Текст книги "Всё про Электроника (сборник)"

Подбежав к спокойному Замбе, самка вскинула голову. Злобные глаза уставились на людей.

– Укусит или не укусит? – пробормотал инспектор. Он знал: индийский носорог редко бодается – чаще всего кусает противника.

Неожиданно сзади раздался какой-то рев. Инспектор обернулся. Кричал мальчик с невозмутимо спокойным лицом.

Носорог круто повернулся и, уступив тропу Замбе, бросился с детенышем наутек, показав короткий толстый хвост, забавно венчавший броню доспехов.

– Ваш Э-лек-тро-ник, – сказал инспектор профессору, с трудом выговаривая трудное имя, – знает язык носорогов?

– Немного знает, – ответил Гель Иванович. – Учил в школе. – Громов усмехнулся, вспомнив, как он обучал когда-то Электроника разным премудростям.

– Он может быть хорошим махаутом, – сдержанно похвалил Радж Манас. – Замба один только раз удирал от носорога, и сегодня мой гость помог ему.

Они двинулись дальше. Электроник хрипло произнес:

– Тигр.

– Где тигр? – шепотом спросил Громов.

– Я не вижу, – проскрипел Электроник. – Но я слышу крик павлина: мэй-оу!..

– Он прав: близко тигр, – подтвердил инспектор. – Видите?

Замба концом хобота стучал по утоптанной тропе, издавая глухой металлический звук. Он, как и павлин, чуял тигра.

В траве промелькнула красно-черная спина, потом высунулась круглая голова с пушистыми баками. Бледно-голубые глаза равнодушно взглянули на путников. Замба сделал шаг вперед, угрожающе качнул бивнями. Он не боялся большой кошки, только свернул кольцом уязвимый для острых зубов хобот. Несколько минут слон и тигр изучали друг друга. Но стоило Громову пошевелиться, как кошка, мелькнув полосатой молнией, скрылась за скалой.

– Королевский, – сказал Громов, с любопытством глядя вслед трехметровой кошке. – Не удалась ему охота.

– Спугнули, – подтвердил Манас. – Мы еще встретимся с этим багхом, профессор. – Багхом индиец называл всех тигров своего леса. Он отлично знал каждого в «лицо», характер и повадки, только не давал им имен.

Тигр охотился за детенышем носорога, которого выгнал из теплой ямы Замба. Может быть, в открытом взгляде тигра и был немой упрек слону: зачем ты лишил меня любимого лакомства?.. Но тигр, конечно, не знал, что рядом идет еще одна охота, что его самого выслеживают невидимые противники – сонные стрелки!..

Слон быстрым шагом обогнул скалу. Инспектор, дав знак махауту, остановил Замбу, спрыгнул на землю. Под развесистым деревом стояла клетка из прочнейшего бамбука. Поднятые с двух концов решетки словно ожидали какого-то пленника.

– Вам лучше остаться здесь, профессор, – сказал Радж Манас, снимая с плеча ружье.

Громов, приказав Электронику ждать, слез со слона и решительным шагом направился за инспектором. Они исчезли в густом кустарнике.

Замба подошел к дереву, стал лакомиться сочными ветвями. Погонщик уселся в тени. Электроник кружил возле клетки.

Тишину оборвал выстрел. Электроник замер. И тут прямо на него выскочил из зарослей тигр – тот самый, с бледно-голубыми глазами, что охотился на детеныша носорога. Грациозными прыжками промчался он на мягких лапах в двух шагах от Электроника. Маленькое красное пятно проступало на полосатой груди.

Электроник вскрикнул протяжно-жалобно: «Bay!.. Хуаб… Bay!» Пожалуй, никогда еще в своей странно-электронной жизни не бегал он так быстро – быстрее любого знаменитого спринтера, потому что тигр, услышав знакомый сигнал испуга на своем языке, мигом повернул и прыгнул вслед. Махаут, бледный от ужаса, прилип спиной к шершавому стволу. Слон, громоподобно затрубив, выставил бивни и попятился: впереди тигра бежал мальчик.

Наверное, тигр настиг бы свою быстроногую добычу только в клетке, куда он влетел вслед за мальчиком. Но Электроник успел выскользнуть в проем, обрушив перед самым носом тигра решетку. Слон, оберегая мальчика, ударом бивней захлопнул вторую решетку.

Раздался оглушительный рев. Тигр в бессильной ярости грыз скользкий бамбук, и в его крике, страшном для людей, только чуткий слух Электроника мог уловить жалобные ноты и отрывисто-сухой кашель. Мальчик был совершенно спокоен, словно, спасаясь, случайно поймал не тигра, а котенка, и бледный погонщик, трясясь всем телом, смотрел на него изумленными глазами.

Над кустами проплыла белая чалма, за ней шляпа. Это бежали Радж Манас и Громов. Чуть позже помощники инспектора, дежурившие в зарослях, вывели здоровенного парня в армейских ботинках – сонного стрелка, который стрелял в тигра.

– Что случилось? – спросил инспектор. Он был очень удивлен, увидев своего багха в клетке.

Гель Иванович разглядывал Электроника, мял в руках шляпу, не зная, куда ее девать. Потом, рассеянно нахлобучив ее на ученика, спросил:

– Ты не пострадал?.. Ты так и ловил – в шляпе? Сними, очень жарко…

Профессор протянул шляпу слону, и тот водрузил ее себе на спину.

Немногословного до сих пор махаута будто прорвало. Жестикулируя, подпрыгивая, протягивая к мальчику сухие руки, погонщик долго говорил о том, что случилось всего за несколько секунд.

– Я надеюсь, вам нужен именно этот тигр, – скрипуче сказал Электроник. – Я его заманил после того, как прозвучал выстрел.

– Мы его выпустим. Только прежде вынем из него пулю. – Радж Манас внимательно посмотрел на сонного стрелка, который ничего не понимал во всей этой истории: тигр, только что подбитый радиопулей, очутился в клетке.

– Молодой человек, отойдите, вы мнете своими ботинками прекрасный цветок, – сказал профессор сонному стрелку.

Тот шагнул, пожал плечами: чудак, цветок пожалел.

Инспектор повернулся к помощникам:

– Отвезите багха и этого бравого охотника на станцию. Извлеките пулю. Багха пустите в джунгли, а стрелка задержите. Мы должны узнать, почему он охотился на тигра… И, кроме того, найти его сообщников.

…Несколько дней гостил Сыроежкин в морском поселке, но не в том, что стоит у самого обрыва на берегу, а в подводном, где жил его новый знакомый Дон.

В голубом просторе висят на якорях дома-колокола. В таком доме все как обычно, только чуть прохладнее. Правда, дверь уже не в стене, а в полу, и в эту дыру надо нырнуть в маске, ластах, с прозрачным мешком за плечами. Мешок наполняется водой, расправляется в крылья, и уже паришь невесомый на больших крыльях, вдыхая кислород из этих искусственных жабер, и видишь ровные дорожки из моллюсков, очищающих воду, и густые джунгли водорослей, преграждающих путь ползучему песку. А поднимешь голову – увидишь изогнутый линзой воды круг далекого солнца, и вспомнишь об остальном мире, и тут же о нем забудешь, потому что море есть море. И в глубине его не только поселки, но и подводные города – с улицами, стадионами, зоопарками. Это особый мир: в нем можно плавать, нырять, кувыркаться, дельфинить, кашалотить, акулить, белужить – словом, жить под водой, подражая вольным морским обитателям, совсем как Рэсси.

Сопровождавший Сыроежкина Дон плавал без мешков-крыльев. Перед тем как нырнуть в дверь, Дон проглатывал какую-то магическую пилюлю, которая помогала мышцам долго хранить кислород и поглощала углекислоту. Вдохнув всей грудью, Дон прыгал ласточкой в люк двери, а на глубине, пустив вверх несколько пузырей, набирал в легкие воды. Теперь он был готов плыть, шевеля ластами, куда угодно, как кит или дельфин, а вслед за морским смотрителем, отмахиваясь лапой от любопытных рыб, по-собачьи перебирая лапами, следовал Малыш.

– Что ты хочешь? – спросил Дон, и Сергей услышал его голос в кнопке микрофона, вставленной в ухо. – Искать подводные клады? Гоняться за рыбами? Поймать акулу?

У Сыроежкина захватило дух, он глухо произнес в своей маске:

– Акулу…

– Вперед! – скомандовал Дон. – Тут недалеко я поставил капкан и давно не проверял.

Дон направился к подводной скале, где был установлен капкан. Еще издали он увидел: есть добыча! Охотник изо всех сил заработал ластами.

Сыроежкин с осторожностью приблизился. Он разглядел под металлической сеткой гладкую серую голову и горящий мстительным огнем глаз. Капкан представлял собой петлю с проволочным сачком, в котором лежала приманка. Сунув голову в сачок, хищница затянула петлю. Акула почти смирилась с неволей, но, заметив пловцов, заработала яростно хвостом.

Дон приблизился к акуле.

– Смотри, Серега! – крикнул он и, изловчившись, прыгнул на пленницу, схватил ее за спинной плавник.

Как дикая лошадь, оседланная акула повернулась на одном месте, а затем понеслась по кругу, удерживаемая крепким поводком. Сергей в страхе отпрянул, увидев надвигавшуюся на него морду в проволочной сетке. А всадник, обхватив ногами шершавые бока, держась за плавник, со смехом проделывал головокружительные петли. Акула вертелась в воде, била хвостом, бросалась вверх и вниз – всадник не падал. Наконец он нагнулся, протянул руку, беззвучно щелкнул замком, соскочил с рыбины. Акула скрылась. Живучесть ее казалась неправдоподобной.

– «Лучшая акула – мертвая акула» – так говорят моряки. А моя добыча в наморднике никому теперь не страшна, – проговорил смельчак. – Поплыли, Серега, дальше.

Они остановились у огромной, в рост мальчика, странно скрученной раковины, которую Дон нашел в одной из экспедиций. Отличный дом, надежная палатка для одинокого путешественника! Дон достал из раковины длинный треугольный зуб.

– Это мое главное открытие, – гордо сказал он. – Зуб доисторической акулы! Кархародон – ее имя. Я готовлюсь к охоте на кархародона…

– На доисторическую? – прохрипел под маской Сыроежкин. Он начал привыкать к разным морским чудесам, но сейчас ничего не понимал.

– Смотри внимательно: зуб – не окаменевший. Я его откопал в иле, вернее, откопал экскаватор, а я поднял. Вот тебе и доисторическая! В океане есть глубины, куда никто не заглядывал. Кто же в них скрывается? Вдруг кархародон?

– Он, наверное, огромный, – пробормотал Сережка.

– По моим вычислениям, при таких зубах размер кархародона метров двадцать пять, не меньше. Пасть во какая – пещера на шесть человек. А хвост! Ты представляешь, какого эта акула даст шлепка, если ее оседлать?!

Тут Сергей захохотал и вдруг вспомнил Рэсси. А если ему встретится кархародон? Пусть даже не такой огромный – все равно страшно…

Если бы Рэсси плыл по вечернему океану, он бы услышал «голос моря» – особые звуки, которые ветер высекает из волн, – и узнал бы про надвигающийся шторм: откуда он идет, какой силы и как скоро настигнет их. Но Рэсси уже несколько часов следовал в глубине за синим китом, и когда волна оглушила его спутника и он вынырнул спасать Белобочку, пловцы оказались в самом центре свирепого шторма, который моряки называют просто и страшно: «глаз бури». Волны, взлетавшие на высоту семиэтажного дома, образовали гигантскую воронку. «Глаз бури» в изломах молний, казалось, с любопытством смотрит сверху в эту воронку: что же там, на самом дне?

Пловцов захватил водоворот воронки. Рэсси обнял лапами беспомощного, слабо попискивающего дельфина и напряг все свои электронные силы, чтобы быстрое течение не унесло Бочку. Он включил внутри себя механизм аварийного управления – сотни резервных электронных схем стали определять верх и низ, скорость вращения, глубину и границы шторма, чтобы в нужный момент воспользоваться реактивным двигателем. Белобочка вдруг шевельнул хвостом и вдохнул дыхалом порцию воздуха, но Рэсси не отпустил товарища: водоворот с силой увлек их вниз. С нарастающей скоростью приближалось дно океана.

В эти критические секунды Рэсси включил двигатель на полную мощность, и тот вытолкнул пловцов из круговерти.

Потом Рэсси вернул Белобочке свободу, в чернильной мгле стал выводить товарища из зоны бури. Все, кто мог спрятаться, почуяв шторм, – медузы, рыбы, водяные змеи, скаты – опустились в спасительные глубины, притихли. Лишь туманными дисками медленно проплывали какие-то светящиеся безмолвные существа, разглядывая пришельцев сверху. След Нектона был потерян, размыт бурными подводными течениями. Нечего было пытаться искать в этих водах слабый китовый запах.

Они плыли всю ночь, а утром увидели безмятежно спокойное, пустынное до горизонта полотно океана…

Рэсси давно уже пришел к выводу, что «карта жизни» Нектона, его путь в морях и океанах был очень сложным: ведь он угадал близкий шторм и ушел от него. Как всякий кит, Нектон опасался, наверное, берегов, узких проливов, подводных городов. Но, в отличие от своих собратьев, синий кит не возвращался зимой и летом в привычные места. У Нектона не было любимых морей; он, презирающий китовые правила свободный кит, жил во всех океанах; Земля, которую он окольцевал орбитами своих путешествий, представлялась ему, вероятно, гигантской чашей соленой воды с враждебными островами суши. Все же неуловимого пловца можно было догнать, найдя слабый запах следа.

Как-то на рассвете Белобочка и Рэсси услышали призывный крик тонущего кита и бросились на помощь. То, что они увидели, заставило их остановиться и сделать осторожный круг: в легкой пелене тумана глаза Рэсси и дыхало дельфина нащупали стальной корпус всплывшей подводной лодки. Характерно вытянутый горбатый корпус с острым ножом плавника и распущенным хвостом рулей выдавал тип подлодки – «Тунец». Противник, охотящийся на синего кита, по странному совпадению или по природной хитрости людей, придумавших рыбьи подлодки и сложные электронные машины, применил тот же прием, что предвидел и Рэсси: вызывал сиреной Нектона из его глубин.

То, что произошло в следующие несколько минут, обсуждалось потом учеными и породило среди моряков новые легенды об особой чуткости и смелости синего кита.

Из тумана послышался шум быстро плывущего тела и короткое сильное сопение: «У-уф, ш-ши… у-ф, ш-ши…» Рэсси и Белобочка увидели синюю с белым пятном спину. Легендарный Нектон огромной ракетой несся к подлодке «Тунец», посылавшей сигналы бедствия на языке китов.

Вот сильно расщепленный рот с крутым сводом верхней челюсти и прямой линией нижней – казалось, что Нектон чему-то улыбался. Маленькие глаза кита не различали тонущего, но чуткий слух вел Нектона кратчайшим путем на призыв. Как вдруг синий кит резко повернул, услышав еще более отчаянный крик – зов о помощи.

Прямодушный, безрассудно храбрый Нектон не знал, что крик невидимого в тумане Рэсси спас ему жизнь. В тот момент, когда Нектон разворачивался, подлодка «Тунец» выплюнула вместе с пламенем блестящий предмет. Гарпун попал в голову кита, но капитан, глядя на экран, чертыхался: из-за внезапного разворота Нектона стрелок промахнулся – гарпун не попал в болевой нерв.

Синий кит почти не обратил внимания на легкий удар по голове. Но вскоре ему стало ясно, что железная рыбина, подманивая его сигналами бедствия, вовсе не тонула, а, наоборот, нападала, и кит, разъярившись, решил атаковать это лживое многоглазое существо с плавниками глупого тунца. Сигнал крайней опасности заставил кита подпрыгнуть над водой и отвесно, почти вертикально, уйти вниз. Одни из немногих в океане, Рэсси и Белобочка наблюдали, как сверкнула широченная фарфорово-голубая грудь Нектона, прорезанная глубокими темными бороздами складок. Мелькнул над водой хвост. Второй выстрел «Тунца» не состоялся.

Нырнув, синий кит изменил направление, гладким срезом головы поддел снизу коварную подлодку. Судно, погружавшееся, чтобы преследовать кита, было отброшено мощным ударом и стало срочно всплывать…

Рэсси и Белобочка долго еще сопровождали в глубинах Нектона. Подводный терьер, плывя рядом с синим китом, объяснял Нектону, что произошло. Выслушав маленького Рэсси, Нектон распахнул пасть и, показав все пластины своих усов, проревел. Рев этот был так ужасен, что во все стороны брызнули стаи рыб. Но те, кто был на дне, в теплых и прохладных течениях, в игривых океанских волнах, прислушивались к крику самого большого на Земле животного. И если перевести быстрые китовые звуки в человеческую речь, то получатся примерно такие фразы, обращенные одиноким гигантом к своим соплеменникам:

«Опасность! Когда встретите многоглазого тунца, знайте, что этот медлительный на вид тунец, едва заметив вас, выплюнет острый гарпун. Тот самый, что рвет тело наших братьев и сестер и делает их мертвыми, если даже они не захлебнутся. И никто уже не придет на помощь несчастным. Напрасно будет тыкаться китенок в живот матери: он, глупый, не понимает, что она уже не накормит его. Спасайте китят, спасайтесь сами от лодки-тунца…»

Синий кит плыл из моря в море, изредка ревел, пугая акул, оповещая китов. Он знал, что, как и прежде, услышав крик о помощи, будет спешить, презирая опасность, на выручку к своему брату по крови.

Два диспетчера – Океана и Космоса – как обычно, делились новостями:

– Алло, Астронавт, у нас происшествие: пока мы с тобой дремали в глубинах, здесь, в океане, над моей головой какие-то злоумышленники чуть было не загарпунили Нектона. Ты слышишь меня, Аст? Прием.

– Понял тебя, Командор. Одного не понял: новость приятная или печальная? Кто такой Нектон? Прием.

– Да ты в самом деле спишь в своей пустоте, Аст. Спишь с открытыми глазами! Ты, который помнишь каждый кратер на Луне, должен знать Нектона: тот самый синий кит… Может, у тебя провальный сон, Аст? Это самая страшная глубинная болезнь, когда все в мире кажется одинаково серого цвета, как твоя близкая Луна. Прием.

– Ты прав, Командор, меня тошнит от такого однообразия: Луна быстро надоедает. Я вспомнил Нектона! Наш брат, кит-глубинник! Что с ним, Командор? У кого это поднялась рука палить в своего парня? Прием.

– Точно не знаю, какая-то подлодка. С Нектоном в порядке. Правда, в его шкуре засела радиопуля. Прием.

– На твоем месте, Командор, я разыскал бы подлую подлодку, посмотрел бы в глаза этим лихачам. Но зачем им метить кита, Командор? Не метеор, не какой-нибудь отработанный спутник на трассе – совсем не мешает кораблям. Живой кит! Прием.

– Я еще не разобрался, Аст. Самое интересное: знаешь, кто спас Нектона? Электронный пес, который умеет плавать не хуже рыбы, и еще дельфин… Дельфин – обыкновенный, а пес – Рэсси или что-то в этом роде – загадочная личность. Какова история, Аст, а? Прием.

– У вас на дне одни фантазии. В дельфина я верю. Но пес-дельфин, пес-рыба – какая-то чушь. Или ты не расслышал, Командор, или у тебя слуховые галлюцинации от тишины. Прием.

– Клянусь свободным Нектоном, Астронавт! Всё до единого слова – правда. Не могу доказать, но пес существует. Я в него верю. Расспрошу наземных диспетчеров, потом всё тебе передам. Прием.

– Даже если ты математически докажешь, что твой электронный пес – гений, считай, что для меня он не существует. Когда на мои планеты начнут ввозить земных зверей, я первый предложу закон: механических не надо! В космосе слишком много всякой электронной всячины, а живого – почти ничего… Прием.

Профессор Громов и Радж Манас совершали последнюю прогулку по заповеднику. После захвата сонного стрелка, ранившего тигра, были пойманы и его сообщники. Профессор располагал доказательствами: теперь не только Совет охраны животных, но и весь научный мир убедятся, что фон Круг и фирма «Пеликан» замахнулись на самое ценное для человечества – Природу.

Утром Громов улетал домой. А пока он вел неторопливую беседу с инспектором, сидя на спине слона Замбы, наблюдал зверей и птиц, любовался красками индийской осени. Инспектор рассказал, как однажды Замба встретил свирепого носорога и он, Радж, упал со слона, скатился в траву и лежал смирно, потому что носорог не нападает на неподвижную жертву; зверь тяжело дышал над ним, но человек не шелохнулся, пока умный слон не прогнал носорога.

– Я слышал, профессор, что ваша новая модель знает привычки и законы многих животных не хуже иного зоолога, – сказал Радж Манас.

– Честно говоря, – признался Громов, – Рэсси меня удивляет. Ничего, разумеется, сверхъестественного в нем нет – всякая машина лишь подтверждает или отрицает какую-то идею. Но Рэсси попал в необычные условия. Преследуя сонных стрелков, он накопил богатый опыт. И, пожалуй, слишком быстро проверил те мысли, которые я продумывал много лет. Необходимо еще раз оценить его результаты. Чересчур ответственна та теория, которую я хочу предложить вниманию ученых.

Радж Манас не расспрашивал профессора. Того, что он услышал, было достаточно: вскоре появится работа, которую ожидает научный мир.

– Смотрите! – Инспектор указывал на поляну. Там, сцепив рога, наступали друг на друга два оленя. – Совсем как мальчишки, – с удовольствием произнес Радж Манас. – Это зомбары, мои любимцы.

– Ваши зомбары еще раз доказывают, что для измерения сил не обязательна стычка. – Гель Иванович мягко улыбнулся. – Вспоминаю себя школьником. Бывало, уже в споре чувствуешь: противник сильнее тебя, но приятели подзадоривают, подталкивают в спину, и ты лезешь в драку… А зачем? Расквашенный нос никого не украшает. И как мы были поражены, когда учитель объяснил основные правила борьбы стадных животных: смелому достаточно принять угрожающую позу, и слабый удирает…

Зомбары, потоптавшись на месте, расцепили развесистые рога и как ни в чем не бывало стали щипать траву. Боролись они не всерьез, но зато установили, кто старше рангом.

– Я наблюдал множество схваток в джунглях и видел, что все дуэли у животных – лишь состязание в силе и ловкости, – подтвердил инспектор.

В лесу слышались отрывистый лай и особое завывание – улюлюканье, которое лучше всяких слов говорило: красные волки преследуют в чаще оленя.

Эти волки, дикие собаки Индии, гнали жертву по кругу, на смену уставшим загонщикам выскакивали все новые – участь оленя была решена. Но люди не вмешивались в эту охоту. Природа сама выбраковывала больных и слабых, право сильного было неоспоримо. Радж Манас пояснил гостю, что олени, спасаясь от диких собак, бегут обычно на богатые пастбища и там чувствуют себя привольно. Он, инспектор, много раз подсчитывал соотношение красных волков и оленей, леопардов и коз в своем заповеднике. Они необходимы друг другу, хотя одни из них – хищники, а другие – жертвы. Но хищник никогда не убивает зря жертву; можно наблюдать, как стадо оленей мирно пасется на виду у волков и не бывает встревожено до тех пор, пока волки не начинают свою охоту. Когда же волки исчезают на время из этих лесов, появляются больные олени, распространяются эпидемии. Природа чутко сохраняет равновесие всего живого.

– Если бы вашу лекцию послушал один мой ученый противник!.. – невесело улыбнулся Гель Иванович. – Впрочем, что ему лекция. Он весьма сознательно портит природу.

– Природа – зеленый дом, в котором мы родились и выросли. Только безумцы способны уничтожать свой дом.

– В каждой школе, – продолжал Громов, – есть особые обитатели задних парт, «камчатки», которые от души радуются, когда отменяется очередной урок. Исчезли бабочки – ура! Выпали из программы стихи – так им и надо!.. Бедняги, они не понимают, что потеряли несколько минут удивления миром и никогда уже не восстановят их. Невежество опасно и противоречит многообразию природы.

Спутники встретили по пути золотого в солнечных лучах носорога, который куда-то спешил и не пытался напасть на Замбу; снежно-белых цапель, дремавших на одной ноге в мелком пруду; трех диких слонов – неразлучных борцов, которые повернулись к Замбе серыми спинами, считая, очевидно, его пленником. Инспектор Радж Манас знал почти всех зверей в своих лесах и рассказывал Громову про каждого, будь то осторожный шакал, вышедший из кустов павлин или спящий в осенней листве толстобрюхий питон. Громадина питон, как оказалось, был самоотверженный родитель: силач, способный задушить в своих объятиях быка, он, когда приходит время, осторожно высиживает яйца, ничего не ест и ни на минуту не покидает будущее потомство.

– Меня часто удивляет не только забота о сохранении рода, но и героизм, который проявляют многие животные, защищая своих детей, – сказал Громов. – Когда птица, припадая на одно крыло, уводит врага от гнезда, в ней борются два инстинкта: уберечь птенцов и сохранить свою жизнь. И если опасность для детей слишком велика, она возвращается, вступает в борьбу, жертвует собой.

Шапки пеликаньих гнезд были нанизаны на ветви акации; птенцы неуклюже ковыляли из гнезда в гнездо; взрослые птицы, подобрав ноги, запрокинув шею, выставив длинный клюв, выделывали в воздухе фигуры высшего пилотажа; иногда беспокойная мамаша приносила с озера полный мешок рыбы, и птенец нырял с головой в широко открытый клюв.

«Наш долг – защищать снежных цапель, диких кошек, упрямых носорогов, гордых павлинов, – думал Гель Иванович. – Защищать не от исконных врагов, с которыми они живут бок о бок, а от тех, кто действительно им опасен».

А на поляне резвились оленята.

Это была особая поляна душистой травы, вся в солнечных бликах, с зелено-золотисто-синим небом; как только олененок, отойдя от стада, вступал на нее, он валился на траву, кувыркался, вскакивал, мчался галопом, бодал кусты, ловил собственный хвост. Будто внутри каждого срабатывал невидимый механизм, призывавший играть, наслаждаться, радоваться, жить…

Наблюдая резвящихся оленей, Громов повеселел.

«Эх, ребята, эх, телята, до чего вы похожи друг на дружку! – смеялся он про себя. – Тот, кто не бегает, не сможет понять, какое это удовольствие, какая радость даже, казалось бы, бессмысленные прыжки».

Оленята старались подпрыгнуть выше кустов. Сами того не подозревая, они учились обнаруживать крадущегося врага. А потом, когда прыжки надоели, игруны, смешно задирая ноги, принялись гонять по поляне какую-то деревяшку.

– Удар! Еще удар! Ай-ай, какой промах!.. – комментировал профессор.

– Хорошо быть маленьким, – улыбнулся Радж Манас. – А наш укротитель тоже сейчас играет? – Инспектор вспомнил Электроника, так ловко пленившего тигра.

– Он учит древний язык Индии – санскрит, – ответил Громов. – У него гора книг. Я запер Электроника в номере гостиницы, чтоб ему не мешали.

– Классический санскрит таит много мудрости, – подтвердил инспектор. – У вас очень способный ученик.

– К счастью, он лишен моих недостатков. – Профессор смущенно хлопал себя по карманам. – Я, как всегда, растяпа. Забыл специальные очки для дали! Поневоле позавидуешь Рэсси с его глазами.

Радж Манас протянул ему бинокль.

Сильные линзы приблизили горы. Сверкали в голубом просторе неба далекие вершины. Над одной из них искрились какие-то точки. «Неужели гуси забрались так высоко? – подумал удивленно профессор. – Впрочем, уже осень.

И гуси летят теми же путями, что их предки…»

Замба вошел в тень развесистого дерева, и профессор опустил бинокль. Он так и не разглядел летящего над горами Рэсси.

Доктор фон Круг перебирал пачку радиограмм. Экспедиции сонных стрелков провалились. Подлодка «Тунец», охотившаяся на Нектона, задержана. Международный совет охраны животных разъяснил, что охота специальными пулями представляет опасность для животного мира планеты. В Гренландии, в Австралии, даже в антарктической пингвиньей пустыне инспекторы, добровольцы-охотники, ученые выслеживали круговских стрелков.

Фон Круг отчетливо понимал, что он разорен. Компания «Пеликан» спишет убытки за его счет – так принято в мире свободных предпринимателей, и он, независимый изобретатель фон Круг, потеряв свои деньги, земли, лаборатории, станет обычным служащим фирмы.

Фон Круг оглядел кабинет. Дубовый стол, аппараты – все деловито, знакомо. Доктор не любил большие города, огромные залы, скопища людей. Всю жизнь мечтал он о чем-то очень простом и в то же время важном для человечества. Отсюда, из кабинета, он мог бы управлять всем живым миром обычным нажатием кнопки…

Доктор Круг вспомнил свою гориллу из «Мира животных», которая отвернулась от него. Теперь он признаёт, что это была самая заурядная машина. Но с прошлым покончено. Фон Круг не собирается складывать оружие. Он хладнокровно глядит в глаза грозящей опасности.

Доктор вызвал по телефону Мика Урри.

– За последнее время было много неудач, – холодно сказал профессор помощнику. – У меня сложилось впечатление, что кто-то пользуется нашей информацией. Понимаешь, Урри?

Урри знал о провалах, но что из этого следует, не мог предположить.

– Вот посмотри, что я нашел. – Фон Круг вынул из стола и передал помощнику транзистор.

– Понятно, – буркнул Урри.

– Ты знаешь, где он был спрятан?

Фон Круг отдернул ковер, нажал на дубовую панель, пригласил:

– Прошу.

Они вошли в зал, где стояли вычислительная машина и радиоаппаратура.

– Эту безобидную на вид коробку я обнаружил в одном из блоков машины. И положили ее в тот самый день (в бесстрастной речи фон Круга мелькнула маленькая, но грозная пауза), когда ты, Мик Урри, привез вместо модели мальчишку. Теперь понятно?

Лицо Урри покраснело. Опять эта дурацкая история. Неужели за одну ошибку, за то, что он перепутал мальчишек, надо расплачиваться так долго?..

Фон Круг вынул блок, аккуратно вставил транзистор на прежнее место.

– Что мне делать? – прохрипел Урри.

– До сих пор мы играли с закрытыми глазами. Видели лишь одно: решения противника умнее наших. Сегодня моя машина передаст последнюю информацию для двух других машин. И ты поймаешь одну из них, доставишь мне. Всё.

– Адскую собаку? – догадался Мик Урри. – Да я возьму ее голыми руками, господин профессор.

– Вот что, Мик Теодор Макс Урри. – Хозяин вторично полностью произнес его имя, и это что-то значило. – Называй ее как хочешь, хоть адской собакой, однако запомни: грубой силы не применять, оружия с собой не брать.

– Но…

– Машину доставить в сохранности. Мне надоело разгадывать ее по частям, мне нужна вся система. А здесь она станет послушной, совсем ручной.

– Ясно. – Щеки Урри дернулись, изображая улыбку.

– Ящик с капканом на аэродроме. Открывается он снаружи. – Фон Круг пожевал тонкими губами, вспомнив, как Рэсси отомкнул дверь. – Идея простая: мы располагаем образцом голоса господина Громова. Ты должен досконально знать, как перехитрить две умные машины.

Он включил магнитофон, и зазвучала давняя запись. Профессор Громов говорил по радио с Пенном-долговязом, командиром бывшего африканского отряда:

«Где вы находитесь?»

«Рад слышать вас, господин профессор!

В квадрате одиннадцать – сорок два. Сейчас привал, у нас уже утро…»

«Жарко?»

«За пятьдесят!»

Фон Круг выключил запись.

– Итак, самолет в Индию летит через сорок минут… Для машины Громова, которая связана с моей радиостанцией, будет передана информация о похищении знаменитого белого тигра. Не сомневаюсь, что Электроник вместе со второй моделью по кличке Рэсси попытаются спасти тигра. В этой машинной битве должен победить ты, Мик Урри. На месте тебя ждет эмптометр… Надеюсь, понятно…

…На окраине города, за колючей изгородью и заросшим водорослями каналом, как немой свидетель былого могущества, возвышался дворец магараджи. Поражавший когда-то гостей росписью и богатым убранством залов, дворец давно уже не собирал любителей охоты и пиров – был превращен в скромный музей. Музей привлекал посетителей не чучелами, рогами и бивнями, а одним уникальным живым экспонатом: белым тигром. Даже в Индии белый тигр – большая редкость. Люди всегда любовались им. Считалось, что обидеть такого тигра – значит навлечь на себя величайшее несчастье. Сегодня ночью рушились священные обычаи древности: белого тигра должны были похитить.