Текст книги "Племя с левого берега реки"

Глава 8

Если будут грехи ваши, как багряное, – как снег убелю.

Исайя 1:18

Спор не перерос в очередную потасовку только по одной причине: Милан очень быстро сыграл в бильярд при помощи своего посоха и промежности одноухого. Двум его подскочившим уркам пришлось вместо поножовщины тащить своего согнувшегося главаря. Главарь матерился. Вся тройка скучилась у валуна слева от Санмартина и, соответственно, справа от толпы.

– Все ваши вопросы и предложения мы рассмотрим в отдельном порядке, – сквозь ругань вставил Санмартин, мысленно благодаря своего шамана за его бильярдные навыки, – как я говорил, перейдём к техническим вопросам.

Краем глаза Санмартин поглядывал, не достаёт ли кто нож с левого фланга, основную же массу своего дьявольского обаяния он перекинул на самых крупных: Геворга, Самира, Мачете.

– Пока жить мы будем здесь. Ущелье широкое, с трёх сторон горами защищено. Пещеры есть. В горы не пойдём. Выше в горы не пойдём. Здесь ещё хоть что-то растёт, а там земля совсем каменная, – он немного перевёл дыхание. – Все согласны?

Все согласились.

– Да.

– Итак, земля у нас есть. Теперь нам нужны огонь и вода. Так?

– Да.

Как ни странно, но все опять согласились.

– Хорошая новость в том, что воду мы вам нашли.

По рядам прошлось оживление. Даже урки оторвались от своего главаря и прислушались.

– Где ти воду нашёль, а? – выразил общий вопрос Геворг.

Санмартин загадочно улыбнулся.

– Ну, не тяни за хрен енота! Где вода? – поддержал ушастый парень.

Смертник посмотрел почему-то на Милана. Милан же с отрешённым видом разглядывал огромное старое дерево с большими корнями, что росло прямо в пещере.

– Там, за горами, река, – Санмартин указал в сторону высоких гор. – Примерно три километра. Мы увидели её, когда поднимались на вершину.

– Далековато, – буркнул кто-то.

– Нормально, – отрезал Самир. – И дальше топали.

– Значит, идём к реке, – Алиса поднялась со своего места. Вслед за ней стали подниматься и остальные.

– Подождите, – Санмартин выставил вперёд руки в характерном жесте. – Нам всё равно придется пересекать горные ущелья. Так давайте заодно узнаем, как это сделать короче. Разделимся: одна группа обойдёт горы с запада, другая – с востока.

– Добро, – ответила за всех Алиса.

– Самир, Самир! – Санмартин вдруг резко переменился в лице. – Самир, ты вроде поджигатель?

– Ты тоже не ангел, раз в робе смертника, – парировал босниец.

– Останешься здесь, будешь огонь разводить.

– Что?

– Огонь.

– Но… но как?

– А как дома палил?

– Электрозажигалкой и бензином.

– Ну, вот. Почти то же самое. А в помощники возьмёшь её, – Санмартин указал на женщину с хорошо сломанным носом, что оставалась на часах в первый день. – И его! – далее он ткнул в бок ушастого парня, которого когда-то загнал на дерево. – И хромоногого. Его всё равно с собой не понесёшь. Воду мы вам сами принесём, – затем чуть-чуть подумал и добавил: – И ещё Лапушку. Ну, так, на всякий случай.

На споры и пререкания Санмартин не реагировал. То ли упреки были слишком вялые, то ли все уже свыклись с его ролью начальника, то ли его больше интересовали разговоры в стане рэкетиров.

В итоге диспута один из урок поднялся, отошёл от группы и подошёл к Милану и Санмартину.

– Я тоже остаюсь, – заявил он.

Милан посмотрел на Санмартина. Санмартин посмотрел на молодого человека, чей возраст не то приближался к тридцати, не то удалялся от двадцати. Острые уши, близко посаженные круглые глаза. Брюшко и жилистые руки.

– Тебя как звать, оставатель? – спросил смертник.

– Глушак.

– Ты, Глушак, поведёшь восточный отряд.

– Чё? Какой отряд? – протестуя, Глушак сильно размахивал руками, чем невольно вызывал улыбку у окружающих. – Слышь, уважаемый, я в начальниках никогда не ходил.

– С почином, – буркнул Санмартин и отвернулся, всем своим видом демонстрируя, что потерял всякий интерес к дальнейшему разговору. Милан схватил Глушака под руку и куда-то потащил, попутно выясняя, кто всё-таки Глушак – татарин или русский?

* * *

До реки добрались без приключений. Отряд Глушака даже умудрился опередить отряд Санмартина на полчаса и уже приступил к повальному купанию нагишом, в то время как смертник только довёл людей до бескрайнего источника живительной влаги.

– Пойдём со мной, – буркнул Милан, разглядывая своё небритое лицо в водном отражении. Солнце припекало, распухшие морды соплеменников от удовольствия распухали ещё больше. – Посмотрим, если ли брод выше по течению.

Хотя смертник и не поднимал голову, все прекрасно понимали, кому адресуются эти слова. И Соболь это прекрасно понимал. Он ещё пару раз протёр свою широкую шею влажной ладонью, поднялся с колен, оскалился и подмигнул Милану.

– Ну пойдём.

Пять минут. Десять. Милан шёл с голым торсом. Свою робу он намотал вокруг левой руки. Под робой в руке он сжимал рукоять ножа. Голая спина ощущала тяжелое горячее дыхание Соболя, шедшего сзади. Пейзаж особо не менялся. Голубая река шириной в две сотни метров, раскидистые ветвистые деревья по обе стороны. Из-за длинных веток и опутывавших их лиан казалось, будто одно дерево прямо в воздухе перерастает в другое. Заросли мелколистного кустарника. Кролики, снующие то тут, то там. А где-то вдалеке горы, ставшие уже родными.

– Странные плоды, – первым язык развязался у серба. – Что это, кокосы?

Коричневые плоды, висевшие на деревьях, были размером с гандбольный мяч и на вид казались очень крепкими.

– Я никогда не видел кокосы.

– Да я тоже. Так только, на картинке в учебнике за шестой класс.

– Учебник за шестой класс я тоже никогда не видел.

Соболь споткнулся о корягу, однако виду не подал. Они шли против течения по самому берегу. Иногда вода даже касалась подошв их ботинок.

– Откуда ты? Расскажи о себе, – бросил Милан через плечо.

– На хера оно тебе надо?

– Просто интересно. На земле не так уж много мест, где можно вырасти без учебника.

– Их больше, чем ты думаешь, начальник.

– И какое же выбрал ты?

Соболь толкнул Милана в плечо и обогнал на повороте.

– Ты меня, сука, допрашивать будешь?

Милан сделал вид, что не заметил грубости, и продолжил в том же спокойном развязном тоне.

– Наши с тобой допросы остались в прошлой жизни, – он сделал паузу, Соболь пока не протестовал. – И весь смысл хранить секреты остался там же.

Вжик. Соболь круто развернулся, посмотрел собеседнику в глаза. Милану стоило больших усилий не опустить взгляд или не начать пялиться на ужасный обрубок, заменявший Соболю одну из ушных раковин. Наконец одноухий ухмыльнулся, понурил голову и сплюнул.

– Не плюй в реку, – буркнул серб.

– Не писай в рюмку, – отмахнулся вор. А затем вдруг посерьёзнел, побрёл дальше и погрузился в воспоминания: – Родился я на корабле. Корабль этот плыл то ли на Аляску, то ли с Аляски, то ли просто плавал туда-сюда, касаток гонял. Но, так или иначе, меня, малыша розовощёкого, оставили на этой самой Аляске, у одной доброй женщины-оленеводки.

В небе пели птицы, в реке плескались рыбы, в животе урчал желудок.

– Добрая женщина меня вырастила, выходила, снеговика лепить научила. А как в двенадцать лет надоело мне рыбий жир в жёлтый снег перерабатывать, так и решил я лыжи навострить в цивилизованный мир. Сначала думал к канадцам податься, но меня от кленового сиропа пучит. Тогда я на собаках-попутках добрался до Кардигана, это порт такой. И залез в трюм первого попавшегося корабля, идущего в Россию. Но в Россию он не пошёл. А пошёл в нейтральные воды пиратствовать, браконьерствовать и по всякому прочему безобразничать.

Пейзаж уходил круто вверх, поэтому некоторое время пришлось молча карабкаться. Вверх по течению река стала мельче. То тут, то там открывались новые пороги.

– А дальше что было?

– А дальше нас заловила морская полиция. Всех, у кого был синяк на плече и мозоль на пальце, пингвинам скормили. А меня, кока и валютную проститутку, как наиболее бестолковых и безобидных членов экипажа, отправили в тюрьме посидеть. В Кижах.

– Это всё? – Милан увидел вдалеке серию из кочек на очередном пороге. Это вполне мог быть переправа. – Пойдём туда.

– Ну, почему же всё. В тюрьме меня научили пить, воровать и сидеть в тюрьме. Чем я попеременно и занимаюсь. Всё интересней, чем снеговика лепить.

– Угу, понятно. А здесь чего хулиганишь? Интеллигентному человеку на кадык наступил. У доброй женщины еду отнял. Меня, стыдно сказать, в жопу послал, – Милан снова обогнал Соболя. – Что это у тебя за форма социального протеста?

Смертник затылком почувствовал, как изменилось лицо приёмного сына эскимосской женщины-оленеводки. В этот момент все шутки кончились.

– Сейчас шутки кончились, – начал Соболь. – Я тебе горбатого лепить не буду, скажу как родному: западло мне, товарищ Милан, под вас идти.

Теперь уже настала очередь Милана круто развернуться. Они стояли лицом к лицу у самых кочек, мелководье лизало им пятки.

– Эскимосский волк тебе товарищ. Если б ты умел командовать, командовал бы. А без мозгов в вожаки лезть – дуристика.

– Ты не понял, – одноухий закатал рукав. – Вот видишь наколку? «ИРА». Знаешь, что это значит?

Милан бросил свою серую робу на землю так, чтоб она незаметно упала и прикрыла собой нож, а сам сел сверху.

– Это имя валютной проститутки? Или твоё ласковое прозвище у сокамерников?

Соболь улыбнулся самым краешком губ. Смысл выражения был следующий: насмешки от такого говна, как его собеседник, его нисколько не задевают.

– «ИРА» означает «Иду резать актив». Я таких жопоротых, как ты, по обе стороны решётки насмотрелся. Срёте людям на уши. Мол, общие цели, порядки, наша параша лучше пахнет говном, чем та, что за бугром. Хватит с меня.

– А в чём проблема-то?

– В том, что всё это – занавеска, людей дурить. А если занавесочку отодвинуть и мозга об мозгу потереть, то понимаешь, что в обществе есть люди, которых кормят, которых не кормят и которые сами стоят у кормушки. И это в любом обществе. Всегда.

Соболь присел боком к Милану. Отсюда, с высоты, их соплеменники казались муравьями, копошащимися возле лужи.

– Значит, ты боишься оказаться тем, кого не кормят? – произнёс Милан после непродолжительной паузы.

– Если бы, – буркнул Соболь. – Рано или поздно появятся ещё и люди, которыми кормят. И вот это уже совсем мерзко.

– Так, может, не появятся.

– Появятся. Всегда появляются. Когда десяток подрывается на деле, и вину всем скопом на одного валят. Когда бросают карьеру ради семьи. Когда жертвуют ротой, оставляя её прикрывать полк, – Соболь вздохнул. – Счастье одного и счастье всех – это не одно и то же. Это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

Маленькие такие муравьи. Шмыг-шмыг в большой луже.

– И что же делать? Что важнее? Счастье всех или счастье одного?

– Наверное, одинаково. Нужно просто выбрать между первым и вторым.

– И что ты выбрал?

– Второе, – честно и с вызовом признался одноухий.

На водопой пришло одно из тех однорогих животных, о которых рассказывал Геворг. Понурило голову, фыркнуло, начало лакать.

– И мне тебя не переубедить?

– Нет, – второй раз честно признался одноухий.

Больше он ни в чём не признавался. Выждав несколько секунд, Милан выхватил свой нож и бросился на него. Но вот чего не ожидал серб от своего соперника, так это поистине кошачьей ловкости и того, что соперник тоже принёс с собой нож. Некоторое время они просто катались по траве, пытаясь выколоть друг другу какую-нибудь выпирающую часть тела. В итоге Милан отпружинил одноухого толчком обеих ног в реку и бросился сверху. Ещё некоторое время он преодолевал сопротивление экс-пирата, приближая лезвие ножа к его лицу со скоростью сантиметр в минуту. Вжик. Пара перевернулась, и уже экс-пират пытался сделать Милану пластическую операцию без наркоза.

«Обидное завершение биографии», – промелькнуло в мозгу у Милана. Зловонное дыхание расползалось по лицу. Рука с татуировкой «ИРА» держала за горло. Свободная рука серба нашарила в воде каменюку, которая как раз в пору пришлась к виску Соболя. От удара тот рухнул лицом в воду и начал пускать пузыри. Милан больше не стал выпендриваться и просто его утопил.

Животное смотрело на Милана и фырчало.

– Что ты на меня смотришь? – буркнул победитель. – Пусть скажет спасибо, что не в жёлтом снегу утопил.

Серб поднял глаза. Перед ним выросла пара ног в чёрных брюках. Выше из ног рос Санмартин. В глазах читался тот же немой вопрос, что и у животного.

– Так будет лучше, – Милан начал шарить по воде в поисках утонувшего клинка. Попутно стараясь спрятать свой взгляд от взгляда Санмартина. Смертник продолжал молчать.

– Что?! Он хотел уйти. Мог увести с собой кого ещё. Начались бы брожения. Ты же сам всё понимаешь!

Санмартин вздохнул.

– Все мы здесь сукины дети.

* * *

– А где одноухий? – вопрос задала Алиса. Но видно было, что задать его хотели все.

– Где Соболь, начальник? – не своим голосом спросил Глушак.

Милан молчал и продолжал тяжело дышать. Санмартин шёл позади него. Сев на траву, он поочерёдно бросил на землю два ножа.

– Отрезайте себе рукава.

Люди переглянулись. С молчаливого согласия парламентером стал Артур Георгиевич. Клерк присел рядом с ним.

– Родной, люди хотят знать, где твой одноухий друг? Вы скажите, хотя бы даже для интереса.

Санмартин, игнорируя вопросительные взгляды, поднял с земли один из ножей и начал сам отрезать у себя рукав.

– Утонул. Геройски. Защищая меня от неведомой инопланетной твари. С большими зубами, зелёными ушами. И глазами, ненавидящими весь мир, как у нашей лапушки.

Объяснять подробности Санмартин отказался, и через пару минут, под действием уговоров Милана, большинство сделало вид, что поверило.

– А что там с рукавами? – спросил кто-то.

– Техника бойскаутов. Отрезаете рукав, делаете поперечные разрезы, связываете. Получается что-то вроде лодочки. Будем в них воду носить. Всё больше, чем в двух бутылках и одном котелке.

Санмартин уже приготовил свои рукава в качестве примера.

– Начальник, а если останемся у реки, вообще не придётся ничего таскать, – высказался Глушак, неприличным способом изображая дельфина посередине реки.

– У реки мы не останемся. Во-первых, тут у зверей водопой, а значит, есть хищники. Во-вторых, местность открытая. А в-третьих, это.

Милан достал из-за пазухи камень, которым врезал Соболю, и бросил его Алисе.

– Камень, – повертев объект в руках, не то заключила, не то спросила девушка.

– Посмотри на срез слева. Видишь зарубки? Это не от зубов. Звери камни не грызут.

– Ну? – вокруг девушки с камнем столпилось несколько любопытных.

– Кто-то точил нож. Здесь есть кто-то кроме нас.

Это умозаключение вызвало массу эмоций у соплеменников. Даже китаец Ким ничего не понял, но заволновался.

– Ну, так, может, это, пойдём поищем их, подружимся? – вслух предложил Зайчик, когда люди уже начали отрезать рукава.

– Угу, щаз, подружимся. А вдруг они людоеды или педерасты, или того хуже – коммивояжёры?!

Глава 9

Потом примут царство святые Всевышнего и будут владеть царством во веки веков.

Дан. 7:18

Вернулись с водой, с орехами, с лианами. И все поголовно – с отрезанными рукавами.

– Не, с огнём – дохлый номер, – заявил Самир, жадно глотая воду из бутылки. Санмартин попеременно глядел на сложенную домиком кучу хвороста, на две палки и на стёртые руки боснийца. – Здесь у деревьев кора жёсткая, на растопку не годится. И трава ещё не настолько высохла.

– Тут ещё одна закавыка есть, – подала голос женщина с кривым носом. – Мы с Оксанкой по пещере ходили. Там в глубине два скелета лежат. Страшные. Мёртвые.

– А чего их бояться, раз мёртвые, – улыбнулся ей Милан. – Были бы скелеты живые – тогда да, надо их бояться.

– Умный, да? – отмахнулся Санмартин. – Вот иди и разберись, что там за скелеты, какой национальности. И если единоличники – сразу топи.

Милан молча проглотил насмешку.

– Да, и увидишь Кима – пришли его сюда. Он китаец, должен в палках разбираться.

Десять минут спустя, пока Ким, Самир и Геворг под чутким руководством Санмартина тёрли одну палку о другую, Милан тыкал своим посохом в серый череп. Череп отвалился и с шумом покатился вниз.

Девушка, стоявшая рядом, взвизгнула.

– Ты чего визжишь? – буркнул Милан.

– Страшно.

– А чего тогда со мной пошла?

– Интересно.

Это была та самая маленькая щупленькая девушка, которую Санмартин назначил в первый день присматривать за сломавшим ногу. Она стояла с выпученными глазками на худеньком лице, ковыряя пальцем бедро, прерывисто дышала и разглядывала то, что осталось от двух людей. Прислонённые спинами к стене пещеры скелеты лежали, обнявшись. У их ног остались пыльные остатки кострища. Тюремные робы грязные и порванные в некоторых местах. Между рёбрами большего скелета торчал нож.

– North African team. А-14-50 и Е-23-20, – прочитал Милан на робах. – Африканцы. Повстанец и проститутка.

– А они мёртвые, да? – спросила девушка.

Милан взял один из скелетов и попытался приподнять. У скелета отвалилась рука.

– Нет, они просто спят, – он ткнул девушку в бок отвалившейся рукой. Девушка снова взвизгнула.

* * *

– Три.

– Тру.

– Три.

– Тру.

– Вот и три.

– Да тру я, тру.

– Вот и три.

Санмартин переговаривался с Зайчиком. После Самира, Кима, Геворга, Оксаны и самого Санмартина настала его очередь пыхтеть с палками над его домиком из хвороста. Работали, конечно, с огоньком, но огня всё не было.

– Трёшь?

– Тру.

– Три.

После того как Алиса завершила очередную раздачу пищи, смертник объявил, что за добычу огня будет вознаграждение в три батончика, и весь лагерь разделился на кучки вокруг хвороста и принялся высекать искру, кто чем может.

– Ню што ты её елёзишь, как писюн. Ты палку о камень три, – прокомментировал Геворг, поигрывавший ножом в паре метров от будущего костра.

– На, сам три, – Зайчик протянул палки Геворгу.

– Ни магу. Рука болит, да!

Армянин гаркнул так громко, что даже дремавший Самир проснулся.

* * *

– Похороним их? – спросила девушка, когда они выволокли кости прочь из пещеры и сложили их возле кустарника с жёлтыми цветами.

– Я вам что, святой отец? Или святой крот? Что я, должен всех закапывать? – отмахнулся Милан.

Девушка замолчала, испугавшись его сурового вида. Однако, когда он уже собирался уходить, она вдруг нашлась:

– Людей хоронить надо. Нехорошо это – других бросать, даже после смерти. Ты кого-то бросил – тебя тоже кто-нибудь бросит.

Милан остановился. Выдохнул через ноздри и медленно, очень медленно развернулся.

– Тебя как звать?

– Галя.

– Вот что, Галя, мы их кремируем. Иди огонь добывай.

* * *

Тёрки продолжались, но огонь упорно не добывался. Над главным костром пыхтела уже Алиса. Пыхтела она, конечно, забавно, но безрезультатно.

– Пошло оно всё! – наконец не выдержала девушка, психанула и бросила камень в домик из брёвен и хвороста. Домик развалился, а камень отскочил в ногу Самиру.

– Да чтоб тебя, – Самир подскочил, схватил каменюку, замахнулся и… замер.

Санмартин не знал, куда бежать: то ли девушку успокаивать, то ли боснийца.

– Что с тобой? – смертник всё-таки выбрал боснийца, разглядывающего камень.

– Где вы нашли этот камень?

– Там, у реки, а что?

– Зарубки, они ведь от ножа, так? Но нож точат о плоскую поверхность. А это… – Самир выхватил нож у Геворга так, что тот только ругнуться успел, и начал бить лезвием по поверхности камня. Удар, два, три – на землю посыпались искры.

У Алисы потекли слёзы от счастья.

– Ким, тащи Библию, – не сходя с места, приказал Санмартин. А затем опомнился и перевёл приказ на китайский. Китаец убежал выполнять приказ.

– Вы что, ироды, вздумали Библию жечь?! У вас что, совсем ничего святого не осталось?! – откуда ни возьмись, вынырнула дирижаблеобразная, сердобольная тётя Надя.

– Всё святое реквизировали при обыске, – проговорил Санмартин, в голове его уже стаями роились мысли, наскакивая друг на друга.

– Все проблемы ваши оттого, что вы забыли про Бога!

И тут смертник вышел из себя. Точнее, в себя-то он пришёл, а вышел из транса.

– Оглянись, женщина, Бог первым забыл о нас.

Тоска в глазах Санмартина была бескрайней, как лужа в туалете. Но она быстро закончилась.

Послание к коринфянам отправили на растопку, народ возрадовался.

– Соплеменники, я надеюсь, вы ещё не определились с планами на вечер, потому что сегодня на закате у нас первый совет племени.

* * *

Закат. Первый час его растворил небо в серых красках. Размыл тени на траве, распушил вершины далёких деревьев, закрыл пыльной шторой яркое солнце. Второй час заката наполнил вечерний воздух ночной свежестью. Сделал яркость тише. Умолкли лесные птицы. Тоскливо завыли ночные звери. Восточный ветер донёс холодный запах ночи. Третий час заката расползся розовой гусеницей по дорожке далёкого горизонта. Ни света, ни запаха, ни звука. День умер.

По приказу Санмартина китаец Ким разжёг на поляне перед большим коренастым деревом восемь маленьких костров, создававших ровный круг. Сам смертник сидел прямо на насыпи из веток и травы, прикрытой двумя свободными робами. Китаец сидел по правую руку от него, серб – по левую. За кругом костров находился круг людей. Они не кучковались, не сталкивались и не перешёптывались. Чтобы охранять заданные кострами очертания круга и не опалить о них ноги, приходилось сидеть на расстоянии метра от соседа. За спиной у Санмартина находилось дерево, возле которого сложили все оставшиеся батончики, собранные яблоки и ягоды.

Терпкий запах костра. Тьма над лесом. Молчание вечных гор. Каждый думает о своём.

– Всё течет, всё изменяется, – прервал десятиминутное молчание Милан. Народ вышел из транса, морщины разгладились, ноги задрыгались, взгляд обрёл осмысленность. Голос тихий, низкий, умиротворяющий. – У нас накопился ряд важных вопросов, требующих за собой определённого решения. Все мы понимаем, что с течением времени происходящие события меняют привычный уклад вещей. И это заставляет нас искать новые пути к восприятию окружающего мира, новые способы понимания своей роли в том мире, новые варианты отношений с окружающими. Кому-то это даётся очень легко, кому-то немного труднее. Вызывая в нас самые разные эмоции, мысли, импульсы…

Казалось, сама ночь проваливается в бесконечно спокойный голос Милана.

– Начинаем, товарищи! – как хлыст по крупу, прозвучал призыв Санмартина. Геворг, и тот вздрогнул. – Вопрос первый. Мы объявили себя племенем. Так?

– Так! – ответило племя.

– А племя – это тоже государство. Так?

– Так, – ответило племя.

– А чего нет в толпе, но есть в государстве?

Племя задумалось.

– Еда?

– Милиция?

– Флаги?

Санмартин обвёл соплеменников взглядом.

– Равенства. В государстве все равны, – при этих словах Санмартин слез со своего возвышения и, как все, сел на землю.

И это было только начало. Как только непонимающее бурчание перешло в одобрительное бухтение, со своего места встал Милан, медленно и аккуратно взял за руку Геворга, вывел его в центр круга, поднял его левую руку и начал дотошно показывать всем окружающим огромный шрам в форме креста, оставленный инопланетным хищником на предплечье армянина. Вслед за этим в центр круга вышел Санмартин, поднял свою левую руку и позволил Милану медленно вырезать ножом точно такой же шрам у себя на предплечье. Следующими ошрамились предплечья Милана, Кима, Алисы, а чуть погодя – и Самира. Дальше же пошло уже поголовное кромсание собственных рук. Шрамами красовались, мерились, обнимались. Каждого вновь порезанного встречали аплодисментами и дружным гоготом.

Вторая часть раздачи паспортов, как назвал происходящее кто-то, оказалась менее кровожадной. Милан объявил старое дерево алтарём, хранящим их племя. Далее в свете факелов каждый брал мачете и оставлял на сером стволе алтаря свою зарубку. После того как дерево преобразилось под ударами сорока трёх зарубок (парень со сломанной ногой так и не смог подняться), к дереву подошёл Санмартин и вырезал на стволе огромную стрелу, указывающую точно вверх.

Аплодисменты.

– Вопрос второй. Чего ещё нет в толпе?

– Справедливости, – видимо, Оксана успела подумать над этим вопросом и выдала ответ сразу.

– Правильно, – кивнул головой Санмартин. – Потому что в толпе всем плевать на всех, кроме себя. Никто не несёт ответственности за неё. В толпе власть стихийна.

Пауза. Народу потребовалось время, чтобы понять, что же сказал смертник. Смертник терпеливо ждал.

– Будь у нас батькой! – наконец высказалась Оксана.

– Да! Будь нашим вождём, Санмартин! – выкрикнул Зайчик.

– Будь нашим вождём!

– Будь нашим вождём!

– Бьюдь насим возьдём! – даже мелкий узбек старался перекричать толпу. Все оглянулись, посмеялись.

Но Санмартин отказался.

– Зачем вам вождь! – улыбка его была настолько нежной, насколько может быть нежным волчий оскал. – Все важные вопросы у нас будет решать совет племени. Как племя решит, так оно и будет.

– Да когда ж ему решать? Нас мало, проблем много.

– Верно! Что уж нам, за каждым дураком всей толпой бегать?

– Будь нашим вождём?

По сигналу Милана в круг вышел Ким, держа в руках ожерелье из пробитых цветных камешков, белых цветов и рукоятки сломанного ножа. Выглядело довольно красиво. Вслед за ним вышел и сам Милан.

– Санмартин, – обратился он приятным голосом. – Правило общения номер четыре: «Чтобы найти ответы, надо найти вопросы».

– Пусть народ находит ответы.

– Но ведь кто-то должен задавать вопросы. Кто-то должен предлагать решения, командовать в боях.

– Мы все равны, Милан, – глядя ему прямо в глаза, ответил Санмартин.

– Будь же первым среди равных…

Торжественное надевание ожерелья, громкие клятвы. Аплодисменты.

– Действовать будем группами, – Санмартин снова сидел на своём возвышении. Милан и Ким снова подле него. Санмартин знал, что делать. Санмартин знал, что говорить. – Но теперь делиться будем не на десятки, а на отряды. В каждом отряде – по семь человек, – немного подумав, вождь добавил: – По семь мужчин.

– Добро, – раньше всех ответил Мачете.

Хотя остальные озадачились такой математикой.

– Китаец останется со мной. Вам он без надобности, языками не владеет. А у меня хоть на побегушках, а всё ж при деле, – объяснился вождь.

Племя забухтело. Возражений в бухтении не обнаружилось.

– Первый отряд: Геворг, Черепахов, Круглый, Георгич, Рыжий, Рушан и этот… узбека как зовут? – Санмартин кивнул в сторону низкорослого раскосого представителя Средней Азии, сидевшего по-турецки возле Геворга.

– Узбек, – уверенно пожал плечами Милан.

– И узбек. За главного в отряде Геворг.

Причисленные к первому отряду переглянулись.

– Вай, – Геворг поднял в небо указательный палец. – На кой мне этот нэживой дядька с головой цвета солнца, а? – Горец бросил горсть земли в сторону Рыжего. Рыжий никак особо не отреагировал, хотя в самом отдалённом уголке его глаз и блеснула озорная искорка гнева.

– Ну а куда ж его, – расплылся в добродушной улыбке Санмартин. В дальнейшие пререкания он вступать не стал. – Второй отряд: Щука, Мачете, Дир, Семён, Зайчик, Самир, Ушастая Обезьяна.

Ушастая Обезьяна выругалась. Хотя, учитывая, что он пытался убить Санмартина в первый день, это прозвище было ещё мягким.

– Кто старший? – спросил Самир.

– Ты, – уверенно ответил вождь. Расстройства в глазах Мачете не было, зато удовольствия в глазах Самира и Геворга явно прибавилось. – Третий отряд: Глушак, Малой, Хромоножка, Ивица, Леший, Удав. Главный Глушак.

– Не понял?! – в один голос произнесли Глушак и Милан. Переглянулись. Глушак уступил Милану право не понимать первым.

– У него шесть человек в отряде. Я должен быть седьмым.

– Да щаз, – оскалился вождь. – Ты шаман. Следишь за порядком, решаешь споры, думаешь о благополучии племени. И чтоб от пещер – ни шагу!

– Кто?

– Шаман.

– А помолиться тебе не завернуть? Я семинарию не кончал и в церковном хоре не пел, – опершись на свой посох, Милан поднялся с места и принял угрожающую позу.

– Ой-ой-ой, какие мы страшные! – Санмартин принял позу, пародирующую позу Милана.

– Я могу охотиться не хуже других, – уверил шаман.

– Можешь, – согласился вождь. – Но ты будешь шаманом.

– Я могу руководить другими.

– Можешь. Но ты будешь шаманом.

– Извините, а можно я тоже не буду командиром? – попытался вставить своё слово в затянувшийся разговор Глушак.

– Нельзя, – хором ответили вождь и шаман.

Глушак вжал голову в плечи и отполз.

– Я не хуже других, – шаман развёл руки в стороны.

– Не хуже, но ты будешь шаманом.

– Но почему?!

– Потому что твоя чёртова башка слишком ценна, чтобы я позволил какой-нибудь инопланетной скотине ею позавтракать.

Глубокая ночь. Всех мужчин объявили воинами и заставили принести наспех состряпанную клятву верности племени. Впрочем, воины особо не сопротивлялись.

Женщин делить на отряды не стали. Просто сказали, что их забота – быт и прочие житейские мелочи: сбор фруктов, кулинария и моральная и аморальная поддержка мужчин. Главными среди женщин после долгих споров были выбраны Алиса и тётя Надя. Перемога надулась, как рыба-ёж, и ушла в тень.

Ветер вдыхал аромат углей последнего костра. Вместе с ним коптились вождь и шаман, решая мелкие бытовые вопросы. Племя спало на новом месте. Зайчик и Семён были выставлены командиром своего отряда Самиром часовыми – следить за огнём на первую половину ночи.

Храп, разговоры, вой. Планета продолжала двигаться вокруг чужого солнца.

Вдруг из темноты пещер появилась чёрная фигура и неуверенным шагом подошла к Санмартину и Милану.

– Не спите? – заговорила фигура с балканским акцентом.

– Не спим, Самир, – подтвердил Милан.

И они посидели ещё чуть-чуть.

– Почему-то, ребята, меня не покидает ощущение, что вы вдвоём тут всех немножко наебали, а?

– Тебя это сильно волнует? Хочешь об этом поговорить? – Милан оставался всё таким же завораживающим. Он был готов поклясться, что Самир улыбается в темноте.

– Если честно, да. На смену хаосу всяко придёт порядок, но не всякий порядок лучше того хаоса, – Самир положил руку на плечо Санмартина. Санмартин едва не вздрогнул, едва. – Я на воле всяких чиновничьих нор пожёг – мама не горюй. И не потому что мне греться негде было. А потому что справедливость. И если мне придётся умереть за неё здесь, я ж не задумаюсь.

Вождь фыркнул. Шаман тоже фыркнул, но одобрительно. Самир встал и пошёл обратно.

– Ты пока иди поживи за справедливость, если считаешь, что она есть. А умереть мы всегда успеем.