Текст книги "Сотник. Половецкий след"

– Васильково… – задумчиво протянул сотник. – Интере-есно, что они забыли в этой глуши? Там, неподалеку, кажется, чьи-то угодья…

– Старосты Аристарха Семеныча охотничьи места, – Глузд выпятил грудь. – Глухари там, говорят, знатные. И куропаток – пропасть.

– Самое главное, что староста нам не откажет… Еще и провожатых даст.

В провожатые Аристарх дал дальнего своего родича, Неврея – здорового краснолицего парня с наивным детским лицом. Застенчивый нелюдим – так бы можно было выразиться об этой орясине. Заядлый охотник, Неврей большую часть времени проводил в лесу, даже поддерживать беседу толком так и не научился. Что и говорить – нелюдим. Зато какой охотник!

– Здесь вот тропа… Овраг… – неслышно перемещаясь на широких лыжах, подбитых беличьим мехом, Неврей иногда останавливался, снисходительно посматривая на отставших Ермила и Глузда. – Тут у нас лисы, а вон там – кабаны. Самострел там. Насторожен!

– Неврей! А где Васильково-то?

Парняга махнул рукой куда-то вправо:

– Да вон зимник. Проехал кто-то уже. Вон полозья-то… Хм…

– Чего хмыкаешь? – быстро переспросил Ермил.

– Говорю, и кто б это в Васильково на санях-то поехал?

– Раньше, говорят, там красны девки жили, – тихонько засмеялся Глузд.

Ермил неожиданно усмехнулся и согласно кивнул:

– Ну да! Горислава, дружка нашего Велимудра сестрица дальняя, когда-то частенько туда в гости захаживала. Пока за Рогволда-варяга замуж не вышла.

– Ну!

– Вот те и ну! Зуб, думаешь, Велька где потерял?

– Сказал – в бою…

– В бою… да… – урядник хмыкнул. – Ну, пусть так и будет… Друже Неврей, нам бы как это незаметно в деревню?

– Коли незаметно, так сам схожу, – подумав, охотник снял рукавицы и, хватанув с раскидистой ветки снег, растер щеки – умылся. – А вы тут сидите, смотрите.

– Все правильно, – причмокнул губами Ермил. – В Василькове ныне – один двор. Нас там сразу заметят. А Неврей…

– Я тут часто… – махнув рукой, парняга надел рукавицы и ходко направился к деревне. За деревьями был хорошо виден поднимавшийся в небо густой белый дым – печь топили… Еще собак было слышно – лаяли. Но так, не шибко, скорее – от нечего делать. А вот коли почуют чужих…

Проводив охотника, парни свернули с зимника в заросли вербы, замели за собой след лапником да принялись ждать. Незнамо чего ожидали: то ли Неврей должен был первым вернуться, то ли же кто прикатил на санях. Пока ждали, немного подмерзли, хоть и не такой уж держался мороз. Так себе, легонький, даже снежок иногда падал…

– Чу! – Ермил вдруг насторожился и, приложив указательный палец к губам, перешел на шепот. – Слышишь?

– Вроде как колокольчик… – прислушался Глузд.

– Не «вроде», а точно. Едет кто-то!

– Ну да, на санях!

Вскоре за деревьями показались сани, запряженные парой лошадей. В санях помимо кучера – плечистого чернобородого мужика в полушубке и барашковой шапке – сидели сама Брячислава и незнакомец со светлой курчавой бородкой, в коем Ермил тут же признал приказчика Заходу. На вдовице была надета крытая атласом шуба из чернобурки и такая же шапка, по краям расшитая бисером. Приказчик же не по чину красовался в накинутом поверх куньего полушубка плаще – синем, с белым щегольским подбоем и вышивкой. Оба были веселы – переговаривались, смеялись…

– Эт куда ж они так нарядились? – проводив сани взглядом, унот задумчиво наморщил нос. – Словно в церкву… Только церкви ту никакой нет!

– Да уж, хотелось бы знать… – сдвинув шапку на затылок, Ермил покривил губы. – Коли Неврей не расскажет, придется самим идти.

– Схо-одим! А вон, кажись, и Неврей…

Охотник выскочил на лыжах из-за поворота, глянул на заметенные лапником следы, ухмыльнулся и повернул к вербам.

– Вам только от деток малых прятаться!

– Ладно тебе… Ну что там?

– О свадьбе сговаривались! – сплюнув, пояснил Неврей. – Девка там живет на вырост – годков двенадцать или чуток поболе. Любкой, Любославой кличут. Красна, на язык бойкая! Правда – бесприданница.

Вот заезжий-то молодец к ней и посватался. Заместо сватов Брячиславу заслал – тут ее все слушаются, кто ж поспорит? Так что сладится свадьба у молодца.

– Свадьба… – тихо повторил урядник. – А кроме свадьбы боле ни о чем не сговаривались?

– Да говорят – нет…

Что ж, похоже, именно ради красивой девы и приезжал приказчик Захода. Увидал по осени, запала на сердце, и вот – решил…

– Человек он справный, вдовец, – между тем сообщил охотник. – И не беден – какого-то купца правая рука. Ленты шелковые невесте подарил… Та и рада – сразу в косы бросилась вплетать. Чтоб все видали!

– Ну, понятно – девка же!

Так вот Ермил и доложил сотнику. Мол, обознались с приказчиком – не по тому он делу, не соглядатай. А Брячислава к нему благоволила – дело свое сделала, дальнюю приживалку-бесприданницу сбагрила! Чего ж не смеяться-то?

Оно так и вышло – на следующий же день уехал Захода-приказчик с попутными в Туров…

Михайла лишь руками развел:

– Что ж, бывает и так. Подозреваешь человека в чем-то, вроде бы все на нем и сходится, а на поверку – и не при делах он вовсе!

– Зря, выходит…

– Нет, друже Ермиле, не зря! Всякого отрабатывать нужно. Да и мастерство свое показали – все вызнали, вдовице на глаза не попались – молодцы!

* * *

Вечером в Ратное пришел волхв. Постучал в запертые ворота гостевого дома, назвался Кочубаромволхвом, попросился на ночлег. Высокий, плечистый, волосатый, сивая борода до пупа! Волчья шапка и плащ, посох. Хозяин, Колбята Сиротин, приютил гостя без всяких вопросов – что, в Ратном волхвов, что ли, не видели? У самих волхва Нинея имеется, еще Настена-лекарка да дочка ее Юлия… не волхвицы, но – почти…

На ночлег гость остановился в людской, после отъезда недавнего обоза просторное помещение пустовало. Пользуясь этим, Колбята велел заново накропать матрасы соломой. Не все, те, что прогнили уже…

– В людской так в людской, – покладисто согласился волхв. – Бывало и хуже.

Исправно заплатив за ночлег, выкушал киселя с пирогами да, испив большую кружку перевара, завалился спать.

О новом постояльце Михайле доложили уже с утра, но сотник особого значения этому не придал. Мало ли языческих жрецов странствовало в те времена по городам и весям? Конечно, поменьше, чем христианских паломников, но ненамного. И больше по весям, чем по городам. В лесах-то, в чаще да по-на заболотьях старые боги держались долго, а христианская церковь еще была слаба.

Может быть, и не вспомнил бы Миша про волхва, коли б не Илья, секретарь – тот с обеда заглянул в корчму – пивка выпить. Однако старое пиво еще обозники перед отъездом выхлебали, нового же пока наварить не успели – да и не для кого было. Пока что ни гостей, ни праздников… Вот к Масленице – это да, но тут еще пара недель оставалась!

Бражки в корчме тоже не имелось, как и стоялого – дорогого – меда. Оставался лишь медовый перевар – то еще пойло. Что ж… пришлось его…

Пока пил, Илья перекинулся парой слов со служкою, да и с хозяином, Колбятой Сиротиным, поговорил «за жизнь»…

После чего первым делом побежал в «канцелярию», к Михаилу!

– Сообщение имею, господин сотник!

Оторвавшись от валявшихся на столе бумаг и березовых грамот, Михайла вскинул глаза:

– Говори… Да, и я хотел спросить по лесу. У Зеленой горы – чья там все-таки рощица? Аристарха Семеныча или Истомы Голавля?

– Хм, рощица… – секретарь хмыкнул, не скрывая улыбки. – Это три березины-то?

– Истома говорит – его… А по закладным грамотам, так Аристарха выходит…

– Разберемся, господин сотник.

– Вот-вот, разберись… Сбитню хочешь?

– Нет, господин. Уже кой-чего испил… Хотел сказать – волхв в гостевом доме ночует.

– Знаю, – Миша махнул рукой. – Доложили уже. Вчера еще заявился, зовут Кочубар. По-хорошему, прогнать бы его, нечего тут язычникам ошиваться… Да, думаю, он и сам уйдет. Верно, к Нинее заглянуть решил…

– Может, господин сотник, и так… Только подозрительный он какой-то!

Вот тут Михайла насторожился – секретарь Илья был одним из тех немногих людей, которым сотник доверял, как себе.

– Подозрительный? Поясни!

Пояснение вышло не слишком коротким, Миша даже поначалу не очень-то понял, о чем твердит Илья, что имеет в виду… правда, быстро разобрался. Волхв – это понятие общее, как, к примеру, врач или учитель. Врач – это и хирург, и терапевт, и стоматолог… Как и учитель – математик, историк, химик…

Наряду с какими-то универсальными знаниями, каждый – в своей области специалист.

Так и волхвы, жрецы языческие, имели, так сказать, вполне четкую специализацию. К примеру, «волшебники», так сказать, берегли фольклор – помнили наизусть многочисленные песни, былины, сказания, славящие какого-то конкретного бога – Перуна, Ярилу, Велеса… Волхвы-облакопрогонители – именно так они себя именовали! – занимались погодой. Могли не только облака разогнать, но и вызвать дождь, град, бурю. Жрецы – принимали и приносили жертвы, ели за богов, так сказать – жрали в три горло, отсюда и название – жрец – позже ставшее нарицательными. Ведуны – «ведали» заговоры, наговоры, гадали на будущее; чародеи – напускали чары; хранильники – хранили весь языческий уклад… Еще имелись чаровники, потворники, кудесники, кощунники, баяны – специалисты по тем или иным видам предсказаний и треб…[3]3
  Виды волхвов даны по книге Б. А. Рыбакова «Язычество Древней Руси». М.: Наука, 1988.


[Закрыть]

Этот же, Кочубар, был просто волхв. Как бы «врач» – без всякой специализации, просто… как фельдшер. Но ведь волхв – не фельдшер! Специализацию обязательно должен иметь.

– У Сиротина, между прочим, дед был волхв, – пояснил Илья. – Вот ему и интересно стало с гостем поговорить. Поговорил… Недолго… И в полном недоумении остался! По разговору, гость – то ли кощунник, то ли чаровник, то ли вообще – потворник. Однако ж оберегов-потворов при нем нет, песен-кощунов он толком не знает, да и с чарками управляться не очень-то умеет… Никакой это, господине, не волхв! Да и говорит не по-нашему – слова растягивает, да все больше на «а». Так на севере говорят, в суздальской земле, в Ростове, во Владимире…

«Там, где правит князь Юрий… враг!» – про себя продолжил Миша. Та-ак…

Однако говор – это еще не доказательство! Как и то, что странник выдает себя за волхва. Зачем? Затем, что в лесах таких вот странствующих жрецов много и лишних вопросов не будет?

Подозрительно, да…

С вдовой Брячиславой лжеволхв так и не встретился! Если б встретился – сотник знал бы. Мало того, Кочубар купил в торговых рядках лыжи и отправился на Нинеину весь, где и был принят старой колдуньей!

Услыхав такие сведения, Михайла задумался. Может, и вправду Кочубар – волхв? Мало ли, что чего-то там не знает… Зачем тогда ему к Нинее? Так у Нинеи и спросить… Впрочем, старуха – себе на уме, властная, может и не сказать. Да и разговаривать с ней, испытывая Велесовы чары, Мише как-то не очень хотелось. С кем-то из ее окружения поговорить… например, с Красавой? Эта красивая девчонка расскажет все в обмен лишь на один благосклонный взгляд, но… Как это воспримет Юлька? Ведь узнает, обязательно узнает. Так это ж для дела, не просто так! Но… поди потом докажи! Эх…

Нехорошее предчувствие охватило вдруг сотника, казалось бы, ни с того ни с сего! И предчувствие сие оправдалось… Ближе к вечеру прискакал с Нинеиной веси вестник. Из тех парней, что был приставлен следить за «волхвом» Кочубаром.

– Господин сотник! На старом капище, у Васильково, волхв только что принес жертву! Молодую красивую деву!

– Что-о?

– Деву ту от Брячиславы-вдовы привезли. В возке.

Глава 4

Ратное и окрестности. Февраль 1129 года

Это была Верунка. Вернее, тот сгусток кровоточащего мяса, что остался от несчастной девушки. Сотник подошел ближе. При одном только взгляде его едва не вырвало. Сразу вспомнилась Варвара с содранной кожей… Как она просила смерти… Верунка же не просила – мертвые глаза ее недвижно смотрели в голубовато-серое февральское небо. Все тело ее было растерзано, словно бы стаей волков… Да, судя по следам, волки тут уже побывали…

– Здесь не все волки, – осмотрев девушку, доложил полусотник Демьян. – Печень и сердце вырезали… Похоже, что у живой… На спине – следы ударов плетью…

– Думаешь, это не жертвоприношение? – Михайла вскинул глаза.

– Так жертвы не приносят… – поиграв желваками, тихо отозвался воин. – Их умерщвляют, да… бывает, подвешивают за ноги спускают кровь… Но чтоб растерзать! Я такого не припомню.

Вокруг вздыбились к небу деревья. Их черные ветви казались обгоревшими частями скелета, узловатые стволы словно ввинтились в твердый слежавшийся снег. Рядом возвышался деревянный идол, изображавший какого-то непонятного бога: Перуна, Даждьбога, Велеса? Тесаный кол, наметки на бороду и глаза, вот и все, пожалуй… Над деревьями, кружась, каркали вороны.

– А кол-то – свежий, – проведя рукой, обернулся Ермил. – Идола недавно тесали. И недавно вкопали – вон…

И впрямь – это было видно…

Сотник покачал головой:

– Очень может быть, что его вместе с жертвой и привезли. Чтоб люди думали, что это просто жертва…

– Почему не отрубили голову? – подойдя ближе, задумчиво протянул Демьян. – Не унесли, не закопали, не спрятали?

Могучий ратник развел руками и продолжал, нервно поглаживая бородку и стараясь не смотреть в сторону растерзанного тела:

– Почему не боялись, что узнаем?

– Волки… – Михайла кивнул на след. – Не думали, что мы успеем так быстро… Ермил, Велимудр… Займитесь убитой! Надо отвезти на кладбище, похоронить, как подобает… Она ведь христианка… была…

Рыжий Велька кивнул и шмыгнул носом:

– Сделаем, господин сотник. Велишь допросить Нинею?

– Нет. Сам… – отрывисто тряхнув головой, сотник повернулся и быстро зашагал к лошадям, привязанным здесь же, неподалеку. – Вы же – поторопитесь! Демьян, бери людей и срочно на двор Брячиславы! Ермил! Давай с ним… Покажешь нашего человечка… Успеть бы спасти… Живо давайте! Быстрей!

– Есть, господин сотник!

Воины птицами взлетели в седла, умчались, лишь полетел из-под копыт грязный февральский снег…

Михаил проводил их взглядом и тоже уселся в седло… Конь вдруг запрядал ушами, захрипел… Что-то почуял… волка?

Да нет! Из леса вдруг вынеслись сани, запряженные тройкой белых лошадей…

– Н-но, залетныя-а-а… Тпру-у-у!

Возница осадил коней прямо перед Михайлой. Скрипнув полозьями, остановились сани…

– Ну, здравствуй, Михаиле…

В санях сидели две женщины – колдунья и Велесова жрица Нинея с внучкой… или, верней сказать, правнучкой – Красавой, юной и очень красивой отроковицей, весьма не равнодушной к сотнику.

– Я погляжу?

Тонкие черты лица колдуньи все еще сохраняли былую красоту, да и фигура за прошедшие годы лишь чуть-чуть расплылась, погрузнела. Нинея… колдунья, жрица, ведьма… сбежавшая боярыня древнего древлянского рода… Сколько же самых мрачных тайн хранила эта суровая женщина! Суровая… и опасная. Миша не раз сталкивался… хватило. Главное, не дать ей напустить чары…

– Смотрите… – Сотник сделал приглашающий жест, не очень-то уместный в такой ситуации, ну да что уж…

Нинея и ее правнучка быстро подошли к идолу, склонились… Впрочем, долго не стояли, сориентировались быстро…

– Это не жертва, – вернувшись к саням, спокойно сообщила ведьма. – Ни один бог, ни одна богиня не потерпят такого… А идол – он вообще никто! Я не вижу за ним силы. Просто отесанное на скорую руку бревно.

– И кто бы мог это сделать? А, Нинея Всеславовна? – спросил Михаил.

– Не волхвы – точно, – старуха сурово сжала губы. – Те или тот, кто подделывается под них. Деву просто пытали. И пытали умело… Она умерла не сразу, мучилась…

– Я заметил…

– Ой… здравствуй, бабушка! – рыжий Велимудр – нелюбимый родич Нинеи – подошел, поздоровался, специально назвав волхву бабушкой. Знал – не любила! – И ты будь здрава, Красава…

– Не хворай! – скривилась старая колдунья. – И ты, Миша…

– Ничего не чувствуете? – Сотник пристально посмотрел на обеих ведуний – старую и младую. – Или… помочь не очень хотите?

– Не чувствую, – садясь в сани, отмахнулась старуху. – Коли б это треба была, коли богам… тогда знала бы! А так – нет. А про тебя вот предчувствую…

Взгляд колдуньи, казалось, пронзил сотника насквозь.

– Про всех вас предчувствую… И предчувствие сие – на вот этой крови! – Приподнявшись в санях, Нинея ткнула пальцем в растерзанное тело…

Словно что-то тяжелое опустилось на всех ратников, придавило головы, плечи, будто кто-то неведомый вдруг зашептал мрачные пророчества близкой и страшной смерти!

– Вас ждет дальний путь, – твердо заявила ведунья. – Дальний и кровавый. Не все вернутся… не все…

– А что за путь, бабушка? – рыжий вновь вставил свое слово, знал – так старуху куда легче разговорить. Однако та не удостоила его и взгляда. Хмыкнула да толкнула рукой возницу:

– Я все сказала! Поезжай.

– Н-но!

Заскрипел под полозьями снег. Сделав круг по опушке, сани скрылись в лесу, заскрипели полозья по старому зимнику…

А Михаил все же успел поймать прощальный взгляд юной красавицы ведьмочки. Взгляд грустный, печальный…

– Ладно! – словно отгоняя наваждение, сотник тряхнул головой. – Едем! Поглядим, что там у Брячиславы…

* * *

На дворе Брячиславы никого чужого не было. Юная половецкая красотка Лана как ни в чем не бывало выбежала на крыльцо… Показалась!

Михайла перевел дух. Жива! Жива все-таки… Значит, ничего не рассказала Верунка…

– Хозяйки на усадьбе нет! – подскочив, деловито доложил Ермил. – Слуги сказывают, с утра велела заложить дровни да поехала на Михайлов городок. К тебе, господине!

– Ко мне? – сотник покусал губы. – Вот, значит, как… Ладно, посмотрим… Ермил, опроси здесь всех…

– Уже, господин сотник, – улыбнулся парнишка. – Верунка-челядинка исчезла с вечера. То есть, может, и раньше, но с вечера ее никто не видал. А видали – ленты атласные, алые… Видать, жених на селе завелся!

Михайла задумчиво покивал – ну, правильно, примета верная – кому ж еще ленты юной деве дарить, как не ухажеру?

– Говорят, Верунка вся ходила довольная, прямо сияла, – отойдя вместе с сотником в угол двора, негромко продолжал Ермил. – Про жениха, правда, ничего не рассказывала. Обмолвилась только – мол, мужчина серьезный, говорить о себе раньше времени запретил. Я так думаю – Кочубар это!

– Поглядим… проверим… По вдовице что? – еще раз уточнил Миша.

– Сани у нее украли… Ну и вот, челядинка пропала… Говорят, Брячислава с этим к тебе, господин, и поехала. Чтоб разобрался.

Брошенные сани нашлись на околице. Лошадей, правда, не было – распрягли да угнали, видать, уже и продали – долго ли, если нужных людишек знать?

– Ой, ироды-ы-ы… – заламывая руки, на всю околицу причитала вдова. – Ой, лошадушки мои, ой…

Миша кусал губы – неужели и впрямь украли? Слишком уж натурально вела себя Брячислава. Именно так, как должна – заругаешься тут, лошадки-то, чай, не дешевы…

– Я так думаю, Верунка-то им ворота и открыла… – погладив сани по облучку, вдова искоса посмотрела на сотника. – Али ему… Полюбовничек у нее появился, ленты дарил! Не из наших – чужой… Ух, Верунка!

Про страшную смерть челядинки Брячислава, похоже, еще не слыхала… Значит, что же, выходит, вдовица здесь ни при чем? Фальшивый волхв Кочубар на свой страх и риск действовал?

– А что за полюбовник? – оглянувшись на маячившую невдалеке церковь, все же полюбопытствовал Михайла. – Видел его кто?

– Так я сама же и видела, – тонкие губы вдовы изогнулись в улыбке, хотя круглое, с дряблыми щеками лицо все еще оставалось напряженным. – Здоровый такой, высоченный. Бородища – во! Сивая!

Брячислава провела себе ладонью по поясу. Описанный ею тип точь-в-точь сходился с портретом заезжего волхва.

– Как зовут, не знаю. Акинфий, холоп мой, видал, как тот к воротам подходил… Настька со двора выскакивала, болтала…

– С Акинфием бы тоже поговорить…

– Да хоть посейчас! Вот он, за березами дожидается… Акинфий!

Звероватого вида холоп ничего нового не добавил, все больше хмыкал да мыкал, то и дело вставляя в речь слова-паразиты. Рассказчик из него был никудышный.

– Это… борода… ага… длинная… сивая, да… Ишо на Верунку пялился… Я-то не углядел! Мх-х!

И все же Мише очень хотелось взять этого сиволапого черта да хорошенько пытать: как полагается, на дыбу, потом плетьми, огоньком… Глядишь, и рассказал бы чего!

Однако ж нельзя было хватать людей просто так, без всяких конкретных оснований, по одному лишь смутному подозрению. Согласно писаным законам – «Русской Правде» – в таких случаях требовались надежнейшие видоки-свидетели, а их не было, и к смерти Верунки Акинфия никак было не привязать, по крайней мере – пока. Да и Брячислава, хоть и не боярыня, а все же была достаточно влиятельная в Ратном, и хватать ее людей вовсе не следовало. Да и обвинить в шпионстве… Прав Ставрогин – тут доказательства нужны железнейшие!

Пока же нужно делать вид. Хоть Верунку и жаль! Ничего, еще придет время. Поквитаемся, припомним… Вот что теперь делать с Ланой? Выводить из игры очень уж не хочется – с таким трудом добыли, подставили вдове. Однако через кого половчанка теперь будет передавать сведения? Ну… это все можно придумать, решить… Пока же…

– За усадьбой твоей, Брячислава, теперь лично присматривать буду, – откровенно предупредил Михаил. – За всеми твоими людьми.

– Это зачем еще? – вдовица недовольно скривилась.

– А затем, что средь них сообщники могут оставаться! – с наглой усмешкой сотник подозвал коня.

– Какие еще сообщники?

– Всякие. Вот и присмотрим… – Сотник ловко уселся в седло, погладил коня по гриве. – Ты, любезнейшая, список мне предоставь всех твоих людишек, кто на усадьбе. И особо отметь тех, кому не очень-то доверяешь.

– Да я никому не доверяю! – откровенно рассмеялась вдова. – Вот еще – дворне доверять! Да за ними пригляд ежечасный нужен. Уж такой косорукий народ, чуть отвернешься – все наперекосяк сделают! Да вот они все у меня где!

Брячислава показала кулак и велела Акинфию запрягать лошадей в нашедшиеся сани.

– В церкву заедем, а потом – домой… А список я тебе, боярич, пришлю – к завтрему…

Вечером сотник допросил Глузда. Вернее, просто побеседовал – но, вдумчиво и по весьма конкретному вопросу.

– Давай-ка, унот, вспомни – как ты у колодца с Верункой встречался. Кто при этом был?

– Да как всегда… – сидевший на лавке парнишка суетливо заерзал. – Бабы. Старостиха приходила, да Андрея Немого жена… Да наставница Матрена… А, девки еще были! Лада, Любка… Той, что в проруби утопла, – подружки.

– Ну, это все свои… – про себя промычал сотник. – А больше никого не заметил? Ну, мимо кто проходил, пробегал… Или там – мелкие отроцы в снежки играли?

Этого как раз и не замечают. Самого обычного. Тех, кто примелькался…

– А ведь играли! – встрепенулся Глузд. – Снежками кидались. Я им еще кулаком погрозил. Да там мелкота одна!

– Та-ак… – Михайла забарабанил пальцами по столу. – Давай, вспоминай – что за мелкота?

Сотник знал – Глузд вспомнит! Сам еще в таком возрасте, что недалеко от «мелкоты» ушел. Вот кто по-взрослее – то же Архип, Демьян – уж точно не вспомнили бы, а этот… Тут надежда есть.

– М-м-м, – прикрыв глаза, отрок снова заерзал, не зная, куда деть руки. – Легота, Федотки Лющика сын, был… кидался… С ним – Понтя… Феропонт… еще такой рыжий, Кирьян, кажется… Да, Кирьян… Этих точно помню.

– Феропонт и Кирьян – чьи? – быстро уточнил Михайла.

Ратное все же хоть и большое, но – село, все друг друга знали. Вот и Глузд…

– Кирьян – Глафиры-кухарки сын, а Понтя – плотника Завидобы. Ну, что в артели у дядьки Сучка.

– Понятно… А Глафира-кухарка у нас – чья?

– Того не ведаю, – парнишка опустил глаза. – А Киря – мелкий совсем. Лет, верно, восемь…

– Ладно… Понимаю – информацией владеешь не всей. Хорошо, Глузде. Ступай, и о беседе нашей никому ни слова.

– Как можно, господин сотник? Не совсем же тупой…

– Илью позови, как уходить будешь.

– Есть!

Явившись, секретарь прояснил сразу же:

– Так это… Так вдовицы Брячиславы кухарка-то! На ее усадьбе живет… Я уж не знаю, кто – холопка али просто служанка, челядь в общем. Ан нет! Мужик-то ее покойный, в мор сгинувший, в закупах у вдовы ходил! Верно, и Глафира мужнину «купу» отрабатывает.

Выпроводив Илью, Миша нервно заходил по горнице. Ничто не радовало нынче его взгляд: ни постеленные на пол тканые дорожки, ни стоявшая на столе массивная серебряная чаша – ендова, ни расписанная под хохлому посуда. Да еще пурга на улице разыгралась, метель…

Настроение «господина сотника» было под стать погоде – мрачным. Лезли в голову нехорошие мысли – снова все следы вроде бы вели к вдове Брячиславе, а вот доказать это поди попробуй! Кто-то очень хитрый – враг! – явно переигрывал Михаила, и оттого хотелось скрипеть зубами и ругаться матом. А еще тревожили думы о Лане. Погибшая в Царьграде Варвара, теперь вот – Верунка… Жалко девок. Не уберег! И следующая кто? Полочанка? Подарок Костомары… Подарок… Но ведь и живой человек, юная красивая девушка, которую он, Михаил, нагло и цинично использовал. И ладно бы – в личных сексуальных целях! Так нет – доверил опаснейшее дело!

«Да-да, сэр Майкл! Опаснейшее. Враги тебя самого переигрывают, что уж говорить о бесхитростной юной девчонке? Вычислят и ее… пытать будут… убьют. И все – по твоей вине, между прочим… А? Что не так, сэр Майкл?

Ну да, нужно было внедрить кого-то к Брячиславе. Внедрили… И что теперь? Вытаскивать обратно? Ага, как же! Лучше подумать о связи… и подумать хорошо! Что же касается девчонки, Ланы, то вряд ли вдова ее сейчас тронет – в свете недавнего заявления Миши. Обещал ведь присматривать, грубо говоря – пригрозил… Сиди, мол, и не рыпайся.

Однако Брячислава – сама себе не хозяйка, что прикажет Юрий-князь, то делать и будет. С другой стороны, раций еще никаких нет, связь – черепашья… Вернее – пешеходная. Был Кочубар – допустим. Это и есть человек Юрия – да вот сгинул, ушел. Или просто на время затаился?

Ах, Юрий. Юрий… будущий Долгорукий…»

Кузнечик рассказывал, как говорил как-то в сердцах боярин Сан Саныч Журавль. О том, что всегда плевали князья на народ. Всегда было кому-то выгодно обделывать свои дела за счет кого-то. Князю выгодно, татарам выгодно, хазарам выгодно и крестоносцам тоже выгодно. Половцев, мол, поднимут и их руками пожар устроят. Чтоб потом, когда промеж собой договорятся, сказать: ай, какие боняки шелудивые!

А Долгорукого (будущего) боярин Журавль, мягко говоря, не любил, о чем и заявлял открыто (Кузнечик рассказывал, словно сам свидетелям тому был – но нет, просто слышал потом от Юрика).

– Я этого Долгорукого, падлу, как тебя сейчас видел. Он тогда ещё Залесским прозывался. Многое ему обещал, а дал бы ещё больше. Город, что на века встанет, стол Киевский, готовых мастеров, получше византийских… А главное, Русь объединить в один кулак. Всё бы его было! И татар бы обломали… – Не поверил? – Поверил… Мы с Данькой были убедительны. Да и показали ему такое, чего и в сказках нет. В том-то и беда, что поверил. Тех мастеров, что я ему обещал, он порезал, а самого верного человека навострил меня прикончить. Страшная это штука – жажда власти и длинные руки. А еще – возможности…

«Вот именно, сэр Майкл! Возможности. Какие возможности есть у князя Юрия, чтобы Ратное со всеми его нововведениями задавить? Чтоб не дать развиться, подняться – это ж для его будущей власти угроза! Он так и воспринимает. Именно так! А значит, все сделает, чтобы…

Что может суздальско-ростовский князь? Войско на Ратное не отправит – далеко, да и не пойдет он на брата. Да и все это чревато конфликтом с киевским князем Мстиславом Владимировичем, тоже, кстати, братом и главным на Руси. Все русские князья промеж собою родственники… что вовсе не мешает им конфликтовать, убивать друг друга, жечь русские города, приводить на подмогу половцев…

Войско не отправит, но пакостить будет, вредить – как вот сейчас. А еще – интриговать может. А раз может, так обязательно будет! Вот только бы знать – как?»

Что тут сказать? Как в воду глядел Михайла! Как в воду глядел…

На следующий день прибыл большой обоз из Турова! Шесть саней, отряд воинов в кольчугах, в шлемах с личинами, с червлеными ромейскими щитами, миндалевидными, что прикрывают ратника с головы до ног, надо только уметь пользоваться, что непросто – щит-то тяжел, это вам не легкий круглый тарч!

– Дружина, господин сотник! – доложил дежурный полусотник Демьян. – С первого поста вестового прислали. – Полдюжины саней богатых, две дюжины воинов. Едут – не таятся. С добром! Главный – боярин Федор Кузьмич Стрелков.

– Федор Кузьмич?! – удивился Михаил. – Так это ж князя нашего, Вячеслава Владимировича, человек верный! Думаю, не сам по себе он к нам – князем послан. И что князю нужно, интересно? Впрочем, скоро узнаем. Давай, Демьян, собирай всех! Встречать будем.

Встречали знатно. На пристань вышли все – воевода Корней Агеич, староста Аристарх, ну и Мишины люди – наставники. Да и все свободные от несения службы – выстроились в ряд, сверкая кольчугами. Ну и простой люд толпился – глазел.

Приехавший боярин – бровастый, дородный, с черной с проседью бородой – с дедом Корнеем обнялся прилюдно, не чинясь. Со старостой же просто поздоровался, хоть и приветливо, а подошедшему сотнику лишь сухо кивнул. Субординация!

– Не угодно ли, господин Федор Кузьмич, отдохнуть с дороги? – тут же предложил ушлый воевода. – Да отведать, что Бог послал?

Важный гость вел себя просто. Усмехнулся в бороду да кивнул:

– Отведаем. Отдохнем.

Потом скосил глаза на Михайлу:

– Это кто у тебя такой шустрый?

– Так Мишаня, внук мой! Сотник у нас… в Младшей страже.

– Иди-ка! Вырос-то как! Не узнал. Совсем стал муж зрелый. Ну, ему и… Ладно, опосля поговорим.

В хоромах Лисовиных уже были накрыты столы. В горнице – для важного посланца, в людской – для его воинов. Остальных обозных потчевали в Михайловом городке, в крепости.

Анна Павловна, боярыня, вышла к гостю – поклонилась, поцеловала в уста да, пригубив чарочку стоялого меда, ушла. Нельзя было в те времена женщине в дела мужские влезать – наверное, правильно.

Потому узким кругом сидели. Корней Агеич, Аристарх Семеныч, еще парочка особо доверенных наставников, ну и Миша – у того ушки на макушке были, не зря ведь явился Стрелков, не просто так прокатиться решил!

Выпив с дюжину чарочек и закусив пирогом с рябчиком, Федор Кузьмич раскраснелся и подобрел. И вскоре – под кашу с белорыбицей – перешел к главной цели своего неожиданного визита.

– Послаша меня пресветлый княже наш Вячеслав Владимирович…

Михайла про себя хмыкнул: ну кто бы сомневался?

– Вокруг да около ходити не стану, поскольку-постольку есть я человек прямой!

– Да знаем, знаем, Федор Кузьмич, господине! – подольстил дед.

– Так вот! – гость многозначительно поднял вверх указательный палец. – Третьего дня гонец явился из Киева, от самого Мстислава…

Тут все даже жевать перестали. Прислушались со вниманием!

– Вздумал князь Мстислав Владимирович воевати нынче весной поганых половцев! Разрушить, пожечь их вежи, повергнуть их поганых божков…