Текст книги "Охота на Ведмидя. И другие повести и рассказы"

Глава 8

Председателю КГБ СССР генералу армии Андропову Ю. В.

Сов. cекретно

9 января 1980 г. в 13 часов 16 минут (МСК) на тупике станции Вторая речка в списанном купейном вагоне задержаны граждане: Херашвили Гиви Шалвович, Херашвили Нонна Митрофановна, Метелкина Анжела Ивановна, Полуэктов Михаил Афанасьевич, Фишер Берта Карловна, Смоляков Виктор Петрович, Соловьев Александр Семенович.

Вышеуказанные граждане утверждают, что они – пассажиры, сотрудники железной дороги и линейной милиции, исчезнувшие из этого вагона 6 августа 1972 года.

Задержанные граждане подвергнуты первичному допросу и личному досмотру, до особого указания помещены во Владивостокский следственный изолятор.

Начальник Управления КГБ по Приморскому краю

генерал-майор Григорьев К. А.

Приказ по Комитету государственной безопасности СССР

Сов. секретно

Меры товарищей из Управления КГБ СССР по Приморскому краю в отношении граждан, обнаруженных 9 января 1980 г. в 13 часов 16 минут (МСК) в списанном купейном вагоне на тупике станции Вторая речка, считать обоснованными и правильными.

Всех задержанных по этому делу – срочно этапировать спецрейсом в СИЗО КГБ СССР в г. Москва, откуда, после выполнения необходимых оперативно-розыскных и следственных мероприятий, направить в закрытое отделение Московского НИИ судебной психиатрии им. В. П. Сербского для обследования.

Председатель КГБ СССР

генерал армии Андропов Ю. В.

Заключение НИИ судебно-медицинской экспертизы

Для исследования предоставлен счёт вагона-ресторана – с образцами зеркальных почерков. Установлено, что все 7 образцов зеркального письма принадлежат, соответственно, 7 обследуемым.

Письменно-двигательные рефлексы руки приобретают «моторную память», и быстро переходить с нормального письма на зеркальное, сохраняя при этом все индивидуальные особенности почерка, представляется исчезающе мало возможным.

Во всех образцах письма полностью, с учетом зеркального отражения, совпадают индивидуальные особенности почерка: преобладающая форма и направление движений, соотношение высоты и ширины знаков, степень связанности движения пера, наклон знаков и нажим в них.

В ходе следственных экспериментов ни одному из 7 обследуемых не удалось более-менее разборчиво написать в зеркальном отражении фразу «Мама мыла раму». На выполнение этого теста каждому обследуемому отводилось достаточно времени – 24 часа, предлагалось написать любое количество вариантов, а также использовать вспомогательное средство – зеркало.

В момент написания зеркального текста обследуемые были введены в состояние транса, обостряющее их психомоторные рефлексы. Такое состояние может быть достигнуто путем погружения в глубокий гипнотический сон или употребления сильных психотропных препаратов.

Из Доклада комиссии АН СССР членам Политбюро ЦК КПСС

Исследовав материалы по исчезновению и возвращению людей с поезда 134Б Благовещенск – Владивосток, предоставленные следствием и судебно-психиатрической экспертизой, Комиссия пришла к выводу:

Советская наука, стоящая на незыблемом фундаменте марксистско-ленинского материализма, полностью отвергает возможность перемещения людей и предметов во времени и пространстве.

Здесь мы имеем дело с уникальным случаем групповой параноидной шизофрении.

Параноидная шизофрения характеризуется проявлениями зрительных, слуховых, вкусовых, осязательных и обонятельных галлюцинаций. Известно множество описаний массовых галлюцинаций в виде божественных образов, а в последнее время – летающих тарелок. При этом общее состояние организма больного, включая его связную речь, хорошую память и логическое мышление, могут оставаться без заметных изменений.

Больной параноидной шизофренией воспринимает видения, вызванные галлюцинациями, как реальные события в своей жизни. Поэтому в своих показаниях параноидный шизофреник обычно честен и искренен.

Происхождение болезненных психических изменений, включая групповую параноидную шизофрению, медицинской науке до конца не известно. Поэтому нельзя отрицать губительное воздействие на человеческую психику всякого рода газов, ультра– и инфразвуков, излучений и полей природного или техногенного характера.

В рекомендательном плане всем обследуемым необходимо оказание психиатрической помощи в условиях стационара.

Стирание нежелательной памяти, в зависимости от степени поражения психики пациентов, рекомендуется проводить: при легкой форме – погружением в глубокий гипнотический сон; при средней форме – интенсивной химиотерапией; при тяжелой форме – электрошоковой терапией; в особо тяжелых случаях – психохирургическим вмешательством.

В связи с высокой общественной опасностью заболевания и неблагоприятным прогнозом, больным необходимо принудительное лечение в условиях стационара.

Из радиопередачи Русской службы Би-би-си

«НЛО в Хабаровском крае! Инопланетяне похитили, а потом возвратили людей с поезда „Благовещенск – Владивосток“?»

Из радиопередачи «Голоса Америки»

«Русские воссоздали Филадельфийский эксперимент? Пассажирский поезд „Благовещенск – Владивосток“ повторил судьбу эсминца „Элдрилж“ – вагон с людьми переместился во времени и пространстве».

Из радиопередачи «Немецкой волны»

«Отголоски тайн Третьего Рейха. КГБ СССР продолжает секретные разработки ученых гитлеровской Германии, результаты которых были захвачены Советским Союзом в 1945 году. Люди с поезда „Благовещенск – Владивосток“ подверглись воздействию неизвестного излучения и на время перенеслись в параллельный мир».

План контрпропаганды по ЧП на поезде 134Б «Благовещенск – Владивосток»

Сов. секретно

В связи с большой подрывной активностью радиостанций «Голос Америки», «Немецкая волна», «Русская служба Би-би-си» и других, организовать кампанию контрпропаганды с изложением и трактовкой событий по нашему сценарию. При этом использовать возможности Государственного комитета Совета министров СССР по печати и Государственного комитета Совета министров СССР по телевидению и радиовещанию, а также организованные среди населения необходимые слухи.

Необходимо:

1. На Центральном телевидении СССР подготовить и выпустить в эфир серию передач «Люди исчезают в полдень» о случаях массовых галлюцинаций из истории и современности, с научным разъяснением происхождения этих фальсификаций.

2. Написать и опубликовать в центральной печати статью «Раздаются голоса, что творятся чудеса», высмеивающую западные антисоветские радиостанции, выпускающие в эфир передачи о событиях, якобы имевших место в поезде134Б «Благовещенск – Владивосток».

3. Подготовить и исполнить в телевизионном эфире сценку для команды КВН с названием «Очередное – невероятное», в которой пародируется ведущий телепрограммы с похожим названием, который часто рассказывает о необъяснимых наукой явлениях, тем самым нагнетая в сознании телезрителей мистицизм.

4. Записывать, тиражировать и распространять через спекулянтов магнитофонными записями гитарные концерты актера театра и кино Семёна Веселовского с песнями «Одна бабка рассказала» и «Письмо из дурдома», высмеивающими обывательские сплетни и жалобы психически больных людей в органы власти. Артисту С. В. Веселовскому не препятствовать в осуществлении незаконной концертной деятельности по СССР и поездок по странам социалистического лагеря и капиталистическим странам.

Начальник Отдела дезинформации КГБ СССР

генерал-полковник Горохов М. В.

Эпилог

Пройдя все формальности на контрольно-пропускном пункте в Бресте, включая раздачу водителем автографов таможенникам и пограничникам, мчится по скоростному шоссе синий «Форд», а из стереофонических динамиков автомагнитолы голос с неподражаемой хрипотцой поет под гитарный перезвон:

 
Рассказали голоса,
Что у них там колбаса,
И в шампанском ананасы,
Денег полные матрасы,
Джинсы «Вранглер», битлов диски,
На похмелку джин и виски.
Вот такие чудеса
Обещают голоса,
Но известны их уловки,
Сыр рокфор тот – в мышеловке.
Там у них неравны расы,
На эстраде (ну, вы сами понимаете),
Всюду бродят наркоманы,
Проститутки, хулиганы.
Пусть у нас пусты прилавки —
Не лакеи мы, не шавки…
 

– Полуэктов, ты опять вчера «колёса» в унитаз смыл! А ну, спускай штаны для укола!

АМУРСКАЯ ИСТОРИЯ
Повесть в двух частях

Народная героиня

Народ силён не мужчинами-воинами, защита Отечества – обязанность мужчины. Когда же на защиту родного очага выходит вооружённая женщина, агрессору лучше сразу оставить своё намерение.

Тацуносукэ Хасэгава

Утром 3 июня 1901 года с прибывшего из Сретенска парохода «Адмирал Чихачёв» на пристань Благовещенска сошёл пассажир в цивильном платье. В одной руке он держал трость с серебряным набалдашником, в другой – дорожный саквояж. Военная выправка выдавала в нём бывшего офицера, а выбритый подбородок и лихо закрученные усы – гусара. Шляпа-котелок и костюм-тройка, сшитый по последней моде, показывали, что господин прибыл из Санкт-Петербурга, Москвы или Варшавы.

Это был писатель Юлий Лукианович Елец – восходящая звезда российской батально-патриотической литературы.

Был тот час, когда шёл на службу канцелярский народец, открывались двери магазинов и присутственных мест. Мастеровой и рабочий люд к этому времени уже давно трудился. Мальчишки-газетчики, перебивая друг друга, звонко выкрикивали:

«Покупайте „Амурскую газету“! Телеграммы из Петербурга и Хабаровска! Новое расписание Зейского перевоза! Пожар на постоялом дворе купца Никитина!»

«Свежий номер „Амурской газеты“! Открытие скакового сезона на ипподроме! Ночное ограбление прохожего в Заголяевке! Новый спектакль в городском Общественном Собрании!»

«В этом городке жизнь бьёт фонтаном», – подивился столичный гость и купил газету.

Подойдя к извозчику, попросил:

– Отвези-ка меня, братец, в приличную гостиницу.

Лихач провёз его не далее ста саженей и указал кнутом на трёхэтажный дом красного кирпича:

– Вот хорошая гостиница – «Россия».

«Экий плут, мог бы и от пристани показать», – подумал Елец, отдавая лихачу гривенник.

Поселившись в номере на третьем этаже с окнами на Амур, приезжий вышел на Набережную улицу. Вид на китайский берег был унылым: заросшие высокой травой обугленные руины маньчжурского селения Сахалян, сожжённого дотла в прошлом году при подавлении восстания «боксёров»…

Пообедав в ресторане торговых рядов «Мавритания», приезжий направился в находящуюся неподалёку «Амурскую газету». Редакция и типография располагались в двухэтажном доме. Столичный гость поднялся на второй этаж и оказался перед дубовой дверью с бронзовой табличкой «Г-н Кирхнер А. В. Редактор». Постучав в дверь набалдашником трости, услышал приглашение войти. За большим письменным столом сидел мужчина лет сорока – в сюртуке и в очках. Большие залысины на верхней части его головы компенсировались избытком растительности на лице: бакенбарды переходили в усы, а усы – в бороду.

Породистым носом Елец почуял в редакторе бывшего народовольца, и тонкий дворянский нюх не обманул его. Действительно в 1881 году студент Московского технического училища Александр Кирхнер был арестован и предстал перед военным судом за участие в террористической организации «Народная воля». Прокурор требовал для него смертной казни. Первоначально суд приговорил Кирхнера к 15 годам каторжных работ в рудниках, а рассмотрев апелляцию и учитывая его молодость и искреннее раскаяние, заменил каторгу ссылкой на 8 лет в Иркутскую губернию.

Отношение должностных лиц и обывателей Благовещенска к бывшим государственным преступникам можно понять по цитате столичного журналиста, посетившего Приамурский край в 1900 году:

«Житель Благовещенска может спокойно покупать соду от изжоги и свечи от геморроя у благообразного аптекаря, зная, что тот, будучи студентом-химиком, оборудовал лабораторию для производства динамита, использованного для подрыва коляски с ехавшим в ней жандармским генералом. Родители ребёнка безо всякого опасения записывают своё чадо на частные уроки игры на пианино, которые даёт интеллигентная дама, в юном возрасте пронёсшая в зал суда под чулочной подвязкой браунинг и устроившая преступнику побег из-под стражи. Бывших каторжан и ссыльных здесь принимают как вполне нормальных людей».

– Здравия желаю! Разрешите представиться – Елец Юлий Лукианович, литератор, прибыл из Санкт-Петербурга.

– Добрый день! Кирхнер Александр Валерианович. Чем могу быть полезен?

– Я собственно приехал в ваш город, чтобы найти кого-нибудь из участников событий, имевших место в июле прошлого года и известных как осада Благовещенска… И с его слов записать, как это всё происходило.

– Великодушно извините, но сейчас я занят выпуском газеты… А завтра у меня суд за сообщение в печати сведений о должностных лицах, могущих повредить их чести и достоинству. Хорошо, если штрафом отделаюсь, а то ведь могут и в тюремный замок заключить.

Подойдя к шкафу, редактор достал книжку серо-голубого цвета и протянул гостю:

– Ознакомьтесь с содержанием этой книги, написанной мною по горячим следам тех событий.

На обложке значилось: «На память о событиях на Амуре в 1900 году. Осада Благовещенска и взятие Айгуна: с приложением списков добровольцев и сведений о вольной дружине, Айгуне, Сахаляне и Благовещенске. Сост. А. В. Кирхнер. Благовещенск: Тип. „Амурской газеты“, 1900».

– Премного благодарен! – откланялся Елец, вполне довольный результатом скоротечного визита.

Выйдя из редакции, столичный литератор решил прогуляться по центру города. Он прошёл на север по Почтамтскому переулку и оказался на улице Большой. И увидел поразившую его сцену: две стайки мальчишек, заняв позиции по разные стороны дороги, кидались камнями, выкрикивая: «По китаёзам – пли!», «Получай, ходя, гранату!»

– Что такое они делают?! – спросил Елец у прохожего.

– Играют в оборону города, – объяснил тот.

– Их надо остановить – они же изувечат друг друга!

– Бесполезно. Стоит нам отойти, они продолжат перестрелку. Пока не разобьют кому-нибудь голову…

Подивившись столь жестоким играм благовещенских детей, писатель пошёл по Большой на восток, перед кафедральным собором повернул на юг и опять оказался на Набережной.

«Удобная планировка города, – отметил он про себя, – здесь невозможно заблудиться».

Заказав в номер ужин из ресторана, Елец подкрепился ухой из осетра, пирогом с грибами и чёрной икрой, которую намазывал на хлеб и ел, запивая тёплым молоком, вкус которого показался ему необычным.

Когда мальчик из ресторана забирал посуду, приезжий поинтересовался:

– Что за молоко я пил? На коровье не похоже.

– Коровье сегодня закончилось. Вы пили тоутян.

– Что это такое?

– Китайское молоко из сои, – ответил мальчик.

Елец записал в путевом дневнике это название и свои вкусовые ощущения. Он воевал в Маньчжурии, но тоутяна там пить ему не доводилось. Способ получения молока из бобовой культуры без посредства коровы показался ему достойным изучения.

Столичный гость зажёг керосиновую лампу и углубился в чтение подаренной ему книги. Произведение Кирхнера было обильно насыщено фактическим материалом, но сильно грешило субъективизмом: автор или не замечал явных промахов военного руководства, или сознательно замалчивал их.

29 июня 1900 года войска Благовещенского гарнизона с лошадьми, фуражом, провиантом и орудиями погрузились на шесть пароходов и одиннадцать барж и отбыли в Хабаровск и далее по реке Сунгари в Маньчжурию для подавления восстания «боксёров». Погрузка производилась весь день. Было проведено общее построение с напутствием командующего, молебен с окроплением святой водой войск и знамён. Военный оркестр играл гимн, артиллерийская батарея салютовала, все кричали «ура». Присутствовало несколько тысяч публики. За всем этим с противоположного берега наблюдали китайцы.

«Кто же так делает!? – мысленно возмущался Елец. – Перемещения войск совершаются в строгой тайне от вероятного противника – под покровом ночи, с мерами световой и звуковой маскировки».

2 июля, в самый критический день обороны, в Благовещенске оставалось всего шесть сотен солдат, казаков и нестроевых обозников и всего два орудия на десять вёрст линии обороны. И это при остром недостатке боеприпасов. Как потом стало известно, на тот момент в Сахаляне находилось около двух тысяч китайской пехоты и восемь пушек. «Боксёры», имей они решимость, могли легко захватить Благовещенск и вырезать его жителей. Некомпетентность местного военного командования могла привести к страшной трагедии, к счастью, этого не случилось.

«В роли командующего здешними войсками Приамурский генерал-губернатор показал свою полную непригодность, – со знанием дела констатировал Елец. – Генерал-лейтенант, как его там, Грибский, был обязан доказать вышестоящему руководству, что нельзя оголять до такого состояния оборону Благовещенска. Гнать надо такого службиста с должности взашей! Впрочем, на смену ему пришлют точно такого же лакея в генеральском мундире».

На следующий день Елец решил встретиться с кем-нибудь из простых жителей Благовещенска, чтобы узнать от него подробности обороны города. С этой целью в обеденное время он направился в ближайший трактир на Чуринской площади.

Рядом с ним присел добропорядочного вида мещанин средних лет, при знакомстве назвавшийся Степаном. После трёх стопок «харбинки»*, которой угостил его Елец, тот разговорился.

*Дешёвая контрабандная водка из Харбина.

– Где ты был в первый день обстрела Благовещенска?

– Спасал город от китайцев!

«Вот он, герой из народа, скромный русский патриот!» – обрадовался Елец.

– А как именно спасал?

– Вместе с другими дружинниками отлавливал косоглазых и сводил их в полицейский участок.

– Зачем же?

– Полицмейстер Батаревич объяснил нам, что китаёзы собираются перерезать всех русских в городе и впустить из-за Амура «боксёров».

– Я слышал, дома и лавки местных китайцев подверглись разорению?

– Да, признаюсь, брали мы, что под руку попадётся – не пропадать же добру… Да и полиция смотрела на всё это сквозь пальцы. А были и такие, кто целыми подводами китайский товар вывозил.

– Много ли китайцев тогда было арестовано?

– Тыщи три, ежели не больше.

– А что потом с ними стало?

– Согнали поначалу во двор паровой лесопилки Мордина, что на берегу Зеи. А утром третьего числа отконвоировали в Верхне-Благовещенскую станицу. А уж там казаки погнали их в Амур, в воду – мол, плыви на тот берег, к своим, а они возьми да и утопни…

– Много ли утонуло?

– Так почитай все: они, нехристи, плавать-то не обучены. С неделю потом по Амуру вздутых утопленников по течению несло. Некоторых прибивало к берегу, и по приказанию губернатора мы их закапывали, чтоб, значит, не смердели.

– Платили вам за это?

– Нет, пробавлялись тем, что находили у утопленников – деньги перед арестом многие прятали в своей одёже.

Ельца чуть не вывернуло.

– Ты допей водку сам, а я должен идти по срочному делу, – сухо сказал он мародёру.

Вернувшись в гостиницу, приезжий принял добрую рюмку коньяка и, не раздеваясь, прилёг на диван. Отдохнув, продолжил чтение книги Кирхнера, ища в ней примеры личного мужества, достойные описания.

Подходящих кандидатов оказалось четверо.

Первый – рядовой местной команды Филипп Калинин, с пятого на шестое июля участвовавший в вылазке отряда охотников на китайский берег. При отступлении потерялся в темноте, не услышав команды об отходе по причине своей тугоухости. Был схвачен китайцами и замучен до смерти. Его обезглавленное тело со следами страшных пыток и голову потом нашли и предали земле в Благовещенске.

Второй – представитель фирмы «Нобель» германский подданный Макс Клосс, безвозмездно передавший добровольцам свыше двухсот ружей и более двадцати тысяч патронов, поставивший им в ложементы ящик сахару и сорок четыре шерстяных одеяла. При этом Клосс сам выходил на ночные дежурства.

Но особенно впечатлило Ельца геройское поведение двух женщин. Третьего июля Анастасия Юдина и Евдокия Катышева под неприятельским огнём собрали из-за стоявших около берега пароходов лодки и доставили их в назначенное командованием обороны города место. При этом у Юдиной две пули насквозь продырявили юбку, не ранив её.

«Пожалуй, Юдина – то, что мне нужно», – решил писатель.

Его настораживало лишь одно: разве мать и хозяйка дома в трезвом уме пойдёт на столь опасное дело? Это и предстояло выяснить при встрече.

«Как хорошо было бы о ней написать, – мечтал Елец. – Название-то какое для очерка: „Амурская героиня при защите Благовещенска от китайцев“».

На следующее утро он отправился искать амурскую героиню.

– Где Анастасия Юдина живёт, знаешь? – спросил он уже знакомого извозчика.

– Как не знать, знаю…

– Тогда вези!

Лихач доставил его к дому №102 по улице Зейской. Елец постучал в ворота, вышел мужчина лет под сорок.

– Анастасию Юдину я могу увидеть?

– Настя – жена моего старшего брата. Они живут не здесь.

– А где же?

– По Амурской, дом 127.

– Тоже мне извозчик! – упрекнул лихача Елец. – Вези теперь на Амурскую!

Тот обиделся:

– Скажите спасибо, что на Кожевенную не увёз. Там тоже Юдины есть.

Скоро писатель очутился в устланной дорогими коврами и обитой бархатом гостиной. Перед ним предстала, в окружении трёх детей, дама в модном, отделанном кружевами, платье.

Узнав, кто её посетил и с какой целью, Юдина отправила детей гулять во двор. Но рассказывать о своём подвиге решительно отказалась:

– Ко мне уже один сочинитель из Москвы приходил. Я с ним разоткровенничалась, а он потом в своей газете наврал про меня. Придумал, что я незаконнорождённая дочь грузинского князя и русской крестьянки. Что пулей попадаю белке в глаз и на моём счету пять «боксёров», пленённых в ходе вылазки на китайский берег.

Но отказ героини ничуть не смутил Ельца, ему доводилось брать и не такие крепости. Он решил прибегнуть к военной хитрости.

– Отказать щелкопёру, искателю сенсаций для бульварных газет – разумное решение, – кивнул он. – Но можно ли отказывать известному литератору, к тому же боевому офицеру? Тому, кто, как и вы, тоже недавно был в осаде? Хотите, расскажу свою историю, а вы мне – свою.

– А вы где воевали? – заинтересовалась Анастасия.

– В звании гвардии ротмистра я был штаб-офицером для поручений при командующем войсками Квантунской области вице-адмирале Алексееве. Но штабная работа не по мне, и скоро я добился перевода в войска командиром отряда для выполнения специальных операций.

Четырнадцатого сентября прошлого года по приказу генерал-лейтенанта Церпицкого во главе сотни я был направлен из Шанхай-гуаня* для освобождения осаждённой «боксёрами» католической миссии в селении Суншуцицзы под Цзиньчжоуфу**. В монастыре находился епископ Восточной Маньчжурии Абельс с двумя десятками французских, бельгийских и голландских миссионеров и тремя тысячами обращённых ими в христианство китайцев.

*Город на берегу Ляодунского залива возле восточного окончания Великой Стены.

**Город у северной оконечности Ляодунского залива, где проходила граница Маньчжурии и Китая.

За три дня мы прошли маршем вёрст двести и с боем пробились в монастырь, внеся успокоение в души осаждённых, которые, по их признанию, уже приготовились к плену и мучительной смерти.

Восемнадцатого мы произвели вылазку на импань – крепость с глинобитными стенами, где было шесть сотен осаждавших миссию маньчжуров, и выбили их из укрепления, нанеся им значительный урон. В это время у нас в тылу и на флангах появилось до шести тысяч неприятеля. Подобрав раненых, мы стали отходить к миссии. Китайцы-христиане, бывшие при нашем отряде в качестве санитаров, бросили раненого в бедро подпоручика Бунина и разбежались. Я, сам уже дважды раненый, не оставил товарища, предпочтя погибнуть вместе с ним. На мой отчаянный зов подлетели казаки и помогли усадить Бунина в седло, а я поехал рядом, поддерживая его, чтобы не упал. Конные «боксёры» уже приблизились к нам и вели плотный ружейный огонь, но так как стреляли с ходу, то были не особо метки. Лишь одна пуля попала мне в правое плечо. Достигнув монастыря, мы укрылись за его стенами и вновь стали держать оборону.

Утром двадцать второго, раздав последние винтовочные патроны – по пять на каждого, я приказал стрелять только наверняка. Когда в полдень мы уже собирались пойти в последнюю штыковую атаку и дорого продать свои жизни, подоспела долгожданная помощь. Подошедший отряд Церпицкого рассеял «боксёров», осаждавших миссию, и погнал их дальше.

Мы же остались в монастыре, поскольку наш отряд потерял треть личного состава – были ранены все четверо офицеров и двадцать шесть солдат, двое же рядовых убиты. Вскоре за нашими ранеными прибыл санитарный обоз, тела погибших товарищей мы предали земле, а остатки отряда были отправлены на переформирование.

На мою удачу все три попавшие в меня пули были выпущены из гладкоствольных ружей, которые, в сравнении с нарезными винтовками, имеют меньшую убойную силу. Меня положили на излечение в полевой госпиталь, и уже через месяц с небольшим я опять был в строю.

– Удостоили ли вас наградами за эти подвиги?

– Через полгода, уже находясь на службе в Генштабе, в Санкт-Петербурге, я получил золотое оружие с надписью «За храбрость». Какая досада – пришлось давать по этому случаю банкет паркетным офицерам, не нюхавшим пороха и не видевшим крови. Насколько радостней мне было бы выпить чарку не с ними, а с боевыми товарищами на походном биваке!

Папа Римский Лев Восьмой лично вручил мне буллу – именную грамоту с печатью, а также орден Святого Сильвестра – за особые военные заслуги перед католической церковью. Также я награждён орденами за боевые отличия Франции, Бельгии и Голландии – спасённые мной миссионеры были подданными этих стран.

– А сейчас почему не служите?

– Меня подвёл мой поэтический дар и критический ум.

– Как это?

– За острую сатиру в стихах на бездарных генералов, командовавших войсками в китайскую кампанию, Высочайшим повелением в феврале сего года я уволен из армии без зачисления в запас. Вот и приходится зарабатывать хлеб насущный на литературной ниве.

– Продолжайте, прошу вас!

– Если всё рассказывать, не хватит и недели. А мне очень скоро покидать Благовещенск. Давайте условимся так: вернувшись в Петербург, сразу же вышлю вам книжку с подробным описанием моих военных приключений. А пока обратимся к вашей истории.

– Хорошо. Только обязательно пришлите книжку, буду читать её зимними вечерами.

Елец выложил на стол три остро заточенных карандаша, блокнот для стенографии и приготовился записывать.

– Прежде всего скажите, кто такая Катышева и где она сейчас?

– Евдокия Катышева – моя приживалка, помогает мне управляться по дому и с детьми. Я её забрала с прииска, когда она овдовела. Сейчас Дуняши нет, я её отправила на Быссинские горячие источники ревматизм полечить, а то совсем неходячей сделалась.

– Ясно. А теперь расскажите о себе.

– Я – дочь солдата Исая Делярова, родилась ровно тридцать лет назад в селе Юдино Каинского уезда Томской губернии. Отец мой рано умер, и мать, не имея достаточных средств, отдала меня на воспитание богатой семье из Томска. Моё положение воспитанницы было настолько тяжёлым, что на тринадцатом году я была вынуждена тайком бежать от своих благодетелей. С тех пор и началась моя трудовая, исполненная горя и забот, жизнь. На шестнадцатом году я вышла замуж за односельчанина, крестьянина Константина Давыдовича Юдина и переселилась с ним на Амур. Сначала жили в селе Томском, сама жала, боронила, огороды копала, на охоту ходила и рыбачила да деток нянчила и обшивала. С десяток лет прожила так я, работая, не покладая рук, когда в дом к нам счастье привалило. Мужу моему, всё это время искавшему в тайге золотоносную жилу, наконец, улыбнулась судьба, и золото попало к нему в руки.

Наши бедность и труды сменились богатством и довольством. Мы переехали в Благовещенск, у нас появились дом, постоялый двор, на конюшне – рысаки, целые усадьбы на приисках… Словом, только птичьего молока у нас нет. С той поры вот так и живём. На мне все хлопоты по хозяйству и уход за детьми, а муж весну, лето и осень проводит на приисках, бывая дома лишь наездами. Бог долго не давал нам детей, но восемь лет назад я понесла, с тех пор у нас народились сын и две дочки.

– Где вы были прошлым летом на момент начала обстрела города?

– У себя на кухне борщ варила. Вдруг слышу: крики и стрельба где-то недалеко от нашего дома. Думаю, должно быть, на военном поле солдат учат. Но тут картеча * через нас перелетела со стороны Амура и взорвалась за огородом. И я поняла: не учения это, а война началась с китайцами.

*Просторечье от «картечь» – разрывной артиллерийский снаряд, начинённый круглыми пулями, для поражения живой силы противника.

Собрала я на дворе свекровку да деточек наших и сказала им:

– Встаньте на колени и помолитесь; и Господь защитит нас, грешных, от врагов!

Тут обратилась ко мне приживалка Катышева:

– Бежимте, Анастасия Исаевна, из города, а то погибнем все.

«Как же, – думаю, – бежимте… А дом и постоялый двор бросить? добрые люди найдутся – вмиг всё растащат. Нет, за своё кровное добро я постою!»

А вслух повелительно ей:

– Молчи, Евдокия Ивановна, и детей не пугай!

Она же гнёт свою линию:

– Слышишь, как пули-то летят и стучат об нашу крышу?

Я ей:

– Крышу мы потом починим. Лишь бы картеча к нам на двор не прилетела.

Тут я перекрестила домочадцев и говорю им:

– Оставайтесь и не бойтесь. А я пойду посмотреть, не разбежались ли наши работники, а заодно узнаю, что в городе творится.

И отправилась скорыми шагами из дома своего. Уходя, наказала Дуне:

– Запри ворота и никого не пускай, кроме меня – я три раза в калитку железным кольцом от щеколды ударю: «тук» и ещё «тук-тук».

Закрылась за мной калитка, а пули так и свищут кругом. Навстречу люди в панике бегут, пролётки и телеги с домашним скарбом несутся… Дошла я до постоялого двора – убедила работников не уходить из города. Потом – до Набережной улицы и повернула в сторону базарной площади.

Встречаю какого-то человека невоенного с ружьём, потом ещё двоих – все продвигаются в сторону Амура. Я приободрилась: «Наконец-то смелые люди нашлись – без всякого приказа идут воевать с китайцами!»

И тут навстречу – толпа китайцев!.. Упала я на колени и к смерти приготовилась. Но оказалось, это наши китайцы, огородную зелень со своих лодок продававшие. А я вообразила, что уже неприятели переплавились на нашу сторону! Встала и дальше…

Поворачиваю на Амурскую, вдруг слышу – летит, жужжит что-то, а это картеча – упала недалеко от меня, но не разорвалась, потому как Божья Матерь* защищала нас.

*Имеется в виду Албазинская икона, покровительница Благовещенска.

Дохожу обратно до своего дома, делаю три условных стука, мне отворяет Евдокия.

– Слава Богу! – кричит. – Ты жива и невредима!

Обнялись мы с ней и расцеловались от наплыва чувств. Тут и дети навстречу бегут с криком: