Текст книги "Роковой романтизм. Эпоха демонов"

Генрих фон Клейст – романтик-убийца

Имя Генриха фон Клейста (Heinrich von Kleist) известно в Германии всем. Невероятно, но факт: драматург, при жизни которого была поставлена одна-единственная его пьеса, к тому же закончившаяся провалом, успевший написать всего восемь новелл, прежде чем покончить жизнь самоубийством в 34 года, считается одним из признанных классиков немецкой литературы. Он жил в конце XVIII – начале XIX веков, в эпоху войн, переворотов и революций, и сам был на редкость неуравновешенным, мятущимся, беспокойным человеком. «Все во мне спутано», – писал о себе Клейст. Он не мог дождаться дня, когда, наконец, сбросит ненавистный офицерский мундир и уйдет в отставку, – и прославлял в своих произведениях полководцев и воинов, вступал в наполеоновскую армию и носился с планами убийства Наполеона, был одновременно романтиком и реакционером… У него репутация «патриотического» поэта, прославлявшего прусское отечество, и его считали своим творческим предтечей аполитичные экспрессионисты… Самая известная пьеса Генриха фон Клейста – «Разбитый кувшин» («Der zerbrochene Krug»). Это чуть ли не единственная комедия, вошедшая в золотой фонд немецкого театра. Один из российских критиков нашел в ней параллели с гоголевским «Ревизором». Причем это вовсе не политическая сатира: автор с явной симпатией изображает главного отрицательного персонажа – плутоватого судью Адама. Впрочем, министр пропаганды «третьего рейха» Йозеф Геббельс (Joseph Goebbels) усмотрел здесь карикатуру на самого себя (тем более, что он прихрамывал, как и Адам в комедии), и поэтому запретил вышедший в 1937 году в Германии фильм с Эмилем Яннингсом (Emil Jannings) в главной роли. Лишь благодаря вражде и интригам внутри нацистской верхушки комедия, в конце концов, вышла в прокат. Но о том, как внутренне национал-социализм в Германии был связан с эстетикой и философией романтизма, мы поговорим позднее.

Пьеса «Разбитый кувшин» выходила на русском языке несколько раз, чаще всего в отличном переводе Бориса Пастернака. Пастернак переводил и другие произведения Клейста. Он даже написал предисловие к одному из изданий. В нем говорится, в частности, о родстве мотивов у Клейста и Пушкина. Имеются в виду образы Михаэля Кольхааса (у Пастернака – Кольгааса) в одноименной новелле Клейста и пушкинского Дубровского. Это образы «благородных разбойников», причем весьма неоднозначные. «Читая у Клейста описание поджогов и убийств, совершенных из высоких побуждений, нельзя отделаться от ощущения, что Пушкин мог знать Клейста, когда писал Дубровского», – подчеркивает Пастернак.

К 200-летию смерти Генриха фон Клейста в Германии вышло сразу несколько новых книг, рассказывающих о его жизни, творчестве и его трагедии. Впрочем, такие книги выходили и в предыдущие годы. Столь высокий интерес к личности Клейста объясняется не только его выдающимся литературным наследием, но и множеством загадок, которые он оставил. Пожалуй, самая главная загадка: почему Клейсту понадобился для самоубийства второй человек? В 1810 году Клейст познакомился и близко сошелся с Генриеттой Фогель (Henriette Vogel), которая была старше его, замужем и страдала неизлечимой болезнью. Трудно сказать сегодня, кто именно выступил «инициатором» двойного самоубийства. Любовь здесь была ни при чем. Клейст на протяжении нескольких лет много раз возвращался к мыслям о том, чтобы покончить с жизнью. Как бы там ни было, но 21 ноября 1811 года он пришел на берег озера Ванзее вместе с Генриеттой и застрелил сначала ее, а потом себя. Там они и похоронены. Рядом стоят большой обелиск – над могилой Клейста и надгробный камень поменьше – над могилой Генриетты.

Виктор Гюго и парижские куртизанки

Без знаменитых куртизанок не было бы ни «Дамы с камелиями», ни «Травиаты», Бальзак не стал бы автором шедевра «Блеск и нищета куртизанок», Золя не создал бы свою «Нана», Мериме не написал бы новеллы «Арсена Гийо», Бодлер – знаменитых стихов. Куртизанки во Франции были всегда, но моду на них среди высшего сословия ввел в XIX веке Наполеон III, сравнивший женщину с послеобеденной сигарой. Это было во времена Виктора Гюго, и сравнение женщины с послеобеденной сигарой было противно великому романтику. В своих творениях он возносил ее на пьедестал величия, но одно дело творчество, а другое – реальная жизнь и здесь дело обстояло несколько иначе.

Впрочем, что мы знаем о тех, кто не только играл кошельками нуворишей и фамильным достоянием аристократов, но и утверждал образ «новой женщины», сексуально свободной и порой агрессивной в этой свободе? В наши дни они легко получили бы почетный титул «культовой личности». Например, знаменитая Жорж Санд не была куртизанкой, но шокировала французскую публику не хуже, чем они. Баронесса, коей являлась Амандина Аврора Люсиль Дюпен, таково было настоящее имя писательницы, свой статус быстро потеряла – она одевалась как мужчина, ходила по самым темным местам Парижа, и в итоге обзавелась странной славой. А иного и ждать было нельзя. Дело в том, что отец писательницы, представитель знатного аристократического рода, Морис Дюпен, связал свою жизнь с женщиной мещанского происхождения. Софи-Виктория Делаборд раньше была танцовщицей и имела скверную репутацию. Родилась будущая звезда эпатажа прямо на сцене, под музыку, когда мать танцевала и пела в розовом платье, что, по всем приметам, сулило новорожденной счастье и успех.

Многие куртизанки не были француженками, но только в Париже к ним мог прийти настоящий успех, поскольку столица Франции в те годы считалась и неофициальной столицей любви.

Куртизанки были натурщицами и музами художников еще со времен эпохи Возрождения. К примеру, на томной картине Тициана «Венера Урбинская» (1538 год) богиня любви списана с Анджелы дель Моро, одной из самых высокооплачиваемых куртизанок Венеции.

Позднее издали даже каталог, где оказались перечислены самые известные проститутки и куртизанки своего времени. Про этих знаменитых жриц любви говорили, что они правили Парижем из постели.

Так, Леонтин Массан (Leontine Massin) была одной из самых знаменитых проституток Франции, среди клиентов которой был даже Эдуард VII, в то время будущий король Англии. А Кора Перл была дамой парижского полусвета английского происхождения. В 1864 году Кора Перл арендовала роскошный замок в районе Луары, в котором она реализовывала свои самые экстравагантные задумки, развлекая гостей. Однажды куртизанка сообщила гостям, что им подадут мясо, которое они не смогут попробовать. Спустя некоторое время в обеденный зал на серебряном блюде внесли обнаженную Кору, посыпанную лишь зеленью петрушки.

Кора одевалась экстравагантно, с намерением спровоцировать и шокировать, красила волосы в смелые цвета. Каждый образ куртизанки был направлен на то, чтобы удивлять публику. Кора любила экспериментировать с цветом своих волос, использовала накладные ресницы, косметику с частицами перламутра, чтобы придать лицу мерцание. Шею Коры Перл украшала золотая цепь с двумя медальонами с изображениями 12 гербов знатных фамилий, члены которых стали жертвами прекрасной куртизанки.

Как у каждой обеспеченной дамы, у Коры была страсть к бриллиантам. В 1867 году женщина решила попробовать себя на театральных подмостках и исполнила роль купидона в опере Оффенбаха «Орфей в аду». Ее туфли были полностью усыпаны бриллиантами. В конце своей партии Кора настолько высоко подняла ноги, что зрители увидели даже подошвы обуви, усыпанные драгоценностями. Популярность Коры Перл стала угасать к концу 1870-х. Когда один из ее бесчисленных именитых любовников попытался покончить с собой, публика, пресытившаяся эпатажем Коры, назвала знаменитую куртизанку «порочной девкой». Власти Парижа направили все силы, чтобы разорить Кору и вынудить ее покинуть страну. Через некоторое время Кора Перл снова вернулась в столицу, но теперь она брала куда более скромную плату за свои услуги. Блистательная куртизанка скончалась в бедности от рака кишечника в 1886 году.

Сейчас мы помещаем проституток на одну из самых низких ступенек социальной структуры общества, о них упоминают с презрением, если вообще упоминают. Но в Париже XIX века проституция была важной составляющей повседневной жизни, частным бизнесом с публичными последствиями. Еще в 1804 году, когда Наполеон стал императором, то он приказал зарегистрировать всех работниц сексуального фронта страны и провести медицинский осмотр. Пять лет спустя в одном только Париже официально работали 180 борделей. По закону заведением должна управлять женщина, чаще всего ею оказывалась бывшая проститутка. Фасад заведения должен был выглядеть как можно более незаметным: скромным и сдержанным. В период правления Наполеона III, а это была эпоха Виктора Гюго, секс-индустрия работала по строгим правилам, и такое положение дел сохранялось и в начале XX века. Сутенерство было вне закона, вместо этого женщины легкого поведения должны были регистрироваться в полиции, работать лишь в одном борделе и платить налоги. Надзорные органы и инспекторы полиции нравов могли быть очень придирчивыми, и в газетах нередко появлялись заметки о несчастных женщинах, наложивших на себя руки, чтобы их не оттащили в префектуру. На несколько ступенек выше по социальной лестнице располагались куртизанки, предлагавшие клиентам не только тело, но и светский лоск, увлекательную беседу и общественный престиж. Особенно подвержены чарам проституток и куртизанок были художники и писатели. Многие из куртизанок стали знаменитостями, и об их жизни (а иногда и о содержателях) писали газеты. Ла Паива, одна из самых заметных куртизанок периода Второй империи (1852–1870), родилась в еврейском гетто в Москве, но в итоге оказалась на Елисейских Полях, где принимала гостей в нарочито роскошном доме с ониксовой ванной, из крана которой текло шампанское. Когда она умерла в 1884 году, ее последний супруг распорядился сохранить ее тело в формалине, к немалому изумлению его следующей жены. Куртизанка Аполлония Сабатье, которую почитатели называли Президентшей, сделала из своего дома буржуазный салон, куда частенько заглядывали Эжен Делакруа, Гюстав Флобер и в особенности Шарль Бодлер, которому она служила наемной музой. Куртизанок осыпали драгоценностями и купали в ваннах из «Вдовы Клико», но большинство проституток были отчаявшимися созданиями, сбежавшими от жизни во французской глубинке. Бодлер писал не только о том, что искусство – это род проституции, но и о том, что весь Париж был гигантским публичным домом.

Как свидетельствует история, не всегда те идеалы, которые исповедовали великие творцы слова, являлись для них жизненным кредо. Иногда идеал для них самих был недосягаемой мечтой. Так великий Гюго, гордость Франции, ее пророк и рыцарь чести, придавал своим литературным героям черты высоконравственных людей, а их любовь описывал необыкновенно чистой, целомудренной и непорочной. Совсем не так обстояли дела с его личной жизнью, на протяжении которой он вел борьбу со своей необузданной похотью и любвеобильностью, но так и не смог их победить.

Первой супругой в биографии Виктора Гюго была Адель Фуше. В этом браке у них родилось пятеро детей. Их семейную жизнь было сложно назвать счастливой. Жена пренебрежительно относилась к мужу и часто ему изменяла.

Интересно, что Адель не прочла ни одного произведения своего гениального супруга. Любое прикосновение Виктора раздражало ее, в результате чего Фуше часто отказывала ему в исполнении супружеского долга. Госпожа Гюго в первые десять лет брака все время или носила во чреве ребенка, или кормила очередного новорожденного, и порядком утомилась от материнского и супружеского бремени.

У нее не хватало сил отвечать на пылкость своего мужа, супружеские обязанности превратились для нее в тяжелую повинность.

Кончилось все тем, что она влюбилась в друга Гюго, поэта и критика Сент-Бева, который из-за физического изъяна не мог претендовать на телесную близость с ней, зато завладел ее сердцем, культивируя «возвышенную любовь».

Для Гюго это было равносильно измене. Его отвергли и предали те, кого он считал самыми близкими: жена и друг. Именно в этот тяжелый для себя период Виктор Гюго познакомился с Жюльеттой Друэ.

Жюльетта родилась в 1806 году, в Фужере. Ее мать умерла рано, Жюльетта не помнила матери, да и отца тоже: Жюльен Говен, портной по профессии, ушел в банду контрреволюционеров-шуанов. Жюльетта воспитывалась в пансионе при монастыре бенедиктинок и, будучи натурой впечатлительной, так прониклась красотой «католических обрядов и целомудренного самопожертвования», что едва не стала монахиней.

Отговорил ее, как ни удивительно, архиепископ Парижский монсеньор де Ладана: он исповедовал девиц, желавших дать монашеский обет, и счел, что Жюльетта не подходит для монастыря. Архиепископ оказался прав: прямо из монастырских стен эта красавица с изумительной фигурой попала в мастерскую скульптора Жан-Жака Прадье.

Она позировала ему обнаженной для нескольких статуй. Он стал ее первым любовником и отцом единственной дочери Клер. Прадье не признал дочь и не собирался жениться на Жюльетте, но претендовал на роль друга и советчика в житейских делах. Прадье убедил девушку сменить отцовскую фамилию на материнскую, более изящную и звучную.

Следуя его наставлениям, Жюльетта стала актрисой и известной куртизанкой. Она сделала блестящую карьеру в обеих сферах: в театре получала все более заметные роли, а на содержание ее брали все более богатые и знатные люди.

При этом Жюльетта была достаточно романтична, чтобы желать возвышенной любви. Она утверждала, что мечтает стать «страстно любящей подругой честного человека». Жюльетта нашла своего героя 17 февраля 1833 года. Первая же ночь стала для целомудренного Виктора Гюго ночью откровений. Он не только заполучил женщину, в которую был влюблен, редкостную красавицу, что еще важнее – впервые оказался с женщиной, искушенной в постельных играх. Сам по природе пылкий, со своей невинной и холодной супругой Гюго никогда не получал такого удовольствия от близости, какое дала ему Жюльетта. И влюбленность превратилась в ревнивую страсть собственника. Ему повезло: в Жюльетте он встретил столь же сильное желание отдать себя без остатка.

Весь Париж судачил о любовной связи знаменитого поэта с куртизанкой. Наиболее добродетельные друзья Гюго пытались упрекнуть его за грехопадение, но он чувствовал себя слишком счастливым, чтобы сожалеть об этом.

Адель Фуше знала, что у ее мужа приключился роман, но, поскольку сама в ту пору еще находилась в плену своих чувств к Сент-Беву, с легкостью изображала всепрощающую подругу.

Жюльетта боготворила Виктора. Она наслаждалась каждым мгновением, проведенным с ним. Она была горда и счастлива тем, что Виктор выслушивает ее воспоминания о деревенском детстве и становится поверенным в ее исповеди.

Гюго очень много требовал от своей возлюбленной. В первую очередь – чистоты, великий романтик презирал продажных женщин. Его возлюбленная не должна была состоять на содержании у богачей! Правда, сам он не мог дать ей достойного содержания. Но что такое богатство и комфорт по сравнению с любовью? Виктор был уверен, что Жюльетта легко и с удовольствием принесет в жертву любви свое материальное благополучие.

Он ждал этого от нее. И когда она это сделала, отказавшись от всех своих порочных связей, отказавшись от квартиры, которую оплачивал для нее Демидов, Гюго принял ее жертву как нечто само собой разумеющееся. Интересен, однако, тот факт, что Виктор Гюго при этом отличался крайней скупостью. Он выдавал Жюльетте небольшие суммы денег, контролируя все ее расходы.

Мадемуазель Друэ, отказавшись от состоятельных покровителей и оставив театр, впала практически в нищету. Она не умела экономить, ее осаждали кредиторы, и уже в январе 1834 года ей пришлось заложить в ломбард гардероб, и все равно оставались долги.

Когда Жюльетта призналась любовнику, что у нее есть долги, Гюго сначала возмутился – он привык экономить и не понимал, как другие могут быть расточительны, – потом помог все-таки любимой женщине расплатиться, не скрывая, впрочем, что ему это дорого стоило, и сопроводил присланные ей деньги драматическим письмом.

Жюльетта раскаивалась снова и снова. Она стала вести учет расходов и отчитываться любовнику в каждом потраченном сантиме. Гюго считал, что просто давать Жюльетте деньги на жизнь было бы безнравственно, это вернуло бы ее в прежнее постыдное положение содержанки. Он «нанял» свою возлюбленную в качестве секретарши, поручил ей переписывать набело рукописи.

Жюльетта была в восторге от оказанной ей чести. Она вообще проявляла к творчеству Виктора куда больше интереса, чем его законная жена. Адель была безразлична ко всему, кроме достатка и славы, приносимых литературной деятельностью Гюго, а Жюльетта сохраняла его черновики, обсуждала с ним сюжеты будущих книг.

С нею первой Гюго говорил об «Отверженных», когда величайший его роман был не более чем смутной идеей. Остается только догадываться, кто стал прообразом куртизанки Фантины в этой грандиозной эпопее.

Но экономить у мадемуазель Друэ не получалось. Она снова влезла в долги, но теперь боялась рассказать о них строгому любовнику. Гюго снимал для нее скромную квартирку в Париже, в доме № 14, в квартале Марэ.

Жюльетта превратила ее в уютное гнездышко, где Виктору работалось едва ли не лучше, чем в роскошном кабинете дома. Жюльетта научилась идеально очинять для него перья. Гюго писал, сидя за столом, а она лежала на кровати и неотрывно им любовалась.

Когда он уходил, Жюльетта разбирала его черновики и переписывала то, что он поручал ей переписать, и в этих занятиях находила высший смысл жизни и главную свою радость.

Чтобы угодить Виктору, Жюльетта вела очень замкнутый образ жизни. Гюго не желал, чтобы кто-то видел ее, чтобы она заводила какие бы то ни было знакомства. Поначалу Жюльетта пыталась протестовать. Потом смирилась: раз так хочет ее божество – да будет так, она принесет ему в жертву еще и свою физическую свободу.

Это было тем более мучительно, что Гюго, окончательно распрощавшись с пестуемым им целомудрием, стал охотно отвечать на заигрывания всех хорошеньких и доступных женщин, с которыми его сводила жизнь. Был период, когда он настолько увлекся этими «опасными связями», что почти перестал посещать мадемуазель Друэ. Однако по-прежнему требовал от нее добродетели и самоотречения. Она должна была хранить чистоту и принадлежать только ему. Себе же он не отказывал в праве увлечения.

Гюго уже не пылал, как прежде, страстью к Жюльетте, преждевременно поседевшей, неизменно бледной, убого одетой. Он пытался уговорить ее стать для него другом, пытался перевести их отношения в область возвышенную и уже не требующую страсти.

Жюльетту это не устраивало. Она хотела быть его любимой, раз уж не может быть женой. Любимой – или никем. Мадемуазель Друэ отказалась принимать от Гюго те скромные суммы, которые он давал ей на жизнь. И снова благородство души и сила любви Жюльетты поразили писателя, и снова он вернулся к ней.

Виктор даже согласился на то, о чем она так мечтала: дать тайный обет перед Господом в том, что они – духовные супруги, пусть даже не могут быть супругами в миру. Для Жюльетты это было важнейшим событием за многие годы ее сожительства с Гюго.

Беда, едва не сокрушившая их многолетнюю связь, пришла извне – погибла Леопольдина, старшая и любимая дочь писателя. Гюго совершал очередное путешествие в обществе Жюльетты, когда узнал из газеты о постигшей его утрате. Он спешно вернулся к семье. Ему казалось, небеса покарали его за распутство, за измену…

Их вновь сблизил военный переворот 1851 года, когда к власти пришел Наполеон III, а недовольные парижане вышли на баррикады. Гюго, давно лелеявший мечту о революции, решил, что вот она, возможность по-настоящему изменить жизнь во Франции. Он стал активным участником восстания, он агитировал на улицах, стоял под пулями…

А рядом с ним находилась Жюльетта. Она не покинула его ни на мгновение. Если бы нужно было заслонить его от пули или штыка – она бы сделала это не сомневаясь. А когда восстание было подавлено, когда Виктора Гюго разыскивали, чтобы арестовать, – именно Жюльетта прятала его у своих старых знакомых, приносила ему еду и новости, в том числе о его семье.

Гюго вместе с Жюльеттой эмигрировал сначала в Брюссель, потом на остров Джерси, а в 1855 году – на соседний остров Гернси. Адель снова пыталась повести борьбу против присутствия Жюльетты в жизни мужа. Но на этот раз Гюго жестко встал на защиту любимой. Впрочем, несмотря на все уважение, которое Гюго питал к своей преданной возлюбленной, он по-прежнему не мог устоять против женских чар.

Среди его любовниц были как простые служанки, так и знатные дамы. Гюго был самым знаменитым изгнанником и при этом самым любимым писателем во Франции. Книги приносили ему огромную прибыль. И далеко не всех поклонниц прельщали его ум и харизма: теперь барышни интересовались еще и его благосостоянием. Он этого не понимал, зато это очень хорошо понимала его жена.

Состояние здоровья Адель Фуше ухудшилось, и она чувствовала, что умрет прежде, чем ее бодрый муж. Ей хотелось оставить его в надежных руках, чтобы рядом с ним находилась женщина, которая позаботится о Викторе и убережет его от алчных охотниц за деньгами. За теми деньгами, которые должны были составить наследство его детей!

Адель сама пришла к Жюльетте Друэ, чтобы попросить у нее прощения за свою ненависть. А затем пригласила любовницу мужа в свой дом. Сначала – как гостью. Потом предложила поселиться всем вместе. Жюльетта была тронута до глубины души. Ей отвели комнату в доме Гюго. Она стала полноправным членом семьи. В последние месяцы жизни Адель Фуше ослепла. Жюльетта Друэ читала ей вслух произведения ее мужа, те книги, которые законная супруга даже не читала, когда было возможно, и уж точно не могла понять. Грандиозная по своей сути сцена из какого-то ненаписанного романа Виктора Гюго. Обе женщины пытаются проникнуть во внутренний мир мужчины, с которым прожили бок о бок всю жизнь, причем одна из них абсолютно слепая. Так и предстает перед глазами эта грандиозная сцена. Вдохновенный голос любимой ведет по лабиринтам творческого сознания ту, которая так и не смогла полюбить большого художника. И не просто художника, а романтика, для которого Тьма и Дьявол были очень хорошо известны, впрочем, как Свет и Бог. Интересно, что услышала в этом проникновенном голосе Жюльетты умирающая Адель Фуше? Может, поразилась тому, как человек, с которым она прожила всю жизнь, оказывается, мог заглядывать и за пределы нашего земного существования и давать надежду даже на краю Небытия? И на этот голос любовницы мужа слепая Фуше брела теперь долиной Смерти?

В 1870 году, когда Наполеон III был изгнан, Гюго победителем вернулся в Париж. Теперь уже он был не просто любимым писателем: он был идолом, полубогом и наслаждался своим положением.

В него влюблялись совсем молоденькие женщины, среди них – актрисы Сара Бернар и Джейн Эйслер, знаменитая красавица Жюдитт Готье, дочь его друга писателя Теофиля Готье. Когда до Жюльетты дошли вести об очередном любовном увлечении Виктора, она не выдержала: написала ему отчаянное письмо и сбежала.

Гюго пустил по следам Жюльетты частных сыщиков. Наконец ее нашли в Брюсселе, и писатель поехал туда, чтобы упасть к ногам женщины, без которой он на самом деле уже не мог жить: «Мы вновь встретились. Счастье, равносильное отчаянию…»

Однако Виктор так и не научился удерживаться от соблазнов. Жюльетта ревновала, сердилась, пыталась взывать к разуму своего повелителя. Жюльетта знала, что умирает: врачи диагностировали запущенный рак кишечника. В присутствии Гюго она скрывала свои мучения. Писатель каждый день проводил несколько часов у ее постели. Пытался подбодрить, убеждал, что не так уж серьезно она больна, строил планы на будущее лето. Жюльетта слушала его с благоговением. Свое последнее письмо ему Жюльетта написала 1 января 1883 года. Жюльетта Друэ не дожила до лета, она умерла 11 мая 1883 года, когда ей было семьдесят семь лет.

Виктор Гюго пережил ее на два года. Любовницы у него не переводились до самого конца.