Текст книги "Последняя империя. Книга 2"

– Говорят вы хотите жить отдельно, без русских, хохлов, греков, молдаван. Живите. Я могу вас переселить в Сибирь, там такие просторы, что хоть неделю иди ни кого не встретишь, ни русского, ни китайца. Хотите? Нет?! – он сделал паузу, обвел толпу тяжелым взглядом. – Тогда живите здесь в мире и согласии со всеми остальными. У вас самый благодатный край. Этим летом в Крым приедут миллионы туристов, живите как все живут в Сочи, на всех других курортах и будете процветать.

Решив что он сказал все что надо, генерал обернулся к будущим жертвам, но в этот момент из толпы с явной издевкой донеслось:

– А может мы хотим жить как в Турции!

Бахметьев живо обернулся.

– Ну, а в чем же дело! Могу устроить и это. Прямо сейчас все вы поплывете в Турцию, без корабля, саженками, брассом, по собачьи, кто как сможет.

Он отдал короткую команду и оцепление начало теснить толпу в море. В воздух сейчас же взвились истошные женские голоса, прозвучала пара очередей. Когда вся тысяча человек оказались по колено в воде Бахметьев отдал команду отставить. Это вынужденное купание в зимнем море сильно остудило всех собравшихся. После этого генерал обернулся к виселице и кивнул своим подчиненным.

– Начинайте!

Один из восьмерых задержанных, тот что оказался ближе к генералу на хорошем русском языке воскликнул:

– Я протестую! Я гражданин Иордании! Вы не имеете права!

– А мне начхать что ты иорданец. Я может быть тоже наполовину мордвин, ну и что?

– Я приехал учить детей святым истинам корана!

– С автоматом вместо указки? Нам не нужны такие учителя. А учителей им пришлют из Москвы, я тебе обещаю. Коран они будут знать лучше тебя.

Когда длинная скамейка была выбита, и ноги всех восьмерых начали судорожно дергаться в поисках утраченной тверди, среди колыхнувшейся толпы снова поднялся женский вой и плач. Минут через десять, когда все было кончено генерал снова обратился к толпе.

– На этот раз я вас прощаю, но если еще у кого в доме обнаружу оружие, выселю всю семью в Сибирь. Год назад я был в Иерусалиме. Там, на Храмовой горе стоят две ваших самых почитаемых мечети и Храм Гроба Господня. И ни кто не считает это зазорным.

Он ткнул пальцем в сторону холма, на котором уже стоял православный крест и сказал.

– Если хоть кто-то тронет его пальцем, я прикажу взорвать вашу новую, красивую мечеть. Теперь старейшин попрошу подойти поближе, остальные свободны.

Три часа Бахметьев разговаривал со стариками в здании мэрии, после этого в поселке Семеновка никогда больше не было ни каких стычек. Но не везде все прошло гладко. В другой деревне губернатор все-таки выселил три семьи в Сибирь, и так как татары упорно уродовали местный православный храм он взорвал только что отстроенную на заграничные деньги мечеть. Выполнил он и другое свое обещание. Из России прислали несколько сот мулл и учителей для местных мусульманских школ.

ЭПИЗОД 30

Этого дня они ждали четыре долгих года. Саратовское высшее военной училище летного состава производило очередной выпуск своих питомцев. В одном строю с русскими лейтенантами стояли сорок два иранских пилота, высоких, как на подбор черноусых красавца брюнета. Многие из них за годы учебы женились на местных девушках, и большинство из них уже с детьми на руках стояли на противоположной стороне огромного плаца, с волнением наблюдая как происходит отлежанный за десятилетия ритуал посвящения в летчики. Впереди, там, на родине, этих парней с нетерпением ждали родные, близкие, шестьдесят только что закупленных новеньких МиГов, полеты, неминуемые воздушные сражения, может быть смерть, гибель, но и неизбежная слава. А пока что, в пяти километрах от плаца на аэродроме училища стоял готовый к отбытию Боинг-707, присланный специально для них президентом Ирана. Экипаж его пока что отдыхали в гостинице, официальные лица стояли на плацу в сторонке от общего строя. Лишь один человек находился рядом с самолетом. Его звали Реза Кумачи. Мерно шагая с американской винтовкой М-16 в руках около трапа самолета молодой перс ужасно скучал. Это не правда что все азиаты терпеливы до беспредельности. Молодость не терпит скуки, а солдату было и скучно, и страшно. Его непосредственный командир сержант Али Харази уехал на крытом джипе местного производства куда-то в город, и Реза знал зачем. Еще два дня назад, узнав о том что им предстоит полет в Россию, Харази сразу отозвал его в сторону и сказал что есть возможность хорошо заработать.

– Это как? – удивился тогда Реза.

– В России хорошая водка, а мы не будем проходить таможню. Легко можно протащить на борт бутылок десять. Я уже так делал когда сопровождал делегацию нашего менжлиса в Казань. В этот раз надо взять больше.

Реза поежился. Хотя нравы в Иране постепенно начали смягчаться, но алкоголь по прежнему был под запретом, и за торговлю спиртным, а тем более и контрабанду по законам шариата можно было попасть в руки палача и легко лишиться не только руки, но и головы.

– Не бойся, у меня все схвачено, – подбодрил его сержант. – Водка у них в России дешевая, не дороже доллара. Зато знаешь сколько дают за бутылку водки на черном рынке?

Он шепнул цифру на ухо солдату и у того округлились глаза.

– В самом деле?

– Да! Будешь себя хорошо вести, я тебе дам одну треть суммы.

Реза думал недолго. Конечно, страшно попасть в руки стражей исламской революции, но еще больше ему хотелось жениться, а с получки простого солдата калым для выкупа невесты не накопишь. Он уже два раза участвовал в подобных аферах хитрого сержанта, по мелочам привозившего из-за границы контрабандный товар, и полученные за это деньги ощутимо пополнили его копилку. Полчаса назад, коротко переговорив с каким-то русским в замасленном комбинезоне на странном языке наполовину стоящих из жестов, Харази умотал с ним на машине в город. И вот теперь Реза один мерно выхаживает около самолета, стараясь не думать о том, что будет, если их все же поймают с этими бутылками. Неожиданно его внимание привлекло странное событие. В каких-то двадцати метрах от хвоста самолета в огромных воротах громадного ангара открылась небольшая калитка, и на свет божий появилась девушка в синем халате, простоволосая, с красным пластиковым ведром в руке. Выплеснув из него воду на бетон девица в упор уставилась на солдата в странной, доселе не виданной ей форме бледно-салатового цвета. Реза даже вспотел от напряжения. В его стране большинство женщин ходили в парандже, и эта русская казалось ему просто голой. Короткий халат был чуть выше колен, обнаженные руки, шея. Русые волосы были резинками перетянуты в два торчащих в разные стороны хвоста, зеленые глаза показались ему просто невероятно огромными, кожа неестественно белой, а губы кричаще красными.

«Наверно такими бывают гурии в раю», – подумал парень, явно чувствуя как малы стали ему его штаны. А девка откровенно ему подмигнула, открыла дверь и скрылась в ангаре. Еще пару минут Реза бессмысленно таращился на ворота ангара, потом уже хотел повернуться и уйти к трапу, даже поднял винтовку на плече, но тут дверь снова открылась, и опять появилась она. Переступая через высокий порог девушка подняла ногу и в проеме ее халата солдатик увидел почти всю ее до самого причинного места, даже матово блеснувшую белизной трусов. За всю свою двадцатилетнюю жизнь солдат не видел ничего подобного. Это бросило его в жар. Реза три раза за деньги переспал с сорокалетней соседкой вдовой, но все это было тайно, ночью, не зажигая огня. А девица как ни в чем не бывало прошлепала к большому пожарному ящику с песком и, усевшись на него, начала есть яблоко, беззаботно побалтывая своими толстыми, неестественно белыми ногами. Съев одно яблоко она вытащила из кармана второе и показала его по прежнему пребывающему в столбняке иранцу.

– Хочешь? – спросила она. – Ну, иди сюда!

Жест ее руки не оставил ни какого сомнения, и Реза, автоматически пилотируемый основным животным инстинктом, на ватных ногах отправился к пожарному ящику.

– Хочешь яблоко? – снова спросила девушка, бесцеремонно разглядывая мокрое от пота лицо этого смуглого, довольно симпатичного парня. – Меня зовут Валя, а тебя как?

Тот не понял ни чего, девушка хотела еще раз его переспросить, но потом уставилась на самую заметную теперь часть его тела.

– Ого! По моему ты вовсе не яблочка хочешь.

Она откровенно потрогала гульфик солдата рукой, и Реза чуть не взорвался от этого прикосновения.

– Ну тогда пойдем, – и, бесцеремонно подхватив парня под руки, она повела его вглубь ангара, оказавшегося складом старой, списанной техники. В этот момент Реза забыл о присяге, о воинском долге и обо всем остальном белом свете.

Между тем Боинг недолго оставался в одиночестве. Через сорок секунд после того как за ватными ногами солдата закрылась дверь, из-за угла ангара показались трое, в стандартной пятнистой форме без опознавательных знаков отличия на погонах, но с синими крылышками авиаторов. Бегом преодолев трап они скрылись внутри салона. Один из троих с пистолетом в руках остался около входного люка, целью остальных была кабина пилотов. Включив несколько приборов на панели управления самолетом новоявленные помощники ловко сняли одну из крышек с боку кабины и минут десять возились с ворохом электронных проводов, пристраивая к ним коробку размером с хорошую книгу. Закончив с подключением проводов один из добровольных техников продиктовал несколько слов по английски в микрофон мобильной рации. Увидев как дрогнули стрелки приборов он кивнул головой и бросив традиционное: «Окей» обесточил панель. На установку крышки ушло несколько секунд, еще через две минуты трио в камуфляже покинули самолет.

Они могли бы и не торопиться. Лишь через сорок минут после их ухода безмерно счастливый Реза на дрожащих от усталости ногах перешагнул через высокий порог калитки. Уже на улице он обернулся, но Валя, потерявшая оба своих воинственных хвоста, растрепанная и соловая только махнула рукой.

– Иди, иди отсюда! Надоел как пес!

Через час один из троицы побывавшей на иранском Боинге спустился вниз с башни управления полетами и удовлетворенно кивнул головой своему напарнику.

– Все нормально, связь устойчивая.

Говорил он явно на родном английском, а вот английский его собеседника сразу выдавал в нем происхождение, далекое от истинно англосакского.

– Окей! Пока все удачно.

Американец покосился в сторону. Там, в тенечке, стояла Валя, уже переодевшаяся в ужасно безвкусное, на его взгляд, белое, с синими незабудками платье.

– В каком она у тебя звании? – спросил американец.

– Кто? – удивился русский. – Валька что ли? Да ты что! Самая обычная Саратовская проститутка. Ужасно любит людей в форме, курсанты этим и пользовались. Сегодня утром ее из казармы выловили, посадили для острастки на «губу». А тут такой случай, как раз оказалась под рукой. Валь! – позвал он, вынимая из кармана деньги и отсчитывая заранее оговоренную сумму. – Бери, честно отработала.

– Всегда бы так, и деньги, и удовольствия, – чуть хрипловатым голосом отозвалась жрица любви, потом мазнула по лощеному лицу американца томным взглядом своих зеленых, волооких глазищ, и, обернувшись, пошла к выходу с базы, чуть покачивая крутыми бедрами. – Если что заходите, мальчики! – сказала она напоследок, прощально махнув рукой. – Адрес знаете.

Странное дело, до этого момента инжинер-электронщик Эндрю Джекобс совершенно точно знал что любит только высоких блондинок с мальчишеской фигуркой Твигги. Но от этой дебелой, крупной бабы с толстыми икрами и вызывающе рельефным задом исходил такой мощный поток сексуальности, что волна похоти просто захлестнула инженера от ЦРУ. Виктор Сосновский продолжал что-то говорить, но затем поняв что его американский коллега думает совсем о другом, рассмеялся.

– Что, понравилась девка? Ладно, вот закончим эту работу, и я тебя свожу в один роскошный бордель с такими девушками!

– А можно именно с этой?

Сосновский был удивлен.

– Что, запала в душу? А я думал на таких только черножопые и клюют. Ладно, организую тебе встречу, так и быть! Тем более что долларов у тебя полно.

* * *

Иранский Боинг взлетел с аэродрома уже в сумерках. Навстречу ему, косой линией подрезая курс самолета, двигался грозовой фронт. За тысячу километров от Саратова, в Персидском заливе в кают-компании на авианосце «Джон Кеннеди» дежурный офицер протянул телеграмму адмиралу Кларку. Прочитав ее тот бросил депешу через стол, седому человеку в морской форме, но без знаков различия. Это был не кто иной как сам директор электронной разведки США Чарльз Лепински.

– Это вам.

Прочитав телеграмму Лепински довольно воскликнул:

– А, это даже хорошо!

В телеграмме значилось скупо и строго: «Погода на план два».

Кроме сорока двух летчиков в самолете летели члены правительственной делегации, семнадцать жен пилотов и десять детей. Почти все они спали, тем более что самолет шел в облаках, и ничего не было видно, даже звезд. Сплошная облачность обещала быть до самого Тегерана, но опытные летчики были уверенны что сумеют посадить самолет на родной аэродром. Они не знали что их навигационные приборы отчаянно врут. В пятидесяти километрах за нами шел российский Ил-76 АВАКС с традиционной круглой тарелкой фазовой антенны на корпусе. Он сопровождал Боинг до середины Каспия, потом передал иранский самолет вылетевшему с базы в Турции американскому Боингу 767 АВАКС. Это была ювелирная работа. Постепенно, километр за километром иранский самолет забирал все больше вправо, неминуемо отдаляясь от родного аэродрома. Уже в два часа ночи на борту самолета проснулся трехлетний парнишка. С недоумением осмотревшись по сторонам он нетерпеливо дернув мать за руку зашептал ей на ухо, отчаянно мешая персидские и русские слова.

– Мам, я писать хочу!

– Ну пошли-пошли, – сказала мать поднимаясь, и растирая на ходу заспанное лицо. Ее муж проснувшись только поднял голову, посмотрел им вслед. Зевнув иранец поднял шторку и выглянул наружу. По прежнему ничего не было видно, самолет шел в сплошном «молоке», превратившим ночь в серую, киселееобразную субстанцию. Он уже хотел закрыть шторку, когда внезапно увидел проявившиеся совсем рядом, параллельно курсу Боинга габаритные огни самолета. Без сомнения это был МиГ двадцать девятый, уж его то огни и их расположение иранский пилот не мог спутать ни с чьими другими.

«Что он тут делает?» – удивился иранец, с беспокойством наблюдая за маневрами самолета сопровождения. А тот покачал крыльями и исчез в сером вареве непогоды.

Новоиспеченный летчик-истребитель не знал, что этот же вопрос уже десять минут занимает все руководство Иракских ПВО. Самолет-нарушитель вторгшийся с севера упрямо летел вглубь территории Ирака не отвечая на запросы с земли и не реагируя на огни поднятых в воздух перехватчиков. Судя по курсу самолет летел точно на Багдад.

– Кто бы это не был, мы должны выполнить свой долг перед страной, – сказал командующий ПВО и оглянулся по сторонам. Офицеры в одинаковых оливковых мундирах и черных беретах согласно кивнули головой. Прошептав первые слова молитвы генерал провел ладонями по лицу и уже твердым голосом продиктовал в микрофон.

– Шестой, нарушителя уничтожить!

Через тридцать секунд первая ракета разнесла борт Боинга, а вторая отрубила ему левое крыло. Уже в падающих обломках самолета взорвалась и та небольшая коробка, пристроенная на борт с косвенной помощью любвеобильной Вали. Сама она в этот момент мирно спала в своей постели, и снился ей как раз этот самый смешной, до чертиков темпераментный потный парнишка в странной армейской форме салатного цвета.

* * *

Уничтожение мирного самолета да к тому же с таким составом на борту вызвало громадный конфликт между Ираном и Ираком, через неделю переросшим в открытое военное столкновение. Снова на границе между двумя странами загрохотали пушки, армии, уже готовые выступить на общего врага ислама начали уничтожать друг друга.

В свое время при личной встрече с Маккреди Сизов долго не соглашался способствовать американцем в задуманной им операции.

– Ты пойми, мы их обучили, мы за них отвечаем! – твердил он президенту.

– Но ради общего дела!

– Да не надо мне это! Подумаешь, потреплют твоих жидов, не велика потеря! А если у нас перестанут готовить летчиков, значит перестанут покупать и самолеты.

– Ну хорошо, мы сделаем так, что ни кто ни чего не заподозрит.

– Ерунда! Так не бывает.

В конце концов за содействие в этой операции Сизов выбил из своего американского коллеги кредит в два миллиарда долларов. Эта и была цена восмидесяти двух человеческих жизней.

В это же время девять американских летчиков-инструкторов под разными предлогами были отозваны из Аравии в США и больше уже в Эр-Рияд не вернулись. Десятый заупрямился. Родных в Штатах у него не было, а в Аравии ему нравилось. Циммерман решил что не стоит ввязываться в дискуссию с инструктором, а тем более натравливать на него своих людей. Он переслал личное дело летчика коллегам в «Моссад». Через неделю упрямца нашли в своем номере с простреленной головой. Все это очень походило на самоубийство.

ЭПИЗОД 32

Директор ЦРУ Майкл Циммерман внешне походил на протестантского пастора мормонской его ветви, высокий, худой, с длинным, благообразным лицом скряги и ханжи. Он и одевался похоже, в неизменном черном пиджаке строгого английского покроя, и не менее классическом черном галстуке. Вместе с тем это был очень живой и остроумный человек, имеющий своеобразную манеру общения, основанную на контрасте внешней невозмутимости и черного юмора. Но сегодня Циммерману было не до шуток, задача, что предстояло решить его ведомству представлялась самой сложной за последние годы.

– Как же нам подобраться к этому недоношенному пакистанскому Наполеону? – сказал Циммерман, рассматривая большую фотографию генерала Ага уль-Хака. Фил Олби, начальник отдела стратегических разработок, правая рука и глава мозгового штаба ЦРУ, лишь пожал плечами. Пять человек из его отдела, группа специалистов по Ближнему Востоку, так же молчала.

– Давай еще раз подумаем что мы сможем сделать, – со вздохом решил Циммерман. – Политическая и экономическая ситуация в Пакистане такова, что о перевороте не стоит и мечтать.

– Да, положение в стране более чем стабильно. Экономика, финансы – все в норме. Среди генералитета сейчас ни кто не претендует на его кресло, – подтвердил Олби.

– Он что, в самом деле такой страшный человек? – спросила Кэтрин Оппенгеймер, единственная соропятилетняя женщина в этой группе. В штат она попала не так давно, лишь год назад, поменяв кресло ученого востоковеда на жесткий стул аналитика ЦРУ. – Внешне он даже очень ничего. Этакий восточный Кларк Гейбл.

– Типично женский взгляд на проблему, – пробормотал себе под нос Олби, но потом продолжил уже серьезно. – Увы, мы достали его стратегические разработки на будущую войну с Израилем, наши генералы проанализировали их и пришли в ужас. Этот не остановится ни перед чем. В случае неудачи основного прорыва генерал хочет применить тактическое ядерное оружие. Пока против этого выступает генштаб, в основном египетский маршал Дауд Амир. Но Ага уль-Хак очень волевой человек, до сих пор он начинает день по графику Форт-Брега – зарядка, десятикилометровый кросс, полоса препятствий. А ведь ему уже сорок семь.

– Потрясающе! – подняла вверх брови Кэтрин. – Представляю какой он в постели.

– Да, но давайте все же вернемся к тому, как нам попытаться его вывести из игры, – сказал Циммерман. – Какие у генерала намечаются международные контакты?

– На ближайшие полгода не запланировано ни одной поездки с официальными визитами, – доложил Вилли Мэнфорд, высокий мужчина с зачесанными назад сивыми волосами. – Самолетам в последнее время он не доверяет, особенно после истории с тем иранским Боингом, летает редко, и очень неохотно пользуется вертолетом.

– А как же он общается с штабом объединенных войск? – удивился Циммерман.

– С помощью компьютера. Они создали специальную закрытую сеть, но наши коллеги из службы электронной разведки сумели к ней подключиться.

– Хорошо, ну а есть у него какие-нибудь увлечения, там, планеризм, подводное плавание? – настаивал глава ЦРУ.

– Доктор, не путайте, это Ага уль-Хак, а не Фидель Кастро, – пошутил Олби по праву старинного друга директора ЦРУ. – Раньше он увлекался мотогонками, но лет восемь назад бросил.

– Зато он увлекается поло, – сказала листавшая досье генерала Кэтрин.

– Ну и что? – хмыкнул Олби. – При чем тут эта забава для рафинированных англичан?

– Да нет, это вовсе не то поло, про которое вы имели в виду. Я видела телесъемки этих состязаний, впечатляют. Что-то среднее между футболом и гладиаторскими боями. А теперь посмотрите когда это происходит, и главное – где! – и она пододвинула досье своим начальникам. – По моему лучшего места нам не сыскать.

Прочитав скупые строчки информации Циммерман провел рукой по волосам, признак явного волнения, и кивнул головой.

– Если мы не используем этот шанс, то больше мы к нему не подберемся.

* * *

Спустя два месяца в трехстах километрах на север от столицы Пакистана в высокогорной долине, на высоте четыре тысячи метров было необычно многолюдно. Тысячи кочевников съехались сюда, в отроги Гиндукуша на праздник ашуры, и кульминацией этого праздника было состязание в поло. Именно в этом краю зеленых пастбищ и студеных озер, в краю скотоводов и кочевников зародилось поло, настоящее поло, затем заимствованное и окультуренное англичанами. И это поло действительно мало походило на любимое, эстетствующее зрелище английских аристократов, в красных пиджаках и жокейских фуражках гоняющих по огромному полю длинными клюшками небольшой деревянный мяч. Кое что имело явное сходство: лошади, клюшки, мяч, синие и красные свитера. В остальном правила резко отличались друг от друга. Вот к мячу подлетел всадник в красном свитере, он уже занес клюшку для удара, но скакавший сзади соперник сильно ударил его лошадь клюшкой по хребту, и взбрыкнувшая лошадь едва не выбросила своего седока из седла. В ту же секунду всадник в синем свитере проскочил вперед и изо всех сил ударил по мячу клюшкой, запустив его в противоположную сторону. Все зрители природного амфитеатра ответили на это единым дружным ревом. Этим всадником был диктатор Пакистана, главнокомандующий объединенных войск мусульманского мира Якуб Ага уль-Хак. С криками и улюлюканьем вся лава кавалеристов кинулась вслед за мячом. В этой игре не существовало никаких ограничений, игроки толкали друг-друга локтями, откровенно пытались сбросить соперника с лошади, хватались руками за шею и за руки. И правило здесь было одно – победит тот, кто забьет мяч в ворота противника. Вот одному из команды красных удалось скинуть противника с лошади, и сразу вокруг них закрутился водоворот из всадников, все пытались достать клюшкой мяч, но тот попал как раз между ног гарцующего без всадника жеребца. Наконец мяч отлетел в сторону, и кто-то из синих успел его поддать клюшкой, сам тут же расставшийся с седлом из-за толчка в спину. Мяч отскочил как раз под левую, рабочую руку генерала, он ловким ударом запустил его дальше, в сторону ворот противника. Той же клюшкой Диктатор отмахнулся от кулака противника, и с гиканьем разогнав своего жеребца, Ага уль-Хак понесся вперед, правой рукой отшвырнув в сторону одного из надоедливых защитников команды. Наперерез к нему мчался капитан команды противника, но генерал пришпорил коня, и обезумевший от азарта и боли вороной жеребец ударил грудью солового коня соперника и отбросил его в сторону, а Диктатор еще и шлепнул клюшкой по крупу солового, отчего тот взвился вверх и сбросил своего всадника как раз под ноги несшейся лаве игроков. Тут же образовался завал из лошадей и людей, как минимум десяток человек оказались на земле, и пока с руганью и криками они поднимались на ноги, искали своих коней, Ага уль-Хак прорвался один на один к воротам противника. Оглянувшись, и убедившись что все преследователи далеко отстали, он сбавил шаг, и не торопясь подведя мяч к самим стойкам картинным ударом забросил его в ворота.

Зрители просто бесновались от счастья. Половина из них сделала нешуточные ставки на синих, половина на красных, но в этот миг азарт и красота любимого зрелища заставил всю многотысячную толпу реветь и хлопать в ладоши от восторга.

Игра кончилась. Генерал отпустив поводья медленно ехал вдоль естественных, образованных самой природой трибун подняв вверх руки. Крики восторга неслись со всех сторон, за ним бежали вырвавшиеся на поле дети, стремясь прикоснуться хотя бы к стремени победителя. В противоположную от него сторону уносили капитана красных, копыта лошадей проломили ему грудную клетку, и жизнь его висела на волоске. Но на это ни кто не обращал внимание, все смотрели на победителя.

В этот миг пакистанский диктатор был счастлив как ни когда в жизни. Судьба его всегда шла на взлет, с рождения и учебы в колледже, потом годы в военном училище и академии. Затем начальник генерального штаба, потом переворот и он диктатор. Пройдет еще пара месяцев, и он поведет в бой войска во славу аллаха, и это будет вершина его карьеры, ибо нет выше звания, чем главнокомандующий джихада. Еще в Америке, обучаясь в Форте-Брег, ему предложили избрать какой-то девиз для своей жизни. Ответ последовал незамедлительно: «Победа, только победа!». И очередной выигрыш в поло был для него счастливым предзнаменованием. Еще перед игрой генерал загадал, если забьет гол, то все в его планах будет хорошо.

В свой штабной вертолет генерал сел в отличном настроении. Раскурив сигару, привычка, приобретенная в Штатах, он махнул рукой адъютанту, и тот принес толстый портфель с документами. Ага уль-Хак не любил бесполезно проводить время. Развернув карту Палестины он начал отмечать кружками цели для бомбардировок исламской авиации: нефтебазы, военные склады и казармы. Уйдя в работу он забыл обо всем, а между тем личный вертолет Диктатора влетел в длинное и узкое ущелье, самый опасный участок пути.

* * *

Его там давно уже ждали. Группа спецназа ЦРУ две недели добиралась до этого ущелья от границы с Индией специально чтобы встретиться с генералом один на один. Их было пятеро, в коричневом с серыми разводами камуфляже, с изрядно похудевшими рюкзаками. Накинув на скромные кусты барбариса маскировочную сеть они расположились на привал. Основную работу эти парни проделали ногами, теперь в бой должны были вступать новые, высокие технологии.

Достав из рюкзака небольшую коробочку ноутбука командир группы капитан Эдвардс подключил ее к небольшой рации, и простучал на клавиатуре свой личный код. Компьютер признался что знает такого пользователя, и открыл нужный Эдвардсу терминал. На дисплее появилась картинка снимаемая со спутника шпиона. Диверсант снова ударил по клавишам, и она изменилась, превратившись в графический чертеж местности. Мигающая точка показывала местонахождение самой группы.

– Ну что ж, осталось ждать, – сказал Эдвардс, расстелил спальный мешок и, положив под голову рюкзак, задремал. Через полчаса его разбудили на обед, затем он заставил всех заняться чисткой и смазкой оружия. Несколько раз он выходил на связь с Лэнгли, используя не рацию, а все тот же ноутбук. Из штаб-квартиры подтвердили что личный вертолет Ага уль-Хака находится в нужном им месте и все идет по плану. Прошло еще два часа.

– Может он улетел другим маршрутом, – спросил один из подчиненных Эдвардса. Капитан отрицательно покачал головой.

– Этого ущелья ему все равно не миновать, другого пути нет. Не психуй, все равно мы его достанем.

– Не сели бы батареи, – подал голос радист. – Уже четыре часа на связи.

– Ничего, мы его и без этого ящика узнаем.

Лишь во второй половине дня ноутбук противно, тоненько пискнул, и на экране появилась яркая, двигающаяся точка.

– Все, вот он! Джо – на связи. Том, Бат, – свертываете лагерь. Генри, за мной.

Пока двое расталкивали по рюкзакам вещи Эдварс и Генри поднялись повыше, на небольшую скалу. В руках Генри нес метровую трубу с замысловатым квадратным ящичком на боку, «Стингер». Эдвардс приник к биноклю, снизу радист диктовал расстояние.

– Две мили! Полторы… одна миля… девятьсот ярдов, семьсот…

И в этот момент из-за поворота вылетела огромная, черная стрекоза вертолета. Эдвардс мгновенно определил: «Белл», модель 412, как раз та марка что им и надо. Именно на таком вертолете летал пакистанский правитель. Генри приложил «Стингер» к плечу, замер в ожидании команды. Но Эдвардс чего ждал, почему-то тянул.

– Командир, – напомнил о себе Генри, у которого от напряжения начали слезится глаза.

– Подожди, – сквозь зубы сказал Эдвардс. Капитан до последнего тянул, и когда вертолет поравнялся с ними неожиданно скомандовал совсем не то, что они ждали. – Отставить!

Когда винтокрылая машина скрылась за поворотом Эдвардс поднялся и спустился вниз. За ним шел недоумевающий Генри, да и в глазах всех остальных капитан прочитал явно напрашивающийся вопрос.

– Это был не тот вертолет, – пояснил капитан. – Это какой-то санитарный, с красным крестом на боку.

– А они не могли использовать его для того чтобы обмануть нас?

– Нет. Из Пешевара генерал вылетел на своем обычном вертолете. Вряд ли он где-то пересел на другой. Отбой.

И Эдвардс снова откинулся на рюкзак, даже надвинул на глаза свое кепи. Но дремал ли он, этого не знал ни кто из его подчиненных.

Это и на самом был совсем другой вертолет. На нем вывозили раненого капитана команды красных. Сам того не зная он едва не спас жизнь своему противнику, лишь железные нервы Эдвардса предотвратили роковую ошибку.

Лишь через полчаса противный мышиный писк снова оповестил диверсантов о том, что в поле зрения космического локатора появилась новая воздушная цель. Все повторилось как в повторном показе кинофильма: равномерная диктовка радиста, возбужденное дыхание Генри около левого уха капитана. До машины было метров двести, и даже Генри в этот раз отчетливо прочитал на выпуклом левом боку вертолета белые цифры «001».

– Огонь, – скомандовал Эдвардс, и белая трасса отработанных газов понеслась, изящно изогнувшись, вслед пролетевшему вертолету. Секунд через десять они услышали приглушенный горами взрыв, а еще секунды через три, второй, гораздо более мощный. Тут же из-за пригорка поднялся багровый, с черной, траурной каймой гриб взорвавшегося керосина.

– Окей, уходим, – сказал Эдвардс. – Вряд ли кто-то там мог выжить.

Он взглянул на часы. До захода солнца оставалось два часа. Это была их фора в игре с противником.

Обломки разбитого вертолета пакистанского Диктатора нашли только утром. За это время группа Эдвардса сумела уйти очень далеко. Через три дня в заранее намеченной точке высокогорья американцев подобрал вертолет «Белл-412», ускользнувший от локаторов пакистанских ПВО среди лабиринта каменистых громад Гиндукуша.