Текст книги "Баклан Свекольный"

Глава 17. Месть Ерышева

Вторник, 5 октября 1993 г.

Время – 17:00.

После заседания профкома довольный Ерышев направляется в приёмную.

Всё случилось неожиданно и как ему даже не мечталось. Надо срочно сообщить Выдриной. Таким новостям она, конечно, не обрадуется, но знать об этом должна, считает Ерышев, на ходу составляя «план разговора», как он это называет. Он всё планирует. Всё! Даже разговоры с понравившейся ему женщиной.

Толя Ерышев человек таки занятой. Доктор наук, в трёх учёных советах состоит – это кроме своего института. Его защиту докторской вспоминают до сих пор. Какой блеск! Мало того, что выступил красиво, так ещё на вопросы отвечал – заслушаться. Всех оппонентов на лопатки уложил! Говорили о нём – «светило украинской науки!». Завистники поправляли: «темнило, а не светило!». Ну, на то и завистники, подобные молнии, бьющей по вершинам.

Должность – ведущий научный сотрудник – что ни говори, а звучит солидно, да ещё в его-то тридцать два, – возраст юный по научным меркам. Плюс консультант при министерстве. И в проектах задействован, в основном украинско-европейских, в качестве «местного эксперта». Они-то и платят столько, что Ерышев часто забывает сходить в кассу за институтской зарплатой.

А профком – это, как сейчас говорят, для пиара. Дело бесплатное, на общественных началах, зато и времени много не отнимает. Раз в месяц часок позаседать – не убудет его, а для имиджа – прямая польза: мало того, что Ерышев Анатолий Петрович знаток своего дела, так ещё и… как это… «общественно активный».

И всё ж, гадство, у него получается да выходит! На зависть Бакланову и прочим неудачникам.

И мужчина Толик видный. Невысокий, но складно уложенный, кареглазый, курчавый брюнет. С женщинами обходительный, рыцарь на страже достоинства и чести. Всегда готов поставить хама на место. Хоть того же Бакланова…

Стоп!

Вот тут как раз не всё лады. Пока дело было за словами, Толик давал отпор достойно и мощно. А тут ему надумалось поиграть в гусарство – влепить негодяю пощёчину. Глядишь и до дуэли бы дошло, почему нет? Да только забылся Ерышев, что век на дворе не девятнадцатый, и ни шпаг тебе, ни пистолетов. Но коль уж проявил геройство, так держи ответ.

Из головы не выходит вчерашняя потасовка с Баклановым. Надо же! В приёмной шефа! Хорошо, хоть иноземцы не высунулись да не увидели молодого доктора наук «во всей красе». Во было бы позорище!

«Как-то по-дурацки вышло, – размышляет Ерышев на пути в приёмную. – Ничего себе, какой Баклан крутой! Кто ж знал? Я-то думал, так, понты гонит, а он, выходит, не то борец, не то каратист, фиг его знает. Глупо так получилось. Ну, остальные – чёрт с ними, а вот то, что перед Ольгой опозорился, хреново, конечно. Она ж теперь точно меня презирает. Вот, блин! Как ей и на глаза-то теперь показаться. А придётся! Такие новости она должна узнавать первой».

На профком поступило десятка два заявлений с просьбой о материальной помощи. Народ бедствует, разговоры опустились до уровня «ты ел сегодня что-нибудь?» Те, что помоложе, как-то крутятся. Кто в проектах на западные «бабки», кто в мелком бизнесе, а такие, как Бакланов, переводами кормятся. Те же, которые постарше, живут на одну зарплату, если это можно назвать жизнью и зарплатой.

Судили-рядили, да почти всем и отказали. Откуда деньги-то? Это же профсоюзные взносы, отчисления от доходов. А какие доходы, такие и взносы.

Во время обсуждения кто-то предложил:

– А давайте поможем Выдриной! Она же секретарша, вообще копейки получает. А ей мужа на ноги поднимать. Вы ж знаете…

– Не муж он ей, а сожитель, – уточнила пожилая сотрудница, женщина старых нравов.

Завязался спор:

– Да какая разница? Гражданский муж – вот как это называется. И вообще, что это меняет?

Ковалёва, председатель профкома, не соглашалась:

– Позвольте, а на основании чего мы будем выплачивать ей материальную помощь? Она ж не подавала заявление.

– Надо ей предложить, пусть напишет, – возражали Ковалёвой.

В кабинет вошёл Бакланов. Тихонько извинившись, он что-то сказал на ухо председателю. Она громко в ответ:

– Хорошо, зайду. Спасибо, Федя.

Диспут продолжался. Слово взял Ерышев:

– Я считаю, что Выдриной надо помочь.

Краем глаза Толик убедился, что Бакланов ещё здесь. Последний хоть и взялся за дверную ручку, но, поняв, что речь идёт об Ольге, застыл в любопытном ожидании. Заметил Ерышев, как Фёдор ухмыльнулся, пожав плечами, когда услышал о материальной помощи Выдриной.

Бакланов не задержался: торчать зевакой он не любит.

Вопрос Ольги Выдриной обсуждался недолго…

– И вообще, к чему эти формальности? – продолжалась дискуссия, – Заявление, понимаешь ли.

– Ну да, «формальности». Любая ревизия спросит: а на основании какого документа выдана помощь?

– Так надо сказать, чтобы написала.

Зловещая улыбка рождается на лице Ерышева, когда он вспоминает, чем закончилось обсуждение Ольгиного вопроса.

– Ну, Бакланов, погоди! – Ерышев оглядывается в испуге, что его мысли вслух могут услышать. Вокруг никого, и он облегчённо вздыхает.

Толик знает, что Саврук ещё час назад уехал в Броварской филиал, и поэтому решает зайти в приёмную именно сейчас.

Но как скрыть чувство стыда за вчерашний скандал? И что скажет Ольга? Может, рассмеётся ему в глаза? Или не подаст виду, что помнит? «Ай, ладно, будь что будет», – думает Ерышев и, максимально собравшись с духом, заходит.

– У себя? – показывает на кабинет шефа.

– В Броварах. А ты по делу? – простодушно интересуется Ольга.

– Без дела я бы к Савруку не приходил! – притворно возмущается Ерышев. – Конечно, по делу!

– Сегодня его уже не будет, – поясняет Ольга, буднично тарабаня по кнопкам пишущей машинки.

Шеф сказал к утру напечатать договор аренды с американцами, положившими глаз на два кабинета для совместного проекта. Что поделаешь? Институт, как и страна, переживает нелегкую годину, так почему бы с выгодой не сдать пару комнат под офисы? А то уж и зарплату скоро нечем будет платить. И людей не выгонишь просто так. Есть, конечно, пара-тройка отделов, которых лучше бы не было. И работники там – мама дорогая! Из них учёные, как из мышиного хвоста котлета. Но просто так уволить нельзя. Куда они пойдут? На базаре торговать? Народ со степенями, дипломами – и за прилавок? Таких сейчас там полно. Торгуют, «челноками» мотаются по турциям да польшам. Но то чужие, а своих-то жалко. Не дай бог, ввяжутся в какую аферу, попадутся по неопытности – да на цугундер. А вы, граждане-налогоплательщики, будьте добры, содержите их. Нет уж, пусть лучше творят своё наукообразие никому не нужное. Хоть и за казённый счёт, а всё ж государству дешевле. Да и попристойней будет, покультурней – научный персонал всё-таки.

Ольга торопится: надо скорее добить это клятый договор и сбежать: сиделка отпросилась уйти пораньше.

Ерышев усаживается на один из стульев у стены, делая вид, что расстроен отсутствием шефа.

– Так а чего ты ждёшь? – не отрываясь от машинки, спрашивает Ольга. – Я же сказала, что его не будет.

– Да я и не знаю, – Толя не навязывается с разговором, но и не против покалякать ни о чём. Как подвести собеседника к желаемой теме, он хорошо знает: Дейла Карнеги[30]30
  Дейл Карнеги (1888–1955), американский писатель, психолог, педагог, автор концепции бесконфликтного общения. Его книги – напр., «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей» и другие – были очень популярны во времена Перестройки и в первые годы после распада СССР. Не все взгляды Карнеги общественность приняла однозначно. Отдельные авторы (Михаил Дронов, Эверетт Шостром и другие) критиковали его подходы и относили их к сфере манипулятивного общения.


[Закрыть] проштудировал.

– Слушай, Толя, тебе сейчас точно делать нечего.

– Эт почему? – Ерышев не против обвинения в бездельничанье. Он всё равно уже нащупал ходы, какие направят разговор в нужное русло.

– Я ж тебе говорю, шефа нет, – руки сходят с клавиатуры, – а ты сиднем сидишь тут.

– А разве я тебе мешаю? – он равнодушно разглядывает на стене репродукцию «Трёх богатырей», подарок московских коллег из дружественного НИИ.

– Да нет, не мешаешь, – возвращается она к договору, – просто все говорят, шо ты там такой занятый, и не подойти. Врут, наверное? – лукаво ему подмигивает.

Разговор завязывается. План Ерышева – в действии.

– Да за такие копейки даже на работу ходить глупо, – замечает он равнодушно.

– Ой-ой-ой! – язвит Выдрина, снова отрываясь от текста. – Кто бы уж говорил!

– А что? – притворно удивляется Толик.

– Ты же там что-то с французами замутил, или с кем?

– Так с ними и работать можно. А тут… Это же зряплата – тридцать баксов в месяц! Как на это прожить?

– А у меня вообще двенадцать, чтоб ты знал! – возмущается Ольга. – Нашёл кому говорить про… как это ты верно сказал… зряплату.

Толик радуется, что тема пришла сама собой и его нельзя будет упрекнуть, что он нарочно заявился сообщить то, чем Ольга наверняка будет ошарашена. Надо ещё чуть-чуть…

– Да ладно тебе, ты-то хоть не прибедняйся!

– А я и не прибедняюсь, – не улавливая сарказма, отвечает Ольга, – у Димки жалкая пенсия по инвалидности, а я тоже не Рокфеллер, сам понимаешь.

– Да, я понимаю.

– Ну так а чего ты тогда?

– Кстати, твою проблему, – игнорируя вопрос, он начинает о главном, – как раз сегодня можно было решить, хотя бы на время.

– Это ты о чём? – удивляется Ольга, давая пишущей машинке ещё одну передышку.

– Да вот на профкоме сегодня обсуждали, кому давать материальную помощь.

– Ну, и что?

– Так о тебе тоже говорили.

– А я что, просила о помощи?

– Там один предложил тебя включить.

– Кто?! – едва не кричит Ольга, вылупив на него глаза.

– Да не важно, кто, – отмахивается Ерышев.

– Не поняла, что значит, не важно?

– Слушай сюда, главное ж не это. За тебя почти решили уже, чтоб дать, – косноязычит Ерышев от волнения, – да только всё поломал один типчик, тебе известный.

– Погоди, – запуталась Ольга, – ты можешь толком сказать, что там было?

– Так я же и говорю, – взяв себя в руки, терпеливо продолжает Ерышев, – обсудили всё, учли, что у тебя на руках больной человек, решили выделить хорошую сумму денег, между прочим, в размере годового оклада. Понимаешь? А тут зашёл один кадр, чего-то там сказать Ковалёвой, и услышал, что мы обсуждаем тебя. Ну, потом и выдал. Такое на тебя плёл…

– Что он такое плёл? – нетерпеливо перебивает Ольга.

– Сказал, что тебе не надо помогать, что ты хорошо устроилась, и… ну, извини, – Ерышев деланно смущается, – говорил, что ты спишь с богатенькими мужиками за бабки.

– Что?? – Выдрина моргает, будто в состоянии нервного тика.

– И ещё, говорил, посмотрите, как она одевается, а нигде, кроме института, не работает.

– А при чём тут как я одеваюсь? – тихо спрашивает Ольга, от шока не в силах даже возмущаться.

– Он удивлялся, мол, как с такой зарплатой можно покупать хорошие шмотки.

– Ффффууууухххх… – выдыхает она, – крыша едет… Это ж надо до такого додуматься!

– Ну так сама посуди. У тебя и в самом деле прикид классный. Да на тебе такие шмотки, что наши бабы за год на столько не заработают.

– А ты что, ему поверил? – подозрительно смотрит она, пытаясь поймать его взгляд. – Погоди, а ты случайно не…

– Да ну что ты! Как я мог поверить? – возмущается Ерышев, – что ты такое несёшь?!

– Ну, ладно, допустим, – соглашается Выдрина, – так а кто этот добрый человек? Ты говоришь… как это… известный мне типчик?

– Известный, – он делает паузу, – только я не знаю, может, не стоит называть.

– Как это, не стоит? Ты чё?

– Ну пойми, всё равно уже ничего не изменишь.

– А всё-таки, кто это? Я же всё равно узнаю!

– Ты только не выясняй там ничего. Не надо ставить себя в глупое положение.

– В глупое? – изумляется Ольга. – Да ты что, Ерышев, издеваешься надо мной?! Да у меня… это… положение – глупее уже не придумаешь!

– В самом деле, не стоит…

– Как это не стоит? – она привстаёт. – Говори, кто он!

– Ну… это в общем…

– Да говори же, мать твою!!! – разражается она рычащим выкриком.

– Это Бакланов, – выдавливает из себя Ерышев. Из него исторгается вздох облегчения, как после сдачи экзамена.

– Э-э… – только и может сказать Ольга, медленно усаживаясь в кресло.

Она не знает, что и думать. Может, кому и пришло бы в голову сделать ей такую подлянку, но чтобы Федька?! Такое выше всякого понимания. Хам он, конечно, ещё тот, да и надругался над ней, хоть она его и простила. Постоянно говорит гадости, но именно ей, в глаза. Она ни от кого не слышала, чтобы Фёдор «полоскал» её среди мужиков. Ольге докладывали, что Баклан про неё вообще не упоминает, а если о ней зайдёт речь, так он говорит только хорошее. А тут такое! Да не может быть!

– Погоди, Толя – она будто опомнилась, – я не поняла, а какого чёрта он там делал? Он что, уже в профкоме?

– Нет, он не член профкома, – терпеливо поясняет Ерышев, – я же говорил тебе, Баклан зашёл и что-то шепнул Ковалёвой на ухо. Та ему говорит, мол, зайду позже. И ещё сказала – «спасибо, Федя». А он как раз услышал, что мы говорили о тебе. Сначала вышел, а потом вернулся, почти сразу. Ну и сунул свои «пять копеек».

Отводя взгляд, Ерышев как бы между прочим добавляет:

– А потом ещё всех попросил никому не говорить, что это он тебя так…

– Вот гад! – исторгает Ольга, после чего молча переваривает услышанное.

Поверить, что на неё возвели такой поклёп, само по себе верх невозможного. Но чтобы подобное сделал Баклан?! Ну где тогда хоть какие-то границы людской мерзости? «Нет, это надо пресечь, – решает про себя Ольга, – только как? Ерышев не хочет, чтобы я говорила с Бакланом. А почему? Зачем это ему надо? Врать он, конечно, не станет. Это же всё легко проверить – пойти к Ковалёвой и выяснить».

«А с другой стороны, он прав, – дальше размышляет Ольга, – к ней лучше не ходить. Тогда слава пойдёт по всему институту… Нет-нет, стоп! Она уже пошла! Надо всё выяснить. Спросить у тех, кто там был. Что я теряю, в конце концов?»

Ерышев тоже сидит молча, не зная, что говорить.

«Нет, тут не всё так просто, – захватывает Ольгу новый виток рассуждений, – может, не надо вообще никому ничего доказывать. Тупо сделать вид, что меня это не колышет. А можно ли так? Ну с Бакланом тоже не понятно, как он пошёл на такую низость. Может, я плохо его знаю? Но уж Федька-то понимает, что всё не так, как он там наговорил. Да и он ли это? А что уж остальные… Вон даже Ерышев, и тот во мне сомневается. Это он, тот самый Ерышев… Толик, блин… то в ногах валялся – люблю, говорит. А видишь как… Нет, надо убедить сначала его, что всё это клевета и бредни».

– Слушай, Толик, – спокойным тоном начинает она, – а ты в самом деле не веришь тому, что наговорил Баклан?

– Нет, что ты, – Ерышев непреклонен, – конечно, не верю!

– Спасибо, – на усталом выдохе произносит Ольга, – а то я уж подумала…

– Нет-нет, во мне можешь не сомневаться.

– Понимаешь, Толь, я не знаю, что им так дался мой, как ты говоришь, «прикид». Только мне же не обязательно ходить на работу серой мышкой, верно? Ты вот на Ленку посмотри, эту… Овчаренко. Тоже ж не в обносках ходит.

– Ну так что ты сравниваешь? У неё папа там чуть ли не министр и мама в кино снимается.

– Так а нам с Димой тоже родители помогают.

– Как – родители? – от услышанного глаза Ерышева лезут из орбит. – Погоди, Оль, я что-то не понял. Какие родители? У Димы ж нет ни отца, ни матери.

– Так мои-то живы, слава богу. Папа крутится в большом бизнесе. Не то чтобы в сильно большом, но при бабках он, – Ольга и сама толком не знает, чем занимается отец.

– А мама? – в силу особого интереса к Ольге Ерышеву хочется знать как можно больше о ней и об её окружении.

– Мама тоже пристроена. В эс-пэ[31]31
  СП – Совместное предприятие – организационно-правовая форма ведения бизнеса с участием отечественного и зарубежного капитала.


[Закрыть] каком-то, с американцами. Эти ребята башляют не хило. Опасно, конечно: рэкет-шмекет, бандюки, да и накладно: менты, всякие там инспекции, проверяющие, и каждому ж, зараза, дай на лапу.

Ольга умалчивает о том, что первое время помощь поступала ещё из одного источника. Потом прекратилась. Организаторы боёв без правил пошли на беспрецедентный шаг, прям-таки акт гуманизма: платили Дмитрию что-то вроде неофициальной пенсии. Суммы небольшие, но их хватало на лекарства, сиделок. Только у Димы положение такое, что, наверное, и денег никаких не хватит.

– Погоди, Оль, – всё расспрашивает Ерышев, – я не понял, на американцев тоже наезжают?

– А ты думал! Бандюки сейчас не те, что при Перестройке. Теперь это не бритоголовые пацаны с битами, а дяденьки в костюмчиках и при галстуках. И они не просто так вышибают бабло, а через банки отслеживают, что куда идёт. И если что незаконное, они тут как тут. Раньше, чем прокуратура, милиция, СБУ. Говорят – гоните бабло, или ментам сдадим. А с ментами они в одной колоде, с ними делятся, а те их покрывают, как родных. Ты чё, Толя, не знал этого?

– Так погоди, а разве штатовские что-то делают противозаконное?

– Да не то чтобы очень, больше по мелочам. И не только штатовские, между прочим! – выразительно, смотрит на Ерышева. – Но, чтоб ты знал, и европейцы тоже. Ты вон там с ними проекты крутишь, а видно не в курсе.

– Так а что? Я чё-то не понял, – смущённо перебивает Ерышев.

– Да они едут сюда и думают, что тут можно делать всё, что хочешь, и за это ничего не будет. Ха! Один так прямо и сказал: здесь можно, говорит, делать всё, главное – знать, кому и сколько дать на лапу.

– Ну, я прямо не знаю…

– Ой, наивный ты какой! А ещё доктором наук зовёшься, – смеётся Ольга.

– О, и ты туда же, – обижается Ерышев, – только и слышу вокруг: «молодой доктор», а чуть лажа, так сразу: «а ещё доктором называешься».

– Да не сердись, Толь, – утешает Выдрина, – я шучу. Ну вот, смотри, они заключают соглашение об аренде офиса, но не оформляют, как надо. А бандюки – тут как тут.

Ольга будто опомнилась:

– Ой… аренда… что это я… уже без четверти! Ну и заболталась я с тобой! И договор… Ладно, тут немножко, завтра сделаю.

– Да, в самом деле, я тоже пойду. Только ты, Оль, вот что, не надо с Бакланом говорить. Делай вид, будто ничего не знаешь. Так тебе же лучше.

– Хорошо, посмотрим. Спасибо, что рассказал.

– Может, пошли вместе?

– Не-е, извини Толя, нам не по пути, – широко улыбается Ольга.

– Понятно.

Ерышев уходит, немного расстроенный отказом, но довольный тем, что так всё удачно вышло с Бакланом.

Торопливо переобуваясь из туфелек в сапожки, Ольга прокручивает в голове предстоящий разговор с Фёдором. Ненароком задетый графин пикирует на пол и разлетается вдребезги. Хорошо, хоть пустой. Заморачиваться недосуг. Стекляшки утром приберёт тётя Лида, уборщица.

– Вот сука, Баклан! Ну, я ему…

Ольга не уточняет, что именно она ему. Осколки графина получают пинок носком итальянской обуви пристойного качества.

Трудно отделаться от неожиданного открытия: любовь, дикая и необузданная, совсем недавно выросшая из ненависти, вновь превращается в такую же дикую и необузданную ненависть. И не жалко тех денег, неполученных из-за клеветы, хоть они тоже не лишни. Главное – Бакланов её опозорил на весь институт, да и вообще оказался сволочью.

Для Ольги осталось непонятным, почему Ерышев отговаривал её от разговора с Бакланом. И почему так странно отреагировал, узнав, что ей помогают родители, и что она вовсе не уличная девка. Да и в чём логика – не ходи, не выясняй, ты ничего этим не изменишь, только народ насмешишь.

Но сейчас её волнует не Ерышев, а Бакланов. И пока не перевалило за шесть, в душе тлеет робкая надежда, что Фёдора можно застать в отделе, куда она и направляется.

* * *

Вторник, 5 октября 1993 г.

Время – 17:50.

Похоже, отдел объявил Бакланову бойкот. За два дня с ним никто и двух слов не связал. Его будто не замечают. Спрашивать, что случилось, Фёдору не пристало. Он считает, что если человек за что-то на него обижен, пускай прямо об этом скажет.

Обет забвения под занавес дня нарушает Виктор Васильевич, оценивающим взглядом пронзая объект провокации:

– Так ты, Бакланов, значит, дорос аж до четвёртого класса?

«Вот оно что! – наконец-то Фёдору понятна причина «игнора». – Значит, дело не в потасовке с этим сопляком, а в «квантильонах», как говорит этот придурочный Шаповал».

В комнате оживление. Федя мог бы и смолчать, если бы не Валькина унизительная ремарка:

– Да он и остался на уровне четвёртого класса!

Это чересчур. Будто очнувшись от наваждения, Фёдор медленно переводит взгляд на смешливую Валю Зиновчук:

– Я-то, может, и остался, как ты говоришь, в четвёртом классе, да вот многие и до меня не доросли.

Его слова вызывают гул неодобрения. Ироничные ухмылки сменяются чередой негодующих комментариев:

– Тоже ещё! Корчит из себя!

– Ишь, возомнил!

– Гнать таких надо!

Портфель и спортивная сумка наготове, Фёдор одевается и выходит. Напоследок – «Да идите вы все!». Дверь захлопнута, и покуда в кабинет слышен угасающий цокот набоек, вслед Бакланову несётся:

– Хамло такое!

– Бездарь бездарью, а мнит из себя…

– Нахалюга!

– Недоучка! – это визгливый голос Валентины с понятным намёком, что аспирантуру окончил, а диссертацию не защитил.

Федор отдаляется достаточно, чтобы не слышать, как его «полощут» коллеги, которых он тихо ненавидит. Впрочем, не так уж и тихо, особенно в последнее время.

Сейчас ему на тренировку, а в девять надо быть дома: хозяйка приведёт нового квартиранта.

Ещё не утихло коллективное «осуждение строптивого», как в кабинет врывается Ольга:

– А где Бакланов?

В ответ тишина с не совсем понятным для Ольги смыслом.