Текст книги "Сотник. Половецкий след"

Кайрана сидела совсем рядом, изящная, как дорогая игрушка. В узорчатом кафтане из белой парчи, в праздничных замшевых туфлях, с еще более замысловатой прической. А сколько золота на ней было навешано! А разноцветных лент?

– Слава великому хану! – подняв рог, выкрикнул пожилой мужичонка в богатом халате, с узкой седой бородой.

Выкрикнул, конечно, не по-русски, но тут перевод и не требовался.

– Выпьем! – дружно заголосили все.

Ну за кого еще и пить, как не за хана? За Великого Тенгри уже выпили, и за чистую воду – тоже, даже провели как-то обряд. Сурового вида старик в черной мантии и с ожерельем из змеиных голов – по всей видимости, шаман – побрызгал водой на все четыре стороны…

Выпили… Миша тоже, тут уж было не отвертеться. Впрочем, сотник лишь пригубил.

Где-то рядом вдруг забил бубен, послышался томный перебор струн…

Собравшиеся заволновались и обрадованно притихли…

Появились, наконец, музыканты! Точнее говоря – музыкантши, две девушки в богатых кафтанах, с затейливыми прическами и толстым слоем косметики – белил и румян – на лицах.

Сопровождаемые восторженными взглядами, обе поклонились хану и гостям, после чего уселись на кошме, скрестив ноги… Начали играть и петь… Что-то такое… тягучее, минорное, заунывное… Степной блюз! Ну, точно!

Михайла первым захлопал в ладоши – девчонок-то он узнал сразу! Это надо же… Видно было, что и музыкантши обрадовались – глядели сотнику прямо в глаза, Добровоя растянула губы в улыбке. Закончив петь, сверкнула глазами Лана.

Потупив взгляд, Миша старался сейчас ничем не выдать свою радость. Впрочем, на него и внимания-то никто не обращал – все были поглощены зрелищем. Песни кончились, начались танцы. Вернее – танец…

Усевшись скрестив ноги, Добровоя мерно била в бубен – задавала ритм. Мелодию же наигрывали местные молодые парни – на свирели и домрах. Неплохо так получалось, довольно-таки мелодично и с ритмом.

Что же касается танца…

Движения Ланы постепенно становились все размеренней, все сладострастней. В такт задаваемому ритму девушка изгибалась, как кошка… Вот присела… Вот подпрыгнула… А вот сбросила с себя кафтан!

Толпа восторженно взревела! Да и было от чего.

Михайла и поначалу-то подозревал, что никакой нижней рубахи под кафтанчиком Ланы не имеется – из коротких рукавов торчали голые руки, обильно украшенные браслетами…

Так и вышло – под кафтаном не оказалось ничего, кроме узких ноговиц и широкого, расшитого жемчугом, пояса, едва прикрывавшего лоно. Упругую грудь девушки скрывали стеклянные бусы. Впрочем, вряд ли они могли что-то скрыть…

Ловкая, босая, чрезвычайно подвижная и гибкая, Лана быстро очаровала всех…

Через пару часов утомившиеся танцовщицы-музыкантши уселись пировать рядом с ханом.

– Сегодня ночью… – подсев к сотнику, шепнула Добровоя. – Где тебя найти?

Опустив глаза, Миша крепко сжал руку девушки.

– В кибитке хана… или в гостевой. Лучше б я сам…

– Нет! Лана знает все их обычаи. И все степные дороги.

Вот это в корне меняло дело! Теперь становились не нужны ни юная степная красотка Кайрана, ни ее жених.

Не нужны – для побега… Но если вспомнить бродников… Вдруг да удастся выйти на Кочубара? Не использовать такой шанс нельзя.

Стемнело, как и всегда на юге, быстро. Сгустившиеся синие сумерки прямо на глазах превратились в ночь. Правда, нельзя сказать, чтоб темнота была такой уж непроглядной – в звездном бархатном небе ярко светила луна. В ее расплывчатом серебристом мерцании степь казалась какой-то загадочно-ирреальной, инопланетной, марсианской, что ли…

Многие уже храпели прямо здесь, на кошме. Хана давно уже увели в кибитку, но кое-кто еще пытался пить…

Миша устало привалился спиной к колесу телеги и прикрыл глаза. Немного отдохнуть и…

– Кариндэ-оглан ждет тебя, – послышался негромкий голос Кайраны.

Вздрогнув, сотник повернул голову.

– Я готов. Только нужно взять кое-что…

– Мы будем у гостевой кибитки. Вон там, за костром.

– Якши…

Своих девчонок Михайла отыскал сразу, вернее, это они его нашли. Едва сотник поднялся на ноги, как из темноты вынырнули обе.

– У нас здесь лошади… Господин, скорее!

– Не спешим… – косясь на луну, тихо промолвил сотник. – Еще надо сладить одно важное дело.

– Что за дело?

– Короче, сделаем так…

В гостевой кибитке знакомым зеленоватым огнем горел светильник. Рядом с ним, на кошме, сидел молодой человек вполне европеоидного обличья, разве что слишком уж смуглый, этакий жгучий брюнет с воинственно топорщащимися усами. Длинные волосы, синий кафтан, серебряная цепочка на шее, на боку – тяжелая сабля в сафьяновых узорчатых ножнах. Тот еще дʼАртаньян!

Кайрана ввела в кибитку Михайлу и что-то сказала…

«ДʼАртаньян» спокойно кивнул, положив руку на развязанный тюк какого-то барахла, лежавший на кошме рядом.

– Это как раз от бродников, – усевшись, пояснила девчонка. – Нам надо продать. Серебро ж лишним не бывает, ведь так?

– Все правильно, – сотник согласно кивнул и присмотрелся.

Вот только барыг тут и не хватало! Впрочем, курочка по зернышку…

Барахло как барахло. Обычное, награбленное. Какие-то рубахи, тюки ткани, ножи…

Нож! Из мастерской Тимки Кузнечика! Почти фабричное производство – такой клинок сложно не узнать. Родной до одури. Откуда он здесь? Что, кто-то из бродников отдал свой?

– От такого ножичка и я бы не отказался…

Кайрана быстро перевела – похоже, ее женишок плохо понимал по-русски. Или делал вид, что не понимает.

– Смотри! Только у тебя ведь нет ни серебра, ни злата…

– Это сейчас нет… Так можно?

– Говорю же – смотри.

Миша взял нож в руки. В тусклом пламени светильника на костяной рукоятке проступили вырезанные буквицы: «Зслв нж»…

«Изяслава нож».

Нож убитого Славки!

Глава 4

Половецкие степи Дешт-и-Кыпчак. Июнь 1129 года

Стремительные всадники объявились неожиданно, возникли из туманной голубой дымки, словно древние призраки Великой степи, той, что без конца и без края. Только что никого не было – и вдруг…

Вечерело. Ратнинцы разложили костер, в ожидании возвращения девушек и своего пропавшего командира. Дрова – хворост – в степи отыскать сложно, поэтому экономили, используя только для приготовления пищи, да и то не каждый день, обходясь затирухами и вяленым мясом.

Завился, поднялся к небу дымок, вскорости и вода закипела в котле. Очередной «дежурный по кухне» – Глеб – засыпал в кипящую воду крупу, попробовал, добавил тмина, еще раз потянулся ложкой…

И упал, повалился прямо в костер, сраженный невесть откуда прилетевшей стрелою! Упал… Повалил от костра черный дым…

Вот тут-то и появились всадники, воронье на быстрых лихих конях! Со свистом налетели с наскока, выпуская на ходу тучи стрел!

– Половцы-ы-ы! – вскочив, закричал Путята.

Закричал и захрипел – вражеская стрела пронзила отроку горло!

И все же запела труба – выскочил из палатки Ермил.

– Тревога!

Правда, половцы уже пропали! Сгинули, растворились средь высоких голубых трав. Миг – и нет их, словно никогда и не было. Остались только два трупа да чадящий костер…

– Вытащите его, – Ермил настороженно повел арбалетом. Искал врагов, высматривал… увы, тщетно.

Отроки оттащили убитого от костра, положили рядом с Путятой. Тот уже не хрипел, захлебнувшись собственной кровью.

– Как же так? – опустив бесполезный самострел, захлопал глазами Глузд. – Как они пробрались? Ведь стража…

– Стража! – Ермил хлопнул себя по лбу и побежал к лошадям, стреноженным неподалеку. – Авраам! Неждан! Со мной! Проверим.

– Есть, господин сотник!

– Господин сотник! – подбежав, Глузд указал рукой. – Кто-то скачет!

– Снова половцы? – помотал палицей здоровяк Авраам. – Ужо на этот раз не уйдут! Да я посейчас их…

– Уймись, друже, – десятник Ермил напряженно привстал в стременах, присмотрелся. – Похоже, только один.

– Да, один… – прищурился Глузд. – Так это ж Трофиме!

Трофим вместе с Велькой и еще двоими отроками как раз и были сейчас в карауле – «в стороже».

– Тревога, братцы! – доскакав до своих, отрок взвил коня на дыбы, золотом сверкнула в вечернем солнце кольчуга. – Половцы… Вражины… Прорвались… Сейчас будут здесь!

– Уже были, – с горечью махнул рукою десятник. – Вон…

Все дружно оглянулись на трупы…

– Значит, опоздал… – Трофим шмыгнул носом.

Вздохнув, Ермил вскинул глаза:

– А как у вас?

– Двое убиты. Овруч и Звенислав. Велимудр-десятник меня послал – вестником. Сам остался…

– Господи… Еще двое!

– И сколько нас теперь? Тринадцать, – печально подытожил Глузд. – Из этого числа – две девы…

– А сотника ты что же не посчитал? – Ермил покусал губу, со злобой взглянул на парня.

Тот смущенно опустил голову:

– Ну это… его ведь с нами нет.

– Нет, так будет! – спешившись, яростно выкрикнул десятник. – Верно, парни?

– Так, Ермиле… – пряча ухмылку, Неждан положил руку ему на плечо. – Так. Мы еще дождемся своего командира.

Трофим поспешно перекрестился:

– Дай-то Господь!

– Отойдем… – Ермил никогда не забывал предупреждение сотника о секретности. Хоть и свои кругом, а… Где-то кто-то что-нибудь невзначай ляпнет без злого умысла. Как говорил боярич, «лучше перебдеть, чем недоспать». Вот и сейчас…

Взяв Трофима под руку, десятник отвел его в сторонку и внимательно посмотрел прямо в глаза:

– Рассказывай! Как там все вышло?

– Мыслю, Звенислав пропустил… Вовремя не заметил. С его стороны вражины и появились. И сразу – стрелы! Звениславу – в горло, Овручу – в левый глаз. Метко бьют, гады ползучие! Коли б не бармица – и мне бы не повезло…

– Звенислав, говоришь…

– Ну да, он. Не доглядел. Сам же и пострадал первый.

– Ладно, пусть так…

Ермил выглядел сейчас мрачнее тучи, узкое лицо его, и без того смуглое, еще больше почернело… Парень корил себя – он же нынче за командира, а значит, в ответе за всех! Это ж надо, потерять за один день четверых! Да что там за день – за час… Еще к воеводе с докладом. Однако не так страшен воевода, как собственная совесть. Где-то все же не доглядел он. Хотя, казалось бы, Велимудр да тот же Трофим – воины опытные, Велька – даже десятник. Здислав с Овручем, да, молодые… Однако не первогодки же!

Тогда как же так вышло? Что не предусмотрели?

Подумав, Ермил своей командирской властью сменил караул, отправил на замену троих во главе с Нежданом. Вельку – старшего в «секрете» – тоже нужно было расспросить. Да похоронить убитых. Сразу четверых… Позвать священника, отца Николая…

– Да не знаю я, как так вышло! – спрыгнув с коня, Велимудр выругался и смачно сплюнул, вытерев со скулы кровь.

– Ты ранен, что ли? – насторожился Ермил.

– Да так… На излете стрела поцарапала.

– Хорошо – не отравлена.

– Да лучше было самому помереть! – истово воскликнул рыжий. – Теперь-то уж я виноватый. Я же – старший, да.

Ермил нехорошо усмехнулся:

– А убили б тебя – так был бы не виноват? Неет, Веля, все равно бы вина на тебе осталась. Как говорит господин сотник, на то наша такая доля – командирская.

– Что там… девы-то не вернулись еще?

– Нет… Но ждем. Половцы вот двоих убили…

– Да я вижу… – рыжий махнул рукой и нервно пригладил вихры. – Узвар, Путята… Мои еще – Звенислав с Овручем. Эх, парни-парни… Хорошо, Трофим жив…

– Говорят, Звенислав пропустил? – негромко поинтересовался Ермил.

– Похоже, что так… – Велимудр задумчиво скривился. – Одному в горло стрела, второму в глаз… Что и говорить – метко!

– Метко… – тихо повторил Ермил. – Я так мыслю – стрелы ведь не издалека прилетели?

– Вблизи! Едва вытащил! Ну… – рыжий ненадолго задумался… – Шагов с пятнадцати били… Если не с десяти!

– Во-от! – смуглоликий десятник поднял вверх указательный палец. – А как враги смогли так близко подойти? Парни твои ведь не дети – воины.

– Да черт его… Постой… Мне показалось… – Велька прикрыл глаза, старательно припоминая что-то, по его мнению, весьма важное, что могло бы все объяснить… – Показалось, будто кто-то крикнул, отрывисто так… Будто знал тайное слово! Ну да! Сначала кречет закричал где-то рядом, а потом и слово… Точно! Путивль! Так и крикнули…

– Так ли? Не послышалось?

– Может, и послышалось… Только в ответ Звенислав тоже ведь что-то крикнул. Я так думаю – отзыв… Но точно не скажу – далековато было.

– Если это так… Откуда враги узнали? – задумчиво протянул Ермил.

Больше он ничего не сказал, погруженный в собственные мысли. И мысли эти были мрачные, словно беспросветный, с непроглядными дождевыми тучами день. Коли половцы знали тайное слово, это значило только одно: среди своих – предатель! Среди одиннадцати человек ратнинской ватаги, остававшихся в воеводском лагере.

Докладывать о своих предположениях воеводе Ермил не стал – решил пока сам во всем разобраться. Тем более что он не переставал искренне надеяться на скорое возвращение сотника Михайлы Фролыча. Добровоя ведь сказала, что найдет – значит, найдет. Уж кто-кто, а эта девушка слов на ветер не бросает!

Воевода же, Федор Анисимович Охрятьев, тоже нынче раздумывал в своем шатре, и мысли его были еще более мрачными, нежели у юного ратнинского десятника со смуглым лицом и отважным сердцем.

Сидел воевода, выгнав из шатра всех слуг, из-за наступившей жуткой жары в одних портах да рубахе. Обливался потом, непрестанно пил квас и в который раз уже перечитывал послание, с утра обнаруженное слугами у самого шатра. Кто-то подбросил – на то оно и подметное письмо. Можно было бы не читать, выбросить, да только любопытство разбирало.

Начиналось письмо вполне пристойно:

«Воеводе боярину Федору Анисимовичу податель сего челом бьет…»

После чего весьма тщательно описывался весь ход последних военных событий, из чего угадывалось, что автор из половцев или бродник, там всякого люда хватало, и грамотеев – тоже.

И только после сего вступления автор переходил к главному:

«А есьм в рати твоей переветник, в силах немалых, и все слова заветные ведает, и пути-дорожки ратные ведает и проча…»

А потом уже называлось и вполне конкретное имя – Михаил Фролов сын Лисовин, сотник из Ратного!

«Ныне сей сотник за дела свои презлые Конджаком-ханом привечен, и оный Конджак дщерь свою Кайрану замуж за Михайлу выдаети».

То есть следовало понимать так: после всех своих гнусных дел сотник Михайла, почувствовав опасность, сбежал во вражий стан – к хану Конджаку, будущему своему тестю!

Что ж, история вполне обычная… Надо лишь побыстрее сообщить об этом князю Мстиславу да по возможности разгромить Конджаковы вежи, коли те еще не откочевали, не затерялись в пути… А скорее всего, затерялись.

Другой так бы и сделал. Не думал бы даже, но только не Охрятьев! Воевода был умен и дотошен, да и Михаила – как он считал – за время похода узнал хорошо.

Первым делом Федор Анисимович назначил расследование, лично допросив двух десятников из дружины Михайлы…

Пропавший сотник так и не объявился… Мало того, вражины, недавно совершившие наглый налет на дружину, ведали тайные слова! От кого бы?

Верные люди, посланные пособирать слухи средь бродников, вернулись быстро и подтвердили: вся степь гудит в ожидании богатой свадьбы. Один из еще не разгромленных степных властителей, Конджак-хан, выдает свою дочь Кайрану замуж за некоего «коназа Михайлу».

Все вроде бы так, все против Миши…

Так-то так… Да как-то по-дурацки! Взять, да так вот подставиться – на всю степь! Коли б сотник в переветники подался – тайно бы все спроворил, так, что и не узнал бы никто. По крайней мере, до ухода из половецкой степи победоносных княжеских ратей.

К тому же за сотника вступилось все его малое воинство!

– Федор Анисимович! Господин воевода! – разом бухнулись на колени младые десятники.

И дальше уж пошли убеждать наперебой:

– Мы уже на выручку послали!

– Недолго осталось ждать…

– А что до налета – так сами раззявы!

– Наветы, наветы все злобные!

– Нам бы хоть пару дней.

Уговорили. Воевода все же благоволил ратнинцам, вот и разрешил – но только пару дней, не больше!

– А за сие время мы в стан князя нашего Мстислава вернемся, – на прощанье напомнил Охрятьев. – Так что спешите, вои, сотника вашего оправдать! Спешите.

* * *

Вернуться и отыскать предателя – вот что сейчас занимало все мысли сотника! Вместе с Кайраной, ее женишком, степным кондотьером Кариндэ-огланом, и с девчонками Миша гнал коня по ночной степи, освещенной серебряным лунным светом. Все кругом казалось призрачным, нереальным. Колышащаяся травами степь и впрямь казалась самым настоящим морем – серебристо-синим, с белыми барашками волн – зарослями ромашки и пастушьей сумки. Миша даже не удивился бы, если б увидел корабль! Впрочем, корабли были – у показавшейся впереди реки вдруг возникли степные лодьи – кибитки. Тут же залаяли псы…

– Это мой курень, – оглянувшись, Кариндэ-оглан величаво указал рукою. Позер!

– Да, приехали, – подтвердила Кайрана.

Михайла искоса взглянул на степного воина:

– Ты обещал свести кое с кем…

– Да, – отрывисто кивнул оглан. – Он явится сегодня за серебром. Тот человек, что передал нож, рубаху и прочее… Помни – ты обещал заплатить!

– Заплачу. Я – витязь и держу слово.

Кайрана добросовестно перевела, а от себя добавила, что все начинается с малого. Мол, подумаешь, невелика торговлишка… ножи, рубахи… но это – пока!

Светало. Быстро светлело. На востоке занималась заря – огромное, в полнеба, алое зарево! Словно б горела степь…

– Красиво, правда? – спешившись, негромко промолвила степная принцесса.

Поглядев на реку, Кариндэ-оглан что-то быстро сказал.

– Тот человек придет сейчас, уже скоро… – Кайрана показала рукой. – Будет ждать там, у излучины, в зарослях. Ты хочешь его убить?

– Нет. Просто поговорить и выйти на главного, – покусал губу сотник.

– А если не скажет?

– Тогда – убить.

– Правильно. Нечего оставлять врагов. Все… идем…

Спрыгнув с коня, сотник скосил глаза:

– Ты тоже с нами?

– Да…

– А мои люди?

– Пусть будут рядом. Пусть лишних убьют.

– Поняли? – Михайла обернулся к девчонкам.

– Да ясен пень, – хмуро кивнула Войша. – Знать бы только, кто лишний?

– А это уж – ждите команды! Ясно все?

– Ясен… Ой! Так точно, господин сотник.

Девчонки не были вооружены – только ножи и луки. Луки дала Кайрана – плохонькие, охотничьи… Ах, как сейчас пригодились бы арбалеты! Но ведь не могут же степные танцовщицы таскать с собой самострелы? Лук – еще ладно…

Несмотря на рассвет, в зарослях было темно и тихо, лишь рядом журчала река, уже заметно обмелевшая, узкая. Еще немного – и высохнет, исчезнет совсем, возродившись лишь осенью во время нудных затяжных дождей.

Чу!

Кайрана толкнула Михаила локтем – где-то неподалеку послышался стук копыт. Это только кажется, что по степи лошадь идет бесшумно – кому надо, услышат… Как и сейчас…

А вот уже и шаги! И первый луч солнца упал на землю. Радуясь предстоящему дню, запели птицы – малиновка, зяблик… Кречет!

Кречет… А не рановато ли еще для хищной птицы?

Хотя… Господи!

Приложив ладони к губам, Кариндэ тоже прокричал кречетом.

Где-то это все сотник уже слышал… Однако – дежавю!

Захрустели сучья… Оглан спустился к реке, где возникла вдруг в камышах чья-то темная фигура, расплывчато-призрачная в предутренней туманной дымке.

Черт!

Миша вытащил нож… В тумане может и уйти!

О чем там они говорили – степной кондотьер и этот бродник, – Миша не слышал. Только оглан вдруг обернулся и махнул рукой…

– Только не спеши! – шепнула Кайрана. – Спугнешь – набегаешься.

Выбравшись из кустов, сотник неспешно спустился к реке…

– Э, бачка! Вот тот богатый человек, – обернувшись, по-русски пояснил оглан. Бродник тоже обернулся…

Дрозд! Иванко Дрозд, обельный холоп ратнинской вдовы Брячиславы! Человек Кочубара, волхва…

Дрозд тоже узнал Мишу и, мгновенно выхватив нож, метнул и бросился в реку! Уклонившись от просвистевшего над левым ухом клинка, сотник ринулся в погоню.

Река казалась по колено, но лиходей уже был на той стороне. И там уже заржала лошадь!

Эх, уйдет!

Выбравшись на берег, Михайла побежал за врагом, понимая, что уже не успевает…

И тут просвистела стрела.

Пронзенный почти насквозь бродник повис в стременах, заржала, забегала кругами лошадь… Вскоре тело упало в траву.

– Сказал же – без команды не стрелять! – обернувшись, зло бросил Миша.

Правда, стреляли-то не девчонки – оглан!

– Его нельзя была отпускать, – подъехав, соскочила с коня Кайрана. – Рассказал бы, предупредил… Тому еще не время!

Что ж, девчонка была права. Только…

– Как же мы теперь найдем остальных? – сотник недовольно глянул на Кариндэ.

– Найдем, – сверкнув газами, усмехнулась степная принцесса. – Раз Кариндэ обещал – сделает. Встретимся завтра – вон у той бабы.

Кайрана показала на каменного истукана, вот уже сотни лет бесстрастно смотрящего куда-то далеко-далеко на запад.

– Можешь взять с собой парочку воинов…

– Это тот самый человек, что принес на продажу нож, рубаху и прочее? – наскоро обыскав убитого, уточнил сотник.

Кариндэ-оглан молча кивнул.

– Он, – подтвердила степная красотка. – Ждем тебя утром, в это же время.

Подогнав лошадей, половцы тут же скрылись из виду. Верить ли им? Миша вздохнул… Верить – не верить, разве у него был сейчас выбор? Завтра поглядим – не помогут, будем думать, что делать. Чего раньше времени пускать круги по воде?

Подъехали Добровоя с Ланой, спешились, внимательно разглядывая убитого.

– Иванко Дрозд, – негромко промолвила Войша. – Брячиславы-вдовицы верный холоп. Вот бы кого на его место! Саму вдову! А, господин сотник?

Миша ничего не ответил, молча уселся в седло да погнал лошадь вдоль реки, к воеводскому ла герю.

Уже поднялось, засверкало солнце. Горячий степной ветер принес пряные запахи трав и горький – полыни. Нависало над головой выцветшее белесое небо. Жарило.

Бывший в карауле Неждан Лыко заметил всадников еще издали. Сразу узнал девчонок, а вот насчет их спутника все же засомневался, неужто сотник? А похоже, что так!

Если так, нужно уносить ноги, и как можно быстрей! Бешеный Лис – умный, обязательно станет копаться: кто его сдал? Проведет дознание, и… И вот тогда Неждану мало не покажется!

Хмыкнув, парень поворотил коня и подъехал к напарнику – Глузду:

– Видал, скачут какие-то? Вроде наши…

– Так наши! – прищурившись, отрок внимательно посмотрел вдаль. – Ну да! Войша с половчанкой и с ними… Господин сотник! Радость-то какая, Господи! Нашелся, ага…

– Вот и я говорю – радость, – с важностью покивал Неждан. – Надо нашим сказать – пусть готовятся к встрече! Поскачу… А ты пока здесь…

– Ага… Эх, радость-то какая, Господи-и-и!

Конечно, к своим Неждан Лыко не поскакал и в лагерь уже не вернулся. Поехав вдоль реки, скрылся из виду и резко повернул коня в степь. Лучше уж половецкий плен, чем обвинение в предательстве и позорная казнь! Хотя и плен – невелика радость. Злато – полученные за предательство византийские солиды – Неждан хранил при себе, в поясе. Так ведь отыщут, собаки, отберут!

Но что оставалось делать? Лагерь – верная смерть. Или в яму земляную бросят, пока дознанье, тоже – вещи все отберут. Не многим лучше половецкого плена, даже хуже. Искать бродников – Кочубара и его людей? Ищи, ищи – степь большая… Да и нужно ли их искать? Если что, Кочубар и сам найдет, даже и дома. А уж вернуться домой лучше всего с купцами, про которых как-то обозный староста говорил. Война торговле не помеха, наоборот! Многие с половцами торговали, иные же – по Залозному шляху через Великую степь, через земли алан и касогов выходили к грузинскому царству и дальше – в Персию. Много чего везли. Еще по левому берегу Днепра проходил другой степной шлях – Соляной. Правда, Залозный был куда ближе – через половецкий город Шарукань он тянулся до самого Переяславля, где встречался со шляхом Соляным.

До Залозного, до Шарукани – примерно день пути. Всего-то! Да неужто он, Неждан Лыко, купеческий караван не найдет? Староста обозный не зря ж про гостей заморских говаривал. По реке Колчан, вверх по течению, потом на север свернуть… Мелких половецких шаек по пути нет, как и бродников – богатые караваны таким не по зубам, а крупные силы разбиты. Самое время торговать – грабить некому!

Что ж – в путь!

Подогнав коня, Неждан приосанился и повеселел. Все ведь у него было: и золото, и огниво, и с луком и стрелами саадак. И даже шестопер! И меч у пояса… Вот только кольчугу со шлемом снять бы надо – жарко. К седлу приторочить, бросить жалко… Да и зачем бросать?

Что там потом, дома? Как оправдаться? Да так и оправдаться – мол, поехал в лагерь да угодил в полон. Потом бежал – и вот, дальше – с купцами… Что же касаемо Михайлы-сотника, то и тут что-то придумать можно, время на то будет. Сказать, мол, что и сам тогда в ловушку попался – едва ушел. Да-да, так и сказать! Это сейчас не поверит сотник, начнет поверять, вот и будешь ходить под подозрением или в яме сидеть. А там, дома… Там и время пройдет, и много чего забудется… и многих еще убьют, может даже – вот было бы славно! – Михайлу…

* * *

Первым делом Михаил направился к воеводе. Спешился у шатра, кинув поводья подбежавшим слугам, встал, дожидаясь, у шатра, прямо напротив пары дюжих молодцов стражей. Один из стражников тотчас же заглянул в шатер, доложил и обернулся:

– Входи, господине. Воевода-батюшка сей же час примет!

Ну, еще бы не принял…

Перекрестившись, сотник вошел в шатер:

– Разрешите, господин воевода?

– Эх, Миша, Миша… – Охрятьев коршуном налетел на вошедшего, особой радости на его несколько осунувшемся лице было не видно, скорее – тревожная озабоченность.

– Садись… На вон, читай!

Федор Анисимович кинул Михайле грамотку – то самое пометное письмо.

Не так и много света давала горевшая на столе восковая свечка. Щуря глаза, сотник прочитал наветы и расхохотался!

– Вот это да!

– Ты чего ржешь-то? – подозрительно покосился Охрятьев. – Тут плакать надо, а он ржет, как половецкая лошадь. Что, смешно очень?

Сотник повел плечом:

– Да нет, смешного тут мало. Скорее – глупо.

– Что значит – глупо? – усевшись напротив, удивился воевода.

– Да все!

Михайла покусал губу, испытующе поглядывая на начальство. Да, обвинения-то серьезные… Но коли б хотели арестовать, так уже бы схватили да стали бы пытать! Значит, лично господин воевода (считай, полковник или даже генерал-майор) заинтересован несколько в ином. Хочет выслушать оправдания… Ну, что ж!

– Ну, начнем по пунктам… – сотник азартно сверкнул глазами. – Вот пишут о военных действиях… Зачем? Что, вы, батюшка воевода, их не знаете, что ли?

– Ну и зачем? – Охрятьев поиграл желваками.

– А затем, чтоб себя показать! – сказал, как припечатал, сотник. – Мол, я – враг, но все про вас знаю, и это мне все проклятый предатель – Мишка-сотник – поведал-рассказал. Так?

– Допустим, так… – обернувшись к пологу, воевода велел принести квасу.

– И что же он знает? – продолжал Миша. – Да ничего такого, чего не знал бы не только наш самый последний ратник, но и любой половецкий воин из Боняковых веж. Вот пишет – тут прорвались, там ударили, там устроили засаду… Так это ж и без него всем известно! Вот тут про тайные слова да пути-дорожки… Опять – одни общие фразы. А где примеры? Какие именно слова? Какие дорожки?

– Ну, вообще-то да, – согласился воевода, самолично разливая принесенный слугой квас по двум большим кружкам. – Ты, Миша, кваску-то испей!

– Благодарствую…

Сотник не стал отказываться, выпил, после чего вновь перешел к письму. Ничего в этом не было сложного – одна управленческая наука! Каждое «разгромное» послание чаще всего таковым лишь кажется. И если разобрать его по пунктам, то каждый пункт вполне можно оспорить… или, на худой конец, выставить нелепым или смешным.

– А тут я даже зачитаю: «Ныне сей сотник за дела свои презлые Конджаком-ханом привечен, и оный Конджак дщерь свою Кайрану замуж за Михайлу выдаети!»

Прочитав, Михайла снова хохотнул:

– Ну, как так писать-то можно? Во-первых, кто такой Конджак? Мелкий степной князек, он и повоевать-то с нами толком не успел – опоздал к сражению. Случайно иль специально – другой вопрос, но – опоздал. И с чего бы тогда ему меня привечать?

– Да-да, – хитро прищурился воевода. – С чего? Объясни, пожалуй.

– А с того, что ему меня привезли и все про меня поведали! Враги мои, господин воевода… Мои и всего моего воеводства. Они от самого Турова за мной следили… Всю дорогу палки в колеса ставили! А вот здесь – достали. Продали половцам… Едва сбежал! Теперь бы еще перед вами, Федор Анисимович, оправдаться!

Охрятьев почесал затылок:

– Так ты про невесту-то не рассказал! Было аль нет?

– Да было, – Миша махнул рукой. – Как узнал, что сотник да в ратных делах сведущ – так дочь свою не пожалел! А она меня чуть не прирезала.

– Эт за что ж?

– У нее, Федор Анисимович, свой жених есть… Да и у меня дома, в Ратном – невеста. Которая…

– Знаю, – неожиданно перебил воевода. – Некто Иулия, лекарка и ведунья.

Михайла едва не поперхнулся квасом! Вот это номер… однако!

– Что смотришь? – хмыкнув, Федор Анисимович потянулся к кувшину. – Я ж – воевода! Обязан все про своих людей знать. Особливо про сотников. И ежели б о тебе все не вызнал – сейчас бы по-другому разговаривал. Или не разговаривал бы вообще. Как тебя взяли?

– На живца… Своих выручать поехал… – сотник поник головой, но ту же вскинул глаза. – Пока не могу сказать кто – проверить надо. Может быть, и само собой все вышло. А может, и постарался кто-то.

– Давай, давай, проверяй… Опосля доложишь!

Миша тут же вскочил на ноги:

– Есть, товарищ гене… господин воевода!

Гибель четырех человек сильно расстроила сотника. Еще бы, для такого небольшого отряда потеря была велика. Четверо воинов! Подставились, словно дети… Или не подставились? Их подставили… Что же, враги откуда-то узнали пароль? Тайное слово, менявшееся каждый день.

Да, выходит, узнали. Иначе как бы подобрались так близко?

Еще пропал Неждан – это выяснилось уже ближе к вечеру, после смены караула.

– Вообще-то, он сюда поскакал, в лагерь, – тряхнув выгоревшей на солнышке челкой, пояснил непоседа Глузд. – Ну, мы как вас заметили, он и… Ну, дескать, встречу организовать…

– Так он до нас и не доскакал, – бугаинушка Ав-раамий повел могучим плечом. – Может, завернул к реке? Там верши поставлены…

– Да какая в этой речке рыба? – презрительно засмеялся Ермил. – Так, мелочь одна.

– Ну, на ушицу можно…

– Так! – усевшись на расстеленную поверх скошенной травы попону, сотник устало вытянул ноги. – Травищу Неждан скашивал?

– Так он завсегда… Любит это дело.

– Ну-ну…

Скашивать траву Миша заставлял сразу же, как только отряд останавливался на ночевку. И было неважно, что уже завтра – снова в путь. Неважно! Нет травы – нет слепней, оводов, комаров и клещей. Ну, не так уж прямо, чтоб совсем нет, но гораздо, гораздо меньше!

По старой памяти, травой всегда занимался Неждан, косить ему было в охотку…

Что ж с ним приключилось такое? Сотник покусал губу, задумался…

«Что скажете, сэр Майкл? А что сказать? Тут две версии вырисовываются, и обе – поганые.

Первая – парень все же нарвался на половецкую засаду. Были в степи людокрады, промышляли, не брезговали и на одиночных ратников нападать… А что? Дело нехитрое – аркан на шею – и адью! Объявится теперь Неждан разве что где-нибудь в Дербенте или в Кафе, на невольничьем рынке. Если не сбежит! Или если не убьют, что тоже случается.