Текст книги "Криминальный гамбит"

– Давай его сюда, – распорядился Мамонов, решив успокоить кающегося грешника на широком кожаном диване испанского производства. Уложив Стародымова, спасители его налили себе по рюмке и принялись обсуждать новую проблему, возникшую с появлением в Демидовке бургомистра.

– Совсем старый чокнулся с этой религией, – проворчал Гусев, поглядывая на храпевшего с астматическим надрывом мэра.

– Да, так крыша может и совсем уехать, – согласился Мамонов. – Они с Валькой вообще на богомолье куда-то на Валаам ездили, а потом она одна в Киеве какие-то пещеры посещала.

– Да ты что? – удивился Вадим. – А я думал, она опять на Кипр летала.

– Нет, все, отгрешила свое, теперь замаливает.

– Климакс, поди, стукнул.

Мамонов только хмыкнул и, пододвинув к себе телефон, набрал номер.

– Ты кому это звонишь? – спросил Гусев.

– Вальке, чтоб не искала. Алло! Валентина Павловна, извини, что разбудил, это Мамонов. Просто хочу сообщить, что Александр Иванович у нас. Да, отдыхает.

Ну, перебрали немножко, завтра как штык его доставлю живым и невредимым. Да-да, обсуждали наши текущие дела. Нет, что ты! Никаких девушек и сауны… Не волнуйся! Спокойной ночи! – И положил трубку.

Гусь, развалившись в кресле, кивнул в сторону спящего бургомистра:

– И все-таки что с ним делать? Как ты думаешь, это у него серьезно?

– Ты про что?

– Ну, все эти дурацкие шуточки, – пояснил Вадим. – «Должны сидеть в тюрьме…» – процитировал он отдыхающего гостя.

– Да брось ты! – отмахнулся Мамонов, долгие годы бывший с четой Стародымовых на короткой ноге. – Пусть проспится, а завтра из него Валентина быстро эту дурь выбьет. За сына она готова на все, убьет кого угодно.

– Это хорошо, но ты так и не ответил, что со своими операми делать будешь?

Ведь роют, суки, так и идут по следу, волки поганые!

Подполковник скривился:

– А кто виноват? Если бы твой Боря задолбал не этого полудурка, а Колодникова, сейчас бы проблем не было.

– Что ты уперся в майора?! Между прочим, этот лейтенант твой так и пасет Орлову. А, Мазуров?

– Он вне игры.

– Он-то да, а весь остальной утро пашет, копает это дело.

– Что они не нароют, я все подчищу. Вот твои быки ни хрена не могут,начал раздражаться Мамонов. – Я снял охрану с девки, и что? Хренушки?

– Не ссы, завтра ей придут кранты, там все схвачено, – отмахнулся Гусь.

– Если ее не будет, мы все аккуратно переводим на покойничков, Бурлака и Свинореза. Не подкопаешься.

Мамонов подошел к окну, посмотрел на слабую, только занимающуюся зарю.

– Что-то Дик сегодня из себя выходит, – сказал он, вглядываясь в темноту, будто стараясь определить причину собачьего беспокойства. И вдруг увидел, как в лесопосадке вспыхнули на секунду автомобильные фары и тут же скрылись за пригорком, машина выбралась на шоссе и поехала в сторону Кривова.

«И сюда, сволочи, добрались. И не лень им ездить в такую даль, чтобы потыкаться носом в закрытые ворота», – подумал подполковник, отходя от окна.

Дик перестал лаять и начал жадно лакать из миски воду. Было пять утра, когда Гусев ушел. Мамонов собирался ложиться спать, но зазвонил сотовый, и он с удивлением услышал голос недавнего гостя:

– Слушай, братан, я забыл тебе сказать: тут кто-то звонил мне, у меня этот номер остался на определителе. Вроде бы случайно, не туда попали, но ты пробей на всякий случай.

– Диктуй, – сказал Мамонов, вытаскивая из кармана ручку.

– Три, сорок, пятьдесят два.

Подполковник замер, потом переспросил:

– Какой номер?

– Три, сорок, пятьдесят два. Что, знакомый номерок?

Мамонов мог ответить сразу, мгновенно. Телефон с этим номером стоял на столе, за которым шесть лет назад сидел майор, старший оперуполномоченный уголовного розыска, то есть он сам. Теперь этот кабинет занимал Колодников… И номер принадлежал ему.

Глава 21

Лариса Онищенко, как всегда, опаздывала на работу. Алешка опять капризничал, не хотел идти в детский сад и на полпути закатил грандиозную истерику. Все это съело и без того маленький запас времени, отпущенный Ларисой на непредвиденные обстоятельства. Она почти бежала, когда рядом затормозила машина и знакомый хрипловатый голос сказал:

– Садись, подвезу.

Девушка вздрогнула и пролепетала:

– Спасибо, – и продолжала идти. Но голос властно и грубо приказал:

– Садись, говорю!

Деваться было некуда, и Лариса села на заднее сиденье, судорожно сжимая в руках потрепанную сумочку.

– Что скажешь? – спросил человек, сидящий за рулем.

– Никак не получается… – запинаясь, проговорила Лариса. – Они все-все контролируют. Лекарства проверяют, шприцы… Я не смогу.

Девушка видела только затылок своего собеседника, с завитками цвета легкой ржавчины. Но она знала его лицо: странные, темного омута глаза, застывший в вечной улыбке рот. Когда машина остановилась метрах в ста от больницы, Гусев обернулся к Ларисе.

– Тем не менее надо постараться, это, детка, в твоих интересах. Возьми еще на расходы, – он почти насильно всунул в руки медсестры несколько купюр, а потом осторожно вытащил из бардачка шприц с предохранительным колпачком на игле. – И возьми вот это. Тем составом не пользуйся, он действует мгновенно, а этот чуть погодя, все будет естественно. Никто на тебя не подумает. Давай, Ларисочка. А то ведь не расплатишься с нами. Да и сын у тебя растет, такой красивый мальчишка, жаль будет, если с ним что-то случится.

Глядя вслед Ларисе, Гусев пытался понять, выполнит она то, что он ей приказал, или нет. Девчонку они вычислили еще позавчера: мать-одиночка, живет в коммуналке, денег явно не хватает, обожает своего сына, а значит, пойдет на все, стоит лишь припугнуть и немного заплатить. Второе Вадим считал основным компонентом убеждения. Получив деньги, большие, по ее меркам, Лариса должна почувствовать себя должницей.

Гусев был неплохим психологом. Он всем своим нутром, подспудно чувствовал, от какого человека стоит ожидать подлости, от кого следует держаться подальше, с кем, наоборот, стоит дружить. А уж кого можно запросто припугнуть, он видел четко.

Еще в школьные годы он прибился к Аркаше Антонову и не прогадал. Тот, как локомотив, тащил его за собой по жизни, проламывая дорогу к «светлому будущему». Снося все на своем пути, не останавливаясь ни перед чем. Но именно Вадик первый рассмотрел в лихом опере майоре Мамонове слабую струну – жадность.

И Гусев, как талантливый музыкант, начал играть на ней сначала скромные сонаты, а потом и целые симфонии, постепенно прибирая к рукам идущего в гору охочего до денег тщеславного офицера.

. «Никуда она не денется, – подумал о Ларисе Вадик. – Вколет, как миленькая, а иначе мы ей вколем кое-что другое всей кодлой».

Окончательно убедив себя в том, что медсестра все сделает как надо и тем самым избавит всех от навязчивой проблемы – Орловой, Гусев решил заехать в небезызвестное кафе «Айсберг», где он давно не был.

Лариса как раз успела к обходу. Она тащилась в самом хвосте за группой врачей и медсестер, не понимая, что говорит Богомолов, лишь механически кивала.

В палате номер пять она словно проснулась, когда услышала слова врача, кольнувшие Ларису в самое сердце.

– Ну вот, а это мадам Орлова. С сегодняшнего дня никаких посторонних сиделок, тем более охраны, родителей пускать в часы посещения. Все у нее налаживается, продолжайте назначенные процедуры.

То, что теперь ей никто не мешает привести план Гусева в исполнение, вызвало у Ларисы еще больший сумбур в голове, нежели прежде. Теперь все было предельно просто: она подойдет, сделает укол и отработает и деньги, и избавит Алешку от опасности похищения и в итоге смерти. Но все ее существо, маленькая, но добрая душа протестовали против этого преступления.

«Я не могу, не могу! – думала она. – Господи, разве так можно? Ну почему я!? Я не могу, не могу, я не хочу этого!»

После обхода наступило время процедур. Уколы она делала на полном автоматизме, с застывшим лицом. Больных это удивило.

– Что-то Лариска мне сегодня хреново укол сделала, – пожаловался один из пациентов, кряхтя, переворачиваясь с живота на бок. – У нее рука легкая, а сегодня как гвоздь всадила.

Наконец остался только один укол, тот самый, Для пациентки из палаты номер пять. Лариса набррла в шприц состав, взяла ватку со спиртом, но, пройдя мимо пятой палаты, зашла в раздевалку и открыла свой шкафчик. На верхней полке лежали два шприца, внешне одинаковые, с предохранительными колпачками.

Несколько минут Лариса рассматривала их, потом осторожно взяла тот, вчерашний.

«Если суждено тому быть, то пусть умрет сразу, не мучается», – решила она.

Со шприцем в руках Лариса вышла в коридор и словно сомнамбула прошла к палате номер пять. Затаив дыхание, толкнула дверь.

Через десять секунд она с расширенными от страха глазами ворвалась в кабинет Богомолова.

– Рэм Андреевич, Орлова исчезла, – пролепетала она.

– Как это – исчезла? – не понял доктор.

– Так, исчезла. Ее нет в палате.

Богомолов рывком поднялся из-за стола и торопливым, широким шагом миновал коридор и ворвался в пятую палату. Кровать девушки действительно оказалась пуста.

«Может, куда-то вышла? – подумал он, но потом сам же себя опроверг. – В таком состоянии она могла уйти только на тот свет».

* * *

Когда у Астафьева прошла первая нервическая трясучка после спонтанной стрельбы, он начал думать о том, что делать дальше.

"Ольгу они в покое не оставят. Есть сотни способов убить и ее, и меня, и сегодня ночью, и завтра днем, когда угодно. Она – главный свидетель, а в этой больнице .она как неподвижная мишень, вся задача для этих козлов, какое выбрать оружие. Завтра выставят Анну Владимировну, и Ольга останется совсем беззащитна.

Значит, надо ее как-то отсюда вытаскивать сегодня. Но как и куда? При сложившихся обстоятельствах это практически невозможно".

Юрию страшно хотелось курить, ему даже казалось, что именно с первой затяжкой придет единственно верное решение.

– Я сейчас выйду, покурю, а вы закройтесь так же стулом, погасите свет и ждите меня. Я постучу три раза, только тогда открывайте, – проинструктировал Астафьев зябко вздрагивающую, несмотря на духоту палаты, Анну Владимировну.

– Хорошо, хорошо, Юрочка, – пролепетала она, и уже в коридоре лейтенант услышал, как Орлова всунула ножку стула в дверную ручку.

«Родная мать – это все-таки огромная сила, – подумал он. – Как она загораживала дочь во время нападения? Я бы, наверное, так не смог».

Дежурной медсестры за столиком не было. Осторожно ступая по вытертому линолеуму, Астафьев услышал голоса из ординаторской, судя по мирному журчанию разговора и звяканью ложек, медики баловались чайком, неторопливо беседуя.

Можно было покурить в туалете, но, вспомнив неприятный, резкий запах карболки, Астафьев решил выйти на лестничную площадку. Он не успел выкурить и трети сигареты, когда услышал, как этажом ниже скрипнула дверь и кто-то не торопясь спустился вниз. Юрий успел заметить только белый докторский колпак и понять, что это был мужчина. Лейтенант уже собирался выкинуть окурок, как снизу снова послышались шаги. На этот раз Астафьев рассмотрел лицо врача. Это оказался его старый знакомый, доктор по фамилии Сударушкин, тот самый, что памятным утром понедельника принимал Ольгу из рук ныне покойного Бурлака.

– Привет, – сказал Юрий, перевешиваясь через перила.

Доктор задрал вверх голову и тоже узнал оперативника.

– А, это вы… Что это вы тут делаете ночью?

– Стою караулом около вашей крестницы.

– Орловой?

– Да.

– Вас можно понять, красивая девушка.

Сударушкин поднялся, достал сигареты. Юрий так же не отказался еще немного потравиться никотином, поскольку должного просветления мозгов он пока не дождался.

– А что, ей что-то угрожает? – спросил доктор.

– Еще как. Только что одного ссадил с дерева из пневматички.

– Так это вот что там за окном грохнулось? Вышел, посмотрел, никого нет. А крик был такой, как будто кого-то убили. За что же ее так мечтают убрать?

Неожиданно для себя Юрий рассказал почти всю историю своей подопечной, умолчав только об именах действующих лиц.

– Без охраны они до нее все равно доберутся, – заключил он.

– Так надо ее отсюда вывезти, – неожиданно предложил сам доктор, незаметно перейдя с опером на «ты».

– А разве это возможно?

– Ты про ее состояние?

– Ну да.

– Риск есть всегда. Но мы ведь исходим из того, что здесь ее все равно достанут, значит, шансов остаться в живых нет. А уколы можно делать и дома.

– Слушай, Валера, – оживился Астафьев. – А практически как это можно сделать? Очень жалко ее, да и вообще… Несправедливо все это.

Сударушкин ненадолго задумался, потом предложил Вполне приемлемый план.

Они обсудили все детали и расстались, договорившись встретиться на этом же месте через полчаса. Увы, все оказалось не так просто – дежурная медсестра после чаепития с Богомоловым не покидала свой пост. Наступило утро, и Астафьев решил, что все их идеи пошли прахом, но за пять минут до обхода в палату заглянул Сударушкин и поманил Юрия:

– Все готово, сделаем так…

Чтобы не раздражать лишний раз Богомолова, Юрий вышел на лестничную площадку еще до обхода и, стоя в дверях, издалека наблюдал за неторопливым шествием врачей и медсестер. Когда их белые халаты скрылись за поворотом, лейтенант рванулся вперед, подхватил заранее подогнанную поближе каталку и завез ее в пятую палату. Вдвоем с Анной Владимировной они быстро переложили на каталку Ольгу, не забыли даже прихватить сумку с лекарствами. Девушка проснулась и наблюдала за всем абсолютно безучастно. Около открытого грузового лифта их уже ждал Сударушкин. Астафьев лихо толкнул каталку внутрь, доктор задвинул решетку и нажал кнопку первого этажа. Там они повернули не направо, к приемному покою, а к противоположному выходу. Эта была довольно неприятная дверь – через нее вывозили покойников.

На улице стояла «скорая» с открытой задней дверью. Рядом с шофером сидел молодой доктор, друг Сударушкина, Володя Камков.

– Ну что, готово? – спросил он.

– Да.

– Давай, брат, трогай.

На «скорую», отъезжающую от больницы, никто не обратил никакого внимания.

Обычное дело. Вся «операция» заняла у заговорщиков не более пяти минут.

* * *

После звонка Гусева подполковник Мамонов вышел на улицу, отцепил Дика и двинулся в ту сторону, где видел свет фар отъезжающей машины. Пес хоть и не был обучен всяким кинологическим штучкам, но на нюх его Мамонов рассчитывал твердо.

Овчарка шла резво, буквально волокла хозяина за собой. Около дуба Дик особенно активизировался, шерсть встала дыбом. Мамонов сразу оценил выгодность обзора с вершины лесного великана.

«Черт, сегодня же распоряжусь, чтобы спилили к е… матери!»

Он начал внимательно рассматривать землю под деревом. Подполковник не зря считался хорошим оперативником. Он увидел и свежесбитую кору, и обломанные ветки, и утоптанную траву. Кроме того, его добычей стали два окурка, которые Мамонов поднял, внимательно рассмотрел и не погнушался даже понюхать.

«Не все собрали, торопились, оперативнички хреновы. „Прима“… курили пару часов назад, судя по характерным прикусам, не менее двух человек. А это что?»

Мамонов нагнулся и вытащил из травы нечто совсем инородное из всех найденных вещдоков. Находка подполковника была не чем иным, как перламутровым футлярчиком губной помады. Повертев в руках, он открыл его и внимательно осмотрел темно-вишневую помаду и понюхал ее. В свое время ему пришлось столкнуться с делом, в раскрытии которого чуть ли не основную роль сыграла женская косметика. Мамонов тогда тщательно изучил эту загадочную для мужчин науку, так что сейчас он с уверенностью мог сказать, что эта помада не из разряда ширпотреба и стоит не меньше трехсот рублей. Помада никак не вязалась с докуренной «до фабрики» «Примой», и подполковник засомневался насчет того, что дорогая косметическая штучка связана с его ночными визитерами.

«Может, кто-то раньше потерял?» – подумал он. Но через несколько метров, около самой лесопосадки Мамонов нашел еще один окурок. Это было что-то импортное, явно из дамского арсенала: на тонком коричневом фильтре с золотым обрезом следы вишневой губной помады. От бычка тянуло почти свежим никотином.

«Что они тут, совмещали приятное с полезным? Наблюдали за нами с Гусем, да еще и бабу трахали?» – недоумевал подполковник.

Вскоре он увидел следы машины. Прикинув ширину протектора колес и колеи, подполковник точно определил марку – «уазик».

«Значит, точно Колодников со своими говнюками!»

Машина оперативников умудрилась залететь в единственную на всю округу яму и застрять в ней, так что кроме протектора Мамонов увидел и несколько вполне отчетливых следов. Они его также очень удивили.

"Как минимум трое. У одного просто слоновий размер, сорок четвертый, не меньше. Второй так себе, сороковой. А это что? Кроссовки, размер примерно тридцать восьмой. Все-таки баба с ними была. И чем же они здесь занимались?

Наблюдали, как мы с Гусем беседовали? Ни хрена толкового они из этого извлечь не могли. На слово им никто не поверит. Может, снимали? Но чем? «Зенитом»? Им и собственный хрен не снимешь. Тут нужна профессиональная пушка, а таких у нас в городе нет. Разве что Демидов из газеты, но он с такими делами связываться не будет… Он своим местом в редакции дорожит".

Размышления подполковник продолжил, возвращаясь к дому.

«Бургомистр не вовремя приехал, козел. Хоть бы толк от него какой был, а то понес какую-то религиозную дурь. Конечно, если снять нас троих на видео, это было бы круто…»

В доме на втором этаже надрывался телефон. Бегом проскочив лестницу, Мамонов схватил трубку:

– Да, слушаю.

– Товарищ подполковник, это Касьянов говорит! Похоже, мы вычислили беглецов.

– Всех троих? – оживился подполковник.

– Да. Вас ждать или берем сами?

– Кто будет в группе захвата?

– Я хотел бы пойти сам.

– Хорошо, действуй, я сейчас подъеду.

«Молодец, Касьянов, – подумал он, опуская трубку. – Понимает, что майора за красивые глаза он не получит».

После этого подполковник вызвал дежурного и потребовал прислать в Демидовку машину. До ее приезда он успел принять душ и побриться, а чашка крепкого кофе окончательно прогнала усталость. Оставалась еще одна неприятная обязанность – разбудить высокопоставленного гостя. Поднявшись наверх, Мамонов тряхнул за плечо сочно, с присвистом храпевшего Стародымова:

– Саша, Александр! Проснись, утро уже!

Бургомистр проснулся сразу, но еще минут пять ошалело оглядывался по сторонам. Когда он поднялся, то наотрез отказался от всего, предложенного Мамоновым: душа, ванны, завтрака и кофе. Несмотря на все уговоры подполковника вызвать водителя, Стародымов лично сел за руль своей серой «Волги». Мамонов проводил машину долгим взглядом. «Волга» шла уверенно.

«Доедет, – решил Мамонов. – Водит он хорошо». Вскоре подъехала и машина из ГОВД.

На самом въезде в город «Волге» Мамонова невольно пришлось остановиться.

Лоб в лоб столкнулись две машины – иномарка и старенький «жигуленок», перегородив своими искореженными останками шоссе. Судя по следам торможения, на встречную полосу выскочила иномарка, а по сплющенному капоту и кровавому месиву на месте водителя подполковник определил, что летела она на скорости не менее ста двадцати километров в час. Мамонов моментально определил национальность водителя.

«Армянин какой-нибудь, подумал подполковник, разглядев в этой жути черную, кудрявую шевелюру покойника. – Купил права и решил, что теперь он водитель-ас».

Мамонов даже не вылез из машины, только отмахнулся от лейтенанта-гаишника, дескать, работайте, и его «Волга» по обочине проскользнула в сторону города.

Невольно проведя взглядом по машинам, скопившимся на другой стороне дороги, Мамонов увидел девушку в вызывающе белоснежном брючном костюме с телекамерой в руках. Она снимала аварию, не отходя от раскрытой дверцы «Оки», на секунду полоснув объективом по проезжающей «Волге». Мамонов мгновенно узнал Елену Брошину, столь яркой была ее внешность. Лена закончила снимать, закрыла крышку объектива, села в свою крошечную машину и тронулась с места, стремясь выбраться из затора так же по обочине. На мгновение их взгляды с Мамоновым встретились, и подполковнику показалось, что по накрашенным вишневой помадой губам журналистки скользнула легкая, ироничная улыбка. Он проводил взглядом машину Елены, а потом приказал водителю.

– Давай быстрее! Вруби сирену и гони.

Глава 22

Войдя в управление, он отмахнулся от дежурного, бросил встретившемуся в коридоре Касьянову:

– Все потом. – В кабинете быстро набрал номер начальника патрульно-постовой службы:

– Звонкович? Слушай, где у тебя сейчас Ковчугин?

– Только что сменился, он почти двое суток тут у нас варился, сейчас поехал домой. Вызвать?

– Не надо.

Мамонов бегло просмотрел список номеров домашних телефонов сотрудников и набрал номер лейтенанта Ковчугина. Услышав его голос, подполковник добродушным тоном спросил:

– Здорово, Михаил, это Мамонов. Я тебя не разбудил?

– Никак нет, я еще не успел заснуть.

– Слушай, как там Елена Брошина, еще живет с тобой?

– Ну да.

– Можно ее к телефону?

– Ее нет, недавно уехала в Железногорск. Я в дом, а она из дома. На пороге встретились.

– А что это она туда?

– Да по делам. Сказала, что будет вечером, вроде есть какой-то сенсационный материал.

«Точно она! – понял Мамонов. – Вот сучка!»

– Она как, все со «Скатом» работает?

– Да. А что, вы хотели ее видеть? Может, я что передам?

– Знаешь, есть идея начать пропагандировать наши достижения. Машину с алюминиевым ломом задержали, надо бы снять. Астафьев тут с Мазуровым отличились, тоже бы неплохо отметить в прессе. Ну ладно, приедет, пусть позвонит, обсудим.

Закончив разговор, Мамонов стер с лица улыбку и вытащил из кармана мобильник:

– Гусь? Просыпайся! Растряси своих братков, надо перехватить белую «Оку» номер триста тринадцать АЯ, срочно! Это машина Брошиной. У нее должна быть кассета с одной очень интересной записью. – Он посмотрел на часы:

– Минут десять назад она проехала в сторону Железногорска. Ее нельзя упустить.

Закончив неприятный разговор, Мамонов с трудом сосредоточился на предстоящей работе и нажал кнопку селектора:

– Пригласите Касьянова.

* * *

Оставшихся беглецов вычислили, как говорится, на кончике пера. Ночью, в третьем часу позвонил некто Василий Михайлович Захаров, пенсионер и ветеран войны.

– Тут у меня за стенкой квартира пустует, Мироновна умерла месяц назад, а у дочки своя квартира.

– Ну и что? – спросил дежурный, с трудом подавляя зевоту.

– Да вот, вроде никто не живет, а вода в туалете за стенкой временами шумит и шумит.

– Ну и что? – повторил дежурный. – Может, сливной бачок неисправен.

– Как это что?! – возмутился ветеран. – Обратите внимание, это непорядок!

Так ведь и все квартиры внизу залить может.

– А почему вы в милицию звоните? Ну ладно, передам информацию в аварийную службу, – сказал дежурный, чтобы побыстрее закончить разговор со стариком. – Диктуйте адрес. Это ваш пли соседский? Нет, вы уж скажите номер той самой квартиры.

В это время зашел дежуривший в ночь Касьянов.

– Что там у тебя? – спросил он.

– Да вот, ветеран один задолбал, – опуская трубку, сказал дежурный. – Говорит, квартира за стеной нежилая, а вода в туалете периодически шумит.

Бессонница старика извела, вот и звонит.

– И где это?

– Тухачевского, сорок, квартира двенадцать.

Касьянов наморщил лоб:

– Двенадцатая, говоришь?

– Да.

– Дай-ка мне все сведения на оставшихся наших придурков.

Просматривая адреса родственников беглецов, капитан тут же наткнулся на знакомый адрес. По этим данным в той квартире жила бабушка одного из троицы, Артема Юрташкина.

Касьянов тут же набрал номер телефона участкового Березина.

– Антон, это Касьянов. Ты проверял Тухачевского, сорок, квартира двенадцать?

– Постой, дай вспомнить… – Судя по голосу, участковый тщетно пытался проснуться. – Дом сорок, квартира двенадцать. Там старуха жила, да?

– Да, бабка Юрташкина.

– А, вспомнил! Я проверял ее в первый же день после побега.

– И как?

– Бабка-то померла. Ну я привел мать Юрташкина, заставил открыть дверь.

– Никого не было?

– Нет.

– А сейчас один дед звонил, говорит, что вторую ночь в квартире шумит вода.

– Это интересно.

– Давай, поднимайся, я сейчас подъеду.

В кабинете Касьянов просмотрел дела беглецов. Молодые – одному двадцать, остальным по двадцать два. На цугундер всех притянули по первому разу, за кражу кабеля с родного завода – триста метров, в руку толщиной, медного кабеля стоили солидно. Вычислили парней быстро, буквально через два часа, тем же утром. Они как раз взвешивали кабель в пункте приема цветного металла, расположенного среди частных гаражей. Обычно за такие грехи не сажали, обходились подпиской о невыезде. Но эти воришки совершили ошибку, приняв на грудь по стакану водки, они слишком нагло и агрессивно встретили подъехавший патруль, за это и загремели в ИВС – чисто в воспитательных целях. Двухсуточное пребывание в камере с десятком более опытных и агрессивных уголовников не понравилось парням, и они не упустили шанс дернуть на свободу с благословения покойного Свинореза.

С колодниковскими кадрами Касьянов решил не связываться, на задержание он взял группу немедленного реагирования – ГНР. Они должны первыми выезжать на происшествия, определять, есть ли состав преступления, при необходимости производить первичное расследование и находиться на месте до приезда опергруппы. ГНР состояла всего-то из трех человек – шофера и двух опытных оперов Пунаева и Русакова.

Машину они оставили за углом дома, шофер должен был подстраховать их, если кто-нибудь решится спрыгнуть с четвертого этажа. Осторожно, стараясь не шуметь, подошли к квартире. Касьянов долго стоял у двери, приложив ухо к многократно перекрашенной фанере, слушая тишину, пока не уловил далекие, приглушенные голоса. Этому он научился у Мазурова, пару раз участвуя с ним в задержании.

– Есть, тут они, – сказал капитан старшему по ГНР капитану Пунаеву. – Где же Березин?

Участковый появился минут через пять, и не один, а с заплаканной женщиной лет сорока пяти.

– Это мать Юрташкина, Антонина, – сказал он, кивая на свою спутницу. – Она уже призналась, там они, все трое.

– А как же ты проверял в тот раз? Березин смутился.

– Говорит, залезли в шкаф и сидели тихо, как мыши, – нехотя признался он.

– Ладно, пусть открывает дверь.

Хозяйка, все так же всхлипывая, полезла в сумочку, достала ключи и начала один за другим отпирать все три замка. Когда с последним было покончено, она толкнула дверь, но та не поддалась. Антонина беспомощно посмотрела на милиционеров.

– Там щеколда с той стороны.

Касьянов продолжал все это время прислушиваться к звукам внутри квартиры.

– Скажите, чтобы открыл дверь, – тихо шепнул он женщине.

– Артем, открой, – слабым, болезненным голосом сказала мать и стукнула маленьким кулачком в обшарпанную дверь. – Артемчик, пожалуйста!

– Ма, ты одна? – вскоре донеслось из-за двери.

– Нет, не одна, – громко ответил Касьянов. – Открывай, милиция!

Тихие шаги удалились, но капитан снова крикнул:

– Дом окружен, так что выходите, и побыстрей!

Уговоры длились еще минут десять, мать заливалась слезами, но за дверью было тихо.

– Оружие у них есть? – спросил Касьянов.

– Да какое оружие! Нет у них ничего, откуда? – всхлипывая, сказала Антонина.

Тогда Касьянов кивнул самому мощному из ГНР, капитану Русакову.

– Давай, похоже, уговорами их не проймешь.

Дверь сдалась после первого же таранного удара стокилограммового Русакова.

Оперативники быстро рассредоточились по всей квартире, но никого там не нашли.

– Так, и в каком шкафу они прятались в прошлый раз? В этом? – спросил Касьянов, направляясь к старинному шифоньеру с зеркалом. Открыв дверцу, он заглянул внутрь и, запустив руку, выволок за шиворот тщедушного парня в майке и трениках.

– Сынок, – вскрикнула мать. – Артемчик!

Больше в шкафу никого не оказалось, но из соседней комнаты донесся довольный голос Русакова.

– Вот он где, милый! Щас мы его, как Тельмана…

Все двинулись туда. Встав на одно колено, громадный Русаков, пыхтя, шарил рукой под деревянной кроватью.

– Отбивается, – удивленно сказал он, но через секунду с возгласом:

– Есть!

– выволок за ногу худющего парня в одних трусах. Тот цеплялся за ножки кровати и даже приведенный оперативником в вертикальное положение продолжал дергаться всем телом, напоминая кукольного Петрушку.

– Смотри, какой шустрый! – удивленно сказал Русаков, прихватив задержанного за шею. Потом он слегка сжал пальцы, и брыкастый пацан сразу закашлялся и успокоился.

Третьего из этой команды Березин обнаружил в кладовке, рядом с туалетом, среди сломанных швабр, мешков с барахлом и прочим хламом.

Вместе они представляли собой жалкое зрелище – испуганные, щуплые, они больше походили не на злостных уголовников, а на нашкодивших старшеклассников.

Трое суток беспрерывного страха превратили их в обезумевших волчат. Все эти дни они боялись зажигать свет, разговаривать, питались хлебом, водой и консервами, которые принесла мать Артема Юрташкина. Любой случайный стук, громкие голоса на лестнице приводили их в панику. Страх проник и поселился в их душах, полностью измотал парней.

Страх и сейчас темнел в глазах каждого, хотя скрываться уже не было нужды, но теперь они боялись мести этих людей в форме. Они не сомневались, что их будут долго и страшно бить, но как раз это им не грозило. За три дня злость милиционеров улетучилась, на смену пришла усталость, бессонные ночи измотали и их, а то, что поиски, а значит, и все сверхсрочные закончились, привело милиционеров почти в благодушное состояние.

– Ну вот, малыши, погуляли, и пора в детский сад, на нары, – прогудел Русаков, чуть ли не с родительской лаской глядя на беглецов.

– Молодые придурки, – сказал и Березин, наблюдая, как парней усаживают в зарешеченный «уазик». – Так могли бы условно отделаться, а теперь точно сядут.

Вся процедура задержания уложилась в короткий, пятиминутный доклад Касьянова и. о. начальнику ГОВД. Похвалив подчиненных, Мамонов отпустил капитана, и почти сразу дежурный доложил о звонке из больницы.

– Богомолов к вам прорывается, – сказал он.

– Хорошо, давай его.

– Михаил Андреевич, это Богомолов вас беспокоит.

– Здравствуйте, Рэм Андреевич. Как дела, как здоровье?

– Да здоровье-то ничего, вашими молитвами, но некоторые ваши подчиненные очень хотят это здоровье мне испортить.

– Что такое, в чем дело? – насторожился Мамонов.

– Этот ваш лейтенант, Астафьев, по-моему, просто хунвэйбин какой-то. Нагло ночью заявился в больницу. Я ему предложил покинуть отделение, как вы велели, так он сунул мне под нос пистолет и все-таки остался. И угрожал вполне серьезно, впору инфаркт получить.

«Засранец, у Колодникова, что ли, научился?» – подумал Мамонов, вспомнив инцидент с майором и невольно потирая при этом горло.