.

Следователя вызвало начальство и он уехал. А Захар зашёл в кабинет заведующего кардиологическим отделением, срочно поднятого с постели. Поздоровавшись, он спросил:

– Кто лежал в послеоперационном блоке до Ноздрёва?

– Мужчина около двадцати пяти – тридцати лет европеоидной расы с неустановленной личностью. Был доставлен «скорой помощью» из супермаркета «Кошёлка» с диагнозом острый инфаркт миокарда. Экстренно прооперирован. Сейчас находится в общей палате.

– Вы о нём в органы сообщили?

– По инструкции поставили в известность милицию.

– Что-то необычное в этом пациенте вы заметили?

– У него в кармане найдены таблетки радиопротектора, употребление которых может дать побочный эффект – резко повысить артериальное давление. На фоне хронической артериальной гипертензии это может стать причиной острого инфаркта миокарда, что, собственно, и случилось. И ещё. Если, конечно, это имеет отношение к делу. У него на левой груди татуировка профиля Степана Бандеры, а на левой – тризубца ОУН*.

*Организация украинских националистов – запрещена в России как экстремистская.

– Что это за препарат – радиопротектор?

– Средство индивидуальной защиты от ионизирующих излучений. Препятствует накоплению радионуклидов и выводит их из организма.

– Этот препарат отпускается по рецепту?

– После аварии на Чернобыльской АЭС эти препараты общедоступны.

– Как он был одет?

– В тренировочный костюм и домашние тапочки.

– Что он сам о себе говорит?

– Пока он вообще ничего не сказал.

– Не в состоянии говорить?

– В состоянии, но молчит и на вопросы не отвечает.

– Мне можно с ним побеседовать?

– Ни в коем случае. Ему нельзя волноваться – это может стать причиной повторного инфаркта.

– И как долго мне ждать?

– Минимум неделю.

– Доктор, поймите меня правильно! Убиты трое. Преступника надо искать по горячим следам. Есть версия, что ваш анонимный пациент знает убийцу.

– Хорошо, поговорите с ним в моём присутствии две минуты. Но, очень прошу вас, постарайтесь не волновать его.

Палата, в которой лежал аноним, была трёхместной. Двое других выздоравливающих уже были ходячими, и зав отделением вежливо попросили их погулять минут пять в холле.

– Здравствуйте! – приветствовал Захар анонима.

Тот открыл глаза и посмотрел на сыщика. Захар щёлкнул фотоаппаратом-мыльницей. Аноним снова закрыл глаза, явно не желая общаться.

– Кто вы? Почему не хотите разговаривать?

Как пишут в скверных детективах, ни один мускул не дрогнул на лице анонима.

– Ночью кто-то хотел вас убить. Но вас уже перевели в общую палату, и преступник по ошибке убил нового пациента послеоперационного блока. Кто приходил за вами?

Аноним открыл веки и отчётливо произнёс:

– Кадар.

И зажмурился. В этот раз уже навсегда.

На зов заведующего отделением набежал медперсонал, анонима начали оживлять, но минут через пять оставили это бесполезное занятие.

В работе сыщика даже одно-единственное слово может иметь большой вес. Последнее слово умершего анонима было для Хиргынтова не пустым звуком – так называется горное дагестанское село, бывшее базой моджахедов. Немало наших омоновцев полегло при штурме Кадара.

«Кому и чем мешал анонимный пациент и какую тайну он унёс с собой?» – пока что для Захара это был вопрос без ответа. Существовала лишь единственная зацепка – слово «Кадар». На стороне исламских террористов воевали их идейные братья – оуновцы. Быть может, умерший аноним был в их числе?

В начале следующего рабочего дня Захару позвонил Сутырин:

– Срочно приезжай ко мне в сорок шестое отделение.

46 отделение милиции ОВД Петродворцового района находилось в Стрельне. Пока Хиргынтов ждал свободную дежурку, пока доехали, прошло около часа.

– Здравия желаю! – приветствовал Сутырина Захар.

– Здравствуй! Проходи, присаживайся. – По нашему делу создана объединённая следственно-оперативная группа, я назначен руководителем. Этот кабинет с приёмной начальника отделения выделен нам под штаб. А сам он временно переместился в кабинет к старшему участковому. Ты к нему лучше не подходи. Злой как собака – будто я виноват, что его потеснили.

Кабинет с приёмной было громко сказано – две смежные комнатушки площадью по шесть квадратных метров каждая.

– Кто в группе ещё? – спросил Захар.

– Пока только ты да я. Зато у нас уже есть куратор – заместитель руководителя Управления Федеральной службы безопасности по городу и области генерал-майор Рюмин.

– Растут люди, – заметил Хиргынтов по поводу повышения в звании Рюмина. – А с чего это нас курирует ФСБ?

– Наверху сочли, что это не простая бытовуха – слишком уж профессионально действовал убийца. К концу дня я должен подать начальству рапорт о включении в группу необходимых нам специалистов. Кого ты предлагаешь?

– Пока нам будет достаточно ещё одного опера, – ответил Захар. – Предстоит много беготни – одних моих ног не хватит.

– По-твоему, оперуполномоченный работает ногами?

– Пока мы находимся в ситуации, когда волка ноги кормят, – ответил Захар. – Не забудь затребовать три автомобиля – по одному на каждого.

– Чем сейчас занимаешься? – спросил Сутырин.

– Устанавливаю личность умершего анонима.

– Какие результаты?

– Есть его прижизненная фотография. В заключении судмедэксперта написано: «Смерть наступила от повторного инфаркта миокарда. При жизни болел свежей гонореей. В органах обнаружены повышенные дозы радионуклидов». Судя по татуировкам на теле – украинский националист.

– Твои дальнейшие действия?

– Перед смертью он успел сказать слово «Кадар» – это название дагестанского селения. Возможно, концы надо искать там.

– Если предоставишь более веские обоснования дагестанской версии, поедешь туда в командировку. Завтра доложишь. Занимай приёмную.

Остаток дня Захар провёл в бесплодных раздумьях. Домой он сбежал пораньше, чтобы успеть к трансляции финального матча Кубка УЕФА, в котором «Зенит» встречался с шотландским «Глазго Рейнджерс». На Нарвскую заставу, где жил Захар, ему пришлось добираться на электричке с пересадкой на метро, но он всё-таки успел за пять минут до начала трансляции.

Перед прямым репортажем из Манчестера шёл выпуск программы «Вести».

– Учёные Читинского филиала Сибирского отделения Российской академии наук подготовили обоснование создания и проект национального парка «Кодар». Цель создания нового национального парка – сохранение уникальных природных комплексов горно-таёжных лесов, сохранение мест обитания редких видов животных, историко-культурных объектов, поддержание традиционного образа жизни коренного малочисленного народа – эвенков, развитие познавательного туризма, – рассказала ведущая.

Захар уже был всей душой на стадионе «Манчестер Сити», но эта новость повергла его в состояние крайнего возбуждения:

«Выходит, что Кадар и Кодар*, как говорят в Одессе, две большие разницы!»

*Телепередача была с субтитрами.

Хоть конституционный порядок на Северном Кавказе был уже восстановлен, ехать в эту туристическую Мекку Захару не хотелось. Ну разве только в танке с пехотой на броне. А тут – Забайкалье, куда он отправится со всем своим удовольствием.

Утром следующего дня, явившись в штаб, Захар увидел такую картину. Перед Сутыриным сидел какой-то мажор – с волосами оранжевого окраса, в потёртом джинсовом костюме.

«Что за попугай?!» – удивился Захар.

– Знакомьтесь, младший оперуполномоченный уголовного розыска ОВД Петродворцового района лейтенант Афанасьев. Назначен в нашу следственно-оперативную группу, – представил ему мажора Сутырин. – Ладно, вы тут занимайтесь делами, а меня вызвали на ковёр к начальству – плохо работаем.

– Вы в войсках служили? – спросил Захар Афанасьева, когда они остались с глазу на глаз.

– Я учился в Санкт-Петербургском государственном университете на факультете государственного и муниципального управления и посещал занятия на военной кафедре. Вместе с дипломом о высшем образовании я получил звание «лейтенант запаса».

– И сразу в милицию?

– Да, сразу.

– А зачем?

– Хочу стать генералом.

– А как же государственное и муниципальное управление?

– Выйду на пенсию по выслуге лет и буду баллотироваться в губернаторы. На худой конец, в мэры.

– Вот вам, товарищ лейтенант, материалы дела – пройдите в соседнюю комнату и там изучайте, – приказал Хиргынтов.

– А можно взять домой? – попросил Афанасьев.

– Это документы для служебного пользования без права выноса, – не разрешил Захар.

Через час вернулся Сутырин.

– Экзекуцию перенесли на завтра, – ответил он на немой вопрос Хиргынтова и поинтересовался: – А где наш лейтенант?

Захар указал взглядом на стену:

– Знакомится с материалами дела. Что за кренделя к нам прислали?

– Ты будь с ним поласковей, – попросил Сутырин. – Его папа – зам по тылу УВД города и области генерал-лейтенант Афанасьев.

– Он что, так и будет ходить в своём клоунском прикиде?

– Оперуполномоченному разрешено в служебное время ношение гражданской одежды, – процитировал Сутырин. – А про фасон и цвет ничего не сказано.

– А волосы он может перекрасить в нормальный цвет или сбрить?

Сутырин подумал и сказал:

– Про причёску и цвет волос тоже нет разъяснений. Ты, майор, включай его сразу в работу.

Захар зашёл в смежную комнату. Афанасьев сидел, откинувшись на спинку стула, и курил, стряхивая пепел прямо на пол. Папка с материалами дела лежала на столе, даже не открытая.

– Товарищ лейтенант, приступаем к работе. Сейчас для нас самое главное – установить личность умершего в больнице анонимного пациента, из-за которого и разгорелся весь этот сыр-бор, стоивший жизни троим людям. Результаты посмертного вскрытия показали, что наш аноним болел свежей гонореей. Есть все основания полагать, что триппером его наградила какая-то проститутка. Поиском этой девушки лёгкого поведения вы и займитесь, – приказал Хиргынтов.

– Легко сказать, займитесь, – сделал недовольную мину генеральский сынок. – Как же я её найду?

– Я бы на вашем месте опросил проституток, работающих в Стрельне.

– А почему не всех проституток Питера?

– Если понадобится, будем искать и по всему городу, а пока начнём со Стрельны. Обратитесь за помощью к старшему участковому, у него должна быть какая-то информация по местным проституткам.

И тут этот нехороший человек окончательно добил Захара. Он встал, приложил ладонь к пустой голове и отрапортовал:

– Слушаюсь и повинуюсь!

Захар поехал в городскую Санитарно-эпидемиологическую станцию и попросил предоставить информацию за последнюю неделю о случаях обнаружения в продуктах и товарах повышенных доз радиации. Получив распечатку, он нашёл, что искал:

«Санэпиднадзор города Санкт-Петербурга обнаружил в ресторане японской кухни „Харакири“ партию консервов камчатского краба, содержание радионуклидов в которых в два раза превышало нормативы, установленные СНИПом. Продукция с повышенной радиацией изъята и уничтожена».

«Загляну-ка я в этот ресторанчик по пути домой», – решил Захар.

И поехал на метро в ресторан японской кухни «Харакири». Хозяин был на месте. Представившись, Захар спросил:

– В поступившей к вам партии консервов камчатского краба была обнаружена повышенная радиация?

Ресторатор грустно вздохнул.

– Японцы своими АЭС гадят.

– Можно узнать, кто поставил эти консервы?

– Конечно, это не секрет. Компания ООО «Морепродукт» из Советской Гавани.

– Давно вы с ними работаете?

– Уже лет пять.

– Подобные случаи раньше были?

– Нет, в первый раз такое случилось.

– Большие убытки вы понесли? – спросил Захар сочувственно.

– Пятьдесят коробок по двадцать пять банок общим весом триста килограмм. Семьдесят пять тысяч рублей коту под хвост. Могу показать акт Санэпиднадзора об уничтожении.

– Не надо, верю на слово, – сказал Захар и сообщил: – А у меня скоро день рождения.

– Поздравляю вас.

– Мне бы несколько баночек крабовых консервов. Тех самых, уничтоженных.

Замарать честь мундира Хиргынтов не боялся: всё равно работники общепита убеждены в том, что все менты взяточники.

– Подождите пять минут.

Ресторатор вернулся с большим тяжёлым пакетом.

– Примите мои самые искренние поздравления и этот небольшой продуктовый набор к вашему праздничному столу. Где стоит ваш автомобиль? Я пошлю рабочего, чтобы донёс.

Захару было стыдно признаться, что у него нет своего автомобиля. И он сказал фразу, которую можно было понять так, что машина у него есть, но сегодня она осталось на стоянке:

– Сегодня я без колёс.

– А где вы живёте?

– Возле метро «Нарвская».

– Я сам вас довезу. Мне как раз в ту сторону.

Дома Хиргынтов рассмотрел содержимое пакета. Там были консервы с крабом, гребешками и красной икрой, а также литровая бутылка саке.

«Не одним же санитарным врачам задарма есть морепродукты», – успокоил он себя.

Утром домой к Хиргынтову позвонил Сутырин:

– Здравствуй, Захар! Уже проснулся?

– Да. Пью утренний чай.

– Бросай свой чай и сейчас же спускайся, жду тебя у подъезда.

Когда Захар вышел во двор, ему кто-то посигналил клаксоном. Это был Сутырин, сидящий за рулём синей «Волги».

– Нам выделили автомобиль? – спросил Захар, садясь рядом с Сутыриным.

– Это мой личный, – объяснил тот.

– Что за пожар – куда мы торопимся? – спросил Хиргынтов.

– Нас вызвал куратор. Сейчас едем к нему на Литейный.

– А где наш Афанасьев?

– Не знаю – по телефону не отвечает.

– Где ваш новый сотрудник? – спросил Рюмин, когда они зашли к нему в кабинет.

– На оперативной работе за пределами города, – не моргнув глазом, соврал Сутырин.

– Хорошо, приступим. Товарищи, я пригласил вас для того, чтобы скорректировать направление работы вашей оперативно-следственной группы. Результаты, о которых мне докладывает по телефону подполковник Сутырин, пока неудовлетворительны. Убийца двух врачей и одного пациента ещё не найден, а по городу уже пошли слухи. Будто чеченские террористы захватили Петровскую больницу, удерживают в заложниках больных и врачей и выдвинули требование освободить всех моджахедов, отбывающих заключение. Слухи мы, конечно, опровергнем – подключим радио, телевидение и газеты. Но мы обязаны раскрыть это преступление в максимально сжатые сроки, чтобы показать всем, что никакого терроризма в городе не было. Рассматривайте все версии: ограбление с целью хищения наркотиков, месть мужа-рогоносца, убийства на почве умопомешательства. Нам даже версия прилёта инопланетян подойдёт. Шучу, конечно. Но только не теракт. Учитывая важность этого расследования, вам будет оказана вся необходимая поддержка людскими и техническими ресурсами. Вопросы есть? Вопросов нет. За работу!

Прибыв в штаб, Захар первым делом связался с начальником городского ОВД Советской Гавани подполковником Марковым и попросил его проверить на радиацию всю продукцию на складе ООО «Морепродукт», обратив особое внимание на крабовые консервы.

– Когда будут готовы результаты? – спросил он у Маркова.

– Послезавтра после обеда, – ответил тот.

– Подполковник, слушай меня внимательно, – сказал Захар. – Это дело на контроле у ФСБ. О результатах радиометрического обследования склада «Морепродукта» ты доложишь мне через три часа. Если опоздаешь хоть на минуту, отправишься патрулировать улицы своей Находки.

– Совгавани, – поправил его Марков.

– Без разницы. Доложи, как понял!

– Вас понял, товарищ майор! – отрапортовал Марков.

С опозданием почти на час пришёл Афанасьев.

– Где ты был?

– Да я уже давно здесь. Захожу, а навстречу мне Сутырин. Набросился, как тигр на козла, и ну распекать за небольшую задержку. Ты не знаешь, почему он сегодня такой злой?

– Как продвигается поиск проститутки? – спросил Захар.

Не успел Афанасьев открыть рта, как их позвал Сутырин и сообщил приятную новость:

– Нашей следственной группе выделено три автомобиля. Уже подогнали – стоят возле райотдела.

Сказав это, Сутырин показал три ключа зажигания на фирменных брелоках.

Они вышли на улицу и увидели на служебной стоянке три новеньких, с заводского конвейера, автомобиля «Форд Фокус» – красного, синего и зелёного цвета.

Мой папа тачки выделил, – похвастал Афанасьев. – Товарищ подполковник, выбирайте как старший по званию.

– Мне синий, – сказал Сутырин.

– А я возьму себе зелёный, – сделал свой выбор Афанасьев.

Хиргынтову остался красный «Форд Фокус». Нежно погладив ладонью по крыше этого чуда американского автопрома, он, страдая, как крестьянин, у которого цыган украл коня, попросил:

– А можно мне ВАЗ-2106?

– Зачем вам это ведро с гайками? – удивился Афанасьев.

– «Форд Фокус», да ещё красный – слишком броская машина. Автомобиль оперуполномоченного должен быть неприметным, – объяснил Захар.

Афанасьев недоумённо пожал плечами:

– Хозяин-барин. Будет вам «шестёрка».

Только чтобы резина не лысая и аккумулятор новый, – уточнил Захар.

– Не проблема, – сказал Афанасьев.

Вернувшись в штаб, они продолжили работу.

– Так что вы говорили о результатах поиска проститутки? – продолжил Захар прерванный разговор.

– Уже опрошено двадцать пять штук, – сказал Афанасьев, – осталось ещё семнадцать. Результата пока нет.

– Откуда такая точность? – поинтересовался Захар.

– «Мамок» проституток по вызову, работающих в Стрельне, вызвал наш старший участковый. Я на них надавил, и они выложили мне имена и телефоны своих девочек.

– Им можно верить?

– У нас на районе «мамки» ответственные. Одна была председателем участковой избирательной комиссии, другая – тренером по художественной гимнастике, третья – бывшая сотрудница милиции.

– Как так? – не поверил Захар.

– Она работала инспектором по делам несовершеннолетних, ушла на пенсию по выслуге лет в звании капитана.

Позвонил подполковник Марков из Советской Гавани. На складе «Морепродукта» вся продукция, в том числе и крабовые консервы, не превышала естественного радиационного фона.

По прибытии в Санкт-Петербург радионуклидов в крабах стало в два раза больше. Откуда? Возможно, что в почтово-багажный вагон, в котором везли коробки с крабовыми консервами, по пути загрузили ещё что-то с повышенным уровнем радиации? Аноним принимал таблетки против радиации, последним его словом было «Кодар». Вагон с крабовыми консервами проходил через станцию Новая Чара, от которой до Кодарских гор два десятка километров. Возможно, именно на этой станции рядом с крабовыми консервами и оказался радиоактивный груз.

До Новой Чары по железной дороге ехать с неделю. Остаётся самолёт до ближайшего аэродрома в селе Чара – административном центре Каларского района Читинской области.

Получив добро от Сутырина, Захар заказал авиабилеты до Чары. Отправиться в это дальнее путешествие ему предстояло завтра утром из аэропорта Пулково.

Чтобы до конца дня не сидеть без дела, он решил помочь Афанасьеву.

– Я воспользуюсь вашей машиной, дайте мне ключ, – сказал Хиргынтов.

– Зачем? – удивился тот. – Вашу «шестёрку» подгонят с минуты на минуту.

ВАЗ 2106 жёлтого цвета оказался лучше, чем ожидал Захар. Машина была экспортного исполнения – с гидроприводом руля и электрическими стеклоподъемниками.

Хорошо иметь дело с джинном из арабской сказки.

Путь Хиргынтова лежал на улицу Львовскую до дома номер 23, во втором корпусе которого на первом этаже находился магазин «Кошёлка», откуда «скорая» доставила анонима в больницу. Он наверняка жил где-то рядом, ведь его привезли в спортивном костюме и шлёпанцах. Если походить по дворам домов, расположенных вокруг «Кошёлки», возможно кто-то опознает анонима по фотографии.

Если вы хотите найти жильца, покажите его фото дворнику – способ проверенный. Увидев мужчину в оранжевом жилете и с метлой, Захар подошёл к нему со словами:

– Извините, у меня к вам вопрос.

Дворник обернулся. Это был то ли узбек, то ли таджик – кто их разберёт.

– Я ищу своего друга – он где-то здесь живёт. Вот его фотография.

Мигрант посмотрел на фото.

– Не знаю.

Все русские для него были на одно лицо.

Дома были новыми, и при планировании их дворов не нашлось места скамейкам возле подъездов. Значит, не было и сидящих старушек, знающих в лицо всех жильцов.

Через пару часов, устав как собака, Захар прекратил поиск. Перед тем как сесть в «шестёрку», оставленную возле магазина «Кошёлка», Захар решил купить на вечер какого-нибудь мясного полуфабриката.

На входной двери супермаркета было объявление с телефоном на полосках: «Скрашу вечер одинокому мужчине». Хиргынтов оторвал полоску с номером телефона, купил пельменей с олениной и вернулся в штаб.

Афанасьев оказался лучше, чем Захар подумал о нём при первом знакомстве. В конце рабочего дня, когда Хиргынтов снова обратился к нему на «вы», как предписывает Устав, лейтенант сказал с улыбкой:

– Майор, не сочти за амикошонство, я предлагаю перейти на «ты». Приглашаю тебя вечером в пивбар.

Хиргынтов выразительно похлопал по своим пустым карманам.

– Я прописываюсь, значит, плачу, – успокоил его Афанасьев.

Вечером они хорошо посидели в пивбаре «У Швейка». Выпив по пятой кружке «Пильзнера» под жареные шпикачки, они настолько сдружились, что Хиргынтов уже называл Афанасьева Виталей, а тот его – Захаром. Рабочие отношения были установлены.

Подобно Штирлицу, по выработанной годами привычке Захар просыпался в любое время и в любом состоянии.

На часах было 5:30.

Ночью Хиргынтов видел кошмарный сон – как будто он, услышав на улице страшный грохот, подошёл к окну и увидел над Петербургом растущий гриб атомного взрыва и разрушенный до кирпичной крошки исторический центр города.

«К чему бы это?» – удивился Захар.

Он полистал «Сонник» и нашёл там толкование:

«Атомная война во сне предвещает скорое увольнение с работы».

Захар, хоть и был в своей жизни последовательно октябрёнком, пионером, комсомольцем и кандидатом в члены КПСС, всегда оставался очень суеверным. Особенно после того, как шаман Вапака своим камланием излечил от падежа колхозных оленей. А до него это не смогли сделать ветеринары, приезжавшие из самого Анадыря. Но за какой проступок его могут уволить со службы?

«Давно в храме не был, – решил Хиргынтов. – По возвращении обязательно схожу в Исакиевский собор и поставлю Богу толстую свечу».

Захар подогрел вчерашние пельмени с олениной и через силу съел их, запив предусмотрительно оставленной с вечера банкой «Балтики-3». Чем будет кормить «Аэрофлот», ещё не известно.

В 7:00 он был в Пулково.

В аэропорте Захара ждал приятный сюрприз – он встретил своего давнего знакомого Федю, или как его там зовут. На диванчике в зале ожидания тракторист-комбайнёр с Алтая убалтывал какого-то приезжего провинциала. На полу у ног механизатора широкого профиля стояли две бутылки «Жигулёвского». Федя за эти годы заметно постарел – лицо его покрылось морщинами, волосы на голове поредели, во рту поубавилось зубов.

– Здорово, братан! – сказал Захар, протягивая ему руку.

Клофелинщик, не узнав его, подал свою руку. Захар сделал захват и болевым приёмом сломал Феде большой палец. Тот взревел, как белый медведь на тающей льдине.

Как из-под земли вырос лейтенант из линейного пункта милиции аэропорта.

– В чём дело? – спросил он.

– Он мне палец сломал! – пожаловался Федя.

Упреждая вопросы линейщика, Захар показал своё удостоверение и сказал:

– Лейтенант, найди двух понятых и изыми эти бутылки с пивом – в одной из них растворён клофелин.

«Месть – это блюдо, которое нужно подавать холодным», – говорят на Сицилии. Десять лет ждал Захар этой минуты возмездия и только сейчас понял смысл сицилийской поговорки: встреть он Федю ещё пять лет назад, то сломал бы ему не палец, а шею.

Через час Хиргынтов уже дремал в кресле Ту-154. Ему предстояло долететь до Новосибирска, там пересесть на рейс до Читы и уже оттуда местным рейсом долететь до Чары.

Перелёты и ожидания в аэропортах заняли почти двенадцать часов.

В 14:35 местного времени Захар спустился по трапу из АН-24 на потрескавшийся асфальт аэропорта Чара. Припекало солнце, пахло скошенной травой, где-то блеяла коза, полнеба заслоняли величавые горы со снежными вершинами.

«Вот ты какой, Кодарский хребет!» – восхитился Захар.

ПАЗик довёз Хиргынтова до здания администрации районного центра. Узнав у чарских аборигенов где гостиница, он направился к своему временному приюту. Поселившись в четырёхместном номере, Захар, как был в верхней одежде, лишь скинув ботинки, упал на кровать и уснул мёртвым сном.

Проснулся Захар вечером – горели плафоны на потолке. В номере он был уже не один – вселились ещё трое постояльцев. Прислушавшись, он узнал финскую речь. Финны и питерцы – почти земляки, и эта неожиданная встреча вдали от дома была для Захара приятной неожиданностью.

Судя по тому, что весь номер был завален альпенштоками, карабинами и верёвками, сыны Суоми приехали сюда, чтобы полазать по горам Кодара.

Восхождение на самую высокую в мире гору Эверест высотой 8848 метров обходится в сумму порядка 70 000 долларов. Подъем на самую высокую вершину Кодарского хребта пик БАМ высотой 3072 метра стоит на два порядка меньше. Финны народ бережливый, и низкий ценник пика БАМ сделал для них эту вершину предпочтительней вершины Эвереста. И ещё одно немаловажное обстоятельство. До вершины Эвереста ты ещё доберись, не оставшись заледенелым трупом на его склоне. А на пик БАМ подняться живым гораздо больше шансов.

Кроме альпинистского снаряжения у финнов было три коробки шведской водки «Абсолют». Наивные люди, они и не подозревали, что этот «Абсолют» разливается, быть может, в том же Кадаре.

Впрочем, палёный «Абсолют» хорошо пошёл под копчёного хариуса и солёную черемшу. Финны пели под губную гармошку, а Захар подыгрывал им на варгане – было очень весело. Потом они все вместе пошли на улицу знакомиться с местными пейзанками.

Захар проснулся в комнате с маленьким зарешеченным окошком под самым потолком. Он лежал на железной кровати под солдатским одеялом и в одних трусах. В комнате было ещё три кровати, на них тоже спали какие-то люди. Судя по тому, что эти трое во сне бормотали что-то на финском языке, Захар понял, что это его вчерашние собутыльники.

Втянув носом смесь из запахов мочи, рвоты и карболки, Захар определил, что находится в «мочалке».

Открылась стальная дверь, в палату зашёл сержант и громко сказал:

– Хиргынтов, на выход!

Ступая босыми ногами по холодному бетонному полу, Захар вышел в коридор. Помощник дежурного привёл его в комнату, где в ячейках лежала одежда пациентов «мочалки», и оделся. Потом сержант вывел его во двор. Там водитель ППС мыл из шланга машину. Захар с мольбой посмотрел на сержанта.

– Потом попьешь, – ответил тот на его немую просьбу.

На другом крыле здания была вывеска «ОВД Каларского района Читинской области». В райотделе сержант довёл Захара до кабинета, на двери которого была табличка «Начальник РОВД». Сержант распахнул дверь и сказал: «Заходи», а сам остался в коридоре.

Начальник Каларского райотдела был одет в «цифру» без знаков различия, но Хиргынтов знал его звание, фамилию и даже имя и отчество, поскольку к командировке подготовился основательно: «Полковник милиции Грищенко Степан Петрович».

– Товарищ полковник, – представился Захар, – оперуполномоченный по особо важным делам майор Хиргынтов прибыл из Санкт-Петербурга для проведения оперативно-розыскных действий.