Текст книги "Мой ребенок Тигра"

Глава 38

– Ты вот шутишь, Хамиев, – наконец начала она, добавив следующее с искривившимися в безмолвном плаче губами, – а я не могу иметь детей.

Почти два года бесплотных попыток завести ребенка превратили ее жизнь в какой-то бесконечный, все тянущийся и тянущийся день сурка. Она ходила по врачам, обследовалась, пила витамины, расслаблялась, ездила в здравницы, к святым мощам, прося помощи у высших сил, но узенькие полоски и анализы показывали все одно – она была пуста. Совсем, как красивый флакон из-под старых духов – как не старайся, а нового пшика не получается. Врачи говорили о несовместимости. Но Ольга понимала, что родить не могла она и только. Вина в таких делах всегда лежит на женщине и какой бы современной, образованной и умной не была Багдасарова, она чувствовала это.

– У наших друзей случилась радость и они пригласили нас к себе, чтобы отметить покупку нового жилья, – Оля усмехнулась, вспомнив тот день. – Мы приняли приглашение, потому что надо было развеяться и вообще, жить дальше!

Светлана – хозяйка дома, не смущаясь гостей, порадовала мужа вестью о пополнении. Новый дом оказался весьма кстати. Оля, как сейчас помнит лицо Виталика. Его лицо в первые мгновения после озвучивания радости выдало его с головой. Он не был не рад, но недоумение был скрыть не в силах. У них уже было трое, а тут намечался четвертый.

У Витьки был свой день сурка.

Что до Ольги, то это все выглядело, как издевательство. Сёмовы не были виноваты ни в чем, а она, более-менее настроившая себя на то, что всякое в жизни бывает, вышла из-за стола. На кухне Оля выслушала увещевания, бросившегося за ней Дениса, а потом и извинения Светки, но решила, что нет ничего лучше свежего воздуха.

– Я и сейчас думаю, что Светка сделала это специально.

Оля усмехнулась, качнув головой.

– Не забеременела, конечно же, а то, как преподнесла новость. Это ведь глубоко семейное событие, а она решила сыграть на публику. Она знала, что мы пытаемся и у нас не выходит ничего.

Часто ли гости выносят мусор? Нет. Если только хотят покурить или побыть некоторое время в полном одиночестве без просьб не истерить, не портить настроение, не расстраиваться и простить чужую радость. Не плакать о том, что одним дается все, а другим – совсем ничего.

– Понимаю, что это мнительность, но не могу выбросить из головы. Это выражение глаз…

Ольга покачала головой. Зачем Свете было делать это? Можно было выстроить целую теорию на этот счет. Такую, как – что у Сёмовой кроме семьи не было других поводов для гордости и таким образом она попыталась «укусить», то есть показать, что в чем-то она лучше Карповой. То было обидно. Оля избегала говорить о работе дома. Она просила об этом и Дэна. Пусть бы хвастался чем-то, но не дома и не в гостях. Но это теория. Теперь Ольге было плевать на это, особенно после слов о том, что о Свете Сёмовой возьмут и подумают люди после общения с разведенкой.

– Час был поздний, дверцы контейнеров уже были закрыты, поэтому я просто перебросила пакет через верхнюю раму, пропустила машину и уже собралась уходить, как услышала ворчание.

Сначала ворчание, а потом кряхтение словно кто-то сидел в одном из ящиков и пытался выбраться наружу. Проехала одна машина, а следом за ней и вторая, а Оля все стояла и слушала, а потом принялась открывать ставни, за которыми прятались мусорные контейнеры. Что ей двигало тогда? Она не знала.

– Наверное, я смотрелась странно – тетка в дорогущем пальто, подсвечивающая мусор дорогущим айфонном.

Однако, что-то вело ее. Она переполошила живность в одном контейнере, вновь услышала кряхтение, а потом полезла во второй и нашла его. Макар был завернут в какие-то тряпки, окровавленные и естественно грязные.

– Кто выкинул его, даже не обрезав пуповину. Наверное, подумал, что он не выживет так, но простынь…

Она задумалась, чтобы хоть как-то отвлечься от набежавших слез.

– Да это была она, спасла его от заражения, а мусор сверху от переохлаждения.

Ольга поджала губы, представляя сколько раз ему могло достаться чем-то тяжелым и навсегда сделать инвалидом. Программа Москвы по разделению мусора не работала. Совсем. В контейнеры для пластика, бумаги, стекла и бытовых отходов летело все, что не попадя – пакеты с очистками и советские телевизоры, старые стулья и стеклянные банки.

– Я принесла его к Сёмовым.

Чем здорово напугала их всех. Денис начал кричать что она совсем обезумела. Светка попрятала детей по комнатам и смотрела на нее так словно она убила кого-то. А где был Сёмов? Он перепугался и хлестал водку прямо с горла огромной бутылки. Ольга же вызывала скорую.

– Я много раз пожалела об этом, Тигран. Хотя, сейчас понимаю, что сама бы я вряд ли справилась с только что рожденным ребенком, пуповиной и…

Она повернулась к Макару, поймала его внимательный взгляд, на мгновение ужаснувшись тому, что он слышал все это, но успокоилась. Он самый родной в ее жизни человек, и он знает эту историю. Давно. Пусть и не помнит об этом.

– Это был такой вечер, который закончился под самое утро. Я была с Макаром везде, а потом осталась без него. Они забрали его у меня. Кем он был мне? Просто найденным ребенком. А я считала, что Бог услышал меня и послал его мне.

Ольга вздохнула, пересев на койку, и, потянувшись, забрала Макара в крепкие объятия, покачала его из стороны в сторону, зарывшись в теплую шею.

– Почти четыре месяца я ходила за ним по кабинетам врачей, участкового, органов опеки и детского дома. А потом мне надоело.

Она принялась поправлять на сыне, сползшие штанишки.

– Ты видишь в людях плохое, а я видела хорошее и не верила, что алчность может идти впереди настоящего добра. Я попросила о помощи Ратникова, и он помог мне. Именно к нему я так спешила в тот день, когда мы столкнулись с тобой.

Это была первая часть истории. Она была простой. Но была и вторая часть, которая пугала Ольгу, заставляя до этих минут тащить слова клещами.

– Расскажи мне, что случилось с твоей женой, – попросила она, проглатывая едва не прорвавшееся рыдание. – Скажи, что с ней все в порядке и вы просто разошлись, а это…

Она кивнула на листок в его руках, больше для себя, чем для него, ведь он слушал ее, не глядя на нее и на ребенка.

– Это всего лишь ухищрения обезумевшей от горя старухи?

Тигран не отвечал ей. Он стоял, закрыв глаза, и покачивался в такт поезду.

– Мне нужно знать улицу.

Ольга сглотнула. Она просила не о том, а получила это.

– Бескудниковский бульвар, дом сорок восемь, корпус три.

– Ты уверена?

– Да! Там помнят меня, наверняка хранятся все бумаги и…

Тигран кивнул, поднял руку с бумагой и, смяв ее еще больше, выпрямился и подошел к ней. Когда он наклонился к ней, Ольга прижала к себе Макара так, что заболели плечи. Она решила, что, если он и заберет у нее ребенка, то вместе с руками, но Тигран поцеловал ее, взлохматил светлую макушку сына и наконец, как она и просила до этого, оставил их двоих.

***

Он вновь оставил ее одну, с еще не остывшим поцелуем на губах и ребенком на руках. Тигран исчез в неизвестном направлении, также, как появился в ее жизни когда-то.

– Ты позвонила кому-то?

Золотарев встретил их на вокзале (уже не такой помпезный, а более приземленный, чем в последнюю их встречу) и помог добраться до дома, наблюдая за тем, как Макар старается вести Вуки на поводке. Перрон давно опустел, а они все шли, да катили чемодан, обмениваясь новостями и давая ребенку размяться после долгой дороги.

– О чем ты?

– Через неделю после вашего отъезда позвонил некоторым своим знакомым, которые тряхнули всех, начиная от участковых и заканчивая начальником тюрьмы.

– И?

Золотарев, выглядящий, как ковбой на воскресной ярмарке, дернул плечом, а Оля все старалась понять в чем причина свершившейся с другом метаморфозы. Она бы никогда и ни за что не сказала чего-то подобного о мужчине, но он расцвел и как будто бы стал похож на глубоко женатого мужчину.

– Твоему Карпову отменили УДО, чтобы впредь он думал, как писать бывшим посадившим его в камеру женщинам о том, что он хочет посмотреть на них в полной темноте.

Шуточка была как раз в духе Артема – завуалированной и пошлой.

– Он такого не говорил, – хмыкнула Ольга в ответ на прозвучавшую хохму. – А если и так, то, чтобы он там разглядел?

– Оль, только не говори, что не понимаешь, как на самом деле смотрят в темноте?

Оля качала головой, сдерживая улыбку.

– Сомневаюсь, что он испытывает ко мне какую-либо симпатию после всего произошедшего.

– Ты стала занудой, – хохотнул Артем. – Я бы на его месте…

Ольга толкнула Артема в плечо, пытаясь остановить его, но Золотарев взял свою любимую ноту.

– Интересовался тобой после долгих месяцев пребывания в компании мужчин.

– Артем!

– Молчу! Молчу!

Артем наградил ее очаровательной улыбкой. Ольга, подумывавшая о том, чтобы рассказать ему о том, что случилось на Кавказе, так и не сделала этого. Друг выглядел счастливым и безмятежным, а еще, он уже не мало сделал для нее.

– Макар, давай возьмем Вуки на руки?

Сын этого делать не хотел. Он и его новый друг чувствовали себя прекрасно на московской земле, асфальте, среде!.. Но Ольга, если бы не история с Гоар Микаэловной осталась бы на Кавказе еще немного, быть может даже до конца сентября.

– Я думаю, что он понял суть, а если нет и попытается сделать еще что-нибудь подобное, да просто вспомнит о тебе вслух, то отправим его обратно куда-нибудь в Магадан или Воркуту.

Ольга, не впуская из пальцев ладошки сына, повернулась к Артему и даже приобняла его.

– Спасибо.

– Для этого и нужны друзья, правда? – откликнулся Артем с некоторым напряжением в голосе. – Чтобы заботиться друг о друге?

Ольга улыбнулась, отстранившись.

– Все верно.

Он отвез их домой, но выпить кофе отказался, сослался на срочные дела и «улетел».

– У дядьки Артема появился кто-то, – проговорила Ольга, взяв Макара на руки, – когда это он отказывался от нашего кофе?

Артем услышал ее, вернулся и поцеловал ее в щеку.

– Ты только приехала домой и твой холодильник пуст.

Скорее Золотарева привлекал не напиток, а всякие плюшки-ватрушки, которые имелись в доме с появлением в нем Макара. Ни сын, ни Оля не ели столько мучного, но зато они развивали мелкую моторику, лепили, а потом смотрели за чудесами, происходящими в духовке. Смотреть на то, что творится за стеклом – как кучка липкого или наоборот эластичного месива поднимается, покрывается блестящей корочкой и пыхтит, распространяя на весь дом разнообразные аппетитные запахи – это ли не настоящее волшебство?

– Вуки!

Макар унесся вместе с щенком в спальню, чтобы обязательно показать ему все, что имел, а Оля? Оля еще несколько минут сидела на лохматом пуфе, вспоминая все, что видела около суток тому назад, а точнее она воссоздавала и воссоздавала в своей памяти лицо Тиграна, пытаясь найти в своих воспоминаниях что-то, что могло бы успокоить ее, но так и не нашла этого.

– Оль?

Артем не ушел очень далеко, вспомнил еще о чем-то и решил позвонить из автомобиля.

– Карпов останется в тюрьме, но это не значит, что он не смог завести дружков на свободе, потому прошу тебя…

– Что?

– Завести роман с милиционером?

Она просто ляпнула, а через секунду поняла, что таким образом призналась другу.

– Активируй охранную систему, смотри кому открываешь…

Багдасарова поняла, что вернулась домой. Эта фраза-предупреждение скоро станет притчей во языцех – так часто ей напоминают и говорят об этом.

– Золотарев! – воскликнула она, готовая к тому, чтобы повесить трубку. – Ты вечно будешь припоминать об этом?

– Это плата за однажды сотворенную беспечность, Багдасарова! Плата!

Глава 39

Наверное, можно было забыть обо всем, иногда вспоминать, как щекочущее нервы приключение, но…

Ольга думала об этом.

Каждый день она смотрела на сына и видела, словно на яву то, что сделал тот человек – поцеловал ее и взлохматил его макушку. Тигр не отобрал у нее ребенка, а она бы на его месте сделала именно так – любое сомнение истолковала бы в свою пользу. Наверное, поэтому и боялась этого больше, чем чего бы то ни было другого.

– Тигр приедет?

Вдобавок ко всему, Макар начал часто спрашивать о нем, тем самым подливая масла в огонь. Он ждал его и отчего-то был уверен, что Хамиев обязательно навестит их. А Ольга вспоминала все сказанное в купе только бы задеть его и отвести глаза от самого главного. Ольга словно в воду глядела, когда говорила, что Макар станет задавать вопросы о нём.

– Конечно, – в очередной, уже бесчисленный раз ответила ему Оля, поцеловав мягкую щечку. – Обязательно приедет.

Ей было проще согласиться с ребенком. Нежели объяснять ему почему этого не случится.

– Дооон! Дооон! Диннн! Дооон!

Дверной звонок, прозвучавший в двенадцать часов, был мягким, чем-то напоминающим детство, но тем не менее неожиданным. В это время дня и ночи Багдасарова не ждала никого и не привечала, даже надежного и преданного балагура Темку. У нее были специфичные соседи и консьержка – бабульки с активной жизненной позицией. Они патрулировали дворы и знали практически всё о каждом, а Багдасарова – она не желала перешептываний за спиной, планируя прожить здесь какое-то долгое время. Рядом был детский сад, средняя и спортивная школа, а сплетни… Взрослые имеют свойство говорить при детях, а те дразнится и делать из других детей изгоев.

– Кто там?

На лестничной клетке не было никого. Задав свой вопрос, Ольга практически тут же почувствовала себя глупо.

– Дооон! Дооон! Диннн! Дооон!

Она вновь посмотрела в глазок, увидела изменившийся цвет лестничной клетки, как будто кто-то взял и расстелил под ним цветастый платок и нахмурилась. Платок – не был платком вовсе. Это действительно был букет, состоящий из множества маленьких соцветий – белого, кремового, нежно-салатового, розового и сиреневого цвета, контрастирующий с темно-синим цветом стен и заваренной шахты лифта.

– Дооон! Дооон! Диннн! Дооон!

Звук повторился еще раз и еще раз. Ольга убавила громкость, посмотрев в сторону смартфона, на кнопки вызова охраны и даже на трубку, связывающую ее с комнатушкой одной въедливой петербуженки, охраняющей вход в подъезд.

– Римма Георгиевна, кого вы только что пропустили ко мне?

Старая дева ни за что бы не сделала этого так просто. Она была тертым калачом, и Олька не раз и не два видела, как на нее не действует, разбивается, словно морская волна о гранитный утес, магия конфет и шоколадок.

– Так мужа!

Столько убежденности и правоты было в ее голосе, что Ольгой тут же овладела досада и огромное желание прокричать в трубку: «дура!»

– Вызовите, пожалуйста, полицию.

Ольга говорила спокойно, но на самом деле испугалась.

– Оленька, может быть все-таки простить его? – внезапно заворковала в трубку, явно чем-то растроганная и очарованная женщина. – Он виноват и совсем не участвовал в жизни сына.

Карпов научился кое-чему на зоне – очаровывать бабулек глубоко бальзаковского возраста! Оля посмотрела в глазок еще раз, а потом принялась набирать номер телефона полиции.

– Тебе придется впустить меня, выслушать и постараться простить.

Голос за дверью не был похож на голос бывшего мужа. Он был другим и звучал так, как будто бы принадлежал карлику – откуда-то снизу. Она вспомнила «платок», сбросила исходящий звонок и потянулась к замкам.

– Меня не было с тобой все это время, но тебе придется выслушать меня.

Ольга открыла дверь и чуть было не потеряла равновесие, вцепившись в плечи того, кто стоял на ее коврике, у самой двери, держа в руках самый большой букет гортензии из всех, видимых ею. Он почему-то стоял на коленях.

– Что случилось? – спросила она, проигнорировав цветы. – Почему ты в таком виде?

Тигр не отвечал, но улыбался ей, вздернув уголок губ.

– Тигран?

Шли секунды. Она смотрела на него, сверяя это все с тем, что чувствовала и придумала себе. Она накрутила себя за считанные секунды.

– Почему ты молчал все это время? Ты понимаешь, о чем я подумала? Я в полицию могла позвонить! В охрану…

– Не позвонила?

Хамиев задал вопрос только когда она выдохлась и тут же добавил так просто, коротко и кажется, что не продумано быстро.

– Прости меня.

Ольга поняла почему он молчал – Хамиев репетировал и проговаривал то, что не произносил никогда.

– За что ты просишь прощение?

– За все, что я наговорил тебе когда-то.

Ольга даже брови приподняла, скрестив руки на груди. Она вопреки всем прошлым ожиданиям не испугалась, не заперлась, не отказалась говорить с ним. Багдасарова осталась, на мгновение «раскрылась», потянувшись и забрав у него цветы. Они были тяжёлыми и были больше похожи на туго связанный сноп.

– Октябрь в этом году холодный.

Он не понял ее, но обнял за бедра, стоило ей сказать следующее.

– Этих цветов уже не найти.

– Это подарок от матери.

– Жаль, что не от тебя.

Ольга подняла лицо к потолку. Странным образом – ее больше пугала мать Тиграна, нежели он сам. Теперь ей стало тревожно, но пока еще не так, чтобы нырнуть обратно в квартиру и запереться на все замки сразу.

– И от меня, – проговорил он с неким неудовольствием в голосе. – Вёз, считай, через всю страну.

Потом он прижал ее к себе, вжался лицом в ее бедра, провел по ногам. Да так и замер так.

– Прости за все что сказал тебе и за то, как относился к тебе, считая меркантильной и расчетливой стерве.

Сердце Ольги скакнуло к самому горлу.

– Почему ты просишь у меня прощения за все теперь?

Почему его мать решила извиниться сегодня, а не неделю или месяц тому назад? Она всегда могла узнать ее адрес, через ту же Ирину Александровну. Случилось что-то, что заставило эту женщину растрогаться и испытать прилив благодарности, чтобы сделать подарок кому-то.

– Я плохо думал о тебе и подозревал в черт знает чем, – он долго не отвечал, прежде чем сказал это, – тогда, как ты заботилась о моем сыне, растила и всегда считала своим.

Хорошо, что он держал ее, иначе… Мир покачнулся, став вязким. К ее глазам прилили слезы, затуманив картинку вокруг.

– Оль?

Букет выпал из ее рук и даже ударил его по голове, вызвав непереводимую смесь ругательств на армянском, чеченском и русском языках.

– Твоем сыне?

– Не смей падать в обморок!

Настал ее черед не отвечать ему, а просто смотреть, проглатывать слезы и ждать, когда он скажет все, чтобы осознать и принять решение, как действовать дальше, какой способ выбрать, чтобы противостоять ему.

– Чего ты испугалась?

Тигран Хамиев никогда не был идиотом. Он уже знал, что (а в данном случае кто) является ее ахиллесовой пятой.

– Никто не заберет его у тебя, – проговорил он, взяв лицо в плен своих горячих пахнущих влажной травой рук. – Ты слышишь?

Тигран целовал ее, не получив хоть какого-то ответа, часто-часто прикасался к губам, а потом задержался и поцеловал по-настоящему – очень нежно и бережно. Как во сне.

– Ты – его мать, – проговорил он наконец, просто прижав ее к себе. – Ты и никто другой!

Он вновь отстранил ее от себя, посмотрев в глаза и больно сжав плечи. Это, пожалуй, помогло ей прийти в себя и осознать, что все реально и никакой не сон.

– У него не будет другой.

– А как же Гоар Микаэловна? – голос Оли сел, она кашлянула, чтобы прогнать спазм. – Хочу знать все!

Тигран смотрел на нее, слушал крепнущие требования, а еще мучил своим молчанием.

– Почему ты поверил ей? Почему мой сын неожиданно стал твоим?! Почему ты говоришь мне то, что давно известно мне?

– А можно потише?! – раздалось рядом неожиданно резко и звеняще. – Здесь люди спят между прочим!

Соседка решила показать кто здесь главный или просто спешила проветрить свой длинный любопытный нос.

– Пошла отсюда! – цыкнул на нее Тигран.

Соседка в ответ на это пискнула и исчезла за железной створкой.

– Зря ты так, – Ольга потянулась за букетом. – Она вызовет полицию и это…

– Головная боль, – закончил он за нее.

Ей показалось, что тоже устало, но ее волновало другое: что он узнал такого, что позволило ему так смело называть ее Макара своим?

– Точно.

– Мы не поговорим.

Тигран подобрал букет, открыл дверь и неожиданно затолкал Ольгу в квартиру, как если бы спешил закрыть от кого-то.

– Это он на меня погнал! – раздался голос Ритки. – Ольгу вот еще прессует!

Ольга бросила букет на пуф и ринулась обратно, но Тигран удержал ее на месте, уперевшись ладонью в плечо.

– Я разберусь.

Судя по голосам, соседка призвала на помощь, а то есть разбудила своего Пашеньку, коим гордилась и ревностно оберегала от излишнего женского внимания, сопровождая (а то есть таскаясь) за ним повсюду. Немудрено – такие как Пашка нравились женщинам. Он был спортсменом, играя в какой-то из командных видов спорта.

– Пусть выйдет и скажет сама, что у нее все хорошо.

– У нее все хорошо и успокаивать тебя она…

Ольга попробовала выйти еще раз, наткнулась на плотно прижатую дверь, да и махнула на это всё рукой. Если Тиграна определят в кутузку, то она не станет заступаться за него не потому, что не захочет…

Хотя, что она кривит душой?

Она не захочет, несмотря на то что будет понимать, что это еще не все и лучше бы сейчас оторвать этот пластырь, разом и сильно, но уж никак не потом. Просто так будет проще, потому что ей страшно теперь, несмотря на все сказанные слова.